Угарит (1)

Ф.Д. Тандемов

Угарит,

или

Правдивое повествование о пророчице Юлийе из Беляева, и о доблестном воине Бен-Ямине Сокольническом.

1.

— Венька! Ну Ве-ень, ну что ты, а? на ровном месте замолк? Ау-уу!

— Прости, Юль, задумался... Просто день сегодня такой... И солнце шпарит, ну прямо как тогда.

— Когда тогда? Подожди, ты что имеешь в виду?

— Ну, там и тогда. Где мы познакомились.

— Веньк, знаешь... Мне иногда кажется, что это все не на самом деле было... Ну честное слово, такое только во сне бывает.

— Точно. Я бы не поверил, если бы кто такое рассказал. Вот просто не поверил бы ни за что!

— Вот я потому и не рассказываю об этом никому, все равно скажут, что сочиняю. А разве такое выдумаешь? Нет, Веньк, ну правда... Мне бы фантазии на это не хватило.

— А может, все-таки попробуем рассказать? Ну типа для потомков — вот хотя бы для дочки... Только я боюсь, что ты все напутаешь!

— Почему это я напутаю? Вот вечно ты на меня наговариваешь. Я, может, лучше тебя все помню, как что было. Вот хочешь докажу?

— И анатомические подробности идола помнишь? И пир у пиратов? И улицу, которая ведет к храму? Не сомневаюсь.

— Помню-помню! И кого я на троне царском видела, тоже отлично помню! И "испепеляющую молнию", и великий поход за урожаем, и... нет, вот про пиратов предпочла бы не помнить, если честно. Но про них поди забудь...

— Да ладно, извини, не хотел про них. Ну что ж... попробуй рассказать, если хочешь, в самом деле. Но вот детали мне в твоем рассказе придется уточнять!

— Ага, знаю я твои уточнения! Ты ж мне слова сказать не дашь, будешь постоянно перебивать и говорить, что все было не так, что ты лучше знаешь и помнишь.

— А что поделать, если я и вправду лучше помню?

— Ну ты помолчать можешь, не перебивая? В конце концом, можешь уточнить потом, а?

— Хорошо, давай тогда и ты меня не перебивай. Каждый расскажет свою часть истории.

— Идет! Говорить будем по очереди. Кто первый?

— А кто первый тогда в пещеру полез? Вот ты и начинай.

— Ну и пожалуйста, начну!

2.

...Самолет наконец-то пошел на взлет, я откинулась в кресле и, прикрыв глаза, попыталсь почувствовать: всё! Московская суета закончилась, начался пусть недолгий, но настоящий отпуск. Последние дней десять выдались совершенно безумными, с бесконечной беготней по заказчикам, выбиванием давно заработанных гонораров, сдачей законченных работ и прочей лабудой.

Труднее всего пришлось с Меценатычем. В советские времена подвизался он в должности чабана в совхозе "Нижние Саксаулы" (ну не чабана, конечно, а какого-нибудь старшего помощника младшего инструктора райком-горкома-или еще какого-нибудь "...кома", впрочем, какая разница?), а вот в последние годы повадился опекать новорожденные артистические дарования. Меценатыч выкупил особняк в районе Остоженки, переоборудовал его под художественную галерею и заказал в качестве подарка приглашенным на открытие випам полторы сотни керамических верблюдов, раскрашенных в национальные нижнесаксауловские цвета.

Я забыла про сон и еду, но заказчику постоянно что-то не нравилось — то выражение верблюдьих морд, то недостаточно грациозная постановка передних ног, то особенности верблюжьей анатомии, в которой, надо признать, очень он был сведущ... Я уж и не надеялась закончить все до отпуска, но в последнюю минуту Меценатыч все же смилостивился и не только сполна расплатился за заказ, но и сверху добавил, шепнув при этом на ушко, на какие цели, по его мнению, стоило бы пустить незапланированную премию.

Покраснев до слез и с трудом подавив вполне законное желание залепить художественно одаренному сыну степей по морде, я выхватила у него конверт с купюрами и чуть не бегом бросилась к такси — на сборы оставались считанные часы. Естественно, ни о какой краске для волос речи уже не шло. Впрочем, плевать, не так уж и заметно, что корни начали отрастать. Две недели можно и слегка пегой побегать, кто меня там разглядывать-то будет, в этой Латтакии? Можно подумать, в тургруппах бывает на кого глаз положить. Сплошные раскормленные папики при взбалмошных тетках, в метаниях между ангарами с кожами и ювелиркой. В Анталии, по крайней мере, так и было. И нужна им моя пегая грива? Вот еще! Вернусь — тогда и смотаюсь к Аллочке на Арбат, заодно будет о чем потрепаться. Не забыть бы только ей камней привезти, а то съест на ровном месте и как звать забудет, совсем на своей ювелирке голову потеряла.

Кинув в сумку первое, что попалось под руку, я рухнула в весьма условно расстеленную постель, чтобы ровно через минуту быть разбуженной немилосердно верещавшим над ухом будильником. А потом... потом было как обычно: обжигающий глоток кофе, полупустой утренний город за окном такси, нудная проверка в аэропорту, и, наконец, всё... Свобода! Свобода... Свобода?

Первые два сирийских дня дня не хотелось никуда ходить и ничего делать. Стоило открыть дверь на улицу, как я натыкалась на плотную стену жары, а в лицо бил раскаленный ветер, прилетавший откуда-то из диких и вольных пустынь. Хамсин, так они его называли. С утра до вечера я валялась на пластиковом топчане у берегов Средиземного, подумать только, моря, или, на худой конец, в шезлонге у самого бортика бассейна, если место успевала занять. Изредка окуналась, выбирая момент, когда поблизости оказывалось как можно меньше народа, и снова падала на моментально сохнущее парусиновое ложе.

На третий день прибрежной жизни в окружающей среде обнаружилась пара поджарых мускулистых братушек — болгар. Общие славянские корни не подвели, волейбол в пляжном своем изводе тоже оказался игрой вполне интернациональной, поэтому к обеду жизнь из растительно-занудной превратилась во вполне активную и симпатичную.

После ужина я спустилась в бар и едва не оглохла от того, что там именовалось музыкой. Помнится мне, нечто подобное очень любили крепкие бритоголовые дяденьки в малиновых пиджаках, причудливо расцветившие времена моего достаточно раннеего детства.

Честно просидев полчаса в обнимку с коктейлем и пытаясь наслаждаться рвущими душу на британский флаг страданиями певца, явно оттягивавшегося в кратком перерыве между двумя "ходками", я не выдержала и сбежала в зимний сад, прикинув, что уж там-то наверняка не должно об эту пору быть ни души. Там и впрямь было не в пример тише, только зеленые попугайчики язвительно переругивались, шныряя между ветвей, да солидный тукан с ослепительно оранжевыми ободками вокруг глаз чистил когтем клюв, периодически склоняя голову набок и показывая длиннющий, скручивающийся на конце колечком тонкий язык. И откуда у них тут тукан? Они же, вроде, из Америки...

Коктейль оказалсь на удивление хмельным, так что если бы кого-то еще из постояльцев отеля угораздило в этот час забрести в зимний сад, они имели бы неплохой шанс наблюдать великовозрастную тетеньку... ну ладно, не тетеньку, а еще почти совсем девицу, играющую сама с собой в классики на плиточных дорожках между пальмами.

А на следующий день для желающих была экскурсия. И кто бы мог подумать, что тут у них, совсем рядом с отелем, были развалины какого-то города? Я так и не могла запомнить его название, что-то такое угарное, угараемое... неважно! История за окном автобуса, а не только морские волны и античные торсы полузнакомых парней.

Честно говоря, торчать у бассейна мне уже порядком поднадоело, да и плечи давали себя знать. Как их не мажь, а против здешнего солнца толковой защиты все равно нет. Так что записалась я на ту самую экскурсию еще накануне: выслушала, что прямо после завтрака наша группа отправляется куда-то в совсем дальние края, поэтому питье-галеты желательно взять с собой сухим пайком, кормежка будет в неопределенное время. Короче, спасение утопающих... ну и так далее...

С утра закинула в рюкзачок бутылку родниковой воды, пару банок с колой, упаковку самого простого печенья и устроилась у окна, поближе к водительскому месту — с детства люблю, чтобы было видно как можно больше. Группа наша особым рвением к античности не пылала, так что с местами в автобусе оказалось неожиданно просто. Похоже, в эту поездку вообще собрали энтузиастов из самых разных групп, потому что кое-какие лица попутчиков мне уже были знакомы по предыдущим дням, а некоторых я явно видела впервые.

Смуглый кареглазый гид Фатих, уверял, что русский язык он выучил еще в Советском Союзе в эпоху исторического материализма. Мы с ним, в итоге, оказались чуть ли не земляками, ибо жила я в Москве в двух шагах от родного фатихова Лумумбария. Фатих забавно коверкал слова, называл дам Наташами и Сонечками, якобы отдавая дань Великой Медведице русской литературы, и старательно намекал, что если его совсем хорошо попросить, то он покажет секретный путь к пещере Али-Бабы, перепрофилированной под нужды заезжих туристов.

Я увлеклась наблюдениями за гидом, и в какой-то момент поймала себя на том, что пытаюсь оформить мысли в виде будущего поста. Ну что ты будешь делать? И в отпуске от мыслей о ЖЖ покоя нет! Кстати, у них там, в отеле, кажется, на первом этаже было Интернет-кафе... Чур меня, чур! У них и клавиатуры русской нету... наверное. Будем считать, что нет!

За бортом сначала мелькали всякие пригородные постройки, тесно скучившиеся домики, грустные лопоухие ослики, до смерти надоевшие еще в Москве верблюды, оборванные мальчишки, выбегающие на обочины и протягивающие к самым окнам всякую дребедень. Потом пейзаж стал куда более скучным, вместо поселков пошел сплошной песок с торчащими тут и там пальмами и еще какой-то экзотической растительностью, а на горизонте неожидано замаячили невысокие холмы.

Как раз у подножия одного такого холма, гордо поименованного Фатихом словом "гора", наш автобус и остановился. Группа высыпалась наружу и потянулась куда-то вверх, следуя за гордо шествующим впереди экскурсоводом. Судя по его словам, за этой полосой препятствий должны были лежать руины невообразимо прекрасного древнего храма. Правда, у меня возникли изрядные сомнения, есть ли на свете хоть какие-то руины, заслуживающие того, чтобы так безжалостно портить собственную шкурку, пробираясь сквозь заросли каких-то жутких аксакалов.... или саксаулов? Короче, этой шипастой колючей ерунды, которая росла тут со всех сторон.

Мелкие камушки на каждом шагу норовили набиться в мокасины, я успела раз десять мысленно обругать себя за легкомыслие — кроссовки надо было надевать, а не эти не пойми какие туфли. Остановившись в очередной раз, чтобы вытряхнуть из набившийся в туфлю мусор, я вдруг боковым зрением заметила справа от дорожки какую-то расщелину — не расщелину... скорее, полуосыпавшийся вход в пещеру, типа тех, которые встречаются порой в Крыму. Приотстав от группы и делая вид, что меня больше всего занимают диковинные бело-розовые цветы, распустившиеся на почти голых колючих ветвях, я никак не могла оторваться от пещеры — слишком уж велико было искушение забраться внутрь и хоть одним глазком глянуть, что там и как.

В какой-то момент доводы благоразумия едва не одержали верх, но перед глазами проплыли старые, почти забытые иллюстрации из детской книжки — диковинные шестилапые звери, подземная река, берущая начало у стен пещеры, призрачный свет от фосфоресцирующих шариков, и, главное, подземный город рудокопов, таящийся где-то в недрах... Понятное дело, никаких зверей, рек и подземных городов для меня там никто не заготовил. Но ... зной, казалось, куда более жгучий, чем в предшествовавшие дни, уже успел заставить меня пожалеть о собственном авнтюризме. Купалась бы себе сейчас, отсиживалась в кодиционированном сумраке бара, так ведь нет... полезла в эти доисторические каменоломни. Из пещеры, меж тем, тянуло прохладой. Не промозглостью, а именно легкой, приятной прохладой, так, что удержаться было просто невозможно.

Чуть-чуть поколебавшись, я отбросила последние сомнения. Ну что особенного случится, если я чуть-чуть переведу дух в теньке, а потом догоню остальных? Все равно без меня не уедут, а задерживать я никого особо и не собираюсь. Ну подумаешь, увижу на полторы траншеи меньше, чем все остальные, велика беда!

И я, оглядевшись и удостоверившись, что никто за мной не наблюдает, проскользнула вглубь пещеры...

3.

Ну и куда, спрашивается, ее понесло, эту девчонку? Что ей там такого привиделось? Или она, к примеру, спелеолог, не может спокойно пройти мимо любого природного явления в виде дырки в земле? Или, вернее, шило в одном месте покоя не дает? Место, кстати, вполне симпатичное, особенно в этих шортиках. Слишком откровенно для местных, ну да с ними ей чаи не распивать.

А что меня понесло за ней? Вот уж ни разу не забота о ее безопасности. И не запал я на нее — ну, видел до того на пляже, ладная такая фигурка, загадочно-отстраненный взгляд, шевелюра такая разлетистая, светлая, только, кажется, крашенная. А может, и нет. В общем, местные на нее пялились бы только так, будь они там на пляже. Непривычны они к девушкам в купальниках, да еще блондинистым.

Мне просто интересно стало: чего это экскурсовод с таким сомнением на эту дыру посмотрел, когда его спросили: "а там что?" Такое было ощущение, что сам он ее впервые видит и что вообще спешит подальше от нее отойти. А вдруг там всё самое интересное? Вдруг нераскопанное что-то, ну вот в Кумране полез парнишка в пещеру за козой и нашел свитки, которые всю историю перевернули — может быть, и здесь что-то подобное. Так что и я полез в ту дырку, и тоже, можно сказать, за козой. Тем более, что фонарик у меня был с собой. Фонарик, хороший складной нож (главное было, не забыть сдать его в багаж), фляжка, так еще кое-что по мелочи. Привычка просто такая, с армейских еще времен — уходя далеко и на целый день, брать с собой всё самое необходимое.

А группу догнать мы бы легко потом успели. Она и так еле плетется — у половины вон какие животики, а из мужиков кто-то уже пивка успел хорошо принять. Отдыхают... И жара здешняя им непривычна. Ну что ж, у всех свои представления о прекрасном.

Так что в пещеру полезли мы двое. Не вдвоем, а именно двое — сначала она, потом я. Девчонка еще запищала так смешно: "Ой, кто там?", — когда я стал протискиваться внутрь, загородив ей весь свет. "Свои, свои, не бойся" — я как-то сразу перешел с ней на "ты". Так бы не перешел, ну мало ли, кто оказался рядом на экскурсии по древним развалинам, а вот когда в одной пещере — это уже, можно сказать, вместе.

Пещера с самого начала показалась какой-то подозрительной. Узкий вход, бугристые стены в потеках, но не в этом даже дело. Этот запах... Я не то, чтобы часто лазил по пещерам, не знаю, как там обычно пахнет, но здесь пахло не просто сыростью и камнем, а чем-то еще, и запах как будто неуловимо менялся — то неуловимо тянуло дымком, то затхлостью, то чем-то еще, чему трудно было подобрать название. Луч фонарика выхватывал куски стены — то ли садились батарейки и слабел свет, то ли рука у меня отчего-то подрагивала, но выглядело это так, словно стена немного шевелится, что этот выступ — не совсем такой, каким он был только что, а там, в углу, возник какой-то сталактит, которого я не заметил раньше.