Боюсь, тот возглас, который мы, не сговариваясь, издали, едва ли допустим в приличном обществе. Но, с другой стороны, а что еще мы могли сказать? Угодить в какую-то задницу мира, да еще в офигенно доисторические времена, угрохать уйму сил и времени на поиски пещеры перехода, попасться на приманку местных аксакалов, поверить (ну ладно, убедить себя!), что вот сейчас мы с их помощью наконец найдем долгожданный туннель времени, и вместо этого напороться на портрет этого аргентинского маньяка и стеклотару, которой в базарный день цена копейка? А дальше — только междометия!

Похоже, сопровождающие нас лица ожидали какой-то другой реакции. Во всяком случае, на их физиономиях явно отразилось беспокойство, кто-то даже что-то попытался вякнуть, но страж чаши сделал жест и все снова заткнулись, напряженно вглядываясь в нас. А мы стояли как два болвана и тупо пялились на пожелтевшую бумажку с бородатой рожей и граненую бутылку. Стоп! Почему граненую? Кока-кола же давным-давно таких бутылок больше не выпускает. А-а-а, все понятно, я просто брежу... Это все жара, нервы, расстроенное воображение, вот и мерещится невесть что. Скоро тебя, Юленька, под белы рученьки да в рубашечке с длинными рукавами препроводят в соответствующее заведение и определят на продолжительный отдых. И прявильно сделают, между прочим, а то совсем уже несусветная чушь в голову лезет. И вообще, нет никакого Угарита, это все дым, мираж, это мне на пляже голову солнышком напекло. Я в своей эпохе, в нормальном человеческом мире, а бутылка... Ну мало ли какой мусор в этих диких странах заваляться может...

Но почему тогда Венька тоже отреагировал так же, как и я? Ему-то что привиделось? И вообще, бутылок от Кока-Колы мы, что ли, не видели? Чего так волноваться-то? Я потрясла головой и ущипнула себя за руку в надежде, что все эти античные руины развеются, и я увижу нормальный человеческий мир, в котором люди говорят на понятном языке и не приносят жертв диким богам с покореженными детородными органами.

Но увы, окружающий пейзаж ни на йоту не изменился, только Венька с обалделым выражением лица медленно приблизился к святилищу и аккуратно, словно боясь, что он рассыплется, взял в руки портрет. Потом он сделал мне знак приблизиться и, оглядываясь по сторонам, тихо зашептал по-русски:

— Юль, по-моему, я сбрендил окончательно. Но там в подписи французские буквы. И вообще, это журнальная вырезка. Я ни-че-го уже не понимаю, абсолютно ничего.

Ну уж если он ничего не понимал, то я и подавно. Мы пялились на свеженайденные артефакты как бараны на новые ворота, пока к нам не подошел давешний хранитель музея и не обратился к Веньке в самых почтительных выражениях. Их разговор я понимала с пятого на десятое, однако уяснила, что портрет, оказывается, принадлежит мне, и что любезный старец пытается убедить нас, что все святыни были сохранены в максимальной целости и сохранности.

Нет, тут точно кто-то спятил окончательно и бесповоротно. Как это я умудрилась наразбрасывать тут французских журналов за стотыщ лет до Алена Делона? Я почувствовала, что у меня в самом буквальном смысле слова едет крыша. Виски словно обручем стянуло, а стены поплыли перед глазами так, что я была вынуждена быстренько плюхнуться на пол, чтобы банально не грохнуться в обморок он переизбытка невпихуемой в сознание информации.

Я потрясла головой, чтобы обрывки мыслей попытались хоть как-то уложиться в моих несчастных мозгах, и внезапно заметила сбоку в камне какое-то углубление. Стоящим в комнате людям оно не было заметно. И вообще, увидеть его можно было только так, сидя на полу и изрядно изогнувшись. А в углублении что-то явно лежало. И это что-то было подозрительно похоже на замусоленные листки бумаги. Протянув руку, я осторожно вытащила из тайника заначку, но не удержалась и громко чихнула от поднявшейся пыли.

— Юлька, а это что такое? — и не успела я опомниться, как Венькина лапища выхватила у меня новую находку.

— Ну, ты... — попыталась было я отстоять свое право на трофей, но Венька внезапно довольно сильно сжал мое плечо и буквально впился глазами в покрывавшие бумагу строчки.

Мне показалось, или они действительно были написаны шариковой ручкой? Только в темноте было не разобрать этих каракулей. А еще говорят, что с ума вместе не сходят... Еще как сходят. Судя по всему, мы с Венькой точно сошли. Причем уже весьма давно...

— Дай сюда, я английский лучше знаю, — Венька и тут умудрился сыграть любимую роль Главного охотника на мамонтов, — дай, я разберу!

— Какой английский, лингвист хренов? — завопила я, — это что вообще тут такое происходит? Что за библиотека иностранной литературы? Мы в древности или где? Или мы домой уже вернулись, и тут опять верблюды и шаурма, и "гиф ми уан дуляр плиз"?

— О, это хорошо бы, — с энтузиазмом отозвался Венька и немедленно высунулся наружу. Впрочем, торчал он там недолго.

— Иди сюда, Юль. На свету прочитаем. Тут по прежнему до нашей эры. Но, кажется, мы стали ближе к отгадке. Вон, уже третий артефакт...

Ага, на следующий уровень он переходить собрался. Только патронов и апетечек набрать не успели... Вот же пацан!

22.

На самом деле, когда я выглянул тогда на улицу, я даже был рад увидеть всё тот же полуразваленный город и его замурзанных жителей, столпившихся в немом ожидании у входа в свое святилище. Чего они ждали от нас? Решения своей судьбы, судя по всему. И что мы могли им предложить, если и собственной судьбой не распоряжались? И ни-че-гошеньки в ней не понимали?

Вот именно потому и не хотелось так резко возвращаться, ни в чем не разобравшись, ничего не поняв... Ну да, ничего не прихватив с собой для памяти. Домой, конечно, хотелось, но хотелось попасть туда не жертвами обстоятельств, а их победителями.

— Что это такое? — спросил я у местного жреца.

— Письмена Вестников, — важно ответил мне он.

— Ты читал их?

— Кто из смертных читает на языке богов?

— Ну, мы читаем, — буркнул я, — и не такие уж это боги, просто иностранцы...

Оставалось во всем разобраться самим, и на свету было делать это куда удобнее. Написано было, кстати, вовсе не ручкой, а карандашом — это Юльке в темноте и с перепугу показалось, что ручкой. Почерк был уверенный, даже, я бы сказал, напористый, с сильным нажимом. Явно мужчина писал. Кое-что приходилось разбирать по следу на бумаге, где графит стерся. Но на первой странице почти ничего нельзя было прочитать, только обрывки фраз: "...where on earth we were. Pretty strange place, didn't look like anything...". "...где это мы оказались. Что за странное место, не похоже ни на что..." — перевел я, и стал продираться сквозь грязь и потертости дальше, но на этой странице разобрать можно было только отдельные слова: "Syria... back home... any chance at all... kind of no return ... that crazy girl... Ugarit, or what?" Что ж, этот человек знал Сирию и, похоже, не знал Угарита. Значит, мы тут — не первые гости. Уже интересно.

Вторая страница читалась гораздо лучше. Еще бы, первая служила тетрадке обложкой, и было прекрасно видно, что люди, бережно хранившие сей артефакт, о сохранности текста на первой странице ничуть не заботились. Но оборотная ее сторона уцелела куда лучше, запись даже была датирована:

"10th after landing, 1000+ BC, city of Ugarit". Интересный способ датировки... А что ему еще оставалось? Тоже без календаря, видать, жил. "10-е после высадки, 1000+ до Р.Х., город Угарит". И, чуть не вырывая друг у друга тетрадку, мы погрузились в чтение... Юлька не так хорошо знала английский, поэтому мне местами пришлось для нее переводить. Зато она лучше разбирала уже почти совсем стершиеся штрихи карандаша.

"Действительно, город Угарит, будь он неладен. Самое смешное, что девчонка понимает местный язык, хоть и с трудом. В университете она не только на демонстрации, оказывается, еще и учила этот самый угаритский. Прогрессивное направление, как же. Будущее семитологии. Интересно, это ее штудии притянули на наши задницы все эти приключения?

И я тоже хорош, ее слушаться и выходить в море в такую погоду, да еще по тому маршруту... Хотя, если нас выбросило на сирийский берег, может, та пещера и древний Угарит — не такой уж и плохой выход. Не знаю, что сделали бы сирийские красные с таким парнем, как я. А Жюли зато хлебнула бы социализма. Ее бы в самый раз в Ханой, Москву или Гавану — а ее зачем-то в древний Угарит. Ее, а заодно и меня.

Пещера в обратную сторону не работает, мы уже пробовали и не раз. Нас здесь, похоже, принимают за каких-то ангелов. Пока еще не решил, как к этому относиться".

— Ну прям как у нас! — Юлька явно начала приходить в себя, — слушай, давай посмотрим в самом конце, может быть, там написано, как отсюда выбираться?

Но самого конца не было — это были всего лишь несколько первых страниц, вырванных из какого-то блокнота. Так что оставалось читать всё по порядку.

"14-е после высадки, город У. Деваться некуда, учу местный язык. Жюли треплется уже вовсю. Талантов у девчонки не отнимешь. Еще она заявила, что теперь между нами все кончено. Смешно. Стоило попадать сюда, чтобы обнаружить, что я — грязный империалист, шовинист, расист и все такое прочее. В частности, не собираюсь почитать местных обрядов — в языческие капища ходить, то есть.

Я бы много на это сказал, будь мы дома. Но дома еще нет, и говорить нечего, а держаться нам друг друга надо, больше некого. В этом десанте прикрывать спину друг друга мы просто обязаны, так и сказал. Зря только бисер метал, рассказывал ей про ребят, и как мы от Ялу отступали... Только пуще разъярилась: мол, я опять про свои военные подвиги, а прямо сейчас где-то там под Сайгоном детей убивают такие же империалисты. Интересно, а когда мой отец их освобождал в 44-м, ее родители тоже про империализм задвигали? Будто Ким лучше Адольфа.

Смешно: нет ведь ничего этого, ни Сайгона, ни империализма. Нет и не скоро будет. Есть этот гребанный доисторический мир, где они что ни дело молятся идолам, а еще жрут, пьют и трахаются прямо как у нас. Но мне из-за Сайгона в этом простом развлечении отказано, да и не больно-то хотелось.

Уроки, правда, продолжать не отказалась".

— Жюли, — сказала тут Юлька.

— Что?

— Тут была какая-то Жюли.

— Ну да. А что?

— Тёзка моя. Понимаешь?

— И что?

— Хорош уже тупить, Сын Десницы с расцафонистого Цафона! Они меня за нее приняли, понимаешь? Йульяту, вестница богов — это же та самая Жюли! Ну, и я по совместительству. А этот, который писал, империалист который — это ты.

— Я-то тут при чем? И не похож я на него вовсе...

— Ну да, не похож! Ты смотри, тоже герой-завоеватель, одной дубиной семерых побивахом, — смех у Юльки был какой-то ненормальный, истерический.

— Кто это писал? — спросил я тогда жреца, внимательно следившего за нами.

— Вы и писали, Вестники, — ответил он.

— Да не мы это. Просто... просто такие же люди из будущего.

— Такие же люди из такого же места. Бин-Ямин и Йульяту. Я же говорю, Вестники, это написали Вы. Возьмите себе свои писания и верните Угариту его судьбы!

— Мы бы взяли, — сказал я уклончиво, — но тут же не всё. Где остальное?

— Как сокрою правду от тебя, посланник богов, и от твоей светозарной спутницы? Много есть на свете людей, жадных до Писаний Вестников. Долог и сложен был их путь Отец моего отца...

— То есть, — не терпеливо перебил его я, — продолжения у тебя нет?

— Нет у раба твоего продолжения Писаний, — печально согласился он, — и, видимо, нет потому счастья для Угарита.

Я ничего не ответил на это. А что было отвечать? И стал читать дальше.

"16-е. Вроде помирились. Она тоже дневник ведет, оказывается.

Пробовал соорудить перегонный куб, не получилось. Кислятину эту не могу. А морская кухня у них отличная, вчера ели жареных осьминогов.

Расходные к полароиду уже почти закончились. За последнюю бутылку колы получил серебра точно по весу. Что дальше? Бизнес тут организовать — но какой?

Прямо Робинзоны, только яхта осталась в нашем времени, не сплаваешь на нее за магнитофоном, к примеру, или фотоальбомами. Они бы хорошо тут пошли, не говорю уж об инструментах. А у меня только рюкзак с собой с самым необходимым.

Вчера спрашивали про мою Библию. Не знаю даже, как им объяснить. У них тут клинопись на глиняных табличках, или папирус, но ведь не в материале дело. Надо срочно учить язык, уже что-то понимаю, но сказать мало что могу. Очень уж странный, на арабский мало похож. Ладно, я в свое время даже по-корейски что-то сказать мог. Разберемся.

Ну ладно, выучу, а что им скажу?"

— Ну, вот и кола, — удовлетворенно заметил я, — скоро и про Чебурашку будет.

— Че Гевару, — машинально поправила Юля, — он же Шад Гиббару.

— А там, глядишь, и подсказки, как выбраться...

— Ага, и чит-коды с солюшенами. Не наигрался?

— Да отстанешь ты или нет со своими подколками? Кто в пещеру-то полез?

— Ладно, ладно...

"30-е. Давно не писал, много событий. Не ожидал от Жюли, и вообще все переменилось самым неожиданным образом. Попробую описать по порядку. Интересно, хоть кто-нибудь это прочтет? Графит никуда не денется, но вот может ли бумага прожить три тысячи лет? Только в особых условиях, которых здесь ждать не приходится: например, в египетских песках. Осталось попросить египетских купцов увезти мои записи к себе и закопать где-нибудь в Гизе или Оксиринхе. Хорошо заплатить, а еще лучше подарить полароидный портрет — за такое они на все согласятся. Не столько даже портрет ценен, сколько страшно, что себе его оставлю.

Ладно, я отвлекся. Итак, что было..."

На этом тоненький обрывок тетрадки заканчивался — вот тебе, бабушка, и солюшены с читкодами.

23.

Пусть меня разорвут на тысячу маленьких медвежат, если я понимала хоть что-то в этом абсурде. Пока что более-менее внятно у меня оформились только две мысли. Во-первых, эти самые Вестники, или как их там, загремели в авантюру во времена, когда наши родители в детский сад ходили, отсюда и такие экзотические артефакты.

И, во-вторых, судя по всему, Ближний Восток — место странное и подозрительное, в нем и время, и пространство нашпигованы дырками примерно как голандский сыр. Только в отличие от сыра эти все дырки только в одну сторону работают.

Я внезапно почувствовала себя как воздушный шарик, из которого вышел весь воздух, и теперь он никому ненужной тряпочкой валяется в придорожной канаве. Примерно так же валялась и я, не в силах остановиться и прекратить истерику, которая в одночасье накрыла меня, к вящему ужасу и жреца, и, главное, Веньки.

Бедный парень страшно перепугался, уговаривая меня успокоиться и перестать, а меня трясло и колотило так, что в итоге он не нашел ничего лучшего, чем обнять меня и прижать к себе как маленького перепуганного ребенка.

123 ... 151617

↓ Содержание ↓