После Пламени. Венец Феанора

Екатерина Аннинская

Венец Феанора

Первый роман цикла "После Пламени" (по мотивам эпоса Дж.Р.Р.Толкина "Сильмариллион"). В работе были частично использованы черновики, написанные в соавторстве с А.Барковой в 2003-2004 гг. С тех пор книга была практически полностью переработана.

Выражаю благодарность за помощь в работе над циклом Екатерине Фрумкиной, Оксане Чайке, Ольге Гессе, Елизавете Резник и Ольге Мыльниковой.

Пролог

Эрегион, 1502 год Второй эпохи

Створки ворот сомкнулись так плотно, что снаружи вход в Хадходронд стал неотличим от окружающих скал. Несколько мгновений еще сияли серебристые линии рисунка и только что законченной надписи: "Эту дверь сделал Нарви из Казад-Дума, а украсил Келебримбор из Эрегиона". Потом они истончились, замерцали и погасли.

— Отличная работа! — воскликнул невысокий черноволосый эльда, спрыгнув с коня. — Айа, мастера!

— Привет и тебе, мастер Коркион, — степенно откликнулся гном.

— Где ты был? — вместо приветствия недовольно осведомился его товарищ-эльда, не отрывая взгляда от невидимых теперь ворот. — Итильдин погас прежде, чем я ожидал. Когда мы с тобой его создали, он не тускнел так быстро.

— Мы недостаточно испытали его, — объяснил Коркион. — Кое-кто очень спешил воплотить новый замысел.

И примирительно добавил, поймав обиженный взгляд друга:

— Келебримбор, я успел все увидеть. Но если хочешь, приедем сюда ночью, полюбуемся на дверь при звездах, когда итильдин снова засветится.

— Да, приедем, — задумчиво пробормотал себе под нос Искусный. — Когда-нибудь.

— Надо отметить окончание работы, — предложил гном. — Пойдемте. В Казад-Думе уже все готово для пира, только нас ждут.

— Благодарю, мастер Нарви, — улыбнулся Коркион. — Келебримбор...

— Потом, потом, — отмахнулся тот, поглощенный своими мыслями.

Тряхнул серебристой шевелюрой и стремительно зашагал прочь по дороге к Ост-ин-Эдилю, явно забыв о собеседниках.

— Не слишком учтиво с его стороны, — хмыкнул гном.

Коркион озабоченно нахмурился. Такое поведение было необычным для Келебримбора — до недавнего времени. Зато неприятно напоминало другого мастера. Сгинувшего несколько столетий назад — навсегда, как надеялся советник. И приходившегося принцу Келебримбору дедом.

— Пойдем, мастер Нарви, — спохватился эльда. — Ваше творение великолепно, и теперь время для праздника. А Келебримбор... я поговорю с ним.

Поговорить, правда, удалось не скоро, и совсем не о том, о чем собирался советник.

Пир в городе гномов продлился несколько дней, а потом Нарви и Флоин предложили Коркиону вместе отделать западную галерею. Только закончили — старый Килви попросил помочь с отладкой водяных мельниц. А тут как раз собрались отмечать свадьбу дочери Длаина... В общем, в Ост-ин-Эдиль Коркион вернулся только в начале осени вместе с другими сородичами, которые то и дело наведывались в Хадходронд: кто по делу, кто на праздник, а кто просто навестить давних друзей. Только Келебримбор ни разу не появлялся, хотя раньше подолгу оставался у гномов.

В Ост-ин-Эдиле Искусного тоже давно не видели. Впрочем, Коркион привык к этому. Принц Келебримбор, хоть и считался владыкой Эрегиона, предпочитал проводить время в мастерской, полностью переложив управление на советника и друга.

Не то, чтобы вольные мастера так уж нуждались в правителе — просто с проблемами или спорами все привыкли идти к Коркиону. Да и вопросы торговли и отношений с соседями тоже решал советник. Тем более, что мало кто из эльфийских правителей относился с приязнью к внуку Феанора, хотя тот и не был в ответе за преступления своих деда и отца.

Коркион выслушал очередного гонца из Линдона: Эрейнион Гил-Гэлад в который раз предостерегал эльдар Эрегиона от общения с неким Аннатаром. "Некоего Аннатара" Коркион волей судьбы знал гораздо лучше, чем верховный король нолдор, правда, под другим именем. И уж конечно, не распространялся об этом.

Аннатар появлялся в Ост-ин-Эдиле довольно часто, и принимали его радушно: следовало быть полным... Гил-Гэладом, чтобы отказываться от бесценных знаний и помощи, да еще и ссориться с сильнейшим из майар. Причем Коркион подозревал, что Эрейниону неважно, на чьей стороне был когда-то Аннатар: в Линдоне были бы не рады любому Поющему, приплыви он хоть прямиком из Амана.

Советник кивнул, пообещал, что владыка Эрегиона примет предупреждение к сведению, и отпустил гонца. Гил-Гэлад ни разу за последние годы не воспользовался мысленной речью, только отправлял посланников, и Коркион догадывался, почему.

Ты можешь уйти хоть на другой конец Эндорэ, сменить имя, запретить себе воспоминания, делать вид, что незнаком с тем, кого очень хорошо знал когда-то, но полностью от прошлого ты не избавишься. Оно влияет на твои мысли и дела, его отпечаток остается на твоей Музыке, и сородичи ощущают это и невольно сторонятся тебя — всех вас, бежавших и выживших. Сторонятся — и все же считаются с вами, не могут не считаться. С вашим мастерством и знаниями, с вашим желанием жить по своим законам и самим выбирать друзей и союзников.

Вольного города Ост-ин-Эдиля, города мастеров, не было бы, если бы не то прошлое, которое так хочется вычеркнуть из своей жизни.

* * *

— Закрой дверь.

Коркион вздрогнул, услышав голос. Он наконец добрался до мастерской и был уверен, что один здесь. Впрочем, дело не в неожиданности: в мирном Эрегионе давно забыли об опасностях. Еще в Хадходронд могли изредка забрести орки, потому гномы и сделали ворота, но в окрестностях Ост-ин-Эдиля никого подобного не водилось: советник позаботился об этом.

Голос был знакомый, но интонация... Коркион слишком хорошо помнил ее, только вот Искусный никогда и ни с кем не говорил так. До недавнего времени.

— Келебримбор?

— Владыка Келебримбор, — внезапно поправил тот, хотя в Эрегионе титулы были не в ходу. — Зажги светильники, Мори.

— Что?..

— Светильники, говорю, зажги, — поторопил Искусный. — Есть у меня один замысел. Еле дождался тебя!

— Погоди. Как ты меня назвал?

— Никак! Да какая разница?! Слушай! Только не рассказывай никому до времени. Мы создадим это вдвоем: ты и я. Остальные — они не поймут, да и не надо. Аннатара бы сюда, впрочем, обойдемся и без него. Так вот...

Замысел и вправду был грандиозный. Сделать то, что до этого не сумел никто в мире — какой мастер от такого откажется! Коркион и не отказался. Тем более, что совместная работа давала возможность следить за каждым шагом Искусного. За каждой мелочью — и мелочи эти складывались, словно разноцветные камешки в узор мозаики. До тех пор, пока советник не уверился, что не ошибается.

"Саурон!" — мысленный зов дался Коркиону с трудом.

Эльда сам не знал, что для него страшнее: получить ответ или наткнуться на незримую стену.

"Повелитель Саурон!" — поправился он, окончательно возвращаясь к прошлому.

"Что тебе, волчонок?"

Совсем как тогда... Коркион зажмурился и помотал головой.

"Беда! — сдержанный и уверенный советник сейчас даже не пытался скрыть ужас. — Нужна твоя помощь".

"Точнее!" — потребовал майа.

"Он вернулся!"

Саурон не удивился. Не стал задавать вопросов. Даже не поинтересовался, о ком идет речь. Словно знал заранее.

"Жди, волчонок. Буду в первые дни зимы. Ничего не предпринимай, просто жди".

Ждать... Что же, этому Коркион научился давно. Еще в Ангбанде.

Как бы ты с тем ни спорил, оба мы вне закона.

(Ася Анистратенко)

Глава 1

Будущее Арды

Аман, Эндорэ. Предначальная эпоха.

1

— Проследи, чтобы Тулкас не догнал его.

— Что?

Мы говорили вслух: еще не сменили облик после того, как нолдор покинули Круг Судеб. Не торопились сменить. Словно стыдились вернуться к привычным мелодиям. Потому ли, что пришлось впервые вмешаться в дела Воплощенных. Потому ли, что не остановили вовремя Мелькора, когда тот начал сеять смуту.

Феанор отправился в изгнание по приговору Намо, все правильно, но... Если бы не наша беспечность, не стремление помочь брату искупить былые ошибки, ничего этого не случилось бы. Легковерный принц нолдор поплатился за наши промахи. Это мы допустили, чтобы в Аман проник Диссонанс. Привели Детей Песни в свои земли, чтобы уберечь от зла — и позволили злу проникнуть в их души.

Манвэ чувствовал то же, что и я, что и все мы. Стыд, горечь, смятение. Он даже начал путать слова языка, который мы создали когда-то, чтобы говорить, подобно Воплощенным. И сам не заметил, что сказал совсем иное, чем собирался.

"Конечно, я помогу Тулкасу, — я заговорил мысленно, что было и быстрее и проще. И направился к выходу, чтобы не терять время. — Мы схватим Восставшего и приведем в Круг Судеб".

"Оромэ, нет! Позвольте ему уйти".

Я замер.

Безмолвная речь исключала возможность ошибки.

"Манвэ, но как же..."

"Поспеши, Оромэ! — порыв ветра подтолкнул меня в спину. — Тулкас не должен догнать Старшего. Потом я все объясню ему, а пока — отвлеки его, задержи. Если они с Мелькором схватятся... нельзя, чтобы Аман постигла судьба Альмарена и Утумно!"

2

Острие моего меча уперлось в грудь брату. Финголфин замер, даже дыхание затаил. Я чуть отвел клинок — чтобы поднять его выше, прижать к горлу. И облизал пересохшие губы, глядя в глаза тому, кто был сейчас полностью в моей власти. Растерянный, безоружный. Ненавистный.

Ну, что, бр-ратец? Ты изо всех сил старался помешать моей дружбе с Мелькором, но этого тебе показалось мало. Ты осмелился встать между мною и отцом. Ты рассказал Валар о моих планах. Из-за тебя поход в Эндорэ пришлось отложить. Из-за тебя я отправлен в изгнание. И теперь...

Теперь ты заплатишь за все!

Стальное лезвие рассекло плоть удивительно легко. Я не ожидал этого. Меч был острым — им ничего не стоило перерубить деревянный брус толщиной в поллоктя. Или подброшенный волос. Но я никогда и представить себе не мог, что можно ударить клинком живое существо.

Оказалось — можно! И не страшно совсем. Даже... приятно. Словно жажду утолить после долгой работы в раскаленной кузнице.

— Феанор! Ты что?!

Я вздрогнул, услышав знакомый голос. И открыл глаза.

— Пофехтовать вслепую — задача, конечно, интересная, — Мелькор небрежно взял Наромбар за лезвие и отвел от своей груди. — Но при этом неплохо бы слушать, что происходит вокруг.

Я вложил меч в ножны, безуспешно пытаясь скрыть досаду.

Замечтался! Уж так сладко было представлять, как сведу счеты с братом... да только Финголфин-то сейчас в Тирионе радуется своей победе. А я тут, в Форменосе. В изгнании по приговору Валар.

— Откуда ты здесь? — спросил я не слишком приветливо.

Вот же — тосковал по другу все эти годы, тревожился за него: доходили вести, что Восставшему пришлось бежать из Валимара, что его ищут. А сейчас, когда мы наконец увиделись, я сам не мог понять: то ли рад встрече, то ли зол на Мелькора. Хотя за что его винить? За то, что раньше не появился?

3

"Пощади его, брат".

За выступ скалы, на которой сидел золотисто-коричневый орел, зацепилось серебристое облачко.

"Приговор Намо справедлив, Скорбящая. Его нельзя отменить, но ты можешь утешить Феанора".

Орел повернул голову, глядя на облачко ярко-голубыми глазами, уже совсем не похожими на птичьи. Впрочем, дальше изменять облик Манвэ не стал.

"Феанор слишком ожесточился, он не слышит мою мелодию", — облачко потемнело и уронило несколько капель дождя.

"Жаль", — орел вздохнул, как вздыхают Дети Песни, когда им грустно.

"Я не о нем прошу, брат".

"Догадываюсь, о ком".

"Отпусти его, Манвэ! Пусть Оромэ и Тулкас вернутся. Если Мелькора схватят, нам придется снова решать, что делать с ним. Намо сдерживал его триста лет, но даже за этот срок Мандос начал разрушаться. Да и Ангайнор не настолько прочен, чтобы надолго обуздать Старшего. А хуже всего... — облачко приподнялось и коснулось крыла птицы. — Хуже всего то, что происходит с нашей собственной Музыкой. Манвэ, мы не можем держать в заточении брата, мы не можем причинять ему страдания! Это противно нашей природе. Это его Тема, а не наша. И теперь отголоски ее надолго останутся в Амане, даже если Восставший уйдет".

"Он уйдет, Ниэнна".

"Благодарю, Король".

Облачко растаяло. Лишь на белой скале остался влажный, быстро высыхающий след.

4

Он уйдет.

Вернется в Эндорэ, в земли, которые считает своими. В земли, которые отнял у нас.

Он, конечно, захочет мстить за свое поражение, за плен. Даже за то, что мы пощадили его и пытались помочь. Это одна из его мелодий. Родилась ли она, когда Мелькор задумал разрушить Альмарен, чтобы рассчитаться с нами за свое изгнание из Арды? Или еще раньше? Не важно. Нельзя, чтобы она прозвучала в Амане, вот и все.

Старший силен. Даже после заточения в Мандосе он способен бороться с Хором. Не силой, так хитростью. Беспощадностью. Коварством.

И как защитить от него наши земли? Как оградить Детей — пусть не всех, хотя бы тех, что выбрали жить в Амане?

Единый молчит, он почти не вмешивается в судьбу сотворенного мира. Даже я все реже слышу его.

И у Круга нет общего мнения. Одни считают, что Старшего следует захватить, другие — что от этого будет больше беды, чем добра. Значит, придется решать мне.

Что противопоставить сильнейшему из Поющих, способному исказить любую из наших мелодий? Только его же собственную мощь. Его упорство. Его неистовое желание завладеть Ардой.

Что делал Старший, пока мы не помешали ему? Творил — на свой лад. Вкладывал силу в Эндорэ, и вкладывал щедро. Но ведь она не безгранична. Рано или поздно Мелькор растратит себя. Тогда мы сможем справиться с ним.

Почует ли Восставший опасность? Он осторожен, но, получив наконец в полное распоряжение Эндорэ, вполне может забыть об осмотрительности.

Успеет ли он нанести удар прежде, чем ослабеет? Может быть. Остается только надеяться, что его любовь к собственным творениям окажется сильнее ненависти к нашим.

5

— Ну как, убедился, что я был прав? Вот она, справедливость Владык Амана. Вот их забота об эльдар. Вот кому ты доверял, Феанор!

— Тебя долго не было, — хмуро сказал я.

Признавать свои ошибки не слишком приятно — во всяком случае, вслух. А счесть ошибкой прежние взгляды, отречься от того, что любил, убедиться, что тебе всю жизнь лгали... Я очень хотел бы избежать этого. Но боялся, что Мелькор действительно прав.