Тогда, в 41-м...

Накануне...

Щелчок...Еще щелчок...Словно переключали в голове тумблер...Теперь до него доносилось только бормотание — то приглушенное, то временами возвышавшееся, и он вдруг уловил в слившемся воедино течении мужских голосов какой-то ритм, а еще через мгновение сквозь этот ритм пробилась мелодия, будто кто-то закрытым ртом гундосил, повторяя одну и ту же знакомую песенную строку: "Если завтра война..." И опять: "если завтра война..."

"Устал я ", — подумал Степан Ильич и вспомнил комнатку в академическом общежитии, в которой ютились они когда-то с женой и дочкой...

21 июня 1941 года.

Брест— Кобрин.

Генерал-майор Оборин.

Настроение у Степана Ильича Оборина, командира 14-го механизированного корпуса, входившего в состав 4-й армии Западного Особого Военного Округа было хуже некуда. Только что закончилась устроенная им двухдневная внеплановая проверка двадцать второй танковой дивизии, совмещенная с полковыми учебными сборами. Всю первую половину субботнего дня генерал-майор Оборин провел в расположении танковой дивизии, назначенной для участия в опытном тактическом учении в присутствии всего высшего и старшего командного состава армии, в Бресте, в Южном Военном городке. На это учение привлекались подразделения 459-го стрелкового и 472-го артиллерийского полков сорок второй стрелковой дивизии и два батальона 84-го стрелкового полка шестой стрелковой дивизии.

Накануне, в пятницу, Оборин приказал поднять дивизию по боевой тревоге. Танкисты действовали неплохо, уложились в установленное время и вышли в районы сосредоточения вполне организованно. Несколько огорчил Оборина последовавший вслед за этим учебный марш. По маршруту движения танковых полков он увидел по обочинам немало остановившихся машин. Чем дальше, тем их оказывалось все больше. Оборин хмурился. Когда прибывший командир танковой дивизии генерал-майор Пуганов начал докладывать о ходе марша, командир мехкорпуса перебил его:

— Почему, комдив, такой беспорядок у вас? Танки на марше останавливаются, а что же будет в бою?!

Командир дивизии пытался объяснить, что остановились лишь наиболее изношенные танки Т-26, преимущественно из учебно-боевого парка.

— И они не должны останавливаться! Плохо за текущим ремонтом следите.

— Запчастей к танкам не хватает...-оправдывался Пуганов.

Затем Оборин побывал на танкодроме. Окутанные пылью по полю двигались машины, ныряя во рвы, карабкаясь на насыпи. Оборин внимательно следил за ними. Танки, направляемые неопытными руками молодых мехводов, с трудом преодолевали искусственное препятствие. Следя за движением танков, Оборин морщился:

— Не то!

— Удивляться нечему, товарищ генерал-майор, — вздыхал командир танковой дивизии генерал Пуганов.— Не успели водители освоить машины. Ведь они еще и трех часов на них не наездили.

— Нужно форсировать учебу, использовать для вождения каждую минуту, — распорядился командир мехкорпуса. — Иначе любая случайность застанет нас врасплох...

...В субботу с утра Оборин приехал в расположение танковой дивизии с намерением устроить строевой смотр.

— Немедленно постройте дивизию. Проведу строевой смотр.

Генерал Пуганов, командир двадцать второй танковой дивизии только руками развел в ответ на слова командира корпуса.

-Что, товарищ генерал? Плохо со слухом?-резко спросил Оборин.

-Но товарищ генерал-майор, один полк только что вернулся с полевых занятий, — пытался возразить Пуганов.

— Вот и хорошо, посмотрим, как быстро умеете приводить себя в порядок.

— По плану сегодня нет строевого смотра.

— Проведем без плана.

...Через час с небольшим полки дивизии промаршировали по плацу под музыку духового оркестра. Комкор Оборин страдальчески кривился, наблюдая как вышагивают бойцы и командиры по пыльному плацу.

-Сено-солома.— сказал он прямо.

После обеда комкор с генерал-майором Пугановым и начальником штаба двадцать второй танковой дивизии подполковником Кислицыным, выехали на Брестский артиллерийский полигон, южнее расположения танкистов, где в воскресенье намечался показ командному составу армии образцов новой техники. Ожидалось, что на полигоне, на показе, будет присутствовать и командующий 4-й армией генерал Коробков — еще с пятницы туда начали завозить танки, артиллерию, минометы, стрелковое оружие. Ответственным за подготовку показа был назначен именно генерал Пуганов, в помощь ему Коробков распорядился выделить начальника автобронеотдела армии полковника Кабанова.

Командующий армией побывал на полигоне утром и хотя в целом остался доволен ходом подготовки к показу вооружения и техники, тем не менее его отложил до понедельника. Выделенные на учение войска и подготовленная для показа техника должны были оставаться на артиллерийском полигоне. Генерал Оборин наметанным взглядом сразу определил недочеты, которые, по его мнению, могли повлиять на решение командующего армией отложить учение и без обиняков высказал Пуганову все, что он думает о подготовке к показу, к предстоящим тактическим учениям и к положению дел в дивизии в целом...

— Все свои впечатления от увиденного я хотел бы выразить исключительно непечатными словами. Но, к сожалению, официальным порядком пока сделать этого не могу. Поэтому ждите приказа по корпусу.— играя желваками, сказал Степан Ильич оторопевшему командиру дивизии, покидая артиллерийский полигон.— Это просто цирк, товарищ генерал! Боеприпасы из танков изымаются и отправляются на дивизионный склад, который находится в Брестской крепости на Волынском укреплении! Запасы горючего хранятся на складе в деревне Пугачёво, а при дивизии имеется только одна заправка. Даже пружины на пулемётных дисках скручены! Кто распорядился? Не дивизия, а партизанское войско времен Василисы Кожиной! Чудо-богатыри, Суворов в гробу переворачивается! Обещаю вам, генерал, и вашему рыбьему заместителю Кононову, и вам, подполковник Кислицын, что это представление вы запомните надолго! Я вам обещаю хороший пистон в одно место после конкретного и предметного разговора! Обхохочетесь — до чего смешно будет.

Генерал Пуганов молча хлопал глазами, не решаясь возразить распалявшемуся командиру корпуса.

— Черт знает, что такое творится!— в сердцах, негромко, сказал Степан Ильич. — Кто распорядился почти весь наличный автотранспорт поставить в парке на колодки? Это учитывая то обстоятельство, что автомашин по штату и так не хватает и в наличии имеется не так уж и много! Вам, товарищ генерал, известно, что неудачная дислокация двадцать второй танковой дивизии и неразумно запланированный выход дивизии в район Жабинки могут привести в первые же часы вероятной войны к огромным потерям в личном составе и к уничтожению большей части техники и запасов дивизии? Дивизия располагается в южном военном городке Бреста в трех километрах от государственной границы. Этот городок находится на ровной местности, хорошо просматриваемой со стороны противника. А у вас на открытой площадке стоят все автозаправщики, имеющиеся в дивизии по штату. Я отмечаю скученное расположение частей соединения. На границе меж тем неспокойно. Немцы что-то затевают.

— Мы за Бугом, как за богом.— пробормотал Пуганов.

— А ежели не как за богом? Ежели вот прямо сейчас из-за Буга прилетит что-нибудь осколочно-фугасное, да в большом количестве, что тогда? Вы здесь, за Бугом, не слышите разве как на той стороне по ночам моторы гудят? Даже окунь в реке понимает, что моторы гудят неспроста! Как будете выводить дивизию? Под огнем? С открытых площадок, из парка? Что-нибудь сделано вами по исправлению сложившегося положения дел? Я вам про это еще неделю назад сказал!

— Не припоминаю, товарищ генерал...

— Вот как? Не припоминаете? Ладно, скажу еще раз: на этот счет есть директива Генерального Штаба от 16 июня сего года. Мехкорпуса надлежит вывести с мест постоянной дислокации.

— Директива Генштаба мне не доводилась и я с ней не знаком. Начальник штаба корпуса полковник Татаринов на мое предложение вывести дивизию из городка, мне ответил: 'Командующий армией не разрешает. Мало ли что подумают соседи'.— сказал Пуганов.— Да и вы прекрасно знаете, что округ не дает своего согласия сменить неудачную дислокацию дивизии.

Оборин молча смотрел на Пуганова.

— Вы закончили?— наконец сказал он после паузы,— А сами не могли догадаться, что неплохо было бы разбить палаточный лагерь подальше от границы и под благовидным предлогом вывести туда всю дивизию вместе с техникой?

— Кто ж мне такое санкционировал бы?— Пуганов пожал плечами.

— Я. Я санкционировал бы.— сказал Оборин уверенным тоном.

— Мне точно известно, что распоряжение о выводе дивизии может отдать только командующий округом.— заметил Пуганов.

— Директиву Генштаба никто не отменял и значит она должна исполняться.

— Я понимаю, что нам действительно нужно быть начеку. Похоже, что фашисты и впрямь не нынче, не сегодня, так завтра нападут на нас. И не один вы, товарищ генерал, так думаете.— тихо ответил Пуганов.

— Если вы тоже так думаете, почему же ничего не предпринимаете? Не бьете в колокола, не шлете десятками докладные записки? Боитесь? По шапке дадут, боитесь?

Оборин зло посмотрел на Пуганова:

— Так, кого назначили для участия в завтрашнем показе на полигоне и в тактическом учении?

— Дежурный, 44-й танковый полк майора Квасса.

Оборин закурил, торопливо затянулся, махнул рукой, резко сказал:

— Прошу к карте!

Начальник штаба дивизии Кислицын порывистыми движениями расстелил карту— двухверстовку на капоте генеральской эмки.

-Приказываю сегодня же вывести части дивизии маршем в район Жабинки и Хмелева, в ранее намеченный, согласно плану сосредоточения на случай возникновения военных действий, противотанковый район. Ставлю учебно-боевую задачу: с шести часов утра 22 июня провести дополнительное тактическое учение по отражению танковой атаки условного противника, наступающего со стороны Бреста на Жабинку. Условного противника будут изображать разведбат дивизии и автотранспортный батальон. Частям двадцать второй танковой дивизии совершить ночной марш и выйти в районы сосредоточения: 43-му танковому полку— Хмелево— Селищи— Подречье, 22-му гаубичному полку— Селищи— исключительно, Рачки— Стеброво; 22-му мотострелковому полку— Пшенаи— Новосады— Салейки, юго-западнее Жабинки. Погрузить один боекомплект. Заправщики, понтонный батальон и ремлетучки отправить в Жабинку в первую очередь. Машины дивизии заправить. Но не из НЗ. Разведбату старшего лейтенанта Рязанова произвести марш и сосредоточится в районе восточнее Тельмы. Ремонтно-восстановительным подразделениям дивизии обеспечить полки на марше. В южном военном городке оставить дежурные подразделения, усиленный батальон мотострелков из 22-го мотострелкового полка и один дежурный батальон 44-го танкового полка. Мотострелкам и дежурному батальону 44-го танкового полка выйти на восточный берег Буга. Прикрыть выход дивизии в район сосредоточения. 44-й танковый полк к 20 часам вывести на Брестский артиллерийский полигон. Штадиву подготовить распоряжение на проведение марша и план утреннего учения. Оборону штаба на ночь организуйте по боевому расписанию. Для наблюдения и координации оставляю в дивизии начальника штаба корпуса полковника Татаринова. Об исполнении доложите мне лично, прибыв в Тевлю, на энпэ штаба корпуса, завтра, двадцать второго июня, в два часа тридцать минут!

— Не успеем, товарищ генерал-майор,— насупив брови, сказал Пуганов.

-Та-а-есть как не успеете? Есть у вас разгонная машина?

— Дежурная есть, могу поехать на ней... — ответил комдив.— Но я не об этом, товарищ генерал...

— А о чем?

-Частям дивизии предстоит переправиться через Мухавец, пересечь Варшавское шоссе и две железнодорожные линии.

— Я знаю! — Оборин повысил голос.

— Это означает, что на время прохождения дивизии прекратится всякое движение по шоссейным и железным дорогам, а также по Днепровско-Бугскому каналу.

— Выпа-алнить и да-ала-жить!

С этими словами Степан Ильич отшвырнул недокуренную папиросу, сел в 'эмку' и с силой хлопнул дверцей. Машина тотчас рванула с места.

'Эмка' резво мчалась по ровной дороге в сторону от границы, оставляя позади себя зависшее над зубчаткой далекого леса заходящее солнце, огромное и красное. Зрелище заката всегда захватывало Степана Ильича. Слегка успокоившись от разговора на полигоне, он завороженно всматривался в спокойную красоту клонящегося к горизонту светила, испытывая немой восторг, будто приобщаясь к праздничному таинству.

Мерное гудение мотора, быстрая езда, разлитый вечерний покой над колосящимися полями, над темными рощами и перелесками, простершимися за обочинами дороги, и сама дорога, убегающая прямо в закатное небо, — все это навевало благостность и умиротворение. Куда девались дневные тревоги... То и дело попадались мосты, мосточки, мостики: много речек, речушек, ручейков несут воды через земли Белоруссии, обогащая эти земли и обогащаясь от них...

Ехал Оборин молча, словно убаюканный густеющими сумерками, в которых все больше тонуло пространство. А когда вечер уступил место ночи, глаза уже неотрывно смотрели на покатую блеклую спину дороги, с которой фары сильными лучами, будто золотыми метлами, смахивали темень. И снова на душе стало тревожно, неспокойно. Шофер выжимал из машины все, что мог, и столбы линии связи, мелькавшие за обочиной, будто отсчитывали скорость, с которой эмка мчалась по дороге. Когда проскочили очередную небольшую рощу, Степан Ильич недовольным тоном сказал шоферу:

— Не гони, не гони...Не хватало еще, чтобы мы тут расшиблись в лепешку.

Шофер кивнул.

— Эх, хороший завтра клев будет.— сказал Оборин.— Как считаешь, Николай?

Шофер неопределенно хмыкнул.

— Давай-ка что ли заскочим в Кобрин на полчасика, в штаб армии.— сказал Оборин.— Поужинаем. Заодно, может хоть концовочку представления захватим— в восемь часов на открытой сцене Дома Красной Армии должны были артисты Белорусского театра оперетты выступать. Привезли оперетту — 'Цыганский барон'. Я как-то смотрел с женой, в Москве...Смешно...

К Кобрину эмка командира корпуса подъезжала около десяти часов вечера, когда уже окончательно зашло солнце. На предельной скорости машина мчалась по безлюдным улицам. Когда эмка подлетела к шлагбауму, преграждавшему дорогу к зданию штаба армии, навстречу проворно выбежал сержант с раскосыми глазами — дежурный по контрольно-пропускному пункту. Узнав машину командира мехкорпуса и увидев начальство, он поднял шлагбаум. Эмка проехала под ним и тут же остановилась. Шофер устало посмотрел на генерала.

— Поставь машину под деревья и отправляйся ужинать,— распорядился Степан Ильич,— А я заскочу в штабарм.

В штабе армии было неожиданно и непривычно многолюдно. В нервном тревожном состоянии ходили из комнаты в комнату штабные командиры, собранные субботним поздним вечером 21-го июня распоряжением командующего 4-й армией генерала Коробкова, вполголоса обсуждали кризисную обстановку.

Генерала Оборина подхватил под руку начальник штаба армии полковник Сандалов и срывающимся, тревожным голосом сообщил: