Гулять по давно знакомому тебе городу в обществе того, с кем неожиданно приятно и удобно просто молчать — это всегда открытие. Позволять другому мужчине украдкой целовать себя — это всегда приключение, и еще какое. Вы ведь светлый и темный командоры университета, заклятые противники, еще совсем недавно почти враги. Но его сухие жесткие губы так не похожи на те, что тебе приходилось целовать раньше, и ты отвечаешь, сминая их в ответ, когда вы прячетесь от посторонних взглядов на безымянной улочке под низким разноцветным козырьком маленькой книжной лавки, закрытой по случаю выходных. И захлебываешься, тонешь в эмоциях, которые раньше казались так же недоступны, как когда-то иные миры. Но ты нашел путь за пределы собственного мира, и вот теперь, как когда-то с теми путешествиями, казавшимися просто невозможными, ты испытал чувства, которые и не думал испытать.

Они живые — вот и все, что ты о них знаешь. А еще опасные, но об этом так приятно забывать... И ты берешь его за руку, того, кто оживил их в тебе. Ты ведешь его за собой к порталу. Вы покидаете город и снова оказываетесь в университетском лесу, том, что обступает по обоим берегам университетский городок, расположенный прямо в центре реки, над водопадом. Ты ведешь его к тому месту, где впервые предложил ему большее, чем неопределенность, к которой вы оба столь настойчиво приучали друг друга все эти годы. К дереву, у которого принято загадывать желания.

Вы снова целуетесь возле него. Ты думаешь о зеленой траве у вас под ногами. Она душиста и мягка, ты знаешь. Тебе хочется опуститься на нее, повалить его на себя, прошептать на ухо какую-нибудь колкость и снова поцеловать, чтобы не расслаблялся, чтобы и не думал на этот раз ускользнуть от прямого ответа, как тогда. Но ты одергиваешь себя. Все признания сказаны, больше ничего не нужно. Все, что будет дальше, будет потом. А сейчас эти сухие, словно обветренные губы. Мужские, жесткие, в трещинках, которые так приятно смягчать, целуя, проводя по ним языком. И ты чувствуешь себя влюбленным мальчишкой, как будто и не было всех прожитых лет и вереницы любовниц. Потому что с мужчиной — это ново, это всегда приключение, когда в нем неожиданно для вас обоих просыпается такой же мальчишка, как в тебе.

И самое лишнее сейчас — это слова. Поэтому вы позволяете друг другу поцелуи, даже пальцы переплетаете не всегда, но изредка. А вот слова — это табу. Вы предпочитаете молчать. Говорить взглядами и прикосновениями — это так интимно, что захватывает дух. Обычно так разговаривают только в постели. И ты думаешь о том, как же будет в ней, когда сейчас уже так, как могло быть там, на шелковых простынях под одним одеялом. Но слова — это то, чего боитесь вы оба. Они могут все испортить, уже чуть было не испортили. Вы сумели остановиться в тот раз, но страх, что в следующий уже не успеете, разъедает обоих. Поэтому — тс-с-с-с, молчок!

А потом он приводит тебя к себе. Вы больше не соприкасаетесь руками, просто идете рядом. Но даже это кажется настолько непривычным зрелищем, что пока вы пересекаете университетский парк, направляясь в сторону казарм, встречные оборачиваются. Это напрягает. Ты закладываешь руки за спину, тебе отчаянно хочется снова прикоснуться к нему, но Мурзяс скашивает на тебя глаза. И ты понимаешь — ему тоже. Улыбаешься лукаво. Провоцируешь. Умело, осознанно. Он понимает, видя смешинки в твоих глазах. Хмыкает. Жестко, по темному. Ты снова осознаешь, кто он и кто ты, но и сейчас тебя это не смущает. Ты впервые за долгое время чувствуешь себя живым. И чувства, которые ты сейчас испытываешь, кажутся важнее всего, что было до них, важнее всей прошлой жизни.

Поднявшись по ступеням высокого подъездного крыльца, вы оба замираете в нерешительности. За дверьми широкий холл и лестница, которая чуть выше раздваивается. По одной можно попасть на темную половину, по другой, являющейся зеркальным отображением первой, на светлую. Но тебе не хочется расставаться. Время позднее, да. Ночные патрули уже заступили на службу, сменив вечерние. В университетском парке вам встречались поздние "пташки", которые спешили к своим постелям, а, может, на тайные ночные свидания, такой вариант тоже имеет место быть. Но тебе все равно, кто и по каким причинам прошмыгнул мимо вас на темных аллеях. Вы стоите у дверей и не знаете, как быть дальше. И первым нарушает табу Мурзяс. Ему проще — он темный. Вот уж кому по штату положено нарушать всевозможные запреты.

— Зайдем ко мне?

— Руки будешь целовать? — тут же уточняешь ты, прекрасно зная, что эта фраза для вас обоих теперь значит очень многое. Она особенная, самая первая из понятных только вам двоим фраз. И весьма удачная. Всегда удобно, когда не приходится называть своими именами вещи, которые могут смутить, невзирая на возраст и весь предыдущий опыт.

— Массаж сделаю, — осклабившись, объявляет темный.

И ты возвращаешь ему кривую ухмылку. Такого тебе еще не предлагали. Да и разве девушка способна нормально тебя промять? Литые, закаленные на тренировках и в настоящих сражениях мышцы? Ты сухопар, подтянут, изящен, но нет, такое тело в массажном деле точно не для женских рук. Правда, темному ты все же не научился еще доверять до конца. Все еще сомневаешься. А вдруг обманет? Вдруг это только уловка? Правда, на этот раз, даже если это действительно так, тебе наплевать. Почему? Потому что тебе уже не терпится попробовать нечто большее, чем поцелуи. И ты не стыдишься своих желаний. Приняв однажды, глупо снова все отрицать.

Но темный не обманывает. Пока ты разглядываешь комнату, с тяжелыми светонепроницаемыми шторами на окнах, погруженную в приятный полумрак, освещенную лишь двумя круглыми светильниками-ночниками, подвешенными под потолком, темный достает вино и бокалы. И к ним откуда-то вынимает изящный пузырек из темно-зеленого стекла. Ты подходишь к миниатюрному столику и берешь в руки именно его, игнорируя протягиваемый тебе бокал с вином. Вертишь находку в руках, поднимаешь глаза. Темный улыбается. Ты видишь, как в неверном свете ночника блестят его отчего-то сейчас влажные губы и светятся глаза. В отличие от него, ты не можешь похвастаться тепловым зрением, которым обладают все дроу. Но тут нечему завидовать, ведь именно из-за него их глазам так неприятен солнечный свет.

Ты смотришь на его улыбку и понимаешь, что улыбаешься в ответ. Спрашиваешь, позволяя слову сорваться с губ:

— Смазка?

— Масло. Ты ведь, кажется, за массажем пришел.

— Я пришел за тобой. А вот что ты мне предложишь в качестве дополнительной нагрузки, это уже твое дело.

— Себя и предложу. Но сначала массаж.

— Хорошо, — легко соглашаешься.

Ставишь бутылочку с маслом на стол и стягиваешь через голову тунику, отбрасываешь в сторону небрежным, нарочитым жестом. Он смотрит на тебя. Его глаза светятся в полумраке, как у какой-нибудь подземной твари, в логово которой ты на свое несчастье рискнул сунуться даже без меча. Вообще без оружия. Страшно? Нисколько. Под кожей мурашками и легкой дрожью проносится возбуждение. Воздушное, как дымка. Такое не сразу и ощутишь. Предвкушение. Вот что заводит тебя. Вот что волнует и приносит удовольствие одним своим негласным присутствием. Вы стоите друг друга. Ты знаешь. Он знает. И оба верите, что вместе вам будет лучше, чем по одному.

Ты уходишь к кровати, избавляешься от сапог, потом стягиваешь брюки. Обнажаешься, не испытывая стыда. Осознание того, что он тоже мужчина, слишком четкое, чтобы смутиться. Ты всегда гордился своим телом, своей внешностью. Всегда знал, что нравишься женщинам. Теперь понимаешь, что и некоторым мужчинам тоже. Но другие тебя конкретно сейчас уже не волнуют. Тебе нужен он. Вытягиваешь руки вверх, тянешься до хруста. Нарочно. Соблазняешь. Знаешь, просто уверен, что ему понравится зрелище. Он смотрит на тебя со спины. На узкие бедра, подтянутые ягодицы, крепкие мышцы спины и рук, длинные ноги. Раньше тебя никогда не привлекало мужское тело, но сейчас ты неожиданно понимаешь, что не отказался бы в свою очередь взглянуть на него, на своего темного. Своего — как не странно, это слово даже в мыслях отдается приятной дрожью. Ты улыбаешься, обернувшись к темному через плечо. Он смотрит только на тебя и, не отрывая взгляда, осушает свой бокал. Ты видишь краем глаза, как дергается его горло. Думаешь, что если бы вас не разделало полкомнаты, ты бы, возможно, позволил себе такое безумство, как приникнуть к этому горлу губами, но, конечно, вместо этого ты ложишься на широкую постель.

Прохлада и бархатная мягкость покрывала, особого, такие могут ткать только дроу, сначала кажется неприятным. Ничего еще не было, ровным счетом ничего такого, но кожа кажется уже разгоряченной, поэтому ощущения не столь приятны. А еще нервы. Ты обманываешь самого себя, когда мысленно говоришь себе, что тебе не страшно. Это не так. В глубине души ты знаешь это. Да, ты — мужчина. Да, бесстрашный воин. Да, тебе не пристало сомневаться. Но сомнений нет — есть страх. Первый контакт — это как откровение. Вы оба обманываете себя, говоря о взаимном доверии. Вы тянетесь друг к другу, но доверия, такого, какое могло бы многое искупить, еще нет. Поэтому так тяжело, почти мучительно. Поэтому Мурзяс предпочитает выпить еще один бокал вина, прежде чем подойти к тебе и позволить постели прогнуться под тяжестью своего тела.

Ты ждешь его. Точнее, уже заждался. Стараешься дышать ровно, делаешь вид, что уснул. Вредничаешь. Глупый жест? Конечно же, глупый. Ты можешь понять его смятение. Ты понимаешь, что сам еще не совсем готов к таким откровениям. Все происходит слишком быстро. Куда вы спешите? Если бы ты знал!

Но, когда теплые руки касаются плеч, осторожно, почти нежно, и темный смещается, забираясь на кровать с ногами и нависая над тобой, ты напрягаешься так сильно, что сводит мышцы. Он чувствует. Он шепчет над самым ухом:

— Только массаж, обещаю.

И ты чувствуешь себя девчонкой-малолеткой, которую не очень искусно соблазняет одноклассник. Ухо дергается от его дыхания. Это неприятно. И жест, и чувства, которые его породили. Тебе хочется разозлиться, но вместо этого намокают ресницы, и ты прячешь лицо в подушке, которую успел к себе подтащить. Ладони темного скользят по твоей спине. Наверное, это красиво. Черная кожа его рук на фоне твоей белоснежной спины. И в тоже время такая картина может показаться мерзкой, словно два огромных паука ползают по тебе. Вздрагиваешь от этой ассоциации. У тебя всегда было слишком яркое воображение. Он снова склоняется к тебе, ты чувствуешь тепло его тела. И ладони замирают в области поясницы. Что он скажет?

Но Мурзяз не говорит. Целует в плечо. Просто, почти невинно, прижимается губами. И тут же снова распрямляется. Тепло уходит и тебе становится грустно. От этого? А от чего еще?

Вздыхаешь. Поворачиваешь голову, чтобы видеть темного над собой хотя бы краем глаза. Смотришь. Его лицо вовсе не так безмятежно, как тебе представлялось. Он тоже напряжен и тоже смотрит на тебя.

— Мне прекратить?

— Нет, — говоришь ты, слыша, как глухо звучит твой собственный голос. Приказываешь, добавляя властных ноток. — Продолжай.

Он позволяет себе легкую улыбку и руки с поясницы снова ползут к лопаткам. Ты все еще думаешь о них, как о пауках, но вместо того, чтобы взращивать в себе омерзение, пытаешься убедить себя в обратном. Пауки могут быть приятными, особенно, если не хотят тебя убить. Мохнатые лапки, их восемь, ты помнишь. Множество глаз. Красных, как глаза дроу. Такой внешний вид этих созданий кажется неприятным, но и к нему можно привыкнуть. А мех на лапках может быть нежным. Как подушечки пальцев Мурзяса, разве нет? И ты расслабляешься под его прикосновениями. Он чувствует. Убирает руки и добавляет масло. Оно пахнет просто восхитительно, ты не можешь смолчать.

— Из чего оно?

— Не думаю, что тебе понравится, если узнаешь, — замечает темный с неподдельным сомнением.

— Если не из экскрементов ваших паукообразных, я переживу.

— Нет, — на поясницу в успокаивающем жесте ложится ладонь. Большая, теплая. Теперь вызывающая только приятные ассоциации. Ты улыбаешься. Он говорит. — Из одного из разновидностей лишайника, обитающего в наших подземных пещерах на больших глубинах.

— Понятно, — вздыхаешь. И зачем спросил?

Тебе представляется что-то зеленое, склизкое и мерзкое, но с этим нечто никак не вяжется запах. Поэтому ты заставляешь себя сосредоточиться на нем. А потом уже и заставлять не приходиться. Потому что у тебя появляется еще более отвлекающий фактор. Руки. Они снова скользят по твоей коже, но теперь это уже полноценный массаж, а не завуалированная ласка.

Мурка знает толк в массажах — эта простая мысль доходит до тебя очень быстро, когда ты уже не вздрагиваешь, а тихо покряхтываешь от того, как он перебирает своими умелыми пальцами все твои мышцы, начиная от шеи и заканчивая бедрами. Когда его руки скользят по ногам, можно подумать о возбуждении, но это опять-таки не ласка, это массаж и, конечно, возбудиться у тебя не получилось бы при всем желании.

И ты наслаждаешься тем, как мышцы оживают под его руками, как тело наполняется легкой болью, которая совершенно без зазрения совести граничит с удовольствием. Но стоит тебе только расслабиться, и в действиях темного появляется весьма неприятный подвох.

Если бы он попытался к тебе пристать, на что ты в тайне рассчитывал, идя за ним на темную половину, ты бы еще понял. Но это все еще массаж, только необычный. Акупунктура — точечное воздействие. Теперь он не скользит по твоему телу и не мнет мышцы всей ладонью, он использует подушечки пальцев. И нажимает в особых местах. Ты знаком с боевым стилем дроу, когда убивают голыми руками, посредством нажатия на особые болевые точки. Определенная комбинация таких легких на первый взгляд прикосновений может легко навсегда остановить твое сердце. Тебя учили такие прикосновения распознавать. И сейчас темный нажимает в области именно этих точек, правда, то чуть выше, то чуть ниже, словно проверяя, знаешь ли ты о них. Это злит. И, конечно же, напрягает.

— Я знаю, — говоришь ты холодно. Но не делаешь попытки подняться или избежать неприятного на фоне такого подтекста прикосновения.

— Нет. Не знаешь, — голос Мурзяса звучит мягко. Это настораживает и вселяет сомнение. А темный, помедлив, и ни на секунду не прекращая наносить точечные удары пальцами, поясняет. — Если чуть выше или чуть ниже, то это уже не верная смерть, а особого рода массаж. Чтобы позволить кому-то сделать это со своим телом, нужно доверять.

— А ты спросил меня, верю ли я?

— Нет. Предпочел убедить на практике. Ты не веришь.

— Ты тоже.

— Ты не проверял.

— Проверю, — обещаешь ты и снова закрываешь глаза.

Теперь твоя главная задача — расслабиться. Дело не в том, что тебе так важно продемонстрировать свое доверие. Нет, сейчас это для тебя дело принципа — маленькая месть. Тебе не нравится такой подход темного ко всей этой ситуации, но ты уже понял, что вы два сапога — пара, и, скорей всего, ваши отношения так и будут строиться на соперничестве. Не во всем, но во многом. И ты не против такого фундамента, впрочем, Мурзяс тоже за него. Ты чувствуешь. Почти уверен, что не ошибаешься. Поэтому считаешь выдохи и вдохи, а потом, в какой-то момент по-настоящему расслабившись, забываешь считать.

↓ Содержание ↓