Неизведанные гати судьбы. Глава 29

Неизведанные гати судьбы

Глава 29

Из-за начавшейся снежной метели, нам пришлось задержаться в Барнауле почти на десять дней, поселившись в добротном здании, где сдавались меблированные комнаты. За эти дни мне частенько удавалось посетить аптеку, чтобы вдоволь пообщаться на различные темы с Феликсом Щенсным, Яковом Ефимовичем и его знакомыми.

Так что мы со Светозаром возвернулись домой с довольно большой задержкой. Пролётка заехала в Урманное поселение под вечер, когда непогода полностью затихла и с неба неспешно падали мягкие хлопья пушистого снега. Едва только наша пролётка приблизилась к зданию поселковой Управы, как на её широком крыльце появился мой отец. Он сразу же начал махать рукой, показывая, чтобы мы немедленно остановились. Когда Светозар остановил пролётку возле крыльца здания Управы, то Глава нашего поселения, тоном не терпящим возражения, приказал мне зайти в Управу. Это меня очень сильно удивило, так как отец редко обращался ко мне, как Глава Урманного поселения. Такое происходило лишь только в каких-то особо исключительных случаях. В основном, когда случалось какое-то важное событие или происшествие. Увидев строгое лицо отца, я ничего не стал расспрашивать у него при Светозаре, а молча покинул пролётку, и прошел внутрь помещения Управы.

Стряхнув снег со своей шубы, я разделся и расположился на широкой лавке у стены. Через пару минут в кабинет зашёл отец, видать он отдавал какие-то распоряжения Светозару. Закрыв за собой плотно дверь, он строго сказал мне:

— Рассказывай всё!

— Что именно рассказывать, отец?

— Я уже тебе сказал, рассказывай всё. Можешь начать с твоих непонятно откуда появившихся странных знакомых в Томске и Барнауле. Где ты с ними умудрился познакомиться? Про Барнаул я тебя пока не спрашиваю, знакомых там ты мог завести когда доставлял туда продовольственные обозы для армии. Но ведь ты раньше никогда не бывал со мной в столице губернии, так откуда же у тебя в Томске знакомые появились? Кроме того, не забудь также поведать мне о своих тайных делах, которые тебя связывают с политическими и другими непонятными личностями?! — услышав такую речь, я удивлённо посмотрел на своего отца, но он, заметив мой вопросительный взгляд, неожиданно продолжил: — Демид, не нужно делать такое удивлённое лицо. Я отвечаю за всех жителей нашего поселения, а твои непонятные связи и дела с политическими... могут принести беду и горе в Урманное. Сам прекрасно ведаешь, как имперские власти к политическим относятся. Пока вы со Светозаром прохлаждались в Барнауле, у нас в поселении побывали жандармы из Томска. Они довольно сильно интересовались тобой, твоими политическими взглядами, а также твоими непонятными знакомыми в столице губернии...

— Отец, а как жандармы в снежную метель до нашего поселения добрались?

— Нормально они добрались. На трёх санях приехали, чтобы с тобой по душам пообщаться. Заявились на следующий день после вашего отъезда. Вам очень сильно повезло, что снежная метель в Барнауле разыгралась, иначе вы бы прям на допрос к жандармам пожаловали. Ваше со Светозаром счастье, что никто из жителей поселения не знал, куда вы уехали. Жандармы по всем домам прошлись, и везде допросы учиняли, даже детей спрашивали, видел ли кто-нибудь чужих в поселении или нет. Они очень сильно удивились узнав, что у нас в поселении всё спокойно было и посторонние люди уже давным-давно в ближайшем урмане не появлялись. Снежной метели в нашем районе не случилось, а снег лишь сегодня утром пошёл, примерно через час после того как жандармы в свой Томск уехали. Ты от ответа-то не увиливай, Демид, а давай мне всё подробно о своих похождениях рассказывай.

— Хорошо, отец, — начал я свой рассказ. — Началось всё с моего выхода на охоту, как раз перед нашей поездкой в Томск. Проверяя расставленные ловушки и петли, я заметил, что кто-то там уже похозяйничал, самовольно забрав мои охотничьи трофеи. Отправившись по следам неизвестных, я вскоре обнаружил на полянке странную группу из четырёх человек. Странность состояла в том, что группа состояла из трёх уголовников и одного политического, причём, последний довольно старательно пытался выдать себя за матёрого уголовного авторитета. Когда они покинули полянку и ушли через старую гать на болоте, то на месте их временной стоянки я обнаружил портмоне из кожи наполненный крупной суммой денег и странной половинкой сотенной купюры. Вот с неё-то и начались все мои приключения со знакомствами...

Отец очень внимательно слушал мой рассказ, не перебивая, и лишь когда я закончил его, спросил меня:

— И зачем ты только связался со столь опасными людьми, Демид? Ты же прекрасно знаешь, какое сейчас неспокойное положение в стране. Во многих больших городах и в крупных посёлках происходят политические демонстрации, на которых выдвигаются различные требования к царю и имперским властям. Студенты начитавшись различной революционной литературы, вместо того, чтобы получить образование и профессию, устраивают беспорядки, которые власти подавляют с особой жестокостью. Скажи мне, сынок, где ты успел набраться опасных революционных идей? Пойми, я пытаюсь понять... Зачем тебе вообще нужны связи и знакомства с политическими?

— Отец, ну ты же сам учил меня очень внимательно слушать людей беседуя с ними. Вот во время таких доверительных бесед, я и "успел набраться опасных революционных идей", — сказал я с улыбкой. — Теперь относительно того, зачем мне "нужны связи и знакомства с политическими"... Скажи, пожалуйста, тебе дед несколько лет назад рассказывал о том, что будет большая война?

— Рассказывал и не только мне одному. Он говорил, что во сне увидел большую и кровавую войну. Кроме меня, его рассказ о войне слышали Мирослав Кузьмич, Родасвет Казимирович и Богуслав Ярославич. Не понимаю, почему ты сейчас про сон моего отца вспомнил? Ведь война же давно закончилась. Насколько я помню, с японцами четыре лета назад подписан мирный договор.

— Дед вас не про малую войну на востоке предупреждал. Он рассказывал вам о совершенно другой войне, которая начнётся на западе. Я сам лично слышал, как он говорил нашему старосте Мирославу Кузьмичу, что "через несколько лет большая кровавая война придёт с запада. Она по всей земле беду разнесёт, но хуже всего будет после войны. Брат восстанет на брата, сын на отца, кровь будет литься как реки. И всё енто будет делаться в угоду наших древних ворогов".

— Ты хочешь сказать, Демид, что будет ещё одна, более кровавая война?

— Да, отец. И как сказал дед, то что будет после окончания войны, гораздо страшнее самой войны. В приходской школе нам рассказывали на уроках, что после больших и продолжительных войн многие империи и богатые страны исчезали с карты нашего мира. На их месте появлялись новые государства.

— Демид, не нужно верить всему, чему вас учили в приходской школе. Многое из того, что вам говорили на уроках... придумано недавно по указу имперских властей.

— Не буду с тобой спорить, отец. У тебя на стене в кабинете висит современная карта мира, которую ты привёз из Томска. Покажи мне, пожалуйста, на ней... Великую Рассению или Великую Тартарию, или хотя бы нашу прародину — Великое Княжество Литовское? Их там нет. Они исчезли после больших войн.

— К чему ты клонишь, Демид?

— К тому, что после большой войны, с карты мира может исчезнуть любое государство, в том числе и Российская империя. Если она умудрилась проиграть войну маленькой островной Японии, то что будет после войны с большими империями находящимися на западе?

— Ты думаешь, что в результате большой войны Российская империя может исчезнуть?

— Вполне возможен и такой вариант развития событий, отец. Тем более, как я понял из бесед со своими новыми знакомыми, почти везде, во всех странах мира, растёт недовольство народов относительно тех, кто находится на вершинах власти. Ты даже представить себе не можешь, как сильно заметно настойчивое влияние ушлых островитян на политическую обстановку в мире. Даже съезды многих политических партий и революционных движений прошли именно в Англии, а не где-то в других странах. И если большая война и последующие предполагаемые события всё же произойдут, то на обломках нынешней Российской империи могут появиться несколько новых государств. Кто в них придёт к вершинам власти я не знаю. Вот потому-то я и завёл знакомства с представителями различных политических партий. Мне нужно, чтобы они все воспринимали меня как своего друга и соратника.

— Но зачем?

— Чтобы в будущем уберечь от большой беды всех жителей нашего поселения. Ведь если мои новые знакомые, когда-нибудь возьмут власть в свои руки, то у них не должно быть причин замышлять злое против меня и жителей нашего таёжного поселения. Они прекрасно знают, что анархистов не интересует сама система власти, анархистам интересна только свобода и общинная жизнь. Кроме того, моим знакомым известно, что мы не только помогали им в тяжёлые времена, выполняя для политических кругов разные поручения. Они прекрасно знают и о том, что одному из беглых политических мы даже жизнь спасли. Ты можешь не опасаться, отец, что кто-то может нас выдать полиции и жандармам, ибо о нас никто ничего толком не знает. Даже наши имена им не известны. Моё имя знают лишь Карл Оттович Зилинг, заведующий аптеками Томской губернии, он также является одним из управляющих аптечного магазина "Штоль и Шмитъ". Кроме него моё имя знают Иван Лютич и Феликс Щенсный, но они никогда не выдадут меня властям. Как я понял из долгих и доверительных разговоров с Феликсом, он среди своих товарищей, не последнее место в руководстве социал-демократической партии занимает. Имперскую власть он ненавидит до глубины души, ведь царские власти лишили его всего и сослали в Сибирь. Так что у него не может быть никакого повода идти на поклон к властям и доносить на меня. Иван Лютич также нас не предаст, ибо он для меня стал как близкий родич. Как я уже сказал, из знающих моё настоящее имя остаётся только один лишь Зилинг. Но тут я встану на защиту доброго имени Карла Оттовича, ибо он увлёкшись трудами Бакунина, стал сторонником анархизма и никогда не будет доносить в полицию или жандармам.

— Но ведь жандармы из Томска были у нас в поселении, и допрашивали они наших жителей именно о тебе, Демид. Значит им кто-то сообщил о твоих встречах в столице губернии. Просто так жандармы бы не приехали. Разве я не прав?

— Ты прав, отец, но почему ты подумал о предательстве моих новых знакомых, и совершено выпустил из виду других людей?

— Каких других людей?

— Отец, ты сам мне сказал, что хозяин здания в Томске, где мы снимали номера, приходится дальним родственником главному жандарму Томской губернии. Неужели ты думаешь, что хозяин здания по-родственному не сообщает главному жандарму, о том как у него идут дела? Кто с кем встречается в его ресторации или в номерах? Про телефонисток, нанятую прислугу и работников я даже напоминать не буду. Я ни за что не поверю, что среди них нет хотя бы одного человека, кто работает на жандармов. Ведь не просто так, в данных меблированных комнатах никогда не было ни одного случая даже мелкого воровства. Тамошние работники и прислуга прекрасно знают, что кто-то из обслуги связан с жандармами. Я не очень удивлюсь, если станет известно о том, что твой знакомый Вильгельм Максимильянович, попросил присмотреть за тобой своего родственника.

— Ты думаешь, Демид, что за мной тоже следят по просьбе Вильгельма Максимильяновича?

— Вполне возможно и такое... Хотя я думаю, что наблюдение за тобой, отец, и за Родасветом Казимировичем, уже давно снято. Они проверили, что вы привозите отчёты и встречаетесь только с представителями губернской власти, а потом уезжаете домой. Какой смысл жандармам за вами следить дальше? И неожиданно вы приехали в Томск не как обычно, а вместе со мной. Вот хозяин заведения и дал задание своим людям, а также прислуге присмотреть за новым постояльцем. Сам подумай, какие у него могли появиться мысли насчёт меня. Вроде всё как обычно, появляется князь со своим сопровождающим, но теперь они приехали не одни, с ними прибыл сынок князя, который раньше в Томске никогда не бывал. И что видит хозяин данного заведения? Пока князь с сопровождающим уезжают по своим делам, княжеский сын встречается с заведующим аптеками Томской губернии. Если данная встреча в зале ресторации могла произойти случайно, мало ли кто за завтраком познакомится и поговорит на обычные темы о погоде или про цены на различные товары, то наше общение в номере случайным никак не назовёшь. Какие-такие дела могут быть у заведующего аптеками с сыном князя? А тут вдобавок ещё одна странность, посетитель отлучался из номера поговорить по телефону. Ежели разговор прослушали, то из него тоже похоже ничего не поняли. Вот хозяин заведения, или его человек, и сообщили главному жандарму о выявленных странностях в поведении сына князя, и о его непонятных встречах. Дальше всё просто. Вильгельм Максимильянович, зная где проживают князь и его сын, послал своих подчинённых выяснить, что же происходило в заведении его родственника.

— Как у тебя всё просто получается, Демид. Вот только ты забываешь об одном, жандармы просто так никуда не ездят. Для любой поездки у них всегда есть весомые основания...

— Я знаю, отец. Но могу тебя уверить, что даже имеющиеся у жандармов основания никак не смогут связать меня с политическими и их делами. Скорее всего, жандармы попытались связать мою деятельность с уголовниками. Если они прослушивали телефонный разговор Карла Оттовича, то там могли прозвучать клички уголовников: Калённый и Клест. А так как в уголовной среде у жандармов есть свои осведомители, то скорее всего, именно через них подчинённые Вильгельма Максимильяновича и попытались выяснить, кто из уголовников носит кличку "Князь"? Насколько мне известно, аптекари во многих городах частенько снабжают представителей уголовного мира различными лекарствами и наркотиками. Если у главного жандарма Томской губернии появились "весомые основания" именно по данной линии, то политическую деятельность приписать они мне никак не смогут.

— Значит ты окончательно решил связать свою жизнь с политикой, Демид?

— Нет, отец. Политика меня не интересует. Но если, для сохранения жизни наших поселян, мне надобно будет предстать перед людьми в образе политического, то я пойду на такой шаг. Тем более, что многие мои новые знакомые воспринимают меня именно как убеждённого анархиста, которому удалось воплотить в жизнь многие идеи Бакунина. И воплотить их не где-нибудь за границей, а в своём родном поселении. Ты можешь удивиться, но твои задушевные беседы с Феликсом, ещё больше убедили моих знакомых в Барнауле, в правильности такого мнения. Они теперь искренне считают, что у нас почти все жители поселения убеждённые анархисты. Но не какие-то мутные и оголтелые горлопаны, как в больших городах империи, которые за свою жизнь ни одной книги не прочитали, в том числе и труды по анархизму, а спокойные и рассудительные люди, по-доброму относящиеся ко всем представителям революционных партий и политических движений. Некоторые представители социал-демократов даже хотели, чтобы я влился в их ряды, но после всего лишь одного моего вопроса, во время последней беседы, они потеряли ко мне всяческий интерес.