Очараванная небом. Изгой

Друзья, полная версия представлена по ссылке

Ссылка на карту мира https://vk.com/wall-19275768_2460

Таким, как ты, не место среди нас.

Такие заслужили лишь презренья.

Покуда можешь ты, беги подальше с глаз.

Рука не дрогнет, больше нет сомненья.

Не верьте демону с наивными глазами.

Душа твоя черна, подобна яду.

Пусть соловьем ты заливаешься мольбами.

Но смерть тебе — достойная награда.

Эпилог

В ночь со второго на третье число последнего весеннего месяца сонная, тихая деревушка Линорра, что была вплотную к Горе, оказалась лишена сна. Все началось с того, что около полуночи по размытой затяжным дождем дороге на всех порах, громыхая, пронеслась повозка.

— Здесь! Стой! — громко крикнула пассажирка вознице. Тот на полном ходу остановил взмыленных лошадей.

Женщина поспешно перекинула через плечо тряпичную сумку и спрыгнула в грязь.

— Только бы не опоздала, — бормотала она, подобрав юбку и спешно пробираясь по жиже к деревянной калитке.

— Э! Бесовка! — грубо окликнул ее возница. — Ты платить-то когда будешь?

Молодая черноволосая женщина обернулась и одарила его таким взглядом, что возница поежился.

— Жди. Скоро назад поедем.

Возница пробурчал что-то невнятное, поглубже закутался в плащ от пронизывающего сырого ветра и с недовольной физиономией откинулся на козлах.

В тот момент, когда женщина вошла во двор, из дома донесся такой дикий вопль, что забрехали все окрестные собаки. Задрав длинную юбку, она, как могла быстро, побежала по скользкой грязи, вперемешку с птичьим пометом.

В сенях гостья столкнулась с хозяином дома — мужчиной темноволосым, ростом выше среднего, худым, довольно потрепанным, но пока еще крепким.

— А ты... откуда взялась? — уставился он на нее.

— Для начала здравствуй, Аргус, — женщина наспех скинула грязные хиги и поочередно ополоснула каждую забрызганную грязью ногу в ведре, стоящем для этого у входной двери.

— Генера не обрадуется тебе, Раетта, — мужчина попытался обойти ее, но угодил ногой в ведро и громко выругался.

— Да ты пьян! Иди умойся холодной водой, Аргус. От тебя разит, как от выгребной ямы. Даже не вздумай подходить в таком состоянии к ребенку.

— Да откуда ты вообще знаешь про ребенка?! — в сердцах крикнул он. — Кто тебя сюда звал?!

Женщина лишь кратко улыбнулась.

— Лучше моли Заступницу, чтобы дочка родилась живой.

— У меня сын будет, — промямлил мужчина, выходя босиком во двор.

Гостья ничего не ответила, наблюдая, как брат, шатаясь, шлепает по грязи, и направилась в сторону комнаты, откуда только что донесся еще один вопль роженицы. Подходя к двери, она случайно увидела в углу за тумбочкой мальчика лет трех. Он сидел и плакал, зажав ручками уши. Женщина очень спешила и уже потянулась к дверной ручке, но в последний момент отдернула руку и подошла к ребенку.

— Вейго, милый, — она опустилась перед ним на колени. — Ты что здесь делаешь?

— Мне страшно, — навзрыд прошептал мальчик. — Мама кричит уже так долго. Она умирает?

— Нет, маленький, — женщина заботливо улыбнулась и поцеловала ребенка в лохматую каштановую шевелюру. — У тебя скоро родится сестренка. Это огромное счастье, понимаешь? И ты должен пообещать мне, что всегда будешь ее защищать.

— Сестренка?

— Да, и ей нужна будет защита старшего братика. Ты же справишься?

Мальчик неуверенно кивнул. Женщина погладила его по голове.

— Иди в свою комнату и ничего не бойся. Скоро ты увидишь и маму и сестренку. Я тебе обещаю.

Мальчик шмыгнул носом, утер кулачком слезы, поднялся и, пробежав по коридору, исчез за дверью своей комнаты.

— Помоги мне, Пречистая.

Гостья глубоко вздохнула и вошла в спальню.

На окровавленной простыне вся в поту лежала молодая женщина с выпученными от ужаса глазами, бесцельно смотрящими куда-то в потолок. Ее длинные волосы лохматыми змеями расползались по мокрой от пота простыни и казались неестественно черными на фоне мертвенно-белой кожи. Около нее суетилась сгорбленная старая повитуха, по виду абсолютно растерянная.

— Ты зачем пришла, бесовка? — сурово прошипела повитуха.

— Помочь хочу, родня моя, — невозмутимо ответила гостья. — Давно она мучается?

— Вторые сутки разродиться не может, — повитуха взглянула на роженицу как на покойницу. — Такая сильная девка. Убей, не пойму, в чем дело. Хоть бы саму спасти, ребенок-то давно уж помер, поди. Резать бы надо, только не вынесет она. Помрет.

— Не помрет, — женщина засучила рукава по локоть, достала из сумки сушеную траву, перемолола ее ладонями в пыль и посыпала на голый живот роженицы, шепча что-то, известное только ей.

— Это ты чего удумала, ведьма?! — гневно крикнула повитуха, пытаясь ухватить ту за руку.

— Будешь мешать, вот тогда умрут и мать и младенец, — жестко ответила женщина.

— Да пусть лучше помрут, чем отрекутся от Хэо твоей поганой магией!

От колючего взгляда ледяных синих глаз повитуха вздрогнула и отшатнулась.

— Да чтоб ты провалилась! — сплюнула она, из комнаты не вышла, но и мешать не стала.

— Раетта? Я-то думала, этот бред мой, — внезапно глаза роженицы округлились, она приподнялась на локтях, но от боли снова закричала и упала на постель.

— Успокойся, Генера, я здесь, чтобы помочь твоей девочке родиться, — ласково ответила женщина.

— У меня сын! Убирайся! Не прикасайся к моему ребенку, ведьма! — с усилием выкрикнула та и рухнула на кровать без чувств.

— О Пречистая Хэо! Прими ее душу в свои сады, — затараторила испуганная, белая, как моль, повитуха.

Женщина гневно глянула на нее.

— Что ты несешь, старая дура?! — прошипела она. — Нельзя хоронить живых раньше срока! Иди в угол и стой молча, что бы не увидела. Не будешь мешать, спасу обеих. А ляпнешь хоть слово — смерть их на твоей совести будет!

Повитуха ничего не ответила и, точно ожившая статуя, попятилась от кровати. Раетта положила одну руку на ледяной, вспотевший лоб роженицы, вторую на ее огромный живот, закрыла глаза и принялась без остановки шептать. То и дело она отнимала руки, и тогда вздрагивало пламя свечей в комнате. Она все сильнее нажимала на живот, все громче шептала, до тех пор, пока, наконец, ее голос не перешел в крик, а рука не проварилась сквозь кожу, как горячий нож сквозь масло. Одним движением ведьма вынула ребенка, не повредив кожи на животе. Девочка была крохотная и серо-синяя, точно покойник. Черные волосики прилипли к маленькой головке. Она не кричала и не шевелилась. Ведьма положила ладонь ей на лицо и полностью окунула ребенка в ведро с водой, продолжая шептать. Вмиг пламя свечей взметнулось к самому потолку, осветив комнату, точно солнце среди ночи, а затем погасло. Женщина аккуратно вынула ребенка из ведра. Едва его головка оказалась над водой, раздался оглушающий детский крик.

— Зажги свечи, повитуха, — тихо сказала она, поцеловала кричащего ребенка в лоб и с улыбкой добавила: — Сильная девочка. Никогда не сдавайся.

Девочка с белыми, как снег, волосами, сразу успокоилась и теперь с интересом рассматривала окружающий мир ярко-синими ледяными глазами. За окном застрекотали кузнечики, тихонько колыхались мокрые от дождя колокольчики, а в углу комнаты молча стояла поседевшая повитуха.

1 глава

Меня зовут Сейлиндейл. От моего имени веет тиной и холодом, и оно под стать моему миру, которой лишен красок и тепла. Вам бы здесь точно не понравилось. Я никогда не видела солнца, луны и звезд. Я наблюдала их лишь на картинках книг и в своем воображении, когда редкие путешественники или торговцы проезжали через нашу деревню. Над моей головой только Гора, уходящая в бесконечность, и вечные серые тучи, скрывающие ее вершины.

Линорра — самая сырая деревня за Горой. Дожди здесь идут почти ежедневно, теплые, затяжные и опостылевшие всем до дрожи. Кажется, скоро я покроюсь плесенью и сгнию, как деревянный забор перед домом Марси. Кстати, именно поэтому в Линорре все дома каменные. Естественно, тоже серые. Прямо как небо, Гора и моя жизнь.

Больше всего на свете я хотела бы сбежать из этой сырости и перебраться хотя бы в Оргун или Тинбарру. В самом деле, кто по своей воле захочет жить там, где даже мухи давно сдохли. Одним мокрицам раздолье. Фу, мерзость, аж мурашки по коже!

Увы, моя деревня отрезана от мира замкнутой горной цепью — Безымянной горой. Сбежать отсюда можно только по воздуху. На драконе. А их в Линорре не водится. Резонно. Будь я драконом, тоже бы сюда не сунулась.

Я ждала этого дня с трепетом и волнением. Сначала я считала месяцы, потом недели и, наконец, дни. А накануне и вовсе заснула лишь под утро, все время прокручивая в мыслях, как хорошо покажу себя на смотре. Мама говорила, что если я буду стараться больше всех, меня заберут во дворец, в Ардалию за Горой, и моя жизнь станет совсем другой. Какой, она не сказала, но в силу возраста я и не задумывалась об этом.

Спросонья я сладко потянулась и зевнула. На улице было слишком громко даже для ярмарочного дня. Но ведь ярмарка прошла вчера...Минутку! Сегодня день смотра! Вечно я со сна туго соображаю. Так, я готова! Наверное...

Протерев глаза, в полумраке комнаты я разглядела шкаф, из-за неплотно прикрытой дверки которого торчал подол моего нового белого платья. Мама купила его вчера для особенных случаев. Таких, как день смотра.

Вдруг в комнату ветром влетела мама. Увидев меня сонную в кровати, она вспыхнула, как сухая трава от искры.

— Сейлиндейл! Почему ты еще спишь?! — уперев руки в бока, крикнула она. — А ну-ка живо вставай и приведи себя в порядок!

Я послушно слезла с кровати, хотя мягкая, нагретая за ночь перина так и манила меня обратно. Но когда мама на взводе, с ней лучше не спорить. А заводилась она в моем присутствии всегда с пол-оборота. Иногда мне казалось, что ее раздражает во мне абсолютно все: то, как я говорю, как хожу, что делаю. Больше же всего ей не нравилась моя внешность. Нет, я не была дурнушкой, напротив. Но мои светло-русые, почти белые, волосы и ярко-голубые глаза, взгляд которых она не могла спокойно выносить... Она стыдилась, что родила ведьму. Чего уж говорить, я вообще должна была родиться темноволосым мальчиком. И мне об этом напоминали при каждом удобном, да и не очень, случае.

Моя внешность вообще нетипична для жителей Горы, да и Ясных земель тоже. Мама говорит, это потому что меня сглазили при рождении, а соседи давно уже считают, что я стану злой ведьмой — бесовкой. Порой мне хочется оправдать их надежды и напустить на кого-нибудь заворот кишок да мощную отрыжку. Только вот, я не умею.

Мама быстро, но аккуратно достала из шкафа мое новое платье и положила его на стул.

— Вейго давно уже встал. Неужели тебя совершенно не заботит, что сегодня решается ваша с братом судьба? — и, не дав мне что-либо ответить, снова прикрикнула: — Ну чего стоишь? Умывайся, дуреха!

Я выбежала во двор прямо в ночной рубашке, едва нахлобучив старые хиги. Высокий каменный забор защищал наш маленький двор от ветра, но я все равно поежилась. Прохладно и пасмурно. Зато бодрит.

Хлюпая по грязи, я обошла чем-то недовольных гусей и умылась из корыта под окном. Ледяная вода окончательно пробудила меня.

— Ну что за капуша такая! — мама уже стояла на пороге. — За что мне это наказанье, Пречистая Хэо? У всех дети как дети, а у меня сонная муха! Да как ты работать-то во дворце будешь? Ты же спишь на ходу! Ох, отсекут пустую голову да пришлют мне посылкой. Вот стыдоба-то будет!

Я вбежала в дом. Мама стащила с меня ночную рубашку и натянула новое платье. Из белоснежного мягкого льна, с длинными свободными рукавами и широким, расшитым орнаментом, поясом василькового цвета. Таким же орнаментом были расшиты манжеты и воротник. Оно сразу же мне понравилось.

После минут пять мама больно продирала гребнем мои непослушные, спутавшиеся волосы и грозилась остричь меня наголо. Я уже тогда знала, что это пустые угрозы. Волосы для женщины Линорры — главное украшение. Если ко дню, когда девочка созреет, у нее не будет косы до пояса, ни один приличный мужчина на ней не женится.

Мама продолжала что-то недовольно бубнить, а я все думала, где Вейго. На днях он вырезал рукоять для ножа из ветки ивы, растущей на берегу Гнилого озера. Только самые смелые мальчики отваживались ходить в пещеру к озеру, и мне, конечно, льстило, что мой брат из таких. Хотя я все равно отругала его. Нельзя туда ходить! Говорят, там привидения.

— Мама, а где Вейго? — спросила я.

Что если он опять пошел к болоту?

— Давно уже готовится к смотру, не то, что ты, — буркнула она. — Не гневи Заступницу, сиди и не дергайся.

Не знаю, как насчет Заступницы, а вот маму гневить точно не стоит.

Наконец, мои волосы были причесаны и разложены по плечам, пояс туго завязан спереди, а ноги обуты в до блеска натертые хиги. Я стояла перед зеркалом и нравилась сама себе. Только в дни больших праздников девочкам и незамужним девушкам разрешалось распускать волосы.

— Мам, я красивая? — спросила я, с улыбкой разглядывая себя в зеркале.

— Красивая, — небрежно ответила она. — Поторопись. А то пропустим представление перед смотром.

Я с трепетом выдохнула. Пора. Для меня сегодня двойной праздник. Я выхожу в люди. Из-за моей бесовской внешности мама старалась как можно реже выпускать меня за двор. Зачем лишние пересуды от соседей? На редкие вопросы отвечала, что я слабая и болезненная. Я обижалась. Но раз мама сказала, куда деваться? Я надеялась, что если буду вести себя хорошо, она будет любить меня больше.

* * *

До шести лет моей единственной подругой была белая корова Буренка. В ее хлеву я проводила все свободное от работы по дому время. А еще играла с Вейго. Пожалуй, он единственный, кто по-настоящему любил меня в этой семье.

Вейго был старше меня на три года. Он рос крепким и смышленым мальчиком, смелым и ни разу не послушным. Но маму это не смущало. На моем фоне Вейго казался ей просто идеальным, и она закрывала глаза на его проделки и шалости.

Именно Вейго впервые тайком вывел меня за забор на улицу. Мне тогда было семь лет. Помню, с каким удивлением я шла по нашей улице, разглядывая дома соседей, деревья, повозки, запряженные лошадьми и прохожих. Конечно, я и раньше пыталась выбраться со двора, но мама запирала калитку на ключ, а забор был таким высоким, что даже с табуретки невозможно было ничего увидеть за ним. Разве что в щель в заборе, но разве там разглядишь что-то?

В тот же день, когда Вейго вывел меня за ворота, я познакомилась с Марси Ояр. Она оказалась нашей соседкой и моей ровесницей. Мы подружились и с того дня много времени проводили вместе. Мама бы, конечно, запретила, но Марси сразу познакомила меня со своими родителями, а те задались вопросом, почему здорового ребенка держат взаперти? После этого мама сдалась и разрешила мне выходить на улицу. Это был невероятно счастливый день! Отныне я могла гулять и играть с братом и Марси там, где пожелаю. Конечно, после того, как выполню всю домашнюю работу. А мама старалась нагрузить меня посильнее. Опять же — меньше буду мозолить глаза порядочным людям.