Итак, Нейтак

Итак, Нейтак

“Допустим, ты — король подземных эльфов,

Гномья лесного принц и канцлер орков.

Ты — посох мага, ты — топор героя,

ты — болт из потайного арбалета,

и артефакт чудесный — тоже ты.

Вокруг тебя Империи трясутся,

на кладбищах пируют некроманты,

сражаются друг с другом кто попало.

А ты им и руки не подаешь,

поскольку и велик, и бесподобен.”

О.Ладыженский “Фантастическое допущение”

Долго я думал, как назвать отзыв. После прочтения “Уроков гнева” привиделось мне витое золото тенгвара: “Фентези с Офигенно Больших Букв”. После “Хроник группы” — строгая печатная строка: “Черновики к меморандуму. А.Бромберг”. После “Колеса сансары”, соответственно — “Пятое колесо в нирване”. После цикла о виирай — “...И немедленно выпил!” Наконец, примерно на середине “Попытки говорить”, развернулись перед внутренним взором алые рубленые буквы шершавого красноармейского плаката: “Три недописанных и один недочитанный”, но начинать слово с той же согласной, на которую закончилось предыдущее — “низший сорт, нечистая работа”. Тем более, что “Попытку” я все же дочитал.

И заголовок остался первоначальный.

Начал я, как обычно, с рекомендуемых самим же автором, “Уроков гнева”. Почему-то автор просил ругательную рецензию, и мне сразу представился грустный ангел, записывающий в блокнотик ворчание: “Начальник мудак, сын балбес, жена стерва, погода дрянь, зарплата мизер, ботинки жмут” — тут воображаемый ангел недоуменно пожимал плечами, бормоча: “Странные желания у человека, но что поделать, придется выполнять...”

Поскольку не ангел, могу следовать не заказанному, а собственным правилам: если язык читаемого не мешает пониманию, если текст не стоит в горле комом — то взгляд на композицию. Если композиция не сырая портянка, и структура имеется, то смотрю сам сюжет, сиречь — “события плюс отношения”. Уже по сюжету пытаюсь разобрать заложенные в текст смыслы — конечно, если ума моего хватает их распознать.

“Уроки гнева”

Первое, что я прочитал на странице. Роман в классическом понимании, где герой меняется; сказать по правде, у Нейтака нету ни единого текста с примерзшей к забору лошадкой. Автор вполне психологически достоверен: испытания никому из его протагонистов даром не проходят.

Язык романа показался несколько переусложненным, перетяжеленным Большими Буквами, перенапряженным струнами многозначительных намеков курсивом — но в целом текст выглядит вполне приятным фентези для малого квартета: Власть-Магия-Любовь-Человечность.

Композиционно же “Уроки” распадаются на две части. После восстановления справедливости малый квартет отступает в тень, и на сцену выходит солист — Саморазвитие Главного Героя. Не скажу, что написано плохо, но по затронутым темам и по накалу повествования совершенно не совпадает с первой частью. По сути, “Уроки” до смерти Агиллари и после нее — две разные книги. Да, цикл один, объединенный местом, временем, героем — но нет единства действия. Даже голос рассказчика меняется. По моему скромному мнению, делить “Уроки” надо было не на две части, а на две полноценные книги о кардинально различных вещах.

В “Уроках” первый раз прозвучала главная тема творчества Нейтака — совершенствование и рост мага, как человека думающего. Здесь же впервые проявилось, что герои Нейтака предпочитают менять не окружащую среду, а себя. Нейтак не цепляется за человекоподобность, что сразу выделяет его героев среди клонов Конана-Рейстлина. Неизбежные при этом перемены в мире физическом, наружном, внешнем — всего лишь отражения внутренних бурь. Следующий цикл — “Хроники группы” — высветил указанный подход в деталях.

“Хроники группы”

Набор текстов о злоключениях псиоников, пси-людей, воспринимаемых обычным обществом, разумеется, в штыки. Язык не такой витиеватый, а герои повествования куда ближе современному читателю... Особенно читателю Альфреда Бестера, Курта Воннегута, Артура Кларка и других сказочников младшего божественного возраста. По существу, набор повестей представляет собой расшифровку “Меморандума Бромберга”. К сожалению и прискорбию, цикл не завершен, и о заложенных в него идеях говорить преждевременно.

Тут прозвенел первый тревожный звоночек, но нельзя же делать выводы по первой работе, самим автором считающейся неудачей — и по незавершенке. Надо бы глянуть что-то еще. Например, про магию.

“Магия грез”

Вот, наконец-то, классическое фэнтези. С непроизносимыми на русском именами, что в конце девяностых — начале нулевых считалось признаком зарубежности книги, до некоторой степени гарантирующим если не качество, то хотя бы развлечение.

С Великими Силами, Жестокими Циничными Властителями, Родовым Проклятием, Внемировым Злом, только и ждущим, кто бы его впустил в тепло... С долгожданным Обилием Польших Пукв... Нет, кажется “ешоффы рукафитсы” значит не то...

Нормальный там язык, это я от зависти придираюсь. А вот композиция заметно недоработанная. Автор показывает события с нескольких разных точек зрения, но при этом количество сцен от лица каждого участника событий совершенно недостаточное. То ли это намек читателю на ложный след — я, к примеру, до самой развязки считал главного героя главным козлом — то ли желание побыстрее перейти к финалу, то ли распространенная “ошибка всезнания” — автору-то все понятно! Вот ему и кажется, что читателю понятно тоже.

Здесь имеется минимум одна великолепная находка — именно же, происхождение главного героя. Но мнения о стиле автора я так и не составил. А тут сам же Нейтак напомнил, что хотел бы отзыв именно по “Колесу Сансары”. Ну что ж — “просит? Примем!”

“Колесо Сансары”

То ли автор к моменту написания здорово прибавил в мастерстве, то ли “к индийскому чаю я уже начал привыкать” — но читалось взахлеб! Тем более, что замысел и композицию смело можно называть уникальной.

Еще раз: уникальной. Я такого нигде и ни у кого пока что не видел. Тут необходимо пояснение. На пятом курсе университета — в следующем году ровно двадцать лет будет — мне в руки попался Ричард Бах, та книжечка, где он со скромной гордостью упоминает: “Я перестал считать летные часы после скольких-то там сотен”. Я тут же преисполнился чувства собственной важности — “чем же мы не кони?” — и перестал вести дневник прочитанных книг. А последний номер там был за пятой тысячей.

Черт его знает, сколько я прочитал с той минуты. Кажется мне, что побольше пяти тысяч в той же пропорции, в которой двадцать лет больше пяти. Тем более, что явился в наши края интернет, а с ним бесплатный Мошков, okopka.ru, и иже, и паки, “легион же имя мое” — и для прочтения книги совершенно уже не требовалось искать под нее место на полках.

Так вот, с тех самых пор я ни у кого! Ни у наших, ни у переводных. Ни у великих столпов, ни у косноязычных фикбюргеров. Ни у мистиков, ни у материалистов... Словом, нигде — не встречал настолько полно, четко, детально показанного цикла перерождений.

Опять же, требуется пояснить. Переходят из апокалиписиса в апокалипсис герои Константина Бояндина. Но — не живут, искупают. Хорошо написана пьеса, только вовсе о другом. У Стругацких имеется “Одна жизнь Никиты Воронцова” — но там увеличенный день сурка. В “Тоннеле под миром” день сурка маленький, образцовый. Наконец, на фикбуке имеется повесть о человеке, многократно перерождавшемся и таки построившем свою космическую Ымперию. Но все те перерождения совершает он всякий раз от исходной точки, в собственное тело, зная наперед часть будущего, а потому для сравнения не подходит.

Герой Нейтака играет честно: умерла так умерла! Нейтак умеет и любит писать разлуку, героев не жалеет. Редкое умение, и свидетельствует о полной уверенности автора в собственных силах. Прибьют героя — придумаю нового. Придумаю новое младенческое тело, новых родителей — со всеми психологическими оттенками, заморочками, новые правила поведения, новую культуру — смотря в какой семье родишься. Ведь самураи от магов или потомственных ментатов “лю-ай” отличаются весьма и весьма. Герой же перерождался и в хижинах, и во дворцах — единственным его имуществом были умения да память. А так-то строить Ымперию приходилось от самых корней.

Но даже со столь сложной задачкой автор справлялся на ура. Например, оборот четвертый герой заканчивает по причине, понятной только японцу, и строго в рамках той культуры. Тонко, умело, великолепно, зал аплодирует стоя!

А потом что-то произошло, и великолепный текст замерз. Так он и висит недоконченным. И ничего я не могу сказать ни о композиции, ни о замысле, ни о заложенном послании. Не получено еще послание, не все куски шифровки собраны.

Выдохнул я и перевернул монету. Так сказать, от мягкого “эн-фу” к твердому. Авось, думаю, хоть звездолеты враг-душегубец пожалеет.

“Виирай и люди”

Космоопера в двух с писюном частях. О нет, язык приемлемый. Нет, сюжет развивается. Нет, идейный заряд вполне достойный, глубокий: конфликт вокруг контакта, в лучших традициях того самого “эн-фу” школы Гернсбека и Хьюго. Причем действущих сторон тут на самом деле не две, а три. Цивилизация людей, цивилизация виирай, и третья сторона. И еще четвертая подтягивается по ходу действия.

Подача первых двух книг от лица виирай, для которых люди — жутковатая экзотика. С привычным умением, с мастерской легкостью автор показывает чужую пси-цивилизацию, по какому-то капризу логики здорово похожую на техногенную человеческую. Но интрига закручена столь умело, что не до придирок. В конце-то концов, сходные проблемы порождают сходные решения. Ладно там, общественная структура человеческой цивилизации лично мне кажется неправдоподобной — но мало ли, вдруг я туплю. Интересно же, чем кончится, ох как интересно! Фишки расставлены, борцы напрягли плечи, гонг!

И...

Писюн.

А как еще назвать отросток третьей книги, девяносто тысяч знаков, по сравнению с двумя полноценными частями? Тем более, что в третьей книге — наконец-то! — камера переходит на сторону людей, появляется один из главных героев, анонсируются откровения, открытия, превозмогания...

Нет же — полшестого.

“... И немедленно выпил.”

“Попытка говорить”

Не повезло с космосом, и вот снова фентези. Снова привычные Большие Буквы, снова знакомые маги-колдуны. Но тут я заранее в конец заглянул, убедился, что текст закончен. А то ведь одно дело Веничка Ерофеев, а я-то столько не выпью.

В награду за верное решение понял я, что Нейтак намного, на два-три порядка (в сто-тысячу раз) лучший выдумщик, нежели рассказчик. Потому, что на языке “Попытки говорить” я начал тормозить, как вошь на клею, буквально с первых ста килобайт.

Здесь опять необходимо пояснение. Представим себе игру в шахматы. Доска известна и открыта обоим игрокам. Очередность ходов установлена. Количество фигур, их боевые возможности равны. Различны только умы, только личные решения игроков.

Исходный вариант шахмат — “чакра-шатуррадж”, буквально: “колесо четырех королей”. Да, игроков было четверо. Комплект фигур, правда, у всех одинаковый. А вот количество фигур, доступных для движения на данном ходу, определял кубик. Строй стратегию как хочешь, но учитывай, что тебе может выпасть от единички аж до шестерки. А варианты необходимо предусмотреть на все случаи. Плюс, на все случаи движения всех троих соперников. С которыми у тебя могут быть союзы. Или не быть. Или не союзы...

Иранцы, поглядев на такой хтонический ужас, выкинули кубик нахрен: чать, мы потомки Солнцеликого Митры, а не Тысячерукой Кали. У нее стопиццот аватар, да и времени, покуда Браме на смену не вставать — вот пусть она и вычисляет все комбинации. А нам достаточно двух армий. И чтобы лицом к лицу, достойно благородных витязей, а не шкериться по углам доски, как прото-вьетконг по джунглям.

Нейтак же, поглядев на “чакра-шатуррадж”, презрительно фыркнул: слабаки! Куда вам супротив Обычного Русского Попаданца! Сейчас как запилим семьсот сорок две фигуры сорока цветов, десять вариантов правил, которые будут активироваться в зависимости от фазы Луны, совокупного веса игроков, цвета их глаз, сопротивления кожи, кислотности слизистой оболочки желудка... Что? Уже имеется? Драконий покер Асприна? Игра в бисер? А мы еще туман войны на всю доску! А вот вам волшебный ферзестрогательный станок, всего за триста кровавых жертв! Колдовская трубочка для сдувания тумана войны! А вот кому доску трехмерную, с опрокидывающимися наугад полями, тысячеклеточную!

Что? Уже имеется? Реальная жизнь? Вот в ж... В жизнь свою и валите. У нас тут фэнтези!

Такова магия мира “Попытки говорить”. Называть ее можно хоть концептуальной, хоть промискуальной — суть в том, что вычислить какие-либо варианты событий тут невозможно. Слишком уж много переменных.

Для примера, сцена из начала. Герои плывут на плоту щемить логово плохих парней. На плоту — для скрытности, чтобы течение само поднесло, куда надо. Самое же время пояснить читателю за некоторые виды магии. Видов тех премножество, все в одну экспозицию не влезают. Не простенькие шахматы, не жалкие “облавные шашки” с черным и белым камешками. Есть ординарные маги, есть посвященные, высшие, адепты, жрецы...

Ладно, приплыли. Началась разведка боем. И тут внезапно! У противника, оказывается, есть Бурильщик! Да нет, не прораб дядя Вася из Нефтеюганска. Бурильщик — это такая тварь, кратенько, на тысячу знаков, аккурат посреди боевой сцены поместится объяснение...

И так по всей книге.

Многообразие, разнообразие — суть Пестроты — автор показал превосходно. Здесь-то я и нашел эпиграф. А заодно и прекратил все попытки уразуметь, что делает главный герой, и дальше следил уже только за интонацией повествования.

И с удивлением обнаружил, что собственно событий в жизни Рина Бродяги как раз весьма негусто. Герой “Колеса Сансары” или та же Отрава из пролога, переживают намного больше изменений в подходе к миру, к людям — чем Рин Бродяга, вроде как прошедший Крым и Рим. Просто за феерверком приключений это крайне тяжело заметить.

Отмечаю особо: тяжело даже мне, обязанному в своей работе руководствоваться документами общим числом 2500 (две тысячи пятьсот). Понятно, что все их я не держу в голове, но знать об их существовании должен. Ведь незнание не освобождает, это правило и в мирах Пестроты действует аналогично. А уж каким языком написаны те документы, даже заикаться не буду. Но во всем свинцовом наборе наших суконно-казенных инструкций есть четкая логика. Есть набор исходных принципов, знания которых достаточно для любой ситуации. Принципы подскажут, какую бумагу читать, в какую сторону бежать. А вот по какому принципу Рин Бродяга применяет здесь то, а вон там совсем иное, и чем одно лучше второго, а оба они — третьего, лично я довольно скоро отчаялся определить.