Миттельшпиль

Сегодня брат вел себя совсем не так, как обычно. Он будто был долгое время слепым и внезапно обрел зрение — косился на самые обычные вещи, как на что-то давным-давно забытое, рассматривал и родителей, и меня так, будто бы мы не виделись лет двадцать. Впрочем, если на меня и маму он смотрел достаточно благосклонно, то на отца по-прежнему весьма недоброжелательно. Наверно, злился из-за брачного контракта. Почему он так не хотел жениться? Тем не менее, его слабая пародия на забастовки продолжалась. К завтраку он вышел не в мантии, но в маггловской одежде — черных брюках из жесткой ткани и черной же футболке с длинными рукавами. Хотя собственно за завтраком был необычно любезен, и ни одной привычной подколки я от него так и не услышала — он только мягко улыбался и время от времени умиленно смотрел на меня. Пожалуй, это было даже не столько неловко, сколько непривычно.

Но все же "спокойствие" — это не то слово, которым можно охарактеризовать отношения отца и брата. Когда завтрак закончился и невидимые домовые принесли чай, отец, верно, обманутый спокойствием Константина, спросил:

— Ну что ж, я вижу, ты подумал насчет свадьбы?

— Свадьбы? — на секунду удивился брат, тут же что-то вспомнив. — Ах, да, свадьбы. Нет, если честно, я пока не думал об этом, — немного озадаченно произнес он, и в ту же секунду улыбнулся: — Да, а сейчас подумал. Свадьбы не будет, это окончательное решение, — совершенно будничным тоном сообщил он, невозмутимо отпивая из чашки и возвращаясь к созерцанию вальяжно раскинувшегося на полу кота. Это было исключительно странно, потому что чуть не каждый разговор брата с отцом после первой же фразы переходил на крик, а позже — в крепкую ссору, и мирили их потом мы с мамой. Ненадолго.

Впрочем, отец, несмотря на сильнейшее удивление подобной неожиданной наглостью, нарушать привычный ход вещей не собирался:

— Какого черта ты болтаешь, щенок?!

* * *

Как бы это банально не звучало, утро началось с того, что я проснулся. В голове витали смутные воспоминания о вчерашнем дне и не менее смутные догадки о дне грядущем... Стоп. Я ведь... умер?..

И тем не менее почему-то жив. Задумчиво осмотрел руку перед собой. Свою, черт побери, руку. Молодую здоровую левую руку. Предплечье, запястье, ладонь, пять пальцев. Два из которых мне благополучно оторвало еще пятнадцать лет назад.

Я находился в своей спальне, в своей комнате, которой она являлась с самого моего рождения... и которой в первозданном виде не существовало уже лет пятьдесят, как, собственно, и самого родительского поместья — в свое время мне пришлось отстраивать все буквально с нуля, и, разумеется, в отсутствии других претендентов я дрых уже на месте главы рода. Хм.

Так, где-то здесь должно было быть зеркало...

Глянув на свое отражение всего раз, я не смог сдержать восторженного, счастливого хохота. На меня ошалело смотрело мое отражение — без сомнений, зеркалу столько лет и заклятий, что иллюзии оно не отражало. И это значит, что я — это я. Все тот же парень по имени Константин Фауст, сокращенно — Кос, но — в семнадцатилетнем, молодом, здоровом, крепком, сильном, целом... одним словом, попросту потрясающем теле. Невозможно почувствовать, даже представить мой восторг, не зная, что такое старость и увечья.

Возраст определялся достаточно просто: после шестого курса я сделал татуировку, а еще на седьмом я крепко рассорился с отцом, и в поместье более не возвращался, предпочтя жить в еще дедовской квартире в Берлине. в поместье бывал наездами, но на ночь не оставался никогда. Так продолжалось до того, как мою семью убили.

Был еще способ попроще — посмотреть на календарь и посчитать, но это уже для детализации. Семнадцатое июля, девяносто четвертый год. Ох и занесло меня!..

Ну да ладно. Время говорило о том, что пора спускаться на завтрак.

Домовенок Федька услужливо выложил на кровати мой костюм — тесная рубашка, брюки и мантия. Такое впечатление, что я иду на заседание Всемирного Трибунала. Толи судить, толи отчитываться, толи судиться. Нет, братишка, извини уж, но я такие не слишком удобные одежды ношу в официальных случаях, которых много, но я изо всех сил стараюсь их избегать. Иными словами, не так уж часто я одеваюсь как приличный аристократ — грязь и смерть учат практичности.

— Федька, спасибо большое, но извини — сегодня я сам, — виновато улыбаюсь в ответ на укоризненный взгляд домовенка. Их даже обижать совестно — такие милые мохнатые зверьки, верные хозяевам и серьезные, хотя, конечно, обидчивые и мстительные. Но тем не менее, обижать их в первую очередь совестно, а не опасно.

С грустным вздохом Федька кивнул, и, скривив недовольную мордочку, исчез вместе с вещами.

Вот это замечательные домовые! Не то что английские недофэйри, их еще эльфами называют. Лысые, противные, неспособные на самостоятельные действия и, по-моему, серьезно перебирают с благоговением перед хозяевами. Насмотрелся я на них — расплодились по всему миру и вытесняют благородных слуг из их сферы деятельности. Впрочем, виноваты все же люди — многие предпочитают менее хлопотное рабство честному служению.

А у нас домовые. Ха.

Так получилось благодаря деду по отцовской линии. Русский маг Иван Кравцов еще в начале Второй Мировой повстречался с ошметками немецкого Сопротивления, которое на тот момент состояло в основном из ребят моего возраста — детей разметанной Гриндевальдом и Дамблдором на мелкодисперсную пыль группы магов, среди которых и была моя бабушка. Большей частью там были последние представители рода, которые после победы переженились между собой, объединились и образовали фактически новое ядро магического общества Германии, без костей вскоре сожрав вяло посопротивлявшееся для приличия старое.

Дед же перешел в род бабушки, став Иваном, или Йоханом для самых ленивых, Фаустом. Особо по поводу смены фамилии он никогда не расстраивался, будучи к тому же в своей семье четвертым сыном, тем более что на деле именно он скорее поглотил и переиначил под себя все мощности, ресурсы и традиции одного из не самых светлых семейств. Как-никак, в свое время мои предки действительно с переменным успехом заключали сделки с дьяволом. И слово "переменным" означает именно то, что и Фаусты бывали в выигрыше. Ну а "с дьяволом" прямо-таки подразумевает не самый светлый окрас фамилии...

В общем-то, получилось так, что Фаусты были почти уничтожены в ходе войны — мы как-то еще до нее конфликтовали с Гриндевальдами, да и папа бабушки собственно и был тем человеком, который фактически собрал все первое поколение Сопротивления. Он был, кстати, весьма хорошим магом и неплохим стратегом, так, что сумел попортить немало крови английским ублюдкам до того, как их задавили голой силой. И то, что Гриндевальд по сей день считается одним из умнейших и сильнейших темных магов, только заставляет меня гордиться предками вдесятеро больше.

Разумеется, тогда не упустили случая крепко потоптаться по всему, до чего дотянулись, так что поместье вновь было разрушено, библиотека разворована, многие артефакты потеряны, да и та часть золота, что сбереглась, уцелела исключительно потому, что была накрепко запаяна в Гринготтсе, на открытую конфронтацию с которым никто так и не решился, хотя исподтишка пощипали их знатно.

Дед с нуля отстроил поместье, более того, восстановил и приумножил библиотеку, щедро поделившись с соратниками. Даже среди побежденных он снискал частью добрую славу, ибо экспроприировал все достаточно вежливо, а большую часть экземпляров книг так и вовсе копировал за свой счет, оставляя оригиналы хозяевам. Львиная доля "утерянных" артефактах как-то тоже внезапно нашлась в чьих-то загашниках, и дед стребовал с хозяйственных и пронырливых ребят не слишком большую компенсацию. Еще бы!.. Доподлинно об артефактах, которыми мы располагали, знал, пожалуй только он. Получивший говорящую кличку Палач во время войны, дед, не стеснявшийся убивать всяких мразей на месте и весьма поднаторевший в выведывании информации, не гнушался конфисковывать имущество у убитых. И хотя совсем черные артефакты все же были уничтожены, внушительная часть отправилась к собственно Кравцовым и еще некоторое количество было отдано в качестве "налогов" власть имущим и подарков друзьям, того, что еще оставалось, было более, чем достаточно.

Его тактикой я и воспользовался как во время войны, так и после нее, поначалу объявив излишне зарвавшимся ублюдкам кровавую вендетту, а позже великодушно простив почти не замаранных в этих дрязгах. Ну и пару нужных сволочей, но эти прочно сидели на достаточно коротком поводке. А кто рыпался — отправился вслед за менее полезными товарищами.

После же войны Фаустов было впору переименовывать в Фениксов — из не очень любимого в обществе рода темных магов высшего эшелона, старательно отстраняемого от власти, получилось одно из самых влиятельных семейств Германии и, пожалуй даже, мира. При этом мы были самым малочисленным — у магов из-за достаточно высокой смертности и перманентной зоны риска в ходу была разветвленность семей. В Германии это несколько отошло на второй план — тут бы то, что есть, сохранить! — а вот в Англии, пожалуй, одной из самых паскудных стран на свете — я сейчас считаю по магической части, — сейчас старательно культивировалось магглофильство. Иными словами, популярная система одного-двух детей на семью. На семью, может, это и нормально, но на род — даже не смешно. Что они там планируют дальше? Вымирание? Чем больше детей — тем большая разветвленность семьи в будущем, которая вскоре, поколений через семь-двенадцать, позволит к бракам вне семьи добавить связи внутри рода. Да, вливание свежей крови дает больший спектр сил и области их применения, порождая мультиталанты, но слияние двух одинаковых параметров даст большую силовую мощь! И при таком раскладе ребенок двоих, к примеру, Крамов, побьет ребенка Крама и Вельгуса при прочих равных.

Как бы то ни было, Иван Фауст до самой своей смерти считался одним из великих, впрочем, и сейчас о нем не забывают. И чаще всего его вспоминают в гостях у нас, глядя на домовых, которые все же выгодно отличаются от эльфов хотя бы тем, что способны самостоятельно мыслить не на уровне трехлетнего ребенка. Наша семья сильно отличается от остальных семей как минимум большей свободой решений. Наверно... Дед весьма уважительно относился к чужим верованиям и традициям, часто находя компромисс где можно и где нельзя, хотя и компромиссами-то его решения назвать сложно. Он никогда не настаивал, не давил открыто, но в итоге все почему-то получалось так, как он хотел. Лишь в едином случае он часто соглашался с тем, что его не совсем устраивало — у бабушки, Аннгретт Фауст (одна из лучших дуэлянток мира в свое время!..), был просто потрясающий талант вить из него веревки. Впрочем, учитывая, что способ решать проблемы и споры она переняла у мужа полностью, добавив сверху женского шарма, я не удивлен. Клянусь, они были потрясающими, и мало когда я был столь же несчастным, как тогда, когда я узнал об их смерти — пожалуй, так сильно меня били только такие же известия... и не известия... о смерти родных. Их погребло внезапной лавиной, когда они в очередной раз отдыхали в маленьком уютном горном домике — все же дед безумно любил зиму, и эта его любовь передалась и мне.

И я был во все времена неимоверно горд, когда слышал, как меня сравнивают с ним, а позже — когда Николас Фламел приравняет меня к нему.

Бабушка и дед многому меня научили, не стесняясь просвещать ребенка по поводу самых грязных аспектов войны. "Правда, Костя, она не всегда красивая. Но страшное необходимо помнить наравне с приятным, первое не позволит допускать ужасов в будущем, второе не даст скатиться в отчаянье. Та война была временем самых отъявленных сволочей, но она же и открыла миру самых истовых героев"...

Мне сложно было оправиться после их смерти, я даже на долгое время забросил почти все занятия. Включая дуэлинг, чары... Забросил учебу, только чудом продержавшись полтора курса на грани исключения. И часто ссорился с отцом. Ну не идиот ли?..

У деда была два ребенка — мой отец, Воинот, и его старшая сестра Маргрет — сейчас она жила с мужем во Франции, и также воспитывала двух дочек — одну возрастом с меня, другой сейчас должно быть тринадцать. Если все будет идти, как шло до моего появления здесь, то через полтора года погибнет моя семья, еще через год Марго потеряет мужа и старшую дочь, на долгое время заняв место советника при молодом идиоте на месте главы Фаустов — это я о себе. Спустя два десятка лет ее убьют, отравив, я лишь чудом смогу выжить... К черту вранье, я выживу лишь потому, что в моей крови будет течь куда более сильный яд, по сравнению с которым то, что нам подсыпали тогда — так, мелкие детские шалости. Ее же вторая дочь, Аннет, переживет и меня. Должна пережить, на момент моей смерти она пребывала в здравии, да и никогда не блистала моей привычкой засовывать голову к демонам в пасть...

Отец... Отец — Министр Магии в отставке, и этим все сказано. Он привык управлять, он привел магическую Германию к расцвету, отвоевал потерянные пятьдесят лет назад позиции, поставил страну в позиции лидера на мировой арене. Он всегда знает, как будет лучше. Но как можно перечить этому ангелу воплоти, этому солнцу, спустившемуся с небес, олицетворению света и счастья, Марлен Фауст, его жене, моей матери? А разве можно что-то возразить и не потакать этому милому котеночку, настоящей принцессе, нежной и ранимой Алисе, моей сестре и его дочери? А вот сын есть. Мужчина, как-никак. Сопляк гонористый, молоко на губах не обсохло, а уже кричит, что самостоятельный.

В общем, подоплеку наших ссор вы поняли. Смерть деда больно ударила по нам обоим, и отец, ответственный разумный человек, видел на месте своего преемника ленивого перманентно расстроенного подростка, погрязшего в жалости к самому себе и остро реагирующего на вообще все. Папа подыскал мне в жены достаточно умную в умеренной степени властную девушку, и ранее я даже послушно женился на ней, когда подошел срок, о чем теперь не жалею — то количество дерьма, которые мы вместе пережили, спаяло нас покруче любви. Там, где погибли мои родители и сестра, Виктория оставила и свою семью вместе с возлюбленным. Собственно, она там оказалась одной из немногих выживших... Мы прожили вместе семнадцать лет, а потом ее догнала работа. Увы, после деда у меня никто мирной смертью не умирал, не говоря уж о своей...

За то, что осталось у меня в прошлой жизни, я не волновался. В конце концов, Михаил, мой сын, был уже достаточно взрослым мальчиком, и, думаю, позаботиться о себе и других он сможет, тем более что при первой же возможности все бумажные дела семьи я скинул на него, и серьезных тайн рода при вступлении на пост главы он для себя не откроет.

— Константин, — вежливо пропищал где-то в сторонке Федька. — Ты задерживаешься...

— О, спасибо, Федька, что-то я совсем потерялся, — благодарно посмотрел я на домового. На руинах поместья когда-то я нашел только полдюжины самых мелких, чудом уцелевших в одной из подвальных заклинательных комнат. Остальные защищали поместье до последнего по мере сил, частью, насколько я понял, даже применяя тактику выжженной земли — по крайней мере, несколько особо опасных гримуаров были безжалостно сожжены и утеряны безвозвратно, но зато и врагам не досталось. А ведь до трагедии их было около полусотни...