Анн в1

Страшная Сказка.

Анн.

'До начала времен'.

Равнины Элиума.

Анн и Анн.

Пробуждение.

Тот, кто, очнувшись, просыпался еще частью под действием наркоза после операции, меня поймет. Особенно, испытавший подобное не раз.

Сначала просыпается сознание. Оно еще одурманенное, но в силу осознания причины подсказывает следствие вязкого, медленно спадающего, схожего с сильным опьянением состояния. Конечно, бывает иначе. Но у меня почему-то первым оно — осознание.

Затем появляется свет. Нет, вы еще не раскрыли глаз, но буквально ощущаете его давление на лицо, на веки. Иногда, прежде давления, жар, с ним ассоциирующийся.

И когда осознаете это, он появляется. Вначале, наверное, все же подсознательно. Как некое бордовое свечение. Ибо сильный свет, направленный на глаза, просвечивает через плоть век окрашиваясь цветом вашей крови. Если, конечно, они у вас из плоти, а кровь красная...

Вот поэтому, первой моей мыслью было то, что опять попал под нож. Точнее, под скальпель. И еще, что вновь все плохо. Ибо сначала был, да и остался, жар.

Операционная? Реанимация? Вопросы самому себе. Страха не было. Эскулапы и костоправы не первый раз издевались над моим телом. И когда все бывало так серьезно, обычно как раз они вытягивали его из лап костлявой, и как утверждают, последней любовницы.

Вот поэтому, первым, что чувствовал и ощутил, когда, 'просто свет' преобразился в нечто поддающееся осмыслению, стало всеобъемлющее удивление и некая отрешенная усталость. Нечто типа восклицания:

— Опять!

Или:

— Снова!

Но все оказалось вовсе не так. И конечно, сам свет не преобразился. Вернее, он сменился некими образами, когда разлепив смеженные веки, сквозь пелену, в коей не только от раздражающей его яркости все расплывалось, попытался осознать то, что же вижу.

Когда наконец пелена немного рассеялась, и глаза стали способны более нормально видеть. Почти привычной картины: медиков в намордниках. Что обычно склонившись над лицом и заглядывая в глаза, еще и слепят притом фонариком, не было.

Глаза видели бескрайнее синее небо. И только где-то очень далеко, едва уже видимая черточка мелкой тающей белой тучки.

И только потом, на тело и сознание обрушилась невыносимая жара извне. А с нею — жар боли, бушующей не в каком-то поврежденном органе, а буквально в каждой клеточке тела. Казалось, болели изнутри даже волосы. До самых своих кончиков. Рот и горло, были настолько сухи, что невозможно крикнуть, закашляться или нечто иное. Но странным и неприятным было не только это. Боль нарастала, ширилась, охватывая все новые и новые частички тела. А я, испытывая всю глубину, обширность и гамму возможной, и той, о которой не имел ранее представления, боли, оставался в полном сознании и мог связно и даже несколько отрешенно размышлять и думать. Время шло и ничего не менялось. Ну, может кроме того, что неким образом, именно последнее примеряло с мучениями.

Невозможность изменить свое положение. Долгое, вынужденное изучение этой боли, в итоге, позволило думать, не о ней одной.

Когда осознал и это, боль, словно обидевшись, немного отступила. А с этим, в разуме, ибо заполненный болью кипящий котел назвать головою трудно, словно пузырьки от кипения, начали возникая лопаться, выходя наружу паром вопросы.

Например. Я не помню, не только, как, и почему в таком состоянии. Но и кто, я сам. Помнил про медиков, операции. Помнил много чего. Но ничего о себе. Как только пытался вспомнить именно себя и о себе, сразу возникало некое странное ощущение. Ну, примерно когда забываешь слово. Видишь предмет, держишь в руках — и вроде знаешь, как пользоваться, но слово, означающие его суть или название, не приходит...

Помнил, что мужчина. Что служил, работал, читал, жил, там или там. Но едва хоть немного о том, как звали, или некие подробности личного плана, нечто, что помогло бы вспомнить такое — провал или тупик.

А если слишком упорствовать в желании вспомнить, в глазах меркло, и... Повторялось пробуждение. И замечу, с вновь пробуждаемой болью.

Впрочем, в моем состоянии и вокруг, начали появляться и перемены. Одна из них то, что боль тела начала немного стихать. А другая, солнце, казавшееся застывшим на одном месте, все же двигалось по небосводу.

Подумав над этим, засек его положение, и вызвав затмение разума, убедился, что так и есть. И боль стихает, и солнце двигается. Впрочем, с этим наблюдение пришло и еще одно интересное. Вспомнив о воздухе, и о горле. Понял, что не дышу. Вот так, не дышу, и все. Конечно, всякое случалось, кое-что и вспомнилось, но такое...

Вновь, задев мысленно нечто неположенное помнить, да еще сильнее, чем прежде. Очнулся, когда солнце проделало по небу достаточно большой путь. Но была в том и хорошая сторона. Боль ощутимо снизилась, и стал лучше ощущать тело. Не то что оно болит, а именно лучше. И, пожалуй, уже могу им и управлять. До этого даже скорчится от боли, не мог. Ибо был, как бы и в нем, но вроде и нет.

Такое состояние многие описывали, как взгляд на себя, 'извне', разных типов. Я же, себя не видел, только ощущал. И похоже, это было, на описание в книжках по психологии. Причем тем, что посвящались расстройствам и болезням. И вот по ним, оно соответствовало раздвоению сознания.

Отложив все на потом, попробовал. И оторопев от неожиданности, перекатил голову набок. Именно так. Перекатил, ощущая затылком песок и мелкие камушки. Сил повернуть голову или поднять, пока не было. Может от того, что на это, все их и потратил.

Перед глазами, до самого горизонта лежала растрескавшаяся, толи земля, толи высохшая грязь, местами, обильно пересыпанная тут и там песком.

Степь? Или полупустыня? Растрескавшаяся земля. Вроде бы как высохшая глина, но слишком странная, шершавая или скорее губчатая на вид. И песок. Песок в неровностях, трещинах. Везде. И конечно на мне. Скосив взгляд, осмотрел плечо и руку. Кисти не видно, но на теле, толи надето, толи нечто намотано лентами, как на мумию, что-то светло серое.

Так как в горле и рту было сухо, длинно и сочно выругался про себя. И вот тут, снова был удивлен. Каждый человек может 'говорить про себя', но когда делает это, фактически не слышит внутри головы, своего реального голоса. И уж тем более не слышит его тона. А на мою ругань про себя, отозвался чужой и сварливый немного надтреснутый голос.

И звучал он именно в моей голове. Не рядом, не за мною, не надо мною и даже, не подомной. В голове.

И он, тоже ругался. Ругался на непонятном мне языке, и как-то диковинно. Впрочем, судя по интонации, весьма огорченно и очень разгневано. Я помнил, что плохо знал языки, кажется, более-менее английский. Но и его после операции на...

Взвыв от боли, чуть не задохнулся от вызванных ею еще и рвотных позывов. Только вот исторгать из себя телу было нечего. Вместе с болью в теле, это была и страшная головная боль. Нечто вроде той, когда застудишь тройничный нерв. Только вот не только в голове, а сразу и во всем теле, да такой силы, что всего скручивало и выворачивало от нее.

— Вот тебе и стало лучше, с ощущением тела...

Но это я уже смог подумать, чуть позже. Когда она ушла, придя в себя.

А затем, вновь пришло осознание. Нет. Не причины состояния моего, и прочего. И не того, что, оказывается, могу дышать, но почему то не делаю этого. Но не менее важное. Я, стал понимать то, что говорит голос внутри моего разума.

Равнины Элиума.

Анн и Анн.

Волшебник с юга.

Пару недель спустя, изрядно измотанный спорами с сожителем в самом себе.

'Нормальное' общение с тем, кто некогда был хозяином тела в котором неким образом оказался, это нечто.

В силу не столько гнева, что я очутился в его теле и разуме, а ненависти ко мне и напыщенного снобизма, каждый разговор, прежде всего выслушивание ругани, жалоб и угроз. Только изредка, насмешки или требования. Меня он, вначале, вполне серьезно считал виновником всех своих бед. А выслушав, наконец, и поняв, что не виноват в том, да еще и не маг, наравне с тем, кто такое с ним проделал, еще более презирал и унижал. И это, общение?

Ну, так дело не в том, и не о том речь. Хотя эти две недели, потраченные на то, чтобы осознать себя, кое как привести изуродованное жаром и непонятно еще чем тело в прядок. Кроме постоянных болей, перемеженные, раздражением и моральной усталостью от соседа, закончились неожиданным образом.

В некий день, особо взъяренный его снобизмом, выйдя из себя, в первый раз, сам, 'прыгнул'.

В тот момент, по чести, даже не понял как. Просто в ярости захотел оказаться в ином мете. А через мгновение, стол там куда смотрел...

Ощущения были феерические. И когда отошел от ошеломления и восторга, оглядываясь и довольно щурясь, осознал, что умею и могу. И что порталы, так же уже умел открывать. Важность и уникальность последнего, конечно тогда не осознавал.

Как? Скажу честно, не знаю... Сам изумился тому, что могу. Знания, просто появились в голове. Вернее в разуме. Все же голова, что не говори, это, увы, только вместилище мозга. А вот уже тот, некое вместилище разума. Да и то, данное утверждение, верно отнюдь не для всех. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Почему? Ну, если не философствовать. Пример прямо в нем самом, в моем разуме. Мои знания, воспоминания, любознательность, а главное смекалка и изобретательность. Еще из прошлой жизни, то есть, не в этом мире. Ибо оказался в некоем ином и весьма от моего далеком. Но об этом, чуть позже.

О чём я? Ах да. Знания и разум. Анн, хозяин тела, по местным мерам им являлся выше богов. И раз так, должен быть неким 'гигантом мысли'. В чем-то он наверное таким и был. Но для кого?

Самомнение у него было более божественного тоже. Меня, считал 'разумным' на уровне муравья. А у меня, ведь тоже были знания. И они местами могли поспорить с 'всезнанием' и врожденной или заученно магией сожителя в разуме. Но тогда, я конечно же еще ничего о толком о магии, да и о многом другом, по сути, не знал. Так, на уровне прочитанных сказок, игр и догадок.

Всё, что Анн подсказывал, или сам делал, когда я 'уступал ему место' для лечения тела, мне, казалось именно сказкою. Большею часть как он это делал, вовсе непонятно.

И первое осознание того, что нечто теперь известно мне самому, будто так всегда и было вызывало, как оторопь, так и восторг.

Как и многое другое, почему, понял чуть позднее. Анн, с самого начала, на все мои попытки расспросов, о чём-либо кроме касаемого 'прямо и сейчас', в основном — выживания, раздраженно ругался.

Знания от него поступали по крупинке, самый минимум. Он их словно выдавливал. А вот про прыжки и некие иные, как оказалось, появлялись, после того как я уступал ему главенство во владении телом и главное разумом. Обычно, это завершалось обмороком или чем-то подобным. И делал я это, все неохотнее. Заподозрив, что это не спроста. Ведь по его ругаи сразу было понятно, хочет он от меня избавится, а что-то или кто-то не дает.

И обмороки, как пить дать итог такого. И подозрения эти очень скоро подтвердились. Даже ранее того, как Анн в порыве досады и гнева проговорился о этом, и о том, что с телом, кстати, также было не так все просто и хорошо.

Мой сожитель по разуму, и уж, коль на то пошло по телу, оказался при некоей изощренности и несомненной глубине многих знаний, на удивление ограничен во многом. И узнавая все более, убедился, что отнюдь это не казалось тогда.

Сам то я, конечно не Менделеев и не Вассерман — ну не разу. Но и не дурак же полный. За ту жизнь, что помнил, что некто позволил помнить, будем уж точны, имел и опыт, и некое понимание, а главное разносторонние знания так был любопытен. Например подтверждая такое, могу сказать следующее. Вырос во полнее себе интеллигентной семье. Учился, много читал. С детства увлекался не чем-то одним, и не на денёк, серьезно. Ходил в кружки в дворце пионеров, секции по увлечениям. Затем военная служба, работа, и помимо это го опять увлечения. Вроде исторической реконструкции или радиотехники.

И вот те на... Как в самом бредовом фэнтези, оказался в одной голове и разуме с магом посреди пустыни.

Так что ко времени первого моего столь успешного прыжка в пространстве, ознаменовавшего начало путешествия. Я уже понял, и даже знал, что оказался совсем не посреди пустыни на Земле.

Сожитель, как то назвал эту планету, Грязь Орам. Ну и еще как-то называл. Не все сразу можно было понять и запомнить, так как Анн, порою мешал языки. И те, что не позволил мне знать, я естественно не понимал. Потому не стал запоминать эту часть им сказанного, ибо например иное название, было муторное и длинное слово перемноженное ругательствами. И что есть само понятие, а что часть ругани, поди разбери. Ибо высказано опять же, сразу на нескольких мертвых языках.

Вообще, поняв, что застрял в этом теле и мире кажется надолго, и надо что-то делать, ибо так как сейчас, зависеть во всём от капризов сожителя — полный край... Принял решение, сам заняться своим спасением и прочим. Благо, кое каких премудростей и подсказок, вынуждено или благодаря его оговоркам, накопленным, имелось уже некое количество.

Да вот еще и 'прыгать' научился. Сам-то Анн как понятно умел это, но делится со мною этим и не подумал. Узнал как, да и вышло первый раз у меня случайно. И кстати, раз уж о прыжках речь.

В сказках, такого кажется не было, там приличные маги создавали порталы. Вот о этом, я теперь знал как понимаю, благодаря памяти мне перешедшей от сожителя.

Чтобы открыть портал входа, затем туннель и портал выхода, надо было не только уметь это делать, но и 'знать место', то есть то, куда он придет. Даже не столько знать, а неким образом представить его в уме или ощутить. И конечно, для этого, самое лучшее, хотя бы раз именно посетить его, или хотя бы увидеть его, чтобы потом представить в своем разуме наиболее полно и детально. Конечно, я утрирую, надо было 'знать' куда более, но ведь и так понятно. Нет?

Гораздо позже, уже освоив многое из магии, научился подглядывать такие места из чужого разума. Но тогда, вынужден был 'прыгать', переносясь к некоей точке, которую мог разглядеть глазами. Не очень удобно. Но зато мгновенно и почти безопасно.

Почти, потому что пустыня то она пустыня. Но кто не знает, в любой пустыне есть и жизнь, и опасности. Взять хотя бы всяких ящериц, зыбучие пески. А такие были и тут. Да хоть колючки всякие. Не разглядел, и выдирай из себя. А то и не колючки, чего хуже. Травинка, которая растет через вашу ногу, это не просто неудобство. Пару раз, кстати, так и случилось. А представьте что через вас, словно ей проткнули, точит живая ящерица, ну или нечто еще более неприятное. Мой сосед по разуму...

Вот, кстати, о нем, тут как раз, вспомнить к месту. Вернувшись к голосу в голове, и моим новым умениям. Тот кто, оказался не плодом посттравматической шизофрении и раздвоения сознания и личности, а жил со мною в одном разуме и теле.

Анн, не просто волшебник, а почти бог по тем понятиям, что хранила моя память. В момент нашего с ним 'соединения', как выяснилось, какие-то частички знаний все же мне перешли.