На рассвете

На рассвете. часть 1.

Ничто не нарушает тишины. Нил бесшумно несет свои воды. Как и тысячу лет назад Нил все так же несет свои воды. И тихо, тихо, не слышно ни всплеска, ни хруста. Рассвет едва, едва окрасил небо. Словно пролилось немного света из священной ладьи. Но рассвет еще не наступил. Он только послал первый луч, как весть о себе. Небо еще темное, но сквозь него словно просвечивает белый свет. Он то темнеет снова, то бледнеет. То вдруг мелькнет розоватым отблеском. Туман ещ не успел покинуть землю, он закрывает все вокруг, стирает очертания, обволакивает. Все замерло, лишь вода уходит и уходит. Ждешь рассвета и не хочешь, чтобы он наступил. Священная земля замерла перед пробуждением. Ждешь жизни, ждешь солнца, но не хочешь, чтобы тишина ушла. Боги спят еще, и ты чувствуешь, что они рядом, ибо однажды в тишине родилось слово, и оно дало жизнь всему. А потом был рассвет, первый рассвет доисторических времен. Но лишь в тишине рождается жизнь и тихо, тихо начинает дышать. Так тихо, что даже Нил не слышен. Рассвет приходит всегда, но нет ничего в мире блаженней мгновения перед ним. В эти моменты так хочется жить, и после смерти жить у Нила. Вдыхать влагу его священных вод. Боги, боги, как хочется жить. Жить сейчас, жить через тысячу лет у Нила. Встречать твои рассветы. И после смерти жить у Нила...

В этот ранний час все спят еще. Под лодками на берегу лежат сети, ждут своих хозяев. Лишь я не сплю. Следы моих босых ног тают на мокром песке. Утренняя прохлада ласкает мое тело. Я иду к берегу, отодвигаю рукой свисающие ветви. Тут так спокойно и уютно. Тени зарослей скрывают меня от людских глаз. Если бы не мое белое платье, я сама была бы похожа на тень. Песок у берега совсем сырой, он по щиколотки скрывает мои ноги. Но он теплый. Словно земля греет его изнутри. Я сяду у берега на огромный камень. Расчешу свои длинные темные волосы. Полюбуюсь на свое отражение в воде. Потом пройду до колодца. Зачерпну ладонями свежей воды. Она просачивается сквозь пальцы, искрящимися каплями стекает с моих ладоней. Убегает незаметно словно время.

Утро заканчивается. Плеск весел первых рыбаков спугнет меня. Я убегу к своему огромному, но пустому дому. Садовник молча откроет мне ворота. Он никому не скажет, что дочь фараона одна каждое утро уходит на берег Нила и возвращается с рассветом. Скоро оживет дворец. Жрецы затянут свои протяжные песни. Я с ними спущусь в святилище богов. Зажгу им жертвенный огонь, попрошу отцу счастливой долгой жизни. А для себя свободы. И снова буду ждать рассвета. Чтобы снова стать свободной.

Исидор каждое утро помогал отцу. Он грузил сети в лодку. Сортировал рыбу, сушил ее для дома и носил на базар для продажи. Он еще так молод. Он так мало знает о жизни. Исидор красив. Солнце украсило его ровным темным цветом кожи. В это утро Исидор снова был рядом с отцом. Он любил слушать, как утром рыбаки рассказывают друг другу истории — полу — правду, полу — мифы. Сегодня один из них рассказал, что видел на другом берегу Нила красивую девушку. Такую красивую, что ему показалось, будто Исида вернулась на землю и снова ищет своего мужа Осириса. Рыбаки только посмеялись над ним. Но Исидор знал, что это правда. Там действительно была девушка. Исидор видел ее во сне. В этот день он решил каждое утро без ведома отца ждать девушку на другом берегу Нила. Ждать там, на рассвете, свой сбывшийся сон.

На рассвете, часть 2.

Золотом расшитый балдахин. Под тенью своею он прячет нас от солнца. Медленно, медленно ветер колышет его спасительную ткань. Огромная лодка плывет по воде. Шум весел не прерывает плавного течения мыслей. Вода блестит отраженным светом. Блики плавают внутри палатки, создают странный рисунок на ее стенах, расширяют пространство. Так и хочется поймать их рукой. Выскочить на палубу, оттолкнуть навязчиво — учтивых слуг, сорвать с себя лишнюю и слишком тяжелую одежду, нырнуть в прозрачно-весенние воды Нила. Но нельзя. Никто не должен знать как тоскливо дочери бессмертного фараона в огромном дворце. Как грустно быть старшей дочерью и ждать решения своей судьбы. Ждать тогда, когда в груди, кажется, бушуют все ветры мира. Когда стены тесны и душат все живое. Когда нет нигде покоя и все хочется убежать. Куда угодно, но далеко, где все проще и спокойнее. Но разве можно от жизни убежать? Так думала Арсу, дочь фараона Рамсеса II. Прогулка по Нилу только утомила ее. Жар не спадал и она прилегла на подушки, слушая негромкую песню темнокожей рабыни. Она пела о далекой родной Эфиопии. В ее глазах стояли слезы. Но Амсу не замечала этого. Ее мысли были далеко. Подав легкий жест рукой, Амсу поднялась с подушек и вышла на палубу. Охрана сразу оживилась. Высокие, крепкие, они зорко осматривали столпившихся у берега людей. Ни один волос не должен упасть с головы Арсу, ведь после смерти Рамсеса сын Арсу взойдет на трон и на него жрецы оденут корону Верхнего и Нижнего Египта. В ней заключалось продолжение рода фараона и процветания Египта. И потому каждый из личной ее охраны готов отдать жизнь за Амсу. Она словно тень прошла мимо них к носу лодки и остановилась там, склонив голову.

— Это она! Это она! — раздался пронзительный крик с берега, — я видел ее утром четвертого дня на том берегу! Я видел!

Арсу встрепенулась, заметалась по палубе как птица в клетке, бросилась к балдахину. Ее белое платье мелькнуло и исчезло за занавеской. Она упала на подушки, закрыла лицо руками, заплакала. Рабыня боялась войти следом за ней и только тихо шептала у входа:

— Госпожа, госпожа!

— Уйди, потом, — отвечала Арсу.

Скоро слезы высохли, Арсу села и рассмеялась своему страху:

— Ну что такого? Он ошибся, глупый рыбак. Я больше не пойду на берег. Он больше меня не испугает. Дам знак возвращаться. Скоро он забудет об этой встрече и я снова попрошу отца о прогулке.

Улыбаясь своим мыслям, Арсу вернулась во дворец к вечернему ритуалу.

А Исидор в тот день и вечер был счастливым. Ведь он наконец увидел ее. Издали, но увидел. И всю ночь мечтал о встрече. Он полюбил рассветы и продолжал ждать ее, веря в свою мечту.

На рассвете. часть 3.

Фивы огромный город. Шум и суета поглощали его. На вымощенных камнем улицах в полдень не протолкнуться. Пыль не успевает оседать на мостовые. Солнце мутно светит сквозь нее. Жизнь бурлила на узких улочках и небольших площадях. Гомон базара, казалось, заглушал все. Смешались между собой народы на пересечении торговых путей. Яркие накидки и полуголые тела, набедренные повязки и закрытые полупрозрачной тканью лица. Сверкающие золотыми нитями носилки вельмож, пробивающихся среди городской суеты. Вонь от затухающих на солнце товаров. То и дело кто — нибудь выплеснет на улицу из кувшина грязную воду. Ручьи эти не успевают достичь Нила и высыхают на старых замшелых камнях города.

Только огромные храмы оставались островами покоя в этом море людей. Казалось, время за их стенами шло по другим законам. Колонны возносились к небу. Грозные статуи у входа словно предупреждали простых смертных, что доступ к святыням им закрыт. Лишь в праздник простой горожанин мог увидеть лик своего бога. Жрецы выносили статуи, веками хранившиеся от нечестивых взоров. Храмы неприкосновенны. И никто не знает какие тайны скрываются за высокими стенами их дворов. Чему жрецы обучали юношей, каким премудростям и колдовству. А потому жрецов боялись. И чем больше был страх перед жрецами и богами, тем больше боялись и уважали фараона. Ведь он был наследником бога на земле.

Город жил своей жизнью. На плоских крышах домов зеленели пальмы. Корзины фиников стояли в узких, вымощенных камнем дворах. В погребах прятались бочки с пивом. Над дверью дома выгравировано око Гора, в надежде, что оградит оно от всяких бед. Женщины собирались на улице, прикрывая головы полупрозрачными платками. Держа у груди корзины, они живо обсуждали новости. Показывали друг другу новые украшения, замолкая, когда воины проходили мимо, ведя за собой вереницу пленников. А потом снова возвращались к повседневной жизни.

Лишь к вечеру Фивы затихали, медленно отходя ко сну на берегу великой реки. Возносились молитвы Фиванским богам. Люди умирали, чтобы пройти через царство Осириса к свету. Люди рождались, чтобы служить своим богам. Жизнь совершала круг за кругом, меняясь безвозвратно. Пустыня закрывала следы людей песками. Год за годом, тысячелетия за тысячелетиями. Время необратимо.

А Исидор жил своей маленькой жизнью и не знал, не думал, что его богов забудут. Что придет время и фараоны навсегда уйдут в вечность. Он жил, чтобы жить.

На рассвете. часть 4.

Шел 19 год правления фараона Рамсеса II. Великого фараона, поставившего на колени перед собой хеттов и Эфиопию. Никогда Египет не был в большем расцвете, чем во времена его правления. Житницы переполнены зерном. Множество рабов работают на полях Налоги не повышают. Живи, радуйся. Население увеличивалось год за годом и пустыня отступала перед плодородными землями все дальше и дальше.

В перерывах между войнами фараон тренировал свое войско. Впервые за тысячелетнюю историю в Египте была сформирована регулярная армия. Исидор с завистью слушал бывалых в боях парней. Они с воодушевлением рассказывали, как Рамсес первый среди первых шел в бой и вел свое войско к победе. Исидор мечтал встать под знамена Амона и быть непобедимым, как Рамсес. Ночами ему снились битвы и далекие страны. Исидор хотел быстрее стать сильным, взрослым, уйти из — под опеки отца и пройти через пустыню за славой.

Суждено ли было осуществиться его мечтам? Никто не знает. Судьба его в руках богов.

Исидор тщательно берег от всех свою тайну. Даже лучшему другу — помощнику отца — молодому рыбаку Самету, он не сказал об этом. Исидор день за днем приплывал на утлой лодочке на другой берег Нила и оставлял у колодца несколько цветов лотоса. Утром Самет приходил к берегу и удрученно высказывал Исидору:

— Скажи мне, друг мой, что происходит в этом мире? Может, я пью слишком много вина и пива? Но почему каждое утро моя лодка сырая, как будто я не затаскивал ее вечером на берег? Духи шутят со мной? Может быть, чей — то Ка бродит по Фивам и катается на моей лодочке?

Самет целовал свой амулет в виде скорпиона, украшенного красным камнем и позолотой, шептал молитвы над лодкой, обмахивал ее веником из трав, купленных на базаре. Исидор только посмеивался, убирая снасти, высохшие за ночь. Самет сокрушенно надевал на шею свой амулет и грустно говорил:

— Сходи — ка, друг Исидор за пивом. Что — то жарко сегодня, надо бы освежиться.

К полудню рыбаки выходили на реку и начинался трудовой день. Самет, подкрепленный пивом, громко пел и не было конца его басням и рассказам. Вечером Исидор, дождавшись, пока все уйдут, пробирался к лодке и уплывал на другой берег. Он легкой тенью крался по песку к колодцу. С надеждой обходил его кругом, но каждый раз цветы оставались нетронутыми. Грустным он возвращался домой.

Спустя два месяца Исидор наконец не нашел цветов на прежнем месте. Легкие следы уходили от берега и терялись в зарослях тростника. Исидор ликовал. Он, счастливый, попытался исполнить у колодца что — то вроде мистического танца. Бил себя ладонями в грудь, ликовал. В ту ночь Исидор почти не спал. Он ворочался на циновках в комнате и, едва рассвело, пришел к храму. Обняв огромную колонну, он долго что — то шептал нарисованным богам, потом пробежал по пустым еще улицам к реке. Туман не успел подняться от воды, а Исидор уже оставил цветы и положил сверху подаренного отцом изумрудного скарабея. Скоро его следы растаяли на песке, а лодка, словно призрак, скрылась в тумане.

На рассвете. часть 5.

Огромные террасы дворца пустовали. Рамсес собрал войско и ушел по пустыне к новым победам. Несколько дней на улицах города призывно трубили длинные трубы глашатаев. Жрецы целыми днями возносили дары богам и задымили весь дворец своими благовониями. Арсу знала, что стоит отцу уехать и жрецы сразу забудут про ежедневные ритуалы, заставляя своих учеников зажигать факелы в святилищах и приносить туда еду. Золото и пожертвования фараона они ревностно хранили в своих тайниках. Только главный жрец ушел с фараонам — наставлять его. Почти все наложницы фараона были увезены следом за свитой. Во дворце остались слуги, заевшиеся жрецы, да несколько братьев и сестер Арсу. С сестрами она не общалась — слишком малы они еще были. А вот младшего брата постоянно встречала в коридорах и переходах каменного дворца. Надменный мальчишка едва смотрел на нее, проходя мимо. Свита пресмыкалась перед ним. Рамсес — младший был густо накрашен, отчего его глаза казались раскосыми. Роскошные платья сияли золотом и узорами из драгоценных камней. Казалось, только короны не хватает на его голове. Золотой обруч венчал голову мальчишки. Он, словно взрослый, носил длинный черный парик. И вся его свита подражала своему повелителю. Даже кошки, в великом множестве бродившие по дворцу, словно дрессированные, шли следом. Изредка Рамсес — младший слегка кивал головой Арсу при встрече и небрежно бросал ей:

— Пусть пребудет с тобой Исида, сестра моя.

— Исида вышла замуж за своего брата, а тебе такой чести не будет.

Рамсес только презрительно отворачивался и говорил своей свите:

— Кто знает, как распорядится судьба.

И вся свита угодливо хихикала вслед принцессе. Арсу же больше по душе был другой брат — родной ей и по отцу и по матеры — первой жене фараона. Амет. Словно беспризорник, он в одной набедренной повязке носился по дворцу. Слуги разыскивали его по всем коридорам и залам, а он и не думал вести себя подобающим образом. Едва завидев Арсу, Амет кричал ей:

— Ты еще не умерла от скуки, сестра? Посмотри какой меч я выторговал на днях у одного воина.

И Амет гордо показывал ей загнутый клинок. Лезвие словно огнем переливалось на солнце и Амет восторженно крутился на месте:

— Я буду великим воином, как отец!

— Будешь, будешь, — улыбалась Арсу, проводя рукой по его коротким волосам.

Амет часто вместе с сестрой прогуливался по террассам северной стороны дворца. В тени пальм и диковинных растений слуги вечером читали им сказки. Жрецы заставляли Амета выучивать гимны и заклинания. Он сопротивлялся, но все же повторял за ними текст по папирусу:

"Слава тебе, Осирис,

Владыка вечности, царь богов!

Многоименный,

Дивный образами.

тайный обрядами в храмах,

Это — дивный духом, первый в Бусирисе,

Великий пищей в Летополе,

Владыка похвал в номе Бусириса,

Обладатель яства в Гелиополе,

Владыка поминаний в Месте двух истин.

Душа тайная..."

Голоса жрецов прерывал звонкий голос Амета:

— А что это значит — тайный обрядами в храмах? Я все хочу знать!

Жрецы тихими голосами объясняли, что боги всегда хранят свои тайны. Что имен их никто не знает. А если узнать имя бога, получишь власть над его судьбой.

— Дааа, — мечтательно говорил юный Амет, — вот бы узнать имя Сета...я бы сразил его!

И он воинственно взмахивал мечом перед лицами жрецов. Они испуганно отходили от сына Рамсеса, опасаясь за свою сытую и обеспеченную жизнь. Присаживались в стороне на разложенные циновки, не решаясь присесть на роскошные стулья. Разговаривали между собой о хозяйственных делах: