↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
БЕЛЫЙ — АЛОМУ
(Неблагой — благому)
Я триста лет знаком с его хитрой рожей,
родился он в ноябре — охладелом, чалом.
Хотя ему с другими сходиться сложно,
он не адепт трагического начала.
И к поясу приторочены спицы,
а не кинжалы.
Шнурки, бусины и косицы —
всё безнадёжно
алое.
Его одежды дорожные —
осиновые, кленовые.
Я с ним становлюсь болтливее.
Но мне по душе безмолвие:
поля уязвимо белые, согбенные ивы
сонные,
бураны летят, по небу раскинув седые
гривы,
я в шутку скидываю с него корону...
И он замирает в эту секунду — и умирает тоже.
Заносит следы его
моё дыхание.
И лёд одевает бусины сияющими гранями,
и я заплетаю снежное в его киноварные пряди.
Мне кажется возмутительно серьёзным
— и настоящим —
его лицо, отражённое в глади
озёр, подо льдом спящих.
Но всё же есть нечто жуткое,
шаткое,
в этой почти-смерти.
Со смехом я возвращаю корону ему — шутка,
давай, улыбнись, ну же,
ты нам дураком нужен,
угрюмцам двоим тесно —
вон, лёд на реке треснул...
И та же глубокая трещина раскалывает мне сердце.
Ступай же, приятель, дальше, бродяжничай по дорогам,
в своей шутовской короне пурпурного чертополоха,
носись по холмам диким, зелёным и крутобоким,
я буду с тобой вечно — вплетённым в косу сполохом.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|