Три встречи с Серым Кардиналом

Ваше Высокопреосвященство!

С глубочайшим почтением спешу донести до Вашего сведения, что среди неразобранных бумаг VI легиона, скопившихся за годы его существования, мною были обнаружены следующие документы, относящиеся к категории строго секретных, каковые я направляю в Ваш адрес:

І. Воспоминания врага Святой Церкви Декстеруса Франкийкского о его встречах с Серым Кардиналом (полный вариант!).

ІІ. Еретический памфлет "Премудрые поучения достославного Серого Кардинала о том, как трудом, мечом, любовью и наукой установить царство божие (О.В. — так в тексте!!!) на земле".

Также вынужден сообщить Вам о том, что легат-VI Люциус Малфойтский не проявляет достаточного внимания к нуждам Святой Инквизиции и на все просьбы выделить мне в сопровождение опытных людей, которые могли бы провести меня через позиции окружившего нас неприятеля для доставки означенных документов по назначению, отвечает матерной руганью.

Да хранят Вас Небеса!

Почтительный и верный слуга Святого Престола

Дознаватель І ранга Мартинус-LXII

Описание, данное братом Декстерусом, к трём его встречам с зачинателем гнусной безбожной ереси Серым Кардиналом

Записки эти составлены мною в назидание тем, кто в мыслях своих готов допустить, что деяния, противные Небу, естеству и Божественным установлениям, а равно утаивание оных от матери нашей Церкви, могут пойти на пользу государству и тем остаться безнаказанными.

Следуя по нити судьбы моей, можно обнаружить три пересечения её с причинившим Священной Империи нашей неисчислимые бедствия Серым Кардиналом, чьё имя да будет предано навеки забвению. Многим из нас отродье сие знакомо было в чёрной, жестокой и злобной славе своей. И многие из братьев наших и сестёр не пережили своей встречи с ним. Мне же довелось узреть его воочию в те дни, когда ведьма сия пребывала ещё в безвестности и пряталась в тенях, а также свершить над нею правосудие, угодное Церкви, Небу и Императору.

Первая встреча наша состоялась в год XXIII правления Императора Августа VIII, когда я, получив сан свой и наставление от Святой Инквизиции, должен был прибыть в лагерь герцога Ангиенского, дабы окормлять его и сообщать о замыслах его, и, буде на то воля небес, склонить его к принятию над собою власти Императора. К огорчению моему поступки герцога не выдавали в нём человека набожного, ибо помимо меня со служками и обоза с припасами приказал он своим людям доставить с собою в лагерь и целое кубло непотребных девок. Однако же, не терял я надежд на успех первой в моей жизни миссии, и, помолясь, мы отправились в путь. И на каждой остановке солдаты герцога предавались разврату со своими беспутными спутницами, не смущаясь даже и светом дня. И первым в деле этом был командир отряда нашего сержант Матисс, человек звероподобный и великий грешник, но крепко знающий воинскую науку. За время пути нашего из владений герцога к лагерю его муж сей перепробовал не одну девицу. Более же всех терзаема ненасытной страстью его была одна юница, что примкнула к остальным в самый день нашего отправления. Обладала она обликом поистине ангельской красоты, держалась скромно, само лицо её носило то выражение, что более приличествовало бы благочестивой юной деве на службе в храме, а не блуднице, исполняющей любые солдатские прихоти.

Многие из девок на увещевания мои отвечали грубым смехом, а то и задиранием подола. Эта же служительница порока при каждой встрече со мною с кроткою улыбкой опускала очи долу и каялась в грешности своей, и не звучало в голосе её при том никакой насмешки, словно бы искренними были слова её. Однажды лишь видел я, как вышла она из палатки сержанта Матисса и, взявши кружку глиняную и напившись из ней, вдруг раздавила её в ладонях своих. И было то признаком, что кроется под этим ангельским обликом создание демоническое, кое не только лишь к разврату склонно, да только не придал я тому тогда значения.

И когда прибыли мы в лагерь герцога Ангиенского, устроил тот по сему поводу великую гулянку, истомившись, видно, по свежим припасам. Я же, презрев сии суетные развлечения, готовил алтарь к службе утренней и, покончив с тем занятием, ближе к полуночи пришёл к шатру герцогскому, что стоял поодаль от основных сил его. И увидел я, что валяются вокруг тела мервецки пьяные, не исключая и караульных, и храп их разносится в ночи. Войдя же в шатёр, узрел я зрелище премерзкое, ибо возлежали приближённые герцога в обнимку с нагими и полунагими развратницами и тоже все сморены были сном. Сам же герцог восседал в центре шатра на кресле своём, и торчал у него кинжал из виска, и лежала пред ним на блюде голова сержанта Матисса, к тушке жареного поросёнка приставленная. И перехватило от страха дыхание моё, и хотел я бежать оттуда, но стоило лишь обернуться, оказалась передо мной девица та в бесстыжей своей наготе. И была она вся перепачкана кровью. И не было у неё на лице и тени прежнего смирения, и улыбалась она, как человек, что доволен и гордится делом рук своих. И схватился я за булаву, что была при мне, но исчадие Бездны сие изобразило кровавыми руками своими на голых грудях своих знак Имперского орла и сказало, чтобы передал я Святому Престолу, что герцог Ангиенский выведен в расход по приказу Имперского Администратума. С этими словами выскользнула ведьма эта из шатра и растворилась во тьме ночи, словно ею и была порождена.

Гнев и горечь овладели тогда мною, ибо власти светские, желая угодить священной особе Императора, вмешались тайно в дела Святой Инквизиции и не дали посредством слова Божиего привести герцога и людей его, и земли его под власть Императорского Трона без лишнего кровопролития. А к тому же, сами обманутые хитростью своею вложили они в руки женщине, коей небесами предначертано дарить жизнь, оружие убийцы и позволили поднять его на мужчину, коего должна она почитать как повелителя своего.

Второй раз довелось повстречать ведьму сию через дюжину лет, в третий год правления Императора Тиберия IX. Небесам и Святой Инквизиции угодно было, чтобы стал я духовником баронессы Нарцисской. И суждено мне было оказать ей помощь в деле деликатном, что затрагивало честь сей благочестивой матроны. Будучи совсем ещё юной девушкой, подверглась она гнусному надругательству. Один молодой повеса, ведомый ненавистью к отцу её, пробрался в самую её опочивальню и свершил своё чёрное дело, да ещё и убил при том любимую служанку несчастной девочки. Долго скрывался злодей в чужих землях, но судьбою было решено, что подходит ему время. И вернулся он как богатый купец и собиратель старинных драгоценностей в пределы Империи, в самый Вечный Город, в надежде, что годы странствий переменили облик его до неузнаваемости. Однако, Божественному провидению суждено было, чтоб баронесса, что была слепою с малолетства, опознала негодяя по голосу его. И обратилась она к Святому Престолу за индульгенцией, что позволила бы ей самой свершить правосудие. И было не отказано баронессе в просьбе её.

Поскольку муж баронессы Нарцисской пал смертию храбрых, выполняя долг свой по охране священных рубежей Империи нашей, благородному сыну его выпала доля исполнить волю матери своей. Мне же предстояло оказать ему помощь в деле сём, послужить рукою направляющей. В те дни на слуху было имя некоего Девятиликого, искусного и умелого наёмного убийцы, от коего не могли уберечь никакие засовы, никакая охрана. И можно было подумать, что это легенда, байка, из тех, что рассказывают досужие болтуны в харчевнях и на базарных площадях, но кому, как не мне, было знать, что в год тот и впрямь череда таинственных смертей произошла в Вечном Городе. И пробовал я разыскать сего наёмника, и говорили мне, что никому не под силу это и что он сам приходит, когда возникнет в нём нужда.

И одним прекрасным утром получил юный барон письмо, назначавшее встречу в одном из злачнейших трактиров не позднее полудня. С благословения баронессы сопровождал я туда сына её. И, несмотря на дневное время, когда положено человеку заниматься честным трудом, а не пребывать в праздности, заведение то полно было самых гнусных физиономий, кои только Небо раздаёт грешникам. Но не могли мы понять, кто же из них сведёт нас с Девятиликим. И собирались мы уже покинуть сию обитель порока, как вдруг окликнул нас тонкий девичий голос. И увидели мы тогда у стены столик с тремя табуретами, за коим сидела юная девица во фривольном наряде. И состоял наряд её из лёгких туфель да шаровар из тончайшей ткани, да узкой ленты, что обвивала шею и груди её, да круглой шапочки. И бывшие вокруг нас моряки и бретёры, жадные до женского тела, ходили мимо неё и в упор не замечали. И тотчас узнал я лицо её, и она, встретив взгляд мой, потупилась скромно и улыбнулась кроткой улыбкою, и спросила, не мы ли ищем Девятиликого. И отвечали мы утвердительно, и сказала она. Что кончились наши поиски, ибо она и есть Девятиликий собственной персоной. Усомнился юный барон в словах её, не поверил, что может помочь ему какая-то девчонка. И в самом деле, казалась она ещё девчонкой, хотя должно было ей исполниться к тому времени десятка три лет. Лишь глаз опытный и острый уловить мог тот отпечаток, что не могли не наложить года на лицо её. С усмешкой встретила она слова барона и указала на меня, сказав, что вот свидетель умений моих, что может подтвердить искусство моё, что я и сделал незамедлительно. Однако, душа моя отягощена была этой встречей.

И повели мы разговор о деле нашем, и сказала она, что знает человека, о котором речь идёт, что достаточно богат и силён он, чтобы заинтересовать её, и что прячется он за достаточно высоким забором и за множеством сторожей, чтобы понять, что темна душа его. И назвала она свою цену, и потребовала уплату вперёд. И стали мы с юным бароном возражать ей, и прервала она нас возмутительными словами, сказав, что де вы не в церкви, вас не обманут. И были предложены ей в уплату драгоценные камни чистейшей воды из сокровищницы баронессы. Когда извлекла она их из кисета, что был передан ей, беспокойство охватило меня, как бы не расправились с нами негодяи, что сидели вокруг. И усмехнулась ведьма, и сказала, что не видят они нас, и, оглядев все камни, заявила, что недостаточно этого. И спросил я у неё, разве мало ей предложено? И ответила она, обведя рукой вокруг, что вот множество головорезов, готовых убить любого за пару паршивых динариев, а ей нужно знать, за что человек тот заслуживает смерти, ибо возьмётся она лишь за работу, что доставит ей удовольствие. Увидев же, что смутили барона слова её, вновь повела крамольные речи, что де не священник она и сохранит тайну исповеди. И открылся юноша ей, и признала она справедливой месть его. И перед расставанием нашим задал я ей вопрос, как посмотрит Администратум на сделку нашу. Срамными ругательствами покрыла она Администратум и присовокупила, что нет уж ей удовольствия работать на него, и что ныне стала она вольной птицей.

И ранним утром через четыре дня нашли на Дровяной площади тело купца, к фонарю подвешенным, и была на нём табличка, на коей начертано было о преступной натуре его. И плакала в тот день баронесса от радости, и благодарила Святую Церковь и меня лично за помощь в деле сём. Я же был терзаем беспокойными думами и сравнивал беспрестанно образы этих двух женщин: благочестивую баронессу, что, ища дозволения на месть врагу своему, склонялась пред Святым Престолом, и чудовище, что было вскормлено Администратумом и сорвалось с поводка его, вырвавшись на свободу. Но даже и помыслить я не мог, сколь неисчислимые бедствия принесёт ещё оно Святой церкви, Священной Империи нашей и народу её.

Третья встреча наша имела место ещё через дюжину лет и один год. Но прежде чем описать её, следует мне подробно рассказать об обстоятельствах, что ей предшествовали.

То были годы тревожные и трудные. Администратум в те дни, ослеплённый гордынею своею, раздулся от чванства своего настолько, что заслонил от Императора Тиберия IX свет веры истинной. И повернулся тот спиною к Святой Церкви, говоря ей заняться делами духовными, а до мирских отнюдь не касаться, в особенности же до государственного управления.

И таковое небрежение не могло не привести державу нашу к печальным последствиям. В то же самое время объявился в восточных землях наших некий проповедник и лил он в уши пошатнувшейся пастве нашей липкий яд своих еретических учений, противных Небу. И называл он, величественность Церкви Святой алчностью её, а суровость её жестокостью к чадам своим. И называл он Святую Церковь и Администратум, и самого Императора грабителями и кровопийцами. И объявлял он о пришествии скором царства Божиего на земле, при коем не будет ни Церкви, ни Императора, но сам народ будет своею волею править. И прозывался он "Серым Кардиналом", и носил серую рясу, и было то насмешкой над пышными одеждами служителей Церкви. И пленяли речи его души простого народа, в особенности людей молодых и неразумных, ибо было в речах тех к стыду нашему зерно истины, пусть и пополам с ядовитой ложью и бессмысленными мечтаниями.

Свидетели показывали, будто был то отрок красоты ангельской, но речи держал подобно умудрённому жизнью старцу. И был тот отрок неуловим, как для братьев наших, так и для ищеек Администратума. Даже последователи его, что звались "серыми стражами" и несли отравленные ересью слова по просторам Империи, будучи должным образом допрошены, не могли сказать, откуда он появляется и куда исчезает, словно утренний туман. И предавались они расправе строгой и справедливой, но корень зла — Серый Кардинал оставался не выкорчеванным.

В тринадцатый год правления Императора Тиберия IX разразилась великая беда. В лето того года голод ударил по Восточной провинции. Администратум же, ослеплённый жаждою власти и наживы, не только не откликнулся на зов отчаявшихся и моливших о помощи подданных Его Императорского Величества, но продолжал взимать с них подати, как ни в чём ни бывало. И тогда смятённые души несчастных склонились на сторону еретиков и заговорщиков и устремились к погибели своей.

В один день в семи местах вспыхнули восстания под предводительством "серых стражей" и, как лесной пожар, стали расползаться по ней. И захватывали бунтовщики имперские и церковные зернохранилища. И благородные патриции, что владели здесь землёй, лишались богатств своих и самой жизни, случись им попасть в руки "серых стражей". И даже те из хлебопашцев, что упорным трудом возвысились над ленивыми односельчанами своими, должны были склонить головы свои и отдать ключи от амбаров. И захваченные продукты выдавались равными мерами по дням недели тем, кто не имел запасов своих. И тем самым Серый Кардинал напитал страждущих и завоевал сердца их, и ими пополнял армию свою.