След менестреля

Андрей Астахов

След менестреля

Моей милой Марине с любовью

и просьбой не судить мою писанину слишком строго.

Пролог

...Мне трудно вспомнить все в подробностях, но я попробую.

Это была ночь Бури. Той самой бури, которая сопровождала мое бегство из Станфорда. Святая Инквизиция разыскивала меня, и я бежал из родного города в страхе, в неведомое, спасая свою жизнь. Буря застигла меня по дороге в Дувр: ветер сбивал меня с ног, громы гремели над головой, как обличения Господа, молнии сверкали, словно меч палача, который ждал меня. Потом начался ливень. Дорога превратилась в море грязи, и я побежал лугами, стремясь найти хоть какое-то убежище. Так я оказался на берегу моря, хотя, как помнилось мне, бежал совсем в другую сторону.

Я смотрел на грохочущие у берега волны и чувствовал темный ужас. Сердце мое болело. Мне казалось, что все силы ада спущены с поводка в эту ночь. Воющий ветер сбивал меня с ног, соленые брызги с моря стыли на моем лице. Жуткое чувство безысходности владело мной. Берег моря был границей, за которую я не мог бежать, а позади меня была погоня. Я знал, чем все это кончится — церковный трибунал отлучит меня от церкви, а потом меня ждет казнь. Все это казалось мне ужасно несправедливым. Что я такого сделал? Я всего лишь сочинял песни, которые пел людям. Песни о том прекрасном мире, который я видел. Мире, где нет угнетения и войн, где люди свободны, где земля родит богатые урожаи, где искусства и науки не служат средством наживы, а приносят радость всем без исключения. Церковь сочла мои песни ересью, и вот я объявлен вне закона, на дверях церквей во всем графстве Кент висят прокламации о моем розыске, и если меня найдут...

О, об этом я даже не хотел думать. Я жалел, что когда-то принял решение покинуть Долину эльфов, волшебный Элодриан. Я совершил ошибку, за которую теперь придется расплатиться самой дорогой ценой...

Призрак появился на берегу внезапно, в тот самый момент, когда буря, казалось, ненадолго стихла. Возник из ночного мрака и двинулся прямо ко мне. Странно, но это не вызвало у меня страха. От призрака не исходил ужасный потусторонний холод, который сопровождает появление таких сущностей. Он был не ужасен, а печален. Его лицо было темным и скорбным, а глаза горели как звезды.

— Де Клерк! — сказал он, подойдя ближе. — Я искал тебя, де Клерк!

— Кто ты? — Я невольно отступил от привидения, прижав ладони к груди, точно боялся, что этот темный гость из загробного мира вытащит мое сердце.

— Я тот, кто был до тебя.

— Ты говоришь загадками. У тебя есть имя?

— Когда-то меня звали Томасом. Сейчас мое имя — Дух.

— Боже всемогущий! Я знаю, кто ты. Ты тот шотландский бард из дома Лермонтов, который заставил самого короля Александра плакать и смеяться. Ты был великим бардом.

— Я нес великое бремя, подобное твоему, мой друг. Нам выпала схожая судьба — мы оба увидели мир, который смертному не положено видеть. Я удостоился милости самой королевы сидов и стал ее возлюбленным. Но это не сделало меня счастливым. Увидев совершенство и красоту мира сидов, я еще больше возненавидел уродство и жестокость мира людей.

— Почему это случилось с нами, Томас?

— Я не знаю. Так распорядилась судьба, и роптать бессмысленно. Ты ищешь спасения от преследующего тебя Духа разрушения, я знаю. В такие минуты человек слаб и падает духом. Я хочу помочь тебе, ибо сам прошел через подобные искушения. Ты должен сделать выбор, Вильям.

— Какой выбор?

— Слушай свою душу, и ты поймешь...

Я не успел ответить барду — все вокруг меня завертелось, берег моря исчез, и я обнаружил вдруг, что стою под серым шотландским небом, затянутым морозными тучами, вокруг меня бескрайняя торфяная пустошь. В клочьях тумана прямо передо мной угадывались торчащие из земли каменные пальцы, древний языческий кромлех, камни которого были испещрены зловещими рунами.

— Иди вперед! — сказал мне Голос ниоткуда.

Я вошел в круг камней и сразу услышал музыку. Печальную и прекрасную песню, в которой перекликались флейта и фидель. Туманная пелена вокруг меня сгустилась в сияющую стену, и в ней, как в волшебном зеркале, я увидел картину, которая заставила мое сердце сжаться от боли и счастья. Я увидел мой старый дом, очаг, в котором горело яркое пламя. Мой давно покойный отец, молодой и красивый, сидел за столом и мастерил игрушку из куска дерева — это была игрушка для меня. У очага моя мать качала люльку и пела песню, которую я буду помнить всегда:

В звездном небе звезды гаснут,

Ярко светит месяц ясный.

Мышка, денежку возьми,

Нашу детку усыпи.

В горле моем закипели рыдания, взгляд заволокло слезами, сердце сжалось — столько тихого счастья, столько безмятежности и добра было в этой тихой картине, что я, несчастный, гонимый, измученный выпавшими на мою долю страданиями, одинокий и преданный всеми, особенно остро ощутил свое нынешнее несчастье. Ноги мои ослабли, подломились, я упал на колени, протянул к видению руки — и все исчезло.

Я еще не успел опомниться от увиденного, но тут новое видение посетило меня. Я узрел королевский двор Лондона, самого короля, восседающего на троне и окруженного придворными — и себя, разодетого в шелка и дама, с унизанными перстнями пальцами, с покупной арабской лютней из дорогого дерева. И я пел королю свою балладу, посвященную его подвигам. Я пел королю о том, как победоносное войско государя разбило рати изменника, французского короля, как склонилась смиренная Франция перед величием короля Эдуарда. И я видел, что суровое лицо старого короля светлеет, а глаза его полны удовольствия.

Но увидел я тут, что за троном, на котором восседал король, появились языки пламени и столбы черного дыма. В звуки лютни вплелись удары колокола и человеческие вопли, топот лошадей и звон оружия. Я увидел кровавое поле недавней битвы, заваленное изрубленными телами, и мародеры обдирали с мертвецов пропитанную кровью одежду. Я увидел большую яму, у края которой английские лучники резали глотки пленным французам, а еще трепещущие тела их сбрасывали в эту яму, и мертвые глядели в небо полными слез глазами. Я увидел сожженные деревни, на пепелищах которых волки и одичавшие собаки обьедались человечиной. Я узрел, как над обезлюдевшими поветами, над заброшенными полями, неслись в небе четыре призрачных всадника, имя которым — Война, Чума, Голод и Смерть. И в песню, которую я пел королю, вплелись их восклицания. Они кричали: "Так хочет Король! Слава королю Англии!" Песня моя встала комом в горле, руки ослабели, и я не мог продолжать. А король Эдуард подался на троне вперед, глянул на меня сурово и сказал:

— Ну что ты, Вильям де Клерк? Пой дальше! Я велю — пой!

Вновь все исчезло, и вновь я обнаружил, что стою в кругу рунных камней на торфяной пустоши — там же, где и был ранее. И снова сердце мое оледенил гиблый ужас, ибо из тумана и мрака появились двенадцать черных зверей, подобных гигантским псам в кованых стальных ошейниках, и взяли меня в смертельное кольцо. Я видел их кровавые глаза, горящие во тьме, ощущал их смрадное дыхание. Псы разевали пасти, показывая мне свои клыки, и я почти ощущал, как впиваются эти клыки в мою плоть, раздирая ее.

— Эти псы — твои страхи, Вильям! — сказал мне уже знакомый голос. — Подчини их себе, или покорись им, и они разорвут тебя на части.

— Я боюсь! — простонал я, пряча лицо в ладонях.

— Почему? — спросил Голос. — Ты же читал книги Азарра. Ты помнишь, что там написано: "Страшит только неведомое. То, что мы познали, страшит нас меньше". Чего ты боишься, де Клерк?

— Я боюсь своего будущего, — признался я.

— Тогда взгляни, что ждет тебя впереди...

Я поднял лицо и увидел, что страшных зверей больше нет рядом со мной, и я стою на огромном лугу, усыпанном великолепными цветами — таких цветов нет на земле, ибо красота их превосходила всякое воображение. Будто ветер обдал мое лицо, и удивительное существо явилось моему взору. Крошечная и прекрасная женщина с крыльями бабочки села на цветок у моих ног и тихо засмеялась.

— Фейри? — спросил я, глядя в ее сияющие как звезды глаза. — Ты ведь фейри?

— Я твоя душа, Вильям, — ответила бабочка. — И я могу летать. Видишь, какие у меня красивые крылья? Это потому, что ты не покрыл их грязью. Ты дал мне возможность вечно летать над этими чудесными цветами, наслаждаясь свободой и красотой. Увы, не всем душам так повезло. Посмотри!

Я огляделся и увидел поразительную картину. Чудесные бабочки-души окружили меня сверкающим облаком. Ветерок от их крыльев обвевал мое лицо, я мог слышать их тихий смех, подобный звону хрустального стекла. Но еще я видел и других фейри, которые тяжко бились на земле, не в силах подняться в воздух — их крылья были в безобразных пятнах и отяжелели. А были среди них и вовсе бескрылые, которые с тяжкими вздохами и стенаниями ползали у корней.

— Что значит все это? — спросил я бабочку, заговорившую со мной.

— Это значит, что твой путь чист. Ты идешь дорогой красоты и любви и должен пройти ее до конца. Не дай сомнениям и страхам поработить себя, не поддавайся соблазнам, которые в итоге тяжким грузом лягут на твою душу. Скажи сам себе, чего ты хочешь больше всего?

— Я хочу вернуться в мир, который показал мне Тейо. В мир, где я прочитал Книги Азарра.

— Ты выбираешь самый тяжелый из всех путей, Вильям, — вдруг сказала мне бабочка-душа. — Разве ты не понимаешь, что твоя главная битва состоится здесь, в мире, в котором ты был рожден?

— Я устал от крови и жестокости, нищеты и убожества. Я хочу снова увидеть долины Элодриана, эти удивительные звезды, эти дивные леса, волшебных животных, прекрасные лица женщин того мира, и снова вдохнуть воздух счастья.

— Псы, которых ты видел, последуют за тобой. Они станут в том мире твоими спутниками, и кто знает, к чему это может привести?

— Мне все равно. Я устал от страха и тоски, фейри. Позволь мне снова увидеть мир, в котором я был счастлив.

— А как же баллады, Вильям? Как же Слово, к постижению которого ты так стремился? Разве, будучи абсолютно счастливым в волшебном мире Элодриана, ты сможешь сочинять, находить самые честные слова и самые прекрасные созвучия?

— Я не могу петь сейчас, ибо я несчастен и гоним. Страх давит мне душу, и в ней не осталось места для красоты.

— Я поняла тебя, — душа покачала головой. — Ты бежишь от зла вместо того, чтобы попытаться победить его. Но зло найдет тебя везде, даже там, за порогом реальности. Готов ли ты к этому, Вильям де Клерк?

— Да, я готов.

— Хорошо. Ты прислушался к своему сердцу, но не услышал его. Я не могу судить тебя. Ты выбрал. Да будет так...

Когда волшебный луг исчез, я внезапно понял, что граница миров перейдена мной. Ибо камни кромлеха вокруг меня были покрыты другими рунами, которыми написаны Книги Азарра. Сам воздух стал другим, небо над моей головой стало быстро очищаться от мрачных туч. Необыкновенное, непередаваемое счастье нахлынуло на меня. Я ушел от погони, я больше не беглец, не изгой, и я снова в мире, который когда-то полюбил всем сердцем! Бог услышал меня.

— Ты так думаешь? — сказал мне голос, и я узнал его. Это был Тейо. Эльфийский колдун стоял рядом со мной и смотрел на меня печальным взглядом.

— Учитель, — я опустился перед эльфом на колени, — я снова здесь и прошу тебя: не отталкивай меня.

— Ты совершил великую ошибку, Вильям, — сказал мне эльф. — Я учил тебя законам Элодриана во имя блага твоего мира. Но ты испугался своего предназначения. Два пути были перед тобой — путь Певца Любви и путь Мученика, и оба они вели тебя к главной цели твоей жизни. Я вижу твое будущее в том мире. Хочешь узнать его?

— Зачем мне это?

— Чтобы понять, какую ошибку ты совершил.

— Хорошо, учитель. Я слушаю.

— Инквизиция не сразу нашла бы тебя. Она бы охотилась за тобой несколько месяцев по всей Британии. За это время ты обрел бы счастье.

— Как так? Я не понимаю.

— Все просто. Спасаясь от инквизиции, ты бы встретил женщину, которая стала бы твоей единственной любовью. Ты написал бы много баллад и стихов в ее честь. У тебя появились бы тайные последователи и ученики. Да, твои враги в конце концов нашли бы тебя, и твоя жизнь закончилась бы в застенках инквизиции, но память о твоей любви и твои сочинения сделали бы тебя бессмертным. А главное — все, что ты написал за месяцы скитаний и борьбы, позже стало бы книгой. Тем Словом, которое было тебе даровано, де Клерк. И эта книга изменила бы ваш мир. Сотни лет люди вспоминали бы Вильяма де Клерка как человека, которому были дарованы великая любовь и великая мудрость. Вот от какой судьбы ты отказался, бард. И уже поздно что-то исправлять.

— Я готов принять все, как есть.

— Другого ответа я не ожидал. Хорошо, я не могу оттолкнуть тебя. Пусть решают Сестры...

Теперь я понимаю смысл моих видений, всего того, что случилось со мной в ночь бегства из Станфорда. Тейо был прав. Я ошибся. Я поддался страху и отчаянию, не захотел быть частью моего мира и вернулся в Элодриан. Ныне я ясно вижу, к чему это привело. Я должен вернуться, но я...

Я не могу.

Душу мою гложет стыд, потому что я позволил своему страху победить меня. Я сошел с пути, которым должен был идти.

Я не подарил моей бессмертной душе крыльев, которые позволили бы ей летать над вечными цветами рая.

Несовершенный человек в совершенном мире — вот кто я такой.

И что самое ужасное, я изменил этот мир к худшему. Тейо и Сестры оказались правы.

Прости меня, Элодриан, я погубил тебя! Но я понял свою ошибку. Я буду нести свое бремя до конца. Я не брошу тебя, как когда-то бросил мой мир.

И я знаю, что на этот раз я обязательно увижу конец пути, которым иду.

Глава первая

Елки-моталки, какое прекрасное утро!

Красивые тут места. И хоть эти горы по-эльфийски называются Доль-Кригиан, Темные горы, это название им совершенно не подходит. А уж долина Лиден-Мур прямо просится на картину.

Встав у входа в шатер, я глубоко вдохнул морозный воздух — аж голова у меня закружилась. Какая красота, какая тишина! Воздух звенел, я мог слышать даже шум далеких водопадов, расположенных далеко к западу от Лиден-Мур. Снега на вершинах обступивших меня гор сверкали в свете утреннего солнца так, что я зажмурился. А хвойные леса в долинах, кажется, растут тут от начала времен. И сейчас моя милая Уитанни наверняка охотится в этих девственных чащах...

— Sava, drannac! — Эльф подошел так тихо, что я не услышал его шагов. — Пойдем, Холавид тебя зовет.

За минувшую неделю я довольно близко познакомился с обитателями этого лагеря, где три десятка молодых эльфов проходили что-то вроде военной подготовки. Старшим тут был уже знакомый Даэг ан Грах, но я видел старого волшебника только один раз, в тот самый день, когда мы с Уитанни прибыли в Лиден-Мур. Старый эльф совсем по-дружески потрепал меня за плечо и сказал только одно слово:

— Молодец.

Вторым по старшинству в лагере был Холавид, боевой инструктор. Это был тот самый эльф, который когда-то спас меня от оборотней Лёца близ развалин Арк-Мората. Определить истинный возраст эльфов невозможно, на вид Холавиду было лет сорок — это если по человеческим меркам. И еще, он единственный из всех обитателей лагеря ходил всегда в черном и не носил никаких украшений. Когда я появился в лагере, то он сразу заговорил со мной, и первое, что он меня спросил — как мне удалось убить Мертвого бога дханнанов в катакомбах под Роэн-Блайн.