Секирей: Извращаемся над персонажами

Пролог

С самого рождения, с самого первого занятия, с первой прочитанной книги любая секирей знала "Высшая цель жизни — это ашикаби". Как дети, воспитанные в таких условиях секирей навсегда запоминали именно эту простую истину. Ашикаби — главная ценность всей жизни. Желания ашикаби — желания секирей. Воля ашикаби — воля секирей. Приказ ашикаби — будет исполнен. Никаких иных трактовок.

Конечно, не все усваивали эту простую истину. Мия, например, будучи Столпом с самого своего обнаружения не поддавалась никакому внушению, руководствуясь только своим внутренним морально-ценностным компасом, считая ашикаби просто ненужными. Некоторые, вроде Карасубы воспринимали ашикаби как инструмент, позволяющий использовать норито. Очень ценный, конечно, ведь от ашикаби зависела жизнь секирей, но инструмент. И никого не заботили чувства, мысли или стремления инструмента. Ну и конечно, иногда все это и вовсе принимало обратную форму "ашикабиненавистничества" как у Цукиуми. Но то были просто отклонения от нормы. Все остальные секирей знали с самых пеленок — ашикаби это святое.

Различалась общая радикальность суждений о нужности ашикаби. Кто-то воспринимал их как свою истинную любовь, предназначенную небесами. Кто-то как партнеров, которые всегда поддержат, и которых нужно всегда поддерживать. Кто-то считал их смыслом своей жизни, который всегда был бы идеальным, в любых условиях, а кто-то имел даже небольшие требования к ашикаби. Но все точно знали — высшая цель жизни секирей — окрылится а затем служить своему ашикаби.

Года назад Акицу тоже четко понимала — высшая цель жизни это ашикаби. И поступать с ним надо как у классика — бороться и искать, найти и не сдаваться. Акицу мечтала целыми днями о том, как ашикаби, ЕЕ ашикаби даст ей крылья, а она всю свою жизнь проведет вместе с ним, а когда придет время сражаться — выбьет для него победу и сможет возвысится вместе с ним. Хотя, у Акицу когда то был даже небольшой список требований к ашикаби — чтобы ее не били, заботились о ней, не насиловали против воли, не занимались извращениями и не занимались жестокими убийствами людей. Согласитесь, не правда ли скромный список требований к избраннику у современной девушки? Особенно если это девушка — маг, да еще и такой неслабый, да еще и с такой то внешностью?

Акицу, в отличии от радикально кто во что горазд настроенных первых номеров, вообще целиком и полностью росла как хотел Минака — впитывая в себя простую истину для секирей — ашикаби это все. Она ходила на настройку — для ашикаби, училась всем наукам, чтобы быть достаточно умной для своего будущего ашикаби, даже училась вести себя в обществе чтобы ашикаби не пришлось краснеть из-за нее. Училась упорно, и даже не возмущалась тому что проводимая с ней настройка была гораздо дольше, и, наверное, больнее чем у остальных. Если это было для ашикаби — то можно было и потерпеть.

А потом она сломалась.

В один день ей просто сообщили, что отныне она сломана. Она никогда не обретет крылья. Никогда не найдет ашикаби. И никогда не будет никому нужна.

День, может два Акицу этого не осознавала. В голове ее крутился бесстрастный голос сообщающего новость доктора, а она по инерции продолжала ходить в столовую, пыталась прийти в нужное время на настройку, хотя ее там и не пускали, смотрела обучающие ролики. Несколько дней Акицу просто не могла осознать эту простую истину. Ее жизнь закончилась так и не начавшись.

Секирей гораздо более выносливы нежели люди, но когда на пятый день не появления на публике в номер Акицу все же зашел один из докторов, он все равно не смог удержатся от крика полного ужаса. Пять дней Акицу просто лежала и смотрела в потолок, прокручивая слова доктора в голове. Пять дней она не шевелилась, не ела, не пила. Пять дней она раз за разом прокручивала в своей голове памятные слова.

Мир умер. Для Акицу, росшей как порядочная секирей — ашикаби был чем-то возвышенным, благословленным, идеальным. Эфемерной самоцелью, Граалем, идеалом, Абсолютом. Секирей созданы чтобы служить ашикаби и это было вполне естественно для них. Они стремились быть нужными. Быть любимыми. И у них у всех была такая возможность. У всех. Кроме нее.

Дни сливались с днями в серый унылый поток беспросветного мрака. Без ашикаби мир просто перестал быть нужен Акицу. Ее ашикаби, ее смысл жизни, ее идеал... Он не просто исчез. Он никогда и не появлялся.

Акицу перестала выходить на обеды и завтраки, не выходила из своей комнаты в свободное время, все возможное время она спала или с пустыми глазами смотрела в стену. Она пыталась не поверить доктору, надеялась, что все это было глупой ошибкой... Но время. Время губит все. Даже надежду.

Она была никому не нужна. Она была выбывшей. Сломанной. Бессмысленной.

Ее жизнь превратилась в серую муть.

Но как посерела жизнь, настолько же расцвели ее фантазии... В ее мечтах, в ее далеких фантазиях она была с ашикаби. С ЕЕ ашикаби. У нее были крылья. ЕЕ крылья от ЕЕ ашикаби. Ее мечты были в тысячи раз лучше реальности. В реальности она была сломанной, ненужной, брошенной. О ней даже и не узнали бы ашикаби. Множество ашикаби для других секирей. Но в мечтах... в мечтах у нее был ЕЕ ашикаби. Собственный ашикаби.

Но время... Время губит все.

И хотя мечты должны были отображать идеал ашикаби, ЕЕ идеал, хотя они должны были быть всегда устремленными вверх... И мечты тоже посерели.

Сперва она перестала требовать от ашикаби не быть извращенцем. Ну право слово, если ему это доставляет радость — почему она, Акицу, бракованный номер, вообще имеет право что-то ему запрещать? Потом она убрала пункт заботы. Неужели она маленькая и не может позаботится о себе сама? А ашикаби... Об ашикаби требовалось заботится. Это же высшая ценность. Потом она смирилась с тем что ее могут побить. Это ведь ашикаби. Бьет — значит заслужила. Затем убрала пункт о доброте и убийствах. А если бы они посмели оскорбить ее ашикаби? Под нож, всех под нож! А в конце она убрала пункт об изнасилованиях. Если ашикаби хочет — значит не Акицу препятствовать ему.

Акицу не требовала от ашикаби ничего. Она готова была сидеть в клетке как неведомая зверюшка на потеху публике. Готова была, чтобы на ней проводили бесчеловечные эксперименты. Готова была хоть голой в ошейнике служит ручной собачкой для ашикаби. На все, абсолютно на все была готова. Но чуда не произошло. И ашикаби не явился.

Она была готова на все. Единственное что она хотела — это чтобы ей сказали только то, что она была нужна. Поэтому когда ей предложили, она не раздумывая согласилась стать подопытным кроликом для экспериментов МБИ. Ведь она была нужна. Ее били током, обкладывали льдом, вкалывали препараты а она только стремилась к этому еще и еще. Ведь она в такие моменты была нужна. Это давало ей смысл жизни. Это давало ей жить.

Но и это время прошло. В какой-то момент Минака, улыбнувшись своей безумно-придурковатой улыбкой объявил о том, что больше МБИ в услугах Акицу не нуждается и просто выкинул ее на улицу. А одном халате, без еды, воды и денег.

Она даже не ходила по городу, как остальные секирей в поисках своего ашикаби. Она навечно похоронила себя и навсегда оставила надежду на ашикаби, предпочитая не бредить раны размышлением о ЕЕ ашикаби и ЕЕ крыльях. Но любая ее мысль так или иначе вертелась вокруг ашикаби, а потому она перестала думать о чем бы то ни было вовсе. Все свое время она проводила глядя в стену пустыми стеклянными глазами, ожидая даже не сна. Ожидая смерти. Это нельзя было даже назвать существованием. Это была... Рефлексия. Рефлексия в ее чистом виде.

Акицу дошла до финала. Ее ашикаби... Ее ашикаби можно было даже не быть ашикаби. Главное, чтобы ей сказали, что она нужна.

Если бы офисный клерк сказал, что она нужна для того, чтобы подтолкнуть машину, она навсегда привязалась бы к нему. Но простые прохожие боялись подходить к одинокой девушке в испачканном кровью лабораторном халате.

Если бы подошедший полицейский сказал ей

, что она нужна для установления личности — она навсегда бы привязалась к полицейскому. Но те, к сожалению, были тщательно проинформированы по этому поводу МБИ, потому к Акицу никто не подходил.

Она готова была идти на край земли, совершить жестокой самоубийство или завоевать весь мир просто потому, что кто-нибудь сказал ей, что тогда она будет ему нужна. Но... Но никто не подходил к ней. Люди ведь даже и не замечали ее. Она просто иногда мелькала на самой границы восприятия очередного прохожего, который забывал о ней минуты спустя.

Акицу спала, но сон не отличался от яви. Просто тьма. Та же самая тьма, что и наяву. Тьма вокруг. Тьма внутри. Ни мечты, ни надежды. Только темнота и боль.

-А я говорю, что она — самый лучший вариант!— задорный юношеский голос заставил привыкшую к мерному шуму вдалеке Акицу вздрогнуть, подняв взгляд на источник звука. Невысокий мальчишка, лет 14 на вид с пепельно-серыми волосами до плеч в своеобразном костюме с галстуком вел беседу с девочкой таких же лет, такого же лица и такого же роста в наряде готик-лоли. У нее были абсолютно точно такие же глаза, волосы, правда, спускавшиеся до бедер, и если бы не наряд, появившиеся где надо округлости и длина волос, она была бы абсолютно-точной копией своего собеседника.

-Нет и еще раз нет! Она достигла максимум уровня тройки, а тут где-то недалеко четверка обитает!— категорично возразила ему точно таким же, но чуть более высоким голосом девушка.

— Четверка то может и живет!— обиженно засопел ей в ответ парень,— Да только такого уровня фанатичности как эта тройка она достигнет через сотню лет обработки, и то не факт!

-Я...— охрипший от долгого молчания голос Акицу дрожал как будто та готова была расплакаться. Хотя, возможно, так оно и было,— Нужна?

На секунду спор детей прервался, и каждый из них уставился на Акицу как на заговорившую тумбочку.

-Нам — нет,— прозвучал задорный юношеский голос как приговор. Мир Акицу рухнул окончательно.

-Но вот Господину, — может на что и сгодишься!— на секунду Акицу задумалась и опустила взгляд, но когда уже подняла взгляд вновь, требуя в таком случае отвести ее к господину, и будь что будет, перед ее глазами предстал молодой человек. Двадцать с небольшим лет, длинные, собранные в тугой хвост до лопаток пепельно-серые, такие же как у ребят по цвету волосы, и взгляд... О, это был не просо взгляд. Это был ВЗГЛЯД. Казалось, будто сам Сатана убоявшись этих глаз просил прощения у Бога, желая лишь спастись от красно-черных глаз. Такой взгляд мог нести в себе только Некто. Некто выше всех, Некто право имеющий. Отправляющий на бой и на смерть.

Акицу на секунду, лишь на одну секунду представила себе, что кто-то вроде него мог стать ЕЕ ашикаби. Мог стать ее господином, ее смыслом жизни...

-Ты и есть синяя тройка этого мира Акицу?— склонив голову спросил у нее нечто странное молодой человек, и от звука его голоса она почувствовала как разгорается тама в ее груди, как начинают закатываться ее глаза, как учащается дыхание и краснеют щеки.

-Дааааа...— Кое-как тихо протянула девушка, смотря полностью затуманенным взглядом на... Него.

-Ты хочешь служить?— улыбнулся незнакомец и Акицу поняла, что есть лишь один ответ на этот вопрос.

-Я буду служить вам. Я желаю служить вам. Желания ашикаби — желания секирей. Воля ашикаби — воля секирей. Приказ ашикаби — будет исполнен,— проговорила Акицу так, как никогда и не надеялась сказать. Это был ее ашикаби. Да, может у нее никогда не будет крыльев, но ашикаби у нее был.

-Дура,— хохотнул неожиданно ее ашикаби и Акицу почувствовала, как ее бесцеремонно подняли за подбородок так, что глаза оказались на уровне глаз мужчины. И в этот раз это был не взгляд обычных глаз. В этих глазах плескалась тьма. Нет, это было не сравнение. Черный белок и кроваво-красный зрачок — вот что увидела в них Акицу.

Свист рассекаемого ветра и Акицу почувствовала, как что-то рассекло кожу на ее щеке. Легка я боль обожгла щеку, на это было не так, как на опытах МБИ. Эта боль несла в себе даже самое настоящее удовольствие.

Капля теплой, не смотря на тип самой секирей, крови медленно поползла вниз по ее щеке, но не упала на шею. Жаркое дыхание мужчины... Нет, ЕЕ ашикаби рядом с ухом выбило из ее головы все ее мысли. Ощущения... Языком ашикаби слизнул каплю крови с ее щеки, и Акицу показалось, что это все сон.

-Если это сон,— подумалось Акицу,— То я желаю умереть сейчас, счастливой навсегда.

-Дура,— смешок рядом с ее ухом вызвал одышку, Акицу неожиданно почувствовала, как мелко дрожат ее руки. А затем...

Затем ее поцеловали. Но это был не просто поцелуй, нет. Это был именно ЕЕ поцелуй, с ЕЕ ашикаби. И на секунду ей показалось, что сам Бог смилостивившись над ней дал ей доступ в Рай. Крылья... То, чего Акицу была лишена навсегда. Акицу почувствовала, как крылья раскрылись за ее спиной. Льдисто-синие, полупрозрачные, похожие на вырезанные неведомым мастером из цельного куска льда крылья.

-Ашикаби-сама,— выдохнула она, хватаясь руками, не смотря на то, насколько это было неуважительно для ее ашикаби, за мужчину,— Ашикаби -сама... Я навсегда, полностью ваша, Ашикаби-сама...

-Я знаю, дура,— холодный голос и слова ее ашикаби не охладил ее пыл, а заставил лишь еще сильнее прижаться к ЕЕ ашикаби, к ЕЕ ашикаби, ЕЕ ашикаби!

-Мое имя... Иру,— грубо ухватив девушку за подбородок, Некто, представившийся Иру, поднял лицо девушки к себе и всмотрелся уже вполне человечным взглядом в ее глаза.

-Иру-сама, я пойду на все ради вас,— выдохнула Акицу, все еще следя затуманенным взглядом за взглядом мужчины.

-Не сомневаюсь,— холодно улыбнулся он ей, что вызвало очередное покраснение и учащенное сердцебиение у девушки.

-Понадеемся, что и ты на что-то сгодишься,— отпустив лицо девушки, убрал свою руку Иру,— у этого гада преимущество по времени. Но у меня — в информации.

-Поднимайся,— ледяной голос ЕЕ ашикаби подействовал на девушку отрезвляюще. Мгновенно, не разбираясь о том, что будет дальше ледяная поднялась со своего места, чтобы тут же бухнуться на колени перед своим ашикаби. По одному его слову Акицу была готова на все и даже больше.

-Да, Иру-сама?— замерла она подобно статуе.

-Поднимайся, пойдем искать мне мое место проживания,— холодно кивнул ей мужчина и не заботясь о девушке пошел куда-то в сторону оживленной улицы. Акицу же дисциплинированно мгновенно подскочила со своего места и отправилась вслед ашикаби. Конечно, она прекрасно знала, что по-хорошему она не должна появляться на публике в изодранном халате на голое тело, но если ашикаби не говорил ей ничего, Акицу не собиралась ничего и делать. Обратная сторона абсолютной преданности — абсолютная несамостоятельность.

Стоило выйти из парка, где уже привыкла обитать Акицу, как совершенно непривычные звуки, голоса и шумы ударили по ушам бедной девушки. Казалось, быто неким мистическим образом за растительной оградой исчезали все посторонние шумы цивилизации, а стоило девушке выйти на оживленную улицу, как все это разом ударило по ней.