Удара как такового я и не помню. Машина старенький но крепкий еще Ягуар, тянула словно не было у нее за плечами честной и беспорочной двадцатилетней службы на берегах Туманного Альбиона. И только мелькнул слева какой-то бешенный Лексус с девчонкой за рулем, как из за поворота в который я уже собирался аккуратно вписаться вынырнул большегруз. Давая девке место и время уйти от удара, я нажал на тормоза, выкручивая руль от заноса, как меня догнал еще один дебил на Тойете.
Легкий толчок и ощущение полета, а далее просто темнота.
Машине конечно пришел скорый и незаслуженный. Но даже эту — последнюю службу, машина сработанная руками английских рабочих отработала на все сто. Если бы не она, лежать бы мне сейчас в персональном ящике. А так...
Несмотря на то, что я числил себя вот уже как пять лет обычным гражданином, и уход и сама больница была самого высокого уровня, как я понял частная. Почти каждый день приходил психолог, радуя меня свежими анекдотами, и пытаясь выявить и подавить суицидальные наклонности. Несколько раз заходил больничный юрист, и мы составляли различные бумаги, не позволяющие моей компании увильнуть от выплаты страховки.
Кто-то приходил в палату оставляя яркий запах травы и свежести снабжая меня так необходимыми мне сладостями. Постепенно запах сладостей вытеснялся обычным больничным духом. Карболкой, эфиром, и еще стойким запахом боли. Почему-то именно последний я чувствовал острее всего. Боль словно светилась. За стеной в реанимационном отделении двое умирали от как говорят медики, травм несовместимых с жизнью. Они не могли ничего говорить, но это не мешало им чувствовать боль только отчасти приглушенную наркотиками. Собственно от боли они и умирали, тратя последние ресурсы организма на эту бессмысленную битву. Их боль светилась оранжевыми сполохами с ярко-алыми точками внутри. А вот боль санитарки, что утром и вечером протирала пол в моей палате, была густо-синей. Почти черной. Застарелая травма позвоночника.
Наверное, если не бы изысканная игра цветов чужих страданий, я бы тоже наверное утонул но только в своем кошмаре. Слепота в 40 лет... Не смертельно, учитывая хороший "подкожный запас" и неожиданно щедрую страховку. Но вполне достаточно чтобы добраться на ощупь к маленькому сейфу в котором лежала верная "Беретта".
Единственное на что я не жаловался, это был слух. Словно компенсация за потерянное зрение, он доносил и звуки далекой стройки — гул механизмов густо пересыпанный российскими глаголами и прилагательными, и даже мерное чавканье какого-то медицинского аппарата этажом ниже.
Тихий разговор двух мужчин, я услышал так ясно, словно они разговаривали в голос у меня в палате.
— Поверить не могу! Василий Андреевич! — Мужчина средних лет, судя по голосу, сильно торопился, потому что говорил слегка запыхавшись. — Вы собираетесь дать этому больному последнюю дозу идуннина?
— Эх, Пал Палыч. — Ну откуда в вас это? — Отвечал чуть скрипучий голос видимо принадлежавший старику. — И машины уже меняете каждый год, и дом вот на новой риге построили... Собираетесь это все с собой в могилу увести? А я вот что-то о вечном подумал. Посмотрел на него. Здоровый, сильный. Вы видели кардиограмму? Там такое сердце, до двухсот лет прожить можно. И в аварию попал не просто так. Давал девчонке шанс выжить. И ведь, кстати, спас ее заметьте. Она-то от удара ушла, а вот он, почли пятьдесят метров под откос летел.
— Ну, какое это сейчас имеет значение! — Молодой притопнул ногой. — Правые, виноватые. Тандалль кстати строго нас предупреждал, что ни одна ампула не должна уйти налево.
— А уж с Тандаллем я как-нибудь сам разберусь. — Проворчал старик. — И вообще, вы кажется торопились куда-то?
— Да как вы не понимаете. — Молодой просто захлебывался от возмущения. — Каждая ампула расписана на год вперед. Вспомните чего нам стоило создать наш крохотный оперативный запас на непредвиденный случай.
— Да. Две ампулы. Одну как я помню, взяли вы и даже не рассказали о ее судьбе. А вторую теперь взял я. И тоже не собираюсь перед вами отчитываться.
— Но я уже пообещал эту ампулу, одному очень влиятельному человеку! — С придыханием ответил молодой. — Я даже не знаю что теперь ему сказать!
— А это уж позвольте ваши проблемы. — Сердито ответил старик. — А теперь голубчик попрошу вас отойти, вы мне мешаете.
— Ну нет! — В молодом голосе зазвучала решительность. — Я вас просто не пущу!
Короткий шорох, и звук упавшего тела.
— Щенок. — Презрительно произнес старик. — Да я таких еще в Корее, в бараний рог крутил. — Затем раздался звук открываемой в палату двери, и видимо тот самый старик, пододвинув к кровати табуретку тяжело присел.
— Да, укатали сивку крутые горки. — Горько произнес он. — Ладно, голубчик, не притворяйтесь что спите, я ведь почти полсотни лет людей пользую. Научился знаете не только слушать людей но и слышать.
— Что за препарат, Василий Андреевич? — Я взялся за края кровати и чуть приподнялся оперев спину на подушку. — Из за чего сыр-бор?
— У вас отменный слух, — Похвалил старик. — Ничего особенного. Просто новый нейростимулятор. Экспериментальный препарат.
— Ох, док. Чувствую темните вы, как любит говорить моя племянница, не по-детски.
— Да не берите в голову. — Я почувствовал, как на мою руку легла теплая сухая ладонь. — Как у нас говорили, "Меньше знаешь...
— Толще харя. — закончил я. — Любимая поговорка нашего особиста.
— Вот оно как... — Старик убрал руку и зашелестел какими-то бумажками. — Значит в некотором роде коллега?
— Да я как-то медициной не очень. Ну разве что военно-полевой и то нечасто.
— Дак и я, военно-полевой. — Старик тихо рассмеялся. — Правда, как основной вид деятельности. И в Корее, и в Сомали, и еще много где. Ладно. — Старик, судя по звуку надломил ампулу. — Разговорами развлеклись, теперь дело. Не ровен час, этот гаденыш очнется. — Он постучал по шприцу, и не одевая на руку жгут, ловко прижал вену пальцем. — Препарат, довольно специфический. Во многом только от вас зависит качество и скорость исцеления. — Я почувствовал короткий укол. — Ну вот и все. Теперь дело за вами...
Последние слова я слышал словно в тумане. Разноцветный вихрь фосфенов, закружил феерическим калейдоскопом и я уснул. Спал правда неглубоко, все время плавая на границе сна и яви. Быть может потому-то и сны были такими яркими. Длинный коридор, конец которого терялся вдали, и двери. Деревянные, металлические, даже из чего-то прозрачного. И за каждой дверью было что-то. Даже полуголые девушки и груды золота. Я с улыбкой закрыл эти двери. Девичьим вниманием я никогда обделен не был, а золото... В общем не интересно. В итоге я набрел на комнату где из стены в стену уходили полуобгорелые провода. Часть из них даже лежала на полу. Необходимый инструмент появился в руках стоило о нем подумать, и я довольно долго провозившись все починил. Даже не думая, что именно я заставил работать, я просто получал удовольствие от самого факта ремонта. Это же так здорово заставлять что-то оживать снова.
Утром проснулся от того, что от солнечного луча перед глазами стояло красное марево. Я открыл веки и тут-же захлопнул в испуге. Окружающий мир словно взорвался красками и объемом. Спрятавшись под одеяло, я снова открыл глаза и убедился в том, что это не сон и не глюк. Я снова видел. Уж не знаю, что за лекарство в меня влил док, но сработало оно просто отлично. Никакой рези или неудобств. Я снова видел, так как до аварии. И голова совсем не кружилась. Краски, правда, были на удивление яркими и сочными, словно кто-то в голове подкрутил слегка яркость и контрастность. Но это я списал на психологический эффект от временной слепоты.
Несмотря на протесты медперсонала, я в тот же день выписался из больницы. Мне так осточертел запах лекарств и казенная кухня, что я был готов подписать любые бумажки.
Пустая и пыльная квартира, которую я никогда не ощущал домом встретила меня запахом прокисшей еды из холодильника и мерным постукиванием о стекло залетевшего в форточку шмеля. Я как мог аккуратнее прижал его салфеткой, и отпустил на волю.
Возня с последствиями моего незапланированного отсутствия, заняла у почти час. Наведя относительный порядок, я сходил в ближайший магазин взяв то, что можно было быстро приготовить, или не готовить вовсе.
Наконец сев за стол начал разбирать пришедшую корреспонденцию. Письма из страховой компании, они сообщали что перевод страховой компенсации произведен на счет который мне был открыт в Московском отделении "Лионского кредита". Что-то быстро. Вроде бы должна быть какая-то инспекция или комиссия? Или я так отстал от жизни что все происходит в считанные недели? А сумма?
Я вынул из конверта документ из банка, и не поверил своему вновь обретенному зрению. Пять миллионов евро. Нет, у меня конечно была ОЧЕНЬ приличная страховка. Род моей деятельности еще до недавнего времени был довольно опасным. Но не полтора миллиона!
Что-то тут не так. Однако звонок по телефону пропечатанному внизу, дела не прояснил. Даже могу сказать, еще более запутал. Приторно вежливый клерк, посмотрев номер моей страховки, долго щелкал клавишами, а потом заверил, что все исключительно правильно, и соответствует страховому договору. Кроме этого он настоятельно предложил воспользоваться услугами их клиники для прохождения дополнительного обследования, что разумеется совершенно бесплатно.
Несколько обалдевший от такого поворота, я отложил телефон и задумался. Денег ни от кого я просто так получать не привык. Не то воспитание. Но страховой договор, который я подписывал, был согласован в моей тогдашней конторе. Наизусть эту мешанину из юридических терминов я конечно не помнил, но что там была оговорена совсем другая сумма, что память мне подсказывала однозначно.
Пересмотрев еще раз бумаги, я наткнулся взглядом на проскочивший мимо меня листок.
— Интересно девки пляшут. — Произнес я вслух, и перечитал его еще раз. В документе было черным по белому написано, что передача суммы страховки осуществлена в силу договора о страховании ответственности перед третьими лицами между некоей Викторией Дженсон, и компанией А-трэвел. И внизу моя собственноручная подпись.
И только сейчас я наконец-то вспомнил, что и вправду, подписывал какие-то бумаги. Тогда мне честно говоря было мягко говоря не до того, сначала мне долго парил мозги мой страховщик, потом больничный юрист который как раз следил за тем, чтобы больные не подписали чего ни попадя...
Однако деньги серьезные. Совершенно не чувствуя вкуса, я зажевал кусок колбасы, и вдумчиво выпил полбутылки лимонада.
Окончательный диагноз этой истории поставил мой далекий приятель по Интернету юрист Алексей. Он перечитав все документы, что я ему отправил, сделал однозначный вывод, что деньгами я могу пользоваться как мне заблагорассудится.
А время у нас? — я посмотрел на тяжелые часы амфибию, которые таскал еще с курсантских времен. — Около двенадцати.
Но первым делом, мне пришлось поехать не в банк, а в ближайшую лавку, где торговали солнечными очками. Солнце нещадно ломило глаза так, что приходилось то и дело прикрывать глаза рукой. А через час, переодетый в добротный костюм от Макс Мара, уже подписывал очередную порцию бумажек в банке, после чего стал обладателем "платиновой" Визы и еще нескольких красивых бумажек.
Выйдя за вращающуюся вертушку из зеркального стекла, я вздохнул. Последний раз, так легко я себя чувствовал, когда провернув одну не вполне легальную сделку, стал обладателем довольно крупной суммы наличных. Нет, никаких секретов Родины я не продавал. А вот одну компанию довольно неприятных личностей промышлявших торговлей живым товаром, прижал к ногтю довольно качественно. Пошел я на эту авантюру не от хорошей жизни. В далеком сибирском городе, умирал мой старый друг, которых у меня, кстати сказать, совсем немного. Как я полагал, деньги из распотрошенного сейфа работорговцев, могут его спасти. Но я не успел. Еще в аэропорту, меня настигла информация о его смерти и послание из родной организации о настигшей всех нас "процедуре ноль" что означало аварийную ликвидацию.
Тогда я просто и без изысков нажрался в ближайшем кабаке, а потом пару месяцев колесил по Европе, в погоне за собственной тенью. Ну не верил я, что такая организация может исчезнуть бесследно и меня просто так отпустят. Только по прошествии нескольких лет, выяснилось, что на следующий день, генерал и его заместитель, погибли в авиакатастрофе, а родное управление сгорело в пламени такого пожара, что расплавилась даже арматура внутри бетонных плит. Так что если кто-то и воссоздал, управление, то во всяком случае, без архивных материалов, меня им никак не найти. И это было хорошо. Потому что творившийся тогда, в 90х бардак, ничем хорошим отлиться не мог. Особенно для офицеров осуществлявших силовые акции.
Я потихоньку ковырялся в качестве инспектора систем безопасности в крупном холдинге поставлявшем эти самые системы. Собственно говоря, делал то, что умею лучше всего. Проникал в защищенные средствами безопасности помещения, стараясь при этом не особенно налегать на профессиональные навыки. Платили мне нормально, что в комплекте со скромной двушкой в спальном районе и стареньким "Ягуаром" составляло весь мой довольно налаженный быт.
Бумажка с выходным пособием, из фирмы "Охрана и Безопасность" в которой я до сего времени работал, меня настигла еще в больнице, родители умерли давно, так что я не считал себя обязанным никому и ничему.
Именно с такой мыслью я скользнул глазами по красочной афише рекламирующий тур по райским островам.
В турагенство я естественно не пошел, а вот заскочив домой за документами просто и без изысков поехал в аэропорт.
— Девушка, что у вас ближайшего на Гавайи?
Девчушка в ладно подогнанной аэрофлотовской форме на несколько минут склонилась над терминалом.
— Рейс Пан Америкен в 16.20. — Бодро отбарабанила она и улыбнулась так, что в зале стало ощутимо светлее.
Да, с такой девахой не то что на Гавайи, и под венец можно. Я отошел от справочного бюро и кинув взгляд на часы пошел к стойке ПанАм.
— Один до Гавайев пожалуйста. — проговорил я на не забытом еще английском и положил на стойку американский паспорт.
Скользя глазами по залу для улетающих, я наткнулся на табло, оповещавшее об отбытии самолетов. Мой рейс должен был быть еще не скоро, так что я расслабился попивая не самый плохой экспрессо и разглядывая пассажиров. Наверное в пятый или двадцатый раз, проскакивая взглядом по табло, я наконец понял, что меня беспокоило. Под огромным экраном, за границей рамки, внизу находился странный прямоугольник. Словно кто-то замазал грязью большой кусок стены. Сняв очки, чтобы разглядеть сей казус поподробнее, я с удивлением обнаружил, что под основным, есть еще одно табло. Тонкое, длинное и выкрашенное в цвет стены. Тем не менее, текст ползущий по нему был ясно читаем и вполне понятен. Во всяком случае иногда. Сначала по нему пролетала какая-то мешанина из непонятных знаков, а потом одна и та-же фраза на трех языках. Немецком, английском и русском.
"Атлантида эйр. Отправление в 16.10".
Я чуть-чуть не опрокинул на себя остатки кофе.
"Что за черт" и машинально оглянулся на летное поле, где стояли самолеты готовые к погрузке пассажиров и багажа.
Там среди обычной сумятицы разнокалиберных бортов, стоял новенький Боинг, с голубой надписью "Атлантида эйр". Солнце бившее в окна, заставило меня одеть очки снова. Но посмотрев сквозь стекла, я обнаружил что надпись на борту изменилась. Теперь там значилось "Эйр Канада".
Я несколько раз одевал — снимал очки, и даже ущипнул себя, но ситуации это не изменило.
Очки были обычные. Поляроид, фильтровавший ультрафиолет для того чтобы не повредить глаза. Значит дело не в очках, а в глазах.
Я снова снял очки и уже целенаправленно прошелся взглядом по залу вылета и сразу же увидел небольшую очередь из подтянутых, стройных людей разного возраста, у невзрачной стойки без номера. Сразу бросилось в глаза то, что было в них что-то общее. Во-первых рост. Самый низкорослый в очереди был никак не ниже метра восьмидесяти. Во-вторых, у всех были чуть вытянутые лица и у всех поголовно темные очки, которые они не снимали даже внутри помещения. Люди по одному проходили мимо стойки и втягивались куда-то вглубь аэровокзала.
Словно прогуливаясь, я спустился ниже, и бросив взгляд на часы, пошел быстрым шагом, таким образом, чтобы пройти рядом с группой туристов непонятной национальности, но к моему прибытию, от толпы в сто человек осталось лишь трое. Двое широкоплечих мужчин в темных пиджаках и высокая стройная девушка в строгом деловом костюме из серой шерсти и красных туфельках на высоком каблуке.
— Простите, это рейс на Москву?
Девушка только начала поворачиваться в мою сторону, как один из мужчин одним коротким движением оказавшись между нами, помотал головой.
— Нет. Это в Монреаль.
— Спасибо. — Кивнув ему, я словно в задумчивости окинул зал долгим взглядом, и зашагал в обратную сторону.
