Глава 1
Ангарский посад, январь 7153 (1645).
Карандаш скрипел, выводя на плотном, разлинованном листе бумаги незамысловатые слова.
— Прокопушка, пойдём уже, — Любаша, отправив младшего Славку на двор, заставив-таки его повязать шарф, — Стрельцовы только-только вышли, нас ждут. Оставь ты свои закорючки хоть на сегодняшний день!
Загоревшись идеей получить среднее образование, а вместе с ним и звание старшего мастера, что подразумевало повышенный оклад, Славков записался на вечерние курсы для взрослых при посадской школе. Неожиданно для самого Прокопия, обучение давалось ему легко, стоило лишь освоить азы. За сравнительно короткое время он выучил счёт, сложение слогов в слова и начал потихоньку читать. В том числе и листы с информацией, что вывешивали у правления и дома культуры, к которым раньше он никогда не подходил — ни к чему они были неграмотному переселенцу. А теперь — поди же ты, сподобился. Единственно, что не получалось у Прокопия, так это письмо. Глядя на свои попытки заполнить строки прописей, он порой впадал в полное отчаяние и пару раз пытался бросить обучение. Но благодаря младшей дочке Миряне, каждый раз находил в себе силы пробовать писать ещё и ещё раз. Даже сегодня, в такой знаменательный день он, наполовину одетый — в стёганых штанах и новых валенках, подшитых кожей, присел у стола, ещё раз прописать задание на завтрашний вечер.
— Да-да, идём Любаша, ты оделась? — сосредоточенно покивал, не глядя, Славков. — Ну ты смотри, получается же!
Воскресный день был поистине хорош! Яркое солнце щедро заливало улицы посада, и даже снегири чирикали, будто так же, как и люди радуясь обещанному подарку от мастеров радиодела. Говорят, что зимний посвист этих бойких птиц предвещает скорую оттепель. Неплохо бы, думалось Прокопию.
К площади шли десятки людей, весело переговариваясь. Утоптанный снег хрустел под ногами, искрясь на солнце. Дети стайками шныряли между взрослыми, играя в снежки и радостно повизгивая. Время от времени, они, испытывая мам на прочность, бухались в сугробы, что лежали вдоль заборов посадских дворов. Атмосфера праздника передалась ребятне от родителей. На площади детишек и их родителей ждало угощение и горячие напитки, да выступление коллективов местной самодеятельности. И повара столовых, и артисты из посадского люда готовились к этому мероприятию загодя, каждый по-своему.
Площадь перед правлением и домом культуры была заполнена народом — на утро воскресенья было назначено знаковое для общества мероприятие. Оно подводило первый и самый важный, основополагающий итог работ специалистов радиодела. В своё время вырвав с превеликим трудом два десятка толковых ребят и девчат у остальных желающих — химиков, военных, металлургов, медиков и прочих, радисты и радиолюбители из числа двух экспедиций принялись за создание своей учебной и технологической базы. Они, как и многие из первоангарцев, совмещали радио с работой в ином направлении — кто-то работал в цеху, кто-то на пилораме, а кое-кто и управлял экономической и политической жизнью Ангарии, находясь в Совете. В бывший складской ангар, собранный в Новоземельске ещё до закрытия аномалии, стекались продукты производства со всех частей сибирской державы: из химической столицы Порхова, из Железногорска — её металлургического и стекольного центра, из мастерских Ангарска и Васильево, чтобы одно из важнейших направлений работы 'на будущее' не знало проблем. Конечно, без проблем не обошлось, но и Москва не сразу строилась. Но важнейшей целью для пропавших во времени людей изначально было выживание во враждебном окружении. А значит — первым делом всё для армии, для военных нужд. Все собранные на берегах Байкала рации первые годы шли на оснащение связью крепостей, старых и новообразующихся посёлков, затем пароходов, экспедиционных партий. На такой важный аспект, как радио для обывателей, исполняющее только информативные и развлекательные функции, поначалу не обращали внимания. И лишь после того, как высвободились дополнительные руки, а также наладилась сборка дуговых радиостанций, предназначенных для формирования радиопояса от Эзеля до Енисейска, нашлись свободные руки и производственные мощности для радиофикации посёлков на Ангаре. В итоге результатом стало появление в Ангарске, Усолье, Белореченске, Баракаево, Васильево и Новоземельске на площадях у домов культуры столбов с установленными на них двумя металлическими раструбами.
Едва Славковы вышли на площадь, как Славик тут же устремился к крытым лоткам с угощением и вскоре с добычей вернулся обратно. В одной руке был исходящий паром горячий пирожок, а в другой — раскрашенный деревянный самолётик на палочке.
— С картошкой и грибами! — тут же сообщил малец, откусив кусочек и, прищурив глаз, поднял руку с игрушкой, примерив её на ярко-голубом небосклоне.
— Славка, пошли туда, посмотришь на кукол, — предложила мать, показав на толпившихся перед небольшой приподнятой в высоту сценой детишек.
Однако мальчишка лишь только махнул рукой и, вручив игрушку сестре, устремился к ледяной горке.
Славковы, взяв по чашке горячего сбитня, направились к небольшой сцене, где десяток музыкантов наигрывали весёлые мелодии, не давая людям замёрзнуть. Даже Прокопий, похлопывая варежками по бокам, не преминул малость подвигаться. Так, за праздной кутерьмой прошло некоторое время, и вскоре перед народом появился князь ангарский, в сопровождении княгини и младшего сына Ярослава. Старший же, Стас, в это время был в Железногорске, на стажировке. Под восторженные выкрики посадских Вячеслав вышел на центр помоста. Приветствуя граждан, он жестами успокоил их и начал говорить уж в полной тишине. Люди ловили каждое слово — переселенцы его искренне любили. Соколов не планировал растягивать речь надолго — всё же не май месяц, да и детвора долго не станет спокойно стоять. Так что утомлять публику Вячеслав не стал, сведя своё выступление к тезисам — так, он призывал молодёжь настойчиво овладевать знаниями и оттачивать имеющиеся у них умения с помощью учителей, которые всегда готовы помочь в любом вопросе. Кроме того, Соколов предложил и не забывать о грамоте старшее поколение, похвалив тех, кто записался на вечерние курсы. Вдруг Дарья, подойдя к князю, указала тому на мальчонку, стоявшего спереди и что-то быстро проговорила Вячеславу на ухо. Князь кивнул и подал мальчугану руку и тот ловко вскарабкался наверх, сияя от восторга.
— Я несказанно рад, что у нас появляются такие молодцы! Помню, этот малыш недавно захотел летать. Может быть, его мечта сбудется, и Вячеслав Прокопьевич Славков когда-нибудь станет славным лётчиком. Посмотрим. А пока у Славковых все дети, выучившись грамоте, стали нужными для нашей державы людьми...
— Ты смотри, мальца отчует! — пронеслось в толпе. — Яко боярина!
— ... Это же можно сказать и про многих других — и Стрельцовы, и Онуфриевы, и Михайловы. Самое важное сегодня — быть грамотным, уметь применять знания в жизни и не смущаться, не робеть! Так что я призываю всех учиться, учиться и ещё раз учиться!
Люди зашумели, послышались одобрительные выкрики. Дав им некоторое время обсудить услышанное, Соколов снова призвал к тишине и торжественным голосом объявил:
— Я знаю, вы ждёте обещанного подарка. Но прежде я хочу сказать вам вот что... — Вячеслав выдержал паузу и продолжил:
— Время Ангарского княжества прошло!
Тут же повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь хлопаньем разноцветных лент, повязанных на сцене, да писком детишек, возившихся на горке с щенком.
— Настало время Руси Сибирской! — провозгласил Соколов и, повернувшись к изрядно продрогшим, давно ожидавшим этого момента музыкантам, подал тем знак.
Те не медля грянули знакомую до глубины души каждому члену новоземельской экспедиции величественную музыку Александрова. Иной человек, конечно, от такого варианта исполнения мог бы и поморщиться, но только не здесь и не сейчас.
Соколов тем временем отступил за сцену, где его уже ждал Радек.
— Ну, что скажешь, Николай? — улыбаясь уголками губ, спросил профессора Вячеслав.
— Пафосно, Слава, — рассмеялся Николай Валентинович. — А с ребёнком Дарья удачно придумала, чуть слезу не вышибли, негодяи! И классика к месту процитировал. А вообще, мне, старому цинику, понравилось.
— Музыканты-то наши, молодцы! — принимая дымящуюся кружку со сбитнем, кивнул Соколов.
— Это бесспорно, — кивнул Радек. — Молодцы!
Отпив из кружки, Вячеслав с удивлением посмотрел на профессора — тот не сводил с него взгляда. Причём, глаза его безмятежно-весёлых вдруг стали холодными и колючими.
— Ты решил что-нибудь насчёт моего предложения? — проговорил Николай Валентинович. — Времени мало, Слава! С каждым днём его всё меньше.
— Да, Николай, твой вопрос я и остальные члены Совета решили положительно и единогласно. В мае я отправлюсь в Сунгарийск и лично с ним переговорю, — негромко ответил Соколов.
Тем временем музыка кончилась и со стороны площади донеслись восторженные крики толпы.
— Людям понравилось, — констатировал Радек. — Это отлично!
И Радек, и Петренко, и Саляев — каждый из них в своё время убеждал Соколова в необходимости устройства службы внутренней безопасности государства. Тот же Ярослав уже дважды выдворял людей Строгановых прочь из пределов Ангарии. Причём второй раз пограничникам предлагались немалые деньги за возможность пропуска группы в земли княжества. Покуда незадачливых шпионов выдавала их прямо-таки кричащая непохожесть на остальных переселенцев, но это не могло повторяться каждый раз и гарантировать безопасность со временем стало бы просто невозможно. Конечно, тот же Петренко, мог бы заняться этой проблемой, но у него было слишком много работы в пограничном воеводстве. А тут требовался профессионал, коих среди людей Матусевича было изрядно. Точнее, его группа контртеррористического отдела КГБ только из них и состояла и использовать их единственно как щит от маньчжур, лишь посылая оружие, боеприпасы и пополнение, было непродуктивно. Матусевич и сам ранее намекал Соколову на необходимость создания хотя бы базы института контрразведки, способной к саморазвитию, как прицел на будущее. Но тогда дело стопорилось тем, что майору госбезопасности верхушка первоангарцев до конца не доверяла. И только в последние годы эти настроения резко переменились. Благодаря отличной работе Игоря Олеговича на посту воеводы огромного и сложного по всем параметрам края, его, наконец, оценили должным образом. К этому времени Матусевич не только с успехом отбил все попытки маньчжур атаковать его крепость на Сунгари, но и наносил им большой урон постоянными вылазками на их территорию. В том числе и отрядами местных племён и родов. Солоны, нанайцы, гогулы сотрудничали с ангарцами, активно торговали с ними, а дауры и вовсе считали себя народом, принадлежащим державе далёкого князя. Союзники маньчжур — дючерские племена были выдавлены из бассейна Амура большей частью на север, в земли отошедшие Руси. Таким образом, они попали между молотом и наковальней и в скором будущем должны быть замирены, лишившись поддержки своего хозяина — маньчжурской державы Цин. Меньшая часть их бежала на юго-запад, в верховья Сунгари. Сами же маньчжуры после полного разгрома их войска, посланного к Сунгарийску, более не давали знать о себе, сохраняя полное молчание. Даурские князья, в частности майор вассальной рейтарской конницы Лавкай, предполагали по весне появление переговорщиков из Мукдена.
— Внимание, внимание! Говорит Ангарск! Говорит Ангарск! Передаем первый выпуск "Вестей Сибири" по радио! — донеслось вдруг до Вячеслава.
— Николай! — будто очнувшись от тяжёлых мыслей, Соколов пихнул профессора в плечо и увлёк за собой. — Пошли, надо это видеть!
Сеул, Чхандок (Дворец Процветающей Добродетели). Январь 1645.
Секретный парк Пивон по обыкновению был тих и совершенно безлюден. Стража незримо охраняла двух мужчин, решивших прогуляться по аллеям. Под подошвами тёплых войлочных сапог поскрипывал мягкий, как пуховая перина, снег. Крупные хлопья снежинок медленно падали с неба, тихонько шурша в вечернем воздухе. Дорожка вилась вглубь парка, огибая аккуратно подстриженные, овальной формы кусты и неглубокие овражки, огороженные изящным резным заборчиком. Шагая неторопливо и размеренно, они негромко переговаривались. Казалось отец и сын чинно беседуют о чём-то отвлечённом. Однако это было не так, в груди молодого человека бушевали сильные чувства. Одно из которых — беспредельное уважение к отцу, а другое — любовь к родной стране, а ещё чувство несправедливости в окружавшей его действительности. И забрезжившая вдруг возможность всё изменить, перестав с чувством покорности ждать очередного хозяина, сетуя на тяжёлую судьбу.
А властитель Кореи, ван Ли Чонг в этот момент отчитывал его, своего среднего сына, принца Бонгрима, за непослушание. Тот защищался будто нехотя, сохраняя должное почтение к отцу.
— И почему ты смеешь поддерживать кружки вздорных вольнодумцев столь открыто? — не глядя на сына, спрашивал Чонг. — Ты позоришь меня. Ты только недавно вернулся домой из Мукдена. Империя Цин проявила величайшее добродушие, отпустив тебя на Родину!
— Отец, — учтиво отвечал принц. — Эти, как ты говоришь, вольнодумцы, хотят помочь своей Родине. Неужели ты не видишь эту косность, что поглощает собой всё, абсолютно всё? Орды чиновников... Эти ленивые янбаны! Они не работают, они служат сами себе, объедая крестьян! Их количество только растёт!
— Довольно! — позволил себе слегка повысить голос ван. — Ты заговариваешься, Ли Хо! Я не позволю тебе идти против наших устоев, это уже слишком! Ты меня понял?
— Да, отец, — склонив голову, тихо проговорил принц. — Прости меня за глупость и дерзость.
Долгое время Чонг сохранял молчание, и только подходя к внутренним дворцовым воротам, он спросил Ли Хо:
— Что ты хотел рассказать мне о северных варварах?
— Они не варвары, отец, — мягко возразил принц. — Мне говорили о них многое, причём самые хорошие люди своей страны. Которые болеют душой за Отчизну! — он сделал небольшую паузу, после чего говорил уже более мягким, почтительным голосом. — К тому речь северян слишком богата для варваров, а оружие слишком сильное. И рассказы о самоходном корабле...
— Это лишь слова, — оборвал его ван. — Я тоже их слышал.
— А проклятые маньчжуры их видели! — широко улыбнулся сын, повернувшись спиной к воротам. — И чувствовали на себе мощь речного властелина.
— Не может этого быть, — покачал головой Ли Чонг. — На север от Мудангана лишь дикие леса и редкие поселения варварских племён...
— Ты уговариваешь сам себя в этом, отец! — в отчаянии воскликнул принц. — Ты не хочешь знать истину!
— Замолчи! — зашипел вдруг ван. — Если северные варвары стали так важны для тебя — уходи!
— Как прикажешь, уважаемый отец! — выкрикнул Ли Хо, поклонился и быстро зашагал прочь, к воротам внутреннего двора Чхандока, распугивая своим видом слуг и чиновников, неловко отбегавших в сторону, чтобы не быть на пути принца.
