Проснулся Я В Одиночной Камере

Сергей ШВЕДОВ

ПРОСНУЛСЯ Я В ОДИНОЧНОЙ КАМЕРЕ

фантастическая быль

Со мной уже такое бывало. Я три раза просыпал-ся в незнакомом месте, но это оказывался простой медвытрезвитель. Всякий раз разный. Я не алкого-лик, но мой организм не вырабатывает энзим под названием алкогольдегидротаза, как у чукчей, ин-дейцев или эскимосов. После фуршета, презентации с тостами или просто дружеской встречи могу за-снуть на лавочке у автобусной остановки.

В медвытрезвителях были койки с похмельными бедолагами, а тут я один-одинёшенек на топчане из досок.

Одеяла и подушки нет. Под головой полено. На мне джутовый мешок с проймами для рук и дыркой для головы. Обувь — деревянные колодки, перехва-ченные брезентовой лентой. А холод — зуб на зуб не попадает.

Голые стены без штукатурки. Халтурная кладка, кирпичи вкривь и вкось. Ржавая раковина. Кран с хо-лодной водой. И больше ничего.

Нет, ещё была параша — дырка в бетонном полу у шконки, прикрытая ржавым лючком. Ничуть не гер-метичным. Вонь в камере стояла такая, как в фе-кальном коллекторе, где шестерёнчатые насосы пе-ремалывают и гонят по трубам дерьмо. Ещё на полу лежала коробочка от шпрот. Возле неё стояла на задних лапках голохвостая белочка и забавно умы-валась передними. Очевидно, из этой баночки преж-ние узники подкармливали белочку.

В камере было сумеречно. Лампочки тут не было. Свет проникал не поймёшь откуда. К тому же перед глазами плыла как бы дымка гари, сверху сливаясь в непроглядную пелену. Может, у меня развилась гла-укома? Я видел только то, что ближе к полу. Перед глазами будто бы не явь, а искажённое изображение на плохоньком черно-белом телевизоре с плохим сигналом от слабенькой антенны. Оно смазывалось, подрагивало, смещалось. Иногда пропадало. От это-го порой кружилось в голове и всё плыло перед гла-зами.

Клубящаяся дымка под чёрной пеленой иногда рассеивалась. Изображение делалось чётким. И я понял, что забавная голохвостая белочка — всего-навсего крыса. Чистенькая, справная и даже симпа-тичная, я бы сказал, улыбчивая такая. Наверное, прирученная показывать фокусы прежними узниками в этом карцере.

Ещё обнаружил, что я прикован к ржавой желез-ной койке длинными ржавыми же цепями. Они поз-воляли мне встать, воспользоваться парашей, по-дойти к двери и ржавой чугунной раковине с краном, откуда текла холодная вода. И не более.

— Эй, кто там есть! Откройте. Где я? — загремел я цепями.

Ржавая массивная дверь распахнулась с невы-носимым скрежетом.

— Чего орёшь?

Напомню, верхняя половина новой яви была от меня скрыта плотной чёрной пеленой. Я видел толь-ко сапоги и брюки охранника. Форма на нём была из "чёртовой кожи". Это такой вот чёрный брезент тон-кой выделки, но столь же крепкий и негорючий, как на костюме пожарного. В старину из "чёртовой ко-жи" шили куртки и комбинезоны для лётчиков.

— Где я?

— На своем месте.

— В тюрьме?

— Нет. В месте постоянного пребывания.

— А разве это не тюремная решётка вместо окна?

— Это информационный блокиратор. Ты живёшь в информационном вакууме. Любое знание для тебя запретно. Ты просто этого не замечал.

— Давно это началось?

— Не понимаю, о чём ты.

— За что меня осудили и посадили в одиночку?

— Много вопрошающий сам себе выносит приго-вор.

— Да когда же это случилось?

— Ты всегда так жил. С самого рождения. Как все чрезмерно любопытствующие. Просто у тебя психи-ческий криз — проснулось осознание своей никчём-ности.

— Неправда! У меня была настоящая жизнь! За-ботливая мать, умный отец, любящие брат и сестра. Счастливое детство, прекрасная юность. Удачная женитьба, любимая жена, умненькие детки.

— Ты всерьёз?

— У меня же остались воспоминания!

— Это твои мечтания. Ты вырос в семейной каме-ре, да. Учился в колонии для несовершеннолетних. Взрослым уже, ты отбывал срок в исправительном лагере. За хорошее поведение вам разрешают же-ниться и проживать с детьми в каторжном поселе-нии. На пенсии ты доживаешь в застенке для пре-старелых без права свиданий и переписки.

— За что же меня закрыли?

— Ни за что, а просто по ходу жизни. Такой удел всем смертным. На самом деле ты свободен в рам-ках закона.

— Но я же заперт в четырёх стенах!

— Ты всегда был заперт.

— Неправда! Я ездил в отпуск к морю.

— Это твои мечтания. И даже сны.

— Так в чём причина?

— Причины нет. Есть только вина.

— В чём же я провинился?

— Помнишь крылатую церковную фразу: "Умно-жаяй познания, умножает скорбь".

— Пока ещё не впал в старческую деменцию.

— Еретик не тот, кто не читает библии, а тот, кто читает её слишком вдумчиво.

— Я разве еретик?

— Тогда на кой ты выискивал в переводах пред-намеренное искажение оригинала книги? Хавай, что дают. Тексты искажают для твоей же пользы. Зачем читал правительственные указы между строк? Зачем доискивался истины в десять раз исправленных ле-тописях? Принимай всё как есть!

— Так врут же нагло всем в глаза все ваши лето-писи и якобы научные монографии.

— А ты верь написанному... Зачем ты ходил в тырнет на аналитические сайты? В тырнете масса забавных приколов, хохмочек из жизни шоу-звёзд, порнухи, анекдотов. Живи и радуйся!

— Я постиг, что все блогеры, тырнет-правдоискатели — птенцы из одного вороньего гнез-да, гадёныши из одной змеиной кладки. Всего лишь спектральные линии одного и того же излучения. Ле-вые и правые, радикалы и оппозиционеры, охрани-тели и реакционеры — все на страже непоколебимо-сти власти олигархов. Борьба нанайских мальчиков. Они нас водят за нос. Всё это подлая разводка ми-роуправителей, я понял.

— Вот за это и заковали.

— Почему цепи ржавые?

— А тебе подавай из нержавейки, никелирован-ные или даже позолоченные! И так сойдёт. Сам до-ждался беды — с глаз спала пелена самообмана. Ты увидел мир таким, каков он есть на самом деле. Пропали цвета и красочность картинки. Сиди теперь в дерьме и наслаждайся переливами ароматов и бу-кетами запахов из канализации.

* * *

Охранник плюнул мне под ноги. За ним грохнула ржавая дверь, ключ провернул замок. Всё придавила гнетущая тишина. Три раза в день её нарушал скре-жет металлического короба, в котором появлялась гнутая миска с баландой.

— Эй, раздатчик, хлеб где?

— В миске. Хлеб от слова хлёбово. Что не так-то? Вода в крантике.

— Хлёбово больно жидковато.

Но кое-кто и этому порадовался. Симпатичная крыска завертелась на задних лапках в весёлом танце. Я отлил ей чуточку баланды. Она кивнула мне с благодарностью и принялась с жадностью чмокать жижу.

— С чем хлёбово-то, раздатчик?

— С синтетическими белками и углеводами.

— Из нефти?

— Необязательно. Подойдут даже бурый уголь, торф и горючие сланцы. С добавлением экологиче-ски чистой клетчатки-целлюлозы.

— Из чего?

— Обычно из опилок тополя. В нашем климате — из осины. Она тоже тополь. Жри скорее, а то вот-вот к тебе мозгоправ придёт.

— Зачем?

— Твои свихнутые мозги на место ставить.

2

В мою камеру вкатили металлическое кресло на колёсиках. Что это за кресло, я понял по поручням с замками и зажимами для ног.

— Дыба?

— Мозгоправка... Больной, больше ни слова! — сказал психоправ в длинном халате из чёртовой ко-жи и фартуке. — Я вас слышу и без сотрясения атмо-сферы.

У него, похоже, на шее были наброшены шнуры, провода и трубочки, заканчивающиеся зажимами, иглами и электродами. Концы шнуров или кабелей болтались вровень с подолом чёрного халата. Я ведь всё видел только ниже пояса.

— Череп сверлить будете?

— Понадобится — просверлим... Потерпите, боль-ной! Сейчас будут субъективные ощущения, но не-надолго.

Субъективными ощущениями этот чёрный доктор называл адскую боль в башке. Но она и на самом деле быстро прошла.

— Вы прочно зафиксировали череп штифтами? — спросил мозгоправ у ассистентов. — Тогда пишем объёмные энцефалограммы головного мозга... Так, вижу норму: октябрёнок, пионер, комсомолец. Пар-тийцем не стал из-за благозадуманного уничтожения правящей партии её же первыми секретарями... Норма... Дальше: кооператор, брокер, рейдер, дол-ларовый миллионер, неудавшийся банкир, зэк со смешным сроком и липовой, фиктивной отсидкой... Всё, как у всех нормальных людей. Откуда же мозго-вой криз?... Вот пятнышко слева на экране, увеличь-те его и добавьте резкости на дисплее, чтобы уточ-нить диагноз.

Голос чёрного доктора доходил до меня нечле-нораздельным бульканьем, но я что-то всё же разби-рал в его бурчании..

— Ага, Ницше, Фрейд, это неопасно. Юнг и Шпильрейн чуточку похуже, но исправимо. Материа-лизм? В странной форме, однако. Но это компенси-руется верой в Валгаллу и суевериями.

— Смирно!!! — громыхнул голос кого-то из охран-ников. — К нам прибыло всё высшее командование во главе с Темнейшим.

Чёрный доктор уронил какой-то прибор. Он раз-бился на моих глазах. Ведь я видел всех ниже пояса.

— Ваше темнейшество! Группа психоправов про-водит комплексное обследование внеочередного пациента.

— Сотый случай за неделю? — громыхнул голос, способный одними акустическими сотрясением ат-мосферы перевернуть танк.

— Мы сумеем восстановить субъективное вос-приятие пациентом его мирка всего за полчаса.

— Они способны! Знаю я вашу "команду молодых реформаторов". Я дал вам свободу на прогрессив-ные эксперименты. О далёком прошлом не говорю. Забыли, проехали. Но променять мою Римскую им-перию на власть германских варваров! Это уже за-служивает вековечной дезинтеграции в вакууме.

— Ваше темнейшество! Младореформаторы надеялись, что англосаксы по своему обыкновению дискредитируют христианство и переврут Открове-ние. У других германцев, тевтонов, это ведь получи-лось, хоть и гораздо позже.

— На двенадцать-то лет всего? А в осадке полу-чили торжество диалектического материализма.

— Но ведь англосаксы в конце концов победили Империю Зла.

— Ха! Владыки Империи Зла сами же её развали-ли. Ну и чего добились младореформаторы? Мир сапиенсов опять охвачен протестовками. Сообража-ющие макаки требуют социальной справедливости.

— Мозгоправы за это не в ответе. Мы только моз-ги набекрень скручиваем дюже любознательным. А рулят миром макак ответственные мироправы.

— Из-за их рулёжки наш гиперкомпьютер даёт сбои. Вы хоть представляете причину?

— Да, ваше темнейшество! Все сапиенсы исполь-зуют свой мозг на пять процентов. Остальная мыс-лительная мощность служит нашему единственному гиперкомпьютеру для борьбы с врагом. Когда сапи-енсы начинают хотя бы задумываться, оперативная память компьютера сужается.

— Вы представляете глубину опасности, это уже отрадно, только как вы с этим боретесь?

— Мы запретили фундаментальную науку. Учёные все поголовно заняты прикладными исследованиями на благо коммерческих корпораций. В рекламу и псевдоискусство макак мы вводим всё больше пор-нографии. Литературу, логику, философию стёрли начисто. Наркомания охватывает почти всё людское поголовье.

— Этого мало! Отныне прекращаю все социаль-ные эксперименты. Я дезинтегрировал команду ва-ших младореформаторов. Отыне не будет обще-ственного развития. Я заморожу социальный про-гресс. Дозволяются только строить точные копии Римской империи. Никаких общественных наук и но-вых вероучений. Слишком не умствовать! Мы не мо-жем рисковать нашим гиперкомпьютером в разгар борьбы с чуждыми мирами... Э, лекарь! Что это твой пациент задёргался, как в агонии?

— Когда Темнейший Князь позволит, замечу я, что излучение зла от вашего Темнейшества убивает белковые тела, как микроорганизмы на предметном стекле гамма-микроскопа. Моего пациента пока ещё спасают ваши бронелаты и экранирующие кольчуги, которые смягчают последствия излучения чистого зла.

— Тогда я вас покину. Но смотри, чтобы этот са-пиенс остался живым, а не иллюстраций в учебнике для студентов-медиков. Отныне в субъективном ми-ропредставлении сапиенсов должны быть только имперские орлы и приветствие римских легионеров. Я ухожу!

И хоть верхняя половина моего поля зрения была зачернена, я видел в том месте, где стоял Темней-ший, спиральный туннель, уходящий в чёрную дыру, куда меня тянула неудержимая сила. Я запомнил только последние слова мозгоправа:

— Погрузите пациента на два дня в наркосон с естественным пробуждением. Теперь он будет жить в своём воображаемом мирке долго и счастливо, эта ячейка памяти гиперкомпьютера, управляющего во-инством зла.

3

У вас во сне бывало такое, что в голове вертится мотив, а вы его никак не можете вспомнить? У меня в ушах жужжали десятки мелодий, но ни одна не при-шлась по душе. Хотя одна вроде бы знакомая:

Rote Fahne, freue Leute.

Blasorchester geht vorbei.

Что-то близкое, детское, но не совсем то, что надо. Даже как раз то, что мне совсем не надо. Нет, не то. Чужое... Цвет знамени над толпой не тот — надо бы не алый, не красный, а чуточку с фиолето-винкой. Малиновый. Ага, вот наконец и то, что надо! Всё-таки нашёл мелодию! Просто прелесть, как зву-чит:

Die Fahne hoch! Die Reihen fest geschlossen!

SA marschiert mit ruhig festem Schritt!

Это ж моё, родное, таившееся под спудом в глу-бине души. А я и не подозревал. Хотя мне подска-зывали умные люди, высоколобые кинорежиссёры, как надо видеть мир. В русских фильмах немецкие солдаты были просто подиумными моделями, а рус-ские — вечными оборванцами. От немцев пахло оде-колоном, а от русских разило за версту самогонкой.

А как красноармейцы, в основном крестьяне, вос-хищались немецкой деревней! Бауэры даже в коров-ник воду провели! Не надрывались, тягая на вилах сено. Тележки у немцев были на надувных шинах. Во культура! А немецкая двуручная пила сама съе-дала бревно. Даже не вспотеешь когда пилишь, со-всем не то, у нас. У крестьян в Германии были сель-скохозяйственные машины, а русские клепали нико-му не нужные танки и самолёты, да и то паршивые. На кой они крестьянину в деревне?

Русскому новобранцу выдавали не сапоги, а бо-тинки с обмотками времён империалистической вой-ны. Сапоги солдаты добывали уже сами с убитых. Гимнастёрка у русского была из хб ткани. У немца — из полушерстяной. Как-то забылось, что у немцев не было валенок, тулупов, меховых шапок и даже утеп-лённых шинелей. Не помнили наши фронтовики, как фрицев заедали вши, а у русских санинструкторы регулярно прожаривали всё обмундирование на же-лезных бочках с выбитых дном, под которым тлели угли.

* * *

Русский солдатик был низкорослый, щуплый и вечно голодный. Оттого-то русские и победили, что рвались в бой за жратвой — захватить блиндаж с брошенным НЗ и ещё не остывшей гуляшканоне. Ведь русские на передовой не знали горяченького. Старшину-интенданта и пистолетом заставишь гнать клячонку с полевой кухней к окопам, когда стреляют. Да и ел русский одну перловку или пшёнку с комбижиром.

А немец был сытый и рослый. Лучший солдат за всю историю всемирных войн. Толстомордая Европа мастырила для них танки, грузовики и автоматы, от-давала половину урожая, лишь бы немец извел под корень извечного врага рода человеческого — рус-ского изверга. Этот гад ещё в средние века стучался в восточные ворота Европы — в Вену. Как, разве это были татары Едигея и турки-османы? Какая разница! Азияты все на одно лицо.