Еще ни разу в жизни Виталий не сказал "мне повезло". Для достижения любого мало-мальски значимого результата Хлебосолову приходилось прикладывать очень много стараний. Подчас гораздо больше, чем стоила цель. А когда она все-таки достигалась — в очень редких случаях вроде получения аттестата зрелости или полностью выплаченной зарплаты — Виталий оглядывался назад и видел за спиной руины из несбывшихся надежд, обломки ожиданий и развалы потраченных впустую усилий.

Одноклассники Виталия, изредка попадавшиеся ему на пыльных улицах родного города, хвастались карьерами, семьями, планами, и в ответ Хлебосолов мог сказать только лишь "живу потихоньку, еще не сдох". Он и в самом деле частенько удивлялся тому, что с его-то везением все еще жив. Но здоровье было единственным светлым пятном в его биографии, словно судьба посмеялась над беднягой. Он никогда не болел, если не считать похмелья, никогда ничего себе не ломал и в больнице бывал только по работе, когда какому-нибудь главврачу хотелось подремонтировать кровлю. Даже в зубах не было ни единой пломбы. А тот единственный зуб, что однажды сломался об дробинку, застрявшую в подаренной тестем утке, перестал ныть сам собой, без вмешательства стоматологов.

Хлебосолов был дважды женат и оба раза счастливо, ведь эти мегеры, которые по собственной глупости когда-то сочли его хорошей партией и потащили в ЗАГС, обе достаточно скоро поняли расклады и свалили от Виталия к своим истеричным мамашам. Каждый брак продлился по два года и ни об одном из них Хлебосолов не жалел, ведь жены, с которыми он связывал надежды на новую жизнь, внесли в его устоявшийся быт только лишние напряги. Кто-то назвал бы такое стечение событий удачей, но Хлебосолов отчетливо понимал, что никакая нормальная баба за него не пойдет, а назвать удачей несостоявшийся брак даже для него, с некоторых пор извращенно относившегося к везению, было бы слишком.

В общем, Хлебосолов привык, что ничто хорошее не дается легко. Зато плохое, происходящее с завидной регулярностью, сыплющееся на голову как из рога изобилия, давно стало привычным.

Не везло ему систематически, по поводу и без.

Однажды Хлебосолов — тогда еще женатый во второй раз — решил, с подачи благоверной, конечно, что на нем лежит чей-то сглаз и без помощи компетентных бабушек выжить не получится. Он навел соответствующие справки и выяснил, что неподалеку — в пяти часах езды от Города, живет бабуська небывалого умищи, на счет "раз" помогавшая таким как он вернуть удачу. Сборы были недолгими, жена созвонилась с "администратором" бабуси, договорились о времени и на следующий день Виталий приготовился к знаменательной встрече. Поскольку бабуська по устоявшейся доярской привычке принимала клиентуру с шести утра до полудня, он выехал затемно, долго гнал машину по пустынной дороге, в темноте, как водится, проехал нужный поворот, и потом пришлось делать крюк в двадцать километров. Но к положенному часу все же был на месте. У почерневшего от времени забора скопилась в ранний час целая дюжина машин, чьи владельцы жаждали исцеления. Хлебосолов, разумеется, пристроился тринадцатым. Успел сгрызть все привезенные с собой яблоки, нервно выкурить полпачки сигарет и подошла его очередь.

Дородная тетка — внучка ведуньи, как шептались в очереди, — махнула ему рукой и открыла дверь в дом, приглашая.

— Чего тебе? — неприветливо спросила девяностолетняя бабка, сидящая на высокой кровати с красиво уложенными друг на друга подушками, укрытыми кружевом тюля.

Повсюду на разнокалиберных полках и комодах стояли образа, на стене висел крест с Христом, а под ним отрывной календарь с нынешним числом. В двух шкафах со стеклянными дверцами блестела гранями хрустальная посуда, а на древней швейной машине разлегся пушистый котяра.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Хлебосолов и пустился в объяснения. — Сглаз на мне, бабушка, убрать бы?

— Эвон что! — бабка нахмурилась. — Горе какое! А ко мне чего пришел? Я сглазами не занимаюсь, это мракобесие и суеверия. Полечить могу.

Чего-то такого Хлебосолов и ожидал, ведь не с его удачей рассчитывать, что всего в четырехстах километрах может найтись решение проблемы. Он потоптался на месте, не соображая, что делать дальше?

— Полечить могу, — напористо повторила бабка. — Чтобы перестал расстраиваться по пустякам, чтобы понял, чего хочешь от жизни, чтобы мозги на место встали. Желаешь?

Хлебосолов задумался. Жену ведь уверяли, что эта бабуська — народный исцелитель почище Ванги и Кашпировского вместе взятых. И если ее лечение хоть как-то подправит его бестолковую жизнь — уже за это ему стоит быть благодарным.

— Не сумлевайся, — добавила карга, — после моего лечения все выздоравливают.

Виталий решил, что бабка сознательно избегает колдовских терминов, чтобы не прослыть ведьмой, и согласился.

— Не стой в каридоре. Раздягайся до штанов и садись на тубаретку, — велела бабка, стала шуршать какими-то пакетами у него за спиной. — Не оглядывайся!

Хлебосолов слышал позади себя какое-то бульканье, шелест пересыпаемых круп, частый неразборчивый шепот-бухтение карги.

— На море-окияне, на острове Буяне...

— Отстань лихоманка...

— Чужому не давай, только нашему дай...

Она тараторила свой бесконечный вздор, запустила руку в его шевелюру, начала теребить волосы и Хлебосолов стал потихоньку засыпать, как всегда случалось с ним в парикмахерских.

— Все, вставай, — вдруг раздалось над ухом. — Одягайся.

Виталий очнулся, потряс головой, сбрасывая дрему.

— Все, бабушка?

— Нет, — карга выставила на стол три пакетика и рядом положила конверт. — Приедешь домой, раскинь по углам и шкафам вот это маковое семя, — она показала на один из пакетов, — и скажи вот эти слова, — скрюченным пальцем она подтолкнула к нему конверт. — В каждом из углов.

— И все?

— Нет, каждый вечер будущей недели высасывай один леденец вот из этого пакета. А вот это бросишь в воду. Это пыль пшеничная заговоренная, не сумневайся. Пить будешь наоборот, по утрам. Понял?

— И все? — повторил Хлебосолов, не ожидавший такой простоты избавления от своего недуга.

— Нет, не все, — бабуся приложилась к ковшу из нержавейки, плававшему в ведре с колодезной водой. — Когда конфетки кончатся, приезжай снова. Закончим дело. А сейчас иди. Устала я. Скажи другим, чтобы завтра приезжали.

Хлебосолов оставил на салфетке, накрывавшей холодильник, четыре смятые пятисотрублевки, о чем договорилась еще его жена по телефону с неведомым администратором, и вышел в знойный полдень на пустую улицу — в этот прием он был последним.

Почти две недели Хлебосолов скрупулезно исполнял предписанные бабкой ритуалы, не чувствуя, впрочем, никаких улучшений, а когда осталась последняя конфета, жена Светка опять набрала номер "администратора". Поначалу она что-то радостно щебетала в трубку, потом ее лицо вытянулось, глаза остекленели, она сказала:

— Ну ни хрена себе! — и нажала на кнопку отбоя.

Затем задумчиво, покусывая губы, посмотрела на Виталия, и заявила:

— Я ухожу от тебя, Хлебосолов. Так дальше продолжаться не может.

Виталию были до лампочки ее угрозы — надоела уже хуже горькой редьки своими вечными придирками, и если бы в самом деле ушла, ему стало бы гораздо легче, но некоторый интерес вызвала ее реакция на короткий разговор:

— Что стряслось? — спросил он, привычно ожидая неприятностей.

— Мария Ильинишна умерла в тот вечер, когда ты к ней ездил, — потерянно сообщила Светка и побрела к шкафу со своим бельишком. — Тебя приняла и померла через час. Знаешь, я всякого ожидала, но чтобы вот так не везло — это слишком! Перебор, Хлебосолов! Я не хочу делить с тобой такую карму. Отвези меня к маме.

Хлебосолов послушно помог собрать чемоданы и увез ее к матери, где выслушал длиннейший монолог о своей бесполезности. Говорила нелюбимая теща, а Хлебосолов улыбался и моргал в ответ, не желая оспаривать ее железобетонные тезисы о родовой хлебосоловской неполноценности.

С тех пор прошло четыре года, но ничего не поменялось: бабкино лечение не пошло впрок или не было закончено — Виталий даже не стал разбираться, опасаясь стать причиной еще какой-нибудь нечаянной смерти.

Он так и продолжал бы жить, безропотно снося напасти, если бы последний случай с машиной не взбесил бы его обычно спокойный организм.

На восьмое марта Хлебосолов купил себе новую машину. "Субару-форестер", трехлетку, по утверждению ушлого продавца, "немного побывавшую в употреблении у аккуратных японцев", с жалкой десяткой тысяч км на спидометре. Светло-серую. Сильный движок, удобное и послушное управление, приемлемый расход керосина — что еще нужно для счастья? Целую неделю Хлебосолов был самым счастливым человеком на свете и, к его удивлению, с ним ничего плохого не происходило! Он уже начал было думать, что, приобретя машину избавился от сглаза, как началось!

Он быстро, но в рамках дозволенного знаками, ехал в гору по крайней правой полосе шестиполосной дороги — готовился повернуть. На светофоре горела зеленая стрелка и Виталий чуть добавил газу, чтобы успеть. А слева от него на перекрестке замер перед пешеходным переходом троллейбус, собиравшийся ехать прямо. И в тот момент, когда Хлебосолов уже начал крутить руль, из-за "рогатого" вдруг выскочил какой-то узбек и капот "Субару" въехал ему в бок. Узбека подняло, кувыркнуло над крышей, и на асфальт он шлепнулся уже позади отчаянно визжащей тормозами машины.

А перекресток был из тех, на которых постоянно дежурят хмурые, неулыбчивые работники ГИБДД. В этот раз их было двое и оба стали свидетелями происшествия. Не сговариваясь, они рванули к узбеку.

Третьим подбежал Хлебосолов, успевший остановиться, зачем-то посмотреть на разбитый в хлам радиатор, прикрыть изогнутую буквой "зю" крышку капота, включить аварийку, выставить пластмассовый треугольник и вспомнить всех известных святых и божьих ангелов.

И здесь Виталий впервые в жизни отчетливо понял, что не все так безнадежно с непрухой. Узбек оказался жив. Да не просто жив, а полон желания поскорее смыться с места аварии и не предъявлять паспорт смурным гаишникам.

— Нэту, нэту ни одной претензий, — выставив руки перед собой кричал удароустойчивый узбек, отступая к тротуару. — Савсем нету!

Из двух зол: небольшое лечение зеленкой и зашивание штанов за свой счет или депортация на родину, узбек выбрал меньшее. Из видимых на нем повреждений самым заметным был вырванный из штанов лоскут ткани и еще содранная, немного кровоточащая кожа в прорехе.

— Ты как? — оглянулся к Хлебосолову гаишник.

— Жив? — выдохнул Виталий.

— Ага, — покачал фуражкой на голове сержант. — И претензий не имеет. Чудеса.

Хлебосолов посмотрел на свою разбитую машину, набрался злости и заорал, что было силы:

— Претензий не имеет? Да, сука?! Тогда у меня есть претензии! Кто машину восстанавливать будет? Эй, узбек! Деньги давай!

Оба гаишника заржали в голос — напряжение спало, мертвяков в аварии не оказалось, а наглость Хлебосолова обоих изрядно развеселила.

— Эй, мужик, — дернул его за рукав сержант. — Ты человека сбил на пешеходном переходе. И еще чего-то требуешь? Совсем охерел? Права надоели? Протокол нужен?

Хлебосолов понял, что перегибает палку и не следует так настойчиво шутить с показавшейся удачей.

— Твою ж мать! — махнул он рукой и потопал к разбитой мечте, дымящей вытекающей из радиатора жидкостью.

Инцидент замяли по абсолютному согласию всех заинтересованных сторон и через десять минут взаимных извинений Виталий вызвал эвакуатор, внутренне радуясь, что все обошлось. Ведь с его-то везением могло выйти куда как хуже.

На СТО насчитали ремонта на сорок пять тысяч рублей. Хлебосолов подумал, что киллер, согласившийся бы прибить узбека, обошелся бы ему дешевле.

Слава богу, запчасти имелись почти все. Мастера запросили неделю на работу и Хлебосолов облегченно вздохнул — раньше чем через неделю он не смог бы найти деньги.

С тем и разошлись.

В оговоренное время он снова был на станции и любовался на свою машинку, ставшую снова похожей на лакированную мечту.

Она стояла на стоянке перед СТО в ряду других машин, такая чистая и ухоженная, что даже не верилось, что это его собственность.

Мимо проходили люди и ничто не предвещало потерь, когда огромная тетка, килограммов на сто двадцать, в красном пальто и уродливой шляпе поскользнулась на льду. Хлебосолов даже не стал зажмуриваться, уже понимая, что счастье закончилось: тетка упал вбок, ровно на только что восстановленный радиатор, смяла своими телесами выпрямленный капот, сорвала с клипс отчетливо хрустнувший бампер и порвала пальто. Ни на какую другую из длинного ряда автомашин, нет, она точнехонько приземлилась на хлебосоловскую!

— Восемь, красное, — пробормотал Виталий. — Ваша ставка сыграла.

— Понаставили, суки! — еще в падении заголосила тетка. — Больно-то как! Ай-ай!

Кто-то другой, более впечатлительный, чем Виталий, уже бы рвал на себе волосы и убивал бы неуклюжую толстуху, но Хлебосолов уже привык к своей жизни и поэтому всего лишь напрягся, ожидая окончания сцены.

Тетка не пожелала просто пройти мимо.

Поднявшись, она зло пнула ножищей многострадальную "Субару". И этого Хлебосолов вынести уже не мог.

— Какого хрена! — заорал он. — Ты совсем берега потеряла, дура тупая?!

Потом добавил немного самого отборного мата, которому научился еще в школьные годы и выслушал в ответ необыкновенно хитрую нецензурную языковую конструкцию — толстуха оказалась не меньшим виртуозом.

Они собачились целый час, выясняя, кто виноватее, дважды пытались подраться, Виталий настаивал на вызове гаишников и оформлении ДТП, тетка ждать отказывалась и посылала его в пень вместе с гаишниками. Так могло продолжаться бесконечно долго, но, быстро устав, в итоге они прокляли друг друга и Хлебосолов пошел снова к знакомому мастеру с СТО.

— Да ладно! — не поверил Семен. — Таки все разбила?

— В хлам, — подтвердил Виталий. — Все, что сделали. И еще бампер.

— Такого еще не было, чтобы от ремонта до ремонта два часа проходило, — мастер вытер о комбинезон промасленные руки. — Что ж, загоняй. Первый ремонт оплатил уже?

— Да, — Хлебосолов вынул из портмоне квитанцию с чеком.

— Не повезло тебе, мужик, — сочувственно сказал Семен. — Ты застрахуй ее что ли?

— Где деньги-то взять на все?

— С твоим везением хоть кредит в банке бери, но страхуйся.

— Так и сделаю, — согласился Хлебосолов. — Когда машину соберешь?

— Неделя, — срок оказался таким же.

А денег насчитали чуть поменьше — на тридцать семь тысяч.

Все семь дней Хлебосолов посвятил поиску денег на оплату нового ремонта и покупку страховки. Он обошел двадцать два банка, но раздобыть денег смог только в последнем. Белой зарплаты у него не было и никто с ним связываться не желал. По какой-то необъяснимой причине (видимо, на раздаче кредитов в этом банке сидел такой же неудачник, как и сам Хлебосолов) в последнем банке ему дали деньги.

В этот раз обошлось без тучных дур.

123 ... 111213

↓ Содержание ↓