Как я провел лето

Высокий лысоватый мужчина протягивает мне листок с коротким текстом, распечатанным на матричном принтере со сбитой лентой. "Понимаешь, что здесь написано?" Это письмо на немецком языке. Немецкий язык я учил в школе, после читал пару книг. Текст понятен, хотя в нем много ошибок.

— Хорошо, — говорят мне. — Послезавтра к нам приедет наша партнерша по бизнесу из Германии. Будешь переводить.

— Я не знаю немецкого языка, — поспешно говорю я. — Я его только учил в школе.

На меня смотрят с недоумением.

— Ты что, не понял? Мы будем платить тебе по десять тонн в день. Ты больше за эту неделю где-то заработаешь?

Убедительный аргумент. Деньги они действительно предлагают немалые. Интересно, сколько они заплатили бы, чтоб я переводил с китайского?

Я никогда еще не разговаривал с настоящим немцем. Только один раз, когда к нам в школу приходила немецкая делегация, мне было поручено сказать: "Мы, ученики второго класса приветствуем вас в нашей школе, в нашем городе". Впрочем, эту фразу я должен был сказать по-русски. Меня заставили ее учить целый урок, так что я уж расстарался растянуть ее на как можно большее время: делал паузы после каждого слова, чтобы переводчика не утруждать.

Партнерша по бизнесу приехала откуда-то из восточной Германии. С первых слов она ломает все мои представления о немецком языке. Оказывается, это звучит совсем не так, как нас учили в школе. Оправившись от первого шока, я начинаю переводить. К счастью, разговор в машине не очень сложный, и не сильно отличается от упражнений по языку. Впрочем, эти упражнения были так давно, в другой жизни. Немка достает сигарету. Наш бизнесмен протягивает ей спички и спрашивает, сколько стоят спички в Германии. Услышав ответ, он сразу делает деловое предложение, наладить экспорт спичек. "У нас все пользуются зажигалками", — отвечает немка. Русский сразу начинает расписывать ей прелесть разжигания спичками костра в лесу, но его маркетинг эффекта не производит. Возможно, из-за моего плохого перевода. Я не умею выражаться по-немецки так задорно и не знаю таких ядреных слов и оборотов.

Первый день переговоров проходит для меня нелегко. Далеко не сразу я понял, что немка не выговаривает половину букв, а вторую половину выговаривает неправильно. Слышала бы ее моя учительница немецкого! Попытки в перерывах обучить бизнесменшу немецкой фонетике ни к чему не приводят, так что приходится терпеть. Ничего, раз ей можно так язык коверкать, то и я буду говорить как попало. Игнорирую падежи и прочие грамматические излишества, все артикли заменяю неким нейтральным звуком.

С русскими дело обстоит не легче. Они совершенно не утруждают себя выбором слов и разбавляют речь такими сложными языковыми конструкциями, что я и по-русски не решился бы их воспроизвести. Немку удивляет, что такую длинную фразу можно перевести просто: "Я не согласен", но ей приходится с этим мириться. Для дословных переводов есть специалисты из МИДа, а я только довожу общий смысл.

Высокие переговаривающиеся стороны очень хотят заняться совместным бизнесом. Они быстро сошлись на том, что для этого нужно где-то что-то купить, а потом продать в другом месте. Но они никак не могут договориться, что и где. Мысли у них скачут, одна идея мгновенно сменяется другой. Идея со спичками не прошла. Немка хочет покупать в России велосипеды. Они в России дешевые, а дороги плохие, значит, велосипеды должны быть хорошие. Надо будет только закрасить надписи на русском языке и продавать под видом немецких. Потребители будут визжать от восторга. Русские относятся к этой идее скептически.

К вечеру переводить становится легче. Я больше не заглядываю в словарь: лексика у клиентов не богатая, так что я все слова уже знаю. Наступает что-то вроде сна: я уже не слушаю, о чем они говорят, думаю о своем и механически заменяю слова одного языка словами из другого. Впрочем, бизнесмены, кажется, уже и без меня друг друга понимают.

На следующий день немка решает совершить экскурсию по магазинам, чтобы ознакомиться с местными ценами. Она ходит между прилавками с диктофоном и с таинственным видом произносит цены. Продавцы пугаются, покупатели отшатываются. Кажется, она в детстве не наигралась в шпионов.

Под конец она заявляет, что ей нужен электронный словарь. Мы идем в фирму, которая торгует такими словарями.

Идем по Невскому. Она рассматривает картины художников, торгующих на улице. Говорит, что хочет купить эти картины. Она решила собрать коллекцию живописи и украсить ей свой дом. Начинать она хочет прямо здесь, на Невском. Ей советуют сперва посмотреть в других местах и поприцениваться. "Зачем?! — восклицает она. — У меня и так полно денег, я же капиталист!" Это звучит гордо. Впрочем, живописью она займется на обратном пути. Да! Еще она хотела купить скаковую лошадь орловской породы. Ее отец всегда любил лошадей. Впрочем, это не сейчас — лошадь не влезет в самолет.

Фирма, куда мы идем, находится на третьем этаже. Заходим в лифт. Старинный красивый лифт в стиле модерн.

— Сколько стоит этот лифт? — спрашивает немка. — Я хочу его поставить в своем доме.

— Сомневаюсь, что его продадут, — говорю я. — Скорее всего, он представляет историческую ценность и не продается.

— Мальчик! В этом мире продается все, — объясняет мне бизнесменша. — Нужны только деньги, а у меня они есть.

Заходим в фирму. Берем прайс-лист. Немка пересчитывает на калькуляторе цены и восклицает: "Это невозможно! Я в Германии куплю такой же на пятьдесят марок дешевле!" Мы уходим, ничего не купив. На обратном пути она покупает стаканчик мороженого, предварительно пересчитав цену на калькуляторе. Эйфория у нее прошла. Она уже не обращает внимания на художников и не порывается купить весь Питер, чтобы установить его у себя на приусадебном участке.

Так проходит неделя. Я терпеливо выношу выходки немецкой капиталистки. В речи российских бизнесменов становится все меньше слов, подлежащих переводу.

Труднее всего переводить за едой. В любой момент кто-то может что-нибудь сказать, а я должен это перевести. И рот в такой момент не должен быть набитым. Иногда они начинают говорить о страшно секретных вещах и переходят на шепот, чтобы я не подслушал. И это мне тоже приходится переводить.

Наконец я получаю деньги. Да, ради этого стоило терпеть весь этот цирк. Теперь я могу провести каникулы как человек. Я поеду на Украину.

У меня есть деньги: рубли в старых и новых банкнотах (украинцы, говорят, к новым банкнотам не привыкли и предпочитают старые) и даже валюта. Я ее купил по случаю, тысяча рублей за бакс. Целых двадцать долларов. Этого должно хватить надолго.

В купе ко мне подходит какой-то человек и предлагает сыграть в карты. Сперва играем в дурака, а потом к нам присоединяется какой-то тип и предлагает сыграть по-взрослому, на деньги. Мне много рассказывали про вагонных шулеров, и мне интересно посмотреть на них вблизи. Я быстро проигрываю всю мелочь и говорю, что больше у меня ничего нет. Предложение играть на вещи я отклоняю, как несерьезное, также не проходит идея играть на валюту: ну откуда у студента валюта!

Один из шулеров выходит со мной покурить в тамбур и начинает ныть, что не может у меня быть так мало денег. Развожу руками: авантюрист я. Да и зачем мне в поезде деньги, деньги у друзей, что ждут меня там.

— Зачем ты им поверил?! — возмущается он. — Они тебя обманут.

— Зря ты так, — отвечаю я. — Я верю в честность. Ты, вот, честный, я честный. Так чего бы и всем остальным не быть такими же честными?

Когда я возвращаюсь, соседи по купе начинают мне сочувствовать и спрашивать, не все ли я проиграл. "Все-таки он умеет вовремя остановиться, — говорит мужик с верхней полки. — Другого бы до трусов раздели". И чего все такие умные? Они даже не знают, что я проиграл совсем немного, они не догадываются, какая куча денег у меня еще осталась. Я ведь, на самом деле, очень богатый. Почти как та немка. Ну, немножечко совсем до нее не дотягиваю. После общения с шулерами.

Первая таможня в Брянске. Выходим из поезда. Какая таможня? Какая в Брянске граница? Впрочем, в наше время граница может оказаться в самом неожиданном месте. Главное — ничему не удивляться.

Ночью останавливаемся на границе с Украиной. В купе заходят люди в форме.

— Таможенный контроль, — представляются они. — Есть ли у вас товары, запрещенные для провоза через границу?

Мужик с верхней полки трет глаза.

— А бутылку водки через границу перевести можно?

— Одну бутылку можно.

— А две?

— Ну, в общем-то, можно и две.

— А десять?

— Десять нельзя. Но мы же не звери...

— А десять ящиков?

— Где у вас десять ящиков?! — начинает злиться таможенник. — Они же в купе не влезут! Покажите мне ваши десять ящиков!

— Нету у меня никакой водки. Это я просто так интересовался.

Таможенник уходит, ругая тупых пассажиров, которые мешают работать.

На украинской стороне останавливаемся опять. Слышу голос из тамбура:

— Таможенный контроль.

— Нас только что на российской стороне проверили, — отвечает проводник.

— Да? Ну, извините, мы не знали.

И вот, наконец, поезд прибывает на вокзал города Запорожье. Из репродуктора объявляют о прибытии поезда из Ленинграда. Кажется, я совершил путешествие во времени. Я не бывал в Запорожье при советской власти, но, кажется, таким оно было и тогда. Памятник Ленину, магазины без претензии на то, чтобы называться шопами, люди в одежде явно отечественного производства.

На вокзале меня сразу окружают фарцовщики и предлагают поменять деньги. В первый раз я почувствовал себя богатым иностранцам. То, что они мне предлагают в обмен на рубли, не вызывает у меня доверия, но я беру немного на пробу. В ларьке с мороженым проверяю — оказывается, что купленные мной фантики здесь можно использовать вместо денег.

Я думал, что на Украине все говорят по-украински. К Запорожью это, очевидно, не относится. Даже газет на украинском языке тут мало. Покупаю те, что есть, и сборник стихов на украинском языке.

Сажусь в трамвай и еду к речному порту. В санаторий, где я буду жить две недели, надо ехать на катере.

"Вы встаете?" — слышу вопрос сзади. Странный вопрос. Как я могу встать, я и так стою у двери? Вспоминаю: "сесть" означает "зайти в трамвай", значит "встать" — "выйти из трамвая". "Встаю", — отвечаю я. Оказывается, я и русский язык не знаю, а берусь переводить с немецкого.

В пароходе читаю местную газету. Узнаю, что Запорiжжя один из самых выдающихся городов земли, вызывающий зависть и восхищение у всех гостей, включая привередливых иностранцев. Невозможно удержаться от восторга при посещении одной из лучших барахолок планеты. Французы, посетившие город, признали, что никогда не видели ничего подобного, ни в каком Париже. И барахолка это далеко не единственное достижение цивилизации, прославившее город. Что гидроэлектростанция и автозавод — в городе есть даже настоящие валютные проститутки — развлечение недоступное простому смертному, но доступное богатым бизнесменам, способным заплатить за это пять, а то и десять долларов. С чувством глубокого удовлетворения, отмечаю про себя, что я уже попадаю в категорию богатых. Иностранец на отдыхе — полные карманы валюты и ветер в голове. Кому и рубли валюта. Это так приятно!

Жители украинской глубинки в большинстве своем в глаза не видели доллар. Для них это все еще запретное, притягательное, но страшное иностранное слово. Сбережение здесь хранят в привычных российских рублях. Кто бы мог подумать, что такое возможно!

Санаторий — дом на берегу Днепра, отрезанный от цивилизации. До ближайшей деревни три километра через лес и заросшие полынью поля. Черешни и абрикосы можно рвать прямо с деревьев. По вечерам можно смотреть американские фильмы по видео или прыгать на дискотеке под открытым небом. Никакие вести с большой земли не проникают в этот оазис спокойствия и отдыха. Я расслабляюсь, забыв об окружающей меня реальности.

Вспомнить о ней мне приходится в Запоржье.

Я приехал туда, чтобы купить билеты на обратный путь и вернуться в Питер. Оказывается, это не так просто, как я думал. Привокзальная площадь полна народу. Это очередь в кассу. Кажется, вся Украина решила отправиться в Россию. Судя по разговорам, это действительно так. Никто не может толком объяснить, что случилось, слухи ходят самые невероятные. Но все сводится к тому, что надо срочно ехать в Россию и что-то делать. Понять ничего не возможно, но большая часть слухов вращается вокруг денег: старых и новых банкнот. Вот что значит в наше время оторваться от цивилизации: пока я отдыхал, мир в корне изменился, и никто не может толком объяснить, в чем дело.

В очереди провожу больше суток. Коротаю время тем, что вступаю в переговоры с менялами, курсирующими вдоль очереди, меняю карбованцы на рубли, новые рубли на старые, рубли на доллары и обратно. В результате, как ни странно, оказываюсь с теми же деньгами, что и в начале. Заодно узнаю некоторые подробности. Центробанк России внезапно отменил старые банкноты, которые еще с портретом Ленина, и велел обменять их на новые. Причем сделать это можно только в России. Как же быть украинцам, которые вкладывали в рубли свои сбережения? Понятное дело, покупать доллары, как все нормальные люди. Но это потом, а что делать сейчас с этими дурацкими старыми банкнотами?

Впрочем, все это тоже может оказаться слухами.

Наконец мне удается купить билет, правда, только до Москвы.

Поезд переполнен. В купе, рассчитанном на четверых, едут восемь человек. Спим по очереди. В промежутках развлекаемся тем, что придумываем разные казни для председателя ЦБ России Геращенко. Да, не поздоровилось бы ему, окажись он в этом поезде.

Первое, что вижу в столице — огромная очередь в сберкассу. Выясняется, что менять деньги можно только гражданам России. Интересная идея, такое надо патентовать. Представляю, что бы случилось, если б американцам вздумалось так пошутить со своими долларами. Впрочем, им, наверное, не хватило бы воображения.

Отстояв пару часов, меняю деньги себе и одному украинцу, с которым я познакомился в поезде.

После покупаю бутылку колы и иду гулять по Москве.

Останавливаюсь у здания Верховного Совета и смотрю на него. Холодный белый небоскреб. Как далеко от меня все то, что происходит за этими стенами. Ко мне подходит милиционер и говорит, что здесь стоять нельзя. "Ну что же, если сюда снова придут танки, то защищать этот дом будет некому".

Несколько месяцев спустя я смотрел как танки обстреливают здание ВС и надеялся, что это не я накаркал. Я-то, на самом деле, никому не желал зла. Даже Геращенко.