|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Весь день прошел будто на иголка. Я трусливо сидела в хате, не решаясь высунуть носа на улицу, только то и дело, возвращалась к крохотному слюдяному оконцу у двери, до рези в глазах высматривая своего убийцу. Заперла дверь на все имеющиеся запоры, но все одно вздрагивала от каждого неясного шороха. Призирала себя за трусость, но ничего не могла поделать. А день, наполненный тревожным ожиданием погибели, тянулся мучительно долго...
Я пробовала есть, но кусок не лез в горло. Пробовала читать, но буквы не желали складываться в слова, потому как мысли раз за разом возвращались к проворному ловчему, неизвестно как забредшему в этот захудалый край. Чтобы хоть чем-то занять себя до вечера, принялась растирать высушенные загодя корешки в глиняной ступке. Однообразные механические движения немного успокоили нервный мандраж, позволив подумать о дальнейших действиях.
Два пути отхода заготовлены мной давно, отрепетированы и отлажены до автоматизма. Вот только воспользоваться ими я смогу не ранее завтрашнего утра... Какое неудачное время выбрал ловчий для своего появления! Похоже я чем-то всерьез прогневила Звездных Дев... Однако думать о плохом я не стану, иначе попросту сойду с ума от страха, ожидая появления своего палача. Подумаю лучше о том, что делать после побега, будто бы он уже удался. Куда мне пойти? Допустим, мне удастся пережить эту ночь плача, так ведь спустя седмицу нагонит другая. И если мне негде будет укрыться, участь моя будет менее завидной, чем при встрече с ловчим. И это не считая шесть обычных ночей, которые мне тоже придется провести под открытым небом. Зверье ко мне подойти не рискнет, а вот люди... Люди таких как я жалуют не особо. В голове снова заворочалась трусливая мыслишка: "А что, если смириться? Сдаться?" Глаза сейчас же наполнились злыми слезами отчаяния. Ни за что и никогда! Лучше уж добровольно брошусь под взведенную гротху ловчего, чем это!
Светило пребывало в зените, когда мой обострившийся слух уловил снаружи странные звуки. Какая-то вялая, тихая возня, будто бы кто-то мягко крадется по старой, скрипучей лестнице... Кровь моя мгновенно заледенела от ужаса, а руки предательски затряслись. Измученное ожиданием сердце пустилось в пляс, ноги же напротив, словно вросли в пол. Вот кажется и все... Вот и конец тебе, трусливая травница.
— Помогите...прошу...помогите...
Ступка раскололась пополам от излишне сильного нажатия, истертый в порошок болотный корень высыпался на столешницу. Спохватившись, я дернулась, поймав осколок посудины у самого пола, не позволив черепку звякнуть о доски.
— Помогите...
Пресветлые Звездные Девы! Чей это измученный сиплый голос молит меня о помощи?! Я не узнаю в нем ни одного жителя крохотной деревни, а ведь я знаю там всех. Но не может он принадлежать и ловчему, угодившему в звероловную яму: слишком тонок и жалок для воина. Скорей это голос в край выбившегося из сил ребенка, но никак не мужчины, даже будь он очень серьезно ранен.
В волнении заломив руки, я порывисто поднялась. Не знаю, чем я так напакостила Девам, но отсиживаться за запертой дверью, когда кто-то плачет от усталости на моем пороге, я не могу. Быть может это морок, насланный ловчим, чтобы глупая доверчивая травница собственноручно отворила ему дверь. Но игнорировать горькие всхлипы я попросту не умела. Здравый смысл диктовал забиться в угол и ни за что не подходить к слюдяному оконцу, а жалостливая женская душонка толкала вперед. Воображение рисовало автопортрет глупой травницы, прошитой насквозь заклятием света, но ноги все равно несли вперед. Каждый задыхающийся всхлип за дверью отдавался болью в груди, щепетильная совесть гнала выглянуть наружу, во что бы то ни стало.
Согнувшись пополам, я на цыпочках подкралась к перекосившейся после весеннего паводка двери и, зажмурившись, медленно сосчитала до трех. Что ж, люди говорят: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать". Если тихий детский плач на пороге действительно приманка ловчего, то я умру. Однако, если палач вычислил меня, то я все одно умру, даже если не выгляну сейчас в окно и не открою дверь. Просто умру немногим попозже. По сути, какая разница: сейчас или мигом после? А так хоть совесть перед смертью успокою, человеком умру, а не трясущейся от ужаса тварью.
— Умоляю... — едва слышно прошелестело на улице, и я решилась. На долю мгновенья высунула встрепанную макушку и тут же юркнула обратно за не струганные доски. То ли женщина, то ли очень худой, перепачканный грязью и кровью подросток — вот кто пытался вползти на карачках в мой дом. Хаты в этой местности строили на высоких сваях, потому как по весне Уна разливалась очень широко. От того и порог мой насчитывал аж целых двадцать ступеней. Бедняга не осилил этот путь, на середине лестницы силы покинули его. Все, что ему оставалось — это тихо плакать в надежде, что кто-то услышит и поможет. И ведь кто-то действительно услышал! Только вместо того, чтобы выйти и помочь, сидит и трясется за дверью как трусливая мышь. Как давно ты растеряла остатки мужества, Карания? Когда успела превратиться в мелкое, жалкое насекомое?! Передернувшись от чувства презрения к самой себе, гадливо отерла вспотевшие ладони о мятую юбку и распрямила спину. За три года спокойной жизни в роли деревенской травницы я, оказывается, научилась бояться смерти. Но видимо пришло время вновь глядеть ей в лицо, а делать это нужно с поднятой головой.
Сбросив крючок с петли, я отодвинула тяжелый запор. Оглядев видимые окрестности, и не обнаружив ничего подозрительного, мягко сбежала по потемневшим от времени и постоянной сырости ступеням. Осторожно прикоснувшись к плечу всхлипывающего существа, тихонько шепнула:
— Вставай, идем.
Гость вздрогнул под моей рукой и поднял облепленную грязью и мусором голову. Встретившись с широко раскрытыми от страха глазами на детском лице, я забыла, как дышать. Передо мной лежала девочка лет четырнадцати от роду, на всю щеку у которой цвела сизая ссадина. Но вовсе не это поразило меня, а ее снежно белые, практически лишенные пигмента глаза. Никогда я еще не видела таких глаз. Здесь, в Амре, люди в большинстве своем кареглазы. Реже встречаются и смески с иными оттенками. Но когда-то давно, еще в прошлой жизни, я слышала про небольшое закрытое царство в северных горах. Они ревностно оберегают свои границы и даже с купцами общаются в специально отведенных местах за пределами страны. Собственно они то и рассказывали нам с отцом про странных людей с белыми, будто нетронутый первый снег, глазами. Царство то зовется Тандаш, а находится очень, очень, очень далеко отсюда...
— Вы поможете..? — с невероятной надеждой воззрились на меня невероятные глаза девочки. Я встрепенулась, стряхивая наваждение: плохое время мечтать о дальних странах.
— Помогу, но тебе придется встать, — ответила гостье, оглядываясь по сторонам.
— Я очень устала, — простонала девочка, и по мокрым щекам ее вновь заструились слезы.
— Значит, попробуем вместе.
Обхватив девочку поперек туловища, вздернула ее на ноги. Это не составило труда, ведь она была не просто худа, а сильно истощена. Бедняжка резко вскрикнула, но на ноги все ж таки встала, вцепившись в меня обеими руками для равновесия. От девочки пахло кровью, а потому, приноровившись к ее нетвердым шагам, я, не переставая, вертела головой. Кто бы ни ранил гостью с севера, он может быть поблизости.
Миновав порог своего скудного жилища, я бережно помогла девочке опуститься на лежанку и поторопилась запереть засовы на входной двери. А северянка же беззвучно плакала, спрятав лицо в грязных ладонях.
— Не реви, — бросила я, доставая из сундука снадобья. — Здесь ты в относительной безопасности.
— Ненадолго, — обреченно всхлипнула девочка. — Они найдут меня снова, найдут и заберут с собой. А Вас убьют, как убили всех, кто пытался помочь...
— За тобой гонятся? Кто? — спросила я, помогая девочке освободиться от грязного плаща явно не ее размера.
— Те, что выкрали из дома, были похожи на людей, — ответила она. По щекам ее, не переставая, бежали слезы. — Их убили другие, назвавшие себя ловчими. А потом нас каждую ночь нагоняли песчаные твари... Ловчие сражались отчаянно, их становилось все меньше, все сложнее приходилось отбивать атаки. А этой ночью...
Гостья не сдержалась и вновь спрятала опухшее лицо в ладонях. Я как раз стянула с худого плеча изорванную, пропитанную кровью блузу из тончайшего мехрила и обнаружила четыре глубокие раны от острых когтей. Покачав головой, пододвинула ближе пузырек со жгучей настойкой, достала вываренные тряпицы.
— Будет больно, — чуть виновато сообщила своей пациентке. — Постарайся не кричать и расскажи мне подробней про эту ночь. Что с тобой случилось?
Опрокидывая пузырек на рану, я готовилась к стенаниям и проклятиям, но стойкая девочка лишь стиснула пальцами края блузы и зашипела сквозь зубы. Уважительно покивав, я принялась за обработку гораздо смелее.
— Этой ночью, — совладав с собой, начала северянка подрагивающим от боли тонким голосом, — со мной оставалось всего четверо ловчих. Один из них был серьезно ранен, обуза, а не подспорье остальным. Ближе к полуночи мужчины заняли круговую оборону. Они знали, что не справятся...
Девочка смолкла и затряслась от беззвучного плача.
— Ну-ну, перестань, — неловко погладила я бедняжку по спутанным волосам. — Ты жива, а значит, они справились.
— Но какой ценой! — горько выдохнула девочка, вскинув на меня опухшие от слез глаза. — Сколько еще людей должны погибнуть ради меня?! Стражи, ловчие, а теперь Вы...
— Меня раньше времени хоронить не стоит, — шутливо возмутилась я, стараясь не показать девочке свою тревогу. — Расскажи лучше, что было дальше, а я закончу перевязку.
— Они велели бежать, — понуро склонила голову уроженка северных гор. — Дождаться команды и бежать, не оглядываясь. Я ждала, на ногах оставался лишь один ловчий, а команды все не было. И я...я...
— Побежала, — помогла я закончить фразу, на что девочка снова горестно разрыдалась. Видно она испытывала нешуточное чувство вины за проявленную слабость, но я не могла ее за это осуждать. Да и ей себя корить не следовало.
— Этим ты спасла свою жизнь, — отметила я. — Ловчий погиб бы в любом случае. Но останься ты там, и смерть его стала бы напрасной. Он дал тебе шанс, и ты поступила правильно, воспользовавшись им.
— Но я не хочу, чтобы из-за меня умирали! — горько прошептала юная девушка.
Невесело хохотнув, я затянула узел на повязке:
— Мы многого не хотим, но судьба редко считается с нашими желаниями. Борись и живи в память о тех, кто умер для тебя. Живи и твори добро для других.
Кроме раны на плече, ссадины на лице и сбитых ног, других повреждений на девочке я не обнаружила. Смазав ушибы и ранки заживляющей травяной мазью, я помогла гостье выбраться из грязной одежды и напоила успокаивающим взваром. Если за нею и впрямь идут твари, то до ночи время на отдых у девочки есть. Твари не нападут, пока светит солнце. Спокойный сон ей сейчас просто необходим. У меня же вдруг мелькнула одна интересная мысль, при успешном воплощении которой выиграют все: и настрадавшаяся девочка, которую зачем-то выкрали из дома, и травница, живущая в бывшей лачужке лесника.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
