Московский Лес-1. День Ботаника. Глава 1

День первый

15 сентября 2054 г., среда.

I

Обойные гвоздики, крепящие холст к подрамнику, поддавались один за другим. Сергей подцеплял шляпки и поворотом ножа выдёргивал их из дерева. Хотелось бросить это занятие и выкроить чёртову мазню из рамы, оставив неровные кромки — и чтоб с запасом, с запасом!

Увы, заказчик требует, чтобы с картиной обращались бережно. Ещё бы, за такие-то деньги...

Про экспонаты Третьяковки в своё время ходило немало жутковатых баек. Картина "Утро стрелецкой казни" привела к тяжелой болезни дочери основателя собрания, а на портрет Марии Лопухиной девушкам не выданье нельзя смотреть подолгу — рассказывали, что отец изображённой на полотне девушки, мистик и магистр масонской ложи, заманил дух дочери в портрет.

Вот и об этом, прости господи, произведении искусства, болтали чёрт-те что...

Покончив с последним гвоздём, Сергей скатал картину и засунул в тубус. Его изготовили специально для этой вылазки — из толстой провощённой кожи, не пропускающей внутрь ни капли воды. Затянул ремешки, егерь мимолётно усмехнувшись: современные рюкзаки, эргономичные, из прочнейших материалов давным-давно сожрала плесень, а брезентовый, выгоревший до белизны "Ермак" оставался в полном порядке. Пришлось, правда, заменить пластиковые заглушки труб деревянными, но в остальном Лес пощадил ветерана советского туризма.

Удобный рюкзак для егеря — первое дело. Почти все коллеги Сергея предпочитали станковые рюкзаки и, не имея возможности раздобыть такой вот раритет, мастерили их сами — благо, раздобыть дюралевые трубки в Лесу не проблема.

Или, скажем, ботинки. Сергей, как и прочие лесовики, не доверял обуви, оставшейся от прежних времён или привезенной из-за МКАД. Слишком много в нитках синтетики, к которой Лес беспощаден. Проходишь в таких день-другой, а они расползутся по швам...

Можно, конечно, прошить обувку дратвой — кручёной конопляной нитью, пропитанной воском или дёгтем — но лучше заказать новые. Сапожников в Лесу хватает, тот же брат Паисий из Новодевичьего Скита. Сергей носил его башмаки третий год и горя не знал.

Залы постоянной экспозиции освещались через стеклянные крыши, и от неба над головой посетителей отделяли подвесные потолки, пропускающие в дневное время достаточно света. Но плёнка давно раскисла, с решётчатых переплётов крыш-фонарей свешивались толстые жгуты вездесущего проволочного вьюна и пожарной лозы. Зелень карабкалась по стенам, оплетала рамы картин, пружинила под подошвами сплошным ковром мха и лишайников. В одном из залов ствол граба — не слишком толстый, метра три в поперечнике — взломал пол и торчал посредине громадной корявой колонной. Из пролома тянуло трупным запахом и гнилью. Порченая растительность Чернолеса расползались по подвалам и коммуникациям за пределы Болотного острова. Грунт там издырявлен как швейцарский сыр, иные ходы прокопаны ещё в шестнадцатом веке.

Сергей обходил скрученные плети лиан-трупоедов, внимательно следя, за тем, чтобы не коснуться сторожевых волосков. Стоит задеть такой хотя бы рантом ботинка — окатит смрадным соком так, что одежду придётся выбрасывать.

Волоски чуяли животное тепло: ближайший жгут среагировал на его приближение и потянулся к добыче. Сергей взмахнул рогатиной, брызнула гнойно-белая жижа, дохнуло невыносимой вонью, и он опрометью бросился из зала, на бегу уклоняясь от конвульсивно задёргавшихся стеблей.

В вестибюле первого этажа почти не было света. Сплошная завеса проволочного вьюна закрывала окна, и даже та малая толика солнечных лучей света, пробивавшихся сквозь многоярусные кроны, сюда не попадала. Сергей пошарил в кармане и извлёк фонарик-жучок в форме обмылка, с алюминиевой скобой динамки. Фонарик был отцовский — тот таскал его по экспедициям со времён учёбы в Геологоразведочном институте.

Хорошо, что в СССР пятидесятых годов прошлого века не знали пластиков, обходились бакелитом и штампованной жестью...

Луч раритетного гаджета скользнул по заросшим стенам, по монументальным балкам потолка, с которых свешивались плети проволочного вьюна. Задержался на стойке справочной службы, нашарил арки, за которым располагался когда-то буфет. Сергей вздрогнул — в тускло-жёлтом конусе света мелькнула неясная тень.

Обычно чуйка предупреждала о близости обитателей Леса, неважно, людей или животных. Это было по-разному: порой он ощущал их присутствие, как лёгкое дуновение ветра; порой оно доставляло неудобство, досадное, но терпимое — вроде соринки, угодившей в глаз и не успевшей довести до исступления. А иногда близость чужака билась в черепной коробке лиловыми сполохами полицейской мигалки, и это было предупреждение: пора рвать из притороченного к рюкзаку чехла укороченную двустволку или брать наизготовку рогатину, ожидая броска тяжёлой, остро воняющей неутолённым голодом и злобой туши.

Но на тварей Чернолеса чуйка не реагировала — они сами предупреждали о своём появлении трескучей трелью, которая за долю секунды до прыжка переходила в пронзительное, как свист арбалетного болта, шипение.

Первый шипомордник бросился справа, из-за стойки. Сергей припал на колено, выставив упёртую в пол рогатину. Лезвие вошло между передними лапами твари, но она всё же сумела дотянуться до жертвы — один из украшающих верхнюю челюсть роговых шипов задел егерю щёку. Шипомордник конвульсивно изогнулся и ударил длинным хвостом, целя с захлёстом в затылок жертвы. Спас "Ермак" — удар пришёлся на торчащую над плечами раму. Сергей с натугой, словно фермер, поднимающий на вилах охапку сена, отбросил издыхающую гадину в сторону и едва успел высвободить оружие, чтобы встретить второго шипомордника. Удар обратным концом древка по вытянутой морде, тварь грохнулась на пол, перекатилась и замерла, припав на передние лапы. Сейчас она походила на щуку, заимевшую две пары конечностей. В глубоко утопленных зенках сверкнула лютая злоба, гребень вдоль спины угрожающе поднялся, демонстрируя треугольные шипы.

Если шипомордник припадает перед атакой на передние лапы и поджимает хвост — он будет прыгать. И не охотничьим прыжком, а свернувшись в "колобок", подставляя врагу спину, укрытую роговыми пластинами. Если рубануть по ним рогатиной — лезвие бессильно соскользнёт, и колючий шар весом в полсотни килограммов собьёт жертву с ног. И сразу с боков кинутся другие — рвать, терзать. Инстинкты охоты в стае у шипомордников развиты великолепно.

Сергей отскочил, вскинул ружьё. Сдвоенный выстрел прозвучал глухо — подушки мха и зелени на стенах и потолке съели почти весь звук. Шипомордник, получив в бок две порции свинцовой сечки, отлетел в угол. Сергей подскочил к нему и с размаху всадил рогатину между роговыми пластинами. Тварь издала пронзительное верещание и с треском развернулась, словно лопнувшая гусеница танка.

— Ну что, с-суки, взяли?

Троица уцелевших шипомордников разочарованно вереща, попятились в темноту арки. Вид у них стал какой-то заискивающий — мол, мы случайно сюда забрели, не трогай нас, добрый человек ...

Сергей знал, что больше они не нападут. Твари придерживаются раз и навсегда принятого охотничьего ритуала: сначала жертву испытывает на прочность вожак, если он терпит неудачу — за дело берётся "второй номер", главный конкурент за главенство над стаей. Остальные стоят в сторонке и почтительно наблюдают, готовые в любой момент присоединиться к забаве. Но если потерпит неудачу и второй — остатки стаи покинут поле боя. Дождутся, когда торжествующий победитель уберётся прочь, и займутся бывшими лидерами, внезапно оказавшимися в самом низу пищевой цепочки. А если те к тому моменту ещё дышат — ну так естественный отбор штука жестокая...

Следовало поторопиться: Петюня мог услышать стрельбу и запаниковать. Сергей нашарил фонарик, перезарядил ружьё, убрал в карман рюкзака стреляные гильзы и вышел во двор. Позади неуверенно верещали шипомордники.

II

— Поздновато прибыл, парень. — Виктор Иванович Кузьменков, секретарь приёмной комиссии Московского Университета, отложил бумаги визитёра. — Вступительные экзамены в августе, а сейчас уже конец сентября.

Гость замялся.

— К вам не так-то просто попасть...

— Не получил разрешение на въезд?

Молчание.

— В твоём паспорте нет отметок ни с КПП "Север", ни с Химок. — секретарь пролистал документ, будто рассчитывал обнаружить там что-то, пропущенное в прошлый раз.

— Значит, ты проник сюда нелегально. Не хочешь объяснить, как?

Обычно законопослушные граждане попадали в Лес либо по Ярославскому шоссе, либо по воде, каналом имени Москвы. На этих маршрутах Лесная Аллергия, охраняющая Лес лучше любых патрулей и колючей проволоки, давала гостям некоторое послабление, позволяя добраться до Северного Речного вокзала. А если повезёт — то и до Воробьёвых гор.

— Я заплатил одному типу, и он спрятал меня в машинном отделении буксира. На Речвокзале сошёл на берег и...

— Можешь не продолжать... — великодушно разрешил Кузьменков. — Ты договорился с речниками, и они доставили тебя сюда на лодке.

Парень кивнул.

— Так что, Жа?лнин Егор Семёнович...

— Жални?н.

— Что, прости?

— Правильно — Жални?н. Ударение на "И".

— На "И" так на "И". Значит, Егор Семёнович, нарушаем закон?

— Я не хотел, но...

Кузьменков небрежно бросил паспорт на стол и принялся барабанить пальцами по столешнице, демонстрируя, что ждёт продолжения.

— Я думал... вы же не отправите меня назад?

Секретарь едва не расхохотался — такой ужас прозвучал в этих словах. Ну что такое страшное ему грозит на "той стороне"? Штраф, пара недель исправительных работ — и то, в самом крайнем случае. Правда, к МКАД его больше не подпустят. А жаль, у парня неплохие задатки — раз уж он сумел добраться сюда самостоятельно, без проводников, работающих на университетскую администрацию.

— Принимал что-нибудь? Я о здешних, лесных средствах — супрастины и зодаки от Лесной Аллергии не помогают.

— На Речвокзале мне предлагали порошки, но я решил, что не стоит. К тому же я сделал анализы, и оказалось, что я практически не подвержен...

— Где делал, в медчасти?

— Там проводник собирал группу для отправки в Серебряный Бор — он и посоветовал. Сказал: лучше, если анализы сделает кто-нибудь из Леса, внешняя медицина ничего не понимает в здешних недугах.

— Так и есть. А что за проводник, не запомнил?

— Он из какой-то организации. Золотой... золотая...

— "Золотые Леса". — кивнул секретарь. — У них на Речвокзале свой лекарь. Впрочем, будь ты подвержен Лесной Аллергии в тяжёлой форме, сюда бы так легко не добрался. А от порошков отказался правильно — снадобья, которыми золотолесцы пичкают приезжих, формируют привязанность к Лесу. Их, конечно, сильнодействующими не назовёшь, но лиха беда начало.

Парень повеселел.

— Я так и подумал: если доберусь до вас без проблем — значит, имеет смысл поступать. А иначе, что за жизнь в четырёх стенах?

— Ну-ну, юноша, не стоит перегибать палку... — в голосе Кузьменкова обозначился укор. — Большинство наших студентов, да и сотрудников тоже, не могут отойти от ГЗ дальше, чем на полсотни шагов. И ничего — работают, живут и не жалуются. У нас здесь, знаешь ли, очень интересная жизнь...

— Я читал... — кивнул абитуриент. — И мечтаю заняться изучением Московского Леса. Я даже подавал в Новосибирске, на грант ЮНЕСКО, но мне ответили, что заявка будет рассмотрена не раньше, чем через три года. А я не могу ждать так долго!

— Не терпится осчастливить человечество эпохальным открытием? — усмехнулся секретарь. — Я прочитал твоё резюме. Бакалавриат НГУ, физический факультет — это серьёзно. Не изложишь вкратце, чем бы ты хотел заниматься?

— Да чем угодно! — немедленно воодушевился абитуриент. — Для физика здесь непаханое поле. Чего стоит одно влияние Леса на полупроводники!

— Да, это наша беда... — вздохнул Кузьменков. — Аппаратура выходит из строя сразу, стоит пересечь МКАД. Из-за этого над Лесом невозможно летать — ниже пятнадцати километров сдыхает вся электроника. А что творится с аккумуляторами? Даже самые современные, литий-серные и литий-титанатные, разряжаются в считанные минуты и уже никуда не годятся!

— А космическая и аэрофотосъёмка? — подхватил абитуриент. — В любых диапазонах Лес выглядит как размытое пятно, и никак эти изображения не улучшить. Не говоря уж, о непрохождении радиоволн во всех диапазонах!

Чувствовалось, что он оседлал любимого конька.

— Достаточно, юноша. — Кузьменков старался говорить сухо, хотя ему не хотелось прерывать паренька. Нечасто встретишь таких ребят, исполненных наивного, почти детского энтузиазма.

— Как ты проник в Лес, нас не интересует. На территории Университета действует особый правовой режим, установленный спецкомитетом ЮНЕСКО. Учитывая твой стаж в бакалавриате, мы можем тебя зачислить. К учёбе приступишь со второго семестра, но придётся досдать кое-какие предметы — химию, биологию... А ещё — нормативы по физподготовке и медосмотр, это обязательное условие. Надеюсь, со здоровьем проблем нет?

— Никаких! — весело ответил парень. — Я много занимался спортом, ходил в турпоходы по тайге. Даже скалолазание освоил — ездил на соревнования в Красноярск от нашей университетской секции.

— "Столбы"? — улыбнулся секретарь. — Как же, как же: "Китайская стена", "Внучка", "Дымоход"...

— Вы тоже столбист?

— Баловался, ещё студентом.

Кузьменков ещё раз заглянул в паспорт. Открытое лицо, короткая стрижка, глаза серые. Высокий, широкоплечий — такие нравятся девушкам. К тому же, спортсмен.

— Что ж, значит, в этом плане сложностей не предвидится. До начала второго семестра три месяца. Жить будешь в общежитии. Плата невысокая, к тому же в неё включено двухразовое питание. Когда тебя зачислят, всё это будет бесплатно.

Абитуриент — теперь уже официально! — замялся.

— Боюсь, денег мне надолго не хватит...

Но секретарь его не слушал. Он заполнил бланк и пододвинул его собеседнику, добавив пухлую брошюрку с университетской высоткой на обложке.

— Отдашь коменданту общежития. Это в корпусе "Д" — спросишь, покажут. В буклете сведения о порядках на территории МГУ, а так же о некоторых важным моментах — например, что делать в случае острого приступа эЛ-А.

— ЭЛ-А — это Лесная Аллергия, да? Но я же не подвержен...

— Ты-то может, и нет. А если приступ случится с другим, и надо будет оказать первую помощь? Анафилактический шок, к твоему сведению, приводит к летальному исходу в двадцати случаях из ста. А если вовремя не помочь — то в восьмидесяти. Да и насчёт себя не спеши зарекаться: порой эЛ-А проявляется спустя недели и даже месяцы.

Молодой человек кивнул. Энтузиазма на его лице несколько поубавилось.

— Расписание экзаменов получишь в секретариате. И вот ещё что...

Секретарь черкнул несколько слов на обороте карточки с надписью "Кузьменков Виктор Иванович, кандидат биологических наук".

— Поднимись на двенадцатый этаж, на кафедру ксеноботаники. Спросишь лабораторию экспериментальной микологии, им нужны лаборанты. Завлаба зовут Яков Израилевич. Если он тебя возьмёт — сможешь работать и готовиться к экзаменам. А хорошо себя зарекомендуешь — замолвит словечко перед комиссией. Имей в виду, мы тут живём не по неделям, а по декадам — придётся привыкать.