Конец доблести

Конец доблести

Это должен был быть великий поединок. Поединок навечно оставшийся в песнях, описанный в рукописях и запечатленный во мраморе. Поединок, о котором деды рассказывали бы своим внукам, а те в свою очередь, состарившись, своим. Поединок, молва бы о котором жила бы вечно. Поединок, в котором выживает лишь один, но имена обоих остаются в истории. Он должен был быть именно таким, но...

Черный барон Тагур стоял на опушке леса и ждал. Его волшебные доспехи, выкованные, как говорят, из самой тьмы, чернели, жадно поглощая падающий на них свет и превращая его в темную ману, из которой барон потом мог плести свои убийственные заклятия. Барон стоял как скала, не обращая внимания на шевеление и сдавленный шум, раздающийся из-за кустов невдалеке.

За ближайшим из них спрятался художник, спешно набрасывающий углем портрет барона. Чуть далее укрывался летописец, заранее заготовивший лист пергамента, перо и чернила. Слева от него сидел бродячий менестрель, рассчитывающий сделать на балладе, посвященной этому великому бою имя и немного денег. Ну а далее, толкаясь и шикая друг на друга, хоронилось множество простых зевак.

И тут из леса плавно не столько вышел, сколько выплыл белый эльф Ирундил. Свитые в тугие силовые поля и заготовленные загодя заклинания светлой магии так и искрились вокруг него.

— Я вижу, — гордо заявил он голосом звучащим как звон древнего серебра, — Ты, порождение тьмы, не отступил и все-таки посмел явиться сюда.

— Не тебе, жалкий лесной червяк указывать мне, что делать. Гномы будут и дальше рубить этот лес и любой, кто посмеет помешать им — умрет, — пробасил барон.

— Ты смеешь угрожать мне, порождение тьмы?! Тебе никогда не одолеть того, кто в своей крови несет печать света! — заявил Ирундил, вытаскивая из ножен свой знаменитый меч — "Рассекающий тьму".

— Тьма это отсутствие света и потому она изначальна и свет не может ей противостоять! — прорычал черный барон, — Все вышло из тьмы и рано или поздно уйдет в нее. Сегодня уйдешь ты! — барон поднял свой не менее знаменитый боевой топор — "Убивающий свет", — Или уйди с дороги или умри! — потребовал он.

— Ни за что! — выкрикнул Ирундил, — Даже если бы мне предложили два мешка столь необходимого нам эльфам серебра, я не разрешил бы никому рубить наш лес!

Барон на секунду замешкался и чуть опустил уже отведенный в сторону для удара топор.

— Серебра? — задумчиво переспросил он, — У меня его вообще-то полно. Гномы, когда уголь для меня рыли, наткнулись на жилу. Собственно лес им и нужен для крепежа в шахтах. А мне нужен уголь для моих кузен.

— Все равно я не возьму твое серебро! — гордо ответил эльф, — Даже три мешка за один кауль леса не прельстят нас!

— А четыре?

— Ну-у-у, — теперь уже задумался эльф, — Тут конечно нужно посоветоваться, но... В общем... А если твои гномы весь лес вырубят?! — огрызнулся он в конце концов.

— Дык у вас к лесу степь примыкает, — удивился черный барон, — Насадите там саженцев. С вашей магией новый лес поднять раз плюнуть.

— Легко сказать "насадите"! — буркнул эльф, — А степные орки?! Они и так наш лес рубят. И почище чем твои гномы!

— Лес, говоришь, рубят? — барон снял боевой шлем и почесал затылок, — Дык это ж прекрасно. А то из гномов те еще лесорубы. Пусть они для меня его рубят. За долю в прибыли. Ну и за участие в деле выделят вам место для новых саженцев.

— А они согласятся? — с сомнением в голосе спросил Ирундил.

— Да чтоб я сын тьмы и с орками не договорился! — воскликнул барон, — Ну что по рукам?

— По рукам, — вздохнув, подтвердил эльф.

Два великих воина пожали друг другу руки и разошлись по своим делам.

Художник в ярости истоптал заготовленный холст. Летописец в гневе зашвырнул чернильницу далеко в лес и изорвал пергамент. Менестрель, выкрикивая слова не присталые человеку искусства, разбил свою мандолину о ближайшее дерево. Толпа зевак, недовольно и разочарованно ворча, разбрелась по домам.

Это должен был быть великий поединок. Но он не произошел.

Так в срединный мир пришла экономика.

И все испортила.