|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Последняя лазейка для бедной глупой Йель, которая успеет опомниться и повернет обратно. Я знала, что никогда не воспользуюсь ей, но приняла этот прощальный дар с благодарностью. Хорвек отсыпал мне горсть золота из своего бездонного кошелька, на этот раз ни сказав ни слова о том, что оно принесет мне несчастье. То ли он поверил в то, что я стала чуть мудрее, то ли знал, что неприятности на мою голову свалятся еще до того, как я достану первую монету.
Мы расстались около ничем не примечательной безымянной деревушки: я отправилась по дороге, ведущей на запад, а Хорвек, как и говорил, избрал путь на север. Моя тропа, кое-где отмеченная старыми высокими камнями с рунными узорами, вела к покатым серым склонам — там, как мне сказали, горы идут на убыль, а средь холмистой равнины течет спокойная река, берущая свое начало на тех самых пустошах, которые были мне знакомы.
Хорвеку досталась дорога куда опаснее — ему предстояло вновь взбираться к очередному горному перевалу, спрятанному так высоко в горах, что из долины его не увидать — вечный холодный туман скрывал те вершины, на которые указывали ему крестьяне взмахами усталых огрубевших рук. Впрочем, на лице Хорвека не отражались ни тревога, ни страх, и лишь во взглядах, обращенных на меня, я угадывала сожаление — или же желала там его увидеть?..
Я не оглядывалась, и не знала, оглядывался ли он. Вернее сказать, я трусливо сбежала, не желая продлять свои мучения ни на мгновение дольше. С этой частью истории Йель нужно было покончить.
Поначалу я не могла поверить, что осталась одна. Все так же я не чувствовала ни холода, ни голода, а голова горела от мыслей о Хорвеке: как он смотрел, что он говорил, где он сейчас и что чувствует... Его было так много в моем воображении, что ощутить его отсутствие в полную меру все еще не получалось. "Его нет со мной" — внезапно обрывался лихорадочный бег моих мыслей и сердцепропускало удар, словно почуяв опасность. Снова я вспоминала, терзалась, мысленно спорила, чтобы вернуться к тому же итогу: "Его нет со мной!". Не знаю, сколько раз я прошла по этому кругу, прежде чем разрыдалась так громко, что это больше походило на крик.
А дорога, пересекающая Песчаный дол чуть наискосок, все так же петляла от камня к камню, от селения к селению, и моя славная коротконогая лошадка, ненавидевшая от души горные дороги, сама по себе шла быстро и ровно. Места здесь были бедными и мирными — вряд ли кто-то сумел бы обогатиться разбойным промыслом в этих краях. Моей проницательности оказалось достаточно для того, чтобы сообразить: о пустошах жители Дола наслышаны неспроста. Должно быть, многие из них, оголодав за зиму, с наступлением теплой поры отправлялись этим же путем к Сольгеровому полю ровно за тем же, зачем туда шел мастер Глаас. Родные же места для них оставались эдаким убежищем, где грешно вспоминать о летнем лихом промысле.
Так и вышло, что долину я миновала безо всяких приключений, полностью погрузившись в тяжкие мысли и воспоминания, от которых грудь изнутри жег огонь, который и не затухал, и не обращал сердце в пепел — а мне порой хотелось, чтобы оно выгорело изнутри, как у Хорвека... И снова я думала о нем, только о нем одном!..
Пологие горы у восточной оконечности долины незаметно превратились в холмы, кое-где уже покрывавшиеся первой зеленью. Здесь дышалось отчего-то легче, чем в Песчаном Долу — быть может, я устала от гор, нависающих над моей головой, закрывающих солнце и небо. И деревья здесь походили на деревья, а не на уродливых карликов, цепляющихся за камни.
Вновь перед копытами моей лошади заплясали маленькие вихри — духи равнины были куда приветливее, чем их горные собратья, забрасывавшие наш с Хорвеком костер мелкими камешками.
Я научилась чувствовать настроение невидимых созданий: нет, они не отличались добротой, однако им было любопытно поглазеть на человека, который умеет читать их знаки и не боится откликаться на зов. Люди давно уж разучились соседствовать с духами, но Хорвек, быть может, сам того не желая, научил меня видеть то, что скрыто от других. Это не походило на чтение мыслей — я не разбирала никаких слов, да и вовсе не слышала речи, хоть сколько-нибудь похожей на человеческую — но знала: к духам малых и больших ручьев, трав и деревьев, дорожной пыли и старых камней вернулась сила, переполнившая их радостью и жаждой жизни. Мир переменился, старые времена перестали казаться им блеклым сновидением, почти стершимся воспоминанием, и они с восторженным удивлением передавали друг другу вести: лучи солнца, соки земли и порывы ветра исполнены магией, как прежде. Волшебство вернулось в мир людей, глупых созданий, не умеющих толком им пользоваться!..
Кем была я в их глазах?.. Как мне казалось — высшие создания забавлялись над моей открытостью и отвагой. Бывает так, что детеныши лесных зверей, еще не знающие страха, подходят к людям и позволяют себя коснуться. Даже самые черствые сердца смягчаются при виде беззащитных и доверчивых существ, и самая грубая ладонь порой тянется, чтобы погладить мягкую шерстку. Человеческий век и человеческий разум были для духов ровно тем же, что для человека — жизнь жалкой полевки, отчего бы им не забавляться с нами так же, как мы забавляемся с прирученными животными?
Однажды, остановившись на ночлег в безлюдной лощине, я вновь вспомнила Хорвека и плакала, пока не уснула, завернувшись в плащ перед догорающим костром. Перед самым рассветом я проснулась от того, что кто-то гладит меня по волосам.
-Человек... Человек... — приговаривал нараспев странный голос, и я вспомнила, как трудно давалась речь господину Казиро, хранителю таммельнского замка. "Не поворачивайся!" — сказала я сама себе. Настоящего испуга я не ощущала, но знала, что смотреть на ночного гостя нельзя, равно как и заговаривать с ним.
Неведомое существо продолжало перебирать мои волосы, то напевая, то издавая сочувственные звуки, похожие на щебет птиц. Перед моими приоткрытыми глазами мелькали длинные когтистые пальцы — каждый коготь словно выточен из янтаря! — но я продолжала притворяться, будто крепко сплю. Милость духов следовало принимать учтиво и покорно.
Когда красное рассветное солнце показалось между ветвями деревьев, касания стали все легче и незаметнее, а затем и вовсе превратились в простой ветерок. Ни единого следа не отпечаталось в золе костра, но я знала, что мне не почудилось. Некое создание сжалилось надо мной и всю ночь утешало, как могло — не удивительно ли?.. Мой сон оберегали, хранили в пути от опасностей и сочувствовали бедам, пусть даже и не понимая, отчего плачет глупое смертное существо и куда направляется. Остерегаться отныне мне следовало только людей — мир нелюдей изучил Йель, принюхался и ощупал, а затем позволил ей стать своей частью.
Я не была настолько глупа, чтобы не понимать: у этой монеты есть оборотная сторона, и на ней отчеканен знак, делающий меня чужой в привычном мне мире смертных. Колдуньи из меня не вышло, и сил не прибавилось, однако люди, отмеченные милостью духов, никогда не смогут жить прежней обычной жизнью. Метка иного народца невидима, но чуют ее даже сущие болваны, пусть даже объяснить свой страх не могут.
Что ж, оставалось утешаться тем, что мир людей и без того относился к рыжей Йель не слишком-то доброжелательно — немногое же я потеряла!..
Холмистую равнину, согреваемую лучами почти весеннего солнца, называли Подгорным Краем, а здешнее королевство именовалось Кардуэлом. Восточные пределы равнины, оставшиеся за моей спиной, очерчивались зубчатой синеватой полосой, и я часто оглядывалась на нее, не в силах отогнать мысли о Хорвеке. Где-то там, далеко в горах, он подгонял своего коня, торопясь до наступления сумерек найти безопасное место для ночлега, укрыться от непогоды и горной нечисти. Я же могла не спешить: Подгорный Край был местом обжитым — за каждой рощей пряталась деревушка, где можно было попроситься на ночлег и разжиться съестными припасами. Дороги и тропы никогда не бывали безлюдны — взобравшись на холм, я хорошо видела, кого повстречаю на своем пути, и оттого жизнь казалась чуть более простой и ясной. Словно игрушки в руках невидимого кукловода двигались далеко внизу крестьянские повозки, детишки с вязанками хвороста, пешие путешественники в выцветших плащах и всадники — в плащах побогаче. Кто-то направлялся мне навстречу, а кого-то я нагоняла, с трудом пустив свою лошадь вскачь. Все дороги здесь вели к реке, и вскоре я выяснила, что путь мой лежит к городку Эли, где, как мне рассказали, можно уплыть на речном корабле хоть вверх по течению, хоть вниз.
В Подгорном Крае люди знали об окружающем мире куда больше, чем в уединенных горных долинах. Река Ахлоу была известным торговым путем, проходившим по землям сразу нескольких королевств, и прежде чем достигнуть моря, успевала принять в себя сточные воды двух столиц — об этом мне с гордостью рассказали нищие, просившие милостыню у самого большого храма Эли.
-Лаэгрия, — произнесла я, глядя на них с надеждой. — Вы слыхали о таком королевстве?
-Отчего же не слыхать, — ответил мне старичок, непрерывно чешущий свою бороденку. — Богатые земли к западу от пустошей. Проклятые земли. Не стоит тебе туда ехать.
-Это еще почему? — с настороженностью спросила я, суеверно видевшая в каждом слове дурное предзнаменование.
-А потому, что там творится всякая чертовщина, — нищий рассуждал так важно, точно сами боги поручили ему выносить приговоры чужедальним королевствам. — Виданное ли дело — воевать с демонами в наши-то времена?! Разве не слыхала ты, что на них напали целые полчища чудищ, которые выбрались не иначе как из преисподней? Верный знак того, что в тех краях живут одни нечестивцы и безбожники!
-Так разве в этом вина королевства? — рассуждения старика показались мне весьма обидными для Лаэгрии. — И зачем порочить его жителей эдакими измышлениями? Никто в здравом уме не призывает на свои головы смерть и беду!
-Оно-то так, — для виду согласился нищий, но по лицу его было видно, что мнения своего он не сменит. — Однако в благословенном нашем Кардуэле такого не случалось, равно как и в Хоке, добром соседе Подгорного Края, что ниже по течению. И я скажу так, что в королевствах, где каждый достойный мещанин жертвует в храмы к каждому празднику не менее полукроны, бесам делать нечего. Спроси любого, благочестивы ли кардуэльцы, и тебе ответят, что в этом деле сравнятся с ними разве что славные хокцы! Оттого-то в этих краях не видали ни духа, ни призрака уж лет сто!
Усомниться в исключительных добродетелях местных жителей вслух я не посмела, но с некоторым злорадством подумала, что вскоре гордиться им будет нечем: каждый заброшенный колодец окажется набит нечистью под завязку, не говоря уже про подпола, погреба и склепы. Нищий тем временем смотрел на меня все с большим подозрением, а затем осведомился, из каких краев я родом.
-Из Хока, да пребудет с ним милость богов, — ответила я, не моргнув глазом, и направилась к речному порту, путь к которому легко было угадать благодаря парусам, белеющим над крышами приземистых домов.
Там я свела знакомство с громогласной капитаншей Сэмс, которая с гордостью прохаживалась около своей плоскодонной посудины, и узнала от нее, что путь в Лаэгрию чуть проще, чем мне казалось до сей поры.
-Зачем тебе, девица, забираться к черту в зубы? — грохотала она, подбоченясь. — Гаже пустошей места и не придумать, я к ним и приближаться-то не желаю, поворачиваю у Жабьего брода. Ежели тебе нужна Лаэгрия, то плыви со мной до Дымных земель, а там сходи на берег и езжай на запад, к самой лаэгрийской столице. Оттуда уж направишься куда твоей душе угодно — хоть в Таммельн, хоть в Брукот. Кто тебе сказал, что через Сольгерово Поле дорога ближе? Это порядочный крюк!
Я молчала, не желая показывать, насколько плохо знаю географию. И в самом деле, к пустошам я направлялась лишь потому, что мне было знакомо их название. Разумный Хорвек наверняка бы начертил в пыли подробнейшую карту, чтобы растолковать мне, как соотносятся пределы Хока, Кардуэла и Лаэгрии, но теперь мне приходилось поверить на слово госпоже Сэмс.
Столица Лаэгрии! Я вспомнила, как мы с дядюшкой собирались отправиться в Лирмусс после того, как окончится таммельнская ярмарка, и вздохнула. До чего же простой и безбедной казалась мне прошлая жизнь!..
-...Но клячу твою я на борту не потерплю, — говорила между тем госпожа Сэмс. — У меня не королевский фрегат, чтоб перевозить на нем лошадей! "Милькузина" — славная речная лодка, лучшая на весь Ахлоу, и возит она только коз, не более того. Одну козу за раз, с этим строго. Я всем говорю — дама я добрая, однако ежели одна коза уже в лодке, вторую не возьму, хоть на коленях просите!..
Из этой речи можно было составить ясное представление о "Милькузине" — речном суденышке, более всего похожем на гигантское корыто, вроде тех, в которых стирают исподнее прачки. Вся его дощатая палуба была завалена пожитками крестьян, везущих из Эли добро, которого не водилось в приречных деревушках. Имелась и та самая коза, истошно блеявшая над водой. Ей вторили перепуганные куры, хлопающие крыльями в своих деревянных хлипких клетках, поставленных одна на другую. Сами путешественники сидели верхом на своих торбах и мешках, и болтали без умолку, пересказывая друг другу волнительные впечатления от поездки в город. Помощники госпожи Сэмс с громкой руганью чинили парус, не желавший подыматься как ему положено.
Шустрые перекупщики, невесть откуда прознав про мой разговор с капитаншей, уже вертелись неподалеку, поглядывая на мою лошадку, которой я так и не дала имя.
"Что ж, — подумала я. — Быть может, одному господину демону и показалось бы, что болтаться в этом корыте-курятнике, да еще и за компанию с козой — недостойно тех, кто желает победить великую чародейку... Но мне-то с чего нос воротить?..". Путешествовать верхом мне порядком надоело, а речных пиратов, как уверила меня госпожа Сэмс, здесь давно уж в глаза не видали. Должно быть, бедняги померли от тоски, в очередной раз завидев набитую курами и козами лодку — таково было мое мнение.
Итак, я продала за бесценок лошадь, пожелав ей никогда более не видеть гор, и оплатила свое право сидеть на палубе "Милькузины", готовящейся идти вверх по течению.
Судьба, видимо, решила показать мне, что без Хорвека я не представляю собой ничего особенного. Вновь я очутилась среди тех, кто мог бы счесть меня ровней, и путешествовала так, как полагалось мне по праву рождения: между клетками с домашней птицей и выводком крестьянских детишек, которые никак не могли разделить по справедливости между собой склеившиеся леденцы.
Их родители без устали болтали обо всем, что приходило им на ум. Погода вчерашняя и сегодняшняя, именины и похороны, цены на зерно и подати на скотину — сдается мне, лодка могла доплыть до самого края света, прежде чем им наскучит обсуждать свое житье-бытье, которое наверняка показалось бы смертельно унылым кому-нибудь вроде Хорвека. Время от времени они устраивали перебранку с подчиненными капитанши Сэмс — когда те безо всяких церемоний топтались по их пожиткам или толкались, перетягивая какие-то канаты по палубе.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
