Маруся. Попасть - не напасть

Глава 1.

Вживание? Выживание?

Темнота.

Что со мной?

Где я?

Так, Маруся, сосредоточься, а то потом не соберут... что ты помнишь?

Что я помню?

Работу я помню. С которой и шла около девяти вечера. Почему так поздно?

А слово "сверхурочные" вам ни о чем не говорит? Мне вот говорит.

Как пелось Сверхурочные украдкой, твой карман слегка ласкают... не так? А все равно приятно. Работаю я в проектном бюро, и обратились к нам недавно заказчики от администрации.

То есть сначала эти долбидятлы обратились не к нам. Им продали проект.

Знаете, что такое использование проектной документации?

Стоит школа в Барнауле или там, на Чукотке. Берется ее проект и продается, типа, стройте такую же у себя.

А потом проводится адаптация.

Какой дятел им этот проект делал — не знаю. Точно знаю, что надо бы вырвать ему ноги из того места, коим думал оный птиц.

Разные климатические условия, разные дома, разные...

Вот, к примеру. Есть у меня знакомый проектировщик, работал в Казахстане, потом приехал к нам, в Иркутск. Разный климат?

Да, вы знаете...

Построил себе дом.

Три веранды, одна на втором этаже, две на первом... уже через месяц до товарища дошло, что он был решительно неправ. В Казахстане-то тепло. И зимой там сколько?

До минус тринадцати. ДО! А не после.

А в Иркутске?

До минус сорока. И поверьте, это даже не предел.

А еще снег... короче, полгода он тратит на то, чтобы обогреть два балкона и сколоть снег и лед с третьего, который сделан в виде террасы на втором этаже. Загорать там замечательно, да только не получается почему-то. Не тот климатический пояс?

Суть вы поняли?

Вот, этим умникам проект адаптировали. Да так, что ни одна инстанция его не пропустила. Администрация вы там, нет... вы понимаете, что ЭТО — непригодно? В принципе?

А деньги уплочены, а деньги федеральные, а своровано-то под это дело уже столько, что поневоле работать приходится... решили отщипнуть нам толику от сворованного.

Я возражать не стала.

Посижу с бумагами, не переломлюсь. Деньги мне нужны.

Зачем?

А, племянникам.

Да, так получилось. Девчонки, мотайте на ус, а нет усов, мотайте на нос!

Когда вы молодые и умные. Не надо! Вот не надо верить тому, что вам говорят женатые мужчины. И любить их до безумия не надо, и жить с ними по десять-пятнадцать лет любовницами ни к чему, и аборты от них делать не стоит. Что б вам там не пели соловьи. А то окажетесь в сорок лет одинокими, бездетными и нужными только племянникам. Брат и сестры (нас в семье четверо) мне уже семь племянников нарожали, и думаю, это не предел. А мне рожать и не светит...

Дура была?

Вот, кто умный, те моих глупостей и не повторяйте.

Топаю, значит, я вчера до дому, до хаты, а там компания пиво пила...

А потом и не помню.

Та-ак... а подумать?

А если подумать, теперь треснули меня сзади по башке, вот и результат.

Ладно. Жива, здорова, а денег в сумке все равно было рублей двести, что ли? На проезд хватит, ну на бутылку кефира. И все.

Пусть подавятся.

И сережки жалко... они у меня были хорошие, с изумрудами...

Уши хоть не порвали?

Пробую открыть глаза.

Хм?

Палата, да. Больничная, но какая-то странная. Вот как у нас выглядят больницы, все знают? Кто не знает — завидую... кафель, краска, жуткий запах, аура страдания и боли.

А здесь...

Это, безусловно, палата. Но какая-то странная.

Где вы видели в наших палатах мебель из натурального дерева? Явно дорогую и качественную?

Капельницы нет, телевизора нет, радио нет, выключателя нет... а почему светло?

Ага, вот и шарик на потолке. Типа, люстра. Выглядит, как присосавшийся к потолку клоп о четырех лапах... ладно, фиг с ним, с дизайном. Может, платная палата?

А кто за меня платить будет?

В семье я самая богатая, как это ни забавно. Квартира, гараж, дача, побрякушки... родственники зарабатывают намного меньше.

Ладно.

Так что у меня с ушами-то?

Касаюсь одного уха, второго... мать вашу!

А почему они не проколоты?

Смотрю на руки.

МАТЬ ВАШУ!!!

Это — НЕ МОИ руки!

Свои я хорошо знаю, крестьянки мы, не графини. Рука широкая, ладонь такая... для лопаты приспособленная. Ногти короткие, на мизинце шрам от ожога.

А эта рука не моя!

Пальцы длинные, ногти длинные, ладонь узкая... и она явно моложе.

Мозг отключается.

Плавно ухожу в глубокий обморок.

* * *

Когда я прихожу в себя второй раз, в палате суетится тетка лет сорока.

Полненькая, даже на вид уютная, с какой-то нашлепкой на полуседых волосах, одета в желтое, на груди нашита белая лилия.

Чем-то я себя выдаю, потому что она поворачивается и смотрит на меня.

— Княжна, вы очнулись?

Кто я?

Медленно опускаю веки.

Хоть княжна, хоть черт с рогами... что бы тут не происходило, первое правило умной женщины — молчать. Второе — слушать. Советую следовать им в любых обстоятельствах, и вы приобретете репутацию гениальной и загадочной дамы.

— Водички хотите?

Хочу ли я воды?

ДА!!!

Сиделка понимает все без слов, подходит, ловко приподнимает мою голову, подносит к губам поильник, вроде заварочного чайника.

Я не пью.

Я впитываю воду всей поверхностью тела. Выдыхаю...

— Благодарю.

Почему мне знаком этот язык?

Это не русский, я понимаю. Но я воспринимаю его родным, и спокойно говорю. И вот это — благодарю...

Когда его в нашем языке заменило спасибо?

Да в начале прошлого века, пришло с коммунистами, да так и осталось. Может, как альтернатива безбожию?

Черт его знает. У меня в семье вообще до сих пор говорят "дякую". Откуда пошло?

Но сейчас вот — благодарю. Спокойным и вежливым тоном, словно так и надо.

— Где я?

— В госпитале святой Елизаветы Мученицы.

Я медленно прикрыла глаза.

— Давно я здесь?

— Как шестого дня привезли вас, княжна, так и лежите без памяти...

— Что говорят...

А кто — говорит?

Врачи? Доктора? Кто тут вообще?

— Вас сам доктор Иванихин смотрел. Сказал, сильное магическое истощение, но ничего страшного, вы оправитесь и жить будете.

— Сильное магическое истощение?

Что это за диагноз такой? Откуда дровишки... здесь есть магия?

Открываю глаза. Сиделка явно мнется и жмется...

— Я... да...

— Не юли. Что доктор сказал?

— Что у вас могут быть проблемы впоследствии. С маноканалами.

Ничего не понимаю, но смотрю так, словно все правильно.

— Оставь меня пока. Иди...

Сиделка вылетает за дверь ракетой.

Я впадаю в задумчивость.

Итак, здесь есть магия — это первое.

Я — маг, или обладала силой, это второе.

Я — княжна. Это явно не от сохи девочка. Третье.

У меня проблемы с маноканалами — четвертое.

Теперь еще объясните мне, что все это значит, вообще будет замечательно. А то я ни фига не понимаю.

* * *

Дверь открывается и заходит симпатичный моложавый мужчина лет морока-сорока пяти.

— Доброе утро, ваша светлость.

— Доброе утро...?

Чуть-чуть выделяю в конце интонацию. Мы знакомы? Нет, вряд ли.

— Доктор Иванихин, Андрей Петрович, к вашим услугам, княжна.

— Простите, я себя не слишком хорошо чувствую, — решаю я взять коня за рога.

— Да, ваша светлость, вы тут уже шестой день. Вас привезли с серьезными травмами, магическим шоком, едва удалось вас вытащить.

И взгляд такой... вопросительный.

Друг мой, если вы думаете, что я сейчас начну исповедаться...

Да я бы и рада, но ни фига не помню. Вот беда-то...

Вот объясните мне, как вживаются другие попаданцы? Кто-то себе память реципиента прихватывает, кто-то сам по жизни умный, у кого-то травма... я даже про амнезию вякнуть пока не могу.

Мало ли что?

Это у нас могло бы прокатить, а здесь? Есть ли здесь вообще амнезия?

И как здесь от нее лечат? Феназепамом в попу? Электрошоком и ледяными ванными?

Спасибо, кушайте такое сами. Два раза.

— Верю, что вы сделали все возможное. И благодарю вас за спасение своей жизни.

— Давайте-ка, княжна, я кое-что еще проверю...

Проверка получилась странной.

Надо мной водили сначала руками, потом каким-то кругляшом, словно выточенным из кусочка янтаря, диаметром сантиметра два, потом ладони задержались над солнечным сплетением.

Меня бросило в жар, потом в озноб, доктор медленно кивнул.

— Средоточие цело. Но каналы практически разрушены.

Утешил, благодетель.

Закрываю глаза и делаю вид, что безумно устала, вот, щас помру от изнеможения. Это действует.

Доктор кивает своим мыслям и сваливает, а его место занимает сиделка.

Я отворачиваюсь к стене и проваливаюсь в сон.

Попаданчество там, западенчество, а силы восстанавливать надо. Точка.

* * *

Хорошо бы сказать, что на следующий день мне становится намного лучше, и я бодрым кенгуру скачу по палате.

Нет.

Ноги ватные, руки похожи на макаронины, а чтобы попить требуется столько усилий...

В итоге все, что я выпиваю, уходит в пот. Зато меня посещают родственники.

И КАК это обставлено! Таки если б вы видели!

Дверь палаты распахивается. И внутрь проходит сначала мой лечащий врач, спиной вперед. Я как раз не сплю и ради разнообразия не в обмороке, меня только что обтерли мокрым полотенцем и даже причесали волосы, а теперь я жду обеда.

Куриный бульон с сухариками.

Вкусный, кстати. Но мутить начинает уже после третьей ложки.

— Вот, ваша светлость.

Светлость...

Не то, чтобы мне эти титулы были интересны, но так, мне кажется, называли князей? Или герцогов? Или еще кого?

Нет, не помню.

Все равно не простых свиней свинья.

Кабан.

Именно это слово всплывает в голове при виде мужчины. Высокий, осанистый, и матерущий... другого слова не подберешь. Знаете, бывают такие могучие мужики, которым саблю, да коня, а еще можно соху и лошадь. И он спокойно телегу на плечи поднимет.

А вот с возрастом эта мышечная масса начинает замещаться творожной. Кто другой не заметил бы, но мне-то уже за сорок. Я эти вещи вижу.

Опыт не пропьешь, только балалайку.

А в остальном — хорош, зараза.

Седые волосы уложены рукой парикмахера, кажется, еще и напомажены, породистое лицо с тонкими чертами отмечено печатью неизбывной брезгливости, губы поджаты, серые глаза смотрят с прищуром.

Определенно, этот мир нуждается в его одобрении. Или хотя бы поощрении.

Костюм стоит столько, что если его продать, можно три дня всю Африку кормить, включая обезьян, ботинки отражают солнце даже в его отсутствие, а трость в руке...

Ёжь твою рожь!

Никогда!

Вот не считая калек, никогда не видела мужчину с тростью. И у него этот аксессуар смотрится более, чем органично.

Интересно, а шпага в ней есть?

Или свинец?

Приглядываюсь.

Нет, это ты, Маруся, дамских романов начиталась. Там с клинками в тростях бегают все, кому не лень. А этот мужик другого класса. Он своих врагов закапывает на полях финансовых сражений, не давая им шанса применить физическое воздействие.

— Говорите, разрушение каналов?

— Да, ваша светлость. Но мы вовремя начали лечение, и ваша дочь вполне может выздороветь и восстановиться.

— Хорошо. Оставьте нас.

От врача следует угодливый поклон, и дверь закрывается.

Интересно, будет ли он подслушивать?

Вряд ли.

Зачем ему чужие секреты, ему работа нужна и чтобы деньги заплатили. Я улыбаюсь краешком губ, и по какой-то причине это приводит к взрыву возмущения у моего... отца?

Таки да.

Отца — ца — ца — ца.

Детская песенка печально наигрывает в моей голове.

— Ты довольна своим поступком?

Ледяной тон, ледяные глаза, да и вопрос...

Как говорится, каждый вопрос содержит в себе кусочек ответа.

— Нет.

Левая бровь аристократа поднимается вверх. Ждет продолжения?

Ну-ну. Вот так я и продолжу, не зная о чем говорить. Может, я маникюром недовольна? Уточнять не будем.

Не дождавшись, аристократ форсирует события сам.

— Я тоже тобой недоволен. Своей глупостью ты расстроила помолвку, вызвала скандал, и мне стоило немалых усилий замять все. К счастью, Сергей Владимирович согласился с тем, что ты просто совершила глупость. Помолвка состоится, как только тебя выпишут из больницы. И если ты еще раз попробуешь что-то выкинуть — отправишься сюда же. Только в синий корпус.

Молчу.

Правила общения с заказчиками гласят:

— думай, прежде, чем ляпнуть.

— анализируй, что тебе сказали.

— не давай прямых обещаний.

Шеф это столько в нас вколачивал, что сейчас я автоматически опускаю веки, изображая усталость. Я бееееедная овечка.

Мозг в это время бешено работает.

Первое.

Меня тут хотели замуж выдать. Не меня, а княжну. Интересно, чем же так хорош этот Сергей Владимирович, что девчонка себя угробила?

Не иначе, средоточие всех видимых и невидимых достоинств.

Хотя... мне-то чего судить, я этого человека в глаза не видела. Но княжна явно считала иначе.

Это следует из слов ее отца.

Надо полагать, что перед приемом по случаю помолвки, или перед обменом клятвами, как там все это у них выглядит, не знаю, она что-то выкинула.

В результате разрушены маноканалы, сильно пострадало маноядро и врач не гарантирует, что вернет ей магию.

Мне-то и по фиг. Жила сорок с хвостиком лет без магии, и еще восемьдесят проживу. Если не буду по ночам таскаться, где не стоило.

И помолвка эта была выгодна ее отцу. Это сто процентов.

Иначе не бесился бы так.

Открываю глаза.

Меня сверлит злой взгляд.

Интересно, а что такое синий корпус? Хотя... по контексту можно догадаться.

— Передайте Сергею Владимировичу мои извинения за случившееся. И сообщите, что я была бы рада видеть его и лично заверить, что происшедшее было только... ээээ...

"Выканье" легко слетает с моего языка.

Видимо, так девчонка к князю и обращалась?

— Чем ЭТО было?

— Досадной случайностью, которой никто не ожидал, и менее всего я, — выкручиваюсь я.

И пойдите, скажите, где я соврала?

Серые глаза теплеют.

Так. Чуть-чуть. Был декабрьский мороз, стал ноябрьский понос.

А не расслабляйся, Маруся, не расслабляйся.

— Приятно видеть такое здравомыслие. Или это очередная уловка?

Ага, уловка.

Рыбалка, ёжь твою рожь!

— Я передам ему твои слова. Не думаю, что он найдет для тебя время, но тем лучше. Ты отвратительно выглядишь.

Спасибо вам на добром слове, папенька.

Опять опускаю ресницы. А что тут скажешь?

Спасибо, я знаю?

Извини, не знаю, как я выгляжу?

Эх, прав был шеф.

Молчание — не золото! Молчание — наше спасение.

Моему отцу быстро надоедает эта пантомима "уставшая овца". Он кивает своим мыслям.

— Домой тебя пока забирать нельзя. Ты здесь еще дней на десять, если выздоровление пойдет хорошо. Я надеюсь на твое благоразумие.

Открываю глаза и медленно, согласно прикрываю их вновь.

Не беспокойтесь, папаша, благоразумие меня никогда не подводило. Вот гормоны — да, а мозгов у меня всегда хватало.