Тот отрезок времени трудно вспомнить, хотя он увековечен в новостных лентах, его растащили на квантовые частицы вспышки фотокамер, от мобильных до профессиональных. В зале суда пахло магнием, заставляя думать: кто до сих пор использует магний для съемок. Сполохи наслаивались друг на друга, как сплошной световой шлейф, хвост кометы, овевающий раскаленное ядро из ужаса и злости.

По пятнам фото, траурным лентам видео и россыпи текста можно отследить, как нарастало и захватывало города и страны отчаяние. На ум приходит метафора: аппендицит, — сначала легкий спазм в животе, потом мучительная боль, набрякший отросток налился гноем, готов разорваться и залить отравой перитонита.

Аппендицит — простая операция. Жаль, морозянку не вылечить скальпелем и дренажем.

Пейзажные фото как ранние симптомы: безымянная база в пустыне Овайхи, до ближайшего населенного пункта несколько тысяч километров. Даже там их нашли журналисты, когда военные больше не могли скрывать правду: морозянка разорвалась холодным гноем гораздо раньше. На базе числилось двести человек, полторы сотни военных, остальные ученые. Руководители испытаний и авторы проекта — частная лаборатория; грант от государства, но юридически все на частной лаборатории "Zann Lab". Военные просто охраняли ученых, пока те создавали смерть в пробирках.

Журналисты спекулировали фактами, враньем, требовали импичмента президента. Виноватыми, конечно, оказались ученые. Никто не любит умных людей, верно?

Тогда все казалось дешевой сенсацией, вероятно, журналистам тоже. Ученые нередко проводят бесчеловечные эксперименты. Опыты по созданию биологического оружия.

Один короткий вопрос: "Что дальше?"

Фотографий сотни, тысячи, от репортажей ВВС до бесконечных перепостов на третьесортных "хайповых" сайтах. На тот момент их уже знал едва ли не каждый в мире, но любопытства все еще оставалось больше, чем ненависти.

Лорен и Кристина "Крис" Цанн, брат и сестра; близнецы — вернее, двойняшки. Если не приглядываться, они совершенно не похожи: Лорен высокий, крупный, из-за лишнего веса смотрится старше своих тридцати четырех, его сестра — невысокая, худая, коротко стриженная вечная девчонка, выглядит лет на девятнадцать. Если изучать изображения: очень похожи — резковатые черты лица, серые глаза. Одинаково не умеют улыбаться. Потом люди будут говорить: мол, сразу видно — чудовища в человеческом облике.

Они всегда держатся вместе; на фото Лорен вечно закрывает своей массивной фигурой сестру от журналистов. Он же обычно и отвечает, корректный и спокойный, типичный профессор колледжа: "Мы не создавали virus congelatio, так называемую "морозянку", биологическим оружием. Как руководитель независимой лаборатории я могу заявлять о лишь том, что мы выиграли грант на создание морозостойких культур и тщательно выполняли условия соглашения".

"Вам платили военные? Или террористы?"

"На чьи деньги вы убивали людей?"

Журналисты любили ловить в кадр их руки в наручниках — у Кристины запястья покрыты шрамами, словно она пыталась сбежать от содеянного и покончить с собой.

В зале суда пахло магнием, из открытой двери тянуло сквозняком. Кто-то закричал. Все боялись холода, "вирусного некроза", морозянки.

Тот отрезок времени трудно вспомнить, непроглядная темнота, но тогда была надежда, что болезнь остановится.

Тюрьма не пугала.

"Они расстреляют нас", — сказала в один из тех дней Крис. Их держали вместе, странная деталь, где-то слышал Лорен, обычно мужчин и женщин разделяют; кровное родство ничего не значит. Должно быть, боялись, что другие заключенные, паникующие насильники, грабители и убийцы, разорвут настоящих монстров на куски.

"Нет", — Лорен спокойно пожал плечами. Он пытался читать монографию по вирусологии, делать пометки, просто отвлекаться. Какой-то активист днем раньше набросился и разбил ему очки, новые так и не выдали, дужка держалась на скотче. — "Им это невыгодно. Мы выпустили дьявола из ада, и они отправят нас охотиться на него".

"Дантова ада, последнего круга", — уточнила Крис и засмеялась .

Так и вышло. Официальный приговор суда — пожизненное заключение, триста сорок лет, если точнее, но чернокожий судья в очень белом парике не меньше других боялся морозянки, а с ним еще тысячи людей. По новостям передавали успокоительную ложь: лекарство почти создано, ведутся международные исследования.

На самом деле ничего у них не получилось, и охотиться на сатану отправили тех, кто вызвал его со дна ледяного озера. Лорен всегда умел "предсказывать будущее", вернее, научно прогнозировать последствия.

Так и вышло.

0.1

База числилась как 145-234B-99, и другого имени у нее не было; да и этого не существовало ни на одной карте. Совершенно зря GoogleMaps вообразили себя всевидящим оком над землей.

— На самом деле, секретность — устаревший атрибут. Они обратились в независимую лабораторию, вот что они сделали, — Лорен разговаривал не с молчаливым водителем — индейцем или полукровкой, для которого типовой вездеход Oshkosh L-ATV был чем-то вроде храма, а он — его единственным жрецом. Он назвал свою фамилию, Кел, и это все, что Лорен и Крис о нем узнали. — Почему? Потому что любая система, замкнутая внутри себя, неизбежно вырождается. На правительство работают сотни и тысячи ученых, но для этой разработки они нашли публикацию в Science пятилетней давности с нашими именами, отправили "людей в штатском", и вот мы здесь.

Кондиционер в вездеходе работал из рук вон плохо. От сухой жары дрожал воздух, блестели, готовые расплавиться, камни. Влажные салфетки заканчивались, вода в бутылке тоже. Крис сжалилась и протянула свою:

— Они не разрешили нам взять нашу лабораторию. Ни оборудование, ни людей. Ненавижу, когда мной командуют.

Крис хмурилась. На левой брови у нее сохранился шрам от пирсинга, который ставила в юности.

— Относись как к первому этапу. Мы первопроходцы. Потом привлечем остальных, — возразил Лорен, ему было действительно немного неловко перед командой, но контракт того стоил, лаборатория продолжала работать, просто без своих основателей. К тому же все получили приятный бонус к банковским счетам.

Крис все равно обижалась на него. Наверное, успела завести с кем-то интрижку, а теперь пришлось оставить избранника (или избранницу) на расстоянии тысяч миль.

Она поджала губы и отвернулась, разглядывая бесконечную темную ленту трассы, желто-красноватые камни, редкие выросты гребенщика, колючки цереусов, сухие шары перекати-поля. Пейзаж не менялся несколько часов, а лететь сюда было нельзя, таковы условия засекреченного проекта. Им предстояло провести десять контрактных месяцев в изоляции: ни концертов рок-групп, которые любила Крис, ни пахнущих типографскими чернилами книжных новинок, ни конференций, ни индекса Хирша, ни рецензентов, из которых песок сыплется так интенсивно, что хватило бы на пару Овайхи, еще и на Мохаве бы осталось. Интернет строго внутренний, так что Тиндер и Инстаграм тоже под запретом. Лорен решил, что это будет интересный экспириенс, полное погружение в одну задачу, сродни отшельническому бдению. Он поделился с Крис, и та ядовито напомнила: никакого Старбакса с шоколадным капучино и ванильным чизкейком. Ну же, братец, ты сам только что расписывал преимущества "отшельничества".

Погружение в тайну началось со въезда в огороженную зону. Забор в пустыне привлек бы внимание случайных путников, но был замаскирован под обвал камней, обрушившихся еще в палеозое. Затем вездеход спускался вниз по тоннелю, в долгожданную прохладу. Контраст пустынных температур — до сорока градусов между точками экстремума.

Все думают, что страшнее всего раскаленный песок и жара, но холод опаснее, а пустынный сухой холод — вдвойне, контраст выжмет тебя досуха и оставит сухой ящеричьей шкуркой. Это им рассказывал позже полковник Джереми Ренделл, он же встретил их в тесной комнатушке, бункере-в-бункере.

— Лорен и Крис Цанн, — проверил по документам и добавил. — Ваши родители что, перепутали имена?

Эту шутку оба слышали раз двести.

— Я Кристина, — сказала Кристина.

— Женское имя — Лоурен. Мужское — Лорен, — добавил ее брат, который при своих почти шести футах роста даже на бывалого вояку смотрел сверху вниз. Полковник напоминал рептилию — лысый, с темной заветренной кожей, словно покрытой чешуей, сухопарый и подвижный. Он сразу сообщил, чтобы "господа ученые" не надеялись на пятизвездочный отель, но "жить можно, работать тоже".

Жить им пришлось в каморках без окон, в подземной лаборатории не ловила мобильная связь, а мыться приходилось в общей душевой. Но лаборатории — царство науки в сердце пустыни, — были лучше всего, что им приходилось видеть.

Вопрос приоритетов, сказала Крис.

Они не лгали журналистам позже, их целью действительно было создание модификации вирусов, встраивающихся в метаболизм и трансформирующих ДНК, заменяя ее участки собственным "кодом". Официально — для работы в сверхнизких температурах, вплоть до покорения космоса. Великая цель человечества посреди песка и кактусов.

Они подчинялись единому режиму военной базы: подъем в пять утра, отбой в десять, вместо униформы — белые халаты. Ученые держались отдельно. Цанны не единственные занимались исследованием "морозного вируса", проект существовал уже почти десять лет. Они подтолкнули его с мертвой точки, вот и все.

Лорен скучал по нормальному кофе. Крис — по возможности напиться в клубе, а потом вместо того, чтобы цеплять мужчин или женщин, — строчить формулы и вырисовывать молекулы белковых структур прямо на барной стойке, на огрызке салфетки. Однако оба признали: военный режим и изоляция с доступом только к научной литературе, никаких фантастических романов и романтических комедий, идеально подходили для работы.

На базе трудились полсотни ученых, но именно они создали virus congelatio, морозянку, а первой случайной жертвой стал Томас Кел, просто Кел, который привез их; проводник стал проводником и для холодной смерти.

Позже Лорен и Крис решили, что это даже символично.

0.5

Лаборатории закрывались ключ-картами и отпечатками пальцев, попасть внутрь можно было только после дезинфекции. От едкого "душа" многие чихали.

У Кела не было допуска даже в санитарную зону, и все же он оказался в белой пещере с электронными микроскопами, чашками Петри, реагентами и смертоносными культурами в колбах. Лорен потом предполагал, что Кел работал на каких-то темных личностей — то ли на террористов, то ли русских шпионов, да хоть на сопротивление апачи. Крис выдвигала встречную версию: поспорил с кем-то из своих дружков-военных, спер чужой ключ и скан отпечатка. Человеческая жадность, коварство, глупость и легкомыслие — все одинаково. Фактор, который почти невозможно предусмотреть.

Кела видели на камерах, экспериментальную пробирку до того, как оказалась там, где не следовало, — тоже. Постфактум хищение казалось глупым, словно магазинная кража. Его могли бы задержать, говорил полковник Ренделл, мы же не совсем идиоты, у нас высший приоритет безопасности и протокол применения любых необходимых мер, включая стрельбу на поражение. Но это же Кел, я сам ему приказал ехать в город, пополнить запасы, кто же додумался бы, что он решит пронести пробирку в собственных трусах?

Очевидно, тот немного повредил печать, очевидно, еще на базе; перекинулся парой слов с приятелями, отдал честь навытяжку перед тем, как открыли ворота. Микрочастицы ДНК-яда выплеснулись в прозрачную пустынную жару, морозянка отогревалась после автоклавов с пометкой "ОПАСНО!"

Потом его отслеживали по следам навигатора: Кел доехал до городка со смешным названием Коффи-Пойнт. Выпил пару кружек пива в местном баре. Наверняка снял девицу легкого поведения, даже в таких захолустьях, полных предрассудков и пуританской морали, можно договориться. Пробирка ушла в неизвестном направлении, вот как все случилось. Кела должны были расстрелять за предательство, как и полковника Ренделла.

Ничего делать не пришлось. Морозянка сама решила вопросы патриотизма, этики и морали.

На базе первой жертвой стал Ли Флэтли, рядовой. Он понятия не имел и никогда не интересовался, чем занимаются "белые халаты". Сказано охранять — значит, охранять. Пришел к доктору Сьюзан Нилсон, жалуясь на озноб. В пустыне ночью прохладно, личный состав снабжали теплой одеждой, но в бункере всегда царила духота, вытяжки еще кое-как справлялись, а кондиционеры не очень: бережливый Ренделл экономил на электричестве. Вид укутанного по горло Флэтли, в перчатках без пальцев, с теплой шапкой на голове заставил остальных посмеяться. Сьюзан Нилсон смерила температуру — тридцать шесть и две по Цельсию, — и сказала Флэтли, чтобы не придуривался и не отлынивал от службы.

Его нашли мертвым через восемь часов на южной границе периметра. Полковник Ренделл и доктор Нилсон позвали не только Цаннов, еще нескольких коллег из лаборатории. Крис подошла к трупу, наспех повязав маску, такие носят в метро во время сезонных вспышек гриппа.

— Он замерз, — сказала Крис.

— Что за хер... — начал Ренделл и осекся: рядом дамы. — В смысле замерз? Шпарит, как в аду.

Привычное уже марево, застилающее красный камень, песок и недружелюбную колючую поросль, ложилось на кристаллы льда, облепившие труп. Мерзлота расползлась на дюйм-полтора, рядом рос небольшой кактус рода Astrophytum. Лорен наклонился, убеждаясь: растение не пострадало.

— Эндотермическая реакция, — проговорил он для сестры. — Доктор Нилсон, разрешите нам присутствовать на вскрытии?

— Да хоть сами его проводите, — Нилсон зачем-то поправила растрепанные рыжие волосы. — Мне отчет в двух экземплярах.

Она нахмурилась, голубые глаза блестели.

— В трех.

Лорен кивнул. Бюрократия его не раздражала, иногда даже успокаивала и помогала ощутить реальность.

Сохранились все три копии, классическая картина морозянки — внутренние органы полностью оледенели, позже появились рапорты о холодовой гангрене, но бедолага Флэтли умер слишком быстро, его словно засунули живьем в жидкий азот. Кактус не пострадал. Лорен выкопал его и посадил в горшке, в своей комнате, Крис хотела забрать, но он парировал, что сестра никогда не умела заботиться о ком-то живом, помимо культур в пробирках и чашках Петри. Астрофитум ждала бы неминуемая гибель. В результате Крис все равно захватила кактус и назвала его Флэтли. Ее обычная выходка.

Хорошо, что журналисты не узнали о ней, когда известия о "холодных смертях" стали повторяться все чаще, когда база вымерла — второй жертвой стала Нилсон, за ней еще сразу четверо — по двое из солдат и ученых. Пропажа пробирки и Кела указывала на след далеко за пределами безымянной "колыбели". В один из первых дней Ренделл часа три ругался по старомодному дисковому телефону с каким-то своим начальством. В тесном кабинете трещали стены.

— По-моему, нам не выплатят премии, — сказала Крис.

Она жевала клубничную жвачку из продуктового пайка, запах был совершенно химический, как у средства для мытья посуды. Жвачку привез Кел, а теперь исчез. Вместе с пробиркой.

12345

↓ Содержание ↓