Борджиа: Двоепапство

Борджиа: Двоепапство

Раскол состоялся. Теперь в христианском мире два Папы, в Риме и в Авиньоне. Только на стороне первого коалиция держав, успешно завершившая, пусть и несколько раньше намеченного срока. Крестовый поход, надломивший мощь Османской империи и освободивший от ига турок немалую часть Балкан. Второй же вынужден опираться исключительно на короля Франции, инквизиторов с их массовыми пытками и дымом костров, да прочих мракобесов всех мастей и оттенков... Вот только отрава религиозного фанатизма способна проложить путь ко многим сердцам и душам, внутри которых уже поселилась гниль. Да и 'Нечестивыми союзами' Авиньонский Папа Юлий II, 'в девичестве' кардинал Джулиано делла Ровере, также не побрезгует. В том числе с исконными врагами Европы — мусульманскими правителями Востока.

Пролог

Республика Ливорно, июль 1496 года

Некоторые города сдаются после долгой и изнурительной осады. Иные могут пасть после яростного штурма или будучи 'открыты' при помощи предательства кого-либо внутри. Но есть и те, которые чуть ли не сами отворяют ворота подступившей к стенам армии, лишь бы избавиться от того, что творится внутри, считая любую внешнюю угрозу не столь ужасной, как угроза внутренняя. Ливорно, сердцевина выстроенного фра Джироламо Савонаролой и его дружками-доминиканцами 'Царства Божьего' относилось к числу последних.

О, разумеется, было много криков этих самых доминиканцев, которые громогласно утверждали, что народ республики Ливорно в едином порыве выйдет на стены, дабы не допустить войска 'сына Антипапы' и 'итальянского лжекороля' в город, что за последнее время стал 'воротами в райские кущи' и 'твердыней для чистых душой и сердцем детей Господа'. Криков да, было предостаточно. На деле же всё сложилось совсем-совсем иначе.

Информаторов внутри города и вообще в республике у нас хватало. Более того, они чуть ли не наперегонки бежали что ко мне, что к Пьеро Флорентийскому, лишь бы только донести нужные сведения и тем самым хоть немного ускорить падение этого 'Царства Божьего', провонявшего кровью, дымом костров, гноем и дерьмищем. И я нисколько не преувеличиваю — все вышеперечисленные компоненты присутствовали в изобилии, поскольку настоящие воинствующие фанатики вроде Савонаролы без этого не могут. Им банально не на чем больше строить свою власть, она держится исключительно на тотальном мракобесии, постоянных публичных казнях 'богоугодного' толку, а также молитвах по любому поводу и без оного. Подобные примеры были раньше, есть теперь, да и в родном для меня начале XXI века никуда не делись, пусть и остались там уделом исключительно чернозадых дикарей Африки и прочего 'ближнее-средне-дальнего' Востока и прочей Азии. А вот тут ещё и в Европе имели место быть... пережитки исконного христианства, будь оно неладно.

Впрочем, не совсем об этом речь. О чём тогда? Да о том, что на завоевание — громкое слово, но без этого не обойтись — Ливорнской республики отправилось пусть небольшое, но союзное итало-флорентийское войско. Символы, без них никуда в этом забавном мире! Савонарола, а потом его духовные наследнички слишком сильно нагадили что Риму, что Флоренции. А потому следовало показать, что именно мы должны раздавить уродливое детище безумного доминиканца. Тем более теперь имели для сего действия все мыслимые и парочку немыслимых основания, покоящихся на мощнейшем фундаменте. Да и с поддержкой у Ливорно стало совсем грустно!

Франция? Оттуда только и исключительно слова, потому как начинать полноценную войну Людовик XII банально боялся. Понимал, что не те у него силы, чтобы, повторяя 'удачи' своего предшественника на троне, вновь привести армию в итальянскую ловушку. А что она, ловушка, будет, тут и гадать не приходилось. Маршал Луи де Ла Тремуйль, ставший по сути вторым после короля человеком в королевстве, после полученного опыта стал чрезвычайно осторожным.

Сиенская республика? Увольте! Не те силы. Да и Пандольфо Петруччи уже более полугода трясся, словно осиновый лист, из последних сил пытаясь прибиться под бок к Венеции, чтобы не потерять всё. Пока с горем пополам получалось, но... В любом случае, от былой наглости этого синьора и следа не осталось.

Венеция? После вынужденного завершения Крестового похода республика, получившая таки свой кусок пирога, с жадностью его пережёвывала, одновременно пытаясь разом усидеть на двух стульях, кланяясь как Риму, так и Авиньону. Дескать, мы люди мирные, распрей в христианском мире не желаем, а потому готовы всяческим образом содействовать в примирении, преодолении раскола и всё в этом роде. Да ещё и Сиену прикрыть пытались, видя в этой республике уже де-факто вассала, который способен стать вассалом и де-юре, стоит ещё немного поработать. Игра понятная, естественная, но... пока приходилось терпеть, а местами даже соглашаться. Почему? Тут особые причины.

Зато от Ливорно венецианский дож и все его советы-сенаты таки да отступились. Поняли, что у нас реально может кончиться терпение и тогда... возможно всякое. Вот и двинулись отряды в направлении Ливорно сразу с двух сторон. Двинулись, чтобы соединиться и одним решительным ударом положить конец слишком уж долго творящемуся на италийских землях безумию. И вот мы здесь.

Пехота, лёгкая конница, артиллерия и абсолютная уверенность в собственных силах. После войны с Францией, успешного Крестового похода, в котором была поставлена на колени и едва не добита Османская империя, иных, более скромных сражений — Ливорно ни разу не внушало опасений. Вот совсем не внушало, особенно учитывая полную информированность.

Тем не менее, война не терпит небрежности и тем паче разгильдяйства. Потому и обкладывали город по всем правилам, и места для расположения батарей подобрали соответствующие, да и огонь орудия открыли как подобает. Правда не по стенам, а аккурат по воротам и тому, что находилось рядом. Опять же благодарность информаторам, доложившим, что даже зная о надвигающейся на город угрозе, фанатики больше наделись на молитвы, а не усиленную оборону. Нам же лучше.

Привычный грохот орудий уже давно не резал слух и даже не раздражал. Скорее уж воспринимался как побочный шум, отслеживаемый, но не способный вывести из состояния душевного равновесия и даже заставить голову разболеться. Опыт, однако. И не только у меня, но и у тех трёх людей, которые находились вместе со мной в разбитом шикарном шатре. Герцог Пьеро I Медичи, его советник и лучший политик герцогства Николо Макиавелли, ну и постоянно оказывающаяся рядом со мной герцогиня Форли, она же просто Бьянка. Немноголюдно, но тут большего числа и не требовалось.

— День или два?

— Думаю, не более дня, а то и раньше управимся, — ответил я подруге, понимая, что она имела в виду. — Где фанатики и где понимание насчёт обороны города? Они только и способны, что вывести на стены своих дураков в рясах и с крестами. Не удивлюсь, если молебен прямо под обстрелом устроят и святой водой штурмующих окроплять станут. Право слово, если они попытаются справить на наших парней малую нужду — и то больше вреда принесут. Может кто и побрезгует штурмовать ТАКОЙ участок стены.

Пьеро сделал вид, что не расслышал сказанного, Бьянке было пофиг, а вот Макиавелли, циник из циников, лишь усмехнулся, добавив:

— Кого бог желает наказать — первей всего разума лишает. Бежавшие из Ливорно Монтальбано, Альгири и иные оставили внутри стен глаза и уши верных слуг. Признаться, Ваше Величество, я собираю некоторые из таких посланий, что описывали жизнь в 'Царстве Божьем'.

— Материал для будущей книги?

— Вы не ошиблись, — очередной неглубокий поклон и внимательный взгляд. Опасный человек, очень опасный... потому и требуется отслеживать все его действия. — Савонарола и те, кто заменил его, на долгие десятилетия дискредитировали саму идею теократической республики и Орден святого Доминика особенно. Лишь живущие слишком далеко от Флоренции и особенно Ливорно могут сказать нечто хорошее о методах святых отцов там, за этими стенами.. Это хорошо для целей Рима и Флоренции, но вместе с тем и печально. Весомость слов, сказанных князьями Церкви, становится всё менее значимой. Ливорнская республика, раскол, двоепапство. Это способно привести к нежелательным последствиям.

Умён, собака! Ну да я в этом и не сомневался.

— Зато Ливорно вернётся под власть Флоренции, мой дорогой Николо, — предвкушающее потёр руки Медичи. — И моя семья наконец то вернёт себе то, чего была лишена несколько лет.

— Теперь это клоака, — поморщилась Бьянка. — Аристократия, нормальные торговцы и ремесленники, куртизанки и даже простые шлюхи — оттуда сбежали все. Остались лишь бесноватые фанатики, монахи, уроды, калеки, забитые крестьяне и прочие 'божьи люди'. Те, которые смогли приспособиться жить... существовать в 'Царстве Божьем'.

— Бьянка верно говорит, хотя и излишне горячо. До войск уже донесли, что за стенами на них могут бросаться с дубинами или кухонными ножами даже дети, которым монахи не один год вбивали в голову безумную смесь идей. 'Божьи дети', как правило, оторванные от семей, воспитывающиеся большими группами и подвергающиеся обучению, схожему с тем, как происходит дрессировка диких зверей. Их разум раскалывают на куски, перемалывают получившееся в пыль, а затем из пыли лепят нечто... Похожее я видел в Османской империи, но там всё куда как более отшлифовано временем и более качественно.

— В Ливорно просто не успели, — сверкнул глазами Макиавелли. — Уверен, Ваше Величество, что доминиканцы использовали именно османский опыт. Просто пробная отливка оказалась корявой, хрупкой и непригодной. Если бы им дали ещё лет десять...

— Стоп! — прервал я хитрого флорентийского змея, поймав ускользнувшую было мысль за хвост. — А что если Ливорно лишь тренировочная площадка? Опытом могут воспользоваться и в другом месте.

— Авиньон!

Выкрик последовал от Пьеро Медичи, но он был просто менее прочих выдержанным, только и всего. Но да, именно Авиньон — то самое место, где менее года тому назад избрали Авиньонского Папу Юлия II, в 'девичестве' Джулиано делла Ровере. Избирали, понятное дело, его родственники в количестве трёх штук, то бишь экземпляров, ненавидящий всех Борджиа скопом кардинал Джованни Баттиста Зено, а также главы враждебных Риму монашеских орденов, которые также стали кардиналами аккурат после процедуры голосования. Собственно, это были первые действия Юлия II в своём новом статусе.

Естественно, вся Франция вышла из-под духовной власти Папы Римского и призвала к тому же всех, кто имел основания быть недовольными как собственно Борджиа, так и проводимыми церковными реформами. Только призыв то прозвучал, но откликнулись на него немногие. Из крупных фигур, само собой разумеется. Коронованные особы так и вовсе либо поддержали нас, Борджиа — Изабелла и Фердинанд Трастамара Испанские, король Португалии Мануэль I, не говоря уж о герцогах Флорентийском и Феррарском, герцогине Миланской и Яноше I, короле Славонии и Хорватии. — либо заняли в той или иной степени выжидающую позицию различной степени нейтралитета. Некоторые, правда. сигнализировали королю Франции относительно намерений дружить, но намеревались и как следует поторговаться, и не рвать окончательно связи с Римом. Практика сидения на двух стульях, она очень давно зародилась.

И всё равно, Авиньон был большой проблемой. Хотя бы по причине невозможности раздавить тамошнего Папу, а заодно тех, кто ему покровительствует. Не из-за долбанного гуманизма, коим ни я, ни иные Борджиа сроду не страдали. По иным причинам, веским и обоснованным. Зато пакостить, не вступая в полноценную войну — это со всем нашим удовольствием. Но то, что верно в одном направлении, работает и в обратном. Оттого и вполне обоснованные подозрения, что 'авиньонцы' могли использовать Ливорно, эту обитель окончательно сбрендивших фанатиков, как своеобразный полигон для испытания психологического оружия, тестовой прогонки создания христианизированного подобия янычар.

Теории, однако. Но скоро их удастся либо подтвердить, либо окончательно опровергнуть. Аккурат после того, как мы окажемся внутри городских стен, а в опытные руки мастеров-дознавателей попадутся те, кто считается тут наиболее важными персонами. Побег? Даже не смешно, Ливорно мы обложили крепко, ни одна крыса — простая или тем более в рясе — не прошмыгнёт. Единственное, чего реально стоит опасаться — массового самоубийства всех тех, кто может представлять для нас ценность. Или частичного самоубийства с предварительным устранением иных, менее фанатичных. Кто знает, может случиться и такое. Удивляться я точно не стану! Привык-с, как ни крути.

Пока мы продолжали разговор, перемывая кости то Авиньонскому Папе, то королю Франции со всеми приближёнными, то рассуждая о делах внутри трещащей по швам даже в послевоенное время Османской империи... Обстрел Ливорно продолжался. Периодически в шатёр входили офицеры, докладывающие о состоянии дел. Иногда мы сами покидали шатёр, оказываясь на свежем воздухе, имея возможность лично понаблюдать за обстрелом и его результатами при помощи подзорных труб. В корзину реющих в высоте двух воздушных шаров, понятное дело, никто залезть и не намеревался. Ну оно нафиг! Зато наблюдатели, там расположившиеся, также вооружённые оптикой, по мере возможности докладывали и о том, что наблюдали внутри городских стен. А наблюдали они если и не панику, то ситуацию разворошенного муравейника.

Точно, муравейник. Фанатики фанатиками, но даже под их толстые лобные кости потихоньку проникали мысли, что молитвы и прочая хренотень ни разу не достойный ответ осадным орудиям, способным, в зависимости от подвида, долбить ядрами в стену или ворота, либо перебрасывать взрывающиеся бомбы аккурат в нужные места. Нужные в нашем случае — это главные рассадники собственно мракобесов, то бишь городская площадь со множеством костров и прочих помостов с виселицами, а также коренные обители сектантов. Те самые, храмами именуемые, но даже по местным христианским меркам испаскуженные по самое 'не могу'. А вот по жилым кварталам и иным местам демонстративно не стреляли. Только выбранный участок с воротами и рядом, а ещё символы их упёртого и садистического фанатизма.

Висящие в воздухе шары и подвешенные к ним корзины с наблюдателями-корректировщиками перестали быть такой уж сильной новинкой... в Италии. Зато вот в 'авиньонской сфере влияния' все, относящееся к прогрессу или уже было объявлено колдовством или вот-вот могло перейти в эту самую категорию. Ладно, преувеличиваю. Не 'вот-вот', но что доминиканцы, что прочие им сочувствующие, то есть наиболее мракобесная и косная часть как церковников, так и их паствы, искренне хотели замкнуться в своём 'тёплом и уютном мирке'. Правда, теплота в нём большей частью обеспечивалась кострами со сжигаемыми на оных грешниками, а под уютом подразумевались вши, серые рубища, болезни без соответствующего лечения и прочие подобные прелести сомнительного рода. Однако каждому своё. Уверен, внутри городских стен мы в изобилии обнаружим примеры подобного 'рая на земле'.

Ай, что там насчёт внутри стен! Вне оных тоже было на что посмотреть. Ключевое слово... слова — нищета, серость, страх. Те, кто не желал бежать с насиженных мест, надеялся пересидеть, приспособиться — они всего за два с небольшим года превратились в натуральную забитую скотину, обломки людей, изъеденных изнутри, сломанных, потерявших немалую часть души. Если и не рабы, то нечто близкое. Причём рабы из смирившихся со своей участью и надеющиеся лишь на то, что хозяин будет не очень суров, будет бить не палкой, а плетью, не четыре, а всего лишь два раза в неделю. Мерзко и вместе с тем страшно! Особенно страшно, когда слышались постоянные молитвы, возносящие хвалу богу. Тому самому, представителями которого были выкормыши Савонаролы, превратившие богатый недавно край в выгребную яму, смердящую покорностью и смирением.