|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Двадцать первая глава
Поставив стремянку ближе к шкафу, она залезла к антресолям, открыла дверцы, и снизу запрыгали медвежата:
— Та-ань! Посади нас туда, а-а!
Этот шкаф двойняшки любили. Но ещё больше обожали верхнюю часть, нависающую над основной мебелью. Таня скептически глянула на них сверху вниз, а потом пожала плечами: "Почему бы и нет? Пусть здесь поползают! И родителей пока нет, ворчать не будут!"
У Глории всегда было какое-то лихорадочное и даже болезненное стремление найти город, в котором можно осесть надолго, если не навсегда. Из-за двойняшек Таня иногда злилась на мачеху: только устроились в новой квартире, только начали привыкать к месту и к друзьям-подружкам в очередном детском саду, как Глория решительно заявляла, что данный город её абсолютно не устраивает — и вся семья резко снималась с места. Тане иной раз казалось — они все похожи на небольшую стайку воробьёв: только что прыгали на одном месте — и вмиг суетливо вспархивали и неслись в неизвестность, куда глаза глядят... Но недавно, размышляя о странном желании Глории найти идеальный для них город, Таня мельком подумала: а не является ли это постоянное бегство с плохо насиженного места следствием маминого заклятия на семью для своей дочери? Но предположение так и осталось предположением, поскольку подтвердить его было нечем. А к Назарию лишний раз Таня обращаться не хотела. Хотя и было смутное подозрение: не здесь ли, не в этом ли городе, должны были познакомиться Глория и отчим в своих будущих жизнях? Но согласится ли старик с этим подозрением?
Особенностью семейного бегства являлось то, что Глория с отъездом бросала не только едва приобретённую квартиру, но и всю мебель, которую успели в неё закупить. Как с квартирой, так и с мебелью, а также посудой решали проблему её богатые родители. Эти добродушные люди, легко принявшие Таню своей приёмной внучкой, спокойно и даже где-то философски относились к метаниям единственной дочери из города в город.
С собой в дорогу Глория брала только одежду и обувь, всякую мелочь, наподобие сумок и детских игрушек, и даже, как ни странно, постельное бельё. Впрочем, его выбрасывали сразу послед переезда. И сразу после переезда, чуть только покупалась мебель, все коробки и сумки, набитые той самой одеждой, обувью и прочим барахлом, закидывали на полки всех шкафов, какие только ни приобрели, и на те же антресоли.
В последний переезд двойняшки обнаружили, что верхние шкафы — это клондайк для поиска совершенно обалденных сокровищ. А ещё — просто "здоровское" место, где можно устраивать берлоги из того "строительного материала", которым набиты антресоли и который родителям неинтересны.
Болтая ногами в воздухе и сидя, чуть согнувшись, посередине полки с отодвинутыми в стороны дверцами, Таня строго следила, чтобы двойняшки не свалились с этакой высоты (антресоли-то — под потолок!), одновременно пытаясь разыскать в творимом хаосе (медвежата заново строили свои берлоги) дамскую чёрную сумку.
— Та-ань, а можно сюда одеялко? — вылезла из тёмного угла запыхавшаяся Оленька. — У меня здесь тайная спаленка будет!
— И мне! И подушку! Ой!..
Двойняшки, стоя на коленях и вцепившись в край полки, восхищённо проследили, как нечаянно сброшенная Митенькой большая картонная коробка с треском грохнулась на пол, щедро разбросав по детской своё содержимое.
— Спускаемся! — железным тоном скомандовала Таня и за шкиряк домашних рубашонок жёстко поймала прыснувших было по углам медвежат, не желавших покидать уютные пещерки.
— Да-а! — обиженно запричитала Оленька, стараясь за спиной старшей сестры пнуть брата. — Митька виноват, а я из-за него должна, да?.. А-а!
— Сама дура, — проворчал медвежонок. — Та-ань... Ну ещё маленько-о!
— Где ты научился говорить нехорошие слова? — строго выговорила девушка, стаскивая с полки сначала смирившуюся и пригорюнившуюся Оленьку, а потом Митеньку. И — помалкивая о том, что обрадовалась свалившейся коробке! Что боится оставлять малышню наверху (плюхнутся ещё вниз без её постоянного присмотра!), пока она будет потрошить неожиданно вылетевшую из коробки искомую сумку. — Сначала соберёте мне всё, что упало. А потом я ещё подумаю, возвращать вас наверх или...
— Вс-сё из-за тебя...— прошипела Оленька, суженными со злости глазами глядя на брата и садясь перед коробкой на корточки.
— Ну и что? — буркнул Митенька, без разбора пихая в коробку всё, что в руки горстями попадало.
Через минуту двойняшки замолкли, замедлив суматошные движения и уже с большим интересом присматриваясь к вещам, которые складывали в коробку. Ещё через минуту Митенька красовался в маске для подводного плавания, разглядывая себя в карманном зеркальце, обрамлённом мягкой пластиковой обложкой, и издавая невразумительные, но довольные вопли, а Оленька, радостно хихикая, глазела на него через монокуляр от сломанного бинокля. Обменявшись затем своими необычными игрушками и насладившись игрой с ними, медвежата кинулись разбирать как валявшиеся на полу предметы, так и те, что оставались в коробке, оставив, наконец, Таню в покое.
А она сидела неподалёку, время от времени приглядывая за ними, и рылась в старой сумке. Глория никогда не лезла в эту сумку, после того как Таня объяснила, что этот старенький предмет — единственное наследство от умершей матери. И мачеха совершенно спокойно принимала желание девушки перевозить сумку с той кучей барахла, которое постоянно путешествовало с ними.
В первую очередь Таня вынула из бокового кармашка конверт с листочками бумаги, в которых нет ничего интересного для постороннего человека. Расправила один лист: "Танюшкин! Тортик без меня не ешь!" Мама ушла на работу, оставив дочку дома, — та привыкла к таким уходам и хозяйничала по дому. Таня вглядывалась в буквы, чувствуя, как частит сердце. Торт лежал в холодильнике и дожидался вечера, когда мама должна была поздравить маленькую именинницу. Ещё один лист с торопливыми буквами: "Таня! Тётя Клава придёт в два часа! Пусти её, она разогреет тебе суп и кашу!" Девушка перебирала бережно хранимые в конверте листочки и в деталях вспоминала каждый день, когда они были написаны... Но спохватилась. Двойняшек чем угодно увлечь легко, но скоро придут родители. Она торопливо сунула листочки в конверт и вернула его на место. Со дна сумки достала старенькую косметичку и открыла её. Среди памятной мелочи, которую она высыпала на ковёр и разобрала, нашлась цепочка со странной фигуркой. Мама ничего о ней не рассказывала, и, когда Таня рассматривала зверюшку, нанизанную на стрелу, она сначала жалела её. Потом, когда зверьё начало буквально преследовать, она поняла значение фигурки. Но не поняла, почему эта фигурка хранилась у мамы.
Феликс сказал, что она должна была получить фигурку в шестнадцатилетие. Но Таня нашла странное украшение гораздо позже... Она задумчиво хмыкнула. Даже не так. Не нашла. Видела несколько раз, когда перебирала сокровища, оставленные мамой, но не придавала странной штуковине значения.
Сейчас же она, посидев немного в раздумьях, надела цепочку на шею и спрятала её, по примеру брата, под свитером.
Вечером, когда двойняшки были уложены спать и вскоре засопели, она постояла немного перед окном. В комнате горела только настольная лампа, не мешая смотреть на улицу, где снова неуверенно заморосил ночной дождь и, кажется, с мокрым снегом. Асфальт постепенно темнел и начинал блестеть, а по бокам, у бордюров, дорога перед домом начинала смутно белеть. Фонарь напротив вскоре заслезился белыми длинными каплями с края лампы. Бездумно поглядев на него, Таня вздохнула, вышла из детской и нерешительно подошла к спальне родителей. Подняла руку, собираясь постучать, но, услышав звуки невнятного разговора на кухне, поспешила туда. Оказалось, у Глории разболелась голова, и отец заварил для неё чай.
— Дети спят? — ломким от боли голосом спросила Глория.
— Спят, — ответила Таня, размышляя, попросить ли Демида, чтобы он посмотрел втихаря мачеху и объяснил, что можно ей дать, чтобы голова не болела. На время отогнала мысли о Демиде и прислонилась к косяку двери, спрятав руки за спину. — Мне надо с вами поговорить. Даже не поговорить, а кое-что сообщить.
— И что же это? — спросил отчим, подёргивая за ниточку пакетик с чаем, который окунул в чашку с кипятком.
— У меня нашёлся старший брат! — выпалила она одним духом.
Через минуты ошарашенного молчания родители заговорили разом:
— Ты скоро уйдёшь от нас? — высоким голосом спросила мачеха.
— Ты уверена, что это не мошенник? — встревоженно заговорил отчим. — Он представил тебе доказательства, что он твой брат?
Нетрудно было представить, что пролетело в мыслях Глории: а как же двойняшки? А как же квартира? Как же хозяйство? И кто будет готовить на кухне?.. Зато отчим в первую очередь забеспокоился именно о падчерице...
Поэтому Таня сначала взглянула на мачеху и спросила:
— А вы хотели бы, чтобы я ушла?
— Нет, что ты! — взволнованно сказал отчим. Он подошёл к ней, стоящей в дверях кухни и неловко обнял за плечи. — Девочка, ты ведь нам родная! Мы, и младшие тоже, не представляем жизни без тебя! Я никогда не думал о тебе, как о падчерице! И стоит ли с бухты-барахты принимать такие важные решения?! Не уходи! Глория, подтверди, что ей не нужно уходить!
Отчим оглянулся, а Таня рванула к Глории. Та сидела на стуле и плакала, закрыв лицо руками. Девушка ещё никогда её такой слабой не видела. Схватив её за руки, Таня, не зная, как успокоить, затрясла её:
— Глория! Я и не думала уходить! Почему вы решили, что я ухожу?! Я же просто сказала, что у меня нашёлся брат! Не плачь, Глория! Я не ухожу!
А сама снова лихорадочно думала: мама сделала на Глорию заклятие! Не оттого ли Глория так бурно переживает из-за торопливо придуманного ухода падчерицы?! Не потому ли, что трёхмесячное спокойствие в этом городе для неё внезапно прекратилось?
Именно поэтому последние слова о том, что не уходит, Таня выкрикнула грубо — чтобы эту грубость мачеха услышала.
Дрожащие тонкие пальцы, мокрые от слёз, легли на руки Тани.
Девушка могла злиться на мачеху из-за равнодушия к двойняшкам, из-за нежелания что-либо делать по дому, из-за отношения к отчиму... Но, увидев потёки косметики под глазами Глории...
Правда, Глория не была бы Глорией, чтобы не уцепиться за слова падчерицы в этой ситуации, чтобы истолковать их по-своему. Аккуратно промокнув глаза и лицо салфетками, мачеха ломким голоском обиженной девочки спросила:
— Ты хочешь привести брата к нам — погостить? Но у нас нет места для гостей!
Таня чуть не рассмеялась. Не оттого, что Глория быстро пришла в себя. Нет. рассмешил отчим, который смотрел на жену и хлопал глазами. Неужели до сих пор не привык к быстрым сменам её настроения?
— Послушайте, — наконец начал он, усевшись за стол. — Давайте-ка всё по порядку. Итак, Таня, ты нашла своего брата. Что значит — брат? Ты имеешь в виду... — Он осёкся на полуслове и растерялся, явно не зная, как выразиться, чтобы быть точным, но при этом не обидеть падчерицу.
— Да, он сын моего настоящего отца. Показал документы.
Таня сказала — и задумалась: соврала? Нет? Можно ли считать одинаковые фигурки на цепочках документом для опознания? Но Назарий подтвердил. Значит... Можно?
— Ты не пригласила его сюда — следовательно, у него здесь есть место, где он может переночевать? — всё с той же тревогой спросил отчим. — Или он остановился в гостинице? И... Зачем он приехал сюда? Помнится, твоя мама говорила, что твой отец жил...
— Брата зовут Феликс, — сказала Таня. — У него в этом городе знакомые, у которых он и остановился. Нет, он не собирается к нам. А зачем приехал? Какие-то проблемы, которые он решает самостоятельно, поскольку он старше меня.
Родители переглянулись с видимым облегчением. Потом Таня кратко рассказала, что, со слов брата, отец умер. И Глория вдруг встала и обняла девушку так крепко, что та еле устояла на ногах. После чего мачеха удалилась — не ушла, а именно удалилась из кухни под растерянными взглядами Тани и мужа.
— Держи меня в курсе, — с полувопросительными интонациями попросил отчим.
Таня кивнула.
А ночью прорвало. Она ревела в подушку так, что потом пришлось встать и убрать эту подушку, благо что на постели всегда были две штуки. Ревела и вспоминала всё — и прошлое, и настоящее. И было так жутко, когда она вспоминала, из-за кого погибла вся её семья. Неужели эти Мары настолько страшны? Почему они так фанатичны? Почему они думают, что могут заставить других людей работать им на пользу? Причём эта польза для некоторых становится смертью! И неужели нет силы, которая могла бы их остановить?!
Уснула под утро, и "будильник" мобильного телефона еле разбудил её.
Привычная утренняя суматоха привела в себя, заставила думать о том, как приготовить завтрак, как одеть двойняшек и повести в детский сад. Но, когда начала одевать зевающих медвежат, от ужасающей мысли задрожали руки: Феликс сказал, что Мары могут выследить членов их семьи. Но по лекциям об общей магии Таня уже знала, что можно оставить свой след на чужом человеке, если с ним долго контактировать. Особенно если контактирует с обычным человеком маг или колдун. Значит — и двойняшки в опасности?! Таня, одевавшая Оленьку, от страха слишком сильно завязала шарф. От удушья медвежонку спас только толстый слой курточки. Девочка икнула и руками в варежках замолотила по голове девушки, сидевшей перед ней на корточках.
— Танька! Ты что делаешь!
— Прости, Оленька! — повинилась Таня. — Я задумалась.
— Ты у неё мюслю за это попроси, — подсказал сестре Митенька, сопя — надевавший сапожки, — или мороженое! А то — задумалась она!
Несмотря на все придуманные, реальные и нафантазированные ужасы, Таня чуть не расхохоталась, расслышав в голосе Митеньки интонации Глории!
Сама одетая, она вывела их на лестничную площадку. Только закрыла за собой дверь квартиры, как открылась дверца лифта и...
— Дяденька с бабочками! — обрадовалась Оленька.
— Привет умкам! — громко поздоровался Дамир, разводя руки, по которым разлетелись огненные бабочки.
Медвежата завизжали от восторга, но Митенька бдительность не потерял:
— Ты обозвал нас!
— А кто такие умки? — спросила более любознательная Оленька, уже сидевшая на руках Дамира.
— Это такие белые медвежата, — объяснил маг огня, поворачиваясь к лифту. — Они живут на Севере и купаются в ледяной воде!
— Мы похожи на белых медведей? — поразился Митенька и, ведомый за руку Таней, уставился на свой живот. — Не-ет! Мы разноцветные медведи!
— Дамир, я не хочу их сегодня в детский сад, — вполголоса сказала девушка. — Как ты думаешь, Назарий разрешит их привезти в подвал?
— Я приехал с Даниилом, — тоже вполголоса ответил Дамир. — Он тебе всё скажет.
Немного удивлённая: а что может сказать Харон? — Таня нетерпеливо начала ждать, когда лифт спустится на первый этаж.
— Садись вперёд, — велел Дамир, когда они вышли на улицу и поспешили к знакомой машине, — я сяду с твоими младшими назад.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
