Магловский омнинокль

Фандом: серия книг и фильмов о Гарри Поттере

Категория: гет

Жанр: пропущенная сцена

Рейтинг: G

Персонажи: Виктор Крам/Гермиона Грейнджер, Рон Уизли, Гарри Поттер, Винсент Крэбб, Грегори Гойл, Драко Малфой

Ключ: "Свет в окне напротив"

Статус: закончен (2019 г)

Дисклеймер: Джоан Роулинг

Она листала книгу, и кудрявые длинные локоны задевали за плотные страницы фолианта. Свечи на подоконнике горели ровным светом, и когда она поднимала глаза, в них отражались теплые огоньки.

Но она редко поднимала голову, и Виктор чувствовал, что ревнует ее к этому чертовому фолианту — так бы и сжег его! Он ненавидел и эту книгу, и слишком частый переплет старинного окна, затрудняющий обзор, и даже свечи, которые светили так тускло. Он хотел бы разглядеть ее всю, до самой крохотной реснички, до последней веснушки! Кстати, а у нее есть веснушки? Вот хорошо, если бы были... Ему всегда нравились эти забавные отметинки, которыми природа метит рыжих и шатенов. У него самого кожа была бледная, с нездоровым землистым оттенком — и ни родинки, ни веснушки. Совсем не привлекательно.

Пальцы легли на ребристую холодную поверхность колесика. Не двигается. Вывернуто на максимум. А жаль... Так хотелось бы еще приблизить изображение. Обидно. Он ведь не хочет чего-то особенного — например, записи и прокрутки! Всего лишь еще хоть немного увеличить кратность... Но увы, эта магловская фитюлька и рядом не стояла с омниноклями. Никаких наворотов. Хотя Димитров, который ему подарил эту безделицу, говорил, что у маглов тоже есть мощные оптические приборы. Правда, записывать изображение они все-таки не умеют. Но, если верить Димитрову, размером эти приборы с хороший омнинокль, так что здесь от такой вещи было бы мало проку. А Виктор ценил этот сувенир именно за его изящные габариты, позволяющие спокойно прятать его в карман.

Впрочем, до поездки сюда, на турнир в Хогвартс, он вообще не ценил эту дурацкую штуку. Да, бережно хранил ее на память о том матче, первой серьезной победе и о похвале, которую получил тогда от капитана. Но вовсе не считал полезной в реальной жизни.

А потом все изменилось.

* * *

Началось все с того, что тут, в Хогвартсе, он увидел Гермиону Грейнджер с Гриффиндора — и пропал. Навязчивое внимание множества здешних девочек, которое до этого лишь смущало и немного льстило, как и любое проявление чувств фанаток, сейчас начало реально раздражать.

Не зная, куда от них деваться в часы отдыха и радуясь, что хотя бы на занятиях он может быть уверен, что к нему не полезут с дурацкими разговорами, Виктор начал делать вид, что каждую свободную минутку старательно изучает Хогвартс. От услуг непрошеных "экскурсоводов" женского пола, которые томными голосами предлагали показать ему замок, он вежливо, но твердо отказывался — и отправлялся бродить по коридорам огромного старинного сооружения в одиночку.

Он узнавал Хогвартс все лучше и лучше. И все больше начинал его любить. Во-первых, это хитросплетение коридоров, комнат, залов, лестниц и потайных ходов могло кому угодно помочь скрыться от толпы поклонниц, чем Виктор уже не раз пользовался. А во-вторых, где-то здесь, в этом огромном замке, жила Гермиона Грейнджер.

Астрономическая башня поначалу ничем не привлекла внимания Виктора — разве что масштабами, но в Хогвартсе и без нее было много чего величественного. А хитроумная "начинка" башни его совершенно не интересовала — ему были глубоко по барабану все эти приборы для наблюдения за звездами.

В первый раз он попал сюда во время занятий, на уроке астрологии. Во второй — забрел случайно, днем, спасаясь от поклонниц. В башне никого не было. Он побродил немного между механизмами, посмотрел из окна на окрестности, двор, хижину Хагрида... Потом заметил боковое маленькое окно и устремился к нему, ожидая увидеть еще одну роскошную панораму.

Но по сравнению с тем, что виднелось из огромного центрального окна, тут ничего интересного не было: узкое высокое окно выходило на крышу замка и на другую фасадную башню, круглую и массивную, которая находилась в отдалении от главного входа. Она была несколько ниже Астрономической и уступала ей в пышности архитектурного убранства.

Виктор скучающе рассматривал кровлю той башни, когда сзади послышались шаги. Стиснув зубы от досады (ох уж эти поклонницы, и тут достали!), он обернулся, стараясь ничем не обнаружить своего возмущения, чтобы не позорить Дурмштранг неучтивым поведением. Но на верхней ступеньке лестницы, ведущей на эту площадку, стоял рыжий парень, который ему, признаться, уже примелькался — настолько часто он попадался ему на глаза.

— Привет! — застенчиво улыбнулся рыжий. — Я — Рон Уизли. С Гриффиндора. Знаешь, я твой фанат...

Виктор тоже улыбнулся, и в этой улыбке была не только дежурная вежливость, но и настоящая теплота. Во-первых, этот Рон был забавным: вот зачем, спрашивается, торжественно сообщать при знакомстве, с какого ты факультета, если на тебе гриффиндорский галстук? Или он считает, что Крам до сих пор не удосужился разобраться в местной символике? Во-вторых, Рон, по крайней мере, не был девушкой. Парень-фанат — это еще куда ни шло, хотя бы клеиться не будет. Может быть, даже удастся толково побеседовать с ним о квиддиче, ведь из девушек в этом мало кто разбирается — с ними и поговорить-то не о чем... Мелькнула мысль: интересно, а вот эта Грейнджер — она квиддичем интересуется или как?

Но скоро ему стало не до мыслей о Гермионе, потому что Рон, ободренный его улыбкой, говорил без умолку, и нужно было вслушиваться и поддерживать беседу. Они поболтали о последних международных матчах, и Виктор с удовлетворением отметил, что Рон по-настоящему разбирается в теме.

Заметив рассеянный взгляд Крама, устремленный в боковое окно, Уизли вдруг выпалил:

— Видишь башню? Это наша, гриффиндорская!

Виктор машинально кивнул — и тут до него дошло, что же сказал собеседник. Их башня! Ах вот, значит, где живет Гермиона! В голове тут же проскочила картинка: изящная магловская штучка, запрятанная в углу его сундука... И он понял, что ему делать.

Спускаясь вместе с Роном по лестнице из Астрономической башни, Виктор удивлялся самому себе: Хогвартс наконец-то подарил ему интересного и душевного собеседника, а он, неблагодарный, чем дальше, тем меньше слушал болтовню этого рыжего парня о квиддиче и думал только о Гермионе.

* * *

В третий раз Виктор пришел на Астрономическую башню тем же вечером, сжимая в руке небольшой блестящий предмет. Димитров рассказывал, что маглы используют это в театрах — вот почему эта вещица так изысканно украшена. Эту штуку капитану когда-то подарила поклонница. Димитров ценил красивые вещи, но Крам не был поклонником подобных безделушек, тем более магловских. Кто бы мог подумать, что эта вещь так ему пригодится?

Он не сразу нашел окно ее спальни. Но когда в одном из окон мелькнула тень и чья-то рука поставила на подоконник подсвечник с пятью свечами, он сердцем почувствовал: это она! И это действительно оказалась Гермиона. Девушка, которая так любила читать, что посвящала этому все свободное время даже в спальне.

С тех пор он каждый вечер проводил тут, у узкого бокового окна Астрономической башни. Ему очень повезло — Гермиона любила сидеть с книгой на широком подоконнике, так что со своего наблюдательного поста он мог рассматривать ее подолгу и всласть. Ему повезло вдвойне: перед тем, как лечь спать, Гермиона любила приоткрыть створку окна и немного подышать свежим воздухом. Тогда ее можно было наконец рассмотреть как следует, не то что сквозь толстые старинные стекла в ажурном переплете. В эти минуты Виктор ложился животом на подоконник и изо всех сил приникал к окулярам. Как бы он хотел сейчас оказаться там, с ней!

А потом она тушила свечи. Закрывала окно. И вечерняя сказка кончалась.

Придя сюда в темноте в очередной раз, Виктор вдруг подумал, что очень напоминает сам себе кого-то из литературных героев. Но кого же? А, вспомнил! Поляков рассказывал ему о рыцаре Тогенбурге. Эту балладу написал кто-то из магловских поэтов. Тот рыцарь тоже каждый вечер смотрел на окно своей возлюбленной. Кончилось там все, правда, не очень весело... По сравнению с Тогенбургом ему, Краму, еще повезло. Но все-таки есть и сходство: на него, как и на того рыцаря, его дама сердца не обращает ни малейшего внимания.

Кстати, недавно он выяснил, что Гермиона не интересуется квиддичем — и совершенно пал духом. Не потому, что с ней было бы не о чем поговорить. А потому, что это означало, что вся его спортивная слава не способна помочь ему завоевать ее любовь.

Однажды, когда его живот был плотно прижат к поверхности подоконника, а рука сжимала крохотный магловский омнинокль, Виктор высунулся из окна так далеко, что заметил в массивном каменном косяке окна, ближе к внешней стене, большую трещину.

Он с любопытством сунул туда свободную руку, сам не зная, что надеясь там нащупать. Растение, пробившееся сквозь камень? Ящерицу или, может, жука? Или чью-то записку? Но в просторной трещине ничего не было. Остывший после заката солнца камень неприятно холодил пальцы, и Виктор собрался уже было вытащить руку, как вдруг за спиной у него раздался негромкий голос:

— Привет! Тоже любишь вечерние прогулки?

Он сразу узнал этот голос. Заносчивый сопляк из Слизерина, Драко Малфой. Этот Драко, как и Рон, ходил за знаменитым Крамом по пятам, но, в отличие от рыжего, был Краму неприятен. Как же бесшумно прополз сюда этот навязчивый мальчишка!

Виктор вдруг понял, что очутился в крайне неловком положении: его застали высунувшимся в окно, а значит, он не мог повернуться к Малфою, не обнаружив перед ним тот предмет, который держал в руке. Карман мантии был где-то далеко внизу — не получится спрятать туда сейчас эту магловскую штуку...

За спиной раздался гулкий топот — кто-то еще поднимался по лестнице, и отнюдь не так тихо, как белобрысый слизеринец. Крам, повинуясь какому-то безотчетному порыву, сунул сверкающую перламутром вещицу в ту самую трещину, которую только что обнаружил. И только потом медленно, с достоинством повернулся к Малфою, подчеркнуто аккуратно оправляя мантию, чтобы продемонстрировать, что в руках у него ничего нет.

За спиной Малфоя стояли двое крепких, высоких мальчишек — это они только что поднялись сюда. Виктор вспомнил, что часто встречал эту троицу в Хогвартсе, именно в таком составе. Имен плечистых мальчишек он не помнил, а их лица не вызывали желания пообщаться.

А потом у него случилось нечто вроде дежавю. Он снова спускался с Астрономической башни, слушая болтовню о квиддиче — монолог своего восторженного фаната. На сей раз это был именно монолог, так как раздосадованный Виктор не утруждал себя даже вежливым хмыканьем. Под мерное топанье двух пар ног, раздававшееся за спиной, он думал о том, что надо бы завтра придти сюда как можно раньше и достать из трещины в косяке окна то, что он там спрятал.

Виктор так глубоко ушел в размышления, а его собеседник так упивался своими рассуждениями о квиддиче перед самим великим Крамом, что ни один, ни другой не заметили, что топот двух пар ног позади стал отдаляться, а потом затих совсем.

* * *

Гойл тяжело сопел от досады. Крэбб опять обошел его! Впрочем, как всегда и во всем. Это ведь именно Крэбб единственный из троих заметил, что стоявший к ним спиной Виктор Крам, прежде чем оторваться от ночного пейзажа за окном и повернуться к ним, сделал какое-то странное движение рукой там, на подоконнике.

Когда Малфой с Крамом стали спускаться по лестнице, Крэбб сначала поспешил за ними и потянул за собой Гойла. А потом, убедившись, что те двое не обращают на них никакого внимания, наоборот, резко затормозил и знаком велел Гойлу остановиться. Стоя в темном пространстве лестничного колодца, они слушали, как затихает внизу голос Малфоя, разглагольствующего о том, что его отец курирует команду Слизерина по квиддичу, а со временем, возможно, станет спонсором одного из профессиональных клубов страны.

Крэбб потянул Гойла за мантию — следуй за мной, мол, — и стал подниматься обратно. Быстро, но при этом совершенно бесшумно. Гойл и не знал, что его приятель способен так ходить! У него самого так не получалось, как он ни старался. Но Малфой с Крамом спустились уже так далеко, что не услышали его топот.

Когда они вновь поднялись на верхнюю площадку, Крэбб, пробормотав "Люмос!", бросился к тому окну, у которого недавно стоял Крам. Вытянув руку, он обшарил подоконник и косяки из огромных камней, образующих стену башни.

— Есть! — наконец воскликнул он ликующим тоном и показал Гойлу, стоявшему в отдалении, что-то небольшое и блестящее.

Гойл тоже произнес "Люмос!" и, подойдя к приятелю, уставился на непонятный предмет, осветив его палочкой.

— Что это? — спросил он.

— Похоже на игрушечный омнинокль.

— Игрушечных не бывает... — засомневался Гойл. — Может, он все же настоящий?

— Такой маленький? — засомневался, в свою очередь, Крэбб. — А давай проверим!

Он отвернулся от Гойла и, плюхнувшись животом на подоконник, поднес странный предмет к глазам.

— Ну что там? Видно что-нибудь? — спросил Гойл без особого интереса.

Чем бы ни была эта вещь, он понимал, что прикарманить ее вряд ли будет умным поступком: еще не хватало оказаться под подозрением в воровстве в громком деле, связанном с мировой знаменитостью вроде Крама! Отец за такое не похвалит. Пятая точка легонько заныла при такой мысли — Гойл-старший предпочитал дедовские методы внушения. Крэббу-то хорошо: его отцу плевать на такие мелочи — он сына даже за плохие оценки не ругает.

— О! — воскликнул Крэбб. — Девчонки!

— Где? — оживился его товарищ. — Дай посмотреть!

Крэбб уступил ему странный прибор и место у окна далеко не сразу. Дождавшись своей очереди, Гойл нехотя приложил к глазам окуляры. И увидел огоньки свечей. А потом — каштановые локоны. Он с возросшим интересом глянул чуть левее — и увидел лицо той, кому принадлежали эти пышные кудри.

— Да это же Грейнджер... — разочарованно пробормотал Гойл, возвращая маленький омнинокль приятелю.

— Ну да, — беспечно ответил Крэбб. — А кого ты ожидал увидеть в Гриффиндорской башне? Флер Делакур? Или призрак Елены Райвенкло?

— Пошли, а? — уныло сказал Гойл. — А то Малфой нас хватится... Спрячь эту штуковину обратно — и пошли.

— Что-о? — усмехнулся его компаньон. — Спрятать обратно? Еще чего! К слову, об этой Флер. Ты в курсе, что ей, как участнику Турнира, разрешено пользоваться ванной старост? Я сам это слышал, своими ушами.

— И что? — спросил Гойл, безнадежно утратив ход мысли собеседника. Крэбб двинулся к лестнице, а ту вещь так и не положил обратно — вот что сейчас беспокоило Гойла больше всего.

— А то, что окна ванной старост прекрасно просматриваются с Северной башни. Соображаешь? Высоко, пятый этаж, все прекрасно будет видно! — рассмеялся Крэбб и поманил его за собой, спускаясь по лестнице. — А неплохая штучка этот игрушечный омнинокль! Жаль, записывать и прокручивать не умеет!

* * *

Тут до Гойла наконец дошло, что задумал Крэбб. И он сам удивился тому, как заскакали, сменяя друг друга, его мысли. Если бы он умел так же быстро соображать во время занятий, то был бы отличником не хуже Малфоя!