зарисовка к миру Империализма

Болела поясница. Неприятно, назойливо, вяжуще. Это было понятно и привычно — несмотря на природную силу Римана, постоянное таскание "пылесоса" давало непривычную нагрузку на спину. Тело пока только привыкало к новой обузе, как ноги приспосабливаются к тесноватым туфлям из кожи — сначала неудобно, после разносится.

Куда хуже было странное чувство, зарождающееся в глубине живота. Не боль, не покалывание... скорее легкое ощущение неудобства, будто в хитросплетении кишечника задрожала крошечная мышца — как тревожный звонок. Это чувство хорошо знакомо многим, страдающим почечными хворями, и ничего хорошего не предвещает. Теперь с ним очень близко познакомился и Риман. Но это чувство некоторого неудобства было лишь бледной тенью того, что Ицхаку предстояло испытать в самом скором будущем.

Два дня... самое большее — два дня. Затем надо или пройти очередной курс очищения крови, или сменить фильтры в "пылесосе", что даст еще неделю отсрочки от большой чистки. Денег не было ни на то, ни на другое.

Риман с отчаянием глянул наружу сквозь не очень большую, но чистую витрину — стекло он мыл сам, ранним-ранним утром, чтобы сэкономить на услугах мойщиков. Там, на широкой улице кипела жизнь города. Нового, созданного стихийно, буквально на пустом месте.

Прежде, еще до войны, Шарм-эль-Шейх был курортом, не сказать, чтобы совсем фешенебельным, но весьма и весьма пристойным. Здесь отдыхали государственные чиновники средней руки и корпоративные "офицеры", которые не могли позволить себе отпуск в Европе или анклавах Южной Африки. Когда началась война, Шарм был буквально национализирован военными и превращен в один сплошной склад, а так же транспортный терминал, что обеспечивал операции едва ли не по всей "ветвистой линии" в Африке. Естественно, вокруг склада сразу возник пестрый табор лихого, отвязного люда, готового рискнуть жизнью — своей, а лучше чужой — за любую, даже самую малую монетку. На армейском имуществе, расползавшемся по торговцам через "усушку, утруску" и прочие безотказные манипуляции, делались большие деньги. Кто-то богател, кто-то исчезал в небытие, проиграв конкурентную борьбу. Так Шарм родился заново, как место, где делались большие "черные" деньги, неизменно окропленные кровью.

Война закончилась, тихо и быстро сдохла на пике усилий, как подыхает большой, прожорливый хищник, внезапно оставшийся без пищи. Военные свернулись, оставшаяся амуниция распродавалась за бесценок по всему миру. Но Шарм остался — слишком удобным оказалось место. Мост между Африкой, Ближним Востоком и Европой, черная дыра, которая нужна всем, от государств и новорожденных "негоций"* до мелких контрабандистов. Миру оказалась необходима "черная дыра", в которой можно как найти все, что угодно, так и спрятать. Разведчикам и террористам, наемникам и пинкертонам, курьерам "красной дороги" и банкирам хавалы... Так Шарм пережил третье рождение.

Только вот Ицхаку Риману в нем, похоже, места не было.

Хлопнула дверь, звякнул колокольчик, возвещая о прибытии посетителя. Как правило, к Ицхаку заглядывали те, кого один русский эмигрант называл "скоробогатенькими молодчиками" — относительно молодые мужчины с двух-трехдневной щетиной или усиками "под Чикаго", с бегающими глазками и толстыми пальцами, которые постоянно подергивались, словно пересчитывая мятые банкноты. Так же обязательны были толстые золотые кольца и перстни — не столько украшение, сколько актив на случай внезапного бегства. Ну и конечно всенепременный "техасский" галстук-шнурок. Похоже, он был своего рода униформой нуворишей послевоенного времени.

Однако вошедший не слишком походил на обычную клиентуру Римана. Он был очень высок, наверное близко к метру девяносто, но не слишком широкоплеч и жилист. Фигура не атлета, но солдата, как определил наметанным глазом Риман. Узкое выразительное лицо с выступающими резкими скулами, гладко выбритое. И странные, белесые волосы, коротко подстриженные и зачесанные без намека на популярные бриолины. Казалось, что мужчина преждевременно поседел — ему вряд ли было больше тридцати. Но это была определенно не седина, просто необычный цвет. Одет пришелец был в довольно рваные, неоднократно чиненые штаны от рабочей формы Немецкой Бригады и относительно новую джинсовую рубашку навыпуск.

— Приветствую, — вежливо сказал гость, останавливаясь на середине маленькой конторы Римана. Говорил он на французском, который был основным языком Шарма, успешно конкурируя с немецким и русским. Внимательные темные глаза пришельца обежали контору, как луч радара, фиксируя все сразу — небольшую комнату с кривоватой дверью в подсобку, скудную мебель, подобранную на свалке и починенную не очень привычной к плотницкой работе, но старательной рукой. Небольшой стол-конторку, за которым сидел невысокий, бритый налысо мужчина неопределенного возраста с нездоровой одутловатостью на широком лице и желтоватыми белками глаз. Он же основатель и единоличный владелец фирмы "Ицхак Риман и партнеры, сопровождение грузов и частная охрана".

— По-моему, здесь я найду много интересного и полезного, — сообщил "седой". — Я Беркли. Фрэнк Этьен Беркли

— В бордель — следующая дверь, — так же по-французски, неприветливо отозвался Риман, не вставая и не делая лишних движений, только правая ладонь чуть сдвинулась в сторону спрятанного за стопкой бумаг револьвера.

— После дела — непременно, — без заминки отозвался Беркли, чуть улыбнувшись. Впрочем глаза у него остались очень внимательными и холодными, как две ледышки под белесыми бровями.

Риман несколько секунд смотрел на пришельца, а затем сделал приглашающий жест в сторону одного из двух стульев.

— Извиняюсь, — чуть более, на самую малую толику, дружелюбнее сказал Ицхак. — Они там набирают мужчин для новых услуг. Сегодня уже третий ошибся дверью. Надо было сразу говорить, что по делу.

— Понимаю, — кивнул Беркли. Голос у него был относительно приятный, но чуть дребезжащий.

Он сел на стул. Ицхак заметил, что гость не положил ногу на ногу и чуть подобрался, словно был готов в любой момент одним прыжком сорваться с места. Причем выглядело это естественно, словно было в порядке вещей.

— Бойцов не нанимаю, — сразу расставил точки над "и" Риман.

— Знаю, — ответил Беркли. — Я пришел не наниматься, а заключать партнерство.

— Выход там, — указал Ицхак. — Прямо за спиной. Прикрой за собой дверь, шарнир барахлит.

— Торопишься, — веско укорил Беркли. — К слову, а у тебя там что, наган или что-то английское? Не разберу отсюда.

— Тебе хватит, — не менее веско сообщил Риман, кладя руку на рукоять револьвера с деревянными, потертыми накладками в крупную насечку.

— А, "переломка", — скривился Беркли. — Тебе точно нужно стреляло получше.

И сразу, без перехода сменил тон, склонившись вперед, ближе к хозяину конторы.

— Не надо в меня стрелять, я пришел с миром. И с предложением.

— Иди в жопу, — посоветовал Риман, который видел таких "предложенцев" в среднем два раза в день. — Если только твой бумажник не набит экю. Тогда можешь еще посидеть.

— Не набит, — серьезно вымолвил Берклии. — Я кое-что узнал про тебя. Ветеран, Крым, осенний десант, "Стальное Дно". Мехвод сферотанка, тяжело ранен, живешь на гемофильтре.

Риман бросил машинальный взгляд в сторону "пылесоса" — высокого, почти по пояс взрослому мужчине цилиндра на колесиках и с ручкой для переноски. От цилиндра тянулся тонкий гофрированный шланг в редкой оплетке из стальных нитей. Он заканчивался у шунта на руке Ицхака, дальше под кожей бежала вживленная трубка, исчезавшая за плечом.

— На последние сбережения открыл контору, заплатил за торговую марку и внесение в реестр "Кригскнехт", — продолжил Беркли. — Но на том монеты кончились, теперь перебиваешься заказами по мелким караванам, нанимая бойцов на разовые подряды. Потому что на собственную команду нет денег.

— Дальше что?

— А вот что... — Беркли пару мгновений помолчал, подбирая слова. — У меня нет денег, щедрая родина, выкинув меня по демобилизации, удержала стоимость "шилобоя", который раскатал в фольгу сферотанк... я тоже был в Крыму, только с другой стороны.

Зрачки Римана сузились, превратившись в булавочные точки. Своим ранением и инвалидностью Ицхак был обязан как раз "шилобою" — французскому бронебойному орудию двойной тяги. Но Беркли то ли не заметил, то ли пренебрег сменой настроения собеседника. И продолжил развивать мысль.

— Уже сейчас многие демобилизованные уходят в частники. Охрана, терроризм, полиция, пинкертоны и прочие. А будет больше, намного больше, в самом скором будущем. Если заниматься военными услугами по-серьезному, то надо ловить момент сейчас, потом затопчут орды конкурентов. У тебя есть контора, уплаченные взносы и вписки. Но нет бойцов, чтобы работать на постоянной основе. А у меня есть несколько хороших знакомых из армии, тоже демобилизованных. Они мне доверяют и готовы на первых порах поработать за еду, в счет будущих заслуг и доходов.

Риман ожидал продолжения, но Беркли умолк, позволив невысказанному предложению повиснуть в воздухе.

— В Шарме хватает контор, — ответил, наконец, Ицхак. — И если ты так хорош, да еще при боевитых друзьях, то вали туда, с руками оторвут.

Однако в его словах чуткое, пусть и отшибленное громом выстрелов ухо Фрэнка выловило легкую, даже легчайшую тень сомнения. Похоже, дела владельца "Сопровождения грузов и частной охраны" действительно шли скверно. Контора Римана была тринадцатой среди тех, куда Беркли обращался со своим предложением, везде получая отказ. Бывший артиллерист-бронебойщик уже начал было отчаиваться, но сейчас, почувствовав проблеск интереса у Ицхака, собрался, мобилизовав всю силу убеждения.

— Мы не реестровые "криги", поэтому на нормальную клиентуру и хорошие деньги рассчитывать не можем, — честно ответил Фрэнк. — Я же говорю, сейчас бывших солдат все больше, наниматели разборчивы. Мне нужна контора с хоть каким-нибудь именем, чтобы выступать от ее лица. У тебя есть нормальная вывеска, и ты много не возьмешь... хотя бы на первых порах.

— Хммм... — Риман ненадолго задумался. — Ну, приводи своих ... друзей. Поглядим.

— Ага, вот прямо сейчас, — скупо, понимающе улыбнулся Фрэнк. — А ты их пробуешь перехватить, выкинув меня из дела, чтобы не тратиться на партнерство.

— А ты попробуешь меня скинуть с места учредителя, — Риман вернул понимающую, холодную усмешку. — И всем рулить самолично. Чтобы не тратиться на партнерство.

— Обязательно, — в словах Беркли не было ни обещания, ни намека, только спокойная откровенность. — Если договоримся, это будет общее дело и общая прибыль. Дашь слабину и поставишь дело под удар — обязательно скину. Мне нужны деньги, все, до которых можно дотянуться.

Риман опять погрузился в молчание, его ладонь все так же лежала на револьвере, но пальцы чуть расслабились.

— И я бы сказал, что конторе нужно новое название, — рискнул вставить мысль Фрэнк. — Что-то покороче, чтобы звучало красиво, без всяких национальных колоритов и выговаривалось легко...

Они говорили о многом. Время от времени Ицхак без всякой наигранности указывал Фрэнку на дверь. Тогда артиллерист поднимал ладони в примиряющем жесте и умерял требования. Время от времени Беркли приподнимался со стула, готовый уйти сам. Тогда Риман кривился и хлопал ладонью о стол, в свою очередь, сдавая назад. Разговор был долгим и тяжелым, изначально отравленным недоверием и подозрительностью.

И все же...

У двух совершенно непохожих людей оказалось слишком много общего. Военный опыт. Пустые карманы. Предательство государств, которые использовали верных преторианцев, а затем вышвырнули на улицу — одного без гроша в кармане, а другого — мучительно умирающего. Озлобленность на весь мир, который обещал так много, но дал так мало...

У них было много общего, и они договорились. С этого дня началась история "Деспера", долгая и захватывающая. Кровавая и страшная. История компании, ставшей эталоном успешной частной армии, иконой для всех наемников мира.

* Производное от "negotiis interest" — "совместный интерес" (лат.). Специфический неофициальный термин Империализма, отчасти аналог "дзайбацу". Определяет как большой консорциум, имеющий связи по всему миру, в т.ч. и в государственных структурах, так и вообще ситуацию, когда бизнес и государственные чиновники идут рука об руку, сменяя друг друга в начальственных креслах и проводя единую политику взаимного интереса.