Недостреленный. гл.20

Глава 20.

Нас согнали в большую плотную кучу и отвели с площади в одно из стоящих недалеко старых каменных зданий. Во время короткого перемещения толпой под конвоем по улице я поглядывал по сторонам в небольшой надежде вдруг удастся незаметно скрыться, но количество возмущенных охраняющих из поезда Троцкого не давало никакой возможности без какого-либо подходящего случайного события. Благоприятной случайности не произошло, на нас ожидаемо никто не напал, ни один из конвоируемых не пытался сбежать и за ним не устроили шумную погоню, толпа не кинулась врассыпную, поэтому под гвалт и выкрики вооруженных людей в кожаных куртках всех окруженных довели до бывшего, похоже, купеческого здания и поместили в пустующий подвал с маленькими высоко расположенными окошками под сводчатым потолком. Лязгнула тяжелая дверь, отделяя сгрудившихся людей в полумраке подвала от осеннего дня.

Некоторое время стояла гнетущая тишина, потом кто-то из вблизи стоящих горожан судорожно вздохнул, рядом прокашлялись, переступили с ноги на ногу, зашевелились, и вскоре послышался осторожный гул приглушенных голосов. Люди разошлись по сторонам, поодиночке или собираясь в кучки, насколько позволяли размеры подвала. Я отошел к краю помещения под узким маленьким окошком и присел на корточки, опираясь спиной на стенку из крупных кирпичей и ощущая ничем не объяснимую успокаивающую тяжесть оружия на поясе и в наплечной кобуре, ведь обыскать нас никто не удосужился. Хотя не отстреливаться же я собирался. Должны ведь опросить и выпустить, успокаивал я себя, вряд ли кто из собранных здесь людей причастен к покушению. Если кто-то и контролировал стрелявшего, то мог находиться и поодаль, на соседней стороне площади.

С другой стороны, обнаружение при мне оружия, не положенного обычному красноармейцу, могло сослужить плохую службу. Неизвестно как будут вершить суд или расправу эти "кожаные". У них в поезде вроде бы даже свой ревтрибунал имеется. Расстреляют скопом всех подозрительных и классово чуждых за гибель вождя революции товарища Троцкого. Не кричать же мне у стенки "Да здравствует мировая революция", не поможет, да и не хочется. Я уже начал потихоньку озираться, выбирая места, куда мог бы незаметно припрятать наган и браунинг. Хотя ведь и кобуры лучше будет снять, а то смотреться они на мне будут неуместно, особенно бывшая офицерская портупея. Как же это проделать, не привлекая внимания? Мда, вот незадача...

Я поднялся, тем более ноги затекли с непривычки, и захотелось их размять. За входной дверью раздался приглушаемый толстыми досками шум громких голосов, топот множества ног по ступенькам, ведущим в подвал. Затем послышался шорох засова, и тяжёлая дверь, набирая скорость, распахнулась и ударилась о стену. В проёме и за ним толпились люди: два-три в кожаных куртках красноватого цвета, остальные кто в пиджаках, кто в гимнастёрках. Кого-то из них я узнал, довелось сталкиваться во время расследования заговора Носовича. Впереди всех стоял Червяков, председатель царицынской ЧК и рядом с ним молодой человек в потрёпанной студенческой тужурке с карандашом и тетрадкой.

— Кто тут заарестованные, подходи записываться! — зычно бросил Червяков в полутьму подвала. — Как зовут, кто такой. Потом вызывать будем по одному. Со всеми разберёмся!

Люди зашевелились, присевшие стали подниматься на ноги, а начальник ЧК, присмотревшись, заметил меня, стоявшего у стены:

— Эй, кто там?! Кузнецов, ты что ли? Чего тут делаешь?

— Я, товарищ Червяков, — отвечаю, подходя к двери.

— Ну, здорОво! Как сюда попал-то?... Ладно, выходи давай, снаружи поговорим, — прервав разговор, кивнул мне Червяков. — Этого не записывай, — сказал он парню с тетрадкой.

— Вы не можете выпускать его! — взвился один из рядом стоявших "кожаных". — Он может быть замешан в покушении на вождя революции товарища Троцкого! Мы как охрана товарища Троцкого должны не допустить избежания революционной кары возможными контрреволюционерами!

— Мы здесь ЧКа — и точка! — обрубил Червяков. — Сами разберёмся.

Человек из охраны замолчал, раздувая ноздри и зло сверкая глазами навыкате. Парень с тетрадкой посторонился, я протиснулся мимо него в тесном дверном проёме, выходя наружу, и остановился перед лестницей, ведущей наверх. Ответил на приветствия знакомых, пожал кому-то руку. Вскоре вышел и председатель ЧК, оставив несколько человек записывать задержанных.

— Что там у тебя приключилось-то, Кузнецов? — спросил Червяков, поднимаясь по лестнице.

— Ну как, очень просто, — невесело усмехнулся я, идя за ним. — Отвез хлеб в столицы, был ранен, задержался в Москве, вернулся, моего полка нет, и товарищ Ерман меня в новый полк определил. Полк пошёл на митинг, а тут такое. Вот со всеми без разбору и загребли.

— Что ж ты ко мне по приезде не подошёл, — попенял Червяков. — У нас, понимаешь, людей грамотных не хватает, а ты...

— Да на Ермана наткнулся, не ругаться же с ним, — развёл я руками.

— В следующий раз, парень, решительней бывай, — шутливо постучал Червяков по моей голове, — и башкой думай, что полезнее для дела будет.

Мы с Червяковым и несколькими бойцами ЧК вышли из отдельного подвального входа во двор особняка. На постах вокруг здания стояли люди в поношенной солдатской форме или в гражданской одежде с винтовками в руках. Перед воротами толкались одетые в новые кожаные куртки десятка два человек, по-видимому, из поезда наркомвоенмора.

— Пошли, расскажешь, чего видел, — мотнул головой начальник ЧК в сторону парадного крыльца. Зайдя в особняк, свернули в ближайшую комнату, где вдоль стен находились обитые тканью диванчики и буфеты с застекленными дверцами, а в центре стоял чужеродно смотревшийся явно принесённый из другого места простой стол и несколько стульев. Председатель ЧК уселся на один из них, кивнув мне на другой.

Рассказ о покушении у меня не занял много времени. Уже основательно успокоившись, я смог припомнить, что стрелявший в Троцкого пробился в первые ряды ближе к концу митинга, и вроде, насколько я смог заметить, ни с кем не общался. Червяков сказал, чтобы я написал всё, что вспомнил, и подвинул стопку листов бумаги и письменный прибор. По привычке вместо перьевой ручки вытянув из стаканчика остро очинённый карандаш, я принялся записывать. Начальник ЧК, пока я заполнял листок, куда-то вышел. Потом он появился вскоре после того, как я закончил, так что ждал я его недолго. Взяв мои записи в руку, Червяков бегло их просмотрел и сказал:

— Давай, двигай в этот свой полк, собирай вещи и что там у тебя. Перевод твой оформим к нам в ЧК, с Ерманом я поговорю, приказ выпишут. Завтра утром в ЧК приходи, — с этими словами он пожал мне руку. — А мне тут с этими ещё разбираться, — Червяков устало мотнул головой куда-то в сторону подвала.

Я кивнул на прощанье головой и вышел из комнаты, но в просторной прихожей перед входными дверями остановился. Через окно, выходящее во двор, виднелись стоявшие посреди улицы "кожаные", похоже, не собиравшиеся уходить. Что-то мне не расхотелось идти по парадному крыльцу через главные ворота. Мало ли что сейчас стрельнёт им в голову, а затем кто-то стрельнёт и в меня. Оглядевшись, увидел уходящую вбок анфиладу комнат. Прошёл по ней, дошёл до бывшей столовой, из которой был выход на кухню, а из той к "чёрному" ходу. Прошёл мимо стоящего у задней двери постового с винтовкой, сказав ему на ходу "Я от товарища Червякова", вышел в палисадник, а из него на параллельную улицу, на которой никаких вооруженных людей не наблюдалось. Ну что ж, теперь можно и в расположение полка.

В полку нашёл Никанорова, весьма удивившегося и обрадовавшегося при виде меня:

— Здравствуй, здравствуй! Ты Кузнецов, не запамятовал я, верно? Поди ж ты, и выпускать наших начали? — Никаноров широко улыбнулся под густыми усами. — А то ж командир наш ужо и в штаб ходил, и к товарищу Ерману. Много наших бойцов похватали... — посерьезнел он.

Пришлось его разочаровать, что меня выпустил товарищ Червяков, предЧК, сам лично за меня поручившись. А остальные всё ещё заперты, и с ними ещё будут "разбираться". Никаноров снял кепку и огорчённо потёр лоб. Я же продолжил, чувствуя некоторую неловкость:

— Меня, товарищ Никаноров, в ведение царицынского ЧК переводят. Товарищ Червяков об этом с товарищем Ерманом поговорит и, думаю, назавтра приказ подвезут. Так что завтра, наверное, снимете меня с довольствия, только вот переночую здесь.

— Эх... — промолвил Никаноров. — Ну, ЧК дело тоже нужное. Ты уж там узнай насчет наших-то, похлопочи, ежели что.

Я с чистой совестью обещал посодействовать чем смогу в скором рассмотрении и освобождении задержанных бойцов нашего полка, сам я совершенно не видел за ними вины, и очень понадеялся, что никаких перегибов в ЧК не случится.

Никаноров ушёл, я стал отправился собирать свой вещмешок, и у меня появилось время спокойно подумать. Очень некстати стреляли в Троцкого, размышлял я. Политические убийства вообще неприглядный и далеко не эффективный метод, а в текущих реалиях гражданской войны и нарастающих угроз для Советской власти я к тому же сильно опасался всплеска ответного террора, как это произошло в моём мире после покушения на Ленина, когда могли пострадать невиновные и непричастные к вооруженной борьбе люди, причём не только от репрессивных мер "сверху", но и от реакции "низов", от самочинных расправ.

Что же может измениться, если не будет Троцкого, стал копаться я в своей памяти, чем же он знаменит. Троцкий, если я правильно понимал, сыграл немалую роль в Военно-Революционном Комитете Петросовета при подготовке ко взятию власти в октябре 1917 года. Правда, в ВРК трудились и кроме него большое количество человек от большевиков, левых эсеров и, кажется, даже анархистов. Кроме того был ещё и Военно-революционный центр, созданный ЦК РСДРП(б) в те же самые дни для контроля подготовки восстания со стороны большевиков, в который входил Сталин.

Но нельзя отрицать, что яркость звезды Троцкого на российском политическом небосклоне многократно возросла именно во второй половине 1917 года. Троцкий в то время активно выступал перед массовой аудиторией, на фабриках перед рабочими, в казармах Петроградского гарнизона, перед балтийскими матросами. Превосходный ораторский талант Троцкого захватывал симпатии масс, слушатели бывали практически в экстазе. Благодаря многочисленным выступлениям и направленным от ВРК в военные части комиссарам и агитаторам весь Петроградский гарнизон перешёл на сторону ВРК, а остававшийся последним неподчинившимся гарнизон Петропавловской крепости распропагандировал лично Троцкий.

Я припомнил связанный с этим событиями анекдот из своей прошлой жизни: "Ленин собирает ЦК. Вчера, говорит, революцию было делать рано, а завтра поздно. Надо сегодня. Ему возражают:

— Сегодня, Владимир Ильич, никак не получится, Троцкий на рыбалку уехал.

— А что, без Троцкого никак нельзя? — возмущается Ленин.

— Без Троцкого-то можно, — отвечают. — Без Авроры нельзя."

Троцкий выступал энергично, говорил красиво и эмоционально, с экзальтацией, ему были присущи огромные харизматичность и артистизм, и он превосходно умел играть на публику. У Троцкого часто присутствовало обращение к "мефистофельскому" образу, проявлялось желание поразить слушателей. В речах гремело отрицание традиционных моральных устоев во имя торжества великих целей планетарного и всемирно-исторического масштаба.

Во время рухнувших порядков многих людей охватывает стремление примкнуть к видным, энергичным и решительным личностям. Время хаоса и беспорядка это время батек, атаманов, выдвинутых из своей среды ярких партизанских командиров, вожаков отрядов и разбойничьих шаек. Троцкий в годы революции и Гражданской войны отлично вписывался в образ яркого харизматичного лидера, к которому обращались восхищённые взоры, и популярность Троцкого росла день ото дня.

В выступлениях Троцкий умело использовал полемических приёмы, его желание лидировать заставляло его переходить в дискуссиях на оскорбительные заявления по отношению к оппонентам. Поведение Троцкого производило впечатление беспринципности, да и в течение всей политической жизни Троцкого характеризовала частая смена им взглядов и оценок. Как говорил его современник, "Троцкий выдергивает разные принципы, как ярлычки, в зависимости от того, который из них более удобен".

После Октябрьского взятия власти назначенный наркомом по иностранным делам Троцкий изрядно напортачил при заключении Брестского мира, ведя лично свою, отличающуюся от позиции Совнаркома, политику в надежде на сиюмоментную революцию в Германии, что стоило Советской власти немало населения, территорий и ресурсов.

Ну, эти события даже в текущем мире уже отошли в прошлое. Сейчас Троцкий, назначенный на пост наркома по военным и морским делам, организовывал и выстраивал Красную Армию. После разложения и развала Российской армии в период Временного правительства немалая часть революционеров придерживалась мнения о достаточности вооруженного населения или местных красногвардейских отрядов. Жизнь потребовала создания регулярной армии, но и в этом вопросе широко распространено было представление о революционной "демократической" армии с выборными командирами, над которыми стояли солдатские комитеты. Назначенный на пост наркомвоенмора Л.Д.Троцкий начал создавать совершенно другую Красную Армию — профессиональную, с дисциплиной, властью командиров, с опорой на военных специалистов — бывших офицеров, служивших ранее в Русской императорской армии. Правда, в условиях начинающейся Гражданской войны вместо полного единовластия красных командиров ввели дополнительно должности комиссаров, занимающихся идеологической работой среди разнообразного и возможно политически нестойкого личного состава, а также контролирующих самих командиров.

Меня стали охватывать сомнения, не сложится ли гражданская война теперь, после покушения на Троцкого, если он не выживет, намного хуже и тяжелее для Советской власти и для страны в целом, не увеличится ли время взаимного кровопролития. Ведь теперь построение РККА может складываться по-другому, армия может быть менее боеспособной и более "рыхлой" и анархичной, страдать "партизанщиной".

Немного успокоило меня воспоминание о том, что точка зрения Троцкого на военных специалистов полностью совпадала со взглядами практичного В.И.Ленина и всецело тем поддерживалась. Хотя в моём прошлом подобная линия, тем не менее, встречала сопротивление. На съезде VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года проявила себя "военная оппозиция", которая, правда, имела смешанные и не однородные взгляды — часть отстаивала принципы коллегиальности и демократизма в руководстве, часть осуждала широкое привлечение военспецов из числа бывших офицеров, а часть выражала недовольство руководством лично Троцкого. В той дискуссии Сталин, несмотря на свои конфликты с Троцким, выступил против "военной оппозиции" и согласно политике Ленина высказался за дисциплинированную регулярную армию и против предложений "оппозиции", так как её проект может подорвать строительство РККА.