Музей Рыцаря Эль-драко

Алан Аюпов

(Ксенофолькльор Интернет-города Lib-town)

Музей рыцаря Маэстро Эль-драко

(Из жалобы на незаконные действия архивариуса)

Как-то глубокой ночью рыцарь Маэстро Эль-драко вернулся домой из очередного славного похода в честь дамы сердца не заблудившись. Тыча мечом в замочную скважину, одновременно слегка соприкасаясь с дверным косяком эмалированной кастрюлей, замещающей шлем вместо потерянного, вдруг осознал, что замка в двери нет. Ни петель для навесного замка, ни дырки от старого, внутреннего, ни наспех заделанного фанеркой пролома — шершавый дерматин, и всё. Может быть, ошибка? Может, рыцарь попал не туда? Чёрта с два!.. Улица, номер дома, подъезд, этаж — всё соответствовало. Тем более номер квартиры... 21!

"Пфюх-фю-пюх-фю-пю" — Художественный свист у Маэстро Эль-драко не сложился. Почему-то во вставной челюсти отсутствовали четыре верхних, передних зуба, и язык проваливался, издавая неприличные звуки. Номера квартиры не было!.. А на месте металлической бирки со знаменитым двузначным числом карточного начертания была привинчена стандартная латунная табличка с казённым текстом.

Сердце Маэстро Эль-драко вздрогнуло, конвульсивно дёрнулось и громко хрюкнуло под чугунным кожухом нагрудного панциря.

"Музей — мемориальная квартира рыцаря ордена "Словоплутия" Маэстро Эль-драко Период строительства и становления Либ-тауна. 2001-2008 гг. Охраняется третьим взводом второй сотни дублей старого боцмана".

Сказать, что рыцарь офонарел — значит, ничего не сказать. Он буквально потух, настолько всё оказалось невероятным. Проживая в Либ-тауне не первый год, он мог ожидать чего угодно — от нападения памятника любвиобильной девочки, до умопомрачительных приключений урагана местного значения с одной стороны и встреч с кошмарами черно-цветочного мага с коварными поцелуями Елены прекрасной с другой. Но вот на частную собственность здесь никто и никогда не посягал. Даже шутки на подобные темы считались неприличными. Хотя один случай был на заре градостроительства, но это исключение из общего правила.

Взгляд Эль-драко метался по стенам, отыскивая знакомые трещины, царапины, потёки. Всё было на своих местах. И это было неправильно.

— Дозволительно ли мне будет, милостивые господа шутники, потревожить Ваше высокое общество своим нижайшим вопросом? Разрешите представиться. Маэстро Эль-драко, к Вашим услугам. Пока живой, невредимый, почти трезвый, всегда влюблённый, не всегда обязательный, но старательный. Выражаю надежду на то, что не слишком обеспокою Вас своим появлением у дверей жилища своего личного. Ибо не хотелось бы мне сделаться причиной нежданных хлопот. Город этот необыкновенный вселяет в моё сердце искреннее восхищение и вызывает в груди моей священный трепет. Жители же его достойны наивысших похвал. В нижайшем поклоне склоняюсь я пред Вашим талантом плетения интриг, неожиданных сюжетов, поворотов и разворотов, неадекватностью мышления, безграничной и неуёмной фантазией! И благословляю каждый день и каждый час, дарованный мне этой обителью мудрости и красоты. А посему у Вас хочу испросить, что сие означать может? Не депортацию ли из града славного, с сердцем моим не разделимый, без коего жизнь не жизнь, а пекло адово?! Или мне всё же будет дозволено продолжить своё житие в сих стенах прекрасных, ничем не замаранных, рисунками пошлыми не очернённых, текстами привольными не испоганенными. Хотя бы на миг, хотя б на мгновенье. Даруете ли Вы мне эту радость? Достоин ли я этого высокого звания? Со склонённой головою, покорный судьбе, ожидаю ответа Вашего. Готов принять как приговор страшный, подобный удару, так и счастье великое, будто солнце ясное. — На едином дыхании вымолвил свою пламенную тираду Маэстро, и воплощая сказанное в жизнь, попробовал поклониться невидимым собеседникам.

Пол под железными его подошвами дрогнул и рыцаря довольно таки сильно повело в сторону от двери. Чтоб не потерять равновесие от внезапного землетрясения, Эль-драко вцепился в ручку двери своей шипованой дланью, покрытой хром-никилеевым сплавом. Это придало ему дополнительные силы и тело рыцаря, отклонившееся от двери, набирая скорость, двинулось в обратном направлении.

Манёвр оказался неожиданным даже для самого хозяина, потому как удержаться на ногах он не сумел, и всей своей массой врезался в тонкую, фанерную дверь собственной квартиры. Дверь, разумеется, не устояла и Маэстро, следуя законам притяжения и движения масс в пространстве, вломился внутрь, навсегда обламывая хрупкую пластмассовую ручку, мгновение назад удержавшую его в вертикальном положении. А поскольку масса рыцаря в доспехах была не маленькая, то и длительность полёта его бренного тела оказалась продолжительной. Пол в прихожей был паркетный, хорошо отполированный, мазанный-перемазанный всякими заморскими мастиками дабы блеск был. Оттого скольжение по нему едва ли отличалось от ледового катка. Маэстро Эль-драко перемахнул через порог, метра два левитировал не касаясь своего знаменитого паркета, и наконец, приземлившись с громоподобным грохотом и небольшим землетрясением, оставшиеся четыре с половиной метра неприлично скользил на пузе до зеркальной стены, где благополучно затормозил, врезавшись теперь уже непокрытой головой. Грохот падающего тела; дребезжание катящейся следом кастрюли; звон разбитого стекла; лязганье меча, почему-то воткнувшегося в пол и раскачивающегося подобно маятнику — всё это наделало столько шума, что только мёртвый мог не слыхать. Дверь была не заперта. Трудно сейчас судить, что помешало Маэстро Эль-драко прочитать бумажку, приколотую чуть ниже таблички: "Вход свободный" сообщалось там красивым каллиграфическим почерком.

Ошалев от такого проникновения в собственный дом, Маэстро Эль-драко некоторое время полежал, приходя в себя окончательно, потом отжался на руках, но руки разъехались на скользком паркете и рыцарь снова грохнулся об пол. Следующую попытку Маэстро подготовил более тщательно. С трудом, преодолевая земное притяжение и отсутствие трения, он встал на четвереньки, в позу неподобающую рыцарям (а что ему оставалось делать? Ведь оруженосца у Эль-драко не было за отсутствием денежных знаков, проще говоря, золотого фонда), опёрся о стену, где ещё минуту назад сверкало серебром зеркало, и, скрипя железом и суставами, поднялся на ноги.

— Ай-я-я-я-я-я-йя! Молодой человек. — Укоризненно произнёс голос за спиной рыцаря.

Рыцарь, как всякий уважающий себя член ордена, не мог позволить никому заглядывать себе за спину, а потому резко развернулся на 180 градусов, отчего опять едва не грянулся об пол, спасла стена.

— Вы кто? — Растеряв всё своё красноречие, спросил Эль-драко мужчину, стоявшего в дверях его спальни.

— Я! — Незнакомец окинул взглядом рыцаря, и продолжил. — Я, смотритель музея, к вашим услугам.

— какого, к чёртовой матери, музея! — Взревел рыцарь. — Это моя квартира! Я здесь живу!

— Успокойтесь, молодой человек, разберёмся. Сначала вам придётся доказать, что вы есть тот, за кого себя выдаёте. Наш знаменитый рыцарь Маэстро Эль-драко отправился в края далёкие по заказу Елены прекрасной. Но бывшая спартанская царица не знала, что её подруга гречанка Талия в свою очередь попросила Эль-драко принести ей чешуйку дракона, которого некогда одолела графиня Светлада. Рыцарь обещал обеим, и, после недолгих сборов, отбыл в неизвестном направлении. И, насколько мне известно, встретил там очередную даму своего сердца, которая попросила сделать и для неё подарок, рыцарь, конечно же, отказать не смог, а потому отправился выполнять ещё один заказ. Так что вряд ли в ближайшие сто лет Маэстро Эль-драко сумеет вернуться. На его тернистой дороге встретится ещё не одна сотня дам.

Рыцарь обалдело вращал глазами, никак не желая понимать происходящее. Перед ним стоял человек, одетый с иголочки, в блестящих чёрных лакированных туфлях фасона середины двадцатого века , в шикарном чесучовом тёмно-синем костюме, с пенсне в золотой оправе на платиновой цепочке, свободно болтающейся на его жилистой шее, в напудренном парике, не разобрать какого цвета, с моноклем в левой руке и записной книжкой в правой.

— Вы кто? — Тупо переспросил рыцарь.

— О. Латунский, критик, писатель, поэт, художник, философ, мыслитель. — Представился тот, пряча записную книжку в нагрудный карман пиджака. — Позвольте вам помочь.

— Какого чёрта... — Всхлипнул рыцарь.

— Успокойтесь, господин рыцарь, успокойтесь. — Ворковал О. Латунский, водружая кастрюлю на её законное место. — Усё у полном порядке. Согласно местному законодательству.

— Какое ещё законодательство? — Бубнил из-под кастрюли Маэстро.

— Ну, я хотел сказать, усё согласно закону. — Поправился О. Латунский.

— Это беззаконие! — Завопил рыцарь из кастрюли, едва сам не оглохнув от собственного вопля. — Я буду жаловаться!

— Пожалуйста, голубчик, пожалуйста. Это ваше право. — Соглашался О. Латунский. — Только вряд ли это поможет.

— Я к самому лорду I-chay пойду. Мы с ним давно знакомы. — Не утихал рыцарь.

— Да хоть к мэру. — Невозмутимо соглашался О. Латунский.

— Как вас понимать?

— Да так и понимайте. — Пояснил О. Латунский. — Дело в том, что лорд I_chay, к которому вы желаете обратиться, самолично дал распоряжение передать ваше жилище под музей.

— На каком основании? — Взревел рыцарь, пытаясь совместить с глазами дырки на кастрюле от отвалившейся ручки и приспособленные для внешнего обзора. Настоящее забрало потерялось вместе со шлемом. Поговаривали, будто её светлость графиня Светлада нашла шлем и варит в нём свои колдовские зелья. Очень качественные, надо сказать, получались отвары, замешанные на рыцарском красноречии, доблести и отваге.

— Не "на", а "за" услугу, дорогой Маэстро. Мне удалось раздобыть парочку снимков одной знаменитой дамы нашего города в неглиже. А за такой компромат лорд пол города отдаст. Кот Поддубный лорду за это отвалит такие суммы! Вам и не снилось.

— Что?! Оскорбление?!

— Какое? — Удивлённо поднял бровь О. Латунский.

— Вы оскорбили даму!

— Это ещё чем? — Продолжал недоумевать критик.

— Фотографии, порочащие честь Либ-таунки! — Возмущался рыцарь.

— Простите, рыцарь, а с чего вы решили, что фотографии порочат? Насколько я могу судить о женской красоте, это совсем не так.

— Вы хам! Наглец! Пошляк! — Орал Маэстро, бешено крутя кастрюлю вокруг головы. — Я вызываю вас на дуэль!

— На куда? — Не понял О. Латунский.

— На смертный бой! — Вскричал рыцарь, и тут наконец-то прорези совместились с глазами. — Где мой меч? — Грозно вопросил Маэстро, оглядываясь.

Меч торчал в полу, пришпилив к паркету чью-то элегантную шляпу.

— Моя шляпа! — Теперь вскричал критик. — Бедная моя шляпа! Что вы сделали своей железякой с моей драгоценной шляпой?! — Он схватил головной убор и резко рванул на себя. Пришпиленная шляпа не выдержала такого отношения к собственной персоне и раздвоилась. Обтекая лезвие меча, части шляпы оказались в руках господина критика.

— На бой... На бой... — Долдонил рыцарь, с треском выдирая меч из своего великолепного паркета.

— Какой бой? Я вас под суд отдам за порчу государственного имущества. — В тон ему отвечал О. Латунский.

— Какое государственное? Это моя квартира, и всё здесь находящееся моё.

— Ага. Был у петуха курятник... — Ответствовал критик.

— На бой, гнусный смерд! — В очередной раз взревел рыцарь, размахивая мечом.

С потолка посыпалась штукатурка.

— Осторожнее! — Взвизгнул О. Латунский. — Здесь же потолки низкие. Придётся ремонт делать.

— Я тебе сделаю! Я тебе сейчас такой ремонт сделаю! — Вопил рыцарь, и не думая прекращать махать оружием.

В следующий миг яркая вспышка озарила комнату и хрустальная люстра с грохотом рухнула на пол. Ещё через миг грохот повторился тысячекратно усиленный, сопровождаемый очередным лёгким землетрясением. Со звоном покатилась кастрюля, тяжёлый удар сотряс стену, и установилась тишина...

Озадаченный таким поворотом событий критик, принялся шарить по карманам. Сам он не курил, но спички всегда при себе имел. В слабом свете горящего дерева он разглядел распростёртое на полу тело рыцаря и болтающийся над головой огрызок электрического провода. Автоматика сработала почти сразу, как догорела спичка, и свет зажёгся.

— Смерд, помоги же прекрасному и свободолюбивому, озарённому солнечными лучами вечного рассвета и неомрачаемого тоскливыми бесцветными сумерками, что столь дороги душам заблудшим и страждущим, подобным моей, хоть и частично исцелённой благостным и живительным прикосновением магии сего места волшебного, но всё же ещё не нашедшей выхода из-под полога тёмного леса отчаяния и безнадёжности, под унылым кровом которого оная так привыкла почивать чутким и тревожным сном, допьяна напоённым нескончаемыми кошмарами, населённом жуткими и смрадными чудовищами, насквозь пронизанным коварными предательствами и переполненным неразделёнными самыми светлыми и благородными чувствами, подняться. — Бормотал, лёжа на полу, рыцарь.

— Ещё чаво? Шоб ты опять мечом туточки махал? — Саркастически улыбнулся О. Латунский.

— О, как же удивительно сладко, как небывало легко и по-детски безмятежно, как весело и волшебно очнуться наконец и сбросить с себя постылые оковы этого воистину нелепого, совершенно непостижимого, просто запредельного ужаса, грязного, липкого и противного, похожего на раскинувшуюся над мирной и ничего не подозревающей поляной страшную шёлковую паутину гигантского мохнатого паука, ловко охотящегося на человеческие души и берущего в плен их сокровенные желания и надежды, разрушающего всё то доброе и возвышенное, что только успело свить уютное гнёздышко в его горячем сердце, растаптывающего, высасывающего, уничтожающего всяческую веру — и даже саму мысль о ней — в благополучный и счастливый исход, заставляющего отступить, проиграть, сгинуть, не успев сделать и шагу, чтобы начать честный поединок.. — Продолжал держать речь, валяясь на изуродованном паркете, рыцарь.

— Вона, как заговорил! — Искренне восхитился критик. — Ты бы, Маэстро, преподал мне парочку уроков по словоблудию.

— Позвольте же мне, рыцарю без страха и упрёка, благородному кавалеру, человеку дворянского происхождения...

— Это от слова: дворовой? — Уточнил О. Латунский. — Тогда это соответствует истине.

Но рыцарь не обратил ни малейшего внимания на слова критика, и продолжал вещать:

— ...проживающему в этой дивной квартире уже более года, после того, как замок мой был подарен приведению местному, неприкаянному, бездомному, и не испытывающему при этом ни малейшей неловкости ни в столкновении с делами чудесными и необъяснимыми, ни в интеллектуальных баталиях, бушующих под час на волшебных улицах и заколдованных площадях, что тем не менее с лихвой окупаются дружелюбием, сердечной теплотой и отзывчивостью местных граждан, вызвать Вас на поединок честный, справедливый, богу угодный.

— меня? Что ли?! — Критик приподнял парик и почесал лысину. — Никак не получится, ваше рыцарство. Я человек государственный. На мне музей цельный. Между прочим, мой музей, а не ваш. Это токи табличка ваша, шоб народ приходил на жилище рыцарское поглазеть. А унутри усё чисто моё. Могёте самолично убедиться. — Он приглашающе повёл рукой.