Собрание

Дом был старым. На своем веку он пережил и войну, и перестройку, и нынешнее счастливое будущее. Он даже видел царей, целый двух. Дом безропотно сносил все новые веяния. И когда владельцев целых этажей выселяли, а их место занимали десятки других, и когда потомков этих десятков мягко, а когда и жестко выдворяли, а на их место приходили новые хозяева, которые занимали целые этажи. А потом из этих хором получались маленькие, но очень уютные квартирки. И именовались они общежитиями. Впрочем, всегда оставались одинарные комнаты, меняющие жильцов время от времени, изначально предназначенные для прислуги. Там даже индивидуальный унитаз имелся.

Многое видел этот дом. И сегодняшнему собранию он ничуть не удивился.

Собрание, как и сотня других до него, проходило в подвале.

— Итак, дамы и господа, наше собрание позвольте считать открытым! — провозгласил невысокий субъект, в старомодном сюртуке и для солидности стукнул молоточком в древний деревянный ящик из-под пива, который служил ему трибуной.

— То-ва-ри-щи!!! — несогласно выкрикнул почти лысый, но зато с бородкой клинышком, индивид в косоворотке, и даже притопнул от волнения.— Навидались мы господ. Называются господами, а на морду товарищи. Прошу называть морды своими именами!

— Вы нам тут коммунизм не пропагандируйте! — истерично заверещала дама, в белой блузке и строгой, до пят, юбке.— На дворе двадцать первый век! Демократия победила!

— Либеральные ценности всегда впереди!! — рявкнулмордатый и жутко неприятно-злобный мужичок, в плаще Бэтмана, но без маски. — За либерализмом будущее! Кто не с нами — того в Сибирь! На Колыму! За МКАД!

— Либерализм не страшен, — махнула рукой дама в белой блузке,— он только кричит, воет и стонет. Но ничего не делает! Либерал это злой на весь мир импотент. А вот коммунизм, это дело другое!

— Дура! Не коммунист я! — мужественно отразил выпад почти лысый мужик с бородкой.— Гоголя не читала? Тараса Бульбу? Как он там к однополчанам обращается? Товарищи! Тогда Маркса и в проекте не было! Я-то помню! У-у-у, неуч!

Председатель замолотил молоточком, словно вбивал гвоздь в распри.

— Друзья! Прекратить политические выказывания! — срывая голос, заорал он, потом сделал над собой усилие и продолжил.— Мы собрались на ежемесячный сбор домовых нашего дома, чтобы обсудить неотложные и насущные вопросы.

— А Кравец, из 38 квартиры, по-прежнему лампочки из подъезда ворует!— воскликнул кто-то на задних рядах.

— Непорядок, — нахмурился председатель. — Кто у нас за 38-ю ответственный?

Из массы поднялся домовой в потертой кожаной куртке.

— Ну, я! — с вызовом в голосе и унынием в глазах возвестил он.

— Почему не следишь за подопечным?— грозно вопросил председатель.

— Да! Почему? — вякнул либерал и тут же нырнул в толпу.

— Да потому! — разозлился тип в кожаной куртке.— Жилец мой со сбитым полюсом оказался! Я к нему во сне кустом неопалимым явился, говорю, не смей лампочки таскать, так он уверовал в то, что лампочки из подъезда чудодейственной силой обладают. Во всех комнатах вкрутил, под подушку сует, даже на шею повесил. Так и ходит, словно у него грудь одна, маленькая, и по центру расположенная. Только толку что мужик.

— Их сейчас и не поймешь, кто мужик, а кто и не мужик, — поджала губки домовичка в белой блузке.— У меня в прошлом году похожий квартиру снимал. Волосы длинные, брюки узкие, кремом три раза в день мажется. Тьфу! Я его терпела-терпела, потом начала во сне в неглиже к нему являться. Тут же переехал! Точно из этих!

-Если бы вы ко мне в сон вторглись, в чем мать родила, я бы не переехал. Я бы повесился, — мрачно заметил лысый с бородкой, — учитывая, что вы еще Александра Первого помните.

— Ах, вы!

В руках у оскорбленной дамы оказался изящный зонтик, извлеченный из сумочки, который она со всем негодованием обрушила на лысую голову обидчика. Тот крякнул, засучил рукава косоворотки и пошел в атаку, невзирая на пол и возраст. Домовые вокруг вскрикнули, кто осуждающе, а кто и одобрительно.

— Раз-не-ми-те их!— лупил молотком по ящику председатель.

— Не мешать! — крикнул лысый.— Бью — значит люблю!

— Так ты меня любишь? — расцвела дама в белой блузке и даже прекратила отбиваться зонтиком, астролябией, розовым фламинго, просроченным сыром, пудреницей, айпадом и сборником песен Шаляпина, которые она на ощупь выхватывала из сумочки. К счастью Прохора потому, что от Федора бы лысый точно не выжил.

— А то! — подтвердил лысый.— Уже лет десять! Или пятьдесят, точно не помню.

— Почему же раньше не сказал? — дама в белой блузке кокетливо вытащила розовое перо из бороды носителя косоворотки.

— Ты была так юна и неопытна, — привычно понизил тембр голоса лысый, — что я просто не смел. А сейчас смею! Жаль, что не я цветок сорвал!

— Не беспокойся любимый! — счастливо вздохнула белая блузка.— Цветок тебя дождался!

— Со времен Александра Первого?— присвистнул кто-то из задних рядов. — Вот дела-а-а!

Председатель отчаянно застучал молотком так, что доска в ящике треснула и теперь издавала неприятный дребезжащий звук.

— Прекратить личные отношения во время собрания!

— А ты не стой на пути их счастья! — вмешался мордатый либерал.

— У нас есть серьезный вопрос, — возвестил председатель.— Кто будет отвлекаться на посторонние темы — лишу права голоса!

— Любви все возраста и времена покорны! — томно произнесла белая блузка, млея в объятиях лысого.

— Всем молчать! — переобулся либерал. Он всегда был "против". Против чего он выбирал сам.— Слушаем уважаемого председателя!

— В двадцать восьмую квартиру две недели назад въехал новый жилец, — привычно сдерживая себя начал председатель.— Согласно укладу ему не был назначен персональный домовой. Все приглядывали по чуть-чуть. Кто имеет что сказать?

— Позор мужчине! — вылезла к трибуне мадам в теплой кофте и платочке на голове. — Задница толстая, рожа во, мусор раз в три дня выбрасывает!

— Такой миленький! — томно протянула молодая домовица в цветастом платье.

— Это же какой миленький?— уперла руки в бок теплая кофта.

— Такой пухленький, чисто медвежонок плюшевый, — так же томно протянула девица. — Так и хочется потискать!

— Тьфу!— выразила свою позицию теплая кофта.

Председатель снова замолотил молотком. Бил он по целой доске, но соседняя, треснувшая, отзывалась своим неприятным звуком.

— Что еще можете сказать? — уводя почти начавшийся скандал в сторону, спросил он. — Чем занимается?

— Книги пишет, — мрачно ответил классический домовой. Лохматый, мрачный и в тулупе.— Денежки на житье ему мама посылает, а он вместо того, чтобы честно трудиться, книжки сочиняет.

— И как? — с искренним любопытством поинтересовался председатель, жарко любивший хорошую литературу.

— Так! — скривился лохматый тулупник.— Со Львом Николаевичем и рядом не стоял. У него сказки, про эльфов, гномов и прочую небывальщину.

— А про домовых?— жадно спросил кто-то из толпы.

— Не-е, — с отвращением произнес тулупник, — про нас ни строчки.

— Просто так пишет? — уточнил председатель.— Или издавался?

— Одну книгу издал, — признался лохматый, — в издательстве "Альфа-книга". И все.

— Это он зря,— искренне опечалился председатель. — Всем известно, что в "Альфа-книга" только первую книгу печатают, а остальные по всем издательствам блокируют. Зато всякую гадость, вроде "Каблуков Пенелопы" издают. Злые они там.

— Вот и я говорю, нечего по клавиатуре стучать, — воодушевился лохматый, — встал бы, походил, нормальную работу нашел. И деньги были бы, и лишний жир согнал!

— Бабу ему надо,— весомо бухнул домовой с фигурой молотобойца,— тогда и жир сойдет, и деньги зарабатывать научится.

— Ой, а у меня есть кандидатура! — всплеснула руками не слишком молодая, но разбитная на вид домовичка.— У меня в сорок пятой живет. И красавица, и умница, и хозяйка замечательная!

— Стой, так ей уже лет шестьдесят, — нахмурился председатель,— а новому жильцу, Сергею, и тридцати нет!

— Любви все возраста покорны! — хором возвестили лысый и белая блузка.

— Однозначно! — подвякнул либерал.

— И что? — нахмурилась домовичка. -Пугачева— то постарше будет!

— Так и Галкин тоже старше!— донеслось с задних рядов.

— А это никого не волнует и ничего не решает! — авторитетно заявила домовица.

— Ох, запретить бы всем телевизор смотреть, — с тоской в голосе протянул председатель. — Еще кандидатуры есть?

— У меня! — поднял руку интеллигентного вида домовой, в костюме-тройке и бабочке. — В пятьдесят третьей живет. Настенька.

— Так она страшная! — высказался кто-то из общей толпы.

— У него зрение слабое, — парировал интеллигент.

— Она готовит плохо! — возвестил другой голос.

— Он все равно ест всякую гадость.

— У нее грудь маленькая!

— А у него ладошки крохотные.

— Она его выше!

— Купит туфли с высоким каблуком.

— Она тощая! Он ее раздавит!

— Наездница им в помощь!

— Любви все возрасты и туловища покорны! — завели старую песню лысый и белая блузка с расстегнутыми пуговичками.

— Его на Колыму! Ее в Магадан! Мне Крым, однозначно!

— Замолчите все! — председатель полностью разломал ящик и теперь размахивал молотком в поисках другой плоскости. Все разом замолчали. Помнили прошлые собрания, у некоторых после них даже шишки еще не сошли.

— Решено! Пытаемся свести Сергея и Настеньку, — постановил председатель.— Они в одном лифте ездят. Если будет оказия, стопорим лифт часа на три. Глядишь, все и срастется. Если нет, ломаем каблук Настеньки на глазах у Сергея. Лучше на лестнице, пусть ловит. Собрание окончено!

И выходя из подвала, председатель злобно бурчал:

— Телевизор! Во всем он виноват! Совсем домовые прежний вид потеряли! А что будет дальше?

А за его спиною неслось:

— Свободу свободной свободе!

— Подорожник лечит сто пятьдесят болезней!

— АУЕ! Ай! Уй! Ей! Ой-й-ой-ой-ой-ой!!!!

— Она не виновата. Она любила его, родила от того, вышла замуж за этого, развелась по велению звезд и рисунку на кофейной гуще!

— А он такой треснул, а тот никуда, и все, в общем!

— Подорожник! Позовем его в студию!

— Знаменитый артист, а таким оказался!

А дом молчал. Он многое видел на своем веку и привык ко всему: взлетам и падениям, успеху и разочарованиям, рождению и смерти своих жильцов. Чтобы ни происходило за его стенами или вокруг, как бы ни менялась жизнь, ему все равно никуда не деться. Остается только по-прежнему стоять на этом месте, устало вздыхать и ждать следующего собрания.