Немного о словах

-Мет'эри — великое слово. Дающий и принимающий... Словно божество, будто с Всевышним разделил тяжесть и радость бытия. А ныне? Торговец, лавочник, купец... — с презрением бросил старик.

Нет, он не ворчит. Ворчать может бабушка на любимых внуков, не послушавшихся доброго совета и залезших в лужу, а теперь заболевших, при этом укутывающая шкодливых деток в пуховой платок да кружку малинового чая подающую. Он не брюзжит. Брюзжать будет несчастливый человек, ругающийся на всех и вся — что толку в весне, если она ему не по нраву, что за дело ему до чужой радости, все одно плохо. Нет, старик... делиться болью. Да, именно так.

-Пройдет не так уж и много лет, но люди забудут его. Поначалу будут старательно выводить "метэри", потом станет "метри", а далее... опустятся до простого "метр". Не приведи Всевышний, еще и "мэтром" величать станут. А ведь когда-то только за намек на это могли убить. "Мэтр'и" — проклятье говорящему и оскорбление слушающему. Да, немало крови пролилось в давние времена за одно лишь слово. Честь была тогда в почете, не то, что ныне...

Старик-торговец говорит и говорит, потому как слушают его. И что, что слушатель слеп? Главное — не глух. Ему и поговорить не с кем: дети в поисках удачи разбрелись по свету, но большинство пошли по миру, внуки и дорогу забыли в деревню, спрятавшуюся в лесу за перекрестьем трактов, соседи... им и своих бед да несчастий хватает, а тут еще глупого старика слушать.

-Я не пророк, тцхешта, и не провидец, но знаю — язык наш умирает. Все больше и больше говорят незнакомыми словами, хватают, словно дети малые, охочие до яркой обертки на совершенно безвкусной конфете, чужие фразы, отчаянно теряя былое. Никто уж не помнит ни великих магов Придолины, ни Плута, ни Лафирта Великолепного, ни Мерлик. Никто! Даже эльфы знают только легенды, что переврали великие дела. Да и кому нужен хлам? А что душа умирает — пустяк, завтра новую купят.

И ведь не поспоришь: язык жив, пока на нем говорят. А если он умолкает... Мир теряет еще один свой кусочек. Порою маленький, но не менее важный от того.

-Не слушай старика, девочка. Все это бредни, — вдруг останавливает торговец свою речь. — Ведь ты за орехами пришла? Сейчас-сейчас, ты погоди чуток...

Тяжелое шарканье ног слева, стук медного ковша... Слепец живет в мире звуков. Так я всегда живу... Вот мерная дробь очищенных ядер лесных орешков по меди ковша — ровно двадцать семь. Позвякивание весовых гирек — две большие и одна маленькая. Шелест холстины мешочка — небольшого, как раз в ладонь поместится.

-Вот, пожалуйте, как вы обычно берете, — старик протягивает мешочек, но вдруг смущается — девка-от слепая.

-Не бойтесь, быть слепой, не значит быть незрячей, — тихо улыбаюсь.

-Да... зреть сердцем... — шепчет старый торговец сладостями.

И я знаю, что на его устах рождается улыбка: немного усталая — жизнь прожита немалая, слегка небрежная — и опыт велик, но с оттенком горечи — когда-то и он так умел.

-Благодарствую, почтенный, — шепчу в ответ, ссыпая в протянутую ладонь горсть медяков.

Откуда знаю, что ладонь протянута? Да какой же купец откажется от денег? А остальное... Мир многое может рассказать, ты только внимательно слушай.

Разворачиваюсь к двери и иду на тихий перезвон колокольчика: когда заходила, дверь не затворила плотно. Да-а, всегда оставляю возможность вернуться назад: к знакомым, к родным местам, к забытым клятвам, к неисполненным обещаниям.

-Ты заходи... еще... — робкая просьба с отголоском непролитых слез.

-Зайду, мет'эри, обязательно!

И вот такое обещание не сдержать нельзя. Особенно тцхеште.

Шепот листвы, шелест травы, печальные вздохи ветра. Это мир тоскует о себе. Эгоистично? Быть может. Странно? Вряд ли. Больно? Безумно. Ведь каждый раз, когда не важно кто забывает свою частичку, мир умирает. Не весь, но даже малая часть приносит боль.

А я не хочу боли... Но не имею права ее не принять. Ведь кому еще может пожалится мир, если не тцхеште?

Тцхешта... Так звали девочку, умевшую говорить с миром. Кем она была, из какого рода — не помнит никто из ныне живущих, да и в будущем вряд ли будут искать ответ. И это тоже маленькая смерть мира. Она говорила всем и каждому, не отказывая никому. Говорила вопреки боли, вопреки мечтам, вопреки страху смерти. Когда ее не стало, мир надолго замолчал... Но однажды пришла душа, похожая на Тцхешту, и уже ее нарекли провидицей, отвечающей на вопросы и дающей советы. Никто не вспомнил о девочке, но имя ее не забыли.

Или все же забыли? Когда-то, когда девочка выросла, ее уважали и говорили: "Да продлит Всевышний твои дни, наа Тцхешта!". Почтенная Тцхешта... Но кто упомнит теперь, что это было так? Ныне скажут лишь "наатцхешта" — та, что отвечает на вопросы и творит чудеса. Та, что выше тцхешты...

Старик был прав: пройдут не годы, пусть века, но и "мет'эри" позабудется, словно не было его никогда. И снова смерть, снова фиолетовый цвет последнего дыхания. Тот самый, что встретит меня на пороге дома торговца, когда я приду, сдержав обещание. Соседи скажут: "Странный был он, но честный — никогда лишней монеты за товар свой не брал". И никто не назовет его "мет'эри", потому что забудут, потому что еще один кусочек мира умрет.

Но я пока еще помню...