|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В последнее время майор Сапко пил по-черному. Почти каждый день являлся на работу с перегаром. Частенько после уроков или даже иногда вместо уроков уходил в каптерку к трудовику, и там два "красавца" набирались до невменяемого состояния, иной раз там и ночевали. И давно бы выгнали такого учителя со школы: но ведь боевой офицер, трижды раненый, заслуженный: орден Боевого Красного Знамени, две ЗБЗ, наградная планка в ладонь..
Когда-то в детстве мечтал Олежка Сапко быть летчиком. Но в летное не попал — забраковали из-за какой-то косточки в пальце. Поступил в общевойсковое, на саперный факультет. После училища сначала командовал взводом в учебке, потом попал военным советником в Анголу, получил ранение и медаль от товарища Агостиньо Нето. В Афганистан попал в 1981-м, уже опытным минером-разведчиком. Служил в одной из одшдб, на Саланге. Побегал по "зеленке", походил в рейды, получил второе ранение, попал в плен к душманам, пытали, держали в яме трое суток. Не убили по случайности, разведка вызволила. За два с половиной года дослужился до начштаба батальона, получил майора. Но случилось так, что колонна попала в засаду на подходе к перевалу, и душманский ВОГ-25 взорвался чуть ли не возле носа, в полшаге. Спас деревянный обмотанный жгутом приклад РПК, который НШ прижимал к щеке во время стрельбы, заменив убитого пулеметчика. Врачи считали чудом, что довезли, что выжил. Потерял руку по самое плечо, глаз, ухо, часть скулы — все правую верхнюю часть тела изородовали осколки, получились страшные шрамы. Два года лечился. Теперь у двадцативосьмилетнего майора вместо руки болтался пустой рукав, полголовы закрывалось жуткого вида протезом-эпитезой с искусственным глазом и ухом. Списали, конечно, дали инвалидность. Жизнь резко пошла под уклон. Дома с женой начались проблемы — легко ли молодой красивой жить с инвалидом. Ушел, оставил квартиру, уехал из областного города и оказался в глухом районном Ком-ске. Кто-то из бывших друзей-одноклассников вспомнил, сжалился, по партийной линии устроил работать в школу. Но среди школьников майор-инвалид выглядел нелепо, будто хромой и злой пес-волкодав, которому поручили выгуливать цыплят. С старшеклассниками долго не мог справиться. Нервничал, иногда даже на матюги срывался по армейской привычке — привык, чтобы все беспрекослоно подчинялись. Оттого военрука боялись и недолюбливали. Вместо "военрук" прозвали "Криворук". Говорят, некоторые впечатлительные мамаши даже жаловались в РайОНО: как, дескать, с таким уродством к детям допустили.
Запил, все больше и сильнее. Наверное, еще бы пару "гастролей" и точно Иван Игнатьич, директор школы, скрепя серце, невзирая на партийное поручение, предложил бы уйти по-хорошему. Да и сам Сапко уже понимал, что с таким вот багажом зря полез к детям.
Но одним не очень хорошим утром на Ком-ск лег воняющий кислотой туман, и на школьный двор заехали обвешенные железом чужеродные машины.
* * *
Грохотало, будто канонада, или гром — "бу-бу-бу!". Трясло и бросало. Потом был сильный удар и скрежет. И как будто рев раненого зверя. Где-то рядом опять гремело. А потом был еще один сильнейший удар, навалилось, придушило... Стихло. Только хрипело в груди и кровь стучала в висках.
Трудно дышать...
Кто-то стонал и плакал.
Сознание приходило постепенно, накатывая волнами боли во всем теле, задухой и дикой жаждой. Пить хотелось неимоверно — казалось, язык во рту высох и превратился в наждачную бумагу.
Дима отчаянно заворочался, пытаясь освободиться. С трудом удалось сбросить с себя часть тяжести, жадно вдохнул...
Воняло бензином, паленой резиной, и почему-то кровью.
Он находился в небольшом закрытом помещении, похоже, внутри автомобильного кунга, оббитого изнутри железом и перегороженного арматурной решеткой. Свет пробивался из широкой рваной щели в потолке, и из густой россыпи мелких дырочек в стенках. Рядом, как кильки в банке, вповалку лежали люди.
Кто-то закричал. Даже не закричал, а мучительно замычал, захныкал, забился в конвульсиях.
— Эй, ребята, кто тут? — послышался совсем близко сдавленный голос Елены Васильевны.
— Я тут, — прохрипел Дима.
— Ай-ай... Помогите... — кто-то ещё пискнул.
Людские тела вокруг шевелились все активнее.
Дима кое-как освободил ногу из-под тяжеленного тела какой-то женщины... И вляпался рукой в воняющий кровью кисель... Замутило, сильнее потянуло на рвоту... Едва сглотнул.
— Здесь кровь!
— Ааай!!!... — продолжал визжать кто-то рядом. — Мне больно!
И послышался армейский фольклор военрука:
— Едрить!-вдушу!-нах!-еба!-сук!-пида!-ган!-сук!-бл!...
Кто-то отчаянно тянул тоненько, на одной ноте:
— И-и-и-и-и-и-и-и-и-и....
Диме отчаянно сейчас хотелось выбраться из этого ящика. Он высвободил вторую ногу. Уперся в кого-то, дотянулся до решетки. Держась за прутья на червереньках добрался до проёма, соскальзывая коленками вылез в тамбур. Потолок кунга здесь, возле выходной двери был деформирован и нависал низко, как будто на машину снаружи упало дерево или столб, или какой-то великан сплющил кузов, ударив сверху, выворотив приличную дыру.
Ор и плач в кузове нарастал. Дима нашел опору на наклонном полу, встал. Сначала попытался толкнуть выходную дверь, но она не поддавалась. Заглянул в дыру, просунул голову... После полутьмы в кунге дневной свет заставил прижмуриться. Свежий воздух. Лес, деревья... Дима оттолкнулся, выжался на руках, лег животом на смятую нагретую на солнце крышу. Затем скользнул к краю, и, повисев немного, спрыгнул.
Машина, в которой перевозили пленников оказалась грузовиком непонятной марки, с будкой-кунгом мышастого милицейского цвета. На борту надпись — "поліція". Похоже на автозак, "воронок", в котором милиция перевозит арестованых. Автомобиль съехал с проселка и угодил в глубокий овраг, безнадежно там застряв, оказавшись под сильным уклоном и накренившись. Отсюда, снаружи, стали особенно хорошо видны впечатляющие повреждения в задней части кунга: кроме отчетливых глубоких продолных вмятин, будто сделаных гигантскими когтями, имелось множество маленьких дырочек — явные следы попадания пуль.
В кузове звали на помощь и плакали.
Над оврагом, и леском, и пшеничным полем за дорогой висело жаркое летнее солнце. Пить хотелось мучительно. Дима уже нацелился спуститься в овраг — вдруг там родник или хотя бы лужа? Но кто-то собенно страшно и надрывно крикнул внутри...
Дверь тюрьмы на колесах оказалась запертой на массивный самодельный засов, в ушки которого был продет и закручен на пару витков кусок ржавой проволоки-"пятерки".
Дикий облизал пересохшие губы, и принялся за скрутку.
Не хватает силы...
В кунге уже совсем отчаянно голосили.
Напрягся, уперся ногой... Рывком... Вот так, еше чуток, пошла!
Дернул, еще разок. Раскрутил. Ррразогнул... Дернул раз, другой... Вытащил.
Ага, а теперь нужно вытащить сам засов... Тоже задачка. Дверь перекосилась от деформации кузова.
Налег, затем ухитрился ударить каблуком... Кто-то спрыгнул рядом. Дима оглянулся: Алюня-спортсменка, тоже выбралась через дырку в потолке.
Еще удар... Еще раз... Наконец, железяка подалась и выскочила из петли.
— Нажмите оттуда! — закричал Дима.
Кто-то ударил изнутри, и дверь распахнулась, оказывается, под натиском Елены Васильевны. Она выглянула и скрылась опять. Вслед за классной руководительницей показался продолжающий отчаянно материться майор Сапко; неловко спрыгнув, он едва не выронил свою маску с глазом. Удивительно, как ему вообще удалось не потярять протез в этой свалке.
Военрук сразу подхватился, плечом поправил муляж, встал у дверей и одной рукой начал принимать девчонок, которых подталкивала из кунга Елена Васильевна. Дима, с трудом понимая что происходит, страдая от жажды и головной боли, тоже подхватывал и поддерживал вырывающихся на волю узников.
Маша Татарович оказалась серьезно ранена, куда-то в шею и плечо. Колька-девятиклассник держался за бок и тоненько визжал — видимо, тоже раненый. В автозаке, кроме школьников и учителей из Диминой школы, оказались и другие пленники — девушки повзрослее, скорей всего, из медучилища.
— Убили! Они не дышут! — отчаяно завопила из глубины кунга Елена Васильевна. — Мертвые!
Девчонкам постарше пришлось залезать обратно и вместе с побледневшей и страшной глазами учительницей вытаскивать окровавленные тела. Сначала выволокли двух незнакомых девушек. Потом Беллу Исааковну... Видимо, они оказались первыми на пути шальных пуль, сделавших решето из задней стенки, заслонив собой остальных лежащих в беспяматстве пленников.
— Татьяна жива! — выкрикнула одна из "медичек". — Нужна срочная операция!
Девушка, которую снимали из автозака последней, прижимала руки к животу, пытаясь удержать внутренности. Она была смертельно бледной, и держала рот широко открытым, будто беззвучно кричала.
— Пуля вошла сзади, в спину, возле поясницы.., — сказал Олег Алексеевич, присев возле раненой, когда ее положили на траву. — Навылет. Куски печени вот... Тут уже никакая операция... Эх, бл...
Поднялся и отвернулся. Еще больше потемнел лицом и поиграл желваками. В воздухе разлился особый запах, который выходит, когда у человека разорваны внутренности.
И наступил такой момент, когда на секунду замерли все плачущие и голосящие. Осознали. И вдруг накатило.
Дима не выдержал, его давно выворачивало... Как по команде блевать стали почти все. Елена Васильевна, вся в крови, как-то неловко вывалившись из кузова, села прямо в кровавую лужу, да так и осталась сидеть, зажав ладонью рот и тоненько подвывая.
Единственный, кто не потерялся в этой ситуации оказался военрук.
— Лена! Успокойся! Детей спасать нужно! — в сторону Елены Васильевны. И девчонкам из медучилища: — Медицина! Хорош маяться! Двухсотых никогда не видели? Нужно трёхсотых срочно перевязать!
— Дикий, бегом в кабину — тащи аптечку, бинты может есть, покрывало какое — и посмотри где этот долбаный водила! — продолжал руководить бывший майор. — Воду ищи!
И уже всем остальным:
— Всем отойти от машины на десять шагов, сесть на траве, держаться вместе, никуда не разбредаться. И прекратить сопли-истерики!
И рукой вот так, по воздуху, как саблей — всё, выполнять.
Дима, пошатываясь, стал спускаться в овраг.
На окнах дверей, и перед лобовом стеклом грузовика были закреплены массивные стальные листы с прорезями в два пальца шириной для обзора. Кроме того, были наварены шипы из заостренной арматуры. И сейчас эта миникрепость сыграла злую шутку с теми, кого должна была защищать: с обеих сторон дверки были заблокированы стволами деревьев, которые росли на склоне оврага. Машина была похожа на здоровенную мышь, голову которой прижало дужкой пружинной мышеловки. Дима, рискуя напороться на шип, заглянул внутрь через щель в металле... и отшатнулся: из кабины на него тоже кто-то смотрел.
— Эй, пацан! — негромко позвал тот, кто был внутри. — Помоги выбраться. Надо срубить это ипучее дерево.
Дима вздрогнул, отпрянул от испуга и быстренько вскарабкался назад, наверх.
— Что там? — спросил военрук, заметив поспешное бегство своего посланца.
— Там, в кабине, эти... Которые нас забрали. Их заклинило.
Олег Алексеич люто глянул на кабину.
— Ага, вот так... Вот мразота... Пусть сидят. Ментам сдадим когда приедут.
— Надо срочно вызывать скорую помощь! — очнулась от шока, и начала трубить голосом полкового командира Елена Васильевна. — Нужно добежать до ближайшего жилья, до села или сторожки какой и оттуда вызвать скорую и милицию. Так, дети, никуда не расходимся. Держимся вместе. Ты, — она указала на Диму, — и ты, Алла, — тыкнула в Алюню, — бежите в эту сторону, где поле. Вы, девочки, — тыкнула в двух незнакомых, из медучилища, — по дороге в другую сторону, к лесу. Бежите и кричите изо всех сил, зовёте на помощь...
— Эй, придурки, никуда не бежите, нет там никого! — донеслось из оврага, из кабины. — Худо всем будет, сожрут вас всех! Вы в Улье, в другом мире, здесь нельзя кричать и бегать!
Елена Васильевна брезгливо посмотрела в сторону пленников, гордо выпятила грудь и недобро усмехнулась:
— От бандитов хороших советов не жди. Давайте, ребята, бегите.
Но тут вмешался Олег Алексеевич.
— Дикий, отставить. Лена, парень здесь пусть будет, у него задача за бандитами присмотреть.
Дима растерянно посмотрел на военрука, потом на Елену Васильевну, не зная кого слушать. Но в это время Алюня, не став дожидаться попутчика, уже стартанула. Две девчонки их медучилища тоже побежали в свою сторону.
— Кричите! Зовите на помощь! — попыталась докричаться им вслед Елена Васильевна.
— Эй, выпустите нас! Не надо никуда бежать и кричать! Это смерть! Капец вам всем, и нам тоже! Здесь другой мир, поймите! — продолжали кричать из ямы. — Мы раненые, Физик вообще отрубился! Помогите нам выбраться, здесь сейчас будут зарики!
Но просьбы пленников игнорировали. Прошла, наверное минута.
— Что-то не слышу, чтоб они звали на помощь, — прислушиваясь, возмущенно высказалась Елена Васильевна. — Ну-ка, дети, давайте вместе...
Но уже набрав в грудь воздуха, классная руководительница вдруг захлебнулась на выдохе...
Из леска на дальнем конце поляны на дорогу выбежала Алюня. Она возвращалась обратно, убегая со всех ног. А за ней... А за ней мчалась гигантскими прыжками невозможная какая-то тварь, человек — не человек, какой-то здоровенный урод похожий на голую и темнокожую безволосую гориллу.
Никто ничего даже не успел сообразить, все замерли, раскрыв рты.
Выполнив, наверное, результат мастера спорта на стометровке, добежав сюда, ко всем, к месту аварии, Алюня, с круглыми от испуга глазами, видимо, только сейчас поняла что навела монстра на своих товарищей, но было поздно. Чудище стремительно приближалось: все, даже Елена Васильевна кинулись врассыпную. Даже Олег Алексеевич, отступая, оступился на склоне и полетел в овраг за машину. Дима рыбкой нырнул под грузовик, за колесо...
Забившись поглубже, Дима замер, прислушиваясь. Было слышно, как приблизился тяжелый топот и какое-то сиплое урчание. Топот стих, хлюпнуло, стукнуло: послышался жуткий хруст и чавкание. "Он что, жрет мертвых?" — с ужасом предположил Дима. Послышался еще топот и урчание: кажется, за одной тварью бежало еще несколько.
— Там же Машка осталась... — шибанула мысль. — И этот, из девятого...
Урчание и чавкание. Возня... Треск костей... Потянуло мокрой псиной и дохлятиной.
А затем там, на пятачке позади грузовика, раздался тонкий отчаяный вопль.
Секунда, другая...
Дима весь сжался... Кажется, это кричал Коля-девятиклассник...
Всё, капец ему...
И вдруг послышалось... Отдаляющийся топот! Они убегают!
Точно, убегают! Дальше, топот затихает.
Всё, убежали.
Тишина.
И слабый, но четко ощутимый запах кислоты. Как сегодня утром в Ком-ске.
Дима выскочил первым. Затем выкарабкался Олег Алексеевич. Посмотрев вслед скрывшимся монстрам, Дима не выдержал и глянул на остатки пиршества чудовищ, и его желудок скрутило судорогой. А потом ещё и ещё.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
