Сезон пожаров

Сезон пожаров

Annotation

Пожар в лесу — и крик о помощи от попавшегося и отчаявшегося инопланетянина! К несчастью, этот крик не может услышать ни один человек. Стефани Харрингтон, не по годам развитая четырнадцатилетняя рейнджер-стажер с планеты Сфинкс, знает, что что-то не так, из непростых эмоций, что перетекают в нее от ее друга древесного кота, Лазающего-Быстро. Но хотя инопланетный товарищ и разделяет со своей двуногой, которую он знает как Погибель-Клыкастой-Смерти, тесную связь, он не может сообщить ей напрямую о мучительном зове одного из Народа.

Тем не менее, их сильной и прямой связи чувств может быть достаточно. Стефани и ее напарник рейнджер Карл Цивоник отозвались на растущее страдание Лазающего-Быстро. В недавно освоенном мире Сфинкс начался сезон пожаров. Но есть и те, кто хочет использовать естественный цикл планеты в корыстных целях — и избавиться от препятствия, стоящего на пути обретения еще большей земли и власти на Сфинксе: местных древесных котов.

Теперь Стефани, Лазающему-Быстро и их друзьям, семье и союзникам нужно предотвратить катастрофу и несправедливость, происходящую с кланом древесных котов. Но при этом Стефани должна сохранить величайшую тайну. Знание, что сфинксианские древесные коты не просто домашние животные или слуги, но и сами по себе очень разумные существа — что они вид, полностью достойный прав, уважения и свободы. И сохранения тайны, которая даст древесным котам время развить взаимовыгодные отношения с человечеством.

Все начинается с дружбы между девочкой и ее древесным котом.

1

2

3

4

5

1

Двуногая Лазающего-Быстро делала то, чего ей делать не следовало… снова.

Бушующие в ее мыслесвете эмоции сообщали об этом абсолютно ясно. И так же ясно она знала, что ее старшие этого совсем не одобрят. Но у Погибели-Клыкастой-Смерти был настоящий дар обходить правила, и она отлично проводила время.

Ее друг, Затененный-Свет-Солнца, или, возможно, «Карл» (если и правда одиночный звук, чаще всего связанный с этим двуногим, был его именем, а не каким-нибудь еще обозначением), был не так рад. Лазающий-Быстро не мог так же легко читать мыслесвет Затененного-Света-Солнца, как читал Погибель-Клыкастой-Смерти, но суть была видна. Мыслесвет Затененного-Света-Солнца был переполнен решительностью, внимательностью, настороженностью и опасением.

Лазающий-Быстро подался на своем месте вперед, внимательно наблюдая, как «аэрокар» (или «кар» — что звучало так похоже на «Карл», что сходство некоторое время его путало) мчался по сложному пути через лабиринт стволов деревьев, где они двигались.

Лазающий-Быстро не вполне понимал, что именно было источником восторга Погибели-Клыкастой-Смерти. Правда аэрокар, в котором они летели, двигался очень быстро — и порой довольно непредсказуемо — но это не вполне оправдывало приходящие к нему по их общей связи всплески восторга и страха.

Складная летающая штука, на которой до этого захватившего его двуногую нового увлечения они странствовали гораздо чаще, была гораздо непредсказуемее. Тем не менее, если погода не была так уж плоха, Погибель-Клыкастой-Смерти не реагировала так сильно во время пилотирования своей складной летающей штуки.

Древесный кот немного тоскливо подумал о складной летающей штуке. Он предпочитал ее аэрокару, в котором они сейчас были. Восхитительно было ощущение ветра на шерсти, и он приносил довольно интересные ароматы. Кроме того, дельтаплан почему-то ощущался быстрее. Он понимал, что на самом деле аэрокар преодолевал расстояние гораздо стремительнее, но с отрезанными ветрами ощущение скорости было далеко не тем же самым.

Немного расстроившись, Лазающий-Быстро коснулся оставшейся рукой плеча Погибели-Клыкастой-Смерти, затем левой средней лапой указал на закрытый бок аэрокара. Из предыдущего опыта он знал, что прозрачные панели можно было открыть — хотя еще не совсем понял, как их открыть ему самому.

Подчеркивая свою просьбу, Лазающий-Быстро издал тихий просящий звук. За время проживания с Погибелью-Клыкастой-Смерти и ее семьей он узнал, сколько внимания люди уделяют ротовым шумам. Народ полагался на мыслеречь, используя звуки и жесты лишь для выразительности. У этих чуждых двуногих, напротив, похоже, не было никакого аналога мыслеречи, так что вместо этого они полагались на сложные ротовые шумы, дополняемые изумительным разнообразием жестов — жестов, что, кажется, от случая к случаю имели различное значение и могли и вовсе не использоваться.

Он жалел их, так как их мыслесветы были сияющими и теплыми. Грустно было, что даже два столь хороших друга, как Погибель-Клыкастой-Смерти и Затененный-Свет-Солнца, не могли разделить их.

— Мя-ать! — повторил Лазающий-Быстро. Затем, когда Погибель-Клыкастой-Смерти не обратила на него внимания, он выпустил когти и стукнул ими по прозрачной панели, вызвав шум похожий на бьющий по камням град. — Мя-ать! Мя-ать!

Когда он почувствовал, как Погибель-Клыкастой-Смерти резко выдохнула, а затем захихикала, Лазающий-Быстро снова постучал по прозрачной панели, на случай если она не сумела понять.

— Мя-ать!

* * *

— Мя-ать! — Тук! Тук! — Мя-ать! Мя-ать!

Стефани Харрингтон начала осторожно убирать одну руку с контроля аэрокара. Кар сразу же угрожающе вильнул.

— Руки на управление! — резко сказал Карл Цивоник. — Стефани! Я уже достаточно рискую, позволяя тебе летать без разрешения. Хочешь, чтобы мы разбились, и меня лишили лицензии?

— Прости, — с нехарактерной покорностью ответила Стефани. Она прекрасно знала, чем рисковал Карл. Если их обнаружат, потеря лицензии будет меньшей из проблем. — Львиное Сердце хочет открыть окно. Раз уж я лечу низко и довольно медленно, думаю, все будет нормально.

Она не видела, как Карл закатил глаза, но догадалась об этом, когда он порывисто вздохнул и повернулся, чтобы обратиться прямо к древесному коту.

— К заднему окну, — сказал он Львиному Сердцу, подчеркнуто ткнув пальцем. — Стефани хватает отвлечения и без того, чтобы ты висел у нее над плечом, а ветер сдувал волосы ей в лицо.

Среди того, что Стефани нравилось в Карле Цивонике, что он был из той небольшой горстки людей, которые обращались с Львиным Сердцем как если бы древесный кот был достаточно разумен, чтобы его понять. Большинство людей либо не удосуживались поговорить с древесным котом, либо, если говорили, использовали приторнейший тон, с которым обращались к очень маленьким детям — или животным. Но куда более раздражающей была та горсть, что, похоже, полагала, что если говорить очень медленно и использовать очень простые фразы, древесный кот поймет.

Стефани предполагала, что последние столько ее беспокоили потому, что это, скорее всего, была наилучшая идея, но использующие ее не применяли последовательный и научный подход.

Карл нажал на кнопку. Заднее левое окно скользнуло вниз, аэрокар слегка качнулся. Стефани исправилась, но переусердствовала — отчасти потому, что Львиное Сердце снял вес с ее плеча — и потеряла равновесие.

— Стеф! — превратил Карл одиночный слог сразу в порицание и протест одновременно.

— Прости, — повторила Стефани.

Она изучила панель управления: указатель направления, высоты, температуры двигателя, уровня топлива. Столько всего нужно было отслеживать. Хуже того, в отличие от дельтаплана, где авария значила сломанные распорки и порванную ткань (и, если она будет неосторожна, немного сломанную Стефани, что она слишком ярко помнила), здесь она может повредить дорогостоящее оборудование.

Что хуже, аэрокар Карлу не принадлежал. В шестнадцать стандартных лет он только мечтал о своем, даже признался, что откладывает на подержанную модель, но этот аэрокар был «его» только потому, что он нужен был ему, чтобы добираться до места работы рейнджера-стажера Лесной Службы Сфинкса. Его родители посчитали, что использование кара достаточно компенсирует время, что они сберегают, не доставляя Карла до Гремящей реки и обратно, что было примерно в тысяче километров — требуя пару часов в одну сторону, даже на скоростях аэрокара.

Так как Карл и Стефани были единственными в Лесной Службе Сфинкса рейнджерами на испытании, их регулярно назначали работать командой, что позволяло присматривать за ними лишь одному рейнджеру за раз. Так как Стефани не могла пилотировать, это значило, что обычно они работали неподалеку от Твин Форкса, ближайшего к поместью Харрингтонов города, где у Ричарда Харрингтона была ветеринарная клиника. В обширном каменном доме Харрингтонов было много места, так как родители Стефани явно планировали еще детей. Это было среди причин, по которым они мигрировали с перенаселенного родного Мейердала на Сфинкс, и Стефани ожидала (настороженно) нового опыта наличия братьев и сестер. В то же время, Карл часто оставался у Харрингтонов, пользуясь выгодой всего ныне не занятого пространства, хотя порой и оставался у друзей в Твин Форксе.

Они вошли в район, где между лесными гигантами было больше свободного места, так что Стефани рискнула в дополнение к пилотированию заговорить.

— Думаю, я стала лучше, — сказала она, — но признаю, никогда не думала, что управлять настоящим аэрокаром «вручную» будет так сложно. Я имею в виду, на симуляторах я даже с отключенным автопилотом получала превосходные оценки.

— Чудо-девочка, — с усмешкой ответил Карл. — У тебя всегда и во всем превосходные оценки. Иначе я бы никогда не дал тебе попробовать. Реальность отличается от симулятора. Но вот я не понимаю, почему ты не хочешь подождать, пока тебе не разрешат учиться вместе со всеми остальными. До твоего пятнадцатилетия не так уж и долго.

Стефани была рада, что сосредоточение на пилотировании позволило ей помедлить перед ответом. Она знала, что часто «давит». Но лишь в последнее время она пыталась понять, почему. Не то чтобы ее родители не любили бы ее или ждали, что она завоюет их одобрение. Во всяком случае, Ричард и Марджори Харрингтон были почти слишком одобряющими, слишком справедливыми, слишком сбалансированными.

Они дали Стефани понять — мягко и неспешными шагами — что у нее есть преимущества, которых нет у большинства людей. Для начала, хоть они и пытались от нее это скрыть, чтобы она не обленилась и не возгордилась, Стефани знала, что ее IQ почти зашкаливало. Утверждение Карла, что она всегда и во всем получает превосходные оценки, было лишь маленьким преувеличением.

Помимо этого, Стефани была «джини» — ее генетическая мутация делала ее сильнее и крепче, чем обычно. За такое преимущество она расплачивалась более высоким чем обычно метаболизмом, но учитывая, что мама и папа всегда убеждались, что всегда есть что-нибудь интересное перекусить — в конце концов, у них был такой же метаболизм — она от этого никогда не страдала. Страдала она от пришедших с этим вспышек характера. Она просто не слишком хорошо уживалась с большинством людей — особенно ее возраста. Они казались глупыми, увлеченными тем, что ее ни в малейшей мере не интересовало.

Карл Цивоник — который был на полтора стандартных года старше ее — был для Стефани ближайшим другом ее возраста и первым с момента эмиграции ее семьи с Мейердала на Сфинкс чуть более четырех стандартных лет назад. Карл даже был больше похож на старшего брата, чем на друга, приглядывающий за ней, отчитывающий ее, дразнящий, тренирующийся вместе с ней в стрельбе по мишеням и, ну, позволяющий ей полетать на его каре, пусть даже это было против правил.

Однако несмотря на все проведенное ими вместе время, Стефани все еще считала, что она многого не знает о Карле. Порой он впадал в задумчивое молчание или огрызался на что-то, что она не считала таким уж плохим. У тети Карла, Ирины Кисаевой, Стефани узнала, что большая часть семьи Карла и многие его друзья умерли во время чумы. Стефани предполагала, что это может быть как-то связано с его настроением, но чувствовала, что там кроется что-то еще. Порой кто-нибудь упоминал имя «Сумико» — обычно кто-то из младших братьев и сестер Карла — и повисала неуютная тишина.

Во всяком случае, несмотря на то, сколько она проводила времени с Карлом, лучшим другом Стефани был Львиное Сердце.

Я имею в виду, глядя сейчас не него, ласково подумала она, взглянув для этого в зеркало заднего вида, высовывающегося из окна как какая-то смесь серо-кремовой мягкой игрушки и шестилапой ласки. Никто бы и не подумал, насколько он умен…

В конце концов, Стефани ответила на вопрос Карла:

— Я не хочу всего лишь учебного разрешения. Ты так же как и я знаешь, что с пятнадцати можно постараться получить временную лицензию.

— При необходимости, — сказал Карл. — Временную лицензию можно получить «при необходимости».

— Моя семья живет довольно далеко от Твин Форкса, — начала Стефани, когда в нее от Львиного Сердца хлынуло подавляющее ощущение тревоги. Могучая волна эмоций была гораздо сильнее, чем обычные получаемые ею слабые, неуловимые ощущения, но несмотря на силу сложно было определить: опасение, беспокойство, но все равно что-то отдаленное.

— Мя-ать! — перетекли полтора пушистых метра Львиного Сердца на переднее сиденье, устроившись на коленях у Карла, а не как обычно у Стефани. — Мя-ать!

Похоже, что Львиное Сердце понимает об управлении машинами гораздо больше, чем большинство ожидало бы от древесного кота, подумала Стефани, хотя мысль и была довольно мимолетной. Львиное Сердце указывал на юго-запад. Все линии его тела напряглись от необходимости.

Стефани немедленно сменила курс. Карл не возразил.

— Что обеспокоило Львиное Сердце? — сказал он, вдоль позвоночника поглаживая густой серый мех древесного кота, пытаясь его успокоить.

— Не знаю, — признала Стефани, — но что бы это ни было, оно где-то там. Давай выясним!

* * *

Порадовавшись, когда прозрачная боковая панель открылась, Лазающий-Быстро немедленно высунул голову в проем. Он снова напомнил себе, что аэрокар двигался гораздо быстрее, чем складная летающая штука. Его мех прижало к лицу, и внутренние веки опустились на место. Но даже так это был бесконечно лучший опыт.

За прожитые с Погибелью-Клыкастой-Смерти и ее родителями сезоны он пришел к выводу, что двуногие и Народ по-разному использовали свои чувства. Двуногие заметно опирались на зрение, как в этом чудесном быстро движущемся устройстве, они практически исключали сигналы запаха или слуха. Вкус — кроме как во время еды — не входил в их восприятие мира. Важность осязания оценить ему было сложнее.

Народ, напротив, примерно равно опирался на триаду зрения, запаха и слуха. Как охотники — особенно двигаясь сквозь вершины деревьев — они прекрасно понимали полезность осязания, включая и переносимые вибрацией сигналы. И он не представлял, как же двуногие обходились без усов! Вкус тоже был важен, особенно учитывая, как он позволял расширить обоняние. И какое он привносил удовольствие от еды…

При нынешней скорости Лазающий-Быстро для оценки опирался главным образом на запахи. Он уловил множество соблазнительных ароматов: к примеру, жеватели коры в смеси с соком золотолистых деревьев; острый запах фиолетового шипа; мускусное благоухание язычковых листьев летних цветов. В какой-то момент он вздыбил мех, когда восходящий поток принес ему запах клыкастой смерти, крепко пропитанный кровью какого-то невезучего земляного бегуна.