Прода Лося - гл.3

Глава 3.

Давным-давно, в прошлой жизни, когда я был молод, красив и полон оптимизма, наличествовала у меня привычка совершать пробежки. Райончик наш, как я уже упоминал, был рабочим и окраинным — через три дома от моего Пермь кончалась, переходя в деревню под названием Песьянка. Как мы — пятнадцатилетние школяры — именовали данный населенный пункт, думаю, многие догадаются. И если уж зашла речь, то дальше по трассе находилась деревня Ванюки, а еще дальше — Чуваки. Чтобы бесконечно угорать, для подростковой фантазии достаточно было вообразить обращение к жителям по какому-нибудь значимому поводу: "Дорогие ванюки и вонючки!" или "Дорогие чуваки и чувихи!" И, думаю, в то время я бы лопнул от хохота, узнав о наличии в области деревни Тупица (вообще-то с ударением на первый слог).

Успехи в спорте тогда еще были переменными, зато провалы с девушками — постоянными, из-за чего первому я уделял времени больше, чем второму (дурак был, каюсь!) В общем, я бегал. Бегал каждый день, примерно по одному и тому же маршруту. И вот, бегу я, бегу... по тротуарам, по отмосткам ближайших пятиэтажек-хрущоб... а потом — ррраз! И синее небо!!! А я почему-то на земле!!! Как оказалось, за день кто-то привязал между двумя деревьями проволоку для сушки белья, расположенную ровно на уровне моего лба. Зрение у меня уже тогда начало садиться, да и с хорошим не факт, что заметил бы, поэтому переход от бега к лежанию стал моментальным: вот я бегу, а вот я лежу, все еще рефлекторно дрыгая ногами!

Так и здесь: вот я иду по Москве к Вике, рассчитывая повидаться с сестренкой в промежуток между самолетами — "девятки" после поединка увезли сразу же, а мы решили вернуться ночью обычным рейсом, проведя целый день в столице, — и вот я смотрю на потолок палаты, соединяя трещинки в заветное слово. И рад бы сказать, что это "вечность", но нет, дефекты побелки упорно складывались в четыре волшебных буквы, первая из которых "ж", а последняя "а". Жопа, короче. Причем немаленькая, раз я даже пошевелиться не могу, чтобы посмотреть на что-то более интересное.

Ныло и болело всё — ну, у меня по другому и не бывает! В больничках я только по серьезным поводам всегда оказывался, что в той, что в этой жизни. Интересно, что на сей раз?

Легкий всхрап справа заставил скосить глаза, почти упираясь взглядом в мешающий абажур шейного корсета. Натали... Мило припухшее зареванное личико даже во сне не могло расслабиться, оставаясь насупленным и строгим. Натка... вот вроде бы всё, адью, бэби, но сейчас пришлось себе нехотя признаться — я по ней скучал. Любые другие женщины после нее казались пресными.

Еще один всхлип заставил перевести внимание на спутницу княжны — кого-кого, а увидеть вместе Нату и Светика, дремлющих в обнимку на широком стуле возле моей койки было странным. Из рассказов подруги я знал, что раньше они со Светой дружили — по возрасту среди императрициных внучек они были самыми близкими, остальные их намного младше. Но конкуренция в погоне за троном, а потом еще соперничество за одного мужчину их развели.

Невольно залюбовался ими: все-таки в обеих что-то было. Тушка с Гаей тоже вроде бы симпатичные, но не хватало им чего-то неуловимого, что сполна присутствовало в двух княжнах. Чего-то, делавшего их обеих для меня более привлекательными, чем все остальные женщины. Младшего, совершившего размен Натали на Заек, я иногда совсем не понимал. Впрочем, не удивлюсь, если он думал то же самое насчет меня.

Идиллия длилась недолго: сначала Натка открыла глаза и обрадовалась моему пробуждению, а потом она подскочила, — очень-очень ненарочно, прямо-таки нарочито ненарочно! — роняя на пол со стула Свету.

— Миша! — вскликнула девушка, затопляя меня незамутненным счастьем, — Что-то хочешь? Попить, да? Сейчас! — затараторила она, втыкая мне в рот соломинку.

— Как ты? — Светик, поднявшись с пола, не стала занимать обратно место на стуле, а обошла койку и устроилась с другой стороны, начав тихонько поглаживать мою короткостриженную голову.

"Мр-р-р" — расслабился под легкой лаской, глотая осторожно подаваемую из других рук безумно вкусную воду.

"Хр-р-р" — потянуло меня обратно в небытиё.

"Бр-р-р!" — возмутился, увидев у койки не двух красивых фей, чье присутствие мне уже казалось сном, а выбритого до синевы Кудымова. Жгучий брюнет Макс часто принимал за насмешку моё сочувствие по поводу бритья — русоволосому телу Масюни для поддержания достойного внешнего вида было достаточно обращаться к бритве раз в два-три дня, но я-то помнил, как в девяностые вынужден был везде носить паспорт, потому что стоило только дать себе послабление, как в глазах окружающих превращался в моджахеда. Что поделать — сказывалась горячая южная кровь отца.

Попытался съязвить: "Откуда ты, такой красавчик?" — но вместо нормальных слов из горла вырвался лишь слабый хрип.

— Пить хочешь? Сейчас организуем! — и в губы мне ткнулась все та же соломинка, — Ну и напугал ты всех нас! Ван-Димыч рвется тебя навестить, но его не выпускают! Лешка тебе открытку передал, вот, смотри! — и Макс достал каляку-маляку, достойную отборной травы Пикассо: на лучах почему-то синего солнца висели три глаза, цветочек и (наверное!) пистолет, а все художество венчала кривая надпись "мапе". Эстетическую агонию Масюни тщательно упихал на самое дно души и прослезился от умиления. Третий глаз с рисунка мне задорно подмигнул, выключая свет.

Еще трое суток так и прошло в полубреду: я открывал тяжелые веки, мне, как соску младенцу, пихали в рот трубочку с раствором или водой, я пил и засыпал снова.

Персонажи вокруг воспринимались нереальными. Допустим, Натка, Светик, Серега и Макс еще как-то могли оказаться рядом с моей койкой. Но что делать в палате обжигающему безадресной ненавистью князю Сомову? Какого хера сочувствующе склоняться надо мной Забелиной? С чего лить слезы Гае? Даже Нина-Турбина однажды отметилась, причем от фантомной красавицы несло вполне натуральной решимостью на грани отрешенности. В таком настроении, как мне кажется, люди шагают с крыш или балконов. Я даже попытался ободрить, коснувшись ее ладони своей — почти подвиг в моем положении мумии!

Мой бред — мои правила: Нина встряхнулась и произнесла злым шепотом:

— Выздоровеешь — найди меня!

На всяких случай согласно моргнул, потому как до дрожи испугался ее прошлого состояния.

Опять-таки эпизод из прошлой жизни: как-то раз шел с занятий и невольно подслушал разговор двух впереди идущих мужиков:

— Да у него же ни квартиры, ни машины, ни работы, нихуя! — экспрессивно описывал какого-то знакомого один из них.

Я тогда прекрасно понял, что он хотел сказать, но так и не смог подавить усмешку по отношению к предмету разговора: мало того, что неимущий, так еще и калека — нет самой важной части тела! Подобные лингвистические коллизии меня иногда развлекали.

Стоило очухаться на четвертый день пребывания в больнице и не обнаружить никого на дежурном стуле, как меня одолела новая тема из той же серии: почему между "чувствовать себя овощем" и "чувствовать себя огурцом" такая бездна разницы? Кто и когда успел вычеркнуть огурцы из списочного состава овощей? За что? Потому что "огурец-молодец"? А чем тогда кабачки провинились? Тем, что мечут икру? "Глупый толстый кабачок отлежал себе бочок..." Ладно, ассоциировать себя с глупым толстым кабачком не комильфо... но почему тогда плохо быть томатом? Красный, красивый... Черт с ним, помидором быть плохо из-за отрицательного образа Синьора Помидора, а еще из-за того, что можно пойти на кетчуп, но Чипполино-лук вроде бы вполне положительный персонаж?! Чем вам лук не угодил?!! Хотя луком можно угодить в луковый суп...

Но для огурцов-то с хрена ли исключение?!

Это, конечно, для меня сейчас самый "важный" вопрос, но, видимо, подобным образом сознание само себя защищало от более тяжелых мыслей — один только шейный корсет (или фиксатор, не знаю, как правильно назвать) намекал, что других проблем у меня до хуя и больше.

Сквозь полупрозрачную марлевую простыню, служившую одеялом, оценил количество наклеенных на теле белых заплаток: хорошо стреляли — в упор и насмерть. День рождения Масюни теперь однозначно следовало считать своим собственным — именно из-за даты я шел повидаться с Викой: сестренка хотела поздравить, а я не отыскал причины ей отказать, да и не старался, если честно. С Максом стало скучно — я раньше думал, что только у молодых мамочек мозги набекрень сворачиваются, но молодые отцы, оказывается, тоже имеют свойство постоянно хвастаться достижениями детей: "Юрочка сел!", "Юрочка встал на ножки!", "у Юрика режется первый зубик!" Мать его за ногу, как мне поддержать разговор?! Только как в анекдоте: "А Лёха вчера круто обосрался!" Мелкий Угорин рос обычным пацаном — тянул все в рот, малевал на обоях, забил пластилином две розетки, а потом попытался прочистить их гвоздиком... этот момент я, слава богу, успел пресечь, зато не уследил за ножницами и проводом к проигрывателю... очень эпично, когда половинка лезвия врезается в стену рядом с головой... В общем, наши с Максом беседы внезапно свелись к постоянному обсуждению: что еще отчебучили мои крестники? Если бы мы с Кудымовым виделись раз в месяц, то, наверное, было бы прикольно, но изо дня в день мусолить одно и то же? Итицкая сила, да на свете еще до хренища тем! Я даже с Жоппером нереально сблизился, потому что этот парень разделял мой восторг от девятки и часто подкидывал новые идеи для ее совершенствования. Просто в качестве показателя: для него и Утки Воронин завел еще две экспериментальные машины, сваянные на собственные деньги. Проф не бедствовал — он давно уже мог вообще не работать, живя исключительно на отчисления от патентов, а их у него имелись сотни, если не тысячи, но из двухсот пятидесяти на сегодняшний день пилотов подобным образом он выделил только меня и этих двоих.

С Арсением у меня никак не складывалось — будучи неоспоримым талантом в одном, он был слишком серостью во всем остальном. Бывает. И раньше встречал таких людей. Зато Димон на его фоне казался глотком свежего воздуха, даже если учитывать мое первоначально негативное к нему отношение.

От Ярославцева мысль скакнула к Забелину... этот мои интересы понимал весьма своеобразно. Именно его усилиями Натали все еще числилась моей невестой. Для общественности мы до сих пор считались парой, а размолвка превратилась в вынужденное расставание из-за моей службы. Может быть и к лучшему — увидев ее снова, меня опять потянуло на старые грабли, но в таких вопросах я бы предпочел разбираться сам без чужой помощи.

О, помяни — он тут как тут!

В дверях показалась сначала неподдающаяся расческе кудрявая башка, а потом Серега целиком. Просочившийся Забелин, игнорируя стул, бесцеремонно пристроился прямо на кровать, наверняка занося своим задом миллионы бактерий на стерильную белизну простыни.

— Твой жалкий вид примиряет меня с невозможностью накостылять тебе самому! Вот что у вас с Наткой за привычка — подрываться и всё бросать?! Хотя бы со мной посоветовался перед отъездом!

— Х-хы, — вместо слов из горла вырвались сиплые звуки.

— На, пей, страдалец! — в губы ткнулась трубочка с восхитительно холодной подкисленной водой, которая слабым ручейком потекла по царапающей наждаком засухе горла, — Я ведь сразу сказал, что прекращу эту ее деятельность, — продолжил он выговаривать, — Она же не со зла. И не от жадности. Прямо скажем, и не от великого ума тоже — как наследницу ее только недавно стали рассматривать, вот и растерялась, хватаясь за все подряд.

— Пк..пхо... — смоченный язык все-равно плохо слушался.

— Почему? — догадался Серега, отбирая соломинку. "Эй-эй! Куда?!" — Из-за помолвки со мной.

"С чего бы?!" — прочитал он в моих глазах — напрягаться новым сипением не хотелось.

— Происхождением не вышел, — пояснил Младший, — Много сразу нельзя, извини, дам еще попозже, — повинился он, заметив мой вожделеющий взгляд на банку с водой, и стал просвещать меня дальше, — Долго объяснять, просто прими как данность, что брак со мной ставил крест на возможном взлете Натали. По целому ряду причин, не в последнюю очередь из-за моей матери меня очень плохо восприняли бы как консорта. Традиционно наследница выходит замуж за лихого рубаку-вояку вроде тебя. Если не веришь — посмотри на два предыдущих поколения: Сомов, Скоблев. Супруг Надежды Петровны — бывший артиллерист, как и Петр Апполинарьевич. Иван Тимофеевич немного выбивается из героев, зато прославлены его отец и дед. И тут даже отходит на второй план знатность — популярность в народе, которой у меня нет и не может быть в силу специфики профессии, перевешивает с отрывом. Заодно представь — какой стимул выслуживаться для всех остальных!

— Х-хо? — попытался я выдать вопрос.

— Что? "Кто?" Кто тебя подстрелил? — не совсем верно догадался Сергей, я хотел уточнить: "Что произошло?"

— Пока не знаем. Взяли часть исполнительниц, но пока что на них след обрывается — у всех пятерых в мозгах полная каша, их явно сыграли втемную. Версий на самом деле немного: в отрыве от своей должности ты большим игрокам почти не интересен, зато как у экзоскелетчиков — тьфу, когда уже вам нормальное название придумают! — недоброжелателей у вас хватает. Четыре клана из бывшей великой пятерки — первые на очереди. На второй ступени, если бы дело касалось только тебя, — возможные женихи Натали или Светланы. На третьем месте, — Серега осторожно покосился на закрытую дверь, — Скоблев. При вашей доле побед, стремящейся к ста процентам, его и так пошатнувшееся влияние скатывается в ноль.

Ничего нового сказано не было: кому я перешел дорожку, мог бы и сам перечислить — тут большого ума не надо. "Если бы дело касалось только тебя..." — зацепился я за оговорку.

"Кто еще?!!" — всей доступной мимикой вынужден был почти телепатировать, не надеясь на голос.

Ответ не порадовал.

Жопа — подсказали услужливо вернувшиеся в поле видимости потолочные трещины. Жопа во всех смыслах — лично у меня пять пулевых, каждое из которых могло стать смертельным. Убитый Василий Бархатцев — "Кот", решивший пробежаться в свободные полсуток по столичным развлечениям. Тяжелораненая Тушка, спешащая к Младшему, и теперь валяющаяся в палате по соседству. Взорванный самолет с Маздеевой, разлетевшийся в небе вместе с нашими девятками. И чудом избежавший покушения Квадрат, крепко заснувший после секс-марафона на квартире у своей московской подружки, откуда его тепленьким вынуло сошедшее с ума от беспокойства подразделение охраны. Юрке в итоге тоже немного досталось — спросонья он не сразу сообразил, что ворвавшиеся в спальню люди — это свои, и оказал достойное сопротивление не представившейся группе.

Смежил веки, привыкая к новому миру, где нет еще двух хорошо знакомых людей.

— Подумай пока на досуге — крепко подумай! Кто поставил вас в одну четверку? Четыре офицера сразу — такого ни по одной инструкции не могло случиться! Почему с вами полетела Маздеева? Еще одно нарушение — за ней закреплен свой самолет. А по табелю она вообще с предыдущего дня была в отпуске! — вот тут насторожился — если бы знал об отпуске начальницы, то никуда бы не полетел, я же был ее замом! Странный факт. — Кто подал вам идею остаться в Москве до вечера? — продолжил бомбардировать вопросами Младший, — Если бы вы улетели все вместе — вас бы тоже соскребали по кусочкам с трех километров площади. Хотя ты все равно еще можешь остаться инвалидом, Тушка отделалась легче. И не вздумай никого выгораживать — Сомов рвет и мечет. Ты был прав — дочь он не забывал.