Звезда пленительного 23

Сергей Сергеевич Татищев праздники любил. В особенности такие, после которых на груди его "зажигалась" новая звезда. А ведь принимая из рук императора назначение на губернию, граф Татищев и предположить не мог, что эта глухая провинция станет местом настоящего "звездопада"...

Назначение его случилось довольно неожиданно: уже отправившись служить в Ковно в должности вице-губернатора, он был возвращен с дороги и послан в направлении противоположном, исполнять должность уже губернатора: видно что-то случилось с прежним, а другого человека просто не нашлось. Опыта управления губернией у графа не было, ну так с исполняющего должность и спросу меньше, вся его забота временно — до назначения губернатора — заключалась в необходимости демонстрировать "наличие власти в губернии". Граф и "демонстрировал" — полгода, а затем ему на грудь упал Анненский крест. За то, что у Царицына какой-то промышленник "при активном содействии и.д. губернатора" официально открыл учебный институт. Хотя по чести вся заслуга "исполняющего должность" графа свелась к тому, что он по административной линии оправил Императору на утверждение представление о праве уже несколько лет действующему учреждению выдавать диплом "университетского образца", подписанному известнейшими химиками Менделеевым и Фаворским.

Годом позже крест стал уже первой степени (второй он стал за пуск — тем же Волковым — трамвайной линии в Саратове) за Саратовский медицинский институт. Тут уже граф Татищев руку к основанию института приложил всерьез — но выстроил институт и содержал его опять Александр Владимирович.

С утверждением "рабочего городка" Волкова городом Сталинградом саратовский губернатор стал кавалером "Владимира" — сменившего четвертую степень на третью со строительством канала из Волги в Дон. Затем на вторую — за открытие Саратовского университета, а вскорости — за учреждение университета в Сталинграде — на первую. Теперь же новая звезда должна появиться всенепременно: ведь подобного в мире нигде еще нет, а император наградами "за престиж России" одаривал и за меньшее. Вот только из всех наград не достигшему еще и сорокалетнего возраста губернатору пожалован не был лишь "Андрей"...

В раздумьях о грядущей звезде губернатор едва не пропустил начало торжества, но распорядитель вежливо вернул Сергея Сергеевича на грешную землю. И граф Татищев, в очередной раз поблагодарив в мыслях господина Волкова (на этот раз за черную коробочку, позволявшую не орать, а говорить нормальным голосом на всю площадь), поднялся на трибуну...

Весна для России — время загадочное. Крестьяне загадывают насчет будущего урожая, зерноторговцы — насчет грядущих цен на зерно. Политики — эти пальцами по воде расписывают потребность страны в зарубежных кредитах, потому как традиционных доходов Державного бюджета может просто не хватить на выплату процентов по ранее взятым займам. И все вместе дружно молятся о всеобщем благополучии.

Ну как всеобщем... Отечественные пейзане надеются, что Господь приберет, наконец, соседского помещика, который, сволочь такая, не разрешает коровкам пастись на принадлежащих ему лугах. Себе, гадина, все сено забирает... Помещик же молит Бога о том, чтобы все соседские крестьяне пошли по миру и продали ему, наконец, столь дурно используемую землю. Зерноторговец мечтает о засухе, падении урожаев и море среди скотины — вот тогда зерно будет уже не по полтине за пуд, а рубля по два. А политики...

За прошедшие годы более-менее близко мне удалось познакомиться с изрядным числом людей, претендующих на звание "российского политика", в том числе и с лицами, максимально "приближенных к императору". И вот больше всего меня удивляло то, что все они (за исключением Сергея Юльевича) кто втайне, а кто и в открытую мечтали о ликвидации в стране института самодержавия. Нет, не большевики и эсэры с кадетами, а именно действующие царские же чиновники.

Вот взять к примеру бывшего (уже) министра иностранных дел Ламздорфа — Николай лично порушил всю с огромным трудом созданную Владимиром Николаевичем "восточную политику" и устроил русско-японскую войну. Ну, не в этот раз — так это случайность. Зато царь смог разругаться с германцами так, что любые закупки станков и оборудования оттуда стали практически невозможными. Ладно бы в порядке "импортозамещения", так ведь нет: на внутреннем рынке все "вкусные" предприятия отдавались на откуп тем же французам с бельгийцами и англичанам. Или ввел царь экспортную пошлину на зерно, продаваемое в Германию — и в результате именно в России скотина осталась без корма. Потому как пошлину ввели на пшеницу и рожь (и это рынок в Германии мгновенно заполнили датчане), а вот на ячмень, овес и отруби (последние почти полностью как раз на корм и уходили) пошлины были отменены вовсе, и немцы еще по весне контрактовали весь будущий урожай. А крестьянину-то без этого никак, другого способа найти денег на посевную у него просто нет. И Энгельгардт, Александр Платонович который, на данную неприятность указавший, прямо с места замминистра сельского хозяйства вылетел в родовое поместье отставником без пенсии.

Ладно, ему-то пенсия и не нужна особо — не нищий чай, но чиновники сигнал поняли верно. И вовсе не так, как думал самодержавец, в смысле не "сиди и не высовывайся". А, напротив, как "да что же эта сволочь делает-то?"

Но это лишь мечты, в жизни же все эти политики и чиновники делали (больше худо чем бедно) свою работу — и мечтали о своем.

Но и крестьяне, и торговцы, и политики — все они объединялись одной мечтой. Все же было в стране хоть что-то, сплочающее великий русский народ — и это были мечты о том, что "этот гадкий Волков в конце концов допрыгается"...

Политики меня "очень шибко не любили" за то, что будучи вполне самодостаточным и пользуясь никому вроде бы ненужными привилегиями я никому и ни за что никаких взяток не давал, в том числе и в популярном нынче виде "финансовой поддержки политических партий". Вдобавок большинство из них если и не знало твердо, но сильно подозревало что даже за намеки на такую "материальную помощь голодающим икроедам" жандармерия внезапно получит из неизвестных источников очень много интересной информации о намекателе.

Крестьяне же не любили потому, что не занимался я "безвозмездной помощью", а за прокорм требовал соответствующей платы. И ненавидели меня не потому, что требовал много, а потому, что плата эта была самой низкой из всех возможных — но в иных местах можно было покормиться в рассрочку (а потом — и вовсе не платить), а у меня — только с предоплатой. И еще одним источником ненависти было то, что попадающие ко мне крестьянские дети были ухожены, одеты, обуты — но не желали все заработанное (или полученное) отдавать продавшим их родителям...

Ну с зерноторговцами вообще все ясно: благодаря "дрожжевой каше" цена на хлеб не удалось поднять даже в довольно голодный тысяча девятьсот пятый. Внутренние цены, а объемы зерна, доступного для вывоза, при этом сократились: мало того, что ни зернышка с моих колхозов на рынок не поступало, так я еще и скупал зерно в огромных количествах. И все они с некоторым ужасом смотрели на поднимающиеся тут и там огромные элеваторы, гадая, когда же я, благодаря немереным запасам, начну обрушивать зерновой рынок.

Рынок рушить у меня желания не было, а вот поднакопить тонн так двадцать-двадцать пять миллионов к зиме двенадцатого года было бы полезно. Ну а покупать на что — было, хотя у нас не эту тему не утихали споры с Станиславом Густавовичем. То есть спорили мы в основном на тему "кого и как я ограбил согласно учению бородатого классика".

Вообще-то постоянные споры со Станиславом были полезны нам обоим: спорить было интересно, и мы к этим спорам неплохо готовились (очевидно, с тайной надеждой посрамить противника). Это с дураком спорить не интересно, а с человеком умным — очень даже, и тем более интересно, что по результатам споров поток денежек в мои бездонные карманы лишь увеличивался. Станислава очень заинтересовала услышанная мною где-то когда-то (в интернетах, конечно же) идея, что нормальная экономика вполне успешно функционирует при избыточности средств платежа в тридцать семь процентов. Идея-то заключалась, если я верно помнил, в том, что суммы активно используемых кредитов не должны превышать тридцати семи процентов от суммы налички в обороте — но "главный экономист" корпорации идею активно развил, "расширил и углубил".

В США золотой монеты в обращении было на сумму около двух с половиной миллиардов долларов (только именно золота, бумажки не считались), и Струмилло-Петрашкевич выдвинул тезис, что любая экономика изъятия пресловутых тридцати семи процентов из физического оборота просто "не заметит", подменив изъятое кредитной эмиссией. В моем случае это означало, что если из США втихушечку вывезти семьсот пятьдесят миллионов долларов золотом, то американское правительство об этом и не узнает. Мысль интересная, и мы решили это проверить — а тут еще и Водянинов со своим хитромудрым приятелем возник...

Собственно, торговая корпорация "Голден Игл" создавалась именно как "незаметный насос" для перекачки золота из Америки в Россию, но в процессе ее деятельности открылось много нового и интересного. Так что нам со Славой было о чем подумать и на какую тему потеоретизировать. Ведь компания-то создавалась исключительно для "обналички", и никто не ожидал от нее проявившихся "побочных эффектов". Более чем интересных.

Сент-Луис был не просто очередным американским городом, путь и очень большим. Этот город стоял на пересечении большей части железных дорог с Востока на Запад — и вовсе не случайно именно он был выбран столицей какой-то там о счету Олимпиады. При населении в шестьсот пятьдесят тысяч человек "активных потребителей" в городе — с учетом транзитеров — было даже больше, чем три четверти миллиона. Ну, дети и старики по магазинам не шастают, однако кушать все равно просят — и розничный рынок города ежедневно прокручивал по доллару на человеко-рыло, что — с учетом "мелкого опта", добавляемого торговцами из окрестных (до ста миль) городков давало торговый оборот "товаров народного потребления" в миллион долларов.

Миллион — это много, и было бы очень неплохо "замкнуть" такой оборот полностью на себя. По прикидкам Славы, чтобы "захватить власть над миром", требовалось обеспечить наличие одного крупного магазина на двадцать пять тысяч человек и по одному маленькому на каждые пять тысяч. Самый крупный магазин в городе — четырехэтажный "Супермаркет" — обошелся мне — то есть, конечно же, Чёрту Бариссону — в двести тысяч долларов (вместе с довольно обширными складами), а просто "крупные" — фактически сдвоенные "аквариумы" — стоили тысяч по пятнадцать каждый. То есть вся "крупная" сеть в городе обошлась менее чем в полмиллиона, что же до магазинов "мелких", то Борис Титыч ими даже заморачиваться не стал: владельцы оных очень быстро сообразили, что если покупать товары "со скидкой" в "Орле" и продавать их у себя по "обычной" цене, то это бизнес весьма выгодный получится.

Он и получился: чуть меньше полумиллиона проходило через прилавки "Орлов", а чуть больше — лишь через одноименные же склады. Проблемой было заполнение этих складов, но проблемой в принципе решаемой: промтовары попросту закупались за счет "подлежащих конвертации" денег, а продукты — для них (еще за полмиллиона) были выстроены "фасовочные фабрики" и организованы "закупочные компании". С фасовкой — понятно, а закупка велась у окрестных фермеров, для чего к каждому по оговоренному расписанию приезжал автомобильчики и забирали подготовленный продукт.

Дешево забирали — но ведь и продавали недорого, ведь при "скидке" товар вообще отдавался практически "по себестоимости". Но только если скидки не давалось, то вылезала уже прибыль, от шестнадцати до двадцати процентов, а в среднем — около семнадцати.

Потому что "себестоимость" бралась из расценок для окрестных фермеров... Я тут кстати вспомнил Зака Вайнрайта из "прошлой жизни": молоко он отвозил в ближайший городок за шесть миль, и этот "транспорт" отъедал у него больше десяти процентов от доходов. Борис же Титыч еду скупал на дальних фермах, которые в иных условиях до города ее довезти не смогли бы (молоко, например) или с огромным трудом (вид в профиль которые), и были рады разжиться денежкой не сходя с места — а вот "ближние" фермеры в результате свой рынок утратили. Чем жадный, но хитрый Чёрт воспользовался, скупая разоряющиеся фермы подешевке...

И прибыли с "бесприбыльной компании" капало в результате около десяти процентов с оборота. Сто тысяч долларов составляли (от реально вложенного в "сеть" капитала") даже чуть больше десяти процентов. Формально — триста процентов прибыли в месяц...

Но чтобы эта схема работала, всё, что было нужно — это наличие на складе любого (почти любого) товара, который пожелает купить "народный потребитель". А вот с этим у любого янки с миллионом баксов свободных денег в кармане возникали бы жуткие трудности: ведь для этого нужно на этом складе иметь запас товаров минимум на пару недель торговли — а это значит (с учетом времени доставки) в обороте иметь уже миллионов тридцать-сорок. А у меня эти тридцать миллионов просто за месяц, частично конвертируясь в золото, еще и прирастали на три.

Да, системы "бесприбыльной торговли", да еще "по ценам ниже рыночных" обеспечивает (если иметь в виду "бесплатный товарный кредит") этой прибыли чуть ли не девятьсот процентов в год — с учетом затрат на собственные корабли, автомобили, прочую "движимость" и недвижимость. Что там бородатый классик говорил насчет "трехсот процентов"?

Слава еще раз внимательно просмотрел "финотчет" Бориса Титыча:

— Саш, честно скажу: я вообще не понимаю, как это получается. Он снижает цены на треть, но в результате вместо обычных для американского рынка семнадцати-восемнадцати процентов у него выходит больше пятисот... сильно больше, даже если внутренние расходы считать по самым большим расценкам. При том, что любой другой торговец в таких же условиях пошел бы по миру через пару недель. Ты сам-то можешь объяснить, как это происходит?

— Уважаемый господин марксист, сначала я хочу обратить внимание на мелкую мелочь: я, производственный капиталист, при всем своем монополизме в изготовлении подушек-пердушек и автоматических спиночесалок получить прибыли более трехсот процентов в год не могу. А какой-то грязный торгаш, не производя ничего от слова "совсем", прибыли получает втрое больше. И это ты мне объясни, кого он, закупая продукт у фермеров дороже, чем другие, а продавая дешевле прочих — и тем самым делясь "доходом" и с производителем, и с потребителем — грабит? Небольшая подсказка: я это уже знаю...

Многие знания — многие печали. Что толку, что я знаю, как извлекать из покупателя денежки наиболее безболезненным для него способом, если никаких миллионов не хватает для того, чтобы человеку мозги вставить?

Роды у Васьки начались седьмого мая — сильно досрочно. Я не очень сильно по этому поводу психовал — семимесячных малышей выхаживать вроде уже умели. Однако девятого утром посыльный из больницы принес печальное известие...