Звезда пленительного 33

Госпожа Батенкова бросила быстрый взгляд на мужа — и тот упокаивающе кивнул. Почти незаметно, но молодой женщине этого хватило, чтобы понять: все под контролем, и ее краткое отсутствие ни к чему плохому не приведет. Окружающие же офицеры, поняв, что она на оказываемые ей знаки внимания вообще никак не реагирует, решили "обидеться" и теперь просто демонстративно ее "не замечали" — что тоже было неплохо — по крайней мере никто не помешает исполнить поручение.

Она отошла от столпившихся офицеров и прошлась вдоль окопов. Да, фронтовой пейзаж и предполагает быть унылым и страшным, но что он окажется настолько... Нет, не страшным с точки зрения обывателя: тут не валялись убитые солдатики целиком или частями, и даже дохлая скотина давно была убрана — если она раньше и была здесь. Но вот с точки зрения хозяина картина, вероятно, выглядела просто ужасно.

Да и с ее точки зрения: все же Даница Батенкова очень неплохо знала возможности почти любого огнестрельного оружия и хорошо могла представить, чем же в принципе могло обернуться увиденное. Вот взять, к примеру, выложенный перед окопом бруствер — выложенный из патронных ящиков. Ящиков, еще не открытых и полностью заполненных винтовочными патронами. Сам по себе ящик особой опасности не представит, ведь даже если он загорится, то пули из взорвавшихся в нем патронов разве что поцарапать могут зазевавшегося солдатика. Но если враг пойдет в атаку, этого ящика может как раз не хватить для ее отбития. Опять же, ящик патронов погоды не сделает, но ведь только в бруствере их... да, двенадцать штук, да и весь окоп снизу такими же ящиками выложен... и на сотне метров окопа между двумя капонирами этих ящиков бездарно валяется... да, примерно сто семьдесят шесть штук. А капониры — те вообще снарядными ящиками выложены, десятка по два на капонир. Дюжина снарядов в ящике по восемь... нет, это же трехдюймовые патроны: шесть в ящике по двенадцати рублей получается почти полторы тысячи. Понятно, почему хозяин так переживает. Непонятно, почему не распорядится виновных расстрелять...

Даница остановилась у капонира — как бы в задумчивости, но глаза внимательно осматривали опустевший "дворик". Стрелянные гильзы еще никто не убрал, так что нетрудно и прикинуть, настолько ли жаркими тут бои были, как рассказывают офицеры начальству и хозяину. Да, привирают более чем изрядно.

Даница подошла к хозяину и шепотом поделилась с ним своими наблюдениями.

— Они что, только штыками воевать собираются? — возмутился тот.

— Мужики воевать вообще не собираются и думают, что раз командиру надо, то пусть всем и обеспечит. Офицерам же ровно плевать: интендант должен озаботиться. А поскольку интендант для них вор, то они заранее не виноваты, что всего не хватает. Ведь в большинстве это даже не дворяне, а разночинское отребье, им главное — свалить вину за провалы на кого-нибудь другого.

Что в ответ буркнул хозяин, Даница не разобрала. Да и не очень-то ей такое разбирать и хотелось: и так понятно, что примерно то же, что и сама Даница подумала — но если бы ее мысли услышал какой осман, то и он бы устыдился. А если бы ее мысли услышали те, о ком она думала, то предпочли бы застрелиться...

Даница поймала взгляд супруга — очень укоризненный взгляд — и быстренько переключилсь на "работу". Понятно, что раз вернулась, то нужно и дело делать... но муж ее знал очень хорошо и вряд ли укорял за "опоздание". Наверное, следует по возвращении взять еще несколько уроков по мимике: ведь если муж сумел ее "расшифровать", то и другие профессионалы могут встретиться. А это — для работы очень плохо.

К лету Мурманская дорога заработала на полную мощность. Нужно отдать должное Степану Векшину: автоматику управления дорогой он разработал замечательную, да и воплощение ее "в железе" отсутствием качества не страдало. Пожалуй, дорога получилась даже лучше Новороссийской — ну а по загруженности точно превосходила любую из российских дорог. Пока что — чисто теоретически — пропускная способность ее составляла девяносто шесть пар поездов в сутки, и то, что поездов ходило меньше, было обусловлено отсутствием такого количества грузов. Однако с каждым днем их становилось все больше и больше.

Хотя дорога и была моей полной собственностью, все же законы существенно ограничивали мой произвол в перевозке грузов и пассажиров. Министерство путей сообщения имело высочайше утвержденный тариф на перевозку всего и мне тоже надлежало следовать тарифной сетке. Ну и я следовал — как мог. А мог ведь весьма изысканно...

Самым крупным отличием Мурманской от большинства остальных дорог, и не только российских, было использование "тяжелых" рельсов и, конечно же, бетонных шпал. То есть бетонные шпалы вообще были только тут и частично на Новороссийской дороге, но и с такими рельсами двухпутных линий в мире было немного. А именно такой путь обеспечивал следующий уровень возможностей железнодорожного транспорта: теперь можно было смело увеличивать нагрузку на ось до двадцати тонн.

Такие инженерные рассуждения очень тешат самолюбие, слов нет. Ну а чтобы тешилось не только самолюбие, пришлось несколько потратиться на конвертирование возможностей в реальность — и результат радовал каждый божий день. И каждую божью ночь тоже, хотя и в несколько меньших суммах: поезда ходили круглосуточно. А всего-то понадобилось для новой дороги построить и новые вагоны. Ну и локомотивы, конечно — но вагоны оказались важнее. И — полезнее для кармана.

Потому что на самом деле это были скорее не вагоны, а платформы — сконструированные для перевозки контейнеров. Сами же контейнеры были у меня четырех типов: по шесть, двенадцать, двадцать четыре и сорок восемь футов длиной. "Шестерки" имели еще и механизм для сцепки их попарно, а так это были самые обычные контейнеры. Которые, как им и положено, ставились на эти самые платформы и возились куда надо — то есть до Званки или даже до Петербурга. Хитрость же заключалась в том, что других товарных вагонов на дороге не было вообще.

И быть не могло. Дорога не просто так строилась "по последнему слову инженерной мысли": поезда на ней носились со скоростью сто километров в час. Нормальная скорость, вот только современные вагоны с буксами на такой скорости разваливались. Я уже не говорю о том, что платформы эти (без пола вообще, чтобы соблазна не было что-то еще грузить) были с автосцепками — главное, что они были на роликовых подшипниках! Когда-то, очень давно, Илья Архангельский испытания вагонных подшипников проводил, и результатом остался доволен. Хотя, откровенно говоря, для перевозки ковыльной соломы можно было вообще обычные телеги на рельсы ставить, и деревянный "подшипник" на дегтярной смазке вполне бы подошел. "В прошлый раз" эти подшипники испытали уже на нормальной колее, и все полученные "тогда" шишки позволили сейчас сразу ставить на вагоны вполне отработанную и надежную конструкцию. Одни только пластиковые сепараторы сколько нервов сэкономят! Я уже не говорю, от скольких аварий спасут...

Однако самая надежная и самая скоростная дорога в мире возила исключительно контейнеры, которые любой желающий мог взять в аренду в совершенно отдельной и независимой от дороги компании. Потому что владельцем всех контейнеров был, конечно, тоже я, но через совершенно нежелезнодорожную лавочку "Автомобильные перевозки контейнеров Волкова". И, понятное дело, арендатор контейнера, после того как его груз отвезли до нужной (мне) станции, мог его сам там же и разгрузить — а мог и заказать грузовик-контейнеровоз, который его груз доставить по нужному адресу. Тоже за отдельные денежки...

Контейнерные перевозки я все же внедрял с оглядкой на возможные неприятности со стороны иностранцев, но, к моему удивлению, никто их особо всерьез не воспринял. С одной стороны, грузчики нынче недороги, а с другой — все почему-то решили, что с помощью этих "хитрых" железных ящиков владелец железной дороги всего лишь заставляет за перевозки платить дороже тарифа. И в этом-то эти "все" были вообще-то правы — если не обращать внимание на такую мелкую деталь, как сроки доставки грузов. И в самом деле — ну кому придет в голову особо обращать внимание в такую мелочь, что любой груз из Мурманска попадает в Петербург менее чем за сутки? Времена-то нынче неспешные, патриархальные времена...

Когда-то, еще в бытность студентом, я читал в "этих ваших интернетах" статьи, посвященные "Великой войне", как полюбили называть Первую мировую тогдашние журналисты. Сам я тут ни разу такого названия не слышал, да и понятно: никакого "величия" в войне нет, одно горе и слезы. Ну, разве что великие денежки крутятся, так это к самой-то войне только боком одним... неважно. И в статьях тех меня удивил постоянно обмусоливаемый факт, как бы доказывающий "неготовность России к войне". Факт под названием "снарядный голод" — мол, и пушки были, и ружья заряжены, а вот со снарядами в стране был полный швах, и потому... — а далее на этом основании строились любые выводы.

Выводы строить можно, а вот насчет самого факта "голода"... Если не считать выведенных за учет как "неликвиды" два с лишним миллиона снарядов для пушек Барановского (и оставив за скобками вопрос, на кой черт вообще столько сделали для пары сотен пушек?), к началу "прошлой" Первой мировой в армейских складах лежало больше семи миллионов снарядов для полевых орудий. В зимние месяцы средний расход составлял чуть больше четырехсот тысяч, в летние — вдвое больше. Но только казенные заводы выдавали ежемесячно больше чем по полмиллиона штук! Выдавали они их, правда, всего по семь рублей с полтиною, что было просто недопустимо. И под вопли об острой нехватке снарядов на фронте объем выпуска этих снарядов был удвоен — силами, понятно, уже частных заводов, продававших теперь снаряды армии по цене от двенадцати рублей до двадцати четырех. Еще подсуетились "союзнички", и армия закупила и снаряды французские, двадцать семь миллионов закупила. Недорого, всего-то по двенадцать-четырнадцать рубликов, но вообще чугунных. Правда, успели французы поставить меньше половины заказанного, но денежки получили за всё.

Так что благодаря этому самому "голоду" к окончанию войны на складах снарядов скопилось уже за полста миллионов — и мне повезло разобраться с технологией процесса несколько "заранее", что позволило слегка соломки-то подстелить. На первом же совещании я выбил из Кузьмина-Караваева, занимавшего должность начальника Артуправления, приказ, по которому "неликвиды" от списанных пушек Барановского немедленно передавались в мое полное распоряжение. Ну я и распорядился...

Пушка-гаубица Рейнсдорфа весит, вместе с лафетом, четыреста килограмм. Много, но она на колесах, и ее пара солдатиков легко по дороге трусцой за собой потащит. А полный расчет — четверо мужиков — и по грязи ее куда надо доставят. Однако дело не в этом, а в том, что один "патрон" к этой пушке (мой, не "античный") весит уже килограмм десять — учитывая тару, конечно. Стандартный "возимый боекомплект" — двенадцать ящиков по пять снарядов — тянет уже на шестьсот кил, а "полный боекомплект" в тысячу двести снарядов вместе с самой пушкой тянет уже на восемь тонн. Это я к чему: в вагон пушек помещается (в разобранном виде, понятно) тридцать штук. А для снарядов к ним требуется уже целый эшелон. И пока эти снаряды из-под Сталинграда довезешь, времени пройдет много, а в том же Пскове, например, старых "патронов" к пушкам Барановского хранилось на армейских складах больше ста пятидесяти тысяч. При том, что в округе ни одной такой пушки не было вообще...

Пушек — старых — не было, а снаряды были в изобилии, и от Пскова до фронта в Восточной Пруссии их быстренько возили на грузовиках. Ну и по железной дороге тоже возили, но уже прибывшие "новые" снаряды, а старые чугунные гранаты и шрапнели полностью вывезли автотранспортом.

Причем и грузовиков-то много не потребовалось, сотня перетащила все запасы к фронту за три дня. При том, что и пушек-то успели доставить туда пару сотен, боезапас получился более чем достаточный. Ну, на первое время — но как раз за это "первое время", пока русская армия "собиралась с силами", а военачальники "осмысливали случившееся", были достигнуты самые, пожалуй, грандиозные успехи. Как говорится, "вопреки".

Тринадцатый армейский корпус под командованием генерал-лейтенанта Алексеева (Михаила Васильевича) как раз и был выдвинут в Сувалкскую губернию. Восемь пехотных полков, две артиллерийских бригады, два дивизиона тяжелых орудий, два гусарских полка — народу много. Причем народу в основном "из старослужащих", то есть как-то обученного. К ним "довеском" пошли два полка, и ранее в губернии расквартированных, плюс отдельным приказом переподчиненные части таможни... таможенники, кстати, очень быстро сообразили, что воевать им лучше как раз в составе "мелкой полевой артиллерии": мои-то пушки таскались автомобилями и в случае чего могли очень быстро "передислоцироваться" куда-нибудь подальше. Только вот "случая чего" как раз и не случилось: при полном, подавляющем превосходстве в артиллерии и высокой мобильности войск Михаил Васильевич произвел "отсекающий удар" и на четвертый день захватил Браунсберг — отрезав Кенигсберг от остальной Германии.

Конечно, держать новый двухсоткилометровый фронт — протянувшийся главным образом вдоль железных дорог — одному армейскому корпусу тяжеловато, но можно — если на каждый километр поставить по паре батарей и ни в чем этим батареям не отказывать. Ну Алексеев и не отказывал: все запасы с псковских складов были истрачены меньше чем за неделю. Ну а потом и войска подтянули дополнительные, и пушек побольше подвезли, да и снаряды с тыловых складов подоспели...

Зимой командующим Восточно-прусским фронтом назначили Николая Иудовича. С задачей, насколько я понял, взять Кенигсберг и продолжить наступление в Восточной Пруссии. Понятие мое подтверждали запросы Иванова по части снарядов — столько разве что для мощной артподготовки требовалось, да еще и проводимой каждый день. Понятно, что не Николай Иудович мне телеграммы слал, а его штаб — но у меня крепло ощущение, что история резко поменяла вектор своего развития.

Правда ощущение все крепло и крепло, а войска стояли на месте — войска Иванова. С Германией на фронте сложилось более-менее стабильное равновесие, а вот австрийцы потихоньку наступали. И чем дальше, тем быстрее...

В начале марта Иванов вдруг приехал ко мне в Сталинград, да еще с очень удивившей меня просьбой: "по возможности быстро перевооружить его армию с винтовок на карабины". По мне, так карабин лучше винтовки: легче, да и стрелять из него удобнее — но оказалось, что дело совсем в ином: на юге армия утрачивала эти самые винтовки с такой невероятной скоростью, что в верхах было принято решение у Иванова винтовки забрать и направить на австрийские фронты. А Николай Иудович — он и так справится, ведь "у него затишье".

— Николай Иудович, я очень рад видеть вас у себя в гостях, но помилуйте: откуда я возьму полмиллиона карабинов, да еще и "побыстрее"? Мои заводы больше ста тысяч в месяц выделать не могут, скорее даже меньше.