Уроки ирокезского 6

Иван Иванович, все еще не до конца привыкший, что к нему обращаются теперь как к "доктору Рахманинову", подумал было, что вероятно пропущенные несколько лекций могли бы помочь в понимании сказанного, но, оглядевшись по сторонам, решил что и остальные собравшиеся тоже не в состоянии осознать о чем шла речь. Отец тоже молчал — но, заметив недоумевающий взгляд сына, кивнул, вроде как подбадривая — и Иван Иванович все же задал возникший у него вопрос...

Когда месяц назад он получил письмо с предложением о работе — странной работе, да и само письмо выглядело как-то не очень обычно — свежеиспеченный врач обратился за советом к тому человеку, которому доверял безоговорочно: к отцу. Оказалось, что и тот получил такое же письмо: явно отпечатанный в типографии лист бумаги, на котором только имя адресата и закорючка внизу письма (очевидно изображавшая подпись отправителя) были вписаны пером. Иван Михайлович предложение отверг — но сыну посоветовал "скорее всего согласиться", а затем, подумав немного, и сам решил его сопроводить до места потенциальной работы. Тем более что "вне зависимости от Вашего решения все расходы на поездку будут компенсированы, равно как и недополученные оплаты вашего нынешнего труда". И не то, чтобы деньги эти были очень важны — просто сам подход пославшего приглашения к решению какой-то своей проблемы подкупал основательностью и вызывал определенное уважение. Проще говоря, отцу стало интересно, на что же сманивают сына...

За неделю, проведенную в очень необычной гостинице на окраине Царицына, отец и сын поняли лишь то, что работа скорее всего предстоит очень неприятная — иначе зачем бы приглашающему было собирать сразу более трех дюжин врачей? Конечно, предлагаемый оклад — тысяча рублей "плюс все расходы на материалы, книги и инструменты" выглядел весьма привлекательно, но если заранее предполагается, что большинство от места откажется...

И только полчаса назад, когда все приглашенные собрались в небольшом зале на верхнем этаже гостиницы, Иван Иванович понял, что предположения его были совершенно ошибочными. Человеку, собравшему здесь столько врачей, были нужны все они — и, как он сам сказал, "это только поначалу вас будет работать столь мало". Речь же его перед собравшимися была, наверное, еще более странной, чем собравшее здесь всех письмо:

— Итак, господа... дамы и господа, сейчас я вас вкратце ознакомлю с тем, что вы будете здесь делать — если, конечно, примите мое предложение, а после этого вы можете задавать любые вопросы.

Вид у господина... весьма молодого человека был изрядно уставший, и поначалу даже складывалось впечатление, что ему просто говорить с собравшимися врачами неприятно. Однако, если он говорил правду, то — да, просто очень уставший:

— Видите ли, моя дочь через год организует... да, приют для голодающих детей. И детей голодающих будет... много их будет, а, как вы и сами прекрасно знаете, больных среди крестьян как бы не треть — если не половина. И к детям это относится в неменьшей степени. Ладно, вшей, чесотку — это мы уберем еще на санпропускниках. Однако многие из них будут больны уже всерьез: туберкулез, сифилис... и вашей задачей будет на первом этапе выявить всех больных — для того, чтобы они не заражали здоровых. Тут главным будет выявление скрытых форм болезней, но это совсем несложно. Ну а потом — потом их вылечить. По возможности, конечно — однако возможность я вам предоставлю. В принципе, проблема лишь в том, что детей будет много и надо будет проверить всех. А поэтому проверять потребуется очень быстро и качественно... да и лечение тоже проводить побыстрее. Собственно, это все, что мы от вас ждем, и я надеюсь, что с работой вы легко справитесь. Что же до предлагаемых окладов жалования — это вы можете рассматривать как надбавку за вредность. Все же работа с инфекционными больными требует особой осторожности, а при работе на потоке усталость приводит... может привести и к не самым радостным последствиям. Сам знаю: болеть противно и скучно, и лишняя копеечка, мне кажется, поможет вам в таком случае легче справиться с больничной скукой: пока выздоравливать будете, книжек купите интересных, лакомств... в общем, придумаете как развлечься.

В небольшом зале было очень тихо: врачи пытались переварить сказанное. И Иван Рахманинов, оглянувшись на отца и заметив его недоумение, задал простой вопрос:

— Вы считаете, что диагностировать туберкулез или сифилис просто? И считаете, что это можно сделать быстро? В особенности, если болезнь имеет скрытую форму...

— Господа... дамы и господа, врачи тут вы, я всего лишь инженер. Так что возможно я и не знаю деталей, но ведь провести ту же туберкулиновую пробу можно за пару дней? Да, я знаю, что если пользоваться неочищенным туберкулином... извините, ведь Кох уже открыл туберкулин?

— И его, с позволения сказать, лечение лишь усугубляет страдания больных!

— Лечение? Он пытается туберкулином лечить больных?

— Пытался... но...

— Идиот. То есть... Ладно, все мы... все вы, конечно, уже поняли, что туберкулин лишь активирует бактерии. Значит если на царапину на коже слегка капнуть раствором туберкулина, у больных она воспалится сильнее, так? Понятно, что из-за того, что там дохлые бактерии и всякая дрянь из бульона, может и аллергия проявиться... Милая — он обратился к сидящей рядом с ним высокой даме — ты сможешь сделать докторам чистый стерильный туберкулин? Там всего-то отфильтровать дохлых вареных микробов, потом осадить туберкулин хлоруксусной кислотой... — молодой человек на несколько секунд задумался. — Трихлоруксусной.

— Хорошо. Сырье откуда брать? В смысле туберкулиновое?

— А вот докторов и попросим сделать. Что же до сифилиса, то реакция ва... вообще простейшая: добываем экстракт бычьего сердца...

После довольно обстоятельного объяснения Иван Михайлович встал:

— Похоже, вы знаете что делать. Почему этого не делалось раньше? И вообще зачем мы тут будем нужны?

— Я же сказал: я всего лишь инженер. Нужно подобрать эффективные дозы, отработать методики диагностики — а с этим могут справиться лишь врачи, причем врачи хорошие. Собственно, поэтому-то я вас всех и пригласил. Подопытный материал сможете набрать хоть в Собачьей Балке — это село неподалеку, там каждый пятый с сифилисом и каждый третий с туберкулезом. Наладите диагностику, а заодно отработаете и процедуры лечения.

— Допустим, сифилис можно ртутными препаратами излечить — хотя вы правы, дозы для детей потребуется особо подбирать. А чахотку?

— А что чахотку? Солнышко, запиши: нужно будет еще синтезировать гидразид изоникатиновой кислоты.

— Сделаю, а тебе зачем?

— Туберкулез лечить. Если мы вылечим хотя бы процентов девяносто пять, тебя детишки на руках носить будут.

— Вы надеетесь излечить девяносто пять процентов больных? — возмущению Ивана Михайловича, казалось, не было предела.

— Надеюсь больше, все же откровенно больных детей мы просто не довезем. А если скрытая, еще слабая форма — почему бы и нет?

— Допустим... а сифилис вы тоже знаете как лечить без того, чтобы каждого третьего на погост отправить?

К удивлению Ивана Ивановича молодой человек в ответ почему-то усмехнулся:

— Знаю. Но лекарства для этого делать будете тоже вы. Я расскажу как — но опять, я всего лишь инженер. Заодно и от чумы лекарство сделаете...

— Ну, от чахотки оно поважнее пожалуй будет.

— Пока чумы нет — да. И пока вы вакцину от чахотки не изготовите.

— А как ее изготовить, вы нам тоже расскажете?

— Почему нет? Только времени на это потребуется немало. А делать ее просто...

Выслушав краткое — всего лишь в минуту — пояснение Иван Михайлович, повернувшись к сыну, высказал свое окончательное мнение:

— Один ты не справишься, я остаюсь здесь тоже. Господин Волков, в приглашении вы упомянули, что мы будем вправе сами нанимать себе помощников?

— И чем больше, тем лучше. Мы, пожалуй, пойдем, а все согласные принять предложение обратитесь пожалуйста в администрацию гостиницы — это на первом этаже. Вам помогут с переездом, купят и доставят все, что вам потребуется. И огромное спасибо, что согласились к нам приехать. Ну и если позже у вас возникнут какие-то вопросы — обращайтесь без стеснения...

Времени не хватало, но чтобы "обменять" его на деньги, требовалось совсем немного. Собственно, деньги и требовались — и вся семья занималась добычей этих самых денег. Понятно, что не только семья — на стекольном "заводе" теперь работало больше сотни человек, еще человек тридцать делало пудреницы. Но для "завоевания мирового господства" народу было явно недостаточно.

Правда, с рождением "Общества благоустройства Царицына" удалось несколько человек привлечь к этому самому "благоустройству" с гораздо меньшими проблемами. Например, Иванова из Будапешта "пригласил" лично губернатор Мещерский, и Африканыч уже не подумал, что это глупый розыгрыш. Гаврилова "сватал" Мельников, и Герасим Данилович принял приглашение с огромным воодушевлением. Мышку вообще "Общество" наняло, и даже оклад жалования ей шел из городского бюджета... пока шел. У меня же "контролем финансов" снова занялся Водянинов — ему очень польстило, что уговаривать его "поработать на благо города" пришли "лучшие люди" этого города.

За Сашей Антоневичем все же мы с Камиллой съездили — то, чего я хотел получить от этого "знатного строителя заводов", оглашать мне не хотелось. Хотя "стартовый проект" был вовсе не "секретный": небольшой заводик по производству серной кислоты. Правда, сейчас заводик строился уже в Царицыне... рядом с Царицыным, чуть выше (по реке) нефтеперегонного завода Нобелей. Борис Борисович внял прошению царицынского дворянства и продал мне "из губернских земель" одно месторождение пирита в Саратовском уезде. А заодно — и кусочек Волжского берега у села Рыбного — в десяти верстах от Вольска. Тоже вполне годное местечко для строительства цементного завода.

С "папашей Мюллером" переговоры оказались — неожиданно для меня — очень напряженными. В конечном итоге удалось договориться, что он построит пять "небольших" шахтных печей производительностью тонн по сто в сутки. То есть это я знал, что будет примерно такая производительность, а сам Генрих был убежден, что они хорошо если сто тонн в неделю дадут: ну не верил он в "непрерывный процесс"... ладно, надеюсь что потом поверит.

Зато очень просто получилось договориться с Ильей — он практически сразу согласился возглавить "трамваестроительный завод". У него оказался, по сути дела, единственный аргумент "против": все же квартиру-то он занимал "казенную", в доме от железной дороги, и хотя начальник станции пообещал, что закроет глаза на такое нарушение, он все же был далеко не высшей инстанцией на дороге. Да и для Ильи это было "неудобно": явное нарушение установленных правил для дворянина казалось просто неприличным. Однако после того, как я сообщил, что дома для инженеров будут выстроены до начала работы завода, аргументов у него не осталось.

Моя новогодняя "взятка обществу" позволила сэкономить кучу времени, и больше всего этому возрадовался даже не я, а Валентин Павлович. Семенов уже в начале февраля приступил к строительству домов для рабочих — землебитных, понятное дело. Опыта у него в подобном строительстве хватало, но февраль в Поволжье — вовсе не февраль в какой-нибудь Африке, и он с удовольствием "экспериментировал", строя земляные дома в лютые морозы. Правда, само строительство велось все же в дощатых балаганах, при вполне себе плюсовой температуре — однако ему было очень интересно узнать, развалятся ли выстроенные подобным образом дома по весне или нет.

Раньше я думал, что закладка фундаментов зимой — это чисто "советская" идея, но позже узнал, что и соседский французский завод "Урал-Волга" большей частью зимой и строился, так что ничего особенно удивительного в подобном строительстве не было. Семенова же смущало лишь то, что стены-то землебитные из слегка влажной земли ставились, и он опасался, что после снятия балаганов они просто промерзнут и лед их разорвет... то есть все же лишь разрыхлит немного, но прочность они потеряют. Я же не мог ему сказать, что "прекрасно помню: март девяносто девятого года был довольно теплый уже"... хорошо еще, что Димка — после соответствующего внушения — очень уверенно сообщил Валентину Павловичу, что "по всем приметам весна будет ранней" — иначе Семенов, скорее всего, и не начал бы это зимнее строительство.

Так что кому заниматься делом уже было. Ну а я занимался, как сказал дед (в переводе на приличный язык) фигней. То есть даже не занимался, а "страдал" — вот только результат страданий меня сильно порадовал.

Зеленые очки для торговли в Заокеании делались довольно просто — оправа штамповалась из карболита (со стальной проволочной арматурой в дужках), зеленое бутылочное стекло тоже в оправы вклеивалось штампованное. Получалось дешево и сердито — и вполне достойно для своей цены (десять центов за "волшебные" очки). Вот только спрос на такое убожество ограничивался маленькими девочками и сумасшедшими мамашами таких девочек. Небольшой, откровенно говоря, спрос.

А мне требовался большой — и в результате "особняк" остался без электричества. То есть генератор в Сормово был куплен, и даже Елизар с ним приехал — но все электричество теперь шло на стеклозавод. Где в отдельном цехе (небольшой комнатенке, выделенной после завершения массового производства елочных игрушек) делались стальные оправы очков. Ну, во-первых, сталь требовалось отникелировать, чтобы не ржавела на носу. А во-вторых, оправы, изготавливаемые из тонкой жестянки, нужно было сваривать: сначала в "колечки", а затем к ним приварить петельки держателей дужек, мост, упоры для носа. Оля Миронова самых рукастых и усидчивых девочек обучила обточке этих петель и нарезке в них резьбы для крепежных винтиков, но потом-то петлю нужно было как-то присобачить к оправе стекла — вот ту-то и пригодилась сварка.

Да, работы было немало, но оправы получались замечательными. "Авиаторы" самого классического вида — но оправа без стекла никому не нужна. Пришлось посидеть с карандашом — после того как посидел с разными измерительными приборами вроде линейки и штангенциркуля, рассчитать сферичность "стеклянных" матриц с пуансонами — и не самые плохие очковые линзы начали потихоньку выходить из-под прессов. Затем Машка их выгибала на отдельной оправке под форму оправ, ну еще немного подшлифовывала — но главное было даже не линзы сделать. Главным было стекло для них.

Стекло Машка варила вместе с Камиллой — потому что только Камилла смогла изготовить нужные присадки. В принципе, ничего сложного, всего-то хлорид и бромид серебра, но в Царицыне, по крайней мере, кроме жены их никто сделать не мог. Зато стекло получалось не простое, а буквально золотое. То есть в пересчете на вес выручаемой за это стекло золотой монеты даже круче золотого.

В свое время Роджерс со смехом обрисовал мне американскую патентную систему, позволяющую запатентовать совершенно бредовые на первый взгляд вещи. Ну а потом с помощью таких патентов честно грабить конкурентов. Думаю, в моем американском издательстве люди тоже покрутили пальцем у виска, когда с очередным курьером получили поручение "запатентовать очки, в которые вставлены стекла, темнеющие от солнечного света". Зато теперь такие очки — а так же "окна с темнеющими на свету стеклами, в домах и транспортных средствах" — кроме меня никто продавать не мог. Сделать — тоже пока не мог, но никто и не стремился: все равно никому сделанное не продать: патент...