Уроки ирокезского 18

— Сэм, ты же знаешь как я счастлив, что ты смог выбраться сюда из Европы. И что я всегда буду рад принять в доме любого твоего гостя. Но почему я сам должен его принимать, не понимаю: ведь это же твой гость!

— Когда-то ты приехал ко мне лишь потому, что посчитал меня неплохим писателем...

— Лучшим, Сэм, лучшим!

— Ладно... только вот он как писатель — лучше меня. Сильно лучше. Скажу тебе честно: рядом с ним я чувствую себя мальчишкой, прогуливающим уроки в школе.

— Не прибедняйся, я читал его книжки. Забавно, не более, ну а книжки для детей мне уже вряд ли получится правильно оценить. Может быть они и хороши — но для детей, а ты пишешь для людей уже взрослых. Не только, конечно, но должен тебе сказать, что "Гекльберри Финн" — это книга куда как больше предназначена именно для людей уже познавших жизнь...

— Он сказал то же самое — потому что думает так же как ты. И именно поэтому мне кажется, что вам стоит познакомиться — ты же любишь встречаться с необычными людьми. Он передразнивал старуху так, как будто он прожил рядом с ней несколько лет — а ведь она умерла задолго до его рождения! Мне даже показалось, что ее призрак стоит у меня за спиной и подсказывает ему...

— Ты же не веришь в призраков.

— Раньше я так и думал. Впрочем, и сейчас не верю. Но думает он так же как ты. Вдобавок ты читал далеко не все его книжки...

— Невелика потеря. И опять же, как я думают почти все мои служащие. Им приказано так думать и они иначе думать не могут. Они вообще думать часто не умеют без приказа, и кому как не тебе это знать. Так что хочу надеяться, что ты не обидишься, если я все же не встречусь с этим твоим гостем.

— Ты тоже сам знаешь, что не обижусь. Но буду жалеть о том, что ты... что ты будешь жалеть о том, что не встретился с ним, а я поленился тебя уговорить.

— Так не ленись!

— Хорошо. Должен тебе сказать, что он — первый из тех, кого я когда-либо видел — кто не стесняется использовать слово "чёрт" в присутствии Бариссона.

— Иностранец?

— Нет, более того, он именно Бариссона этим словом и называет, в лицо называет. А Чёрт Бариссон при этом радостно смеется!

— Ты знаешь, я попросил проверить... он — единственный из писателей, кому Бариссон не оплатил проезд и проживание. Может быть он единственный, кто от Чёрта просто не зависит?

— Генри, в книгоиздании теперь от Чёрта зависят все. Сейчас читатели в Америке читают то, что хвалит Чёрт и не желают читать то, что он не хвалит. А уж если он обругает... говорят, парочка издательств обанкротились лишь потому, что Чёрту не понравились издаваемые в них книги. Причем в издательских кругах искали что-то личное — нет, просто именно книги не понравились! А этот юноша — он и писатель, и издатель сразу.

— Сколько, говоришь, ему лет?

— Примерно двадцать пять...

— Я думал больше...

— Скажи честно: тебя кто-нибудь за последние двадцать лет называл в лицо "Адской гончей"?

— Честно? Было один раз. Во сне, но этого клерка я все равно уволил, неприятно было его встречать в конторе. Пожалуй, ты прав: мне действительно будет интересно с ним познакомиться. Значит, ты пригласил его в субботу на ланч, ну и на обед тоже — это хорошо, будет время поговорить. Мне уже интересно, сколько же на его книжках зарабатывает Чёрт...

Когда есть много денег, то строить разные здания можно довольно быстро. Если есть очень много денег, то быстро можно выстроить и довольно большое здание. У Черта денег было очень-очень много, и на месте двух снесенных улиц возле Кони-Айленда он выстроил очень-очень большое здание. То есть на самом-то деле на месте одной улицы, вторая как раз под "парк развлечений" пошла — но здание было выстроено на самом деле огромное. Мало что оно заняло целиком не самую маленькую улицу, так и заняло ее сразу по обеим ее, то есть улицы, сторонам, и две его "половинки" соединялись несколькими переходами на уровне седьмого этажа. В принципе, не криминал — просто еще половинки соединялись переходами на уровне четырнадцатого и на уровне двадцать первого — самого верхнего — этажа. Да еще по концам "половинок" поднимались трехэтажные "башенки"...

Вообще-то в здании располагалась гостиница для посетителей парка развлечений, но номера в отеле были крошечными (зато — очень недорогими), и никаких "излишеств" вроде ресторанов, залов для различных мероприятий или хотя бы для отдыха в отеле "Кони-Айленд" просто не предусматривалось. Номер за доллар с носа в сутки выделялся чтобы переночевать, а деньги тратить постояльцы должны были в самом парке, так что "Съезд писателей" Борис Титыч организовал в более подходящей гостинице. Гораздо более уютной и для мероприятия более подходящей. Да и обслуга тут была уровнем повыше, так что я даже выспался нормально.

А утро началось с сюрприза. То есть я знал, что Чёрт Бариссон — самый крупный книготорговец страны. Даже, пожалуй, вообще единственный крупный книготорговец, и потому замашки у него... крупнокниготорговские. То есть "знаменитый мистер Волков" на выставке должен был слиться с толпой лучших американских писателей. И в этом я совершенно не ошибся, писателей в зале оказалось сильно за сотню.

Но вот рассадили писателей в зале несколько странно (как позже сообщил Бариссон, "по заслугам"). И самые-самые — с точки зрения книготорговца, конечно — были посажены за один стол с самим "главным распорядителем ярмарки", то есть с самим Чёртом. Слева от него, а справа разместились самые-самые издатели. Тоже вроде понятно... вот только почему-то "самых-самых" писателей оказалось всего двое.

И пока народ рассаживался, Чёрт, улыбаясь во все тридцать два зуба, повернулся к нам:

— Позвольте представить, мистер Клеменс: Александр Волков.

— Очень приятно... и неожиданно: я думал, что вы гораздо... старше.

— Взаимно, и теперь я до конца жизни могу гордиться, что сидел за одним столом с самым замечательным писателем Америки. И тем более мне приятно, поскольку именно вы всегда были для меня образцом настоящего писателя и даже, в некотором роде, учителем.

— Ну что вы... — засмущался мой собеседник.

— Скажу откровенно: Гек Финн — единственная книга, которую, по моему мнению, просто обязан прочитать каждый подросток, а уж каждый взрослый и подавно. А все, что написали другие — это всего лишь иногда приятное, но все же баловство.

— Я рад, что вам она так понравилась. Но и ваши книги тоже хороши, я с большим удовольствием прочел "Сердца трех", да и сага о Питере Бладе тоже не оставила меня равнодушным...

Продолжить обмен комплиментами сразу не удалось: писателей было за столом мало, а издателей много, и потому стол был поставлен круглый. Так что я даже не очень удивился, когда с другой стороны от меня сел Генри Альтемус. Сел, поворочался, огляделся. Прочитал стоящую передо мной табличку:

— Мистер Волков? Раз знакомству. Меня зовут...

— Я тоже очень рад, мистер Альтемус.

— Ого, меня уже узнает молодежь? Отрадно! Но вы же вроде себе издателя даже не искали? Или разузнали обо мне как о конкуренте?

— Конкуренте? — удивился Марк Твен.

— О, мистер Твен! Очень рад вас видеть в добром здравии, хотя вы и не хотите издаваться у меня. Зато я надеюсь услышать вашу речь по поводу этого собрания... да, мистер Волков — он действительно мой конкурент. И должен сказать, если бы не журнал мистера Бариссона, "Американский книжный дом" меня бы сожрал.

— А при чем тут...

— Это издательство мистера Волкова.

— "Американский книжный дом"...

— Принадлежит этому шустрому юноше. Он решил сам издавать свои книги... не только свои, конечно, но имя издательству создали именно его сочинения. Впрочем...

На этом Генри закончил: Чёрт Бариссон действительно хорошо подготовил открытие (Степан ему успел похвалиться "достижениями" еще когда Борис Титыч приезжал в Царицын), и теперь, включив микрофон, он "заговорил" сразу из пары десятков динамиков, расставленных по залу. Отметил важность проведения ярмарок ("где издатели могут напрямую поговорить с книготорговцами"), отметил важность книгоиздания вообще, его культурную и просветительскую роль — в общем, похвалил себя со всех сторон.

Ну а после завтрака, который в общей сложности занял почти час, мы продолжили разговор с Сэмом Клеменсом. И мне чертовски трудно было называть его именно "мистером Клеменсом", а не "Сэмом"...

А Марка Твена интересовал один вопрос:

— Мистер Волков, я хотел бы кое-что уточнить... "Американский книжный дом" предложил мне предоставить ему права на перевод некоторых моих книг на русский язык, но мне кажется, ваши работники немного напутали с тиражами...

— Нет, мистер Клеменс, все они указали верно. Я на самом деле собираюсь издать эти книги миллионными тиражами. Не сразу, в течение лет наверное десяти — но они изданы будут по миллиону штук каждая. А так как я просто не знаю, как скоро это произойдет, то поэтому и гонорар хочу выплатить сразу.

— Очень необычный подход. Но я, наверное, все же соглашусь. Вы когда возвращаетесь в Европу? Формально права на мои книги принадлежат жене, так что потребуется именно ее подпись. Впрочем, вы можете считать контракт уже заключенным. А кто будет переводчиком?

— Я и переведу. В конце-то концов русский язык для меня родной, и не испортить вашу книгу я, надеюсь, сумею.

— Это верно, уж если вы на английском столь хорошо пишете... И, мистер Бариссон, должен вам выразить особую благодарность за знакомство с этим замечательным писателем и издателем. Но это будет лишь частью моей благодарности, отдельно я хочу вас лично поблагодарить за то, что вы дали новый импульс американской литературе. И, если возможно, я бы хотел уточнить некоторые детали к моему выступлению...

— Мистер Клеменс, здесь немного шумно, давайте пройдем в комнату? — Борис Титыч тоже застеснялся. Не похвалы известнейшего писателя, а того, что она давалась в моем присутствии: ведь он "всего лишь исполнял мои указания".

— А вы, мистер Волков? Я вас тоже хочу кое о чем расспросить.

Когда мы зашли в ближайший номер (оргкомитет ярмарки попросту снял в отеле несколько этажей целиком и парочку ближайших номеров оставил пустыми для переговоров), Борис Титыч неуверенно попытался сгладить восторги Марка Твена:

— Мистер Клеменс, литературу делают писатели, а я — всего лишь продаю то, что они пишут.

— Но без вас, без вашего "Книжного обозрения" многие из тех, кто сейчас стал весьма популярен у публики, остались бы в неизвестности. И именно эти новые имена... ведь их творчество буквально открывает новые горизонты! Новые стили, новые даже жанры — я собираюсь упомянуть некоторых из них. И надеюсь, что вы пригласили этих людей. Не могли бы вы меня с ними познакомить?

— Ну если я их знаю, то конечно, буду рад оказать вам помощь. С кем бы конкретно вы хотели познакомиться?

— С мистером Волковым я уже познакомился, чему очень рад. А еще мне бы было приятно встретиться с мистером Гудвином, мистером Арчибальдом Гудвином. Мне кажется, что его таланты затмят вскоре этого британца Дойля...

Борис Титыч с трудом не рассмеялся:

— Да, он здесь. Но мне кажется, он не хотел бы раскрывать свой псевдоним.

— Пообещайте, что я сохраню его в тайне, у меня вопросы сугубо литературного плана.

— Ну тогда это будет очень просто, — он протянул руку в мою сторону — знакомьтесь, мистер Клеменс, рад вам представить мистера Арчи Гудвина. Просто мистер Волков счел, что слишком много книг одного автора быстро пресытят публику...

— Арчи Гудвин — это вы? — удивился Марк Твен.

— Ну да... просто для публики сказочник и автор детективов слабо совмещаются в одном лице.

— Удивлен... и восхищен. Очень приятно познакомиться, мистер Гудвин — хмыкнул автор "Гекльберри Финна". — Тогда — он снова повернулся к Борису Титычу — я с удовольствием встретился бы с автором ковбойских забавных историй, мне почему-то кажется, что он из Аризоны. Мистер Теренс Хилл, автор книг о Счастливчике Люке.

Борис Титыч уже засмеялся в открытую:

— Вы не поверите, мистер Клеменс, но и это сделать более чем просто. Знакомьтесь: Теренс Хилл! — и он просто ткнул пальцем в мою сторону.

Сэм недоверчиво поглядел на меня:

— А как насчет Клинта Иствуда?

— Рад познакомиться с вами, мистер Твен — засмеялся уже я.

— Понял, ваше издательство печатает только ваши книги — резюмировал Сэм, — тогда про этих спрашивать не буду... А вот у Альтемуса издается молодой англичанин, Френсис. Дик Френсис, он пишет детективы о жокеях...

— Я думаю, что всех денег все равно не заработать, так что пусть и другие издатели получат свою долю...

Сэм помолчал, очень скептически оглядел меня, а затем с форсированным сарказмом в голосе поинтересовался:

— Брета Гарта я знаю лично, более того, мы даже писали вместе пьесу. А как насчет миссис Бичер-Стоу? Почему-то мне кажется, что и к "Хижине дяди Тома" вы наверняка руку приложили.

Эта старуха когда-то была соседкой Сэма Клеменса, и первое время они даже дружили. В "позапрошлой жизни" Сэм много про нее рассказывал — по его словам она представляла образец "бабы Леры XIX века" и быстро разругалась со всеми знакомыми. Но все же известная писательница — и Камилле было интересно про нее послушать. А рассказывать Сэм умел — и даже в лицах, великолепно передразнивая визгливый старушечий говор и как-то по особому коверкая словечки. Сэм говорил, что это деревенский коннектикутский сленг... Потом Камилла говорила, что и у меня похоже получалось. Есть шанс узнать насколько похоже — и я, старательно изображая визгливую старуху, ответил:

— Если бы вы жили со мной по соседству, то я бы уж вас запомнила, молодой человек! Уж запомнила бы, будьте уверены! — и, уже нормальным голосом, продолжил: — У вас сегодня неудачный день — вы снова не угадали. Я тогда еще не родился, да и вообще не использую женские псевдонимы... хотя... огромное спасибо! Это же просто гениальная идея! Чёрт, можете в ближайшем номере давать анонс: захватывающий роман мисс... мисс... мисс Оливии Сандерс! А называться он будет... ладно, "Profession: the witch". Через две недели поступит в продажу. Думаю, страниц на шестьсот...

— А можно взглянуть на рукопись? — поинтересовался американский классик — не прочитать, а именно взглянуть: мне просто интересно было бы поглядеть как вам удается женский стиль письма. Старушечий голос у вас получается неплохо...

— Можно и прочитать, мистер Клеменс, я буду даже горд тем, что вы прочитаете мою книгу первым. Но ее сначала нужно ведь написать... Мистер Бариссон, у меня на сегодня и завтра не намечается каких-нибудь выступлений? Нет? Так что, уважаемый Марк Твен, рукопись я вам отдам послезавтра. Где вы в Нью-Йорке остановились?

— Вы хотите сказать, что напишете роман на шестьсот страниц за два дня? — расхохотался он.

— Нет... то есть фактически да. Я уже придумал название, а ведь это половина дела, не так ли?

— Хотел бы я это увидеть!

— Мистер Бариссон, когда ожидается выступление Марка Твена?

— В четверг, если я не путаю.

— Ну тогда позвольте с вами попрощаться, мистер Бариссон. Мистер Клеменс, вы не проводите меня до моего номера? Там вас ждет захватывающее зрелище...