Уроки ирокезского 57

Алексей Евграфович с волнением принял из рук Канцлера награду. Орден — который раньше ни одному химику получить не удалось, хотя в последние годы отечественная химическая наука и сделала весьма немало.

А тут... вообще-то профессор Фаворский даже не очень-то и понимал, почему именно он был удостоен этой награды. Да, пришлось поработать — но результатом-то стал обычный клей!

Все же не совсем обычный: клей, который намертво приклеивал к бумаге полиэтилентерефталат. И даже не совсем приклеивал, да и бумага была очень непростой — но все же...

— В знак признания огромных заслуг профессора Фаворского перед Российской наукой — говорил тем временем Канцлер — кроме безусловно заслуженного им Ордена профессору вручается новый паспорт гражданина России. И — уже в качестве пенсиона за первый год, положенного каждому кавалеру Ордена — сто рублей советскими деньгами. Новыми, изготовить которые без его самого активного участия не вышло бы.

Алексей Евграфович внутренне даже поморщился: не место и не время о вещах сугубо меркантильных говорить. Однако взяв из рук Канцлера пять небольших красных и две сиреневых бумажки, он буквально обомлел: над банкнотами (именно над ними) парили небольшие двуглавые орлы. Не поверив увиденному, профессор несколько суетливо достал из кармана очки, надел их — но орлы не пропали, более того — стало хорошо видно, что они и в самом деле висят над листами бумаги...

— Вы паспорт еще поглядите — с улыбкой произнес Канцлер.

Открыв новенький паспорт (с номером один, как с удовольствием заметил Алексей Евграфович), он понял почему его невеликое, в общем-то, изобретение было столь заметно оценено: фотография была закрыта большой, в половину страницы, пленкой — очевидно, из полиэтилентерефталата и выделанной — а над ней так же висел в воздухе орел, причем размера более изрядного. И тут уже без особых усилий можно было разглядеть, что орел сей не напечатан каким-то вычурным способом, дающим иллюзию "полета": его можно было разглядывать с разных сторон, как иную скульптуру...

— Благодаря открытиям профессора Фаворского Россия теперь может не опасаться, что враждебные элементы, пользуясь поддельными документами, смогут нанести вред Державе. И никто уже не сможет нанести и вред российской экономике, изготавливая фальшивые деньги...

Вслед на награждением Алексея Евграфовича Канцлер вручил всем прочим работникам его лаборатории новые, только что учрежденные ордена под названием "Знак почета". И каждый получил и новенький паспорт, и некоторую сумму (в пятьдесят рублей, ибо по статусу новый Орден стоял ниже), и профессор уже понимал, за что.

Одно осталось непонятным совершенно: как на пленке — точнее над нею — появляются эти орлы?

Зинаида Николаевна мне потом сказала, что она, услышав именно эту ремарку, даже расплакалась — настолько в ней сконцентрировалась глубинная суть и необходимость случившегося. Хотя казалось бы, чего уж тут концентрировать: Император просто констатировал, что под его мудрым руководством в России заложены основы социализма — и перечислил, какие именно. А затем, пояснив, что дальнейшее этого социализма развитие не может случиться в условиях самодержавия, отрекся от престола за себя и все семейство в пользу Республики. Дал сроку для разработки и принятия Конституции десять лет ("лучше сделать лучше, а не быстрее"), на переходный период "назначил канцлера ответственным за Державу"...

Но ведь Николаю на самом деле очень хотелось, чтобы народ его боготворил... или хотя бы "возлюбил". И после фразы "истинный социализм, где каждый получает исключительно по результатам труда своего " добавил:

— Да, именно так Россия станет страной, где каждый получит по делам своим. Я смог заложить основу, но чтобы двигаться дальше, вам нужен не пастырь, но вождь, не заботливый отец, но смелый командир.

Байра это пропустила... вероятно, сочла, что мне понравится. Не понравилось, но поздно после драки кулаками размахивать. Девочка-то... молодая и подающая надежды женщина-врач все же давно и совершенно точно знала, что "канцлер социализм строит"... но почему бы так просто и не назвать "государство социально-ориентированное"? Мужики-то конечно могут не понять, слово "ориентированный" им не знакомо. Но вот сообразить, что большая часть людей, в моих городках школу не закончивших и потому "социализм" считающий чем-то совершенно иным, она не смогла. Да, зря я марксизм в школах не преподавал... с комментариями, конечно.

С другой стороны подобное заявление среди нынешних "социалистов" внесет существенный разброд и шатания, а мне это на руку. Пока они еще сообразят, где их государство кинуло... а лишний спокойный год позволит сделать очень много. Причем именно год текущий: база заложена солидная и пора уже начинать пожинать... нет, не лавры еще, но хотя бы первые плоды. В любом смысле этого слова.

Николай был негодным правителем государства — но вот идиотом он точно не был. Так что сообразить, что больше ему в России самодержцем не бывать, он смог достаточно давно — ну а в разговорах со мной выяснил, когда же и формально перестанет быть царем. Выяснил — и смирился, увидев, что большая часть улучшений в жизни страны все же официальной пропагандой связывается именно с ним. То, что я делал это для "невозбуждения" власть имущих -его интересовало не очень, гораздо больше он заботился о том, чтобы "всяки бяки" Канцлер делал строго от своего имени... И да, родившийся уже в седьмом году его сын оказался гемофиликом, и даже года не прожил — так что к отречению император был морально готов.

Был он готов и "материально": краткий список того, чего в стране не хватает для даже не победы, а хотя бы не поражения в любой грядущей войне, ему подготовила специальная комиссия Госкомитета обороны, причем с глубоким обоснованием причин, по которым существующая государственная система недостающее обеспечить не сможет. Не знаю, понял ли он все приведенные доводы, но ему хватило и того, что эти доводы приняли военные — которые теперь управлялись с бюджетами, несколько превосходящими весь бюджет Державы семилетней давности.

А если учесть, что из восьмидесяти семи (уже) нынешних губерний только в трех губернаторами были не генералы... да что там губернии, больше восьмисот генералов командовали уездами, и у каждого была своя уездная милиция, так что армия волне могла теперь полностью определять "политику партии". Могла, но ей нравилась именно "моя" политика: им очень импонировали "неизвестно откуда" поступающие в местные бюджеты денежки.

Ну а в Госкомитете обороны генералы очень хорошо знали и откуда денежки поступают, и на что они, собственно, тратятся — так что, как я понимаю, постарались донести до Николая, что если "не послушаться канцлера", то и тратить будет нечего — и вовсе не потому, что "канцлер больше не даст"... Доносил, если я не путаю, Николай Иудович — а Николай Александрович Иванова, который был вообще-то рьяным монархистом и лично Николаю был более чем предан, уважал. Ну а так как указом царь по сути дела своим указом "разрешил поиграть в республику следующие десять лет" с целью посмотреть, что из этого получится — формально оставаясь при этом самодержцем, которому просто недосуг заниматься мелочевкой — то особо Николай и дергаться не стал. Ну а то, что он захотел "примазаться" и к "грядущему процветанию Державы" — у всех есть слабости. Даже, на первый взгляд, заскоки...

Года полтора назад Слава Петрашкевич в ходе какого-то разговора внезапно поинтересовался:

— Саша, я одного понять не могу: почему ты для каждого заводика желаешь построить отдельный городок? Не проще бы было заводы строить в уже существующих городах? Это и в деньгах получится дешевле, и не нужно будет изобретать сложнейшие схемы снабжения...

— Вот удивляюсь я, Слава, твоей бестолковости. Это же очевидно: ведь каждый из моих городков окружается забором, так?

— Тем более, столько металла уходит на какую-то ерунду!

— Ну металла, допустим, у нас теперь хватит. Но ты сам смотри: нефтяная промышленность у нас работает уже в разы лучше, чем до назначения меня канцлером.

— А при чем тут нефтяная промышленность? Я говорю о заводах и фабриках, которые делают всякое другое...

— Я же говорю: у тебя страдает логика, ты не замечаешь вещей совершенно очевидных. Нефти перерабатывается больше?

— Больше. И?

— Отходов нефтепереработки тоже больше?

— Допустим...

— Среди отходов у нас получается очень много битумного лака, которым можно разве что заборы красить. А если заборов не будет, куда лак этот девать? Выкидывать? Жалко... А так мы строим все новые и новые заборы и теперь лак выкидывать не надо. Это же очевидно!

— Тьфу на тебя, я же серьезно спрашиваю.

— Маленький городок дешевле большого. Не потому что он меньше, а потому что ему требуется более дешевая инфраструктура. В городке на пять-семь тысяч человек на водопровод хватит медленного фильтра, под сточные воды — нескольких прудов-отстойников. К тому же городков таких получается много, а каждый из них является местом притяжения окрестного деревенского населения: крестьянскому сыну проще на фабрику за десять верст от родного села работать пойти или за сотню? Опять же школы-семилетки в таких городках удобнее размещать, там же и десятилетки — для того, чтобы готовить тех, кто высшим образованием овладеть задумал — в них окажутся более естественными, чем даже в крупных деревнях. Техникумы опять же... Городки эти потихоньку вырастут, но во-первых, именно что потихоньку и инфраструктуру можно будет не спеша развивать. А во-вторых, когда у нас городков таких тысячи уже, каждый отдельный городок сам по себе становится неинтересен никому, кроме окрестного населения. Да и ему большей частью на него пока начхать: как рынок он не годится, как ярмарка — тоже, ибо закрыт от посторонних. Угадай с трех раз: где лучше ставить производства, о которых иностранцам знать не обязательно?

Один из таких городков, с оригинальным названием Торфянка, располагался совсем рядом с Москвой, в верховьях Яузы — точнее, на берегу болота в Лосином острове, из которого Яуза и вытекала. То есть с другой стороны болота некий ручеек, официально тоже считающийся Яузой, в болото втекал, и теперь через болото даже была прокопана протока, изображающая собственно реку. И как раз на берегу этой протоки, у леса и стоял этот городок. В котором жили разнообразные горожане, никем особо не тревожимые. Во-первых, потому что никому эти дебри были неинтересны, а во-вторых, здесь изрядный кусок Лосиного острова был окружен дополнительным периметром. То есть столбами с колючей проволокой — чтобы окрестные мужики не повадились охотиться на поселенных здесь бобров.

Городок на болоте ничьего внимания ничем и не привлекал: там размещалась опытная испытательная станция по механизированной добыче торфа и лаборатория Сельхозакадемии как раз по разведению бобров. Причем если вторая как-то справлялась с задачами, то коллектив первой в основном занимался скорее добычей из болота различных утопших торфодобывающих машин — о чем в Горный департамент регулярно сообщал ее начальник барон Нольде...

Еще в одной из "прошлых жизней" я обратил внимание на этого молодого офицера, который — подав в отставку — за год доучился на инженера (все же в Николаевском училище знаний давали немало) и всерьез занялся разработкой всякого, годного для отражения нападений вероятного противника. В этой — барон, оглядевшись по сторонам в Векшине, дообразовывался уже "без отрыва от производства", благо там должность царского адъютанта свободного времени оставляла почти двадцать четыре часа в сутки.

Поначалу Николай Евгеньевич волонтерил на моторостроительном, а затем — когда я предложил ему самостоятельную работу — возглавил "торфяную станцию". Успешно возглавил, подчиненные ему испытатели смогли утопить в болоте плавающий шнековый трактор, который вроде по определению потонуть не мог. А первый сделанный нами вдвоем мотор — пульсирующий реактивный двигатель с тягой около ста килограмм — был им серьезно доработан и передан в опытное производство Тюратамского завода. Теперь же мы с ним доводили до рабочего состояния второй...

Конструкция мотора была довольно простой — ну, если особо не заморачиваться "мелкими деталями". Я — не заморачивался, и изготовленный по моему проекту двигатель проработал на стенде почти минуту. И при этом показал тягу почти в тонну! А стенд... стенд и новый построить несложно, а если постараться, то и старый, на мой взгляд, вполне можно было починить.

За прошедшие два года Нольде придумал систему пневматического запуска двигателя, новый — простой в изготовлении и весьма надежный — редуктор. Вдобавок разработал довольно стройный математический аппарат расчета воздухозаборников изменяемого сечения и методику выбора наиболее эффективных турбин компрессора. Инженерами его команды были разработаны очень интересные топливные форсунки, позволяющие весьма точно и при этом плавно менять подачу топлива, центробежные топливные насосы и регуляторы теперь могли держать давление в магистрали и обороты турбины стабильным — и с чисто инженерно-конструкторской точки зрения мотор получился.

Да и с точки зрения производства — тоже. Рабочие были высочайшей квалификации, а бригадиром там стал Вася Никаноров, с радостью сбросивший обязанности "профсоюзного руководителя" и вернувшийся к работе руками. Половина команды у него была вообще еще с "модельного цеха", а в женской части коллектива трудились лучшие ученицы Оли Миро... Ивановой.

В общем, для того, чтобы мотор мог проработать больше пяти минут, осталось сделать совсем немного — причем точно знал что именно. И этим занялся по моей просьбе Андрей Новиков — но даже ему я не сказал, зачем он этим занимается...

Торфянка — кроме того, что была центром экспериментального двигателестроения — была еще и центром совсем другого проекта. Когда Владимир Петрович Урусов занялся "обеспечением жизнедеятельности правительственного квартала", я в эту "жизнедеятельность" включил один небольшой пункт: транспортную независимость. Расплывчатый такой пункт, но я ему все рассказал достаточно подробно, да и сам приложил свои... нет, не руки, все же мозги, и то в части "вспомнить ранее виденное". По моим "воспоминаниям" силами команды из двух десятков очень неплохих инженеров была спроектирована довольно простая и, как чуть позже выяснилось, хорошо уже известная машина: проходческий щит для копания туннелей метро. Вот только "моя" от "хорошо уже известных" все же слегка отличалась: в "известных" землю рабочие ручками ковыряли, этим самым щитом прикрываясь от обвалов. А у "моей" землю ковыряла здоровенная многоголовочная фреза — и поэтому ковырялась эта земля довольно быстро.

Дальше все было просто: в туннеле машина монтировала стенки из простых керамических тюбингов, толщиной всего сантиметров пять. Немного, но за щитом уже люди ручками, с помощью лебедок, домкратов и матюгов собирали уже несущую, силовую трубу из бетонных секций толщиной в четверть метра. Ну или просто отливали недостающие куски стены на месте — что происходило часто, так как при поворотах туннеля подходящих заготовок просто не находилось.