|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Трамвай не был полон,
Фактически он был пуст.
Б.Г.
В рассказах запрещается упоминать о колобке, Гарри Поттере и прочих эльфах.
(Из правил одного конкурса. Просто невозможно было пройти мимо))))
— С колобками нельзя, — кричала кондукторша, напирая животом с билетной сумкой на мужчину в бежевом плаще. — Нельзя колобкам, кому говорю!
Действительно, за бежевым маячило что-то круглое и румяное, распространяющее вокруг себя одуряющий запах свежей выпечки. Круглое и румяное пыхтело и упорно карабкалось в трамвай.
— Ай! — снова взвизгнула кондукторша, завидев по другую сторону мужчины худенького чернявого мальчика в очках. — И с Гарри Поттерами нельзя! Нет, что за люди, а?! Будто не для них писано, — она ткнула пальцем в ламинированный лист бумаги на оконном стекле. На листе рядышком были изображены две пиктограммы: первая содержала круг в круге, перечёркнутый накрест двумя красными линиями, а вторая — два кружка, соединённые дужкой и тоже перечёркнутые красным.
— Какой же это Гарри Поттер, мадам? — возразил бежевый мужчина. — Это же Панаев Иван Иванович, из "Современника", везёт в типографию рукопись новой книжки журнала.
Очкастый мальчик помахал объёмистым портфелем, из которого торчал пышный берёзовый веник.
— Везу, а как же! — охотно подтвердил он. — Прямиком в типографию. Да я могу и документ показать.
Мальчик покопался в портфеле и предъявил паспорт в раскрытом виде. На фотографии в паспорте был изображён мрачный тип с чёрной бородой на пол-лица. Очки тоже были чёрными.
— Это я болел тогда, — пояснил он кондукторше, с подозрением переводившей взгляд то на паспорт, то на мальчика, — системной карабасовкой.
— А шрам? Шрам на лбу?
Кондукторша потянулась откинуть волосы со лба мальчика, но тот вдруг заверещал пронзительно:
— Эспекто патро... то есть, помогите, убива-ают!
Кондукторша отдёрнула руку, мальчик сразу же замолчал.
Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, кондукторша дрогнула первой.
— Ну, хорошо. Допустим. Может быть, и Панаев. Может, и "Современник". Я по театрам не хожу, у меня здесь свой цирк каждый день. Но этот? Этот? Не колобок скажете?
— Я Скабичевский, — сказал румяный. — По материнской линии. Еду примус починять. Кстати, мадам, ваш примус функционирует исправно?
Кондукторша фыркнула.
— Порядочные девушки об этом не распространяются. И вы мне тут зубы не заговаривайте, всё равно колобкам нельзя. Dura lex, sed lex.
— Malum est consilium, quod mutari non potest, — бойко возразил румяный.
Во время этих препирательств через заднюю дверь в трамвай — один за другим — проскользнуло с полудюжины эльфов. Они быстро заняли места в хвосте вагона, каждый достал из заплечной котомки экземпляр газеты "Комсомольская правда". Эльфы развернули газетные листы и скрылись за ними.
Кондукторша открыла было рот, чтобы достойно ответить румяному, но оглянулась на шелест и с подозрением уставилась на сапоги новых пассажиров. Сапоги были зелёные, сафьяновые, с узкими носами, украшенные серебряными пряжками с драгоценными камнями, кое-где к ним прилипли травинки и хвоя.
— Ох, батюшки-светы! Сапоги зелёные! Уж не эльфы ли пожаловали?
— Какие же это эльфы, — сказал мальчик Панаев. — Это Правдивые Комсомольцы, разве вы не видите, что они читают?
— Мало ли кто что читает. Я вон тоже раньше много чего читала — Катулла там, Гая Валерия... или Флакка — тоже Гая Валерия... Марциала — опять же Валерия, но при этом, как ни странно, Марка...
Мужчина в бежевом плаще, прищурясь, посмотрел кондукторше в лицо и негромко произнёс:
— Пьяной горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик... Да?
— Да, — неожиданно всхлипнула кондукторша, — пьяной горечью Фалерна! Именно! А теперь... вот... колобков в трамваи не пускаю...
— О, мадам, вы это делаете с такой страстью, с такой экспрессией, — льстиво сказал румяный. — Может, это ваше призвание?
— Ага, щас, призвание... Всю жизнь мечтала. По призванию я бы сейчас с чашечкой кофия на балконе сидела — и чтоб непременно молча. И любовалась бы, оттопырив мизинец, как солнце садится за круг Колизея. А вышло вона как.
— Да, это грустная и распространённая, к сожалению, ситуация, — покачал головой мужчина. Пристально глядя на кондукторшу он распевным речитативом продолжил: — Что ж, выбирая богов, выбираем жребий мы свой. Но, возможно, шагом простым к улучшению послужит запуск в трамвай колобков и волшебников юных, и эльфов? Так что позвольте пройти притеснённым, негоже ждать никому на подножке трамвая...
Кондукторша застыла, явно терзаемая противоречиями.
Тогда мужчина шагнул на ступеньку выше, пригнулся к кондукторскому уху и нараспев проговорил:
— Аттики мёд! Ты Фалерн обращаешь в нектарную влагу... Надо, чтоб это вино нам подавал Ганимед... — и он несколько раз пощёлкал пальцами перед лицом женщины.
Кондукторша отмерла и с просветлённым видом широко провела рукой:
— Проходите, гости дорогие! — Потом отряхнулась как собака и снова нахмурилась: — Но с этими, в зелёных сапогах, я сейчас разберусь!
Мужчина прошёл в вагон, но садиться не стал, лишь взялся за верхний поручень. Его задумчивый взгляд устремился в заоконные дали.
Ухватив чернявого мальчика за рукав, кондукторша кивнула на задумчивого и шёпотом спросила:
— А это кто?
— А вы разве не узнали? — удивился мальчик. — Как над ползучей лозой возносятся ввысь кипарисы, так и маэстро в толпе... э-э-э... громоздится утёсом. — Он поправил очки. — Ай, скажу проще. Это ж любимец муз, знаменитый писатель Николай Нуар. Человек-загадка — лауреат всего, чего только можно, лексический рыцарь, международный авантюрист, дуэлянт, магистр зелёной магии и, наконец, просто хороший человек.
— Да ты что?! — сказала поражённая кондукторша. — Сам Николай Нуар? Я ведь только его последнее время и читаю. От молодец мужик! От кто искусство народу несёт! У нас в депо его очень даже уважают. Особенно слесаря. Это тебе не комсомольская, это настоящая правда. По нему же сериал сняли, "Вездешняя Россия"? Где наш шпион шибко по Родине скучает, и куда бы его ни забросили, всюду российский образ жизни начинает внедрять?
— Да, по трилогии "Россия везде и повсюду". Вот из-за этого-то мы в Москву и прибыли. Разбираться будем, почему Монтевидео в Краснодаре снимали. Некоторые моменты маэстро весьма огорчили. А ведь он высказывал недвусмысленные пожелания, чтобы Монтевидео снимали в Перми, даже места нужные хотел показать.
— Продюсера на дуэль вызовет? Молодец, понимаю. Хотя нашим, деповским, кино понравилось. Депардьё в главной роли хорош, косоворотка ему к лицу и ностальгические сцены в трактирах удаются. А кстати, что за актёр Самого, — она показала глазами наверх, — играет, в титрах не пишут?
Мальчик молча склонил голову набок и иронически улыбнулся.
Кондукторша хлопнула себя по лбу.
— А-а-а! Ну, я догадывалась. Ладно, пойду с эльфами разберусь. Их ведь, эльфов, только в вагон пусти — считай, пропал вагон. Единороги начинают скакать и гадить, листвой всё покрывается — косой не скосишь, да ещё и стрелами всю обшивку попортят. Ненавижу гадов!
Николай Нуар оторвался от созерцания неведомых далей за окном.
— Сударыня, я ощущаю в вашем последнем высказывании отголоски чего-то личного...
— Нету тут ни капельки личного, — горячо воскликнула кондукторша.— А только если какая пассажирка в романтическом настрое на гадов этих посмотрит, — длинноволосых, зеленоглазых, — то всё, пропадёт девка, выйдет не на своей остановке, и пойдёт за ними как привязанная неведомо куда... и диссертация побоку.
— Так это хорошо, может быть? — предположил маэстро.
— Да? А потом она, бедняжка, очнется лет через двадцать, — а рядом ни эльфов, ни диссертации, только билетная сумка на животе, — это, по-вашему, хорошо будет?
Маэстро посмотрел на кондукторшу.
— Нет, не очень хорошо. Но вы медлите, сударыня, уж не опасаетесь ли рецидива?
— Признаться, сударь, опасаюсь... Ну их к лешему, этих эльфов. Всё равно посидят, да и выйдут. А за единорогами я уберу, не в первой.
— Как так — посидят да выйдут?
Кондукторша всплеснула руками.
— Так ведь трамвай-то наш всё равно никуда не пойдёт! Нет такого удальца, чтоб за штурвал сел. Нехороший маршрут. Отказывается народ на "шестёрке" работать. Говорят, если уж шестой сдвинется с места, то непонятно, куда приедет и вернётся ли назад. Весь день на кольце простоим, на ночь в депо отъедем, а наутро опять встанем... Так и стоим уж который год...— Она нерешительно взглянула на маэстро. — Я даже удивляюсь, как такой человек, как вы, международный любимец муз, очутились здесь.
Маэстро поморщился в усмешке.
— Да уж... и с такими как я случается. Впрочем... всё можно обернуть к лучшему... давненько не брал я в руки шашек...— Глаза маэстро засверкали, он будто скинул какой-то груз. — Пристегнитесь, отправляемся. — И он направился к водительской кабине.
Какая-то гражданка в платочке подхватила пакеты и с заполошным куриным кудахтаньем выскочила из трамвая.
— А куда же мы?
Николай Нуар остановился и ненадолго задумался.
— В поля! — объявил он.
Кондукторша огорчённо покачала головой.
— Как в поля? В поля нельзя, там цыгане. Кибитки, юбки, песни под гитару и прочее. А у нас же эльфы! Эльфы с цыганами нипочём мирно не разойдутся, всенепременно потасовку устроят, это у них в обычае.
Маэстро снова усмехнулся:
— Ничего, и те, и другие — ребята крепкие, сдюжат. А нам с вами не помешает немного хлеба и зрелищ, не находите?
Кондукторша подумала и сказала:
— А и правда, поехали в поля. — Медленное предвкушение начало озарять её хмурое лицо: — За цыган болеть буду.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
*Dura lex, sed lex (лат.) — Закон суров, но это закон
*Malum est consilium, quod mutari non potest (лат.) — Плохо то решение, которое нельзя изменить
При создании этого произведения пострадали Катулл, Марциал, и два раза Вергилий.
3
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
