Страж Китеж-града

Страж Китеж-града.

1237 год. Вторжение орд Батыя на Русь. Население, давшее отпор захватчикам, уничтожается. Захвачены города Ижеславец, Белгород, Пронск. Дотла сожжена Рязань. Но первым был сожжен другой русский город. От него не осталось ничего, только легенда. Легенда о граде Китеж!

Тут рассветы горят, и поют соловьи.

Ветры в рощах шумят. Тихи воды твои.

Ты скажи, Светлояр, память предков открой,

Покажи святый град. Дай душевный покой.

Но молчит Светлояр. В роще ветер шумит.

Скрыл он тайну свою, лишь волною рябит.

И летят облака, в отраженье твоём,

В синих водах храня, тайну давних времён.

Я в густую траву, на твоём берегу,

Закрывая глаза, отдохнуть упаду.

Стихли птицы вокруг. И в лесной тишине,

Стали звон, боя звук, вдруг послышится мне.

Это предки мои, защищая свой дом,

Перед градом святым, тут сражались с врагом.

Гром набата и плач. Треск пожара и смрад,

Так в огне погибал, мой святой Китеж-град.

И молитвы воздав, лик Христа вознося,

Русь ушла в Светлояр, град в сердцах унося.

И раскрыл Светлояр, глубину своих вод!

От безумства смертей. Вражьих яростных орд,

Скрыл в тумане своём, вольный русский народ.

И опять Светлояр, лишь волною рябит.

Вдаль летят облака. Ветер в роще шумит.

Тайну града в веках, Светлояр сохранил.

Виден град лишь тому, тот, кто сердце открыл.

В светлых водах твоих, сохраненный с тех лет,

Китеж-град мне открыл — предков славных завет.

Все заветы отцов, точно я передам.

Расскажу я о том, внукам и сыновьям.

Моя память горит, ярким жарким огнём.

И стоит Китеж-град, крепко в сердце моём.

Глава-1.

А-а-а! Приснившийся кошмар сдернул меня с кровати. Немного посидел, пялясь на сумеречное окно, затем обтер пот с лица и поковылял в ванную. Отражение в зеркале пугало — оброс, щетина превратилась уже в небольшую бороду, но бриться не буду. Умылся и, на ходу вытираясь, дохромал до окна. Рассвело, точнее посветлело. Белые если можно так назвать. В июне по настоящему темно часа три. Туман молочным киселём разлился между посёлком и лесом. Взял сигареты и вышел на крыльцо. Ежась от прохлады закурил. Вспомнил сон. С кем я там рубился? С каким-то степняком вроде. Почему именно с ним? И меня опять убили!

У каждого человека бывает полоса неудач. Но когда неудачи идут чередой, начинаются срывы. Первый срыв случился, когда я вернулся из госпиталя домой. Тяжелое ранение, в купе с тем, что я оказался единственным выжившим из всей разведгруппы, оставило след на душе. Дома я обнаруживаю пустую квартиру и емкую записку: "Я полюбила другого". Что говорить — запил. Тяжело и надолго. И в первый раз приснился этот кошмар. Непонятный. Очень реалистичный. Пугающий.

Дальнейшая служба была под большим вопросом, так как после ранения правая нога перестала сгибаться. Последовала череда операций, помогло мало — сустав начал гнуться, но немного, достаточно чтобы хоть ходить нормально. Однако трость все равно была нужна, про бег уж и говорить нечего. Если садился, то правую ногу приходилось выставлять вперед. Меня перевели в инструкторы. Тренировал ребят и заодно пытался разработать сустав, применяя различные методики. Все бы хорошо, но такая ровная жизнь меня не устраивала. Хотелось действия, адреналина. Десять лет в спецназе, постоянно по горячим точкам, предельные нагрузки, все это теперь мне не доступно. Что делать потенциальному инвалиду, умеющему только воевать? Ребята меня понимали. Подбадривали, как могли, но легче не становилось, и с лечением ноги никаких подвижек.

Потом грянул новый удар — в автокатастрофе погибли родители. После похорон запил. Тяжело. И вновь приснился этот кошмар. Почему меня убивают раз за разом? Может, потому что в реальной жизни не погиб?

Вернулся в дом. Три часа ночи. Что делать, спать? В голову ничего не шло кроме как принять "лекарства" и завалиться в постель. Взял из холодильника початую бутылку водки и налил стакан. Выпил, закусывать не стал. Чуть подумал, и выпил остатки водки прямо из горла. После лег и сразу заснул.

Встал уже в десять, еле поднялся. Чувствовал себя старой боксёрской грушей. Даже нога начала болеть сильнее чем обычно. Настроение согласно утренней пословице — почти ноль. Открыл холодильник, взял банку с рассолом и весь выпил. Немного придя в себя, подумал, что делать буду? Вот ведь, докатился — заняться нечем. Ноющая боль в ноге напомнила о ходьбе. Надо расхаживаться. Но просто так ходить не интересно. В лес пойду, на тихую охоту.

Одел старый, почти выцветший камок, берцы, прихватил сигареты. Корзину в руку и термос с кофе на плечо. Закрыл дом и через пять минут был у опушки.

Вот и лес. Не тот, что в кино снимают. Иногда такое ощущение возникает, что режиссёры настоящего леса никогда не видели. В парках снимают своё кино. В настоящем лесу кучи старой листвы и осыпавшейся хвои, сухие сучья и поваленные ветром деревья. А в фильмах всё чисто и вычесано, как парк у дома отдыха. Усмехнулся, представив себе, как какой-нибудь герой из таких горе-фильмов, пронесся бы с той же скоростью здесь, например, руки-ноги переломал-бы.

Ага! Вот первый боровичок. Обрезав ножку гриба, сунул в корзину. Белые грибы растут небольшими семействами, и если нашел один, то рядом надо искать ещё. Оглядев местечко, я пошел по спирали, тростью вороша траву и заодно оглядывая и пройденное. А вдруг не заметил какой-нибудь гриб с прежнего места? Обойдя полянку, нашёл с десяток. Двинулся дальше, посматривая под ногами.

Воздух в лесу пьянящий. Смесь свежести, запаха зелени и грибов, земляники, из которой получается самое вкусное варенье. Смешанный лес имеет более колоритный запах, чем берёзовый или сосновый. Он же и грибами богаче.

Обошел несколько полянок. В корзине грибов было мало, только-только дно покрыло. А попадаться перестали. Не беда, знаю одно место. У огромного дуба, примечательного, надо сказать. Толстый ствол в несколько обхватов, местами закрытыми шубой мха, с мощными корнями и огромной кроной. Само дерево стояло обособленно, на небольшом, в метра полтора возвышении. Относительно ровным, покрытым камнями, мхом и мелкими молодыми дубками, что смогли прорости под большой кроной своего папы. Возвышение было овальным, примерно метров двадцать в ширину и с тридцать в длину. По краям редко стояли сосны и берёзы, росли небольшие кусты орешника. Там-то, как раз и растут одни белые, и никогда не бывают червивыми. Правда, идти туда километра четыре. Не велико расстояние, однако придётся пробираться через завалы сухих деревьев и чапарыжника. Местами ёлки растут чуть ли не в обнимку, и образовывают настоящие засеки. Можно обойти, но тогда расстояние увеличивается в три раза, и придется переходить через топкие заливчики небольших речек.

На это место я набрёл случайно, когда в первый раз дорвавшись до грибного леса, совсем не следил куда иду. Ну и заплутал. Потом, когда набрав полную корзину всячины, спохватился, не зная где оказался, решил идти напрямую, ориентируясь по солнцу. Продираясь сквозь ёлочные заросли, выбрел к дубу, где и обнаружил, что тут растут одни белые крепыши. Не сравнить с тем что лежит в корзине. Какая-то смесь из мятых сыроежек, червивых подберёзовиков и красноголовиков. Решительно вывалил всё на землю и пошёл по откосу, срезая боровички.

С тех пор это было мое тайное место. Пусть идти далеко, но зато хороших грибов набрать можно.

Наконец дошел, можно сказать доковылял. Остановился, любуясь великолепной картиной — огромный дуб, с подсвеченной солнцем кроной, а вокруг высокие стройные сосны.

Красота! И божественный запах. Щебет птичий аккомпанирует еле слышному шуму листвы. Эта музыка леса как бальзам на сердце усталого и израненного тела.

Сделал шаг и чуть не наступил на гриб. Ишь, как спрятался! За листьями ландыша притаился. Присел, протянулся к грибу, тут же увидел другой. И как всегда, ничуть не торопясь, в течение минут двадцати набрал полную корзину белых. Теперь и отдохнуть не помешает. Нога расходилась, и почти не болит, однако посидеть стоит.

Опираясь на трость, взобрался по откосу и направился к дереву-гиганту, у которого имелось удобное местечко, образованное изгибами корней и очень похожее на кресло, которое природа "обтянула" густым мхом. Венчала это кресло здоровенная шишка или нарост на стволе, но он почти не мешал. Если сидеть, то чуть больше пяти сантиметров над головой.

Вот тут я и собирался отдохнуть. Очень удобно. Правая нога вытянута и покоится на мховом покрывале. Спиной я облокотился на ствол, кора тут не такая ребристая.

Все бы хорошо, но заныл сустав, будь он не ладен. Пока ходишь, не беспокоит, если конечно не пытаться присесть на правую ногу. А как сядешь... ладно, потерплю. Посижу немного, отдохну и домой.

Взял термос, налил немного в крышку-кружку кофе, выпил. В следующий раз лучше чаю заварить, с шиповником и мелиссой. Достал сигареты и закурил, любуясь на лесной пейзаж, красиво подсвеченный солнечными лучами.

Вот где надо отдыхать! Тут даже комаров нет, совсем. Когда собирал грибы вокруг возвышения, были, а рядом с дубом нет. Может, здесь что-то растёт, чего они не любят?

Докурив, сунул окурок между мхом и тщательно затушил.

— Кгарррг!

Я подскочил от неожиданности и больно треснулся об нарост. Держась за голову огляделся. Слева в метрах двух, на камне сидел огромный, как сажа черный ворон, и смотрел на меня.

— Блин, напугал, — и, пощупав растущую шишку, добавил:

— Чёртило пернатое!

Ворон повернул голову и, раскрыв мощный клюв, вновь проорал:

— Кгарррг.

После чего подпрыгнул, взлетел и, маневрируя среди стволов, скрылся в лесу.

Проводив глазами наглую птицу, поднялся. Стоп, а где корзина? Обошел дерево. Корзины нигде не было. Что за напасть? Куда она девалась-то? Не ворон же унёс, хотя я же видел, как он улетал.

— Ей, кто тут шутит? В торец захотел?

Тишина.

Оп-па, и трость куда-то подевалась! Что за шутки? И тут замер от неожиданного открытия — нога не болела. Совсем. И сустав сгибался, как у молодого. Задрал штанину и уставился на ногу.

— Вот, ётить!

Там где был узор из шрамов, была ровная кожа. Обалдеть! Резво стащил куртку, чуть не оторвав пуговицы, задрал тельник — на животе и боках никаких следов от ран. Так же были чисты предплечья. На спину не посмотреть, но и там скорей всего никаких шрамов.

В голове завертелись мысли с вопросительным знаком, но логичного объяснения не находилось. Ну не ворон же своим карканьем мне все шрамы рассосал? Кашпировский во фраке! Вдруг пальцы обожгло. Уже вовсю дымящийся фильтр полетел в мох. Даже не заметил, как закурил. Затерев окурок, с удивлением обнаружил ещё три.

Мое чудесное излечение, хоть и необъяснимое, прибавило настроения. Похлопав по карманам, провел инвентаризацию — зажигалка и сигареты на месте, причем сигарет в пачке с десяток. Что ещё? Так нож здесь...

Термос! На мне его нет, как снял его, чтобы налить себе кофе, так и повесил на сухом сучке, рядом с камнем. Но термоса я не обнаружил. Интересные дела творятся!

Подошел к месту, где оставлял корзину, и принялся его изучать. Странно, нет даже следов, что тут могло что-то стоять. Да что же это такое? Что происходит? В раздумьях сделал ещё круга три. Посмотрел на часы — ровно семнадцать. Быстро время пролетело! Где же корзина, куда подевался термос и трость? Чертовщина какая-то! Как могли незаметно для меня исчезнуть три вещи?

Чьи это шутки? Хотя, вылеченная нога — бонус хороший. Надо домой идти. Завтра приду разбираться. Не кружить же сейчас вокруг дуба как спутник. Итак, тропу уже натоптал.

В последний раз, всё внимательно оглядев, и искомого не обнаружив, поплёлся в сторону посёлка. По дороге продираясь через куст орешника, вдруг обнаружил, что не узнаю тропу.

Нет, заблудиться я не мог. Ориентирование в подкорку вбито. Солнце слева и чуть сзади, все правильно, но я не узнаю лес. Другой он. Должен быть смешанный, а тут только сосны с елками. Но ложбина та же, если вдоль неё идти, аккурат к поселку и выйдешь.

Вышел на небольшую поляну и с удивлением увидел через ряд кустов орешника пашню. Что за ерунда, у посёлка давно никто не пахал. Трава была, по пояс. Выкосили и распахали, пока я по лесу ходил? Обойдя кусты остолбенел. За вспаханным полем, у леса, которого там НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, стояли толи сараи, толи дома. Вновь зачесалась голова от мыслей. Куда-то не туда я вышел. Огляделся. Место вроде то, но лес другой, то есть стоит не так.

Справа послышались голоса. Кто там? На краю поля, за двумя вроде бы быками, мужик в странном наряде, какой-то корягой пашет землю. В конце пашни, у берёз, носятся несколько детей в каких-то мешках, не разберёшь. Пойду, спрошу, может что прояснится.

Пока шел, разглядывал эту странную компанию, и с каждым шагом возникали новые вопросы.

Главное, где я, куда попал, и как до дому добраться?

Что это за люди?

Почему так странно одеты?

Почему пашет землю допотопным орудием, кажется, рало называется, или орало, а может соха?

Мужик, одетый в длинную серую рубаху, по колено, уже промокшую от пота, штаны чуть темней, чем рубаха, и босой, напрягаясь, наваливался на ручки.

Щёлк!

— Хей, дохлые!

Только сейчас разглядел ещё одного паренька лет двенадцати, что шагал сбоку от быков, подбадривая их хлыстом. Одет так же. Наверно мода такая. В конце пашни, в тени берёзы на земле сидел голый малыш не старше двух лет, а рядом размахивая палкой, прыгал пацан лет шести, в одной длинной рубахе. Похоже, у семейства с одеждой напряг, или старообрядцы какие-нибудь. Вот только откуда они тут взялись?

Мужик довёл борозду и выдернул соху из земли. Потом босой ногой счистил немного налипшей земли с резца, и отшлифованное почвой железо засияло как серебро. Надо же, совсем как плуг. Тут мужик перекрестился, и что-то пробормотал. Ну, точно старообрядцы!

Мне осталось шагов десять сделать, как мужик повернулся и крикнул в сторону берёзы:

— Третей, сбегай в дом, мать позови. Да скажи — пусть снедь несёт сюда, здесь поснедаем. Потом допашу.

Паренёк развернул быков, откинул к небольшому пеньку вожжи и петлёй закрепил их на нём, потом выпряг быков из сохи. Быки тут же потянулись к траве. Средний пацан, что Третеем назвали, вприпрыжку побежал к домам, что я сначала принял за сараи.

Надо ж, Третей. Это третий значит? Если он третий, а по росту средний, значит, есть ещё один, старший. Что это сыновья этого мужика я не сомневался. Тем временем, паренёк, что помогал с быками, уселся рядом с малышом. Интересный малыш — сидит молча, не капризничает, как некоторые, что-то теребит в руках...

Я уж подошел к мужику, когда он наклонился и, подняв небольшой кувшин, стал жадно пить.

— Ух, хорошо! — Он поставил на землю кувшин, утёр рукавом русую бороду и посмотрел на вспаханное поле.

— Здравствуйте.

Но мужик продолжал, щурясь, смотреть на пашню.

— Здравствуйте! — громче повторил я. Вдруг он глуховат?

Мужик что-то пробормотал, перекрестился, развернулся и пошел к детям у берёзы. Не понял? Он что, еще и слепой?