Следующим днем я с Серафимом Озирным тренировался. Пинал по груше, боксировал, показывал ему кое-что из приемов каратэ. Он же, в свою очередь, проверял меня, как я парирую удары затупленной шашкой. Вроде бы у меня не плохо получалось, но Серафим в свойственной только ему манере, подшучивал надо мной, беззлобно подтрунивал и раз за разом доказывал мне, что я излишне самоуверен. Все же почти девять месяцев тренировок слишком мало для того чтобы хотя бы приблизиться к совершенству. Но я к этому и не стремился. Мне бы только уметь уклониться от внезапной атаки и так же внезапно контратаковать с положительным результатом. Большего мне и не надо. И именно потому, постепенно, месяц за месяцем наши с ним тренировки по чуть-чуть сокращались. И если на первых порах он нас с Орленком гонял по полтора-два часа ежедневно, то теперь это время незаметно сократилось до получаса. Зато сам Серафим проявил неожиданный интерес к японской, или что вернее для этого времени, к окинавской системе безоружного боя. И теперь, после легкой разминки с шашкой, он жадно перенимал у меня интересные ухватки. А если учесть, что он еще и под Мишкиным контролем мышцы подкачивает.... В общем, этого Брюса Ли казацкого розлива только в кино снимать. А что, фактура есть — под нательной рубашкой появился кое-какой рельеф, ногами он теперь сможет запинать кого угодно, да и на лицо он был довольно приятен. Это я заметил по оборачивающимся на улице незамужним девкам. Вот только отсутствие зуба омрачало картину, но, это дело поправимое. Даже сейчас зубное протезирование в наличии имелось и восстановить лучезарную улыбку не составить труда. Только деньги плати и терпи, пока у тебя ковыряются в челюсти. Осталось только решиться на это сложное дело и уговорить будущего актера.
Идея сделать из Серафима киношного героя пришла ко мне случайно. Сходив в очередной раз с Маришкой в синематограф, где доблестный английский миссионер героически отстреливался от китайцев-боксеров напавших на миссию, я с сожалением посетовал, что синематограф нынче находится совсем еще в неразвитом состоянии. И ленты очень уже короткие, и сценарии слишком примитивные, да и герои не впечатляют. А Маришка стала со мной спорить и переубеждать меня — ей-то все нравилось. Оно и понятно, лучшего она никогда и не видела. Я попробовал с ней поспорить, привел вроде бы убедительные доводы, но она лишь посмеялась надо мной и в шутку предложила доказать мою точку зрения не на словах, а на деле. И тогда я замолчал, и в задумчивости дойдя до дома, я решил попробовать запустить свои знания и в это непростое дело.
— Послушай, Серафим, — окликнул я своего мастера сабельного боя, — а ты в театре бывал?
— Бывал, Василий Иванович, конечно, бывал, — охотно отозвался казак, вытирая потный лоб полотенцем. — Вот не далее как на прошлой неделе с одной барышней ходил. Ох, и хороша же девка, просто огонь! Я ее и так и эдак, а она, главное, не ломается, сама мне навстречу и губами тянется, пока никто не видит. А целуется так, словно душу высасывает, — и он мечтательно улыбнулся.
— Все никак не женишься? — поддел я его.
— А зачем? Я себе жену найду, когда на родину вернусь. Вот скоро год как я у вас, наш договор закончится, так я и уеду.
— А если я предложу тебе еще остаться?
— Гм, ну тогда не знаю, Василий Иванович. Тогда может быть, мне здесь придется семьей обзаводиться. А вдруг я здесь женюсь на городской барышне, а потом вы меня выгоните, что я делать буду? Ко мне на родину она не согласится поехать, она же там ничего делать не умеет. Одно слово — городская, столичная. А я здесь руки ни к чему приложить не смогу. Я же, кроме как шашкой махать, да хозяйство со скотиной держать ничего и не умею. Что мне здесь в городе делать? Только в лихие люди подаваться, а я так не хочу. Не-е, Василий Иванович, жениться я здесь не буду. Неподходящие здесь для этого девоньки.
— А если в актеры тебе податься? — забросил я удочку.
Серафим хохотнул.
— Да уж, это было бы забавно. Вот бы хутор меня засмеял, потом хоть на глаза не показывайся. Да и какой из меня актер? Этому учиться надо.
— Да ладно, Серафим, не прибедняйся. Уж тебе-то учиться точно не надо. Вон, анекдоты травишь так, что ухахатайка на всех нападает. Нет, Серафим, ты не прав. У тебя явный актерский талант. Надо тебе идти дальше в этом направлении.
Я не врал. Мой казак действительно был талантлив. Он был отличным собеседником, анекдоты и рассказы его конек. Банальную историю мог пересказать так, что хоть за перо берись и записывай. А уж как он передавал мимику и интонации персонажей вообще отдельная песня.
Мои слова польстили казаку. Он, похоже, слегка смутился.
— Эх, Василий Иванович, — мечтательно проговорил он, — ваши слова бы да богу в уши. Да только кто меня возьмет? У меня ни чинов, ни имени. Прогонят меня в три шеи еще с порога. Таких как я тысячи по России.
Договорить мы не успели. С громким скрипом распахнулась тяжелая дверь, и в комнату вошел Миха. Задумчивый, со свернутой газетой в руках. Кивком поздоровался с Серафимом, присел на лавку и положил нога на ногу. Серафим, шестым чувством почувствовав, что он здесь лишний, быстро, но с достоинством покинул помещение. А проходя мимо моего друга, обронил:
— Вот, представляете, Михаил Дмитриевич, мне ваш товарищ предлагает актером стать. В театры предлагает устроиться. Смех да и только.
Мишка кивнул. Он знал о моей задумке и был не против нее. Но, просил пока подождать. Слишком много проектов наваливается, синематограф на данном этапе мы можем пока не потянуть. И я был с ним согласен. Это дело следовало пока хорошенько обдумать.
— Ты газеты читал? — спросил он вдруг без прелюдий, едва за Серафимом затворилась дверь.
— Ну, читал. А что?
— Читал о том, что наши выставили Китаю ультиматум с требованием, чтобы те убрались из Манчжурии?
— Ну да, что-то такое припоминаю. Около месяца назад проскакивало это сообщение, — ответил я, теряясь в догадках. К чему он клонит?
— А чего мне не сказал?
Я пожал плечами.
— Так ты же все газеты сканируешь! Как ты мог пропустить?
Мишка молчал и мял газету руками. Потом вздохнул и,кивнув на газету, устало сказал,:
— Наши нагибают китайцев как хотят, ни в грош их суверенитет не ставят. Да и японцы с британцами тоже шастают по их территории как по своей собственной. Все идет к большому шороху, скоро война будет с японцами. Три года всего осталось. А мы с тобой этой темы даже еще не касались.
Да, позорная война приближалась. Наши сейчас ведут активную деятельность на Дальнем Востоке, пытаются закрепиться на этих землях, и это очень не нравится японцам, у которых тоже имелись весьма широкие планы на этот регион. И скоро интересы двух держав столкнуться, что выльется в ожесточенное противостояние. По нашей истории мы войну проиграем, а Япония наоборот выиграет. И хотя я как-то слышал, что победа японцам далась очень тяжело и что продлись война еще чуть-чуть и у них бы появились проблемы с людскими ресурсами и материальным обеспечением. Возможно это действительно так, но нам от этого не легче. У нас тоже своих проблем хватало — одна только недостроенная кругобайкальская железная дорога, что стала серьезной проблемой для снабжения наших войск, чего только стоила. А будет еще и осада Порт-Артура, Цусимское поражение, нерешительные действия Куропаткина и неудачная битва при Мукдене. А еще эта война станет катализатором революции пятого года, которая едва-едва не скинет Николашку с престола. Мишка говорил, что в то время у нашего царя личный корабль все время стоял под парами, чтобы чуть что слинять за границу.
— Я почти ничего не знаю об этой войне, — признался я, когда Мишка развернул газету и захотел зачитать мне заголовок статьи, что привлек его внимание. — Помню только в общих чертах, — добавил я, — без деталей и дат.
Мишка вздохнул и признался:
— Я тоже.
И в воздухе повисло молчание. Через долгие секунды неудобной тишины, я саркастически произнес:
— И как мы с тобой будем спасть Россию?
Мишка пожал плечами.
— Не знаю. Ты хоть помнишь дату начала войны? Когда япошки Порт-Артур осадили?
— Нет, не помню. Знаю только что в начале четвертого года.
— Хреново, — с досадой констатировал мой друг.
Я был с ним согласен. Это очень плохо. Но все же не так плохо как нам поначалу показалось. Все же основные вехи войны мы помнили, а это уже кое-что! Попробуем высосать из наших знаний по максимуму. Кстати, первый в истории миномет придумали как раз наши люди, когда обороняли Порт-Артур. Уж что-что, а про миномет я могу прямо сейчас на листочке набросать несколько идей. Все ж какая-никакая, а помощь! Думаю, только одним этим знанием мы можем помочь отстоять военную базу.
— Я тут вот что подумал, — сказал вдруг Мишка. — Надо бы мне скататься на Дальний Восток, посмотреть там, что к чему, прикинуть, что нам там будет необходимо. Может производство там нам придется какое-нибудь открыть?
— На Сахалине нефть есть, — вспомнил я.
— Ага, — саркастически осадил меня Мишка. — Начни ты там ее добывать и япошки в первую же неделю войны ее к себе приберут. И война пойдет по другому сценарию. И после семнадцатого года им опять же будет соблазн на Сахалин залезть. Американцы, кстати, в период гражданской войны на Дальнем Востоке высаживались. Этим тоже нефть будет как красная тряпка. К тому же ты не знаешь, на какой глубине она залегает. Нет уж, пусть черное золото на этом острове и дальше в своих недрах плещется.
— А тогда какое производство ты собрался на Дальнем Востоке открывать? — не понял я.
— "Егозу" делать, — прямо ответил Мишка. — Не везти же ее отсюда. Наладить там производство и оттуда же снабжать наши войска.
— Ага, — поддакнул я и, развивая мысль друга, продолжил. — А еще можно там наладить производство минометов и боеприпасов к ним. Тоже чтобы не везти через всю страну.
Мишка кивнул.
— Хорошая идея. Дать с десято минометов крупного калибра Порт-Артуру и боеприпасов несколько тысяч, глядишь, и отстреляются от японцев. А с продовольствием как было во время осады? Ты помнишь?
Я отрицательно покачал головой. Этой детали я не знал. Но в любом случае при длительной блокаде всегда возникают сложности с продуктами питания. Тем более что технологии длительного хранения в это время были еще далеки от совершенства.
— А может тогда "калаш" для них еще изобрести? Ты же должен помнить, как он устроен? — поинтересовался он моим мнением, на что я лишь покачал головой.
— Нет, Мишка, не вариант. Там затворная рама и сам затвор такой, что в производстве станут в копеечку. Автомат получится больно дорогой. Я думаю, что даже значительно дороже нынешних пулеметов. И кому он такой будет нужен? Я, конечно, могу соврать, но там, похоже, металл для ствола нужен специальный, нынешние не подойдут, сгорят быстро. Ты ведь помнишь по фильмам пулемет Максима или пулемет Льюиса?
— Какой-какой пулемет?
— "Свой среди чужих..." помнишь? Михалков из него стрелял. Так вот, без хорошего охлаждения стволы быстро сгорали и сильно теряли в характеристиках, потому они и была почти все с водяным охлаждением. Хотя вот пулемет Гочкиса был на воздушном охлаждении, но с оребрением ствола, так что я могу и соврать.
— А кто вообще из "калаша" длинными очередями бьет? — недоуменно спросил Мишка. — Короткие выстрелы на два-три патрона, кажется так. А может вообще сделать ствол как у ППШ? С перфорированным кожухом? Или вообще, можно забыть про "калаш", а дать им ППШ под пистолетный патрон? — предложил Мишка.
— А ты знаешь его устройство? Сможешь набросать на листочке его схему? — риторически спросил я. — Да и не оценят сейчас ППШ — стреляет недалеко, убойная сила низкая, да и просто патронов для него пожалеют. И к тому же война с японцами будет сильно отличаться от Второй Мировой. Здесь бои будут в основном на открытых пространствах, а перестрелки вестись на дальних дистанциях. А тут мосинка вне конкуренции.
— Построим завод под пистолетный патрон для ППШ, — не сдавался мой друг. — Пусть пуляют не жалеючи.
— А на фига? — спросил я Мишку. — Проще и дешевле купить несколько десятков максимов, а потом отдать когда прижмет нашим войскам. Или продать если получится. А собственный пулемет разрабатывать та еще морока. Годами будешь его доводить до более или менее приемлемого состояния. И денег потратишь не меряно. А вообще, я думаю, свой пулемет нам надо будет разработать к началу Первой Мировой. Но не под пулю в три линии, а крупнокалиберный под пулю в пять линий. Наподобие "Утеса".
Мишка грустно вздохнул и уныло спросил?
— Тогда пусть и дальше мосинками продолжают воевать? Так что ли?
— А чем тебе плоха мосинка? — не понял я друга. — С ней еще фашистов довольно неплохо били.
У Мишки не было аргументов против и потому наш спор на этом закончился. Решения о наших необходимых действиях на Дальнем Востоке пока отложено. По крайней мере, до тех пор, пока Мишка не сгоняет туда на разведку. А вот когда вернется, то тогда и сможем поговорить более детально. А пока он ездит, я попробую найти человека, который сможет взять на себя разработку миномета и боеприпасов к нему.
— Ну, ладно, — сказал я, подсаживаясь к нему. — Ты когда ехать собрался?
— Через пару дней, — ответил Мишка. — Аннушку с собой возьму. Ольку, наверное, тоже. Устроим путешествие на пароходе. На пирамиды посмотрим, в Индии погуляем. Месяца на два-три-четыре, думаю, пропаду. Ты за домом присмотришь, чтобы мои там не расслаблялись? А то почувствуют волю, начнут сутками подушки давить.
— В Дубаи загляните, — пошутил я, прекрасно понимая, какая эта сейчас деревня. — Там жемчуга хорошие.
— Ага, — задумчиво кивнул Мишка и, удивленно посмотрев на меня, добавил. — И нефть!
А я посмотрел на него. Нефти на аравийском полуострове много до неприличия и вся она еще не разведана. Я что-то там говорил недавно об изоляции из ПВХ, говорил, что это просто золотая жила. Но теперь я готов забрать свои слова обратно. Аравийская нефть! Вот где золото. Главное добраться до нее и попробовать удержать. Договориться с одним из шейхов, получить концессию на добычу, организовать переработку или же доставку сырой нефти до.... А куда ее сейчас можно поставлять? Пожалуй, что пока никуда. Рынок потребления переработанной нефти сейчас находится в зачаточном состоянии. Правда вот удержать добычу без поддержки нашего правительства у нас не получится. Едва запахнет черным золотом и выгодой, как тут же припрутся чопорные британцы и всеми правдами и неправдами выдавят нас из региона. Хотя что-то мне подсказывает, что будущие Арабские Эмираты и так уже находятся под всемогущим крылом британцев. Я этого не пока не знаю наверняка и потому этот вопрос надо будет рассмотреть получше. Но в любом случае, залезть на полуостров нам будет очень и очень трудно. Пока мы не наладим контакты на самом верху, не получим прямую поддержку царя, выход на нефтеносные районы будущих Арабских Эмиратов нам закрыт. Понял это и Мишка. Его взгляд потух, и он с большим сожалением потерял интерес к этой теме. Конечно же, есть нефть еще и в России, но тут у нас пробел. И если Мишка, бывав несколько раз в Дубаях, лично видел насосы, что качали нефть и мог с точностью до десяти квадратных километров определить, где они в будущем будут стоять, то по отношению к нашим запасам он такого сказать не мог. Мы не знали, где залегают месторождения, а если бы даже и знали, то добыть нашу тяжелую и вязкую нефть мы бы не смогли. Еще нет таких технологий. То ли дело на Аравийском полуострове — там нефть легкая, добывать одно удовольствие. Слегка копнул и подставляй ведра. Конечно же, была еще и наша Каспийская нефть, где тоже добывать одно удовольствие. На первых порах, насколько я помню по старым кадрам хроники, ее вообще с воды тряпками собирали. Но сейчас там все поделено, и главные заправила там богатей Нобель и супер-богатей Ротшильд, плюс другие местные царьки-олигархи. Возможно, в будущем, когда у нас встанет вопрос о приобретении месторождений, мы попробуем залезть в эту вонючую лужу, побарахтаемся с господином Нобелем, потолкаемся локтями с Ротшильдом. Но это в будущем, когда у нас появится реальная финансовая сила и связи на самом верху. А пока..., а пока эта тема откладывается.
— А в субботу Мендельсон приплывает из Германии, — сказал я, меняя потухшую тему.
— Что-то он долго переговоры вел, — сказал Мишка. — Удалось ему с Фишером договориться?
Я кивнул и, улыбнувшись, выдал приятную новость:
— Удалось. Сам Фишер, как оказалось, умер два года тому назад, поэтому новые собственники теперь пытаются продать его дело. Мендельсон как узнал об этом, так сразу же мне телеграмму прислал, выспрашивал разрешение на покупку всего предприятия.
— А ты?
— А я разрешил, — ответил я довольно. — Приедет скоро, привезет с собой представителя собственников и нотариуса. Будем о цене торговаться.
Мишке это понравилось. Все же лучше будет, если мы купим само предприятие со всеми его потрохами, нежели будем просто пытаться выкупить лицензию.
— Когда, ты говоришь, они приезжают?
— В субботу, — напомнил я. — Хочешь поучаствовать в переговорах?
— Да, пожалуй. А какую они цену просят?
— Не знаю. Мендельсон об этом не писал. Но зная его еврейскую натуру, можно полагать, что цена будет хорошая. Как и предложение собственников. Глядишь, мы так и на европейском рынке закрепимся. Сначала на свои шары подсадим немцев, — я тут улыбнулся двусмысленности, а затем продолжил, — а потом и на сами подшипники. Все ж какое-никакое а влияние. Представляешь, — толкнул я его локтем со смешком, — моторы немцев будут зависеть от наших подшипников!
— Дай то бог, — вздохнул Мишка и, хлопнув себя по коленке, поднялся. И высказал опасливое предположение. — Лишь бы с началом Первой Мировой у нас это предприятие немцы не отобрали. А то эти смогут....
И я кивнул согласно. Эти точно смогут. Ну а чтобы не смогли, нам необходимо будет потихоньку перевозить все оборудование на нашу территорию, и уговаривать нужных специалистов на переезд.
Важная встреча у нас состоялась в воскресенье. День на удивление выдался солнечным и теплым, природа откровенно радовала, а настроение было благостным. Я сидел в глубоком кресле в своем офисе, как раз напротив окна, и, положив нога на ногу, любовался видами. Мишка восседал рядом со мной, через морской бинокль разглядывал крыши Петербурга и одновременно потягивал крепкий кофе. Попов, Моллер и юрист из отдела Мендельсона, что в совершенстве знал немецкий язык, сидели в стороне за столом и, разложив какие-то бумаги, вполголоса совещались о рабочих процессах. Попов как всегда требовал у банкира денег на развитие, а господин Моллер, тоже как всегда, сокрушался ненасытностью генерального и, хмуря брови, давил переносицу пальцем, словно подстегивая, таким образом, мыслительный процесс. Не знаю, помогало ли это ему или нет, но, зачастую странным образом, необходимые деньги для нашего предприятия всегда находились. В этом наш главный и бесценный банкир был настоящим волшебником. Правда, и отчитываться он Попова заставлял ежемесячно, требуя у него всю бухгалтерию и безжалостно критикуя его за бессмысленные траты и ненужную роскошь. Получилось, что в дополнении к своим обычным функциям, Моллер взвалил на себя функции аудиторов. В его отделе сидело несколько человек, которые только тем и занимались, что проверяли финансовые потоки принадлежащих банку предприятий и докапывались до самой последней запятой в цифрах. Они же требовали всегда соблюдать строгие графики выплат по долгам, не прощая ни дня просрочки. А потому, по мнению нашего генерального директора, наш главный банкир был не просто волшебником, способным достать любые нужные суммы, а самым злобным из всех существующих, кем-то наподобие Волан-де-Морта, который душу вынет за неправильно составленную финансовую бумажку. И хотя сей персонаж Попову был не знаком, но думаю, просвети я его об этой личности, то он бы со мной согласился. Такого въедливого, дотошного и принципиального банкира стоило еще поискать. В общем, работает наша корпорация пока что без сучка и задоринки, крутятся финансовые колесики.
— Кажись, едут, — сказал вдруг юрист, усмотрев на улице вдалеке знакомую повозку, а в ней розовощекую физиономию Мендельсона.
— Точно, едут, — подтвердил Мишка, посмотрев через бинокль. — Вчетвером.
Прошло еще несколько минут, прежде чем открытая повозка добралась до центрально входа и на землю сошли четыре человека. Среди них сам Мендельсон, заметно поправившийся за этот год и приобретший некую солидность. Степенно сойдя со скрипучей ступеньки, он перебросился несколькими словами со своими спутниками, а затем показал ладонью на наше окно. Его собеседники посмотрели на нас снизу вверх, придерживая цилиндры, но из-за солнечных зайчиков ничего не увидели. А потому, осмотревшись немного и одобрительно покивав головами, проследовали за нашим главным юристом.
Через несколько минут в дверь постучали.
Мендельсон, судя по его сверкающим глазам, был доволен. Еще не знаю, на что он там договорился, но судя по всему на что-то очень выгодное.
— Гутен таг, — поздоровался вошедший следом господин густым и слегка надтреснутым голосом и приподнял край цилиндра. Был он высок, худощав, на вид лет сорок. Добротный костюм сидел на нем как с иголочки, а туфли отбрасывали на потолок солнечные блики.
— Здравствуйте, — подорвался Мишка и первым протянул руку для знакомства. — Очень рад встрече. Как добрались?
Незнакомец повернул голову к одному из спутников и выслушал перевод, а затем, широко улыбнувшись, сильно коверкая слова, сказал по-русски:
— Карашо. Спасипа.
Это был весь его словарный запас. И потому дальнейший наш разговор проходил через толмача. Мы все по очереди представились, пожали руки.
Звали господина Мартин Лаубе и являлся он представителем новых хозяев бывшего предприятия Фишера. Сопровождающие господина Лаубе являлись нотариусом и переводчиком.
Дорогих гостей Мишка усадил за стол, мы сели напротив. Мартин Лаубе, не спрашивая разрешения, раскурил папиросу, выпустил дым в потолок. Минут десять мы поболтали с ним о пустом — о поездке, о гостинице, о погоде, а затем, приступили к самим переговорам. Слово взял Мендельсон:
— Михаил Дмитриевич, Василий Иванович, у меня для вас несколько новостей. Какие-то из них хорошие, а какие-то плохие, — он сделал театральную паузу, обвел нас взглядом. Поправив на носу очки, продолжил. — Итак, новость плохая номер один. Господин Фишер скончался два года тому назад. Плохая новость номер два — нынешние владельцы не заинтересованы в продаже лицензии на производство и шлифовку шаров. Ни при каких обстоятельствах.
Мы терпеливо ждали. Вся эта театральщина была пустой и для нас совершенно не нужной. И потому, не дождавшись нашей реакции, Мендельсон продолжил:
— А теперь новость приятная. Новые владельцы завода Фишера столкнулись с серьезными финансовыми трудностями. У них закончились деньги, начались трудности с развитием и продажами. И потому, когда я прибыл для переговоров по лицензии, они предложили нам выкупить убыточное предприятие целиком. Вместе со всеми долгами, имуществом и правами на изобретения.
Господин Лаубе, что склонив голову, слушал перевод, на этой фразе вдруг закивал головой и басовито подтвердил емким немецким "да" и добавил еще пару фраз. А переводчик озвучил:
— Господин Лаубе, говорит, что он как представитель нового собственника, вправе обсуждать с нами цену как всего предприятия в целом, так и отдельных его частей. Он как представитель уполномочен также обсуждать количество долей, которые вы сможете выкупить, в том случае если у вас будет недостаточно средств для приобретения всего предприятия. Но привилегия, которая вас интересует, отдельно не продается. Только с заводом.
Мендельсон кивнул и продолжил.
— Так вот, господа, я пристально присмотрелся к заводу, долго беседовал с вдовой Фишера, уговаривал ее на продажу невыгодного ей актива и, в конце концов, она пошла нам навстречу. Но цена, за которую она готова уступить завод, мне пока не известна. И потому сумму я попрошу озвучить господина Лаубе.
Немец, выслушав перевод, кивнул и начал через переводчика доносить нам информацию:
— Да, господа, все правильно. Госпожа Фишер готова уступить вам завод со всем ее материальным имуществом и привилегиями за миллион марок.
Я, услышав эту сумму, присвистнул. Сумма прозвучала слишком уж большая.
— А в рублях это сколько? — спросил Мендельсона озадаченный Мишка, а тот, достав блокнот, быстро прикинул.
— Около тридцати двух тысяч рублей.
— Ассигнациями?
— Да.
Что ж, все оказалось не так плохо. Курс рубля к марке оказался очень для нас выгодным. Но Мишка остался недоволен.
— Яков Андреич, ты говорил, что у завода есть долги?
— Да, есть такое дело, — кивнул наш главный юрист. — Чуть меньше семидесяти тысяч марок. Это долги поставщикам. Еще кредиты в банке на сто тысяч.
— Тогда я считаю, что сумма в миллион марок мне кажется слишком завышенной, — ответил Мишка и Моллер активно его поддержал.
— Подождите, подождите, — вклинился я, перебивая друга. — Яков Анрдерич, а скажи нам, что вообще представляет из себя этот завод? Сколько человек работает, сколько станков, каковы объемы выпуска и продаж? Это известно?
— А у меня есть фотографические снимки, — бодро ответил Мендельсон. — Фрау Фишер любезно разрешила мне сфотографировать все, что я захочу. Сейчас, подождите....
И с этими словами он нырнул в портфель и достал пачку фотокарточек. Передал нам со словами:
— На заводе работает около сорока человек, в наличии несколько станков для рубки и шлифовки шаров разных калибров, печь для закалки и прочее. В целом, предприятие выглядит неплохо, мои впечатления сугубо положительные.
На фотографиях завод смотрелся... средненько. Единственный цех с немытыми окнами. Везде грязно, пыльно и мрачно. Рабочие в засаленной и прожженной робе, облупленные станки. Все это не производило впечатления на миллион немецких марок.
— Ну, не знаю, — с сомнением проговорил Мишка. — Как-то все удручающе выглядит.
Мендельсон хмыкнул.
— Михаил Дмитриевич, вы, конечно, меня извините, но вы просто забыли, как у нас выглядят обычные фабричные цеха. У нас все гораздо хуже. Но да, вынужден буду с вами согласиться, на нашем предприятии все намного веселее, чище и светлее.
Мишка еще раз вздохнул.
— Вообще, странно это, покупать завод по фотографиям. Надо бы лично съездить.
— Вот и съезди, — подтолкнул я. — Через Германию на Дальний Восток. Прикинешь что там к чему, с фрау Фишер обсудишь ценник. Да и просто отдохнешь.
Мишка неуверенно кивнул.
— А стоит ли? Все одно лицензия без завода не продается. Все равно покупать придется. Только миллион вот за это убожество сильно много. Считаю, что красная цена этому предприятию пятьсот тысяч. Что скажет на это герр Лаубе?
А по господину представителю Мишка явно видел желание продать предприятие. И миллион марок был пробным запросом. Он готов был торговаться.
— Что ж, господа, думаю скидка на размер долга выглядит в этом случае вполне обоснованной, — выразил мысль немца переводчик.
— Итого восемьсот тридцать?— спросил Мишка и еще раз с сомнением покачал головой. — Все равно это слишком дорого, герр Лаубе.
— Боюсь, я больше не имею права уступить, — в свою очередь ответил немец. — Восемьсот тридцать крайняя цена.
Вроде бы на этом мы и должны были остановиться. Но были у Мишки еще козыри в рукаве. И потому он, привстав со стула, сказал:
— Думаю, герру Лаубе следует посмотреть на наше изобретение. Это сильно упростит наши переговоры. Пройдемте, господа, — и ладонью он пригласил на выход.
Я понял его маневр. Наши инженеры сделали пару вариантов станка, производящих шлифовку стальных шаров и Мишка захотел их продемонстрировать нашему гостю. Не знаю, насколько эти станки похожи по конструкции на изобретения ныне покойного Фишера, но запатентовать, думаю, мы их сможем. Уж одну-то конструкцию совершенно точно. И даже без немецкого завода и его лицензии мы сможем производить шлифовку шаров. И этот факт подвигнет господина Лаубе на кое-какие уступки. По сути, мы бы обошлись и без патента Фишера, но вот возможность с легкостью зацепиться за немецкий рынок сбыта нас привлекала.
