Импотент

Николай Васильев

ИМПОТЕНТ

или

Семь дней из жизни господина Н

(полный вариант)

Весь мир — театр и все мы в нем актеры.

В первой трети жизни мы обычно задействованы в комедиях,

суть которых можно выразить кратко: где?

Во второй трети жизнь драматизируется, выдвигая вопрос: кого?

Треть последняя окрашена в трагические тона, стеная: чем?

Герой предлагаемого повествования как раз вступил в свою последнюю жизненную треть...

В начале третьего тысячелетия по христианскому летоисчислению в одном из региональных центров все еще обширного Государства Российского проживал некий господин Н. Роста и телосложения он был среднего, наружности обыкновенной. Среди недостатков своих на первом месте Н. числил склонность к облысению, а среди достоинств — легкую походку и привычку к размышлениям. Приятели, коих было у него порядочно, звали его запросто "Андреич", а приятельницы, тоже немалые числом, говаривали ласково "Сережа" или даже "Сереженька".

К означенному временному рубежу господину Н. было уже лет около пятидесяти, однако многим знакомцам, да и просто встречным он казался все еще "молодым человеком". Причиной тому были то ли нежные его щеки, легко покрывавшиеся румянцем, то ли доброжелательная улыбка, часто игравшая на губах, то ли обезоруживающе ясный взгляд, то ли та самая легкая, даже танцующая походка... Словом, психиатр определил бы его как человека инфантильного. И окажись поблизости от нашего героя кто-то вроде господина Базарова — быть беде! Однако хоть к началу 21 века цивилизованное человечество обросло многими "измами" (прагматизмом, пессимизмом, терроризмом, бандитизмом...), нигилизм в российском варианте давно канул в Лету. И слава богу: не о ком было бы автору продолжать повествование...

Конечно, к пятидесяти годам господин Н. много чего успел: образование получить верхнее (в области геологических наук) и даже степень кандидата в ученые, угнездиться прочно в одном из многочисленных геологических НИИ, жениться успел и развестись, обзаведясь в промежутке двумя сыновьями, теперь вполне взрослыми, успел родителей похоронить, многих прочих родственников и даже некоторых друзей — печальные факты! К счастью, успел он после развода и еще до Великого Облома получить в собственность однокомнатную квартирку, в которой и обитал ныне в относительном спокойствии, без приживальцев.

На этой мажорной ноте (о, собственная квартира!) преамбулу о житие господина Н. можно было бы завершить, но следует все же пояснить цепляющее определение "господин". Н. терпеть его не мог, что, безусловно, объяснялось советским воспитанием. Однако вот уж десять лет как пришлось ему вместе с другими россиянами жить в иную эпоху, характерную всеобщим перекраиванием умов и амбиций, перемешиванием основ и первооснов, в результате чего на поверхность общественного сознания стали выплывать давно, казалось бы, похороненные слова: "Дума", "господа", "сударыни", "казаки"... Взращенная на анекдотах от Чапаева до Штирлица и от чукчи до Абрама местная полуинтеллигентская братия, с удовольствием ерничая, пустила в обиход словечко "господин", и тут, на свою беду, Н. стал в ответ морщиться! В момент все шутники сориентировались и стали обращаться так исключительно к нему — впрочем, вполне благодушно, так как Н. был все-таки "своим" парнем. Шутка прижилась, и Н. со временем сам привык к этой приставке.

Понедельник.

Складные красочные сны случались у него под утро, а этот сон был к тому же — о, редкость — эротическим! В нем Н. танцевал с давно им вожделеемой Линой: величаво грандиозной дивой, обладательницей огромных — на поллица! — темно-голубых очей, крупных чувственных губ, высокой белейшей шеи, атлас которой плавно сменялся бархатистой кожей округлых плеч и лениво струящихся в лунном свете гибких рук... Н. скользил вкруг нее по паркету, почти не касаясь, заходя то спереди, то со спины, и все же прикосновения были — бедром, плечом, спиной, кончиками вздрагивающих пальцев — и в местах касаний в теле Лины (он угадывал!) возникали трепетные волны, которые по ходу танца усиливались, удлиннялись, сопрягались, пока не охватили ее целиком, до корней волос...

Тогда он, верно почувствовав момент, поднял ее на руки, внес в оказавшуюся рядом спальню (что вы хотите, в снах это бывает) и уложил на разобранную постель. Вот он уже обнаженный гладит и гладит ладонями ее восхитительно податливые бедра, сливочные колени, полные икры, вновь переходит на бедра и сжимает лоно. А губы тем временем поцеловывают ее кожу под вздрагивающими холмиками мягких грудей, опоясывают эти холмики, упиваются плечами, шеей, переходят за ушки, спускаются к уголкам ее губ и, наконец, впиваются в эти губы. Тело Лины изгибается, ноги наливаются истомой, сгибаются в коленях и сами собой распадаются. Он нависает над ней, но что-то мешает его ищущему члену войти в вожделенное лоно, и он, как всегда в последние годы, изливает семя вне женщины, — просыпаясь в этот несчастный момент.

Влага, кроме простыни, была и на глазах. Он полежал еще немного, тщательно перебирая, запоминая нюансы сна. "Хоть во сне ее поимел..." — горько усмехнулся Н. сквозь высыхающие слезы. "Поиметь-то как раз не пришлось, — едко заметило рефлексирующее сознание.— Давай-ка вставай, на работу пора".

Спустя сорок минут господин Н. вышел из дома и направился к привычной остановке общественного транспорта, с удовольствием вдыхая чуть морозный октябрьский воздух и вглядываясь в розовато-голубой небосвод на востоке. Как всегда хорошая погода возродила в нем надежды на удачный день. "А может, и утро" — усмехнулся Н. На остановке было порядочно народа. "Это хорошо, — продолжал тихо радоваться страстотерпец. — И девушек хватает. Хотя толку-то...". По привычке он обежал взглядом всех девушек и моложавых женщин, выделив двух-трех фигуристых и затем, как бы ненароком, оглядел выделенных более пристально. "Вот атавизм... — вновь проявил себя внутренний голос. — Оглядывания имели смысл раньше, в эпоху докоммерческого транспорта. А сейчас подойдет автобус, и эти милочки впорхнут в него, даже не помахав тебе ручкой".

И точно: из-за поворота выехал полупустой коммерческий автобус, большинство женщин потянулось к нему, и через минуту его стоп-огни скрылись за другим поворотом. А из-за первого уже накатывал муниципальный троллейбус, тоже пока полупустой. Господин Н. скользящим движением оказался первым у его заднего входа, поднялся в тамбур и занял привычное место у левой стойки, перед входом в салон. Многолетние эксперименты выявили это место как наиболее выигрышное в троллейбусе — в свете некоторых укоренившихся привычек господина.

Тем временем троллейбус подошел к следующей остановке. Н. с притворным равнодушием стал смотреть на входящих пассажиров, слегка поводя корпусом и тем самым регулируя их размещение в ближайшем окружении. Вот он удачно пропустил в угол слева от себя одного мужичка, оттер плечом от стойки другого, потеснил спиной третьего и, чуть развернувшись вправо, обозначил свободное место перед собой для входящей статной девушки, но уловка не сработала: желанная добыча протиснулась мимо, в салон. И конечно, тут как тут в образованную им щель у стойки вклинилась неказистая бабенка. Господин Н. беззвучно застонал и на некоторое время смирился с обстоятельствами.

Остановки следовали одна за другой, люди в основном входили, уплотняя сложившееся неблагоприятное окружение. Более того, с правого бока к Н. прижался типичный "валун" (невысокая толстуха, которой не за что было держаться), а бабу у стойки выдавил натуральный "шкаф" — мужик под два метра ростом с плечами почти метровой ширины. Стоять за ним было спокойно, но это спокойствие нашему страдальцу было ни к чему. Он бросил взгляд в окно и немного оживился: скоро некоторые попутчики будут выходить. И точно: пропущенный им ранее в угол мужичок зашевелился, обозначив движение к выходу. Господин Н. стал шевелиться тоже, помогая мужичку, при этом стараясь, чтобы его ненароком не запихнули в тот же угол. Как ни странно, в этом ему помог "шкаф", сместившийся в угол от стойки, что типичному "шкафу" несвойственно: типичный стоял бы на месте, не обращая внимания на возню окружающих людишек.

На мгновение место у стойки оказалось свободным, но Н. был все же совестливым человеком и в одно касание переправил к ней "валуна". Впрочем, за "валуном" в некотором отдалении обнаружилась стройная девушка, которая при удачной комбинации перемещений могла оказаться в пределах досягаемости — однако водворилась в итоге за его спину. Хандра господина Н. усилилась.

А еще спустя некоторое время троллейбус стал подходить к его остановке. Повернувшись к выходу, Н. неожиданно обнаружил перед собой тылы той самой девушки, тоже собравшейся выходить. Ласки наспех он не любил, но... — "хоть шерсти клок". Поэтому стал действовать по привычной схеме, только в ускоренном режиме: обозначил касание бугорком члена левой девичьей ягодицы, чуть позже тыльной стороной кисти прижался к ягодице правой ("полушария у нее неплохие, в меру упругие и круто очерчены" — отметило сознание), затем, не ощутив противодействия, ухватил ладонью уже уверенно ее правое бедро и прижался подросшим членом более тесно, благо окружавшие, толкаясь, помогали. В итоге он стал потискивать соседку с определенной ритмичностью, и тут она, теряя равновесие, взялась левой рукой за потолочный плафон. Без колебаний хищная ладонь господина Н., протиснувшись мимо соседа, сжала левую грудку девушки, тут же заколотившуюся, живую. Кровь ощутимо запульсировала в области таза незадачливого господина, член рванулся, вмялся в ягодицу до предела, и семя изверглось — в трусы и брюки. Тотчас дверь открылась и впередистоящие стали выходить. Вышел и Н., бросив взгляд на слегка ошарашенную, но так и не обернувшуюся ("слава богу!") девушку, и понуро заковылял от остановки, прилипая ногой к брючине. Привычное раскаяние охватило его, он шел, плохо разбирая дорогу, но все же в верном направлении, в сторону НИИ.

Впрочем, минут через пять, господин Н. стал замечать и приветствовать попутно двигающихся сослуживцев. Вдруг уже на пороге родного учреждения он резко развернулся и, рискуя опоздать, стремительно вернулся на квартал назад, в булочную, где купил излюбленный своими сотрудниками черный хлеб и кулек шоколадных конфет — для дам. К вахте Н. подошел со звонком.

Этот регламентирующий звонок в совокупности со строгой системой пропусков не раз вызывал легкое недоумение и веселые насмешки у многочисленных командированных смежников. "Что поделать, таков бзик нашего директора, — разводили руками аборигены. — Пошли-ка лучше в сектор да дернем по маленькой". И дергали, бывало, до вечера за все более сумбурными разговорами, преимущественно, геологической тематики. Кстати, в постсоветское время пропускной режим сыграл положительную роль, оградив институт от нашествия назойливых коробейников и просто воришек.

— Салуд, камрады и фемины! — звучно поздоровался господин Н., входя в давно обжитую обширную рабочую комнату, заставленную шкафами, столами, стеллажами, компъютерами и прочим офисным оборудованием, среди которого разместились, делясь субботне-воскресными впечатлениями, четверо мужчин и три женщины — коллектив сектора 2 лаборатории региональной геотектоники.

— Привет, привет, копуша. Хлеба купить не забыл?

— А конфет? — прорезался воркующий голосок.

— Как можно... — с легкой укоризной ответствовал Н., выгружая покупки на кухонный стол в уютном закутке. — Чай я не враг себе. Ну, что интересного из ваших баек мной пропущено?

— Ничего, Андреич, мы же только собрались...

И покатился вполне обычный для понедельника разговор: о посещении дач (видимо, последнем перед надвигающимися холодами), выходах с детьми в театр и кино, вылазке самой молодой в секторе Леночки Серовой с группой институтских спелеологов в Тайнинские пещеры...

— Там же темно, Леночка, грязно и тесно! — ужасался Н.

— Что Вы понимаете в удовольствиях, Сергей Андреич, — смеялась Леночка.

Между тем пили чай, и Н. легонько шлепал по рукам камрадов, втихаря тянувшихся к конфетам.

— Сказано же, только для особ в юбках; вот наденьте юбки, тогда пожалуйста...

— Но Лена в брюках, — слабо сопротивлялись мужички, — да и ты, Андреич, конфеты трескаешь...

На что господин Н. картинно разводил руками и возносил очи горе.

— А что, шеф у себя? — спросил он, мотнув головой на боковую закрытую дверь.

— Где ж ему быть? — пожали плечами сотрудники. — Работает, сердешчный.

Спустя полчаса гомон утих, все расселись по местам, прильнув к микроскопам, стереоскопам и компъютерам, а Н. прошел в смежную комнатку, где рядом с шефом было его рабочее место.

— Привет, — сухо поздоровался начальник сектора. — Звонил завлаб, просил нас присутствовать в десять на обсуждении отчета третьего сектора. Ты ведь знакомился с их материалами?

— Знакомился, — вяло ответствовал Н.

— Ну и что скажешь?

— Что-что, похоже на халтуру. Но завернуть их все равно не дадут: срыв задания, последующие осложнения с финансированием... Да и другие не поддержат — и так нас с тобой считают чересчур "вумными".

Шеф, худощавый, черноволосый, с резкими чертами лица, поиграл желваками, вперив взгляд в стену, затем перевел их на собеседника:

— Все равно промолчать нам нельзя. При каждом удобном случае надо высказывать свою точку зрения. Вспомни: десять лет назад мы были со своей геодинамикой одни, а теперь и в первом и в третьем секторах появились свои мобилистские модели...

— В гробу бы я их модели видел, — мрачно заметил Н. — Такие вот "единомышленники" и губят новые идеи на корню.

— Но это лучше, чем закоренелый фиксизм. Лишь бы двигались в русле мировой геологической парадигмы — а модели появятся другие, более совершенные. В общем, вот что: в темпе сформулируй свои замечания по основным пунктам и постарайся сделать это не в слишком резкой форме. Впрочем, ладно, резкости я сглажу...

Большая говорильня под названием Ученый Совет закончилась, вопреки опасениям, вовремя, за 2-3 минуты до обеденного перерыва. В коридоре двигавшегося среди прочих разгоряченного, с пунцовыми щеками господина Н. догнал сотрудник 3 сектора Дмитрий Казаков, пытаясь продолжить дискуссию, но Н. его остановил:

— Ты, Дима, зайди лучше к нам после обеда и мы на примере своих материалов разберем обстановку коллизии островной дуги с краем континента, а потом прикинем, как это можно изобразить в вашем случае, в деталях.

— Сергей Андреич, — с легким смущением ответствовал Дмитрий, — после обеда не смогу, Вы же знаете, чем мы будем до вечера заниматься.

И щелкнул пальцем по горлу.

— А, традиции, их, конечно, надо блюсти. Ну, зайди завтра, что ли. Но вообще-то лучше бы вы с вашим шефом сделали это до того как...

В ответ Дмитрий криво усмехнулся, напоминая тем самым Н. о ярой амбициозности своего шефа, который "на поклон" ни к кому не ходил, очень веря в здравый смысл — свой собственный. И тут прозвучал звонок на перерыв.

Почти сразу стали открываться многочисленные двери, и коридор заполнился облаченными в пальто сотрудницами, спешащими на пробежку по магазинам. Тем не менее, они успевали вскидывать глаза на замешкавшихся мужчин и оделять их улыбками и приветствиями. Дима встрепенулся как боевой конь и только что не бил копытом. Проводив взглядом их удаляющиеся ножки, попки и спинки, он, блестя глазами, повернулся к Н.