|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пока Талеон сохранял гробовое молчание, явно напряженно что-то обдумывая, я свесился на сторону, поплевывая по ветру уже с метровой высоты. Вот, к примеру, тоже биологическая загадка. Откуда берется сия жидкость, присущая нормальной здоровой жизнедеятельности? Как насчет закона сохранения массы? А если я ее глотаю, что там творится в желудке, где должна сгнить курица и страшно отравить мой без того дохлый организм?
Вдосталь наэкспериментировавшись, я от нечего делать взялся за пристальный осмотр ракушки, сидючи в которой мы парили над равниной на зависть всем пернатым. В пустое пространство между двумя створками упихнули 2 (прописью — два) самолетных кресла с подставками для ног и... и... и все! Про рули-педали, стекла, двери, кондиционер, навигационную систему, магнитолу и подставочку для кофе забыли. Про ремни безопасности с подушкой заодно — тоже. А сверху ракушку элегантно украшала растительная дрянь наподобие водорослей. Я торчу в Средневековье! Впрочем, антиграв, конечно, имел свой вес в этом споре и наверняка по цене переплевывал остальные удобства.
Однако, подавшись назад, я все же обнаружил одну техническую деталь — уже виденный в Доме измеритель неизвестно чего с вертикальной шкалой. Он прилип к створке слева от недвижно застывшего Талеона. Разница была лишь в цвете стрелки — темно-зеленом под уральский малахит.
Мне показалось, что именно с этого можно удачно начать светскую беседу.
— Кстати говоря, а что это у вас всюду градусники висят?
— Что-что?
Ракушка рыскнула в сторону, вынудив меня схватиться за подлокотники.
— Ну термометры. Не знаю. Вертикальная шкала с непонятными надписями, стрелка вон и всего восемь делений.
— А. Это не градусник, — Талеон покосился на означенный предмет. — Это часы.
Теперь пришла моя очередь "что-чтокать". Понятие вертикального циферблата никак не желало укладываться в голове, а уж с восемью часами дело обстояло совсем плохо.
— Обычные часы, — водитель был невозмутим как бревно. — Восемь часов вверх, восемь часов вниз. Что тут странного?
— А вам никто не говорил, что Земля совершает оборот вокруг Солнца за двадцать четыре часа?
— У вас может и оборот, — парировал Талеон. — А у нас всегда зенит, только корона прячется. К тому же. К тому же, насколько я знаю, понятие "час" в Шолым и сээхн разное по протяженности.
— Этого не может быть, потому что это антинаучно, — решительно заявил я.
— Живые мертвецы тоже антинаучны.
Прозвучавшим аргументом я подавился и умолк. Но долго молчать не смог и вновь поднял вопрос о делении на световой день, ночь или любой иной их заменитель.
— С нуля до восьми корона растет, с восьми до нуля уменьшается, а потом еще на две восьмерки исчезает, — коротко разложил всё Талеон.
— А вот еще там надписи...
— Ты не мог бы обойтись без разговоров, мой дорогой мертвый товар?
Последнее слово Талеон отчетливо выделил интонацией.
— ...и осветление, — договорил я. — Кхм.
После определения, прозвучавшего в мой адрес, я смутно начал осознавать, что работорговля здесь действительно имеет место быть, пусть и щедро посыпанная окрошкой из демократических прав со свободами. Наемник я или тварь дрожащая? Мозги ворочались со скрипом, пытаясь выстроить из обрывочных фактов мало-мальски логичную систему. Просвещенный феодализм? Гуманный тоталитаризм?
— К твоему сведению, я веду хорханцг, — обронил Талеон. — Это нелегко.
Ясный пень, нелегко выговорить такое название, не сломав язык. Словно сговорились напихать в родную речь как можно больше невнятных и грозно звучащих слов.
Талеон зыркнул в моем направлении и постучал пальцем по лбу: то ли намекая на чей-то отдельно взятый идиотизм, то ли... неужто руководит антигравитационной ракушкой с помощью силы мысли? Множащиеся вопросы требовали немедленного их озвучивания.
— О Бавуха, — вздохнул Талеон, и легко ткнул пальцами в стенку. — Лети домой, птичка, — повернулся ко мне. — Что ты хочешь узнать?
— Круг прав и обязанностей, — моментально среагировал я цитатой из кодекса.
— Ты можешь делать все, что я не запрещаю, — сообщил Талеон.
Столь узкая трактовка двадцати одного известного мне права не вызвала никакого энтузиазма. Будь я более живым, сразу же вскипел бы как чайник. Новообретенное мертвяцкое спокойствие позволило удержаться от проявлений эмоций, кроме одного.
— Проверим? — предложил я, не меняя интонации.
И тут же, не дожидаясь ответа, ударил.
Меня остановила не боль, не воспетая мистиками прозрачная стена и не частичный паралич — остановил ужас пополам со стыдом. Как будто я поднял руку на мать, на отца, на Лерку... На кого угодно из дорогих мне людей. Внутри все буквально переворачивалось, а сжатый кулак застыл в воздухе, и я просто физически не мог протолкнуть его сквозь загустевший холодцом воздух. Паутина из собственных эмоций спеленала меня куда крепче любых веревок.
— Интересно, а лицо у тебя совсем не меняется, — задумчиво сказал Талеон.
Я, несомненно, был этому рад. По крайней мере, это давало мне шанс признать поражение с достоинством, не краснея от ярости, не вытаращивая глаза в бессильной злобе и не совершая прочих мимических глупостей, на которые падки облажавшиеся злодеи.
Сначала захотелось найти Номи и мучительно его убить. Нет, сначала найти Бахру — господин он там или младший загонщик — и убить еще более мучительно. Определенно, мысль о занятии должности Мирового Зла вовсе не была бредовой.
— Хорошо, — собственный голос звучал так же ровно, и я почувствовал некоторую уверенность. — Почему я не могу... сделать то, чего хотел.
Осторожно разжав пальцы, я медленно и аккуратно опустил ладонь на подлокотник.
— Ты поклялся меня защищать, и поэтому не можешь пойти против меня.
Кругом обман. Никто не предупреждал меня о паршивых ритуалах, перечеркивающих все мои планы. Заодно можно было перечеркнуть к хвостам собачьим весь тот обширный контракт, наивно составленный мной где-то там, еще в позапрошлой жизни. Всё внутри опустилось, не хотелось даже возмущаться и яростно бить в грудь копытом.
Талеон поерзал на месте, выдавая всем видом страстное желание поделиться какой-то информацией. Очевидно, ему требовался стимул в виде преисполненной любопытства аудитории. Я же отплевался от нахлынувшей меланхолии и деятельно занялся поисками лазейки. Второе высшее образование позволяло утверждать, что совершенно безвыходных положений не бывает, а уж в таком тонком деле как составление договоров можно найти сотню крысиных ходов. Взять в пример хотя бы тех же вредоносных джиннов, которые выполняли желание клиента в самом буквальном смысле.
— А ведь многие стремились к такому приобретению, — не выдержал Талеон.
На всякий случай я промычал что-то восхищенное.
— Я даже не всех знаю! — с не меньшей значимостью возгласил победитель торгов.
— Мне всегда казалось, что сильные мира сего... того... тьфу, любого мира, должны знать друг друга в лицо. Вон та, например, в золотистом...
— Может быть, я встречал их, но светская маска и то, в чем выходят на дела... — Талеон выразительно умолк, намекая на страшные тайны мадридского двора. — Это очень разные вещи, — банально закруглился он.
— А для какого дела нужен охранитель, да еще и упокоенный?
Я, наконец, решил расставить все точки над ё. Уж больно мрачные рисовались перспективы в случае столкновения с крупными вооруженными формированиями, которым вдруг вздумается проверить шкуру Талеона на прочность. А может тут вообще феодальные войны в ходу? Или, скажем, межрасовые?
— Знаю я, что этим дамочкам нужно, — весьма не в тему забубнил черносвитерный. — Не охотник им требуется, а экзотическая грелка для постели. Каково, а?
Грелка для постели. Да если б я мог!
— Понимаешь, в общем-то в нашем обществе не нужны старомодные телохранители с мечами и топорами наперевес, — продолжал Талеон. — Скорее, это вопрос престижа. И для меня в том числе.
— Экзотическая грелка? — позволил себе съехидничать я.
— Экзотический гарнитур, — вернул удар Талеон.
Спокойно, полковник. Пусть хоть горшком назовет, лишь бы в печь не ставил. В нашем случае — не втравливал в боевые действия.
В воцарившемся молчании я снова работал мозгом — прикидывал, какие способы убийства прокатят под грифом "совершенно случайно". Допустим, из совершенно чистых сердцем побуждений свирепо убить комара на любимом работодателе, попутно проломив последнему череп. Можно еще заняться животворящим кровопусканием, главное — верить в пользу творимого, и старательно желать добра.
— Хорошо, я продолжу. — Талеон беспардонно нарушил ход моих мыслей. — Ты с таким не сталкивался, но у каждого из богатеньких нас есть целая куча охраны, и вся эта куча повязана с тобой невидимыми нитями. Я имею в виду мысленную связь, — Талеон покосился на меня. Вестимо ожидал вопросов. Зря. — Представь, что где-то на периферии твоих чувств ошивается такая настороженная свора, каждый со своими чаяниями, страхами, проблемами. Тяжело тащить такое и не лишиться рассудка. Просто никто не признается. Я говорю тебе об этом потому, что запрещаю обсуждать эти сведения с кем бы то ни было.
— То есть про нитки? — въедливо уточнил я.
— Про нагрузку на мозги. Это считается неприличным, и я не желаю распространения слухов.
— А нельзя ли обойтись вообще без этих ухищрений?
На мой взгляд, такое решение было самым верным. Нашим "верхним" деятелям политики и культуры очень даже неплохо жилось безо всякой мозговой связи с окружающими. Конечно, не исключено, что бомбу в сортире обычные секьюрити когда-нибудь и не учуют, но в каком это деле обходится без досадных накладок?
— Без Сети тебя тут же прикончат, — Талеон усмехнулся волком. — Расклюют как чайки — моллюска с треснувшей раковиной.
— У вас есть море? — встрепенулся я и тут же поправился. — О какой ужоснах...
— А?
— То есть это, просто ужас.
Значит здесь, как и в моем мире, идет банальная грызня за власть. Ничего удивительного, ничего сказочного. Нет пророчеств и спасителей мира, нет глобальных философских вопросов, нет этической катастрофы. Все простенько, на уровне инстинктов "догнать-урвать-убить". Просто приплюсовывается коллективный разум наподобие муравьиного. Представив Талеона в виде муравьиной матки, я даже слегка развеселился.
— Так вот у меня Сеть из тридцати разумных, пяти собак, трех лошадей и хорханцга.
Владелец тридцати девяти душ внушительно замолчал, и мне стало ясно, что надлежит изобразить восторг, граничащий с благоговейным обмороком, однако напрягаться не хотелось, и я озвучил очередной вопрос:
— Хорх... хорхангц? Так он живой?
— Хорханцг. Живой, разумеется.
Я по-новому взглянул на ракушку. Вон и края у нее какие-то зубастые, и водоросли эти уж больно подозрительно шевелятся, как будто заманивают. Правда, кресла должны помешать, вздумай она схлопнуться, но все равно было неуютно. Потом и кресла начали мерещиться не встроенными, а искусно выращенными из моллюскового тела.
— Она из болот, красавица моя.
Талеон нежно погладил створку раковины, словно руку любимой женщины. Я передернулся. Плевать, в общем-то, на ее происхождение, пусть хоть из канализации, но столь трепетное отношение к моллюску отдавало зоофильным душком.
— Но зачем тебе сороковой чаятель? — я решительно и непримиримо перешел на "ты".
— Все гораздо проще, — Талеон уже улыбался вовсю. — Ты будешь только один. Я отцеплю свою свору с поводка и переброшу их на тебя. У меня будет сорок телохранителей, но всего одна нить. На всех.
— И тогда сходить с ума придется мне? — засопротивлялся я.
— В этом-то и дело, — наниматель воссиял красным солнышком. — Ты мертв. Тебя не затронут их мысли, а, застряв на тебе, не дойдут и до меня. Мы же не общаемся с ними, важна только эта связь. Они по-прежнему будут действовать на мое благо, а я буду свободен! — Талеон взял драматическую паузу. — Вот такая твоя безумная ценность. Неважно, какими могут быть остальные способности, значение имеет только эта.
О, какая стремительная карьера! Я буду работать в качестве предохранителя! Прошу записать в моей трудовой книжке в графе "должность" — "Сетевой фильтр".
— А почему об этом не сказали сразу? Почему меня представляли как охрану? Зачем нужны были все демонстрации? Я зачем колонну утюжил?
Талеон поморщился, словно я спросил его о чем-то неприличном, вроде простатита.
— Я же объяснял, что это не тема для непринужденной беседы. Общественное упоминание о связи с посторонними людьми может послужить причиной дуэли. Признаться, что ты всегда ощущаешь себя в непрерывном единении — это намного хуже любого извращения.
Скудные, неохотно выдаваемые сведения с большим трудом образовывали единую конструкцию. Правда, я так и не уяснил, почему же столь чудовищна мысль о телепатии для жителей этой странной местности. Неужели они никогда не мечтали покопаться в грязном белье? Разве что в таком количестве грязного белья можно задохнуться.
— Это не больно, — зачем-то сказал владелец тридцати телохранителей, пяти собак, трех лошадей и одного хорханцга.
Я сцепил зубы, уставившись вдаль. Понятное дело, что такой "фильтр" никто не отпустит, и срочный трудовой договор заключать не станет. Вероятно, мои предшественники действительно были настолько безмозглы, что их не заботила перспектива вечного рабства, но для меня этот вопрос вставал на ребро и на нем бурно подпрыгивал.
— Нет, какой же ты все-таки умный, — внезапно выдал Талеон, — но пока даже не осознаешь всей масштабности происходящего! Обычные зомби тупы и нереспектабельны, их присутствие все равно тянет телегу слухов. Заставить болтунов замолчать можно только с помощью грубых методов. Но теперь, — он потер руки, — никто не посмеет даже вякнуть. Они просто лопнут от зависти. Будут знать, и будут молчать!
— Да все знали, — я поковырял ножны. — Даже перекупить хотели. Некий Ара.
— Неужели? — Талеон впервые повернулся прямо ко мне, перестав косить глазом.
— Его Номи зазывал, может, на паях хотел предложить участие.
— Он хотел похвастаться, — фыркнул Талеон. — Насыпать соли в чужую язву.
— Значит дорого, — пробормотал я, оглядывая степь.
— Безумно. Мы даже торговались не в килограммах а в литрах. Я очень богатый торговец, — нескромно сообщил Талеон.
Внезапная болтливость собеседника была мне только на руку. Я все пытался углядеть где-нибудь камни или старую дорогу — что угодно, лишь бы там были спасительные трещины. Попрыгав по уровням, выберусь где-нибудь за тридевять земель, и пусть удавится потом за свои литры с килограммами. Не смогу убить, так хоть сбегу.
— И каковы же предметы торговли? — поинтересовался я, чувствуя, что от меня ждут именно этого вопроса.
— Я занимаюсь трещинами, — Талеон поднял палец. — На какие-то ставлю замки, а кое-куда запускаю охранников.
— Каких таких охранников? — я напряженно выискивал хоть крохотный кусочек искусственного покрытия.
— Очень просто. Здесь, как ты видишь, почти никто не живет, и трещинами можно пользоваться свободно. А в городах? Как передвигаться, когда кто-то то и дело норовит использовать свободное пространство для перемещения? Я уже не говорю о частных домах, куда может ввалиться кто угодно.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
