Ходок 2

— Глава

К концу третьего часа отчетливо проявилась накопившаяся усталость, а потом пришло ощущение взгляда в спину. Не злого, не доброго... безразличного какого-то — но все равно мурашки по хребту забегали... Денис даже пару раз оглянулся, но, ожидаемо, ни черта не увидел: плотный полог дремучего леса создавал прозрачный, зеленый сумрак, в котором перспектива терялась уже в паре-тройке шагов.

"Чудится... — решил он, — ... устал, вот и кажется..."

"А если нет..." — вкрадчиво поинтересовался внутренний голос.

Эту, едва начавшуюся, но потенциально содержательную беседу прервал хорошо замаскированный корень, зацепившись за который, Денис едва не растянулся. Он сдержанно, сквозь зубы, матюгнулся и, как по волшебству, ощущение взгляда, а с ним и внутренний голос куда-то пропали.

"Русский мат — грозное оружие в борьбе с мистикой и мракобесием!" — усмехнулся про себя Денис, возвращаясь в хорошее расположение духа, но буквально через пару шагов, как будто отвечая на его ерничанье, взгляд снова проявился. Стало неуютно. Совсем неуютно.

Денису, типовому продукту урбанизации, и обычный-то пригородный лес, чахлый, редкий и загаженный, внушал определенные опасения, что же говорить про этот — маргеландский, совершенно дремучий. После того, как компаньоны, три часа назад, вышли из-под корней огромного старого дерева, росшего на склоне оврага, они безостановочно двигались по этому черному, страшному, как в киносказках Александра Роу, лесу.

Шэф казалось не шел, а скользил над землей — так плавно и бесшумно он передвигался, в отличие от Дениса, который постоянно цеплялся за выступающие корни и поваленные стволы, скрытые опавшей листвой. Так же безуспешно он пытался предотвратить контакт лица с липкой паутиной, а одежды с не менее липкой смолой. И, как будто этого было мало, добавился новый поражающий фактор в виде взгляда в спину.

От утренней прохлады, сопутствовавшей началу путешествия, не осталось и следа, стало жарко и душно, пот заливал глаза, темп заданный Шэфом, поддерживать становилось все труднее и труднее. И вообще, Денису стало как-то не по себе.

"Ну что, — снова проявился внутренний голос, — ты думал, что с новой тушкой, ты царь, бог и воинский начальник?! Ан — хрен! Как был ботан — так и остался!"

"Отвянь!"

— Шэф, а чего мы шкиры не одели?

— Зачем? Днем здесь безопасно.

— А ночью?

— Нет.

— Не безопасно?

— Да.

... лаконичный ты наш... мать твою...

— Шэф, может передохнем, — хрипотца в голосе Дениса почти достигла уровня Джигурды. В горле у него пересохло, да и не только в горле — было стойкое ощущение, что влаги внутри не осталось. Ее заменил раскаленный песок из пустыни.

... Негев... Сахара... Гоби... Каракумы...

... тьфу ты, какого хрена я их перечисляю?!..

... точно — в башке песок!..

— Пока нельзя, — ответил Шэф, не оборачиваясь.

— Почему?!

— Я здесь конечно не первый раз, но... может изменилось чего... — короче — береженого Бог бережет!

— В смысле? — разговор на ходу отнимал последние силы, но слова Шэфа Денису сильно не понравились.

— Пока светит солнце — здесь безопасно. А потом... — нет.

— А почему же мы не надели шкиры!?

— Бесполезно. Дневные на людей не нападают, а от ночных она не спасет. И вообще... не парься... скоро отдохнем.

Передвижение по сильно пересеченной местности, заросшей труднопроходимой растительностью, неизбежно приводит к усталости, а усталость и духота неизбежно влекут за собой потерю концентрации. И уже следствием этой потери, стала потеря Шэфа: вот только что его спина мелькала впереди, и вот впереди уже никого нет! А уж паника стала закономерным следствием потери руководителя концессии: Денису показалось, что он навсегда остался один в этом страшном лесу.

— Шэф!!! — завопил он во всю мощь своих здоровых легких.

— Тихо, не ори. — Послышался спокойны голос и Денис с громадным облегчением увидел любимого руководителя, замершего в нескольких шагах впереди, — смотри, — Шэф ткнул пальцем куда-то перед собой.

Приглядевшись, Денис почувствовал, что горячий пот становится холодным, внутренности сжимаются в комок, а волосы встают дыбом, причем по всему телу и что в процесс вовлечена каждая волосинка, независимо от длины, толщины, цвета и места расположения!

Пересекая их путь, ползла змея... нет, не так — если называть вещи своими именами, то не змея, а — З-М-Е-Я! В отличие от земных собратьев... или сестер — черт их разберет — гадюк пресмыкающихся, была она не чешуйчатая, а какая-то... как слоновий хобот — с кольцевыми валиками мышц и редкими, противными волосками. Головы чудовища Денис не увидел, но хватило и остального: диаметр сантиметров тридцать, а длина, которую удалось рассмотреть (не всю естественно!) — от забора до заката! Насколько хватало взгляда в обе стороны, трава мерзопакостно шевелилась! Окраска гада была маскировочной — под цвет опавших листьев, а особое омерзение у Дениса вызвало наличие многочисленных, как у многоножки, ног с перепончатыми красными лапками.

Денис и обычных-то змей боялся, что уж говорить про этого монстра. В душу его влился липкий страх и, найдя убежище подходящим, решил остаться. Денис оцепенел, подвижность сохранили только глаза, с ужасом наблюдавшие за омерзительно-плавным перемещением гигантского хобота на ножках.

Когда хвост ЗМЕЯ бесшумно скрылся в опавшей листве, Шэф, так же молча, махнул рукой, приказывая продолжать движение. Денису стоило колоссальных усилий сделать первый шаг, ему казалось, что каждую секунду он рискует наступить на еще какое-нибудь мерзкое пресмыкающееся. Если бы не еще больший страх — потерять Шэфа и остаться в этом гиблом лесу одному, он бы вообще остался на месте. Но встреча неожиданно дала и положительный результат. Если до этого, Денис тупо старался не потерять Шэфа, то сейчас, помимо этой, жизненно важной цели, он успевал посматривать по сторонам, с трепетом ожидая появления очередного представителя коренного населения Маргеланда.

"Да-а, блин, — думал Денис, с трудом поспевая за Шэфом и обливаясь потом от жары и страха,— похоже, меня ждет интересная жизнь, яркая, полная приключений. Но... не долгая..."

Его паникерские размышления прервал солнечный свет, ударивший с безоблачных голубых небес, показавшийся особенно ярким, после зеленого лесного сумрака. Чаща кончилась, впереди темнели, неожиданно близкие, лесистые горы, уступами спускавшиеся к ярко блестевшему на солнце синему-синему морю.

Вид открывался лубочно-курортный. Раньше, в "довоенные времена", про которые молодежь теперь ничего не знает, подобные пейзажи украшали открытки типа "Привет из: Ялты, Алушты, Гагры, Пицунды...", ну и так далее. Ныне многие из этих мест запаршивели, а раньше это были курорты, манившие советского человека, как муху мед... правда сейчас, после разных Ницц, Мальдивов, да и той же Антальи, выяснилось, что это был не совсем мед, а скажем так — несколько иной продукт жизнедеятельности, но... — тогда это был мед!

— Нужен отдых? — повернулся к Денису Шэф.

В ответ, тот только энергично замотал головой. Подстегиваемый воспоминаниями о ЗМЕЕ, Денис был готов идти сколько угодно, лишь бы оказаться подальше от леса, где водится такое.

Но Шэф ему не поверил.

— Рюкзак на землю. Отдыхаем десять минут. Стоя, — добавил он, — видя, что Денис собрался сесть, — потом будет труднее, если сесть или лечь. Просто постой, восстанови дыхание.

— Шэф, что ЭТО было?

— Травяной дракон.

— Очень опасный?

— Да нет... практически безопасный... дневной.

— А чем питается?

— Если "травяной" — так чем по твоему?

— А почему...

— А потому, — перебил Дениса командор, которому надоела роль ведущего "В мире животных" — что если его напугать или обидеть, он может так махнуть хвостом, что мало не покажется.

— Понятно, — грустно покивал головой Денис. — А почему лес такой... как бы поточнее выразиться... неприятный, что ли... а здесь нормально... хорошо даже?

— Не-при-ят-ный... — задумчиво протянул Шэф, — это ты хорошее словечко подобрал... Взгляд чувствовал?

— Да... думал почудилось...

— Нет... не почудилось. Каким он тебе показался?

— В смысле?

— Ну-у... злым, добрым — каким?

— Пожалуй... — задумался Денис, — ... безразличным, каким-то...

— Все правильно — днем взгляд безразличный.

— А ночью?

Шэф привычно ухмыльнулся:

— Заинтересованный... я думаю... Да, кстати, про шкиры — если бы мы их одели — лес бы заинтересовался и днем. Проверено. В них ведь не только технология, но и магия... хоть и разряженная, но магия, а лес магию не любит... чужую.

— И?!

— Мог и не выпустить...

— Подожди... подожди... — сообразил Денис, — ведь шкиры никуда не делись — лежат себе в рюкзаках. Лесу что — не один хрен, свернуты они или одеты на нас?

— Нет.

— А что это за лес такой? — Денис зябко передернул плечами.

— Лес этот... за достоверность не ручаюсь, сам понимаешь, но местные сказки, легенды... тосты, — Шэф привычно резвился, — гласят, что давно — чуть ли не шесть тысяч лет назад, — он сделал такое лицо, будто сомневался в собственных словах, — хотя... — он махнул рукой, — все может быть. Так вот, случилась в те времена Последняя Война Магов! — Он сделал паузу. — Чувствуешь, что всё с большой буквы: Последняя! Война! Магов!

— Чувствую.

— Это у местных, как Великая Отечественная Война — все слова с большой буквы...

— Понятно.

— И как мне представляется... я тут кое-что почитал в свое время — маги эти, тогдашние, владели энергиями уровня термоядерной, и дел наворотили соответственно. В конце концов получили что-то вроде ядерной зимы, плюс зоны радиоактивного... тьфу ты — магического заражения — ничем кстати не лучше. И вот одной из этих зон являет лес, у нас за спиной. Днем все более-менее, а вот как солнышко скроется, в нем появляется разное...

— И много таких зон? — угрюмо поинтересовался Денис.

— Хватает... война шла по всей планете.

И тут Денис понял, что не давало ему покоя пока Шэф говорил:

— Шэф, а если бы мы ночью вошли?..

Блестящий руководитель вздохнул:

— Умные люди полагают, что лес как-то влияет на дверь и не дает ей открываться ночью... но это только предположение... гипотеза, так сказать.

— А кто эти умные люди?

— Я.

— То есть, теоретически, мы могли припереться и ночью?

— Теоретически — да.

— Понятно... А ночью кто в лесу появляется? — поинтересовался Денис. И что интересно — не хотел ведь спрашивать... а все равно как-то вырвалось, чуть ли не через силу.

— Да хватает любителей... — Шэф сделал паузу, но не ухмыльнулся по обыкновению, — ... свежей крови и парного мяса.

Денис испуганно покосился через плечо на лес, но все же уточнил:

— А откуда про них известно?

— В свое время, посылали несколько очень хорошо подготовленных разведгрупп... кое-кто вернулся... не все.

— Понятно... а откуда известно, что лес чужую магию не любит?

— Ну-у... пара ребят из вернувшихся не сошли с ума — они и рассказали.

— А остальные?

— Сошли.

— Понятно...

— Ладно. Отдохнул?

— Да.

— Пошли.

Через час компаньоны вышли к небольшой мелководной речке, через которую бы перекинут широкий каменный мост, странно смотревшийся на безлюдной и пыльной проселочной дороге — даже не дороге, а так — широкой тропинке. Мост этот смотрелся, как декорация к фильму о средневековой жизни и был совершенно неуместен в данных "декорациях".

— Это дверь с Маргеланда на Сету, — пояснил Шэф, — в данный момент закрытая.

Денис молча кивнул, показывая, что информация принята к сведению. Его душевное состояние не располагало ни к каким вопросам о еще одном неизвестном мире — с этим бы разобраться.

Перейдя мост, путники свернули на узкую тропку, идущую вдоль берега моря. Слева от тропинки, вплоть до высокой скальной стены, высотой никак не менее ста метров, росли невысокие, редкие деревья, ширина "лесополосы" была метров двадцать, а справа, метрах в пяти от тропинки, начинался крутой тридцатиметровый обрыв, под которым волны с монотонным рокотом обрушивались на скалистый берег.

В глубине Денис заметил неторопливые черные тени, величаво парящие в толще воды и иногда, в фонтанах брызг и пены, вырывающиеся на поверхность, словно рубка всплывающей подлодки. От созерцания морских глубин его отвлек резкий, неприятный крик, раздавшийся с неба. Он быстро поднял глаза и успел заметить двух летящих тварей, размером с дельтаплан, которые скрылись за гребнем скалы.

— А это кто?!

— А черт их разберет, — равнодушно ответил Шэф, кинув ленивый взгляд в сторону моря, — тут этих гадов столько... — "Парк юрского периода" отдыхает.

— Нет, я имел в виду тех, что в небе.

— Дэн, не бери в голову. Самая опасная тварь, с которой я встречался — человек.

Дальнейший путь протекал в молчании. Денис с грустью обдумывавший сложившуюся ситуацию пришел к невеселому выводу, что Маргеланд ему, в отличии от Тетрарха, категорически не нравится. За этими грустными думами он пропустил момент, когда тропинка кончилась.

— Вот и все — а ты боялась!

— Не понял? — Денис недоуменно оглянулся. Тропинка исчезла, упершись в скалу. Слева была скала, впереди скала, справа море.

Шэф мягко сбросил рюкзак, с хрустом потянулся, и приступил к непонятному действу: сначала он вытащил из рюкзака кинжал, а затем принялся сосредоточенно чертить им на земле. Денис хотел было пуститься в свои обычные расспросы, но глядя в спину Шэфа удержался. Спина явно и недвусмысленно демонстрировала, что пока лучше помолчать.

— Ну вот... готово — удовлетворенно произнес бригадир минут через пять, пружинисто распрямляясь.

— Чё это?

— Звонок.

Денис с интересом разглядывал "звонок", представлявший собой восьмиконечную звезду, вписанную в окружность. В вершине каждого луча Шэф изобразил какие-то не то закорючки, не то руны, короче говоря — неизвестные Денису символы, а в центре октограммы поместил изображение китайского (на взгляд Дениса) иероглифа похожего на двухэтажный домик с односкатной крышей, украшенной крестом.

Шэф, между тем, убрал "рисовальный" кинжал обратно в рюкзак, потом немного там порылся и вытащил хищно блеснувший на солнце "Черный коготь". В ответ на недоуменный взгляд Дениса, который не понял, чем был плох кинжал, и зачем его менять на более-менее аналогичный предмет, он пояснил:

— Коготь стерилен, на карбоне-12 никакая микрофлора не живет. — Денис не особо понял, к чему вдруг начальнику понадобилась стерильность, но на всякий случай кивнул. — Ладно, — продолжил гендиректор. — Звоним. — Он полоснул себя по пальцу и дал стечь немного крови в центр чертежа.

Тут же вся октограмма тускло заблестела, как будто была не нарисована на земле, а сделана из меди. Через пару-тройку секунд чертеж медленно, словно театральная люстра, начал гаснуть и несколько мгновений спустя на земле не осталось никаких следов — октограмма исчезла, будто ее и не было.