Невыносимая лёгкость убиения врага за секунду до пробуждения

Глава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Глава 13Глава 14.Глава 15Глава 16Глава 17Глава 18Глава 19Глава 1  Кусты трещали, словно через них ломился громмамонт, которому под хвост зарядили хорошего Ступефая. Сам громмамонт в изорванной дорожной мантии и сбившихся набок очках представлял собой жалкое зрелище, собрав на свой костюм, похоже, все колючки, что он смог найти по дороге. Пять минут назад он очнулся там же, где его сразили смертельным заклинанием, безумными глазами обвёл окружающих и рванул в кусты. Ошеломлённые свидетели этого даже не успели дёрнуться, как его и след простыл. Причина была проста ― ему совершенно не хотелось жить. Он чувствовал себя преданным. Преданным теми, кого он любил и кому верил. Теми, кто заботливо растил его на убой. Великим волшебником, который прикрылся от врага ребёнком... Вывалившись из очередных кустов, он чувствительно врезался в кого-то, высекая лбом искры, и сбил встреченного с ног. Ещё и наступив на незадачливого путника, он попёр было дальше, когда его остановил окрик:  ― А ну, стоять, гадёныш!  Он остановился и обернулся, глядя на с кряхтением поднимающуюся с земли девушку. Она встала и, узнав того, кто перед ней стоит, выпучила глаза:  ― Тебя-то я и ищу! ― зловеще сказала она, доставая волшебную палочку.  ― Отвали! ― презрительно процедил он, разворачиваясь. ― Иди лучше полюбуйся, как ваших у замка в чёрные мешки упаковывают!  ― Я тебя, козёл, сейчас сама упакую! ― сказала она, забегая перед ним и направляя на него свою палочку. Он откинул полы мантии в стороны и засунул в карманы большие пальцы рук.  ― Да ты, дура, только языком чесать горазда, а как до дела доходит...  ― Авада Кедавра! ― закричала она, взмахнув палочкой. Страшно захрипев, он тут же сложился пополам. В ужасе от осознания того, что она только что убила человека, она сделала было шаг к нему, но её остановил какой-то странный звук. Будто курица квохчет.  ― Кха, кха, кха! ― веселился скрючившийся юноша, пытаясь разогнуться, но его сотрясали всё новые приступы смеха. ― Я думал, что сейчас помру со смеху! Кха, кха, кха! Ну ты, Паркинсон, вообще тупая! Тоже мне, слизеринка нашлась. Змея недоношенная. Да ты даже не змея. Глиста ты, вот кто!  ― Авада Кедавра! ― опять закричала она, трясущейся от гнева рукой взмахнув палочкой. ― Авада Кедавра!  ― Ой, не могу! ― загоготал он. ― Ой, отлепите меня от стенки! И это она называет Авада Кедавра! Да если бы был жив Волдеморт...  ― Заткнись! ― заорала она. Он ещё попытался что-то вставить, но она опять заорала так, что с окрестных деревьев взлетели птицы: ― Заткнись, я сказала!  Он замолк, полностью выпрямившись, а она потёрла пальцами виски, пытаясь осознать, что он только что сказал. Тёмный Лорд мёртв?  ― Хорошо, а теперь повтори, что ты сказал, гадёныш!  ― Твой обожаемый Волди, твой ублюдочный Тёмный Лорд, эта серая лысая крыса склеил ласты. Дал дуба, загнулся, окочурился...  ― Замолчи.  ― Кони двинул...  ― Замолчи!  ― Сыграл в ящик...  ― Замолчи!!!  ― Коньки отбросил...  ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! Авада Кедавра! ― почему-то у неё не то, что зелёной молнии ― даже маленьких зелёных искорок, которые иногда непроизвольно стекали с кистей миссис Лестрейндж, и то не было. Он упал на землю, беззвучно хохоча, дрыгая ногами и размазывая слёзы:  ― Слабачка! Какие вы все слабаки! Жалкие, изнеженные ничтожества!  В ярости она подскочила к нему и с размаха пнула по рёбрам.  ― О-хо-хо-хо! ― скрючился он от боли. ― Ты даже пнуть толком не можешь! О-хо-хо-хо! ― пропустил он ещё удар. ― Вот дядя Вернон... О-хо-хо-хо!  Совсем потеряв над собой контроль, она принялась дубасить изо всех сил, не обратив внимания, что в какой-то момент его голова начала болтаться, как футбольный мяч. Только когда она запыхалась и нагнулась, упёршись в колени, чтобы перевести дыхание, она заметила, что он без сознания, а из разбитого носа течёт кровь. Пнув его ещё раз по рёбрам, она села на траву, прислонившись спиной к стволу дерева. Закрыв глаза, она стала анализировать ситуацию. Получалось, что ситуация складывается совсем не в её пользу. Родители погибли в стычке с аврорами осенью прошлого года. Отец попытался закрыть маму собой, но потом оказалось, что кто-то попал в неё Авадой. Тёмный Лорд мёртв, если верить этому ненавистному гриффиндорцу. Поместье заложено ещё отцом и выкупить его не светит, работы не будет никакой, даже к магглам не получится устроиться никем, кроме как уборщицей, и это всё ― имея диплом об окончании Хогвартса с отличием... Да и будет ли этот диплом...  Самое ужасное ― что её все бросили и все отвернулись. Все те, кого она за эти годы привыкла считать своими. Точнее, нет, не бросили. Прогнали, как прокажённую. Не все, конечно. Те, кто в Слизерин попал по призванию, а не из-за поддержки дела Тёмного Лорда, как ни странно, не оттолкнули её. Дафна, которая поймала её после той сцены в Большом Зале, сразу сказала, что она должна немедленно перебраться к ним, то есть, к Гринграссам. Она тогда лишь посмеялась про себя ― нет, не над подругой, может, в каком-то смысле и наоборот, поскольку её попытки так же построить Дафну, как она строила остальных, всегда натыкались на снисходительную холодность ― и уверила Гринграсс, что с нею будет всё в порядке, особенно, в связи с близкой победой Тёмного Лорда. Трейси тогда ей кивнула с грустной улыбкой, и видно было, что она согласна с Дафной.  Первый звоночек прозвучал, когда мальчики-выпускники впятером с презрением осмеяли её выходку. В общем-то, с Гойлом и Краббом и так всё было понятно ― они, как всегда, делали то, что им велел их малолетний хозяин. Блейз с Ноттом, как иногда ей казалось, втайне, может, и не ненавидели, но точно уж не любили её за чрезмерную активность, с которой она обживала себе местечко у Драко, и оттого с трудом скрывали свою радость от её ошибки. И, собственно, сам Драко, всегда такой благожелательный и добрый к ней, Драко, которого она пусть больше и не любила, но искренне считала лучшим другом и защитником.  Ты ― дура, Паркинсон! Теперь Поттер будет настороже, и у нас ни за что не получится взять его тёпленьким. Я был так близок к тому, чтобы получить благодарность Лорда. Чёрта с два теперь что выйдет! А ты, Паркинсон, уже достала со своими тупыми выходками.  Драко! Лучший, как ей казалось, пример слизеринского братства и преданности Лорду. Каково это братство, ей предстояло узнать парой часов позже, когда Винс с Грегом только что не сдали её на руки дежурившей неподалёку от входа в подземелья Слизерина группе активистов Хаффлпаффа и Рейвенкло, требовавших её для разговора. Тут и думать не надо было, чтобы понять, откуда на самом деле исходила их инициатива. Да и сам Малфой в тот момент ясно обозначил её перспективы.  От тебя, Паркинсон, только вред. Ты мне не интересна. Чем дальше ты будешь от меня, тем лучше для всех нас. Целее, опять же, будешь.  При этом было понятно, что отнюдь не забота о её здоровье движет им. Целее ― это значит, что тогда они её не прибьют. Хорошо, хоть сердечная привязанность, которой она страдала чуть ли не с первого курса, прошла после того, как он молча проглотил удар этой грязнокровки! Тогда ей в первый раз стало ясно, что Малфой, похоже, не является тем идеалом принца и мужчины, о котором она всегда так мечтала, а, может, и вовсе мужчиной не является.  Тело на траве пошевелилось. Он вдохнул через нос и закашлялся, подавившись собственной кровью, после чего перевернулся на бок, отплевываясь и утираясь.  ― Поттер! ― позвала она. Он никак не среагировал. ― Поттер! ― уже громче позвала она.  ― Чего тебе? ― отозвался он.  ― Кто ещё?  ― Ещё? ― вращая безумными глазами, он поднялся, стоя на коленях. ― Ещё Фред. Ещё Тонкс. И Люпин, ― его голова упала на грудь, а потом он вдруг упал лицом в руки и завыл. Когда она услышала этот вой, по её спине пробежал холодок, словно мертвецы, услышав его зов, пришли с ним проститься. Отчего-то ей стало горестно и страшно. А ещё вспомнились те безумные чёрные дни прошлого ноября, ухмыляющийся чему-то Драко, принёсший ей весть о родителях, и та же Дафна, молча обнимающая её за плечи и уводящая в их комнату. Неужели настолько она была слепа, не замечая, как была безразлична тем, кого любила? И не видела настоящих друзей.  ― Поттер, ты сейчас всех дементоров своими соплями распугаешь! ― раздражённо бросила она. Он уже успокоился и просто стоял на карачках, уткнувшись лицом в ладони. Он встал, отряхнулся, как мог и сделал шаг по направлению к кустам. ― Стой, Поттер! Ты мне не сказал, кто ещё!  Он остановился и медленно развернулся к ней:  ― Что тебе надо, Паркинсон?  ― Кто ещё... ― её голос дрогнул. ― Из наших...  ― Из ваших только Крабб...  А из наших... Лаванда и Колин, будь я проклят! ― добавил он про себя.  ― И всё? ― не веря своим ушам, спросила она. По Винсенту она, может, и не будет страдать.  ― Трейси я под конец не видел... И Пожирателей до кучи! ― добавил он. Она вздрогнула, и ей захотелось сделать так же, как только что делал он ― уткнуться в ладони и завыть. Но ― слизеринские школьники почти все живы. Значит...  ― А Драко?  ― Хорёк? Наложил в штаны, как только жаренным запахло, ― тут он презрительно усмехнулся, ― и срезу переметнулся на другую сторону. Уверен, что он теперь вместе с папашей будет всем рассказывать про Империус. Такой же трус и ничтожество!  ― Мистер Малфой ― не трус! ― горячо сказала она. Он поглядел на неё, надувшись, словно в рот ему залетела муха, а потом, цедя слова сквозь зубы, начал говорить:  ― Мистер, как ты говоришь, Малфой ― трус и ничтожество. Трус ― потому, что все эти годы, пока Волди жрали черви, он втайне мечтал, что Волдеморт никогда не вернётся, и ему не придётся идти в бой. Ничтожество ― потому, что ни одно дело толком сделать не может. Два раза я попадал к нему, и два раза он меня упускал. Все эти годы он носил взятки Фаджу, чтобы его повторно не замели, вместо того, чтобы, как подобает настоящему Пожирателю, убить того, с двумя десятками друзей в масках напав на его дом. Жалкий неудачник, пародия на слугу Волдеморта!  ― Авада Кедавра! ― снова закричала она.  Он расхохотался, глядя на направленную ему в грудь палочку:  ― Ты, что всерьёз думаешь, что чем громче ты кричишь, тем сильнее заклинание? И это ― дочь прославленного Пожирателя Смерти? Да я сейчас обделаюсь со смеху! Твои предки, должно быть, переворачиваются в гробу, глядя на тебя! Жалкое зрелище!  ― Авада Кедавра!  Он грудью толкнул её палочку так, что та в него упёрлась, сделал шаг вперёд, и она, боясь, что палочка сломается, отвела её в сторону. Он приблизил своё лицо и сказал:  ― Нужно по-настоящему ненавидеть меня, Паркинсон! Ты, что, за все эти годы в школе так и не научилась меня ненавидеть? Какая напрасная трата времени! ― она, не выдержав его взгляд, моргнула, и его губы растянулись в презрительной усмешке: ― Страшила лупоглазая!  От этих его слов она опешила настолько, что даже не вспомнила про палочку:  ― Да ты на себя посмотри, суповой набор! ― возмущённо воскликнула она. Он резко перестал смеяться, и лицо его стало серьёзным:  ― Пока, Паркинсон! Счастливо оставаться! Пойду, поищу кого-нибудь более способного...  ― Поттер, стой! ― она ухватила его за рукав, разворачивая к себе. ― Почему ты не поднимешь свою палочку? Почему не убьёшь...  ― Не смеши меня, ― он попытался вырвать рукав из её цепкой хватки. ― Ты ― никто и ничто...  Дальше она уже не слушала. Этот мерзавец произнёс то же самое, что её до этого с презрением говорили те, кого она раньше называла своими друзьями. Она с трудом задушила рвущиеся наружу слёзы ― так унизиться перед ним она не могла.  ― Я не хочу жить, ― прошептала она, глядя на него, пока он продолжал извергать оскорбления.  ― Что ты сказала, Паркинсон? ― спросил он.  ― Я не хочу жить, ― сказала она чуть громче.  ― Вот, видишь дуб? ― спросил он, показывая на толстый ствол дерева.  ― Вижу... ― ещё не понимая, сказала она. Он расстегнул ремень, заставив её непроизвольно отшатнуться в испуге, одним движением выдернул его из штанов и подал ей:  ― На. Вешайся.  Столь циничный подход возмутил её:  ― Как... Как можно... Я не могу сама!  ― То есть, если я тебя прикончу, это, конечно, будет лучше? ― он повернулся и зашагал-таки в лес. Она бросилась за ним, путаясь его уговорить:  ― Пожалуйста... Если ты это сделаешь... Я бы заплатила... У меня ничего нет...  ― Не мели ерунды, Паркинсон, ― отмахнулся он. ― Если бы я мог тебя убить, то давно бы это сделал и без всяких денег.  ― Ты не понимаешь, как это...  ― Я? Конечно, не понимаю. Прежде всего, я не понимаю, как можно быть такой дурой!  Она проглотила очередное оскорбление, продолжая идти, точнее, почти бежать, за ним.  ― Поттер, я сделаю всё, что ты ни захочешь!  ― Я? Захочу? От тебя? Паркинсон, ещё раз тебе говорю, ты ― дура! Всё, что мне от тебя нужно ― это чтобы ты меня заавадила, а ты даже такого простого дела сделать не можешь. Тьфу!  ― Заткнись, Поттер, и перестань ломаться! Это так просто...  ― Ты когда-нибудь убивала, Паркинсон? Впрочем, зачем я спрашиваю ― и так понятно. Бесполезное создание!  ― Поттер, куда ты идёшь?  ― Я тебе уже сказал. Найду кого-нибудь, кто сможет, в отличие от тебя.  ― Стой! ― она опять рванула его за рукав, разворачивая к себе, и затараторила: ― У нас с тобой одна проблема. Если ты придумал, как её решить, то и мне сможешь помочь. Поттер, мне очень нужно! Я больше не могу!  Он опять вырвался и пошёл, но уже медленнее, так, чтобы она успевала за ним. Найдя пару поваленных деревьев, он улёгся вдоль ствола одного из них. Она села на ствол соседнего.  ― С тобой, Паркинсон, всё просто. Тебе достаточно появиться в школе, и тебя наверняка пришибут. Причём, у меня есть подозрение, что слизеринцы успеют раньше всех ― им теперь нужно сильно выслужиться. Готов поспорить, что Хорёк уже пообещал самолично притащить твою шкурку аврорам. Более того, скорее всего, он прямо сейчас рассказывает, как он героически спас меня, когда идиот Крабб пытался меня убить своим огненным заклинанием. Так что ― просто вернись к себе в Слизерин...  ― Я боюсь, что перед тем, как убить... Они меня...  ― Что ― они тебя?  ― Надругаются... ― пробормотала она в сторону, но он всё равно расслышал.  ― Идиотка, кто на такого крокодила покусится? Не бойся... ― он закрыл глаза, чтобы не видеть примерещившееся ему в облаках доброе лицо дедушки Дамблдора.  ― Поттер... ― нерешительно позвала она.  ― Что тебе?  ― Что с тобой случилось?  ― Взросление, Паркинсон. Со мной случилось взросление... ― он замолк и даже перестал сопеть носом.  ― Я не понимаю, ― сказала она, боясь, что он заснул.  ― Потому, что ты ― тупая корова, ― вяло констатировал он.  ― Объясни.  ― Иди ты... ― он снова замолк, и несколько минут она пыталась понять, жив ли он ещё. ― Я отработал свой ресурс, ― вдруг сказал он.  ― Я всё равно не понимаю.  ― Тупая потому что. Я выполнил свою функцию ― Волди опять об меня убился. Всё. Можно на свалку.  ― Не понимаю. Ты же теперь... Герой, ― последнее слово она произнесла с таким выражением на лице, будто откусила кончик халапеньо.  ― Герои лучше всего выходят на барельефах, Паркинсон. Кому нужен живой герой?  ― А... У тебя же было много друзей в Гриффиндоре. Как же они. Этот твой... Уизли. И Грейнджер...  ― Что ты за них беспокоишься, Паркинсон, ― голос его будто уходил в какую-то даль. ― Они и без тебя прекрасно разберутся.  ― Это ― из-за Грейнджер, да? ― спросила она, но ответа так и не последовало. Судя по всему, он всё-таки заснул. Она несколько минут раздумывала, стоит ли ей уйти или лучше подождать, пока он проснётся. Вчерашняя толпа студентов, которые гнались за ней, описывая, каким образом и в каких позах подвергнут её экзекуции, напугала её до колик. В чём она была точно уверена, находясь рядом с ним ― что он не позволит с ней сделать ничего такого. Она сползла на траву, легла, прижавшись спиной к стволу дерева и укрыла ноги мантией.Глава 2  Ему снились друзья. Снилась Гермиона, сначала требовательно на него глядящая, а потом, не дождавшись чего-то, подходящая к Рону и демонстративно повисающая у того на шее. Снился Рон, с пошлой ухмылочкой подтягивающий ту к себе, ухватив при этом за ягодицу. И снова Гермиона, едва терпящая такое с собой обращение, но по-прежнему с укором глядящая ему в глаза. Во сне ему казалось, что стоит только протянуть руку ― и всё будет ещё не поздно. Оно ведь даже чуть не случилось тогда в палатке. Чуть. Он протянул руки в её сторону, надеясь поймать и вырвать из рук Рона, которые вдруг превратились в щупальца, охватившие Гермиону, сорвавшие с неё одежду... Потом щупальца подтянули её к огромному рту с тремя концентрическими кругами острых зубов, бешено завертевшихся, как турбина реактивного самолёта, и начали заталкивать извивающуюся Гермиону туда, сразу забрызгав его кровью и ошмётками мяса и кожи. Когда её совсем перемололо, в тот же рот засосало щупальца, и осьминога начало выворачивать наизнанку. Ещё несколько мгновений ― и вместо осьминога перед ним Джинни, с приветливой улыбкой тянущая к нему свои губы. Он пытается ответить на её поцелуй, но, когда он совсем близко, её глаза выпучивает, а рот широко распахивается, обнажая три круга зубов, которые с жутким воем начинают раскручиваться.  Он проснулся и открыл глаза. Рядом с ним спиной к нему стояла девушка в грязной мантии и тихо чертыхалась. Потом она резко обернулась, и он прикрыл глаза, оставив лишь щёлочку. Она взмахнула палочкой в его сторону, тихо произнося заклинание:  ― Авада Кедавра!  Ничего не произошло. Она повернула палочку к себе и, прищурившись, одним глазом поглядела на неё с торца, словно заглядывая в дуло пистолету, давшему осечку. Не найдя изъянов, она потрясла ею возле уха, а потом снова прицелилась:  ― Авада Кедавра!  И опять ― никакого эффекта. Тихо выругавшись, она подошла к лежащей на земле сумке, рядом с которой была раскрытая тетрадь с какими-то записями. Она уселась на мох и стала внимательно читать написанное, шевеля при этом губами. Очевидно, там же была какая-то иллюстрация, поскольку она несколько раз повторила в воздухе движение, сверяясь с конспектом. Чему-то кивнув, она встала и снова направила на него палочку:  ― Авада Кедавра!  Ничего не произошло.  ― Черт! Авада Кедавра!  И снова ничего.  ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! Авада Кедавра! А-а-а! Ненавижу! ― заорав, она с размаху закинула палочку в кусты, бросилась ничком на землю и разрыдалась. Он, пока она на него не глядела, украдкой смахнул нечаянную слезу, но не удержался и хрюкнул от смеха. Она вскочила, и он тут же замер, притворяясь спящим. Она несколько раз чертыхнулась и пошла в кусты, костеря его на все лады.  Он сел и стал осторожно ощупывать нос, который распух настолько, что частично блокировал зрение. Так он и знал! Нос был сломан. По крайней мере, хрящ двигался совершенно свободно, хотя и причиняя невыносимую боль.  ― Где эта чёртова деревяшка? ― раздалось из кустов. ― Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа!  Он шлёпнул себя ладонью по лицу и зашипел от боли ― про нос он снова забыл. Надо было с этим что-то делать, но он не знал, что.  ― Акцио, палочка! ― махнул он рукой в том направлении, куда, как ему показалось, она закинула свою палочку. Через несколько секунд он держал в руке искомый предмет.  ― Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа! ― передразнил он её, встал, охнув от боли в отбитых рёбрах и поковылял в раскрытой на земле тетради. Усевшись на землю, он положил тетрадь на колени и принялся изучать. Она действительно была раскрыта на одной из страниц, где описывалась Авада. Описывалась подробно и развёрнуто ― сильные и слабые стороны, скорость атаки, уклонения, пробивная способность, способы усиления и ослабления, действие на различных существ и тому подобное ― размашистым мужским почерком. Придерживая страницу, он закрыл тетрадь, чтобы посмотреть на обложку. Дейв Паркинсон. Конспект по Светлым и Тёмным Искусствам. Интересно, где же такое преподавали. Или когда? Он принялся листать тетрадь в поисках чего-нибудь, что помогло бы ему сделать что-то с носом.  Из кустов снова послышался треск и ругань.  ― А-а-а! ― раздался вопль. ― Где эта дерьмовая палка?!!  ― Бде, бде... В бнезде... ― прогундосил он, переворачивая страницы. ― Бо чего же дупая и никчебная дура!  Снова послышался треск кустов, и она вывалилась на поляну, вытряхивая из волос мелкие сучки и листья. Увидев его, листающего конспект, она тут же к нему рванула, вырвала тетрадь из рук и, бережно закрыв и стряхнув невидимые пылинки, упрятала. Он вытащил из кармана её палочку и бросил на траву перед собой:  ― На, бодавись!  Он тут же подняла её и навела на него.  ― Ду, что, ты бедя, даконец, прикодчишь? Или тебе ещё полгода да подготовку дуждо?  Она молчала, на сводя с него ни взгляда, ни палочки.  ― Ты похож на свинью, ― вдруг заявила она. ― Или на верблюда? Кто это тебя так отделал, милый?  От этого милый его перекосило сильнее, чем если бы она начала осыпать его оскорблениями. Он почувствовал, как его бросило в жар от ярости. Пару секунд он пытался бороться, но потом глаза заволокло красной пеленой, и он вскочил, бросившись на неё. Он схватил её за горло обеими руками и начала душить. Она сначала было пыталась отцепить его руки, натужно хрипя, но потом вдруг поняла, что это ― её шанс. Ещё никогда она не была так близко к смерти. Она опустила руки и расслабилась, поддаваясь ему. Он сжал сильнее, и глаза её закатились. Она обмякла и рухнула на траву, утягивая его за собой. Завалившись на неё, он вдруг опомнился и в ужасе отдернул руки.  Он откатился в сторону, спиной на мягкий мох. Над ним высоко в небе плыли облака, а его трясло, как в приступе магической лихорадки, от мысли о том, что чуть только что не произошло. Рядом с мим раздался хрип. Она с натугой вдохнула и закашлялась. Слава Мерлину, он её не убил! Совсем не хотелось пачкать руки об эту мерзкую тварь.  ― Козлина, ― сказала она. ― Урод, тупой ублюдок!  Да, точно, с ней всё хорошо. Здоровее всех на свете.  ― Недоношенный имбецил, родившийся вперёд ногами! Кусок дерьма! Вонючий идиот!  Она вдруг зарыдала, уже не в силах сдерживаться:  ― И кто теперь слабак? Кто бесполезное создание? Не смог придушить девчонку! Ещё минута, всего лишь минута ― и всё! Что тебе стоило подержать руки ещё минуту?  ― Де дой, Паркинсон, ― сказал он, приподнимаясь на локте, чтобы поглядеть на неё. ― Есди бы я бог тебя убить ― то давдо убил бы!  ― Ты только языком молоть горазд, ― всхлипнула она, глядя в небо. ― А как до дела доходит.  ― Я тебе уже сказал ― бошешь повеситься, есди хочешь.  ― Достал ты меня уже! ― сказала она и рывком села. Потом она нашла платок и принялась вытирать слёзы. Покончив с этим занятием, она достала палочку и навела на него.  ― Ду, что, заабадишь, дакодец? ― спросил он.  ― Мерлин, какая мерзость! ― с отвращением произнесла она, глядя на него. ― Сядь ровно!  ― Паркинсон, убибать мождо и в таком положедии! ― проворчал он, усаживаясь по-турецки.  ― Да заткнись ты наконец! ― закричала она. ― Сил нет это слушать!  ― Де сдушай! ― пожал он плечами. Она поднялась перед ним на коленях и нависла близко-близко, изучая набухшее месиво у него на лице.  ― В следующий раз мне напомни не бить тебя ногами по лицу! ― сказала она. ― Я грешным делом думала, что большим уродом, чем ты, быть невозможно ― и вот, наглядное опровержение. Помесь тапира и коалы с кровавыми соплями, ― её передёрнуло. ― Сиди, не дёргайся!  Она наставила на него палочку и что-то зашептала. Он почувствовал зуд в носу и прохладу. Ему сразу стало легче дышать, а с лица словно сняли тяжёлый груз, тянувший его вперёд.  ― Вот, ― удовлетворённо сказала она. ― Через пять минут пройдёт, а пока ― помолчи, чтобы я не слушала это гнусное блеяние!  ― Бесподездо, Паркинсон, ― возразил он.  ― Заткнись, я сказала.  ― У бедя дос сдомад, и гудосить я де перестаду!  ― Заткнись! ― заорала она, чуть не ткнув ему в глаз палочкой. Подумав, она её спрятала в рукав и начала бесцеремонно ощупывать спадающую опухоль в поисках хряща. ― А, вот! ― торжествующе сказала она и водрузила хрящ на место, нисколько не заботясь о его комфорте. Ему хотелось заорать и ударить её.  ― Бг-х-м! ― сказал он, стиснув зубы. Он почувствовал, как кровь снова хлынула из заживших было сосудов  ― Поттер, тебе больно? ― участливо спросила она, заглядывая ему в лицо. Он помотал головой. ― Больно, я вижу! ― мило улыбнулась она и сказала с укором: ― Ты просто не хочешь сделать мне приятно признанием, но тебе-то ― больно! А жизнь-то начинает налаживаться! ― закрыв глаза, она вдохнула носом, расправив руки, словно крылья. ― Ах, как мне приятно, что тебе больно!  Она потянулась, открыла глаза и стала было доставать палочку, но ей на глаза попалась собственная ладонь.  ― Это что? ― в ужасе спросила она и поднесла вторую руку, которая тоже оказалась заляпана в его крови. ― Это что? ― закричала она, вытаращив глаза.  ― Руки ― подсказал он, почувствовав, что может уже говорить нормально.  ― Я вижу, что руки! А что на них?!! ― она побледнела, глаза её закатились, и она упала навзничь.  ― Кровь, ― равнодушно пожал он плечами и осторожно пощупал нос. Вроде, больше не болит, и дышать он может спокойно. Поглядев на неё, он немного подумал и поднялся на колени. Он взял её руку и полой мантии тщательно вытер свою кровь на ней, пару раз поплевав для надёжности. Потом то же самое он проделал с другой рукой. Ещё немного подумав, он склонился к ней, опёршись на руку, и закатил ей пощёчину. Поменяв руки, он шлёпнул её по другой щеке. Очнувшись, она пару секунд безумно моргала, потом схватилась за стремительно краснеющую щёку, посмотрела на него и посмотрела вниз.  ― Поттер, ты что это собрался делать? ― дрожащим от страха голосом с ненавистью спросила она. Он посмотрел на неё и посмотрел вниз. Он стоял на коленях между её ног, нависнув над ней, рукой опираясь рядом с её головой. Когда он поднимался, его ничуть не обеспокоило такое положение, поскольку он и в мыслях себе не мог подумать ничего такого... Теперь же, когда она на него смотрела такими глазами, он понял, что такую позицию нельзя было даже назвать двусмысленной ― когда он наклонился вперёд, чтобы влепить ей пощёчину, ноги её поднялись в воздух, а юбка задралась, и ему отлично были видны её белые трусы. Его снова начал душить смех. Подумать только ― любой сторонний наблюдатель мог заявить в суде присяжных, что он собрался трахать эту мымру!  ― А что не так? ― спросил он.  ― Ты что это собрался делать? ― снова спросила она, и её голос звенел от возмущения.  ― А ты что подумала? ― осведомился он. ― Или тебе такая поза непривычна? Ты, можешь, предпочитаешь раком?  ― Слезь с меня! ― закричала она, отталкивая его. Он поднялся и сел на колени, отпуская её. Она тут же сдвинула колени вместе, натягивая на них юбку, а потом и вовсе повернулась на бок и села, отодвигая ноги от него подальше.  ― Подумать только, слизеринская подстилка изображает из себя недотрогу!  ― Что ты сказал?  ― Подстилка слизеринская!  ― Что ты сказал? ― прокричала она.  ― Подстилка...  ― Я не подстилка, урод! ― она вскочила на ноги и нависла над ним, готовясь ударить. ― Сейчас же возьми свои слова назад, а то я вобью их тебе в глотку!  ― Ха-ха-ха! Да ты гонишь! Все знают, что ты всем парням в Слизерине давала, ― он, наслаждаясь беседой, откинулся назад, опёршись не руки.  ― Я никому не давала, ты! ― выдавила она из себя.  ― Да не гони, Паркинсон, ты же со всеми трахалась! ― зевая, сказал он.  ― Я ни с кем не трахалась! ― стиснув зубы, ответила она.  ― А с кем ты трахалась?  ― Я. Ни с кем. Не трахалась! ― она нависла над ним, только что не упираясь в него лбом. ― Ни с кем! Не трахалась! ― повторила она.  ― Да ты же перед Малфоем жопой вертела постоянно...  ― И что? ― она внезапно успокоилась и сделала шаг назад.  ― И перед этим, как его, загорелым...  ― Блейзом, ― подсказала она. ― И что?  ― И перед этим, который...  ― Короче, Поттер! ― начала она терять терпение.  ― И ты мне скажешь, что в Слизерине ― одни педики? Что зря ты им подкладывалась...  ― Я никому не подкладывалась... ― упрямо нагнула она голову.  ― Я не понимаю... ― он выглядел озадаченным. ― Ты, что, вообще ни с кем не трахалась?  ― Достал ты меня, Поттер! ― сказала она и выругалась. ― Да, я вообще ни с кем никогда не трахалась!  ― Ха-ха-ха! ― развеселился он. ― Оказывается, знаменитая слизеринская подстилка...  ― Я не подстилка! ― снова заорала она.  ― На самом деле ― девственница! ― обрадованно закончил он.  ― Ты, козлина, ещё громче крикни! ― посоветовала она.  ― Па-а-аркинсон ― де-е-евственница! ― заорал он, что есть мочи.  ― Ну, что, урод, полегчало? ― она подошла к нему, отводя ногу для удара. ― Полегчало?  ― Ха-ха, девственница! ― он показал на неё пальцем и, смеясь, повалился на траву. Она раздражённо сдула чёлку с глаз. Он умолк, снова сел и вкрадчиво поинтересовался: ― А что же это тебя так никто и не чпокнул?  ― Отвали, сказала! ― с угрозой в голосе сказала она.  ― Я знаю, Паркинсон! ― назидательно поднял он в воздух палец. ― Всё оттого, что ты ― страшная! И хотела бы, может...  ― Я не хотела, ― перебила она.  ― Будешь мне ты ещё баки заливать! ― внова рассмеялся он. ― Да ты за Малфоем бегала, как собачка! Одно его слово...  ― Я бы не стала... ― упрямо перебила она его.  ― Теперь можешь говорить, что хочешь, ― безразлично махнул он рукой. ― Просто, такую страхолюдину никто не сам не станет, и твоё желание тут уже совершенно не важно!  ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! ― в ярости она снова начала размахивать палочкой, совершенно забыв, что это бесполезно.  ― Это смешно, Паркинсон! ― склонил он голову набок. ― Были бы в Слизерине мужики ― знали бы, что кривую рожу всегда можно подушкой прикрыть! Главное, чтобы на сиськах прыщей не было!  ― Ты такой умный... ― совершенно спокойным тоном возразила она, вдруг осознав, что её ярость ― это то, чего он добивается.  ― Да не чета гомикам из Слизерина! ― хохотнул он.  ― И опытный... ― чуть ли не с восхищением сказала она.  ― Э-э... ― он вдруг понял, что где-то его ожидает ловушка.  ― Подушку, говоришь, на голову? ― поинтересовалась она. ― Педики, говоришь, слизеринские...  ― Гомсятина сплошная! ― отрезал он.  ― А я, между прочим, никому в Слизерине и не предлагала, и ничего не позволяла, ― так же вкрадчиво продолжила она.  ― Да по барабану, кому ты там чего не предлагала... ― махнул он рукой.  ― А ты, Поттер, гомик или как? ― ни с того, ни с сего, спросила она, введя его в ступор.  ― Я? ― реакция на такой вопрос должна быть молниеносной. Миг промедления означает несмываемый позор на всю жизнь. ― Нет, конечно. Гомики все в Слизерине!  ― Так вот, Поттер, я тебе предлагаю и позволяю, ― сказала она.  ― Что? ― чуть не подавился он и вытаращил глаза. ― Что ты только что сказала?  ― Я так понимаю, в Гриффиндоре только настоящих мужчин собрали? Давай, покажи этим слизеринским педрилам, как правильно, как ты сказал, чпокать!  ― Да ты совсем края потеряла, Паркинсон! ― вскочил он на ноги. ― Какого чёрта!  ― Так я и знала. Педик! ― хмыкнула она.  ― Да ты... Да я сейчас... ― от возмущения он начал задыхаться.  ― Что? Что ты сейчас? ― спросила она, заглядывая ему в глаза. ― Найдёшь своего дружка и чпокнешь его? Или перечпокаешь всех слизеринцев начиная с Малфоя?  ― Ах ты... Да я...  ― Так я и думала, ― кивнула она. ― С девушкой ты не можешь.  ― Да не могу я так!!! ― заорал он. ― Без любви!  ― А я, думаешь, могу? ― тихо произнесла она. ― Я хочу умереть, но ты не можешь меня убить. Я хочу убить тебя, но не могу. Может, это ― оттого, что мне ещё есть, что терять, а, Поттер? Может, когда я это потеряю, тогда я и убить тебя смогу?  ― Ч-что п-потеряешь? ― заплетающимся языком спросил он.  ― Мою честь, вот что, ― тихо сказала она, подойдя к нему совсем вплотную. ― Всё остальное я уже потеряла. Родителей, друзей, дом...  ― Это твои проблемы, Паркинсон, ― буркнул он. ― Вон, палочкой своей воспользуйся!  Она хмыкнула и отступила на шаг, задирая нос.  ― Как я и говорила, Поттер, по этой части ты только языком горазд болтать. Чего ещё, впрочем, ожидать от гомика?  ― Мне без разницы, как ты меня называешь. Можешь хоть на дерьмо изойти.  ― Я уверена, что дерьмо ― это как раз по твоей части, ― с презрением сказала она. ― Когда с дружками в очко долбишься...  ― Заткнись! Хорошо, Паркинсон, я тебя трахну. Один раз, просто из жалости.  ― Я тебе так благодарна за твоё великодушие... ― присела она в книксене.  ― Где мы это сделаем? ― деловито спросил он.  ― Всё равно, ― пожала она плечами и огляделась. ― Да вот, на траве ничем не плохо.  ― Ну, ладно, ― он хлопнул в ладоши и потёр руки, ― ложись на траву и раздвигай ноги... Погоди, я тебе мантию постелю.  Он снял с себя мантию и накрыл ей относительно ровный участок травы.  ― Ты, Поттер, что, галантного кавалера из себя строишь? ― с подозрением спросила она.  ― Да куда там! Завтра убиваться пойдёшь, а у тебя ― почки больные. Неаккуратненько!  Она сняла свою мантию и расстелила её поверх его. Потом села по центру, откинулась на спину и расставила ноги, согнув их:  ― Так хорошо? ― спросила она, глядя в небо.  ― Чтоб я знал! ― пробормотал он и добавил в голос: ― Ничего, сойдёт!  Он подошёл к ней и опустился на колени. Прежде, чем он над ней навис, она заметила, как у него дрожат руки. Он опустился на неё и вдруг со сдавленным стоном дёрнулся и обмяк.  ― Поттер! ― толкнула она его. ― Поттер! Ты совсем дебил, что ли?  ― Что тебе не так? ― зло спросил он, приподнимаясь.  ― Ты так и собираешься трахаться? В трусах?  Он снова встал на колени, и ей стало видно пятно на его штанах.  ― Поттер, ты, что, кончил? С ума сойти! Просто полежав на мне? Да я просто супер! Надеюсь, тебе было хорошо на мне лежать?  ― Хватит! ― зарычал он. ― У меня... Давно... Не было...  ― Давно? ― спросила она, сощурившись. Он отвернулся и начал подниматься. Она дёрнула его за руку, возвращая на место. ― Скажи мне, Поттер, а ты вообще когда-нибудь... ― он закатил глаза. ― Понятно. То есть, ты ― неудачник, которому даже ни одна гриффиндорская шлюха не даст? А, Поттер? Снимай давай! ― она показала на его штаны. Он с ворчанием расстегнул штаны и спустил их на бёдра. ― Ты издеваешься, да? ― спросила она, заглядывая ему в глаза и рявкнула: ― Снимай!  Он встал, отвернулся и принялся стягивать штаны. Она приподнялась, стягивая с себя трусы, аккуратно свернула их, положила в карман и прикрылась юбкой. Потом подумала и, расстегнув лифчик, вытащила его из-под блузки.  ― Трусы тоже снимай, нечего тут! ― скомандовала она. Он повернулся, прикрываясь ладонями, и снова опустился перед ней на колени. Она скептически разглядывала его телодвижения, упираясь локтями сзади в землю. ― Ну, что у нас тут? ― она протянула руку, показывая на его пах. ― Ну, не стесняйся, показывай!  Он убрал руки в стороны и сделал вид, что не заметил, как она зажмурилась. Она, отвернувшись в сторону, приоткрыла дальний глаз, взглянула и снова закрыла. Ему было хорошо видно, как её лицо приобретает багровый оттенок. Он про себя усмехнулся, в особенности ― тому, насколько его представления о ней расходились с этим стыдливым румянцем при виде его члена. Она сделала глубокий вдох, выдохнула через сжатые трубочкой губы и протянула руку... Он почувствовал жар, время словно сгустилось, и секунды набатом сердца отдавались в ушах. Так и не дотронувшись, она отдёрнула руку.  ― И кого ты этим трахать собрался? ― язвительно спросила она, по-прежнему не раскрывая второй глаз. ― Да легче червяка в асфальт забить! Стой! ― она поймала его за рубашку, когда он качнулся на пятки, собираясь вставать. ― Стой!  Она села, оказавшись совсем близко к нему, наконец, открыв оба глаза. Слегка склонив голову набок, она разглядывала член, то краснея, то бледнея.  ― А он не очень-то большой! ― сказала она задумчиво.  ― Ты мне сейчас, конечно, скажешь, что видела больше! ― криво усмехнулся он.  ― Да, у нас были кони...  ― Спасибо тебе, Мерлин, ― воздел он руки к небу. ― Меня сравнивают с конём!  Она подняла руку и, согнув палец, его боковой стороной прикоснулась к члену. Тут же отдёрнув руку, она глубоко вздохнула и прошептала:  ― Ой, мамочки! Что же я делаю-то?  ― Паркинсон, не тяни кота за яйца! ― раздраженно пробормотал он.  ― Что? ― переспросила она, не слыша его. ― А что это он... такой липкий? ― и тут её осенила догадка: ― Фу, какая мерзость!  ― Некоторым нравится! ― сказал он в сторону. Она хмыкнула и протянула свой палец к его губам, а он отшатнулся. ― Не мне, дура! Возьми его уже в руку, наконец!  Она вздрогнула, ухватилась за член и тут же в испуге отпустила его, когда он начал набухать.  ― Возьми, он тебя не укусит!  Наконец, она его ухватила и сжала, словно проверяя его упругость. Она двинула рукой вверх-вниз, и он тут же остановил её.  ― Что? Что не так? ― спросила она.  ― Я сейчас опять кончу, идиотка! ― прошипел он. ― И придётся снова ждать, пока он встанет!  ― Дай-ка я подумаю, ― не отпуская руки, начала рассуждать она. ― То есть, вместо того, чтобы трахаться, ты сделаешь пару движений...  ― Я понял! ― раздражённо сказал он.  ― И кто из нас идиот?  ― Ты болтать собралась? ― начал он закипать. Закрыв глаза и отрешившись от реальности, она сделала несколько быстрых движений рукой, одновременно отклонившись в сторону.  ― Ой! ― сказала она, когда из головки брызнула сперма, и снова сморщилась: ― Какая гадость! Бя-я! Надеюсь, на меня ничего не попало?  ― Ещё попадёт! ― мрачно пообещал он. Она толкнула его от себя, от чего он уселся задом на пятки, а сама, прижимая юбку в паху, встала на колени, нависнув над ним.  ― Это что? ― спросил он.  ― Никаких отмазок! ― ответила она. ― Будем прыщи искать. Чтобы не говорил потом, что не смог оттого, что прыщи были.  ― Не понял.  Она молча повела грудью из стороны в сторону. Он вопросительно на неё посмотрел.  ― Расстёгивай, что смотришь? Мне тебе всё подсказывать придётся?  По его злому взгляду она поняла, что, действительно, всё. Он рванул было отворот блузки, но она, в испуге прикусив губу, схватила его руку. Бросив на неё короткий взгляд, он стал аккуратно расстёгивать пуговки, заметив, что она снова покраснела.  ― С ума сойти! ― пробормотал он, пытаясь совладать с дыханием.  ― Что ещё? ― спросила она.  ― Стесняющаяся Паркинсон, вот что! ― объяснил он.  ― Поттер, заткнись, умоляю тебя!  Он осторожно потянул отвороты блузки в стороны, обнажая её грудь.  ― Ну? ― требовательно спросила она, заливаясь багровым румянцем.  ― Что ― ну?  ― Прыщи есть?  Он внимательно пригляделся:  ― Есть... Два.  ― Где? ― она глянула вниз и машинально запахнулась, ещё сильнее заливаясь краской. ― Где ты нашёл прыщи, урод? ― и, сообразив, тут же отвесила ему оплеуху: ― Я тебе покажу прыщи, козёл!  Он закрыл глаза, пытаясь совладать с собой. С одной стороны, она только что опять его ударила. С другой ― сам напросился. С третьей ― гори оно всё... С четвёртой ― сиськи, пусть даже и сиськи Паркинсон! Сиськи! Сиськи, сиськи, сиськи! Сиськи всё перевесили, тем более, что член опять стоял колом.  ― Ну, они не очень-то большие, ― медленно произнёс он, открывая глаза.  ― Ты мне сейчас, конечно, скажешь, что видел больше! ― криво усмехнулась она.  ― Да, как-то на лугу видел корову...  ― Поттер, гнида, мне показалось, или ты меня только что с коровой сравнил, ― голос её неуловимо дрогнул, и он понял, что перегнул палку.  ― Я ― не подумав, ― сказал он. ― Извини.  ― Принято, ― она хмуро посмотрела на него. ― Ты точно всё разглядел?  ― Я не уверен, ― признался он. ― Поверхностный осмотр тут не поможет.  ― Поттер! ― взмолилась она. ― Мне нужно, чтобы у тебя потом не возникло отмазок. Если тебе нужно что-то проверить...  Он поднял руки, осторожно взял её за запястья и положил её руки себе на плечи, завороженно наблюдая, как распахивается её блузка, оголяя грудь. Одной рукой он осторожно коснулся её груди. Потом ― второй. Они действительно были не очень большие, как раз помещаясь в его ладони. Аккуратные шарики венчались тёмно-коричневыми сосками, которые начали набухать, едва он начал сжимать мякоть. Он завороженно мял их по очереди и даже увлёкся этим процессом.  ― Поттер! ― зашипела она. ― Нежнее, я тебе не корова!  Это была чистая правда. На дойки той же, к примеру, Милисенты, её грудь и близко не была похожа. Скорее, как у Гермионы. Тогда, в тот вечер, когда их бесцеремонно прервали...  ― Очень прилично! ― пробормотал он, не осознав, что делает это вслух. Он вспомнил тот маггловский фильм, который утащил у Дадли и украдкой смотрел, когда никого из Дурслей не было дома, склонился и коснулся одной груди губами, заставив её вздрогнуть от этого прикосновения. Он вопросительно поглядел на неё. Она опять густо залилась краской и отвернула голову в сторону. Он решил продолжить, и снова поцеловал. Так он двигался по спирали, пока сосок не оказался у него во рту. Она тут же вздохнула и обеими руками прижала его голову.  ― М? ― спросил он.  ― Подонок! ― то ли прошептала, то ли простонала она. ― Ты мне делаешь очень, очень больно!  Он языком потеребил горошину соска.  ― А-ах! ― выдохнула она. ― А так ещё больнее! ― И её руки непроизвольно взлохматили ему волосы, одновременно гладя и прижимая голову. ― Прекрати это издевательство сейчас же!  Он послушался и захватил губами другой сосок, сразу начав играть с ним языком, чем вызвал у неё сдавленный всхлип и какое-то ругательство сквозь зубы. Одной рукой придерживая её спину, другую он опустил одну на бедро, провёл по наружной стороне вверх, задирая юбку, и сильно сжал ягодицу, с волнением обнаружив, что на ней нет трусов.  ― Гадёныш! ― промычала она. ― А там ты что забыл?  ― Сама сказала ― никаких отмазок, ― оторвавшись от неё, сказал он. ― Там тоже нужно всё проверить!  ― Тогда и с другой стороны не забудь! ― держась за него, она откинула голову назад и всхлипнула, когда вторая рука схватила её за зад. Она ещё несколько минут позволила ему целовать себя, при этом издавая то вздохи, то стоны, при этом биением своего сердца буквально оглушая его, а потом, ухватив за вихры, буквально оторвала от себя его губы.  ― Послушай, Поттер, ― сказала она, тяжело дыша. ― Пожалуйста, сделай кое-что для меня. Послушай... Я знаю, что я ― Панси Паркинсон, и знаю, как ты ко мне относишься. Знаю. Как к змее, отрубив которой голову, можно осчастливить человечество. Послушай... ― она шептала с мольбой в глазах. ― Всего на полчаса... Я о большем не прошу... Я же просто девушка, понимаешь, ― взмолилась она. ― Ты понимаешь, что я тебе говорю?  Он, глядя ей в глаза, кивнул.  ― Понимаешь, мне... Мне нужно... Я буду что-то говорить ― не обращай внимания. Эти слова ― не тебе. И ты скажи. Ты поймёшь, когда. Скажи мне. Хорошо, Поттер? Просто соври, какую-нибудь дикую неправду. Хорошо?  Дождавшись его кивка, она снова уселась на подстилку, по-прежнему придерживая рукой юбку в паху, и откинулась на спину, утягивая его за собой за рубашку. Он навис на ней, с недоумением наблюдая, как она выдавливает слюну на пальцы и протягивает руку куда-то вниз. Она ещё раз смочила пальцы, и он почувствовал, как она размазывает слюну по его головке.  ― Полчаса, Поттер, ― ещё раз взмолилась она, крепко хватая его член у самого основания и начиная им водить... у себя между ног. Он чувствовал, как головка скользит по чему-то влажному и тёплому. Смочив внезапно пересохший рот и губы, он потянулся к ней поцелуем, а она свободной рукой взяла его за таз, притягивая к себе. Он подался вперёд, но она вздрогнула и той же рукой оттолкнула его, когда он во что-то упёрся.  ― Тише, ― прошептала она, ― любимый!  Услышав последнее слово, он опять дёрнулся, но от неё, но она снова удержала его.  ― Люби меня, мой ненаглядный, мой желанный! ― зашептала она, отвечая на его поцелуи, снова притягивая к себе. Он осторожно подал вперёд тазом, буквально на сантиметр, потом ещё раз и ещё, как бы в нерешительности топчась у входа, ожидая приглашения. В какой-то момент она с силой надавила на его ягодицу.  ― Я люблю тебя, милая! ― сказал он ей на ухо и послушно двинул тазом, сметая преграду.  ― Ам-м-м! ― она прокусила до крови губу, сдерживая крик. ― Ха! Аш-ш-ш!  Он в нерешительности остановился, подавшись назад, но она снова с силой потянула его к себе, отпуская при этом ту руку, которая до этого крепко сжимала его член и заодно служила стопором. Он двинул тазом несколько раз, все глубже проникая в неё, а она лишь извивалась, мыча. Когда он почувствовал, что его член уже полностью в ней, он остановился и просунул под неё руку, прижимая к себе, а другой рукой крепко ухватил за ягодицу. Она снова подставила ему свои губы, и он начал медленно двигаться вперёд-назад, тиская её упругий зад.  ― Ах! ― выдохнула она ещё через минуту тонким и необычайно мелодичным голоском, который у него совершенно не вязался с Панси Паркинсон. Услышав этот голос, он понял, что находится на грани, и остановился, откладывая финал.  ― Ещё! ― тем же голосом выдохнула она, обхватывая его ногами и сцепляя их за спиной.  Думай о Панси Паркинсон! ― сказал он себе. Думай о Панси Паркинсон, слизеринской подстилке с лицом мопса, подружке Малфоя и дочери Пожирателя, которая хотела отдать тебя Волдеморту!  Перед глазами встало перекошенное злобой лицо, и он, мысленно глядя этому лицу в глаза, сразу почувствовал, как возбуждение спадает, и снова начал двигаться. Она, пятками упершись в его поясницу, стала активно подаваться ему навстречу, при этом постанывая и шепча:  ― Ещё, любимый, ещё! ― и целуя его лицо, шею и плечи, и он послушно раз за разом входил в неё, пытаясь вслушаться в то, что рассказывают ему её стоны и вздохи, и подбирая нужный ритм и амплитуду. В какой-то момент она откинула голову и протяжно застонала, крепко сжимая его бёдрами, и он понял, что и его член тоже стиснут, и тогда он убрал картинку, склонил голову, чтобы видеть горячее тело, бьющееся под ним, за несколько мощных толчков достиг оргазма, вбивая себя в неё, и застыл, погрузив в неё член до самого основания.  ― Хм-м! Пф! М-м! ― не сдержал он вырвавшегося стона. Ещё несколько секунд их обоих беззвучно трясло, а потом он опустил голову ей на плечо, носом упираясь в шею чуть пониже уха. Она поцеловала его в щёку и отвернулась. Он продолжил целовать её шею. Когда его член совсем обмяк, она расцепила ноги и опустила их, одновременно отталкивая его. Он слез и улёгся рядом, а она запахнула рубашку, опустила юбку и отвернулась, принимая позу эмбриона. Он только сейчас догадался снять рубашку, в которой, как дурак, так и оставался до этого момента, и прикрыл её ноги и зад.  Потом он лёг на спину, подложив руки под голову и принялся смотреть в небо. Стоило признать, что её идея о том, что сначала надо расстаться с девственностью, а потом ― умирать, оказалась весьма правильной. Да что там правильной ― если отрешиться от личности девушки, что сейчас лежала, свернувшись калачиком в полуметре от него, то он бы сказал, что ― на седьмом небе от счастья. Если, конечно, отвлечься от этой гадины, мымры и змеи подколодной. Услышав в неспешной лесной тишине какой-то непонятный звук, он повернул голову. Её плечи тряслись. То ли она плачет, то ли ей смешно. В принципе, и то, и то ― без разницы. Ему до этого ― никакого дела.  ― Паркинсон?  ― Чего тебе, кретин? ― со всхлипом отозвалась она, отчётливо гундося заложенным носом.  ― Ты что?  ― Не твоё дело, урод!  Эта тварь, несомненно, заслужила любые возможные мучения. Не то, что ему были безразличны её несчастья ― он им радовался. Но ― не сейчас. Он придвинулся к ней, просунул руку под голову, а другой обнял колени, прижимаясь животом к её спине и утыкаясь носом в шею. Она попыталась было дёрнуться, но без особого энтузиазма.  ― Оставь меня в покое, наконец! ― прошипела она.  ― Полчаса ещё не прошло.  ― Мне до лампочки, что у тебя прошло, а что нет. Оставь меня! ― опять всхлипнула она.  ― У меня ещё есть десять минут, ― сказал он, крепче сжимая её. Она перестала вырываться и затихла.  ― Всю жизнь я мечтала о счастье с любимым человеком, ― вдруг нарушила она тишину через несколько минут, выдёргивая его из заслуженной дрёмы. Она уже перестала орошать его руку слезами и успокоилась. ― Моя мама мне рассказывала, как это прекрасно... Сначала я грезила прекрасными принцами, потом как-то, когда мне было десять лет, влюбилась. Потом, через пару лет ― снова... И каждый раз ― до соплей, до слёз на подушке... Мама мне говорила, что любимый должен быть тем единственным... А сегодня я отдалась не просто нелюбимому. Врагу. Человеку, которого я ненавижу и презираю. От которого меня физически воротит настолько, что стошнило бы, прикоснись я к нему. И эта мразь, этот выродок стал моим первым мужчиной. И последним. И теперь я чувствую подстилкой...  ― Ты ― не подстилка, ― вернул он ей её слова.  ― ... Шлюхой, продажной девкой, дешёвкой!  ― Но ты же сама... ― растерянно пробормотал он, не понимая, за что она его упрекает.  ― О, нет, ― перебила она. ― Ты ― молодец. Как истинный рыцарь, не смог отказать даме в беде. Бросился с... с копьём на перевес. Лишил девушку невинности. Настоящий гриффиндорец!  ― Зачем ты... ― непонятно отчего, но ему стало обидно от её слов. Словно он и вправду совершил что-то постыдное.  ― Прости, ― похлопала она его по руке. ― И это ― первый и последний раз, когда я прошу у тебя прощения. Я действительно тебе благодарна. Но твоё благородство не делает моё горе... ― она опять всхлипнула. ― Не отмоет меня от грязи, в которую я себя втоптала. Это я сама... Всё ― сама! ― она задержала дыхание, останавливая рыдания. ― Десять минут прошло, теперь ― катись!  Оставив его приводить себя в порядок на поляне, она убежала к ручью, который он видел по пути сюда. Вернулась она минут через пятнадцать. Она успела умыться, одеться и причесать волосы, её костюм был в идеальном порядке. Он же, как всегда, был помят и взъерошен. Окинув его взглядом, она презрительно хмыкнула и протянула ему его рубашку, по центру спины которой красовалось пятно крови.  ― Что это? ― ошарашенно спросил он.  ― На, ― бросила она ему. ― Не вздумай стирать! Это тебе напоминание.  ― Я уже понял, ― хмуро сказал он. ― Я был неправ. Ты ― не подстилка.  ― Ты ещё ничего не понял, ― помотала она головой. ― Это ― лишь первое открытие в твоей жизни.  ― Недолгой, я надеюсь, ― процедил он.  ― Дамы ― вперёд, ― сказала она.  ― Что значит...  ― Пообещай мне, Поттер!  ― Хорошо, Паркинсон, ― вздохнул он, натягивая на себя окровавленную рубашку и укутываясь в мантию. ― Я обещаю, что не умру, пока ты жива.  ― Договорились, ― кивнула она.Глава 3  ― Поттер, куда ты несёшься? ― она с трудом поспевала за ним, а он, словно издеваясь, выбирал дорогу через самый бурелом, перескакивая через коряги и протискиваясь под поваленными стволами. Впрочем, почему ― словно? Скорее всего, он и в самом деле издевался. С одной стороны, это был хороший знак ― он не воспринял то, что произошло ранее, как повод или сигнал к тому, чтобы что-то поменять в их общении, с другой стороны... С другой стороны, она бежала за ним и глотала слёзы, ругая и себя, и его последними словами.  Она уже не могла вспомнить, когда так много плакала. Да что там говорить ― она не могла вспомнить, когда вообще плакала. Но напряжение последних трёх лет, когда она в любой момент могла ожидать сову с запиской в траурной рамке, последних нескольких дней и последней ночи, когда она едва избежала участи, которая для неё была страшнее смерти, и кульминация сегодня, выжавшая из ней остатки сил сопротивляться эмоциям, взорвавшаяся в её голове тысячей солнц... Она уже ничего не могла с собой поделать.  Она заметила, как он в очередной раз обернулся на ходу неуловимо быстрым движением и, втянув голову, ускорил шаг, и тут ей стало понятно, что её положение ещё хуже, чем она думала. Его взгляд многое ей сказал. Он не просто спешил, он бежал от её слёз, боялся остановиться и оказаться лицом к лицу с этим самым страшным монстром из мужских кошмаров под названием женские слёзы. Надо взять себя в руки! Надо срочно взять себя в руки!  ― Поттер! Стой! ― крикнула она уже нормальным голосом. Он остановился, подозрительно глядя ей в лицо, пока она приближалась, явно опасаясь, что с ней опять случится истерика. Только она было открыла рот, как в животе у неё забурчало. Она в ужасе закрыла руками лицо, укрываясь от его насмешки, а по лесу тем временем гуляло многократно отражённое эхо, над деревьями кружились миллионы вспугнутых птиц, а кусты и ветки трещали под ногами и лапами стремительно удирающего зверья. Она осторожно отняла руки от лица. Он просто глядел на неё с каким-то особенным выражением на лице, которое не отражало ни безразличия, ни насмешки ― лишь спокойное внимание.  Не веря ему, она сделала шаг вправо, чтобы поглядеть на него сбоку ― может, в уголке глаза спряталось что-то обидное, чем он огорошит её в следующую секунду. Он не повернул головы, лишь продолжал глядеть на неё. Она зашла с другой стороны ― снова ничего. Она снова было открыла рот, как в животе опять забурчало. У него в животе! Она опять закрыла лицо руками, но уже для того, чтобы самой не засмеяться. Им нельзя смеяться вместе. Если она засмеётся вместе с ним, это будет означать, что они ― друзья. А учитывая произошедшее ранее ― ещё и любовники. Эта мысль ей совсем не понравилась, и она ещё плотнее закрыла лицо.  ― Что ты хотела, Паркинсон? ― наконец, спросил он. Она опустила руки, боясь встречаться с ним взглядом.  ― Куда мы идём, Поттер?  ― Мы? ― он расхохотался. ― Мы? Я, Паркинсон, иду в Хогсмид, чтобы сесть там на поезд, а куда идёшь ты, меня совсем не волнует.  ― Я не могу идти в Хогсмид, ― сказала она.  ― Значит, ты не идёшь в Хогсмид, ― пожал он плечами.  ― И я хочу есть.  ― Всё еда, Паркинсон, ― в Хогсмиде. Если ты хочешь есть, то тебе ― туда!  ― Я не могу, ― она почувствовала, что ещё немного ― и она снова заплачет.  ― Конечно, можешь, ― безразлично сказал он. Тут её прорвало:  ― Тупой ублюдок! Дерьмо чизпурфла, изнасилованного красным колпаком в заднице двурога! Клабберт с топеройкой вместо головы!  ― Короче, Паркинсон! ― оборвал он её.  ― Мерзкий гриффиндорский недоносок, ― добавила она уже спокойнее.  ― Панси Паркинсон! ― протянул он тоном, каким привечают старых приятелей, с которыми не виделись, как минимум, десяток лет. ― Наконец-то! А я уже подумал, что больше мы тебя не увидим! Исчезла куда-то и голоса не подаёшь...  ― Назови меня Плаксой Миртл, ублюдок, назови! Я тебе такое устрою! ― угрожающе подняла она палочку.  ― Просьба дамы ― приказ для истинного джентльмена! ― склонился он в шутовском поклоне.  ― Я тебя убью! ― пообещала она.  ― Что же ты сразу-то не сказала! ― усмехнулся он и, помедлив, добавил: ― Плакса Миртл!  ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! ― заорала она, размахивая палочкой, с кончика которой он не сводил при этом взгляда.  ― Странно, ― пожал он плечами. ― Движение, вроде, правильное ― по крайней мере, Волди именно так его и делал...  ― Авада Кедавра!  ― И синхронизация с заклинанием... Не идеальная, конечно...  ― Авада Кедавра!  ― Но, в общем-то, должно сработать... Может, с палочкой что-то не так?  ― Авада Кедавра!  ― Дай-ка, взгляну! ― с невозмутимым видом он ухватил её за руку и отобрал палочку.  ― Отдай, урод! ― бросилась она на него.  ― Погоди, ― сказал он, упершись ладонью в её лоб так, что ей лишь оставалось бесполезно молотить руками и ногами по воздуху, не в силах до него дотянуться. ― Авада Кедавра! ― взмахнул он её палочкой, из которой послушно вырвалась зелёная молния и ударила в ближайший пенёк, разнося его в труху.  ― Странно, ― сказал он, возвращая ей палочку ручкой вперёд. ― Вроде, работает. Попробуй ещё раз!  ― Авада Кедавра! ― заорала она, только ухватив. Он утёр брызги слюны с лица.  ― Нич-чего не понимаю! ― озадаченно произнёс он. Ей снова захотелось плакать. Она отвернулась и сделала глубокий вдох, и это, как ни странно, помогло.  ― Что ты со мной сделал, выкидыш пикси? ― со злобой в голосе спросила она.  ― Трахнул, что, ― ответил он, отчего-то пристально глядя ей в глаза. ― Целку сорвал. Чпокнул.  ― Ты... ― она подняла было палочку, с жалостью посмотрела на неё и снова опустила. Самое странное, что его слова не прозвучали ни издёвкой, ни оскорблением ― будто доктор поставил диагноз.  ― Ты ещё и подонок, Поттер! ― вяло упрекнула она его.  ― О, да, мне стоило сказать благодарно сорвал драгоценный цветок твоей...  ― Понятно, понятно, Поттер! ― скривившись, перебила она его. ― Только...  ― Какая бы ты ни была тупая расчётливая стерва, Паркинсон, это ― всё равно гигантский стресс, ― вздохнул он.  ― Ты, что, козлина, меня утешать пытаешься? ― прошипела она.  ― Когда я говорю, Паркинсон, что ты ― тупая, это ― не оскорбление, а наблюдение с натуры. Ты, сама меня только что спросила, идиотка, ― выпятив губу, объяснил он.  ― Короче, Поттер!  ― Короче, Паркинсон! Что ты хотела, страшилище?  ― Страшилище? ― сузила она глаза. ― Что-то я не видела, чтобы тебе подушка понадобилась, чтобы мне лицо прикрыть.  ― Так не было под рукой, ― отмахнулся он.  ― Ну, прикрыл бы чем другим...  ― Паркинсон, ― снисходительно объяснил он. ― Всё это произошло лишь потому, что ты меня разозлила и вывела из себя.  ― Дай-ка мне уточнить, ― остановила она его. ― То есть, иначе бы ты не стал?  ― Ни при каких обстоятельствах, ― отрезал он.  ― Хм. Я запомню, ― сказала она и вернулась к тому, о чём хотела поговорить с самого начала. ― Короче, Поттер, мне в Хогсмид нельзя. А если ты на минуту перестанешь корчить из себя полового гиганта и немного подумаешь... Хотя, о чём я? Думать ― это не для Гриффиндора, не так ли?  ― Что ты хочешь сказать, Паркинсон?  ― Я хочу сказать, что меня, может быть, уже ищут, а вот тебя ищут наверняка!  Его глаза округлились. Очевидно, он сам об этом не подумал ― ну, подумаешь, какая-то Битва за Хогвартс, какой-то там Поттер ― мало ли в Бразилии Педров. Да в Хогвартсе что ни день ― стенка на стенку. Пожиратели против Ордена, Гриффиндор против Слизерина и пчёлы против мёда. У него совершенно вылетело из головы, что кто-то о нём вспомнит после победы над Волдемортом. А что, если ему уже приготовили лавровый венок и трон Героя? Небось, и красавицу-жену ему уже присмотрели. Собственно, и искать не надо ― лишь пальцем ткни в толпу желающих подложиться. Когда последняя мысль пришла ему в голову, он посмотрел на неё и вздрогнул. Может, она тоже каким-то чудом нашла его именно с этой целью? Вывести из себя, разозлить и поймать на живца...  ― Что ты предлагаешь, Паркинсон?  ― Нам нужно аппарировать куда-нибудь, где нас пока не ищут.  ― Нам? ― спросил он. ― Мне, Паркинсон, а не нам.  ― Нам, ― упрямо повторила она.  ― Паркинсон, зачем ты мне нужна? Зачем мне нужно таскать с собой тупого злобного сквиба?  ― Сквиба? ― задохнулась она от возмущения и снова взмахнула палочкой. ― Сквиба?! Авада Кедавра!  Он картинно зевнул, прикрыв рот ладошкой:  ― В точности то, что я имел в виду. Видишь ли, Паркинсон, магия ― не для тебя!  ― Что ты от меня хочешь, Поттер?  ― Я тебе уже сказал. Раз ты не можешь меня убить ― ничего.  ― Если ты думаешь, что в обмен на твою компанию я предложу тебе секс...  ― Заметь, не я это упомянул, ― со скучающим видом сказал он. Вопреки его ожиданиям, она не стала ругаться или пытаться бросить в него Аваду, а просто развернулась и сделала шаг прочь от него. Он тут же ухватил её за руку и дёрнул на себя.  ― Пусти меня, ― тихо сказала она, отвернувшись в сторону.  ― Ты хоть аппарировать умеешь? ― спросил он. Если бы за руку сейчас её держал отец, она бы сказала, что голос, которым он это произнёс, был ласковым, но поскольку вместо отца был её враг, то подумать так было бы глупо.  ― М-м, ― помотала она головой.  ― Ты уверена, что не сквиб? ― опять спросил он. Она молча кивнула. Он вздохнул: ― Я не очень хорошо аппарирую, так что у нас есть шанс попасть не туда или вообще...  Она, наконец, повернулась и язвительно прокомментировала:  ― Ну, если вообще, то наша маленькая проблема будет решена, не так ли, Поттер?  ― Ну, ладно, ― согласился он. ― Куда мы трансгрессируем?  ― Мы? ― спросила она.  ― Да, Паркинсон, мы, поскольку сама ты этого точно сделать не сможешь, ― раздражённо отозвался он. ― Возьми меня за руку...  ― За ту, которой ты меня держишь?  Он поглядел на свою руку, в которой по-прежнему сжимал её запястье.  ― Куда изволите, сударыня?  ― Не паясничай, баран! В Лондон, куда же ещё?  ― Специально для идиоток ― Лондон большой.  Она замялась:  ― Папа снимал квартиру в Пакэме...  ― В гетто?  ― У нас совсем не было денег... ― еле слышно прошептала она, но он всё равно понял и саркастически усмехнулся:  ― Принцесса, мать её, Слизерина... Нищая... И страшная... Адрес есть?  Улочка, на которой она оказались, была грязной и запущенной. На площадке за перекрёстком в пятидесяти метрах играла в футбол стайка негритят. Несколько толстых мам наблюдали за процессом, о чём-то переговариваясь. На крылечке дома неподалёку группа очень загорелых подростков в широких штанах и облегающих майках, до этого что-то оживлённо обсуждавшая на совершенно непонятном языке, из которого он смог лишь выделить наиболее часто повторявшееся масибмакхо, умкунду вакхо и вена ма инья, замолкла и дружно повернула головы в их сторону.  ― Дом двадцать два? ― спросил он.  ― Ага, ― ответила она, дрожа. Ну, конечно! Соседнее с подростками крыльцо. Он потянул её в указанном направлении.  ― Не бойся, ― сказал он, чувствуя, как её рука дрожит в его ладони.  ― Я не боюсь, ― слабым голосом ответила она.  Они перешли улицу, и подростки вполне предсказуемо всей группой перетекли к её крыльцу, перегораживая им путь.  ― Э-э... ― сказал он первое, что пришло в голову.  ― Типа, патсан! ― сказал парнишка с краю. ― Чиста... чиста... ― он умолк, видимо, выговорившись. Пока он всё это произносил, их постепенно взяли в кольцо. Слово взял его близнец с другого фланга:  ― Всем летш на тройтур лисом вниз руки на гольюву! ― и вопросительно посмотрел на стоявшего прямо перед дверью крепыша в белых флисовых штанах и с дредами до середины спины.  ― Клёвая сфебхе! ― причмокнул тот губами, глядя на неё. ― Ты, ― он ткнул пальцем ему в грудь, ― идти. Мы хлаба эту иголо, ― он покачал тазом, чтобы было понятнее. ― Всем клёво! ― закатил он глаза, ощерившись улыбкой с редкими зубами.  ― Позвольте пройти, ― спокойно сказал он, задвигая её себе за спину. Ей это не понравилось, но предложение африканского вождя, если она правильно поняла, что он имел в виду, ей понравилось ещё меньше.  ― Типа, чиста... ― снова встрял первый докладчик.  ― Ты пацан ца мор кака ан ээфа! ― сказал вожак, сунул руки за спину и достал оттуда большой блестящий пистолет, который сразу направил ему в лоб, для убедительности развернув параллельно земле.  ― О, Паркинсон, гляди, нашлась добрая душа! ― улыбнулся он, не поворачивая головы. ― Кто-то услышал наши молитвы!  Она выглянула у него из-за плеча и оценила обстановку.  ― Что, убивать будут? Чур, я первая! ― слабым голосом сказала она, отталкивая его в сторону, чтобы встать перед ним и обернуться его рукой, которая по-прежнему цепко держала её запястье. ― О, гляди, какая пушка! ― с восхищением добавила она, пальчиком ковыряя дуло.  ― Ти чито делаль, тикилине? ― обеспокоенно спросил вожак.  ― Ну, красавчик, что смотришь? Жми давай курок! ― скомандовала она, пододвигая лоб под чёрное отверстие ствола. Вожак попытался было убрать пистолет, но она уже вцепилась в ствол, удерживая его не месте. ― Стреляй, что смотришь?  ― Экс н дом каффер! ― застонал главарь. ― Пусти пушка, сфебхе!  ― Погоди-ка... ― он, наконец, отпустил её руку и обошёл сбоку. ― Ну, кого ты собрался убивать? ― обратился он к главарю. ― У тебя же патрон не дослан и с предохранителя не снят! ― не обращая внимания на полные ужаса глаза вожака, он схватил того за руку, убрал её руку со ствола, передвинул предохранитель и передёрнул ствол, после чего вернул её руку на место и, продолжая удерживать руку вожака, снова встал позади неё и прислонил лоб к её затылку с таким расчётом, чтобы пуля пробила и его голову тоже. ― Ну, что смотришь? Стреляй давай, уже достало тут стоять!  Вожак с воплем выдрал свою руку, оставив им пистолет, и отскочил на несколько метров. Вся группа во главе с главарём тут же начала верещать на разные лады. Он выпрямился и осторожно отвёл оружие от её лба, опять разжал её руку и протянул пистолет вожаку рукояткой вперёд:  ― Ну, что, стрельба отменяется? А я сильно рассчитывал...  Главарь боком на полусогнутых ногах подскочил к нему и замер в нерешительности. Он поощрительно улыбнулся и опять протянул тому пистолет. Вожак стремительным движением схватил оружие и снова отпрыгнул на пару шагов, засовывая пистолет в штаны. Грянул выстрел. Подростки снова заверещали, и так громко, что им пришлось закрыть руками уши. Главарь с дыркой в ступне, громко вопя, прыгал на другой ноге, держась руками за пах, по которому расползалось красное пятно. Грянул ещё один выстрел.  Он снова ухватил её за руку и затащил в дом. Закрыв дверь, он прислонил её к боковой стене в тесном коридорчике. С улицы раздался выстрел и новый вопль главаря.  ― Я же сказал, что бояться нечего!  Белизной кожи она напоминала мел. С улицы раздался ещё один выстрел и снова вопль.  ― Я же сказала, что не боюсь, ― слабо ответила она. Ноги её подогнулись, и она начала сползать вниз по стене. Он поймал её, прижав телом, и только тогда почувствовал, что она вся горит.  ― Мерлин, ты, что, заболела?  ― Идиот, а я тебе о чём, ― с трудом произнесла она.  ― Где у тебя спальня, дура?  ― Дальняя дверь налево... ― ответила она и тут же возмутилась: ― Попробуй только, козёл, понести меня на руках...  ― Ты, тупая корова, лучше думай о том, как мне противно тебя касаться! ― с натугой произнёс он, поднимая её. ― Меня сейчас стошнит!  Слабая благодарная улыбка коснулась её уст:  ― Меня стошнит раньше, урод!  Он открыл дверь в её комнату и положил её на застеленную кровать в углу, краем глаза фиксируя убогость обстановки ― обшарпанные стены, вспученные доски пола, потрескавшаяся краска на пыльном окне, одно из стёкол в котором было заменено фанерой и, как венец всего этого ― торчащий из потолка патрон с ввинченной в него колбой лампы накаливания. То, что у неё лихорадка, уже было видно невооружённым взглядом ― её ощутимо трясло, а лоб покрылся капельками пота.  ― У тебя где-нибудь есть одежда? ― спросил он, пытаясь пробиться сквозь накатывающую на неё горячку.  ― В соседней комнате... комод... ― слабо ответила она. Он пошёл искать, где это. Комнату с комодом было невозможно ни с чем спутать ― в ней был только комод и расстеленный на полу матрас. Верхний ящик с коллекцией кружев он пропустил, во втором было постельное бельё, а в третьем нашлись несколько пижам и тёплые носки. Он взял две пары белья с носками и вернулся к ней. Там он постоял несколько секунд, собираясь с силами. Потом он вздохнул и шагнул к ней.  ― Ты... что творишь, ублюдок? ― спросила она, когда он начал расстёгивать на ней блузку.  ― Не дёргайся, уродина! ― ответил он, поднимая её и упирая себе в грудь, чтобы снять с неё рубашку и расстегнуть лифчик. Проделав это, он натянул на неё верх от пижамы и ещё один поверх того. Он сдвинул одеяло, положил её на подушку и переключился на ноги. Сначала он снял ботинки с носками, потом стянул юбку. В трусы она вцепилась обеими руками:  ― Ты что, гад, насиловать меня собрался?  ― Охота была, ― сказал он, отдирая её руки. ― Ещё не известно, чем ты меня заразишь!  ― Скотина! ― пробормотала она, отворачиваясь, но, тем не менее, приподняла зад, чтобы ему удобнее было снять с неё последнюю деталь одежды. Он надел на неё две пары пижамных штанов и тёплые носки, укрыл одеялом, тщательно укутывая, и пошёл к комоду за ещё одним одеялом. Когда он вернулся и ещё укрыл её, она уже была в забытьи.  ― Паркинсон! ― он потряс её, но, не добившись ответа, несильно шлёпнул её по щеке. Сначала три раза, а потом ещё пять, войдя во вкус. ― Паркинсон! У тебя зелье от лихорадки есть?  ― От магической? ― вяло спросила она, очнувшись.  ― Нет, от обычной.  ― Нет, ― ответила она, собираясь снова отключиться.  ― А от магической? ― спросил он.  ― Тоже нет.  Он решительно поднялся:  ― Я быстро!  ― Ты... в Косой? ― с трудом спросила она.  ― Я быстро!  ― Там... у Фергюсона... от головной боли... для девушек... запомни... для девушек... ― раздался её тихий голос.  ― Что значит ― для девушек? ― спросил он. Ответа не последовало, поскольку его собеседница уже была без сознания. Он пошёл на выход, раздумывая, чем головная боль у девушек отличается от головной боли у всех остальных. Он надел мантию-невидимку и выскользнул наружу. Там несколько мамаш в разноцветных одеждах гоняли по улице остатки молодёжного кружка по интересам, который превратился в разрозненную толпу, лишившись вожака. Вопли самого вожака, перемежаемые так знакомыми ему шлепками ремня, доносились из одного из окон по соседству. В общем, нормальный такой день в обычном этническом гетто Лондона. Он сел на метлу, взмыл в небо и направился на северо-восток. Предстояло нанести несколько срочных визитов.  Её затянуло в глубокий омут кошмаров. В жёлтом тумане мимо неё с жутким воем проносились зелёные молнии, увенчанные масками Ближнего Круга Пожирателей Смерти, которые с криком Авада Кедавра! взрывались на множество маленьких зелёных змеек. Откуда-то выскочила белая лабораторная крыса, которая, хлопая красными глазками, вдруг превратилась в Драко Малфоя. Вы все будете иметь дело с моим отцом! выкрикнул Малфой, прячась под юбку Нарциссы. Миссис Малфой вдруг поплыла рябью, и на её месте сначала появилась Беллатрикс, которая с жутким хохотом отрастила бороду и усы и превратилась в огромного чёрного пса. Пёс прыгнул, ловя в воздухе пролетающего мимо младенца, перекусывая того пополам, и стал превращаться в бородатую фигуру в синем балахоне волшебника, покрытом звёздами и полумесяцами. Секунда ― и Дамблдор рассыпается на десятки половых членов в мантиях факультетов Хогвартса, которые, зловеще блестя головками и плюясь белёсой жидкостью, прыгают в её сторону на упругих мохнатых шарах. Потом из ниоткуда появляются две огромные ручищи, и члены в испуге разбегаются. Руки хватают её, тормошат и насильно разжимают стиснутые зубы, после чего ей в рот начинает ползти какая-то вязкая и липучая дрянь со вкусом малинового варенья. Она сопротивляется, и руки хлещут её по щекам, и она сдаётся, глотая эту мерзость вместе со слезами унижения. А потом жёлтый туман сгущается так, что в нём становится невозможно дышать, и она благодарно падает в объятья обволакивающей её тьмы.  Убедившись, что её жар начал спадать, и она заснула нормальным сном, он, выругавшись, потратил несколько минут на залечивание укуса на руке. Будь он чуть менее расторопным ― и проклятая тварь вместо благодарности за лекарство откусила бы ему пальцы, будь она неладна! Он остановил кровь и нанёс на глубокую рану зелье, которое должно было стянуть края и заживить. Потом он замотал кисть бинтом и вздохнул. Слишком много мороки с бесполезной идиоткой, но бросить её так он не мог так же, как не смог вчера бросить мерзкого выродка Малфоя в огне. В его системе ценностей это было бы неправильно, а на весь остальной мир ему было наплевать. Проверив, что кровь больше не сочится через ткань повязки, он снова направился на выход.  Теперь ей снились родители ― мягкая улыбка мамы и радостная ― папы. Сколько она себя помнила, он всегда улыбался, когда её видел. Пока она не пошла в школу, ей и представить было невозможно, что бывает иначе, а потом, когда она увидела родителей других детей, её это стало раздражать ― неужто её отец не способен хранить серьёзное лицо в присутствии её одноклассников и их важных родителей, как, к примеру, тот же мистер Малфой, достоинство и гордость которого её всегда подавляли. И только лишившись родителей, она поняла, что она потеряла не только их, она потеряла этот Люмос в её душе, которым там всегда горела радостная улыбка её отца. Отец подхватил её на руки и закружил, а потом поставил, и её обняла мама. Отец обнял их обеих, радостно смеясь и целуя в макушки. А потом всё исчезло.  Она очнулась разом, рывком, словно кто-то дал её пинка, выкинув из того блаженного сна. Она увидела разводы краски на потолке и поняла, что она ― дома, точнее ― в той квартирке, которую отец снял год назад. Повернув голову, она наткнулась глазами на чудо. Она закрыла глаза, прогоняя наваждение, а потом снова их открыла. Чудо было на месте. Не поверив, она с трудом протянула трясущуюся руку и сразу обожглась, зашипев. На тумбочке рядом с ней стояла пол-литровая стеклянная кружка, полная ароматного душистого чая небесной красоты янтарного цвета с распустившимся цветком внутри. Рядом на подносе было выложено печенье ― датское, бельгийское... Такой роскоши она уже два года, как не видела. Нет, в Хогвартсе, конечно, давали печенье, но ― тыквенное, а эту мерзость она даже при всей своей любви к сладкому есть не могла.  На её шипение в комнате появился какой-то незнакомец, и она сразу прикрылась одеялом, вдруг ощутив, что она насквозь мокрая. Незнакомец принёс с собой ещё одну пижаму и полотенца, которые просто бросил на постель.  ― Вы... кто? ― спросила она испуганно.  ― Конь в пальто! ― отозвался он.  ― По-Поттер? ― запинаясь, переспросила она, узнав знакомый голос.  ― Хреноттер! Переодеться сможешь?  Она обессиленно упала на подушки, оценивая свои возможности и кивнула. Он пожал плечами и вышел. Она не то, что переодеться ― даже взять печеньку с подноса не могла. Лежать в липком мокром белье было противно.  ― Поттер, ― слабо позвала она. По задержке, с которой он появился, она поняла, что он шёл с кухни. Он зашёл и остановился в ожидании.  ― Только не смей подглядывать! ― сказала она.  ― Да сейчас! ― ощерился он. Тем не менее, несмотря на эти слова, ей не показалось, что он вёл себя нагло. Он сел рядом с ней на кровать и поднял её, закинув руки себе не плечи. Потом он задрал верх пижамы до плеч и тут же вытер влажную кожу полотенцем.  ― Мерзавец, ― прокомментировала она, когда он вытирал её грудь. Обернув её тем же самым полотенцем, он снял с неё пижаму и другим полотенцем вытер её руки и плечи. Потом он надел сухое и размотал полотенце.  ― Гадёныш, ― сказала она, когда он уложил её и снял одеяло. Он стянул с неё штаны, и она сразу прикрыла руками пах, а он стал спокойно вытирать её кожу. Потом он бесцеремонно перевернул её на живот, и она, взвизгнув, попыталась прикрыть зад, а он всё так же, казалось, безразлично, продолжил. Он натянул на неё штаны, поменял носки на сухие и, с кряхтением закинув на плечо, потащил на кухню.  ― А... ― протянула было она руки в сторону нетронутого чая на тумбочке. ― А как же...  ― Не суетись, ― сказал он. ― Сейчас принесу.  На кухне он усадил её в кресло и придвинул к столу. Потом он принёс из комнаты чай и дал ей отхлебнуть несколько глотков. Позволив обжигающей жидкости смочить горло, она блаженно откинулась на спинку.  ― У тебя сейчас слабость, так что нужно хорошенько подкрепиться, ― сказал он. ― К тому же, мы с тобой целый день не ели.  ― Но ты-то уже... ― спросила было она, а потом осеклась, увидев его взгляд.  ― Я так не могу, ― просто ответил он. ― Как ты сказала ― дамы вперёд.  ― Но сейчас-то...  ― Сначала ― ты, ― с нажимом сказал он и поставил перед ней миску с бульоном и толстым ломтем баварского ржаного хлеба.  ― Это ― что? ― в ужасе спросила она.  ― Это ― вкусно! ― ответил он. Она попробовала поднять руку, но сразу поняла, что ложку удержать не получится. Он пододвинул стул к её креслу, зачерпнул бульон и поднёс к её рту. Она несколько секунд пристально глядела ему в глаза.  ― Я тебя ненавижу! ― сказала она и раскрыла рот. Он аккуратно заправил туда ложку, а потом поднёс ей хлеба. Она откусила.  ― Твоя ненависть непродуктивна, Паркинсон, ― сказал он, отправляя в неё ещё ложку бульона. ― Ели бы ты могла меня убить ― тогда совсем другое дело. Так, а теперь ещё хлебушка! А так... Что есть твоя ненависть, что нет... Погоди, я сейчас вытру, ― потянулся он за полотенцем, заметив, как струйка бульона спускается по её подбородку. ― Кстати, ты знаешь, что есть другие заклинания, которыми можно убивать... Редукто, к примеру. Не спеши, прожуй сначала.  Закончив есть, она с сожалением заглянула в миску и вздохнула:  ― Авада убивает без следов и крови, ― сказала она. Он изумлённо замер, глядя на неё, а потом расхохотался. Она прикусила губу, проклиная себя за болтливость.  ― Идиотка, ты, что ли, крови боишься? А-ха-ха-ха! Поглядите на неё! ― корчился он, держась за живот и показывая на неё пальцем. ― Дура из Слизерина боится крови! Ой, не могу!  Она пнула его носком и зашипела от боли, больно ударив нежные пальчики о его кость. Он сначала оторопело смотрел на неё, а потом улыбнулся:  ― Так, силы пинаться есть ― значит, можно приступить ко второму!  От его жизнерадостной улыбки ей хотелось выть и лезть на стенку. Он поставил перед ней большую тарелку с пюре и сардельками. Она опёрлась грудью о стол и, ковыряя пюре, следила, как он с огромной скоростью заталкивает в себя свою порцию, а потом ещё и добавку. Время от времени он останавливался, чтобы порезать сардельку в её тарелке, и тогда она, уткнувшись взглядом в стол, шептала Ненавижу! Ублюдок!, а он только хмыкал и продолжал есть.  Когда она, наконец, насытилась, она откинулась в кресле и прикрыла глаза, блаженно ощущая, как по сосудам во все уголки измотанного организма струится энергия. Он тем временем, чертыхаясь чему-то, мыл посуду. Она вспомнила, что в доме, когда она последний раз его покидала после похорон того, что осталось от родителей, было пусто, как шаром покати.  ― Поттер, ― сказала она, не будучи даже уверенной, что он её услышит за шумом воды. ― У меня нет денег. Совсем.  ― И что? ― спросил он, перестав чертыхаться.  ― Мне нечем тебе отплатить...  ― Паркинсон, ― проникновенно сказал он. ― Тебе всегда есть, чем мне отплатить! ― и мерзко хохотнул. Она с облегчением вздохнула. Нет, мир ещё не рухнул, солнце светит, птички поют, а подонки так и остаются подонками.  ― Я не люблю оставаться в долгу! ― упрямо сказала она, с трудом поднимаясь и отодвигая кресло.  ― Так не оставайся, чудачка! ― весело сказал он, не оборачиваясь.  ― Предлагаю отдать долг прямо сейчас! ― она отодвинула на край стола кружки и блюдо со сладостями, спустила штаны пижамы до колен и легла грудью на стол, со страхом зажмурившись, готовясь к самому худшему. Шум воды прекратился, и через секунду правую ягодицу обожгло болью. Потом он схватил её волосы в пятерню и подтянул голову к себе:  ― А ну, надела обратно штаны, мымра! ― разъярённо крикнул он ей в лицо.  ― Меня... даже родители... никогда... ― прошипела она в ответ, пытаясь расцарапать ему щёки. Он ещё сильнее сжал руку, которой держал за волосы, выгибая при этом её назад, и ей показалось, что её глаза сейчас выскочат из орбит.  ― И поглядите, что выросло! ― прокомментировал он. ― Быстро штаны натянула, шалава, пока ещё по жопе не получила!  Она послушалась, и он толкнул её в сторону коридора:  ― Убирайся к чертям собачьим, продажная!.. ― и вернулся к уборке. Она пошла в родительскую спальню, чувствуя, как горит от боли ягодица, и в душе разгорается обида. Так её ещё никто в жизни не унижал! Мало того, что он не стал... Пренебрёг... Так он её ещё и отлупил самым унизительным способом! Ей захотелось вернуться и сделать... Трясущимися руками она отыскала в складках мантии, которую он небрежно бросил на пол, свою палочку и снова начала тренироваться.Глава 4  ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! ― шептала она, раз за разом безуспешно пытаясь вызвать это заклинание. Она ещё покажет этому напыщенному самонадеянному индюку... Обернувшись, она увидела его, со скрещенными на груди руками подпирающего дверной проём.  ― Чего тебе, Поттер? ― спросила она.  ― Прости меня, ― вдруг сказал он.  ― За что? За то, что посмел меня?.. ― она скосила глаза вниз-вбок, явно имея в виду посягательство на честь своих ягодиц.  ― Нет, не за это, ― он подошёл к ней и сел рядом на пол, взяв руку в ладони: ― Моя шутка была исключительно идиотской, и ей нет прощения. И всё же я прошу его у тебя. Молю тебя. Пожалуйста.  ― Иди в задницу, Поттер, ― ответила она. ― Мне не интересны твои извинения.  ― У меня всегда есть, чем тебя шантажировать в такой ситуации, ― грустно сказал он.  ― Чем же? ― спросила она, прищурив один глаз. ― Ты меня убьёшь?  ― Нет, ― пожал он плечами. ― Если я буду чувствовать, что виноват... То я просто уйду.  Она открыла рот и закрыла его, потом снова открыла и снова закрыла. Этот баран, что ли, издевается? Он всерьёз рассчитывает, что она расплачется, если он уйдёт?  ― Это низко, Поттер! ― сказала она.  ― Я знаю, ― поморщился он, ― но такова реальность. Я органически не могу быть рядом с кем-то, кто на меня обижен.  ― Как, наверное, легко жить в твоём мире, ― подивилась она. ― Обидел ― убежал. Легко и просто! Хорошо, Поттер. Я тебя прощу, но только за ответную услугу...  Услышав про ответную услугу, он тут же бросил её руку, которую так и держал до этой секунды, и начал стягивать с себя штаны.  ― Дурак, ― с осуждением покачала она головой. ― И шутки у тебя дурацкие! Так вот, Поттер, если тебе нужно, чтобы я тебя простила, то ты мне сделай ванну.  ― Что? ― спросил он, не поверив, что правильно её расслышал.  ― Ванну, ― ответила она.  ― Сей момент! ― он вскочил и убежал. Она спокойно ждала, считая секунды.  ― Тринадцать! ― недовольно сказала она, когда он ввалился обратно.  ― Паркинсон, ― вкрадчивым тоном спросил он.  ― Да? ― только что не мурлыкнула она.  ― Паркинсон, а где у тебя ванна? ― таким тоном, каким обычно разговаривают с умственно отсталыми детьми, спросил он.  ― А ты поищи, ― зевнув, посоветовала она. ― К примеру, в соседней комнате...  Он убежал и тут же вернулся:  ― Паркинсон, а, Паркинсон! ― позвал он.  ― Ась? ― отозвалась она.  ― Паркинсон, а горячей воды-то у тебя ― нет!  ― Да ты сам Капитан Очевидность! ― обрадовалась она. ― А кто обещал, что будет легко?  Он снова убежал, но успел рукой зацепиться за косяк и тут же вернулся:  ― Паркинсон, а где ванна и где кран? ― она раздражённо посмотрела на него, и он кивнул её мыслям: ― Согласен, сам дурак!  Она была с ним полностью согласна. В соседней комнате за ширмой стояла медная ванна викторианской эпохи, как минимум. Он быстро наполнил её, используя Агваментос, и подогрел воду горячим воздухом. В стоящем рядом кувшине он довёл воду до кипения и пошёл звать её.  ― Ну, вот, видишь, Поттер, не так уж это было и сложно, не правда ли? ― участливо сказала она. ― Если, конечно, приложить немного практической смётки и вспомнить, чему тебя в школе учили. Если, конечно, чему-то научили, ― она подошла к ванне и удивлённо посмотрела на него: ― Ну, что встал? Тебе ещё что-то нужно? Кыш отсюда, кыш! ― она замахала на него руками, о потом задумалась, приложив палец к нижней губе:  ― Чего-то не хватает! А, точно! ― она выбежала из комнаты и вернулась уже с куском хозяйственного мыла, который принесла с кухни, ― Ну же, ― снова она повернулась к нему, ― дай мне уже помыться!  Он вместо ответа выразительно показал глазами на стоящую в самом углу картонную коробку. Она презрительно задрала носик, подошла к коробке и открыла её. Как только она увидела содержимое, лицо её тут же сморщилось.  ― По-о-оттер, скоти-и-ина! ― простонала она, становясь на колени и закрывая руками лицо. Он увидел, как её плечи сотрясаются от рыданий.  ― Прости, ― сказал он, сразу почувствовав себя неловко. ― я не знал твоих предпочтений, вот и набрал всего подряд...  ― Да сколько же можно надо мной издеваться? ― рыдая, подняла она голову к потолку. ― Мерлин, за что мне такое наказание? ― она, плача, уткнулась лицом в колени и завыла в голос. Время от времени она разгибалась, доставала что-то из коробки и начинала плакать ещё сильнее. Какое-то время он боролся с собой, пытаясь сдержаться, но в конце концов не выдержал и сел рядом с ней на пол, притягивая её к себе и прижимая.  ― Не смей! ― закричала она и ударила его кулаком в грудь. ― Ты, не смей меня жалеть! Я тебе не позволяю!  Он лишь крепче прижал её голову, не обращая внимания на тычки, которыми она его награждала, пытаясь высвободиться. Постепенно она успокоилась и лишь всхлипывала время от времени, вытирая нос кулаком.  ― Вода остынет, ― мягко сказал он.  ― Ничего, подогреешь, не развалишься, ― всхлипнула она и подняла к нему свои глаза: ― Ну, скажи мне, почему это должен был быть ты? Почему? ― она снова провела кулаком по носу. ― Почему из всех людей судьба послала мне именно тебя? Почему никто из своих не может быть таким?  ― Ты слишком многого хочешь от слизеринцев, ― пояснил он. ― И даже такой злобной стерве, как ты, иногда нужно, чтобы рядом оказался кто-то, кому от тебя ничего не нужно.  ― Я не злобная стерва, ― опять заплакала она. ― Я хорошая добрая девочка.  ― Ты хорошая, добрая девочка, ― погладил он её по голове.  ― А ты ― гад, ― всхлипнула она, успокаиваясь.  ― А я ― гад, ― согласился он. Она глубоко вдохнула, ладонями стёрла остатки слёз с лица и повернулась к нему:  ― Что присосался, как клещ? Вали отсюда! ― оттолкнула она его локтем. Он поднялся и направился на выход. ― Далеко не уходи, ты мне ещё понадобишься! ― сказала она ему вслед. Он закатил глаза и развернулся, разведя руками. ― Вон, на матрасике пока посиди!  Он лёг на разложенный на полу матрас и задремал под звуки того, как она с восторгом перебирала коробку покупок из парфюмерного магазина, где он не глядя набрал всяких шампуней, бальзамов, солей, свечей и всякой другой ненужной ему ерунды. В Хогвартсе ей казалось унизительным пользоваться тем, что неизменно предлагала ей Дафна, а мыло в душевой девочек было самым простым, не говоря уж о том, что им же в отсутствие шампуней приходилось мыть и голову.  ― Поттер! ― позвала она. ― Поттер, ты спишь, что ли?  ― Если маленько, ― просыпаясь, ответил он.  ― Ползи сюда! ― сказала она. ― Только на четвереньках!  ― Это, что, такое садо-мазо? ― спросил он.  ― Не-а, ― ответила она. ― Просто, я вся голая лежу в ванне...  ― Так это же здорово! ― обрадовался он.  ― И не хочу, чтобы ты подглядывал! ― закончила она. Он вздохнул.  ― Ну, это не интересно! ― надулся он, снова закрывая глаза.  ― Поттер! ― позвала она настойчивее. Он перевернулся на живот и на коленях поплёлся за ширму. ― Вон, туда садись, ― показала она в сторону стены, к которой была повёрнута полубоком. Он уселся, прислонившись к стене спиной. Она, похоже, уже успела поработать на славу, расставив вокруг ванны ароматные свечи, рассыпав лепестки роз ― и как они там оказались, ведь не хотел же брать, видать, подсунула-таки назойливая продавщица ― и насыпав в саму ванну какой-то соли. Теперь она, подвязав сзади волосы, лениво тёрла одной из мочалочек руку ― сначала одну, потом ― другую. Он безнадежно тянул шею, ожидая, что мелькнёт над бортиком голая грудь, чертыхаясь при этом про себя.  ― Рассказывай, что ты с собой сделал, ― спросила она.  ― Да ничего, в общем-то, ― он провёл рукой по ежику волос на стриженом затылке. ― Зашёл в парикмахерскую, заказал полубокс... Потом отправился в маггловскую больницу, ― при упоминании магглов она наморщила носик. ― Там мне определили степень близорукости и назначили операцию...  ― Какую операцию? ― повернула она к нему голову.  ― Потом я зашёл в Косой переулок и купил тебе зелья... и того, что от головы для девочек. Могла бы, кстати, мне сказать, что тебе понадобилось противозачаточное...  ― Не твоё собачье дело, ― беззлобно буркнула она, разглядывая кожу на руке.  ― Вернулся сюда с лекарством, ― продолжил он, ― дал его тебе. Залечил руку после укуса одной бешеной стервы, ― она даже ухом не повела, услышав это, ― потом снова отправился за покупками. На обратном пути забрал у окулиста контактные линзы и несколько пар очков без диоптрий...  ― Это ещё зачем? ― спросила она, оттирая мочалкой что-то на груди.  ― И зашёл к хирургу на операцию.  ― Да что это за операция? ― раздражённо бросила она.  ― Хирург вырезал мне шрам ― я сказал, что это у меня след от ожога ― и за дополнительную мзду согласился в шов напихать бальзама Нунду.  ― Понятно...  ― Так что завтра я удалю эти пластыри, а под ними даже шрама не останется...  ― И что, так всё просто?  ― Да. Я купил тебе контактные линзы разного цвета и краску для волос...  ― Это ещё зачем?  ― Затем, что тебя наверняка ищут.  Она рассеянно кивнула и, вытянув вверх ногу, стала скрести её мочалкой. Он завороженно наблюдал за этим зрелищем. Потом она вытянула другую ногу.  ― Помочь? ― сглотнув, спросил он.  ― Застрелись, ― ответила она.  ― Теперь ты расскажи, ― сказал он, не в силах оторваться от блестящей от воды кожи её ноги.  ― Что?  ― Вы же не всегда жили в Пакэме?  Она вздохнула и помотала головой:  ― Нет, не всегда. У нас был большой дом в Мальборо. У папы был вполне доходный бизнес по импорту магических созданий со всего мира... Если бы его постепенно не зажимало Министерство... Потом вернулся Тёмный Лорд с обещанием всё поменять...  ― Ты знаешь, что подобные перемены редко к лучшему?  ― Да уж не дура, ― отозвалась она.  ― Не знаю, не знаю, ― съязвил он.  ― А, ― махнула она рукой. ― Иди в задницу! Если бы папа не вложился в дело Тёмного Лорда, он всё равно бы погорел...  ― Нашёл бы другое занятие, ― пожал он плечами.  ― Да, нашёл бы, ― согласилась она. ― А так ему не только пришлось потратить все сбережения, и бросить работу, но и заложить всё, что у нас было... Знаешь, я не так страдала от утраты дома, как скучала по качели на дубу рядом с домом, на которой папа качал меня в детстве...  ― Заложили дом ― не значит потеряли, ― вставил он.  ― Да, потеряли мы его год назад, когда банк забрал его за долги...  ― Гринготс? ― уточнил он.  ― Да, ― поджала она губы. ― Вот уж, кто никогда не останется в проигрыше...  ― Гоблины?  ― Нет. Банкиры. Независимо от расы. У гоблинов, по крайней мере, есть их странный код чести, не позволяющий им обманывать или предавать. Маггловсие банкиры ― это вообще нечто...  ― А потом? ― свернул он её философствования.  ― Дом банку продать не удалось, и он так и стоит пустой...  ― Сколько?  ― Пятьдесят тысяч.  Он присвистнул:  ― Это что же, дворец какой-то получается?  ― Да нет, ― застенчиво улыбнулась она. ― Просто, место красивое. С видом на большой пруд. Или на маленькое озеро. Мы с папой часто встречали рассвет, глядя на него...  ― Прости, я тебя перебил...  ― Ничего, ― кивнула она. ― Денег было совсем немного, и папа снял эту квартиру. Вдвоём с мамой они установили защиту...  ― Фиделиус?  Она презрительно хмыкнула:  ― Фиделиус ― это лапша на уши простаков, которые верят в Дамблдора. То есть, против врагов Дамблдора он, конечно, работает, но против самого старика...  ― Да что ты такое говоришь? ― возмутился он.  ― Иди в задницу, Поттер, ― отмахнулась она. ― Вещи у нас все ушли вместе с домом, и папа нашёл что-то на барахолке. Знаешь, люди иногда оставляют вещи просто на улице...  ― С ума сойти! ― пробормотал он.  ― Папа с мамой всё время были заняты делами Лорда, и работать папа не мог...  ― Я понимаю...  ― Ничего ты не понимаешь! ― сверкнула она глазами.  ― Хорошо, ― он поднял руки, сдаваясь, ― я ничего не понимаю!  ― Я не любила здесь бывать... Но приходилось ― на лето Хогвартс закрывается. Последний раз я здесь была прошлой осенью...  ― На короткие каникулы?  ― Если бы, ― усмехнулась она, подняв лицо к потолку, и его бросило в дрожь от её оскала. ― Я собирала маму по кусочкам. Нашла не всё... Папу они просто убили...  ― Так это, значит, свои же! ― вне себя от возмущения сказал он.  ― Ты такой наивный, Поттер, ― улыбнулась она. ― Иногда не верится, что ты уже сам ходишь на горшок, как большой мальчик.  ― Но не скажешь же ты, что...  ― Оставь, Поттер, ― поморщилась она. ― Тем более, я точно знаю имя.  ― Кто? ― выкрикнул он.  ― Оставь... В другой раз. Мне нужны два полотенца и ночная рубашка... В том же ящике, где ты брал пижамы, на самом дне. Не вставай.  Так же, на четвереньках, он отправился к комоду и достал ей ночнушку, которая оказалась совсем прозрачной. При мысли о том, что она сейчас наденет это, его сначала бросило в дрожь, а потом его член колом встал в штанах, будто распорка. Он поправил его, поместив вертикально, и пошёл к ширме. Послышался плеск воды и шаги мокрых ног по полу, а затем он увидел её подсвеченный свечками силуэт на тонкой бумаге загородки. Он почувствовал, что шагать ему стало совсем тяжело от давления в члене, которое быстро распространялось и на голову.  ― Принёс? ― спросила она, протягивая руку через ширму так, что ему были видны подрагивающие тени бугорков её грудей.  ― Да, ― борясь с пересохшим горлом, произнёс он.  ― Ну, давай же! ― пощёлкала она пальцами. Он протянул ей полотенце и стал наблюдать, как её силуэт, согнувшись и призывно маня круглым задом, вытирает ноги. Если только сделать два шага в сторону, такой вид откроется! ― И не вздумай подглядывать! ― добавила она, застав его уже переносящим вес с одной ноги на другую.  Вытеревшись и одевшись, она вышла из-за ширмы, подсвеченная с одной стороны Люмосом, а с другой ― несколькими свечками. От увиденного его челюсть отвалилась позорнейшим образом. То есть, если бы она вышла совсем голая, то не выглядела бы столь же бесстыдно, как в этой ночнушке, складками спадающей вниз, но при этом на каждом шаге предоставляя замечательный вид... на всё. Выпученными глазами он следил за тем, как она выходит из комнаты.  ― Адью! ― раздалось из коридора. ― Я спать пошла.  Это его сразу вывело из ступора. Он поспешил за ней, зашёл в спальню, чуть не отдавив ей пятку, и первым запрыгнул на кровать.  ― Какого чёрта, Поттер? ― спросила она и, отследив его взгляд на просвечивающие сквозь ночную рубашку соски, запахнула её спереди поплотнее и прикрылась руками. У него тут же мелькнула мысль, что, если она сейчас повернётся спиной, то зрелище будет замечательное. Он повернул голову в сторону двери и изобразил на лице ужас. Уловка, неизменно срабатывавшая с Роном, с ней не прокатила. Она не двинулась, продолжая зло на него глядеть. ― Ты что делаешь в моей постели?  ― В своей, Паркинсон, в своей, ― улыбнулся он, откидываясь назад и опираясь на руки. ― У тебя есть матрасик в соседней комнате.  ― Что за бред идиота? Вали отсюда, Поттер!  Он поморщился:  ― Вот оно, хвалёное аристократическое гостеприимство. Всё лучшее, Паркинсон, нужно предлагать гостю.  ― Может, тебе ещё и дочь хозяина в постель? ― прошипела она и тут же захлопнула рот, осознав, что говорит. Он невозмутимо похлопал рукой по постели рядом с собой:  ― Ну, разве что, только на эту ночь. Согреть моё одиночество.  ― Ах, ты... ― чуть не задохнулась она от возмущения. ― Согреть твоё одиночество? Я тебя сейчас так согрею!.. ― она шагнула было, замахнувшись, и он тут же переключился на вид её правой груди под ночной рубашкой. ― Скотина! ― отступила она, снова закутываясь. ― Убирайся!  ― И не подумаю! ― он стянул с себя штаны и рубашку, потом немного подумал и снял носки. ― Спокойной ночи, Паркинсон! ― прикрывая вздувшийся бугор в трусах он забрался под одеяло и нарочито захрапел.  ― Ну, хорошо! ― процедила она сквозь зубы. ― Держи свои грабли и прочие садовые инструменты при себе, ― потушив свет, она пробралась к стенке, немного повозилась, устраиваясь, свернулась под одеялом калачиком и затихла.  ― А строительные? ― вдруг спросил он шёпотом.  ― Что ― строительные? ― не поняла она.  ― Строительные инструменты, ― пояснил он.  ― Какие строительные инструменты? ― переспросила она.  ― Ну вот, например, копёр...  ― Что за копёр?  ― Копёр, ― сказал он. ― Тот, которым забивают бабу.  ― А, ― шёпотом ответила она. ― Понятно.  Ещё пару минут они лежали молча, а потом она достала из-под-одеяла руку и не глядя махнула её назад.  ― Ау! ― пожаловался он.  ― Ты чего? ― спросила она.  ― Больно же! ― захныкал он.  ― Ути бозесь ти мой! ― пожалела она его. ― А куда попало-то?  ― Да по уху! ― ответил он.  ― Хорошо! ― удовлетворённо кивнула она. ― А то ишь, бабу какую-то придумал... Я тебе покажу бабу... ― проговорила она слабеющим голосом.  Он ещё минуту потирал ухо, а потом перевернулся на спину. Сон не шёл, и виной тому была злобная мегера, сопящая рядом. Он только сейчас понял, что вся затея с купанием была одним сплошным издевательством над его и так натянутыми, как струна, нервами. Она сознательно дразнила его, демонстрировала ноги, посадила на расстоянии вытянутой руки от ванны, в которой сидела совершенно голая! Он зажмурился, а член дёрнулся, набухая ещё сильнее, хотя сильнее, казалось бы, уже некуда. И эта изогнутая тень на ширме, и её прозрачная ночнушка ― всё это была дьявольская месть, вопрос ― за что? Ну, не за то же, что он не стал её убивать? Или она всё ещё сердится на него за глупую шутку с оплатой? Желание колотилось набатом в виски.  ― Паркинсон! ― позвал он шёпотом. ― Паркинсон!  Она не отозвалась. Весь дрожа, он протянул под одеялом левую руку и коснулся её... спины? Чёрт, слишком мягко для спины! Его как током ударило от этого прикосновения, сжигая тот ма-аленький предохранитель, который пока ещё удерживал его от полноценного вторжения. Он приложил ладонь и сжал её ягодицу. В его голове тут же взорвалась новая звезда, и он почувствовал, как член, пульсируя, заливает трусы спермой.  Идиот, ― подумал он, ― я кончаю от одного к ней прикосновения!  Давление в голове немного спало, а член так и продолжал торчать. Он повернулся на бок и положил правую руку на её бедро.  ― Паркинсон! ― снова позвал он, но она лишь спокойно сопела во сне. Он двинул руку вниз по бедру, собирая в неё ночнушку, пока не достал до края. Рука коснулась голого бедра, и его опять ударило током. Тяжело дыша от возбуждения, он скользнул рукой под ночнушкой, слегка сжимая бедро и двигая руку вверх. Вниз и вверх, вниз и вверх по нежной коже упругого бедра, гладя и сжимая. Член в трусах бился, как молодой жеребец, и он приспустил их на бёдра, выпуская его на волю. Потом он осторожно задрал на ней ночную рубашку, полностью оголяя её зад и талию. Теперь в его распоряжении оказались её ничем не прикрытые ягодицы, и он возбуждённо вцепился в них обеими руками, тихонько сжимая и поглаживая, балансируя на грани помешательства от ощущения нежной мягкой кожи под пальцами.  ― Паркинсон! ― снова позвал он охрипшим голосом. Не услышав ответа, он придвинулся и упёрся членом в ложбинку между её ягодиц. Она вдруг пошевелилась и начала разворачиваться. ― Паркинсон! ― радостно прошептал он. В грудь ему что-то упёрлось, а потом он вдруг с грохотом врезался в пол, покатился по нему и застрял в углу. Зажёгся Люмос. Кряхтя, он развернулся, чтобы посмотреть на неё. Она с довольным видом сидела на кровати, укутавшись в одеяло, и наматывала волосы на пальчик, чему-то при этом улыбаясь.  ― Сте-... кха! Кха! ― несмотря на то, что всё тело болело, словно по нему потоптался Пушок, член так и торчал обелиском его несдержанности. Она хихикнула, загораживая глаза ладошкой. ― Стерва уродливая! Страшила!  ― Ну вот, опять ты за своё! ― надула она губки. ― А ведь мы с тобой уже это обсудили днём. Помнишь, что ты мне сказал?  ― Стерва! ― повторил он, откидываясь затылком на твёрдый пол. ― Злопамятная мегера!  Конечно, теперь он понял, за что именно она мстила ― за то, что он ей сказал, что не стал бы делать это с ней ни при каких обстоятельствах. Таков, видать, был её урок номер два в обещанной ею череде сюрпризов. Также, он понял и то, что его полёт копчиком вперёд с кровати был такой же деталью её плана, как и предшествовавшая этому подготовка. Каковой наверняка была и истерика по поводу коробки с шампунями. Она ловко расставила мышеловку, разложила в ней сыр и ждала, нисколько не сомневаясь в успехе. В груди у него похолодело. Неужели он настолько предсказуем? Неужели настолько легко просчитать его шаги и действия? От сильного огорчения член, наконец опал. Она перестала веселиться и уже серьёзно посмотрела на него:  ― А ты, что, думал, что мы теперь с тобой трахаться будем? А, Поттер? Ты совсем, что ли, края потерял? Я, конечно, тоже дура, раз позволила случиться тому... ― тут голос её задрожал, и он испугался, что она опять заплачет.  ― Хватит притворяться, Паркинсон! ― усталым голосом произнёс он. ― Ты превосходная актриса. Мне остаётся только аплодировать твоему мастерству актёра и литератора, с которым ты так замечательно придумываешь на ходу душещипательные истории про папочку с мамочкой и так правдоподобно их потом рассказываешь. Нет, не рассказываешь. Разыгрываешь. Браво!  Он поднялся, отвесил ей шутовской поклон и натянул трусы. Она легко спрыгнула с кровати, по-прежнему кутаясь в одеяло, и подбежала к нему.  ― Стой! ― ткнула она его пальцем в грудь. Она посеменила в комнату с комодом, и он услышал звук падающего на пол одеяла и шуршание её ночной рубашки. Потом она открыла комод, что-то там разыскивая. Потом он снова услышал шуршание одежды и топот её голых ног.  Она зашла, держа в руках одеяло и покружилась перед ним:  ― Вот! Так лучше?  Он по-прежнему не чувствовал ничего, кроме усталости и желания поскорее забиться к какой-нибудь угол. Новая фланелевая ночнушка, конечно, больше не просвечивала, и он мог быть спокоен за свои нервы... Она сунула ему в руки одеяло:  ― Положи, пожалуйста, на кровать!  Он послушно взял одеяло и положил его, а она, оказавшись рядом, дёрнула его за руку, сначала усадив, а затем и уложив на бок. Она укрыла его одеялом и по-турецки уселась на пол рядом с ним. В комнате повисла звенящая тишина, которая буквально ввинчивалась ей в уши, грозя взорвать голову изнутри.  ― Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, Поттер, ― нарушила она молчание. ― Ты думаешь, что я ― злобная лживая сука, и ты прав. И я прошу у тебя прощения за это. Я больше себе никогда такого не позволю в отношении тебя.  ― Почему? ― безучастно удивился он, глядя куда-то сквозь пол рядом с ней.  ― Потому, что я не хочу быть такой же, как они, ― ответила она.  ― Как кто? ― спросил он.  ― Как те, от кого ты сбежал, ― пояснила она. ― Так же, как ты никогда не будешь таким, как те, от кого сбежала я.  Он кивнул и закрыл глаза.  ― Поттер! ― позвала она.  ― Что ещё?  ― Мне хочется плакать! ― пожаловалась она.  Не открывая глаз, он усмехнулся:  ― А обещала, что не будешь мной манипулировать.  ― Я не манипулирую.  ― Вот, и хорошо, ― согласился он.  Ей всё-таки удалось взять себя в руки, но его апатия оказалась заразной. Она потушила Люмос и вновь забралась к стенке, прикрывшись одеялом. Последней его мыслью перед тем, как он уснул, было то, что завтра, может, наконец удастся обрести покой.  Среди ночи его разбудила тряска и стоны. Он было в панике вскочил, даже ещё толком не осознав, где он находится, а потом понял, что стонет она. Он зажёг Люмос на минимальную интенсивность, так, чтобы лишь видеть в темноте. Она лежала на кровати голая ― если, конечно, не считать одеждой задранную до самых подмышек ночную рубашку. Руками она вцепилась в простынь рядом с собой, набухшие соски крупными горошинами торчали вверх. Расставив согнутые в коленях ноги, она пятками упиралась в кровать, интенсивно двигая задом. Пока он беззвучно хлопал ртом, раздумывая, что ему делать ― бежать сломя голову или возглавить процесс ― она опять застонала, языком слизнув бусинки пота с верхней губы:  ― Поттер, ну же, Поттер!  Он моментально сорвал с себя штаны и лёг к ней, прижавшись животом к её боку. Она тут же схватила его член в правую руку, задвигав ею вдоль ствола. Он просунул под неё левую руку, она приподняла зад, пропуская её, и он ухватил её за ягодицу. Кладя правую руку ей на бедро, он поцеловал её грудь и втянул сосок в рот. Сосок был твёрдый и волнительный на ощупь, и он принялся вертеть языком, играя с ним. Она затихла и томно вздохнула. Рукой он сжимал её бедро, двигаясь всё ближе к промежности. Он остановился, чуть не доходя, и ухватился за другое бедро. Она стонала и извивалась, и он переключился на низ её живота, двигаясь к лобку. Его пальцы скользнули между мягких волосиков, пока ещё щекоча лобок сверху.  ― М-м! ― изогнулась она, заталкивая грудь ему глубже в рот. ― Поттер!  Замирая от волнения, он положил ладонь ей между ног. Там было тепло и мягко и он, не удержавшись, стиснул ладонь, одновременно основанием большого пальца сжимая лобок, а остальными ― мякоть в её паху.  ― А-а! ― простонала она и пошире раздвинула ноги, бешено дёргая задом. Его средний палец сам собой скользнул во влажное тепло между её губок, заставив её застонать снова. Он начал водить пальцем вокруг, смачивая всё, что ещё оставалось сухим, а потом нащупал вход во влагалище и осторожно погрузил туда палец, на который она сразу начала со стонами навинчиваться. Он принялся двигать пальцем взад-вперёд, пытаясь подстроиться под интенсивные движения её таза. Рука его сразу оказалась залита её соками. Язык, как заведённый, ходил вокруг её соска, который он затянул глубоко в рот с частью её груди. Она стонала и в беспамятстве металась по подушке.  Потом он вспомнил ещё кое-что из тех учебных материалов, с которыми ознакомился у Дурслей, и решил попробовать. Он вынул из неё палец, вызвав разочарованный вздох, и повёл вверх вдоль промежности, пытаясь нащупать клитор. Сразу у него не получилось, и он оторвался от соска, чтобы видеть, что делает. Он нашёл капюшон и начал теребить его пальцем, отчего её стоны сразу перешли в другую тональность, и она попыталась сжать ноги, чтобы не отпускать его руку. Он уже успел приподняться на четвереньки и, нависнув, поставить колено ей между ног, и не прекратил ласки ни на секунду. Тогда она, наоборот, выгнулась, ещё интенсивнее вращая задом. Дёргая его за член так, что он начал опасаться за его дальнейшую судьбу, она вдруг заохала, согнулась, стискивая ноги, и протяжно закричала, чуть его не оглушив. Он чувствовал, как её всю при этом трясёт. Потом она немного расслабилась и откинула голову набок, блаженно проговорив:  ― Поттер! Гнусное чудовище!  Она не хотела отпускать его член, но ему уже совсем не терпелось его скорее вставить, поэтому он разжал её руку и присел на её правую ногу, которая оказалась под ним. Он приставил головку ей между ног и немного поводил ею вдоль щели, смачивая соками. Потом он чуть подался вперёд и, нащупав вход во влагалище, толчком погрузил в него головку. Она снова застонала. Он стиснул её грудь и ещё раз двинул тазом, и ещё, и ещё, входя в неё всё глубже и глубже, пока, наконец, не упёрся лобком. Сделав ещё несколько размашистых толчков, ударяя при этом яйцами её ягодицы, он разогнул ноги, наваливаясь на неё сверху, опёрся на правый локоть и засосал левую грудь, а свободной левой рукой ухватил её за ягодицу, с силой сжимая. Он начал медленно двигаться, постепенно наращивая темп и амплитуду.  Вдруг он почувствовал, что что-то переменилось. Её тело под ним как-то неуловимо напряглось.  ― Поттер? ― сказала она, подняв голову, и снова простонала. Влагалище сжалось на его члене. Он остановился и посмотрел на неё:  ― Да?  ― Гадёныш, ты что делаешь? ― зло спросила она. От неожиданности вопроса он дёрнулся и вогнал в неё член до самого основания. Она запрокинула голову и протяжно застонала.  ― Не понял, ― сказал он.  ― Не сейчас, урод! ― прошипела она и потянула его за волосы, прижимая к своей груди. Он тут же начал сосать грудь, одновременно с силой вбиваясь в неё.  ― А! А! А-а-а! А-а-а-а-а-а! ― она вцепилась ему в плечи, обхватила левой ногой, с силой вжимая в себя, и начала трястись, крича почти не переставая. Он почувствовал, как по члену словно ходят тугие кольца, и тут же ему самому захотелось кричать так же громко, как она. Он заорал, не сдерживаясь, и почувствовал, как толчками кончает куда-то глубоко в неё... Они сцепились ещё крепче, он ― пытаясь войти в неё как можно глубже, а она ― вобрать его в себя, и замерли. Он подсунул под неё руки, прижимая к себе так, что, как ему показалось, уже было невозможно различить, кто где, а она уткнулась носом ему в шею, целуя.  Так они пролежали минут десять, пока его обмякший член не выпал из неё сам. Она тут же начала активно его от себя отталкивать:  ― Всё, слезай, приехали. Чаринг-кросс-товарная! Поезд дальше не идёт! Слезай, говорю! ― со злобой в голосе сказала она.  Он поднялся над ней на локтях и посмотрел в лицо:  ― Да что такое?  Его щёку тут же обожгло пощёчиной, а она расплакалась. Он в панике вскочил на колени, всплеснув руками и не зная, что делать. Потом поднял с кровати и прижал к себе.  ― Пусти, подонок! ― крикнула она, колотя кулаком в его грудь.  ― Я не понимаю, что происходит, ― сказал он, а потом, осознав, что она его не слышит, взял за плечи и потряс, крича ей в лицо: ― Да что такое, ты мне можешь объяснить?!  Она внезапно успокоилась и вытерла слёзы.  ― Убирайся из моего дома, я тебя больше никогда не хочу видеть! ― отчётливо сказала она ему. Это было что-то новое. Если она его гонит после того, как целый день липла, как банный лист, значит, действительно что-то случилось.  ― Но почему? ― всё так же растерянно спросил он.  ― Ты знаешь, почему! ― твёрдо сказала она.  ― Я не знаю! ― снова закричал он.  ― Потому, что ты такой же, как они, ― объяснила она.  ― Я по-прежнему не понимаю, ― помотал он головой.  ― Вот-вот, ― кивнула она. ― Сначала он насилует меня во сне, а потом ― он не понимает!  Он ошарашенно раскрыл рот:  ― Делает ― что? ― ему показалось, что он ослышался.  ― Насилует, ― зло сказала она. Он перестал что-то понимать.  ― Панси, ты сама меня разбудила! ― взмолился он.  ― Я спала, идиот, как я тебя могла разбудить?! ― крикнула она, вставая на колени.  ― Ты меня звала Поттер, Поттер! ― передразнил он её.  ― Я не звала, ― подпрыгнула она. ― Я спала! А когда очнулась ― ты меня насиловал!  ― Значит, ты говорила во сне! ― закричал он. ― Что тебе снилось?  ― Не твоё дело, Поттер, что мне снилось! ― заорала она в ответ.  ― Когда ты мне говоришь, что я тебя насиловал, это ― моё дело, ― сказал он. ― Ты крутила жопой и кричала Ну же, Поттер! И была вся мокрая внизу.  ― Внизу?! ― завизжала она. ― Ты трогал меня внизу?!!!  ― По-моему, тебе понравилось, ― спокойно ответил он, слезая с постели. ― Так что тебе снилось, расскажешь?  ― Куда, гадёныш? ― прыгнула она на него сзади, сбивая с ног. Он ничком рухнул на пол, а она оказалась на нём сверху. ― Куда собрался?  Полежав немного и убедившись, что никакие важные органы не пострадали при падении, он расслабился, вдохнул и спокойно ответил:  ― Паркинсон, я проснулся от того, что ты крутила своей толстой задницей...  ― Толстой? ― крикнула она, ударяя ему кулачком между лопаток. Он довольно кивнул:  ― Ага, жирной!  ― Ах, жирной! ― и она принялась молотить кулачками по его спине. Он расслабился, наслаждаясь массажем, периодически вставляя, когда она снижала темп:  ― Отожранной такой!.. Ах! Целлюлитной!.. Нэ жопа, а пэрсык! Мечта турка! А как колышется, как колышется! Словно молочный пудинг! А размеры! Слонов давить можно!.. А в трусах ― танки прятать!.. Ой! Ой!  Запас издевательств иссяк, и он умолк, ожидая, когда она утомится. Она опустила руки, тяжело дыша.  ― Так вот, ― сказал он.  ― Ты снова? ― с угрозой спросила она.  ― Я не понимаю, что ты злишься? ― спросил он. ― С такими булками, как у тебя, можно не работать...  ― Короче, Поттер! ― устало сказала она.  ― Я серьёзно, в общем-то. Я и проснулся от того, что ты стонала и кровать тряслась. Вижу ― ты крутишь...  ― Жирной жопой! ― закричала она.  ― Да, ― согласился он с улыбкой. ― Жирной жопой. Крутишь и стонешь. Я собрался было уйти, чтобы не мешать... ― она хмыкнула. ― Зря смеёшься, именно так и было... Только я собрался идти, как ты меня позвала Поттер, Поттер! Ну, откуда мне было знать, что ты спишь?  ― Мог бы и по щекам пошлёпать, урод!  ― Ну, ты тупая! Ты представляешь, голая девушка...  ― Голая? Я в ночнушке, дебил! ― возмутилась она.  ― Ага, и своими мокрыми волосиками щекочешь мне спину, ― отметил он. Она в ответ ещё немного поёрзала по нему. ― А в тот момент ночнушка была у тебя под мышками... Так вот, голая девушка приглашает меня заняться вольной борьбой в постели, а я, как какой-то педик начинаю хлестать её по щекам, крича Нет, я не такой!... ― она хихикнула. ― Так что тебе снилось?  ― Не твоё дело, козёл, ― спокойно ответила она. ― Ты меня всё равно изнасиловал.  Он с кряхтением перевернулся на спину, стараясь не стряхнуть её с себя.  ― Дура ты, Паркинсон, ― грустно сказал он. ― Не могу я тебя изнасиловать. Ни тебя, ни кого-то ещё. Физически.  ― А мне по барабану, ― ответила она, нависая над ним и упираясь руками в пол рядом с его головой. ― Я проснулась ― а ты меня трахаешь, и я точно знаю, что я своего согласия не давала.  Он положил руки на её бёдра и двинул их вверх, задирая ночную рубашку.  ― Ну тогда, ― вздохнул он. ― Не смей меня трогать, похотливая тварь.  ― Ты что имеешь в виду, подонок? ― спросила она, подозрительно прикрыв один глаз.  ― Я имею в виду, что не желаю, чтобы ты, мразь, ко мне прикасалась, ― сказал он, подняв ночнушку до плеч.  ― Я тебе так противна, козлина? ― спросила она, по очереди вынимая руки из рукавов.  ― Ты тошнотворна! ― заявил он, стягивая рубашку с её головы и отбрасывая в сторону. ― Лучше сдохнуть, чем терпеть твою близость. А-а! Стерва-а!  С рычанием она вцепилась зубами в его плечо и стала терзать его, пытаясь отхватить кусок мяса. Потом она вцепилась ему в грудь когтями, глубоко вонзая их в кожу и оставляя порезы с бахромой на краях. Он рывком сел, подтянул её к себе и зубами больно сжал сосок.  ― Поттер, ты что творишь, скотина! ― закричала она, оставляя когтями кровавые борозды на его спине. Она обхватила его ногами, а он встал и понёс её к кровати. Спиной вперёд он упал на постель и усадил её на себя.  ― Как же я тебя ненавижу, Поттер! ― прорычала она, ёрзая на нём промежностью. ― Я тебе доставлю невыносимые страдания.  ― Видеть твою мерзкую рожу, ― простонал он, ― уже невыносимые страдания. Кто-нибудь, дайте мне подушку!  Она потянулась за подушкой и от души залепила ему по голове:  ― Никаких поблажек, Поттер! Будешь страдать на полную катушку! Я тебе ещё и спички в глаза вставлю!  ― Только не давай мне трогать этот кусок сала на твоих булках! ― взмолился он. ― И прыщи, что у тебя вместо груди! А-а!  Она вцепилась зубами в его грудь, больно кусая.  ― Ты меня уже ненавидишь, ублюдок? ― спросила она, утирая его кровь с лица.  ― Нет у меня к тебе ненависти, страшила, ― мужественно ответил он. ― Мой член полон презрения к тебе.  ― Член? ― спросила она и потянулась, ухватывая его: ― Дай-ка! Точно, полон! За это мы его отправим в самый ад! ― и она подвела головку себе между ног, поводила ей и начала насаживаться.  ― Только не в терновый куст! ― закричал он и шёпотом уже обречённо добавил: ― Только не в терновый куст!Глава 5     В целях признания заслуг и выражения почтения Министерство вводит звание Героя, которое присваивается пожизненно:  1. Непосредственным участникам Битвы за Хогвартс и прочих боестолкновений с так называемыми Пожирателями Смерти (далее ПС)  2. Лицам, иным способом активно участвовавшим в противодействии ПС  3. Лицам, приравненным к ним Министерством магии  Герои опознаются по Золотой Звезде Героя, представляющей собой пятиконечную звезду диаметром 5 сантиметров, которая проявляется на предплечье Героя, если провести поверх него волшебной палочкой. В целях возвеличивания победы над Тьмой Герои назначаются публичными персонами и обязаны в любое время, кроме походных условий, носить мантии пурпурного цвета. Встретив героя, гражданин обязан оказать ему почести ― дамы книксеном, а джентльмены ― поклоном. Список лиц, признанными Героями, прилагается.  Кроме того, в знак особого признания Чудо-Мальчику, также известному как Тот-Который-Выжил, как единственному, кто смог дважды одолеть Тёмного Лорда, также известного, как Сами-Знаете-Кто, присваивается пожизненно звание Дважды Героя. Опознать его можно по двум Золотым Звёздам Героя у него на предплечье. Дважды Герой назначается публичной персоной и обязан в любое время, кроме походных условий, носить мантию лазурного цвета с вышитыми золотыми нитками звёздами и полумесяцами. Кроме Дважды Героя, такую мантию может носить только Министр магии.     

* * *

  Проснулся он от негромкого бормотания рядом. Приоткрыв глаза, он увидел, как она ходит по комнате в ночной рубашке взад-вперёд. Три шага ― разворот. Три шага ― разворот.  ― Авада Кедавра! ― вскинула она руку с направленной на него палочкой.  Три шага ― разворот. Три шага ― разворот ― Авада. Три шага ― разворот. Три шага ― разворот ― Авада. Он сразу устал от этого позорного зрелища и зажмурился. Она продолжала, как заведённая, ходить по комнате ещё десять минут, в течение которых он безуспешно пытался задремать. Потом она куда-то убежала, но тут же вернулась. Он снова приоткрыл один глаз. Держа в руках огромный тесак с кухни, она нависла над ним, осторожно заглядывая ему в лицо. Убедившись, что он спит, она подняла с пола всё тот же виденный им конспект и положила рядом на тумбочку. Потом она осторожно начала тянуть с него одеяло. Он содрогнулся от мысли о том, что она там под одеялом собирается ему отрезать, но решил досмотреть спектакль.  Она полностью оголила его грудь и живот до пупка. Похоже, ей понадобилась его печень и сердце, а член с яйцами она отрежет в другой раз. Она что-то читала в конспекте, шевеля губами, а потом повернулась к нему и начала что-то отсчитывать, при этом нашёптывая:  ― Так, третье ребро снизу и два пальца от центра, ― она приложила пальчики к его груди, а потом нахмурилась: ― А какие у папы были пальцы?  Она подняла руку, разглядывая её, а потом, видать, что-то заметила, сощурилась и поднесла когти ближе к глазам, что-то под ними высматривая:  ― Фу! Какая гадость! ― поморщилась она и убежала, похоже, на кухню, поскольку оттуда послышался шум воды. Нож она оставила на конспекте. Потом она прибежала и снова принялась что-то отмерять на его груди, что-то при этом напевая себе под нос.  ― Так, положим, два папиных пальца равняются трём моим... ― она поставила коготок в искомую точку, взяла тесак и приложила его сверху. ― Крови должно быть совсем мало... Можно приложить полотенце...  Она потянула за край одеяла, оборачивая его вокруг ножа и снова приставила кончик тесака к его груди. Он почувствовал болезненный укол между рёбрами.  ― Так... Теперь надавить ― и вуаля! ― радостно прошептала она, одной рукой держа рукоятку, а другую прикладывая с торца, чтобы надавить. Лицо её перекосило, нож выпал из рук, кончиком ещё немного его поранив, и с вибрирующим звуком воткнулся в пол, заставив её отскочить в сторону.  ― Ну, почему? ― закатила она глаза к потолку. ― Ну, почему? Вот он, Поттер, убивай ― не хочу. За что мне такая мука?  Она, кряхтя, выдрала нож из пола и внимательно его рассмотрела. Кивнув чему-то, она снова взяла его в руки и приложила к его горлу сверху, обжигая болью. Она держала тесак, будто собиралась салат покрошить ― одна рука держит за ручку, а вторая ― прижимает лезвие. Она нажала чуть посильнее, потом глаза её выпучились ― по всей видимости, она таки разрезала ему кожу ― и она, оставив нож на его груди, убежала.  Подождав немного, он понял, что пока она назад не собирается. Он сковырнул один из кровавых следов её когтей на груди ― вот, что она убежала отмывать из-под ногтей ― и сразу зашипел от боли. Кровь послушно стала вытекать из раны, а он, макая в неё пальцы, размазывал по шее, используя нож в качестве зеркальца. Когда ему показалось, что рана выглядит уже достаточно правдоподобно, он откинулся на подушку, примостил нож с другой стороны шеи между подушкой и плечом так, чтобы казалось, что он торчит прямо из шеи, выкатил глаза, вывалил наружу язык и захрипел как можно громче.  В коридоре послышались осторожные шаги, и она вошла в комнату. Одной окровавленной рукой держась за шею, другую он протянул к ней, хрипя при этом, словно пытаясь что-то сказать. Несколько секунд она в ужасе на него глядела, а потом закатила глаза, и ноги её подогнулись.  ― Бум! ― прокомментировал он торжество гравитации. Он встал, почесался и пошёл искать горшок.  Раны на груди ему удалось обработать довольно быстро, но исполосованная спина не далась так легко. Она пришла, слегка прихрамывая, как раз в тот момент, когда он пытался дотянуться до покрывшихся корочкой борозд между лопатками.  ― Скотина! ― заявила она с порога.  ― Сама дура, ― пожал он плечами. Она молча отобрала у него баночку с бальзамом.  ― Сиди, не дёргайся, козёл! ― сказала она, усаживаясь на соседний стул.  ― Да я и не собирался, ― возразил он.  ― Урод!  ― Мегера!  Она стала обрабатывать его раны, зачёрпывая мазь из горшочка и нанося на порезы. Практически на глазах светлая субстанция как бы съедала запёкшуюся кровь, и повреждённые места покрывались такой же чистой кожей, как вокруг них.  ― А я его всё утро искала, ― пожаловалась она.  ― На комоде стоял, ― подсказал он.  ― Не ври, не было его там.  ― Потому, что ты тупая, ― он развернулся и посмотрел на неё, ― Это, что, я тебя так? ― показал он на её губу, прокушенную в трёх местах.  ― Нет, это меня клопы покусали, ― ответила она.  ― А ты их дихлофосом! ― посоветовал он, окунул палец в бальзам и стал наносить его ей на губы. Она при этом пристально смотрела ему в глаза.  ― Это была дурацкая шутка, Поттер! ― заявила она, когда он закончил.  ― В суд на меня подай, ― предложил он  ― Это было жестоко, ― продолжала настаивать она.  ― Иди в задницу, ― отмахнулся он.  ― Поттер, ― вдруг вспомнила она.  ― Что?  ― У меня ещё сзади... Болит.  ― Что?  Она вскочила и, повернувшись к нему спиной и немного наклонившись, стала поднимать подол ночной рубашки. Он даже удивился скорости своей реакции, когда его рука сама дёрнула рубашку вниз раньше, чем она успела оголить ягодицы.  ― Ты что? ― удивилась она.  ― Ты в трусах? ― спросил он. Она помотала головой. ― Иди, надень низ от пижамы.  ― Ты дурак, Поттер! Это всё равно на заду!  ― Вот, и спустишь ровно на столько, на сколько понадобится! Давай! ― махнул он рукой.  ― Да я сама справлюсь! ― заявила она.  ― Ещё лучше! ― согласился он. Она насупилась, забрала горшочек с бальзамом и ушла, но через две минуты вернулась назад в пижаме:  ― Пойдём на кровать, там удобнее! ― позвала она.  ― Мы не будем трахаться, Паркинсон! ― предупредил он.  ― Тебе никто и не предлагает! ― возразила она и пошла в спальню. Он направился за ней.  Кровать представляла собой ужасное зрелище ― она была вся в разводах крови и ещё в каких-то пятнах.  ― Как будто здесь побывал табун девственниц, ― с довольным видом прокомментировал он, почёсывая молодую кожицу на груди.  ― Урод, ― ответила она и, подложив относительно чистое одеяло, улеглась на него кверху попой. Он сел рядом и осторожно приспустил вниз резинку штанов.  ― Это, что, тоже клопы? ― в ужасе спросил он, увидев прокушенную в нескольких местах до крови кожу.  ― Да, ― ответила она. ― Жирные такие.  ― Я же сказал ― дихлофосом.  ― Этих дихлофос не возьмёт!  ― Да ну, не проблема! ― отозвался он, смазывая укусы бальзамом. ― У меня есть надёжное средство.  ― Да ну тебя к чёрту! ― разозлилась она.  ― Я серьёзно, ― вдруг тихо сказал он, заглядывая её в глаза. ― Могла бы и отравить. Яд у меня есть.  ― Идиот, как ты себе это представляешь? ― закричала она.  ― Ну, как, ― пожал он плечами. ― Могла бы чая мне сделать. Или, к примеру, пудинг...  ― Козёл! ― она почувствовала, что готова опять расплакаться и уткнулась лицом в одеяло. Он аккуратно поднял её штаны до талии и ушёл.  Он приготовил яичницу с сыром и томатами, а к чаю и варенью поджарил тостов. Пока они ели, она молча бросала на него взгляды, а когда перешли к тостам, она вновь попыталась заговорить:  ― О том, что произошло прошлой ночью...  ― Тут нечего обсуждать, ― перебил он её.  ― Мне это важно! ― упрямо продолжила она.  От откинулся на спинку стула, вытер салфеткой губы и раздраженно бросил её на стол.  ― Мерлин! Паркинсон, ты когда-нибудь перестаёшь трещать? Ты мёртвого запилить способна! Ты со всеми такая или одному мне такое счастье? Если со всеми, то я могу понять Малфоя, который тебя послал!  Она, ни слова не говоря, схватила со стола банку с вареньем и запустила в него. Он даже не дёрнулся, когда стеклянная посудина просвистела мимо его уха и врезалась в стену, но отчего-то не разбилась, а отскочила и запрыгала по полу. Провожая катящуюся по полу банку насмешливым взглядом, он сказал:  ― Да-а! Да ты настоящая гарпия, Паркинсон! Вот, только посуду ты ещё не била!  Она закрыла лицо руками и глухо проговорила:  ― Ты ведёшь себя, как настоящий мерзавец!  ― Скажи мне что-нибудь новое, Паркинсон! ― усмехнулся он.  ― Ты со мной поступил...  ― Да перестань! ― скривился он. ― Я не сделал ещё ничего, чего бы ты сама от меня не хотела. Ничего!  ― Как с какой-то дешёвкой!  ― Ничего, чего бы ты не хотела, Паркинсон!  ― Ты на меня напал...  ― Ещё раз ― потому, что ты этого хотела. И знаешь, я благодарен тебе за этот третий урок!  ― Какой урок? ― удивлённо спросила она, отнимая руки от лица  ― Ты мне наглядно продемонстрировала, что нам и вправду не стоит трахаться. Спасибо тебе за это.  ― Я тебе пообещала! ― упрямо сжала она губы.  ― Иди ты в задницу со своими обещаниями.  ― Я тебе пообещала, что больше не буду с тобой играть!  ― И игрушки свои себе в задницу засунь! ― добавил он. ― Тебе надо понять одну простую вещь, Парксинсон, ― он встал и опёрся на стол, нависая над ней: ― Мне. От тебя. Ничего. Не нужно. Так понятно или ещё медленнее повторить специально для тупой недоучки из Слизерина?  Она молчала и смотрела в окно, скрестив руки на груди, пытаясь напомнить себе, что такая прожжённая и циничная стерва, как она, не может позволить себе позорную влагу на лице. Он выдохнул сквозь зубы и стал убирать со стола.  ― Ещё чаю? ― вежливо спросил он.  ― Нет, спасибо, ― отказалась она. Он пожал плечами, забирая её чашку. Она продолжала думать, пока он шумел водой и звенел посудой, но так ничего интересного придумать и не смогла. Всё, что ей удалось понять ― это то, что она должна доказать ему. Что именно доказать ― она тоже не могла внятно себе объяснить, но то, что он должен в итоге удивиться и признать её правоту ― сомнений не вызывало. Проклятый гриффиндорец!  ― Так что мы собираемся делать? ― спросила она.  ― Ты о способе убиться? ― спросил он. Она кивнула, хотя он стоял спиной и не мог этого видеть. Не её проблемы! ― Ну, способов-то много, ― ответил он. ― Например, можно на метле разогнаться в стену и не свернуть.  Она сжала кулаки от гнева. Он ещё и издевается! Мысль о яде уже не казалась ей такой глупой.  ― Где-то то ли в Венгрии, то ли в Румынии ― я вечно путаю эти Буды и Бухи ― Пожиратели выпустили на волю трёх драконов, ― стал рассказывать он. ― Погибли двое загонщиков, ещё пять ранены. Двух драконов удалось поймать, а третий сжёг несколько деревушек, убив десятки магглов. Дело осложняется тем, что этот дракон старый и опытный и, к тому же, не брезгует хорошо прожаренной человечиной.  ― Очень интересно, ― заметила она. ― А мы как вписываемся в эту прекрасную пастораль?  ― А мы его поймаем, ― улыбнулся он, поворачиваясь с полотенцем, которым вытирал руки.  ― Зачем? ― удивилась она.  Он пожал плечами и взглянул ей в глаза. Она уже поняла, что после его вспышки они оба перестали на некоторое время оскорблять друг друга, но во взгляде его ясно можно было прочитать тупая курица!  ― Всё очень просто, ― пожал он плечами. ― Мы с тобой не загонщики, и опыта у нас ― ноль. С вероятностью процентов в девяносто пять дракон нас прихлопнет.  ― А пять процентов? ― недоверчиво спросила она.  ― А пять процентов ― на то, что он прихлопнет одного из нас и тяжело ранит другого.  Она довольно кивнула. Это был хороший план. Единственное, что ей в нём не нравилось ― в нём не было место моменту, когда он признает её правоту. С другой стороны ― всё сегодня и закончится. А с третьей ― он так и умрёт в заблуждении. И что тут делать?  ― В общем, ты сейчас красишь волосы, вставляешь линзы, и мы отправляемся в Бухарест...  ― Это в Румынии, ― не преминула вставить она. Пусть знает, какая она умница!  ― Пусть будет в Румынии, ― не оценил он. Она вздохнула и пошла краситься.  ― Поттер! ― позвала она через три минуты.  ― Что? ― он оторвался от очистки постели от следов ночных безумств и пошёл к ней. Она растерянно заглядывала в коробку с шампунями.  ― Я думала, ты что-то про краску говорил!  Он подошёл к коробке и достал оттуда несколько упаковок с красителем для волос.  ― У тебя волосы тёмные, поэтому стоит их сначала осветлить, ― сказал он, протягивая ей флакончик перекиси водорода.  ― А нормальной краски, что ли, не было? ― в ужасе спросила она. Он снова посмотрел на неё тем взглядом.  ― От нормальной за километр несёт магией, а от этой ― только химией, ― он вздохнул: ― Давай, я тебе помогу.  Как оказалось, осветлить волосы достаточно просто. Пользуясь расчёской, он нанёс состав ей на волосы, стараясь равномерно распределить. Закончив, он замотал её голову в полотенце и усадил ждать. Через двадцать минут он помог ей промыть волосы, а потом намылил их шампунем. Когда он мыл ей голову, пальцами с силой массируя кожу, он услышал совсем тихое:  ― Я тебя ненавижу.  Её теперь было не узнать. Она, конечно, не стала совсем блондинкой, но волосы светло-русого оттенка в сочетании с тёмными бровями и карими глазами выглядели очень эффектно. Он вдруг почувствовал, что совершенно был бы не против, если бы она как раз в этот момент устроила какую-нибудь из своих шуточек, в результате которой они снова оказались бы в постели.  ― Что скажешь? ― прервала она затянувшуюся паузу.  ― Скажу, что теперь мы добавим контактные линзы и очки ― и тебя родная мама не узнает.  ― Мама меня и так не узнает, ― грустно ответила она.  ― Не волнуйся, ― подбодрил он. ― Надеюсь, скоро вы встретитесь. Узнает, конечно!  Путешествие происходило в два этапа ― сначала порталом в крупный европейский центр, а потом ― трансгрессия уже собственно в Бухарест. К счастью, ближайший портал был совсем рядом ― в Стамбуле, и ему не пришлось сильно напрягаться с аппарацией. Её удивило множество авроров на входе и внутри портального зала. Мужчины и женщины в обтягивающем оранжевом трико с ярко-зелёными позументами и оранжевых мантиях цепкими взглядами ощупывали входящих и выходящих. Их парочка, похоже, не вызвала никакого интереса ― коротко стриженный молодой человек с серыми глазами и двумя мётлами за спиной и голубоглазая блондинка в очках не входили ни в какие списки разыскиваемых. Оплатив портал, они переместились в Турцию и вышли из зала на тёплый воздух. Он вдохнул полной грудью, взял её за руку и аппарировал.  Нужный им подъезд оказался во дворике между улицами Колцеи и Болинтинеану. Собственно, он и аппарировал сразу на место, в десяти метрах от крыльца. Внутри они обнаружили двоих смутных типов в помятых брюках, заправленных в кирзовые сапоги, цветастых рубашках, жилетках и небольших помятых шляпах. В помещении было жутко накурено, и она было закашлялась, но кашель сразу прошёл, как только он с заботливым лицом очень больно стукнул её между лопаток. Местные что-то залопотали, но он не растерялся и протянул к ним руку:  ― Не бойтесь, мы пришли с миром!  Круглые лица местных вытянулись, и один из них что-то прокричал в сторону внутренних помещений. Через десяток секунд оттуда появилась тёмноволосая чёрноглазая девушка в простом ситцевом платье. Она почувствовала неясное беспокойство, поскольку девушка была диво, как хороша, а платье своей простотой замечательно подчёркивало её точёную фигурку в узкой талией. Тот, что её позвал, что-то недовольно ей высказал, и она повернулась к гостям:  ― Бон жур. Парле ву франсе?  ― Но, ― замотал он головой. ― Же-е-е... ― он поднял глаза к потолку, вспоминая. ― Же-е-е парле-е-е англес, вот! ― обрадовался он и добавил: ― Силь ву пле, конечно!  ― О, здорово, ― обрадовалась румынка, причём по-английски она говорила совершенно без акцента. Ну, может, немного в сторону Манчестера. ― А то по-французски я не очень...  ― Здравствуйте! ― поклонился он.  ― Здравствуйте! Меня зовут Симона. Чем я могу быть вам полезна?  Она стояла слегка сбоку от него, и ей был очень хорошо виден его взгляд, с которым он оценивал, чем именно, сколько раз и в каких позах может быть полезна ему местная девушка по имени Симона. Она решила взять инициативу в свои руки.  ― Меня зовут... ― он предупредительно прочистил горло, и она запнулась, придумывая имя. ― Меня зовут Лили Снейп! ― со мстительной улыбкой она наблюдала его стремительно багровеющее лицо. ― А моего спутника зовут Аргус Филч! ― тут он уже не выдержал и закашлялся, а она с удовольствием пришла ему на помощь, нежно похлопав по спине. ― Филчик у нас такой впечатлительный!  ― Очень приятно познакомиться... Мисс? ― неуверенно спросила Симона.  ― Да, конечно. Можете меня звать просто Лили, а его ― просто Филч, ― улыбаясь, добавила она.  ― А вы... ― она перевела палец с него на неё и обратно.  ― О, нет, ― улыбнулась она. ― Мы не вместе.  ― Нет-нет! ― замахал он руками. ― Как вы могли такое подумать? Пф-ф! ― возмущённо надул он щёки.  ― И всё-таки? ― спросила Симона, чуть пододвигаясь к нему и заглядывая в глаза. ― Что вы хотели?  ― Ах, да, мы слышали, что у вас дракон в бегах...  Симона сразу перестала улыбаться:  ― Да, у нас есть проблема, и очень серьёзная. Но это ведь очень опасно! Вы знаете, какие эти драконы страшные! ― распахнула она на него свои испуганные глаза и покачала головой, прижав ладони к щекам. Он крякнул низким голосом и, подбоченившись, выпятил грудь:  ― Мы знаем, что делаем, дорогая Симона, ― важно сказал он.  ― Точно, знаем, ― буркнула она себе под нос.  ― О, вы такой смелый, мистер Филч! ― сказала Симона, делая ещё небольшой шажок к нему.  Он опять закашлялся и бросил на неё злобный взгляд. Она мило улыбнулась и похлопала ресничками.  ― Давайте сразу поговорим об оплате... ― засмущалась Симона. ― У нас не очень богатая страна.  ― Я так понимаю, три деревни уже разрушены? ― строго спросил он.  ― Пять, ― тихо ответила та.  ― А человеческие жизни? ― с укором спросил он. ― Они ведь ― бесценны! ― поднял он вверх указательный палец. Она в тон ему трагически всхлипнула, а Симона умоляюще заломила руки:  ― Да-да, мы всё понимаем, конечно...  ― Сколько? ― склонился он к румынке.  ― Пя... пятьсот, ― выпалила Симона, зажмурившись.  Он галантно хохотнул:  ― Ну, дорогая, вы же понимаете, что это ― совершенно несерьёзно? Да наш путь сюда обошёлся нам дороже!  ― Ну, хорошо, ― замялась Симона. ― Две! Только для вас!  Ого, как она легко подняла цену! ― подумала она. ― Если он не полный дурак...  ― Десять, ― предложил он и добавил: ― Только ради ваших прекрасных глаз!  ― Ну уж и прекрасных! ― засмущалась девушка.  ― Прекрасных, прекрасных! ― заверил он.  ― Ну, если прекрасных... ― задумалась Симона. ― Тогда четыре! Но это ― последняя цена.  ― Так уж и последняя! ― засомневался он, нагнулся к девушке и на ухо предложил: ― Восемь. Из них пятьсот ― вам.  Симона встрепенулась и одобрительно на него посмотрела:  ― Ну, что же вы раньше-то не сказали? ― и чуть тише добавила: ― А в каком отеле вы остановились?  ― Отель мы обсудим позже! ― подмигнул он румынке. Она почувствовала какое-то смутное беспокойство, словно её волновало, что происходит между ним и толстой и страшной продажной румынской девкой. Наверное, ещё и с прыщами на груди и на заднице.  Симона подозвала мужичков и начала интенсивно работать переводчиком. Выяснилось, что один из них, по имени Гугуцэ, как раз родился и вырос в той местности, а предполагаемое местонахождение дракона было неподалёку от его родной деревеньки Трое Козлят. Им выдали сбрую дракона, которая, скорее, напоминала огромный ошейник.  ― Как только сбруя будет надета на дракона, мы сможем им управлять, ― пояснила Симона, строя ему глазки. ― Всё, что вам нужно сделать ― надеть её и застегнуть, после чего смело можете вызывать нас. Вот мой адрес! ― сделав глаза большими-большими, девушка похлопала ресничками.  Вот, сука! ― подумала она. ― Чтоб ты подавилась!  Он натянул на себя сбрую, как портупею, и Гугуцэ перенёс их в Трое Козлят. Точнее, в то место, которое раньше было деревушкой Трое Козлят. Румын снял с шляпу, прижав её к груди, и простоял минуту со склонённой головой, после чего, кивнув им на прощанье, с хлопком исчез. Они остались посреди огромного пепелища, по которому ветерок гонял золу.  ― Это то, о чём я думаю? ― спросила она.  ― Нет, это не член, ― ответил он.  ― Дурак, ― сказала она.  Он снял с плеча ошейник и расстегнул его.  ― Что скажешь? ― спросил он, показывая ей сбрую. Оглядев сгоревшую деревню, она пожала плечами:  ― По-моему, неплохой вариант. Если не умрём, то согреемся точно.  ― Эту штуку нужно обвязать вокруг шеи и застегнуть, ― он показал на застёжку наподобие обычной ременной. ― А я даже не уверен, что смогу обхватить руками его шею, если на нём повисну... А уж на то, чтобы застегнуть, у меня останется пара секунд...  Она подпёрла подбородок рукой и стала думать.  ― У тебя верёвка есть? ― спросила она.  ― Решила всё-таки повеситься? ― наклонил он голову набок. ― Если хочешь, мы можем оставить мётлы и аппарировать под ноги дракону. Вот тогда мы точно согреемся!  ― Хм, ― задумалась она. ― Заманчиво! Чертовски заманчиво! Нет, у меня была другая мысль, но твоя мне понравилась больше! Пойдём искать дракона!  ― Постой, ― она уже потянулась за метлой, и он схватил её за руку, останавливая. ― Мою мысль мы всегда успеем осуществить. Давай, свою рассказывай!  ― Вот, смотри, ― показала она на кончик ремня, ― если сюда прикрепить верёвку, а верёвку продеть в скобу...  ― По получится большая петля, которую мы сможем накинуть на шею дракону... ― продолжил он.  ― А потом, потянув за конец, застегнуть! ― закончила она.  ― Круто! ― сказал он и задумался: ― Ты знаешь, у него вокруг головы шипы, обнести которые верёвкой будет сложно... Верёвка в них попросту застрянет.  ― И что ты предлагаешь? ― с злым скептицизмом спросила она.  ― Я предлагаю тебе ещё немного подумать, а я пока поищу верёвку, ― вздохнул он.  ― Ты куда? ― встрепенулась она. ― Я с тобой!  ― Ну, куда же я ― да без тебя? ― криво оскалился он, беря её за руку.  Несколько длинных толстых верёвок обнаружилось под развалинами большого сарая неподалёку. Он очистил уголок под стеной от горелых досок и пепла, обнажив чистое сено, и уселся. Она села рядом, с интересом наблюдая за тем, что он проделывал с ремнём. Сам ошейник был шириной около двадцати сантиметров, толщиной в полтора и длиной около двух метров. С одной стороны он заканчивался тяжелой ременной скобой с язычком, который был диаметром два сантиметра. С другой стороны у ремня был трапецеидальный кончик, и каждые пятнадцать сантиметров были наверчены большие дырки для язычка. Она уже успела взвесить эту конструкцию, которая оказалась страшно тяжёлой ― минимум, десять килограммов.  Он продел верёвку в последнюю дырку с конца и завязал петлю вокруг края. Развернул узел к самой дырке и, сделав петлю до другого края, ещё раз продел верёвку в дырку. После этого потянул верёвку от дырки к кончику, накинул петлю на самый конец и удовлетворённо подёргал. Когда он, наконец, завершил, она поняла, что он делал.  ― Я придумала, ― сказала она.  ― Рассказывай.  ― Ты возьмёшь ремень, а я ― конец верёвки. Мы облетим шею дракона с двух сторон, и там я тебе отдам верёвку. Ты вденешь её в скобу и затянешь ремень...  Он так долго скептически на неё смотрел, что ей уже захотелось просто ударить его. Может, даже больно. Но не укусить ― как показала практика, укусы он понимает в совершенно превратном ключе.  ― Отличный план, ― вдруг сказал он, застав её врасплох. ― Только необходимо поработать над деталями. Вот, к примеру, после того, как верёвка обовьётся вокруг его шеи, мы с тобой с огромной скоростью начнём двигаться навстречу друг другу...  Она раздосадовано прикусила губу! Оказывается, он давно всё сам продумал, но бросил ей кость. Чтобы не чувствовала себя обделённой. Будто она тоже на что-то годится...  ― Ублюдок, ― прошипела она. ― Мне не нужны твои подачки!  Он удивлённо приподнял бровь:  ― Ты о чём, Паркинсон!  ― Я о твоём показном вовлечении меня в планирование. Ты ведь сам уже всё проработал?  Он покачал головой, с жалостью глядя на неё:  ― Твоя тупость размерами уступает только твоей паранойе, Паркинсон.  ― Паранойя? ― вскинулась она. ― Ты мне ещё скажи, что не обдумал всё сам!  ― Позволь мне перефразировать, Паркинсон, ― ощерился он. ― Твоя тупость жирует на твоей паранойе.  ― Ответь на мой вопрос! ― упрямо наклонила она голову. ― Ты уже всё обдумал?  ― А если я скажу, что нет?  ― Я тебе не верю, урод! ― вскочила она на ноги, крича на него. ― Я же вижу...  ― Понимаешь, Паркинсон, ты уже всё за меня решила, ― тихо сказал он, глядя ей под ноги. ― Зачем мне тебе что-то отвечать?  ― Чтобы я могла увидеть твои лживые глаза, ― сжимая кулаки, ответила она. Он встал и шагнул к ней, заставив отшатнуться.  ― Да не дёргайся, я тебе всего лишь хотел показать свои лживые глаза, ― сказал он, вытягивая шею и таращась. ― Посмотрела? Удовлетворена?  Совершенно неожиданно он цапнул её за руку.  ― Отпусти, дебил! ― закричала она, и они вдруг оказались у здания портала в Стамбуле. Он сунул ей в руку, которую держал, тяжёлый кошель, а потом с силой оттолкнул её от себя так, что она едва не упала, и исчез. Несколько секунд она оторопело смотрела на то место, где он только что был, пытаясь унять всё нарастающую дрожь. Начало мая в Турции было совсем тёплым, но её начало знобить, словно вернулась вчерашняя лихорадка, а фальшивые очки, про которые она совсем забыла, наоборот, сразу запотели. Она сняла их и подышала, после чего протёрла краешком мантии и водрузила на место. Закутавшись поплотнее в мантию, она устремилась в помещение портала.  ― Кто-нибудь говорит по-английски? Кто-нибудь говорит по-английски? ― обращалась она к служащим, но те лишь разводили руками. Отчаявшись, она начала выкрикивать название пункта назначения. ― Бухарест! Бухарест! Ну, Бухарест кто-нибудь! ― она заломила руки от безнадёжности. Рядом, восхищённо глядя на неё снизу вверх, остановился толстенький усатый мужичок во феске и в форме сотрудника портала и что-то пролопотал, из чего она только поняла Бухарест. Она посмотрела ему в глаза и твёрдо сказала: ― Я ни слова не поняла из того, что вы мне сказали, но мне нужно в Бухарест.  Турок согласно покивал и показал ей два пальца. Она сначала хотела было возмутиться, поскольку выглядело это в точности, как неприличный жест у британских магглов, но потом поняла, что это ― цена доставки. Она раскрыла мешочек, который он сунул ей в руку и с облегчением вытащила оттуда два галлеона. Турок засмеялся и замотал головой.  ― Что? ― спросила она. ― В чём дело?  Турок снова показал ей два пальца, потом колечко и ещё одно колечко. Да он с ума сошёл! Двести галлеонов за аппарацию!!! Она достала ещё одну монету и, приложив к первым двум, показала турку.  ― Три! ― сказала она. ― Целых три настоящих британских галлеона! Цены немереной! Нигде в мире больше таких нет!  Турок развёл руками, развернулся и сделал шаг прочь. Она поймала его за рукав:  ― Стоять!  Турок что-то залопотал. Она достала ещё один золотой и показала турку все четыре.  Он надменно сложил руки на груди и отвернулся, но уходить уже не собирался. Она достала ещё одну монету и показала турку пять. Тот одним глазом поглядел на них и снова скорчил презрительную гримасу. Она со вздохом достала ещё один. В конце концов, согласие было достигнуто, когда в её руках сверкали десять золотых. Турок предложил ей руку и опять что-то восторженно пролопотал. Она назвала адрес и номер дома, если она только правильно запомнила эту зубодробительную мешанину звуков. Турок повторил за ней адрес, и они оказались в уже знакомом ей дворике. Она отдала мужичку монетки и поклонилась. Тот поклонился в ответ и исчез. Она поспешила к двери в помещение, где они уже были.  Дверь, как назло, оказалась заперта. Она чертыхнулась и принялась колотить в неё сначала кулаками, а потом ногами. Не добившись никакого результата, она уселась на крыльцо спиной к двери. Ей очень хотелось плакать. Следовало признать, что она даже жалела, что многие годы пренебрегала этим замечательным средством ― успокаивать нервы помогало замечательно. Вот и сейчас горечь отчаяния переполняла её, и слёзы казались простым выходом. Она встала и подняла палочку:  ― Алохамора!  Дверь не открылась, хотя заклинание и сработало. Наверное, на ней стояла какая-то магическая защита. Она было снова приготовилась дубасить по ней, как вдруг заметила рядом с дверью небольшую кнопочку электрического звонка. Шипя на саму себя от злости, она нажала её, и послышался звон. Она стала ждать. Менее, чем через полминуты она услышала звук открывающейся внутренней двери, потом защёлкал замок, и её глазам предстала сильно удивлённая Симона.  ― Мисс Снейп? ― спросила румынка. Она ещё раз чертыхнулась, проклиная себя за дурацкий выбор фальшивой фамилии.  ― Пожалуйста, называйте меня Лили.  ― Лили! ― кивнула та. ― Вы уже вернулись? А где же мистер Филч? ― она опять вздрогнула и оглянулась, словно и вправду из-за угла в любой момент мог показаться Филч.  ― Нет, мы ещё не вернулись, ― сказала она. ― Мистер Филч... ― она замялась, раздумывая сказать ли правду, или соврать. ― У нас с мистером Филчем возникли существенные разногласия...  ― Поругались? ― понимающе спросила Симона. Она даже опешила от такой формулировки. Ей-то и в голову не приходило, что они поругались. Прежде, чем она успела возмутиться, румынка лукаво погрозила ей пальчиком: ― А ведь вы меня обманули, Лили!  Она похолодела. Неужели кто-то её раскусил в этом обличье? Она и сама-то с трудом воспринимает эту голубоглазую русую девушку в очках в зеркале, как своё отражение.  ― Чт-то з-значит об-бманули? ― запинаясь, спросила она.  ― Ну, мне же отлично видно, что вы с мистером Филчем... ― и Симона постучала кулачками друг о друга. Она почувствовала, что заливается краской. Уж лучше бы её опознали! Теперь, небось, эта девушка считает её шлюхой, готовой отдаться первому встречному. Ей захотелось спросить, что же ей ещё видно, но она вовремя поймала себя за язык. Если та ей сейчас заявит, что она без ума от мистера Филча, то это будет полная катастрофа. Потому, что во-первых ― неправда. А во-вторых ― совсем неправда! Зачем же заставлять эту милую девушку, у которой всё-таки должны быть прыщи на заднице, лгать?  ― Я боюсь... ― она сглотнула ком в горле, отвернувшись в сторону. ― Я боюсь, что он один попытается... ― она повернулась к Симоне и затараторила: ― А ведь он один не справится, у дракона ведь шипы вокруг головы, и верёвка ведь застрянет, и он ведь... ― она остановилась, зажав рот и в ужасе выкатив глаза.  Симона понимающе кивнула:  ― А вы сама аппарировать не сможете?  Она замотала головой. Этому чёртову умению стоило обязательно научиться!  ― К сожалению, я тоже не умею, а кроме меня сейчас никого нет. Через... ― она поглядела на часы. ― через двадцать минут вернётся Панделе. Если он даже не знает, куда нужно переместиться, он сможет найти Гугуцэ.  ― Но как же... ― пролепетала она. ― Но он же... Но дракон же его...  Симона грустно на неё смотрела:  ― Я могу предложить вам сока или чаю, мороженого и печенья.  ― Но как же...  ― Это всё, что я могу сейчас сделать, Лили, ― повесила голову Симона. ― Простите.  Панделе вернулся через восемнадцать минут. Пока она пила чай, она буквально физически чувствовала, как ненависть, заполнившая её до отказа, перелилась через край и начинает заполнять собой окружающее пространство, и она точно знала, что сейчас-то Авада обязательно сработает, просто не может не сработать. Теперь она поняла, что раньше ей и вправду только казалось, что она ненавидит. Конечно, палочка отказалась её слушаться! Зато теперь... Она мысленно представила себе, как зелёная молния врезается ему в грудь, и он падает, наконец-то осознав... И ещё раз, и ещё... Она нахмурилась. Нет, это не выход. Убить можно только раз. А невыносимые страдания... Она снова представила себе зелёную молнию и улыбнулась. Молния была прекрасна.  Панделе оставил её там же, где ранее их высадил Гугуцэ. Она ранее договорилась с Симоной, что они её подберут там же, когда стемнеет, если они не дадут о себе знать раньше. Она сразу направилась к развалинам сарая, у которого он занимался сбруей. Там его совершенно предсказуемо не оказалось, зато нашлась её метла. По поводу метлы она волновалась сильнее всего ― с него бы сталось утащить метлу с собой, и тогда её план найти его накрылся бы медным тазом. Откуда-то из-за леса послышался утробный рёв, словно кто-то сильно разозлил гигантского дракона. Впрочем, почему ― словно? За лесом кто-то дразнил дракона, и последнему это отнюдь не нравилось.  Она почувствовала, что покрывается гусиной кожей ― рёв был совершенно жутким. Её ноги словно примёрзли к земле. Она с недоумением посмотрела на них, словно не понимая этого предательства и сделала шаг. Метла сама прыгнула в руку, и она, обмирая от страха, полетела туда, откуда слышался этот страшный звук. Она взлетела высоко, и ей скоро стало видно, что там, где лес кончается, начинается большое поле. Над этим полем в двухстах-трёхстах метрах над землёй кружил дракон, явно за чем-то или за кем-то гоняясь. Когда она подлетела ещё ближе, ей стала видна совсем маленькая по сравнению с драконом фигурка на метле.  Она в ужасе замерла. Он ― а это, несомненно, был он ― бесстрашным оводом, поливая струями воды, крутился вокруг чудовища, периодически полыхавшего огнём и издававшего леденящий душу рёв. Ей было непонятно, отчего он не воспользуется более сильными заклинаниями, но потом она вспомнила, что драконы не очень чувствительны к магии, и струи воды могли быть более действенным решением. По крайней мере, это оказалось самое рациональное объяснение, которое она могла придумать такому странному способу ведения дуэли с крылатым монстром за те полсекунды, что понадобились ей, чтобы приблизиться к месту схватки на расстояние ста метров.  Дракон дыхнул пламенем, и он отскочил, выпустив струю воды, которая попала дракону прямо в глаз. Чудовище начало отворачиваться, и он ловко пронырнул под его крылом, дважды перевернувшись в воздухе. Она невольно залюбовалось мастерством и изяществом, с которым он управлял метлой, как вдруг его в спину ударил драконий хвост. Словно мяч для крикета, по которому ударили битой, он слетел с метлы и начал падать. Дракон, изогнувшись, словно змея, устремился за ним, вытянув тело в струну, сложив крылья и раскрыв огромную пасть.  ― Нет! ― закричала она и прежде, чем успела что-то сообразить, направила метлу вертикально вниз, тоже разгоняясь. Она видела, как дракон настиг его буквально в пятидесяти метрах от земли, сделал стремительный бросок головой, словно кобра, и целиком проглотил маленького человечка. Монстр моментально развернулся в воздухе, подогнул хвост и расправил огромные крылья, натужно взмахивая ими, чтобы самому не расшибиться. Картинка в её глазах потеряла чёткость, и она направила палочку на огромное пятно цвета тёмной охры.  ― Ступефай! Редукто! Ступефай! Редукто!  Она свернула в сторону от пятна, рукой с палочкой сняла очки и рукавом вытерла глаза, восстанавливая чёткость изображения. Дракон приземлился и сложил крылья, и вдруг случилось Чудо, иначе это было никак не назвать. Пасть дракона распахнулась, и внутри показался он, с натугой упирающийся руками в нёбо монстра, сантиметр за сантиметр раскрывая челюсти ужасного создания. Открыв достаточно, он смело спрыгнул с пятиметровой высоты на землю, в полёте направив вниз струю воды, смягчившую падение. Упав, он поднял тычу брызг, тут же обратившуюся в облако пара ― это дракон снова полыхнул огнём. Он несколько раз перевернулся, откатываясь в сторону, и снова выстрелил в дракона струёй воды, попав ему прямо в нос. Тот начал чихать и отвернулся, а он вскочил и побежал, петляя, как заяц, спасаясь от атак чудовища. Она поняла, что это ― её шанс, взлетела вверх и начала на него падать наперерез, рассчитывая его спасти до того, как дракон снова повернётся. Выйдя из пике, она на бреющем полетела вдоль земли, и тут дракон выпустил длинную струю пламени. Совершенно наплевав на осторожность, она на полной скорости врезалась в него, и они оба, сцепившись, покатились по траве, задержались на краю и скатились в неглубокий овраг.  Он очнулся на чём-то мягком. Одна рука его была придавлена, а другая... Он несколько раз сжал её, наслаждаясь ощущениями, выдернул из под неё вторую руку, тщательно вытер о штаны, расстегнул несколько пуговиц на блузке, просунул руку под лифчик и с наслаждением начал мять грудь, сжимая сосок у основания большого пальца. Всё-таки сиськи ― это замечательно!  ― К-ха! ― поперхнулась она, приходя в себя, потом вдруг осознала, что, во-первых, лежит под ним, и, во-вторых, он нагло пользуется её бессознательным состоянием и бессовестно лапает. ― Поттер, мерзавец! ― зашипела она. ― Ты, что, с ума спрыгнул?  ― Ничуть, ― возразил он и укусил мочку её уха, вызвав у неё глубокий вздох. ― Ели бы я с ума спрыгнул, то тискал бы сейчас Малфоя.  ― Слезай сейчас же! ― потребовала она.  ― Ага, бегу, роняя тапки! ― ответил он, продавливая колено между её ног.  ― Поттер, я не хочу! ― заявила она и укусила его за шею. Он отстранился от неё и внимательно вгляделся в глаза.  ― Значит, так, Паркинсон. Ключевое слово ― изнасилование. Не насиловать или насилуешь, а изнасилование. Как только ты мне говоришь изнасилование или Поттер, это ― изнасилование, я тут же останавливаюсь. Понятно? ― не дождавшись ответа, он просунул второе колено между её ног.  ― Поттер, остановись! ― взмолилась она.  ― Заткнись, ― ответил он, задирая юбку и спуская её походные рейтузы до коленей.  ― Перестань, прошу тебя! ― попросила она, приподнимая зад.  ― Будешь вякать ― я тебе мантию на рожу натяну, ― пообещал он, расстёгивая ширинку.  ― Поттер, не надо! ― запрокинула она голову, когда его член упёрся ей между ног. ― Я ещё не готова!  ― Перестань трещать! ― поморщился он, подкладывая под неё руку и хватая за ягодицу. ― Я вчера пробовал и признал тебя годной!  Он поднял её ноги повыше и подвигал тазом, выискивая правильное положение, а потом надавил, пытаясь в неё войти.  ― Поттер! ― взвизгнула она. ― Ты меня за волосы дёргаешь!  ― От, дура! ― пробормотал он, оттягивая её ягодицу в сторону. На другую руку он выдавил слюны и сунул ей между ног, мокрыми пальцами осторожно приникая между губок и водя в промежности.  ― Хм-пф! ― она откинула голову в сторону, когда его палец скользнул внутрь, а он почувствовал, что её щёлка очень быстро заполняется смазкой. Он подвёл головку ко входу, немного подвигал ею взад-вперёд, а потом в несколько движений задвинул член до упора.  ― Ты что творишь, гад! ― застонала она, выгибаясь ему навстречу. Он застыл в ожидании, и она, обняв его, начала сама двигать тазом, гладя его спину и ягодицы. Он стал медленно двигаться, пытаясь попасть ей в такт. ― А-ах, скотина! ― застонала она ещё громче и запустила руку ему в волосы. Он почувствовал, как её щёлка начинает сжиматься на его члене. Он и сам уже был близок к оргазму.  ― Панси, ― прошептал он еле слышно, но она это, тем не менее, услышала.  ― Это ― изнасилование, Поттер! ― сказала она ему на ухо.  Он тут же перестал двигаться и выгнулся, чтобы видеть её лицо.  ― Ты всерьёз рассчитываешь, что я остановлюсь посреди траха? ― спросил он, чувствуя, как давление члене падает, словно из пропоротой шины выходит воздух. Она замотала головой, притягивая к себе его ягодицы. ― Ты, тупая корова, специально дождалась этого момента? ― она ещё сильнее замотала головой. ― Ну, теперь радуйся, идиотка!  Он приподнялся на руках, выскальзывая из неё. Сначала он встал на колени, и она, по-прежнему не отпуская его ягодицы, невольно села. Его мягкий член ещё выглядел набухшим, но стремительно опадал. Он уселся на зад и выпрямил ноги. Она тут же прикрылась юбкой и села на колени.  ― Ну, что пялишься, дура? ― спросил он её со злобой в голосе. ― Поиграться захотелось? Думаешь, я тебе врал, когда про изнасилование говорил? Не могу я тебя изнасиловать. Не могу.  Она по-прежнему задорно смотрела на его болтающийся член.  ― Что там? ― спросил он.  ― А ты, Поттер, оказывается, импотент! ― весело сказала она.  ― Не трещи, балаболка! ― поморщился он.  ― Импотент, импотент! ― она приподнялась, задрала юбку и слегка выгнулась назад так, что практически на расстоянии вытянутой руки от него оказалась её ничем не прикрытая промежность. Ему были видны в окружении курчавых волосиков покрасневшие от возбуждения и покрытые её соками пухлые губки, между которых пробивался розовый валик капюшона клитора. Она при этом дёргала задом, и губки двигались, терлись друг о друга и сминались. Он почувствовал, что голова его сейчас лопнет, но член по-прежнему оставался безучастным. ― Фу, ― сказала она, надувшись. ― Сразу видно, что ты ― педик. Вот, если бы тебе задницу Уизли показать...  Она встала на ноги и начала приплясывать, извиваясь и наклоняясь во все стороны. Танцуя, она сняла блузку и бросила на землю. Потом, выгнувшись, расстегнула лифчик и сбросила его, согнувшись и вытянув руки к земле. После этого она, пританцовывая на одной ноге и дёргая задом, стянула со второй рейтузы и повторила то же самое с первой. Потом она натянула трусы, по сразу же начала их спускать по сантиметру, поворачиваясь к нему то передом, то задом. Когда трусы оказались на её носке, она подняла ногу в его направлении и, растянув их, как из рогатки запулила в его направлении. Он поймал их, но она тут же подбежала к нему, отобрала и, смеясь, натянула ему на голову. Потом она повернулась к нему задом и наклонилась до самой земли, потряхивая при этом грудками в танце.  ― О-о! ― сказала она, и глаза её округлились. Она снова развернулась, уселась, подогнув под себя ногу, и блаженно закрыв глаза, взяла торчащий член в ладони. ― Я же говорила, педик! ― промурлыкала она, с силой стискивая член обеими руками. Он закрыл глаза и застонал. Она примерилась, откинула волосы на правую сторону и, выбрав цель, лизнула головку. Он тут же открыл глаза и выкатил их от удивления.  ― Ф-фу! ― поморщилась она. ― От тебя девчачьими письками пахнет! ― она поглядела ему в глаза, и они оба немедленно залились краской. Сморщившись, она отстранила член, водя по нему рукой вверх-вниз.  ― Водой промой, ― сглотнул он слюну.  ― Да ну, ерунда, не так всё страшно, ― заявила она, приоткрывая рот. Как в замедленном кино он с выпученными глазами наблюдал, как она, тряхнув грудками, тянется губами к его члену, вытягивая навстречу язык, член упирается сначала в язык, потом в губки, а потом головка полностью погружается ей в ротик.  ― Ам-м-м-м! ― замычала она, закатывая глаза. От откинул голову к небу и заорал во все лёгкие:  ― А-а-а-а-а!  Она подняла голову и спросила, не обращая внимания на тянущуюся от губ к головке ниточку слюны:  ― Тебе больно, да?  ― Очень, ― согласился он, рукой пригибая её голову.  ― Как ― очень, ― упрямо вывернулась она. Он поймал её голову второй рукой:  ― Паркинсон, соси давай!  Она снова взяла член в рот, водя там по нему языком. Он внимательно следил, не в силах поверить своему счастью. Сосала она, конечно, не очень умело, точнее, совсем неумело ― скорее, играла с ним, доставляя удовольствие, в основном, себе, перемежая это стонами, мычанием и междометиями вроде ам или м-ням!. Он поймал себя на мысли, что совсем не против её игры, что бы ей ни пришло в голову.  ― Постой, ― сказал он. Она, не выпуская член изо рта, вопросительно подняла брови. ― У тебя очки далеко? ― она пожала плечами и огляделась по сторонам с членом во рту. Всосав в себя головку, она рукой потянулась в сторону, одновременно оттягивая и его член за собой, что-то нащупала и передала ему. Это была его палочка. Она показала рукой в сторону склона. Он пригляделся и увидел, что там что-то поблёскивает.  ― Акцио, очки! ― взмахнул она палочкой. Очки прыгнули ему в руки и он, вытерев их о валявшуюся рядом мантию, аккуратно водрузил ей на нос. Вот, теперь всё было, как надо ― голубоглазая блондинка с его членом во рту, строго глядящая не него поверх очков своими огромными глазищами. ― За щеку поверни, ― попросил он. Она послушалась, и щека надулась бугром. ― А теперь немного подвигай! ― сдвинув глаза к носу, она несколько раз двинула головой взад-вперёд, снова всосала головку и со звуком чпок! вынула его изо рта.  ― Моя хотеть мясо! ― оскалилась она и впилась зубами поперёк ствола.  ― М-м-м! ― запрокинул он голову. Она немного подвигала челюстью, зубами перекатывая кожу члена, а потом потянула его вверх. Он встал, стягивая с себя штаны, а она, наоборот, уселась на мантию, ни на секунду его не отпуская. Всё это время ему слышалось то ли тихое поскуливание, то ли постанывание, которое она издавала от нетерпения. Он встал на колени между её ног, а она, откинувшись на спину, обвила ногами его поясницу и потянула к себе. Он опёрся о землю и ухватил её за зад, приподнимая, раздвинул колени и одним движением забил в неё член до упора, едва не зажав между ними руку, которой она направляла его в себя.  ― А-а-а! ― заорала она, выгнувшись. Её пульсирующее влагалище крепко сжалось, словно пытаясь его подоить. Он крепче вжался в неё, помогая её оргазму. Она подтянулась на его шее и крепко прижалась, тяжело дыша и постанывая. Он опустился на неё, сминая собой, подсунул под неё руки и ещё крепче вжал в себя.  ― Сукин сын! ― шепнула она. Он в ответ опять укусил её ушко и начал медленно двигать в ней членом.  ― Погоди, ― сказала она.  ― Что? ― спросил он, остановившись.  ― Этой ночью... ― начала она.  ― Не сейчас, ― потянулся он к её шее.  ― Сейчас. Именно сейчас, ― возразила она. ― Момента лучше не придумать.  ― Хорошо, ― он приподнялся на локте, вжав в неё таз и наслаждаясь единением.  ― Вчера ночью... Мне снилось...  ― Я знаю. ― остановил он её.  ― Мне нужно тебе сказать... Самой... Мне снилось, что я... и ты...  ― Я знаю.  ― И мне было очень хорошо. А потом, когда я проснулась...  ― Прости.  ― Нет, нет, ― распахнула она глаза. ― Когда я проснулась, мне стало ещё лучше, ― она ухватила его за волосы, оттягивая голову так, чтобы видеть его лицо. ― Потому, что оказалось, что это ― не сон. Что всё это ― по-настоящему. И что мне хорошо ― по-настоящему. Спасибо тебе!  ― Дура ты, ― он всё-таки дотянулся до её шеи, кусая, и задвигал тазом, описывая восьмёрку. Она опять протяжно застонала, сильно ударив несколько раз в него лобком. Он вытянул член почти полностью, подождал, пока она не начнёт нетерпеливо двигать задом, и с силой вогнал его.  ― А-а-а! ― застонала она и укусила его за ухо: ― Как можно так меня мучить?  Он снова вогнал в неё свой член, чувствуя, как её мышцы опять начинают его обволакивать. Забыв про всё, он с рычанием стал загонять в неё член так быстро и сильно, как только мог. Она уже не могла выдавить из себя ничего связного, и лишь орала без остановки, двигаясь ему навстречу и насаживаясь на него. Вдруг она сквозь свой бред крикнула:  ― Стой!  Он замер, чувствуя, что член его, как тисках зажало, и он уже не в силах сдерживаться.  ― Гарри! ― прошептала она ему на ухо.  ― Панси! ― так же тихо ответил он ей. Она выгнулась в коллапсе, а у него в голове взорвалось, он мощно дёрнул тазом ещё несколько раз, пытаясь забраться ещё глубже в неё, и сам заорал вместе с ней.  Когда они оделись, он скептически посмотрел на неё.  ― Чего тебе ещё, идиот? ― раздражённо спросила она.  ― Ты уверена, что не хочешь зубы почистить? ― спросил он. Она ошарашенно посмотрела на него:  ― С чего бы это?  ― Да так, ― смутился он.  ― Поттер, ― проникновенно сказала она. ― Это оттого, что я твой член во рту держала? ― он бросил на неё взгляд, отвёл глаза и кивнул. ― Ты, что, Поттер, стесняешься, что ли?  ― Нет, конечно! ― возмутился он, по-прежнему не глядя на неё.  ― Тогда скажи это, Поттер!  ― Сказать ― что? ― изобразил он непонимание.  ― Скажи ― то, ― ответила она.  ― Хорошо, ― вздохнул он. ― Паркинсон, тебе стоит почистить зубы после того, как я тебе сунул за щеку.  ― Ф-фу! ― замахала она руками, краснея. ― Ну ты, Поттер, и урод! И словечки у тебя уродские!  ― Ты сама этого хотела, ― пожал он плечами. Ну, ладно, пусть будет дал на зуб. Так лучше? ― участливо поинтересовался он.  ― Ну ты и мерзавец, Поттер! ― разозлилась она. ― Способен что угодно втоптать в грязь!  ― Хорошо, пусть будет ты у меня отсосала!  ― Бя-а-а-а! ― закричала она. ― Откуда ты такую гадость черпаешь?  ― А что, член во рту держала лучше, что ли?  ― Поттер! ― взвизгнула она. ― Помой свой грязный рот! Я уже не в силах терпеть мерзость, что валится из него.  ― Погоди-ка, ― возразил он. ― Член во рту держала ― это твои слова.  ― Поттер! ― крикнула она и задумалась, вспоминая. Когда она вспомнила, её лицо разгладилось: ― Ну, ладно. В общем-то, сунул за щеку звучит достаточно забавно. Но, если ты рассчитываешь на повторение, ― предупредила она торжествующую улыбку на его лице, ― то ничего из вышеперечисленного ты впредь произносить не будешь. Давай, поливай! ― сказала она, наклоняясь. Он сотворил Акваментус так, чтобы била тонкая струйка воды. Она подставила руки и начала полоскать рот. Он, держа палочку двумя руками, приставил её к паху и откинул голову назад. Она закончила мыться, разогнулась и спросила:  ― Поттер, тебе точно восемнадцать есть?  Он перестал лить воду.  ― Точно нет, ― ответил он.  ― Как ― нет? ― не поняла она.  ― Ну, так. Молодой я, ― ответил он.  ― Э-э, ― замялась она. ― А насколько молодой?  Он поглядел на её обеспокоенное лицо и рассмеялся:  ― Тридцать первого июля у меня день рождения.  ― Ф-фух! ― облегчённо выдохнула она. ― А я-то подумала...  ― А у тебя? ― спросил он и полез вверх по склону оврага.  ― Шестого августа, ― машинально ответила она, двигаясь за ним, а потом спохватилась: ― Не твоё собачье дело.  Они добрались до края, он забрался наверх и повернулся, подавая руку. Она, едва высунув голову наверх, тут же присела, прижимаясь к склону оврага.  ― Ты что? ― озадаченно спросил он.  ― Тише ты! ― шепотом сказала она.  ― Почему? ― так же шепотом переспросил он.  ― И не делай резких движений, ― посоветовала она.  ― А что? ― спросил он.  ― Там дракон! ― сказала она, тараща глаза ему за спину.  Он оглянулся и посмотрел:  ― А, не бойся, это Малыш!  ― Это ― малыш? ― удивилась она. ― Какие же они тогда взрослые вырастают?  Он засмеялся и продолжил нормальным голосом:  ― Этого дракона зовут Малыш. Мы с ним давно знакомы, ― он протянул ей руку: ― Давай, вылезай! ― она взяла его руку, и он вытянул её наверх.  ― А он не нападёт? ― спросила она, когда он потащил её в сторону чудовища, которое дремало на лужайке свернувшись калачиком, как кошка.  ― Да нет, он совершенно ручной.  ― А почему тогда он на тебя напал?  ― Ну, ему было скучно, и я предложил ему немного поиграть.  ― Поиграть? ― спросила она, остановившись, и сжала кулаки. Перед её глазами встала картинка того, как он весело поливал дракона безобидной водой, летая по кругу и выписывая бочки на метле, а тот, зажмурившись от удовольствия, плевался огнём ― каждый раз в сторону от него, чтобы ненароком не задеть ― и как, нечаянно его сбив с метлы хвостом, дракон, рискуя собственной шкурой, тут же нырнул за ним, чтобы аккуратно поймать его в свою пасть. А потом они приземлились и продолжили играть. Пока она не ринулась на спасение. Она почувствовала, что закипает: ― Так это была игра? ― сквозь зубы спросила она.  ― Ну да! ― беспечно ответил он.  ― Урод! ― она сбила его с ног, повалила на землю и уселась сверху, колотя кулаками по груди. Он поймал её запястья и потянул вниз, так, что она руками упёрлась в землю. ― Я же чуть... Мне же было... ― Она склонила голову к груди, покрыв его лицо водопадом распущенных волос.  ― Паркинсон! ― тихо позвал он из-под завала.  ― Что тебе? ― недовольно подняла она голову, глядя ему в глаза.  ― Ты за меня волновалась? ― спросил он.  ― Нет, я тебя убить хотела, ― недовольно буркнула она. ― А сейчас хочу убить ещё сильнее.  ― Наклонись поближе, ― попросил он.  ― Зачем? ― опустилась она на локти.  ― Поцелуй меня...  ― Ты, что, тупой? ― зашипела она. ― Чтобы мне лизаться со всякими уродами... ― он ничего не ответил, и она, облизнув губы, коснулась его уст поцелуем. ― Вот. Всё?  Он поднял руки и положил на её талию. Что будет дальше, она знала ― обычно он сразу переходил на её ягодицы. Но в этот раз он лишь провёл руками вверх по её спине и помотал головой. Она снова наклонилась, и он приоткрыл рот, позволяя её языку скользнуть внутрь. Она нашла его язык своим, и они сцепились в страстной борьбе. Одной рукой он тут же ухватил её за грудь, а она сразу скользнула ладошкой ему в штаны, нащупывая моментально встрепенувшийся член.  ― Вот, ― сказала она, переводя дыхание. ― Так лучше?  Он снова помотал головой:  ― Меня чуть не стошнило. До чего же ты омерзительна! ― одна его рука переместилась-таки на ягодицы, а другая продолжала мять грудь. Она оглянулась на дремлющего неподалёку дракона:  ― Дурак, он же подглядывает!  ― Пусть! ― он приподнял таз и начал стаскивать с себя штаны. ― Может, чему новому научится!Глава 6     Принимая во внимание необходимость защиты общества от преступных элементов, подвергающих сомнению наши ценности, а также авторитет Министерства магии, Министерство вводит звание Светлого. К Светлым автоматически относятся следующие категории волшебников, не запятнанных сотрудничеством с ПС:  1. Волшебники, оба родители которых являются магглами  2. Волшебники, один из родителей которых подпадает под первую категорию  3. Выпускники факультета Гриффиндор в школе магических искусств Хогвартс  4. Волшебники, супруг или супруга которых имеют звание Героя  5. Волшебники, супруг или супруга которых имеют звание Светлого, но только по поручительству указанного супруга или супруги  Начиная с даты выхода этого указа только граждане, имеющие звание Героя или Светлого принимаются на работу в Министерство и Аврорат. Имеющиеся сотрудники Министерства и Аврората, не соответствующие этому критерию, обязаны пройти переаттестацию, порядок которой будет отдельно определён внутренним циркуляром Министерства.  Светлые опознаются по Кресту Светоча, представляющему собой мальтийский крест размером 5 сантиметров, который проявляется на предплечье Светлого, если провести поверх него волшебной палочкой. Супруги Героев опознаются по малой Звезде Героя диаметром три сантиметра. Супруги Светлых опознаются по малому Кресту Светоча размером три сантиметра. Супруга или супруги Дважды Героя будут иметь две малых Звезды героя.  В целях облегчения идентификации Светлые обязаны в любое время, кроме походных условий носить мантии бордового или тёмно-синего цветов с золотой каймой. Ношение Светлым мантии другого цвета признаётся административным правонарушением и наказывается штрафом. Ношение Светлым мантии Героя или Дважды Героя приравнивается к хулиганству и наказывается двумя месяцами пребывания в исправительном учреждении Азкабан.     

* * *

  Когда они вернулись в её квартиру, он уже оказался настолько вымотан приключениями ушедшего дня, что, едва раздевшись, упал без сил на кровать в спальне и заснул мёртвым сном. Она же, наоборот, чувствовала, что заснуть ей так сразу не удастся. Сначала она обошла пустые стены последнего убежища своих родителей, поглаживая дыры штукатурки. Потом скучающим взором обвела кухню, в которой они с утра совместными усилиями уже успели навести порядок. Есть ей не хотелось ― было уже поздно, да и после ресторана, в который их на радостях затащили румынские погонщики драконов, места уже не оставалось. Она дошла до спальни, постояла в дверях, глядя на то, как он мирно дрыхнет, раскидав конечности по кровати, и уселась рядом, прислонившись к дубовой спинке.  Она с отстранённым недовольством следила за своей рукой, которая сама, против её воли, скользнула на его макушку, поглаживая ежик волос, боясь самой себе задать вопрос, зачем она это делает. Во сне он повернулся на бок, прижимаясь лицом к её бедру, и обнял её ноги. Она сползла чуть ниже и тоже легла на бок, оборачиваясь калачиком вокруг его головы. Продолжая водить пальцами по его непослушным волосам, она вспоминала события сегодняшнего дня.  Дракон, на которого она так рассчитывала, оказался неопасен. Точнее, он оказался неопасен именно для него. Дракон и вправду сжёг три деревни и сожрал часть скота, но большая часть коров, свиней, овец и прочей живности разбежалась по лесам, где их и продолжали отлавливать местные жители и присоединившиеся к ним не очень чистые на руку мародёры из соседних деревень. Сказки про драконье людоедство, как оказалось, были исключительно выдумкой местных старейшин ― драконы, конечно, могли убить человека, но съесть они могли только сильного волшебника и только в ритуальных целях. Ошейник оказался просто красивым и тяжёлым куском кожи ― единственная его функция заключалась в точном определении координат монстра, когда ремень был застёгнут на его шее.  С его слов, дракон пожаловался, что Пожиратели его отравили чем-то, что вызывало помутнение сознания и вспышки безумия. Отправив её в Стамбул, он встретился с драконом, который как раз отходил от очередного приступа бешенства, и потратил около получаса на то, чтобы отыскать засаженный в спину под крылом между чешуек брони деревянный кол, насквозь пропитанный ядом. Ещё некоторое время ему пришлось потратить на извлечение этой занозы длиной в ладонь, поскольку яд моментально разъел тряпку, которой он пытался её вытащить. В итоге припасённый кинжал, которым он выковырял кол из дёргающегося от щекотки дракона, пришлось выкинуть, поскольку от тридцати сантиметров лезвия остался обмылок длиной сантиметров десять.  Местные погонщики настолько перепугались разрушительной мощи обезумевшего чудовища, что готовы были выделить совершенно непомерные по меркам отсталой балканской деревни деньги. В итоге, обе стороны остались исключительно довольными друг другом ― румыны обрадовались, что так мало заплатили, а он обрадовался, что заплатили так много. Особенно, в свете того, что дракон позволил ему сцедить около литра крови, цена которой за унцию была как минимум сто пятьдесят галлеонов, насколько она разбиралась в ценах на ингредиенты.  Она встала и отцепила его руки, которыми он продолжал держаться за неё. Наполнить ванну горячей водой заняло от силы пять минут, а потом она, прикусив губу, достала из принесённой им вчера коробки свечки и шампуни и забралась отмокать в тёплой воде, одновременно колдовством залечивая уже не столь значительные, как вчера, повреждения нежных частей организма.  Расслабившись, она чуть не заснула. Когда она больно приложилась виском о медный бортик ванны, она поняла, что пора вылезать. Наскоро помылась, оставив голову сухой, ополоснулась из заранее приготовленного кувшина тёплой воды и вылезла из ванны, доставая полотенце и думая, что, если бы он сидел по ту сторону ширмы, то можно было бы его хорошенько подразнить. Она накинула плотную ночную рубашку, сразу отмела вариант ночёвки на матрасе, как неприемлемый, и пошла в спальню. Он по-прежнему нагло дрых. Ей даже почудился в его позе какой-то вызов ― когда она ушла, он снова перевернулся на спину, раскидывая по кровати руки и ноги, так что места ей совсем не оставалось.  Мысленно чертыхаясь, она принялась вытаскивать из-под него одеяло. Развернула его набок, освобождая половину кровати и забралась под одеяло. Она было собралась погасить свет, но снова вылезла, кляня его на чём свет стоит. Она уже знала, что, несмотря на торчащие там и сям кости, он достаточно тяжёл, и теперь ещё раз в этом убедилась, натужно его ворочая в попытках снять одежду. Рубашку она вообще в какой-то момент хотела просто испепелить, но в итоге взяла всё-таки и этот Эверест. Когда он остался в одних трусах, она на секунду задумалась. У неё не было сомнений, что он стал бы останавливаться в этот момент, и она принялась стаскивать и трусы тоже. Стянув, она уселась перед ним на коленях и опёрлась на локти, приблизив лицо почти вплотную к его члену.  Когда днём она брала его в рот, она не успела его толком разглядеть ― в тот момент её мысли были совсем о другом, и сейчас решила исправить эту досадную оплошность. Сейчас член сдулся и не выглядел опасным, а выглядел мягким и тёплым. Она осторожно коснулась его рукой. Кожица на нём была такой нежной, что она не удержалась и целиком взяла его в руку. Он, конечно, сейчас не производил впечатления, но трогать его ей было приятно. Она осторожно потянула кожицу, обнажая блестящую головку, сразу приветливо ей улыбнувшуюся. Потрогала головку, и он дёрнулся, переворачиваясь набок. Она понюхала руку, подумала немного, встала и пошла в другую комнату.  Она вернулась с миской, кувшином, мылом и полотенцем. Потратив несколько минут, она развернула его к себе и поставила миску вплотную к нему, аккуратно поместив в неё член. Потом она тонкой струйкой полила член, закатывая кожицу, намылила руку и рукой стала осторожно, чтобы не разбудить, его мыть. Он что-то пробормотал, улыбаясь, а член стал набухать. Как можно более аккуратно она стала смывать пену. Закончив, она промакнула член полотенцем и убрала всё принесённое подальше от кровати. После этого она потушила свет, сняла ночнушку и забралась под одеяло, укрывая их обоих.  Что-то пробормотав, он снова откинулся на спину. Она прижалась к нему грудью, закидывая на него ногу. Он сделал попытку отвернуться, но она его удержала. Её рука скользнула к члену и стала мять его и наглаживать. Она взяла в руку яйца, осторожно катая их в руках, и потом снова переключилась на твердеющий ствол члена. Она не делала резких движений, просто гладила его и слегка сжимала, но очень быстро член вздыбился и задеревенел, приподнимая одеяло. Двинув рукой к яйцам, она обнаружила, что те подобрались и прижались к члену, словно подтаскивая поближе боезапас для главного калибра. Теперь уже она сжимала его сильнее, с трудом удерживая соблазн сдавить, что есть мочи.  Он опять что-то промычал и повернулся к ней, и ей пришлось отпрянуть, чтобы он не прищемил ей грудь. Член теперь тыкался, как ей показалось, нетерпеливо ей в живот. Она снова закинула на него ногу и направила член в промежность, раздвигая им губки и макая во влажное тепло. Как только она это сделала, её таз непроизвольно сам собой дёрнулся навстречу мягкой головке. Она тяжело задышала в предвкушении, водя членом между губок и натирая им клитор. Потом пытка показалась ей невыносимой, она зарылась лицом в подушку и с глухим протяжным мычанием направила член в себя.  Как обычно, он входил очень туго, несмотря даже на обилие смазки, и когда от её неосторожного движения он рывком вошёл в неё наполовину, у неё перехватило дыхание. Она откинула голову назад и застонала, потихоньку двигая задом и привыкая. Потом она подалась к нему, и член зашёл ещё немного глубже, и ещё, и ещё. Разметав волосы по подушке, она нанизывалась на него, чувствуя, что он, кажется, уже упёрся в диафрагму, мешая дышать. Она заработала тазом, насаживаясь на детородный орган, и прижала ногой его ягодицы к себе. Даже сквозь подушку стоны, как ей казалось, пробивались наружу, но сдерживаться она никак не могла. Крутясь на члене, она наращивала темп, и уже чувствовала, что совсем немного... Ещё чуть-чуть... Вдруг почувствовав, что возбуждение уходит, она остановилась, тяжело дыша. Её тело требовало продолжения, но её ни с того, ни с сего охватила какая-то апатия. Она потянулась к его губам и поцеловала.  ― Поттер, ― прошептала она. ― Проснись, выродок чёртов! У меня без тебя ничего не получается. Поттер, ублюдок недоношенный! ― и она снова поцеловала его, когтями больно царапая спину.  Наконец, он очнулся ― она почувствовала, как он дёрнулся, пытаясь отстраниться, но она крепко уцепилась, на дав ему выскользнуть.  ― Фа... Фавкинфон! ― пробормотал он, отвечая на её поцелуй, и на секунду оторвался: ― Что происходит, Паркинсон?  ― Месть! ― прошептала она первое, что пришло ей в голову. ― За то, что ты надо мной вчера надругался! ― наученная опытом, она старательно избегала слова изнасилование.  ― Это, что, око за око? ― спросил он.  ― В каком-то смысле, ― и она снова закрыла ему рот. ― Скорее, член за...  Он перевернулся, прижимая её к кровати и навалился сверху, вырвав из неё продолжительный стон. Она сразу же обвила ноги вокруг его бёдер, вжимая в себя, а он, правильно почувствовав её настроение, вбил в неё член так, что она почувствовала, как яйца упёрлись ей в ягодицы.  ― А-ах! ― тоненьким голоском вскрикнула она, ногтями царапая ему спину. Он замер, хищно улыбаясь. Дёргаясь и извиваясь, она застучала пятками ему по спине, чтобы он продолжил двигаться. Он подался назад так, что член почти полностью вышел, и снова ударил в неё яйцами. Она выгнулась и застонала, а он сновал застыл, подняв торс на вытянутых руках. Она стукнула его кулаком в грудь и, подтянувшись на его шее, прижалась, рыча ему в ухо:  ― Ну же, давай, гадёныш!  ― Я предпочитаю Паркинсон томлёной, ― ответил он. ― Потомись немного!  Она впилась зубами в его шею и когтями ― в спину, яростно шипя. Он отвёл зад и качнулся насколько раз взад-вперёд, погружая лишь головку. Она застонала:  ― Ну же, скорее, Поттер! А-ах!  ― Скажи мне, Паркинсон, ― попросил он её.  Она снова укусила его за шею и зашептала:  ― Не мучь меня, я очень хочу, пожалуйста!  Он ухватил её за зад и резко двинул тазом, входя в неё до упора. Она вскрикнула и откинулась на подушку. Он подтянул колени, усаживая её на себя, а потом схватил её за вторую ягодицу, поднимая её и удерживая на весу. Она разогнула ноги так, что лишь носки её касались простыни и изогнулась, словно лук. Держа её за зад, он стал раз за разом вгонять в неё член, подбрасывая её так, что руки и ноги её болтались, словно тряпичная кукла, а она продолжала вскрикивать на каждом толчке. Наконец, её крики перешли в один непрерывный стон, которому вторили шлепки его яиц по ягодицам.  Почувствовав, что конец близок, он отпустил её, придавил к постели, сжав в руках груди и застыл с мощным толчком. Она выгнулась, изгибая таз так, чтобы он ещё глубже в неё вошёл и содрогнулась в экстазе. Темнота вокруг неё взорвалось миллионом ярких звёзд. Он, почувствовав её оргазм, зарычал и, двинув ещё раз, замер в ней, толчками выплёскивая в неё боезапас. Её ещё некоторое время продолжало трясти, и он чувствовал, как член сжимает буквально как в тисках. Он улёгся на неё, одну руку подложив ей под ягодицу, а другую так и оставив на груди, и начал целовать шею и подбородок. Она погладила его затылок и подставила ему губы, которые он с готовностью стал мягко целовать.  ― Всё, слезай, ― сказала она через пять минут, совсем расплющенная его тяжестью. Он ещё раз поцеловал её под ухом и поднялся над ней на руках. ― Я сказала слезай, а не вылезай ― остановила она его, удерживая за ягодицы.  Он осторожно, чтобы не выпасть из неё, сел на колени и поднял её ногу, чтобы перекинуть себе над головой.  ― Что? ― недовольно спросила она, когда он задержался.  ― Ничего, ― ответил он, укладывая ногу себе на плечо. Он погладил её вдоль до коленки и вниз по бедру, одновременно целуя. Она подняла другую ногу и положила ему на второе плечо, чтобы ему было удобнее гладить. Она чувствовала, как его пальцы, совершенно невесомо, самыми кончиками касаясь кожи, пробегают по внутренней стороне бедер от коленок до паха и щекочут мягкие кудрявые волосики на лобке. Она зажмурилась от новых ощущений, а он тем временем начал легонько сжимать её бёдра в руках, двигаясь обратно к коленям.  ― Поттер, да ты ― настоящий маньяк! ― сказала она, почувствовав, что его член в ней снова начинает набухать.  ― Я маньяк? Я?!! ― спросил он. ― А кто меня разбудил?  ― А ты, что, не маньяк? ― спросила она, игриво крутя задом.  ― Ну, хорошо, я ― маньяк, ― согласился он, нависая над ней, и сжал её грудки. Он наклонился вперёд, и её ноги оказались притиснуты к ушам, а зад оторвался от кровати. Он сделал несколько толчков, и она зашипела, упираясь в него рукой:  ― Тише ты, урод, порвёшь сейчас!  Он уменьшил напор, осторожно двигаясь в ней, а потом и вовсе разогнулся, гладя заднюю поверхность бёдер и тиская ягодицы. Он отвёл её левую ногу сторону, провёл большим пальцем по промежности, смачивая его её соками, а потом принялся теребить клитор, постепенно наращивая темп своих толчков. Она тяжело задышала и застонала, протягивая к нему руки. Он к ней наклонился, и она повисла на его шее, яростно целуя в губы. Потом она замерла и выгнулась, сопровождая движения его пальца стонами, которые перешли в вой, а затем и в протяжный вопль. Она стиснула колени, а потом её скрутило, и она облила его руку горячей пахучей жидкостью. Она потянула его за руку, убирая от паха.  ― Говнюк! ― прошептала она. ― Ты почему не кончил? Импотент чёртов!  Он склонился к её воспалённым губам и поцеловал, при этом отворачивая её ноги и поворачивая её саму набок. Потом он лег рядом и прижал её к себе. Она снова задвигала задом и развернула голову к нему, подставляя губы. Он одной рукой начал мять её грудь, крутя сосок между пальцами, а другую попытался просунуть её между ног, но она придержала её, не пуская, а потом положила её на вторую грудь. Он с готовностью сжал их, вызвав у неё новый стон. Она закрутила задом, поглубже насаживаясь на член, и он мощными толчками стал вбиваться в неё, отчего её стоны переросли в крики.  ― Поттер, скотина, что же ты делаешь?!! ― завопила она. Он почувствовал, как она содрогнулась, а мышцы влагалища, пульсируя, стали сжимать член, и, не в силах больше сдерживаться, сразу же кончил вслед за ней. Тяжело дыша, она постанывала, крепко прижимая его к спине. Он, остывая, покусывал её плечи, и она втайне радовалась, что ему в темноте не видно блаженной улыбки на её лице. Потом он ногой подтянул одеяло, укрывая их обоих, положил ногу на неё, цепляясь за бедро, чтобы не выпасть, и откинулся назад. Она устроилась поудобнее, подкладывая под голову подушку, а он запустил пальцы ей в волосы, почёсывая затылок и макушку.  Утром она проснулась резко, только что спала ― и уже нет. С сожалением отпустив член, за который держалась во сне, она тихонько, чтобы никого не потревожить ― ни его, ни член ― сползла с кровати и в нерешительности замерла, выбирая между палочкой и ночнушкой. Взяв палочку, она повернулась к нему и, взмахнув ею, прошептала:  ― Авада Кедавра! ― ничего, конечно, не произошло. ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! Авада Кедавра! ― ещё несколько раз повторила она. Единственный эффект от заклинания выразился в том, что он перевернулся на спину, свесив голову с подушки, и издевательски захрапел. Она в гневе топнула ногой и пошла было за ножом, но потом вспомнила его вчерашнюю проделку и лишь сжала в бессилии кулаки.  Его разбудила необходимость срочно избавиться от излишков жидкости в организме. Подняв голову, он понял, что её рядом нет. Он вскочил, отыскал в разбросанной по полу одежде трусы и побежал в туалет, надеясь, что там не занято. Потом он накинул футболку и штаны и пошел на кухню, откуда всё это время доносился шум и заманчивые запахи. Не дойдя пары шагов, он остановился в темноте коридора и прислонился к стене, сложив руки на груди.  Одетая в домашнюю футболку и короткие шортики, она порхала по кухне, делая одновременно несколько дел ― в кастрюльке на плите что-то варилось, причём ложка в ней сама помешивала варево, на сковородке жарились оладьи, и она время от времени взмахивала палочкой, и тяжёлая чугунная сковородка взлетала, заставляя оладьи перевернуться либо отправляя готовую партию в стоящую рядом тарелку, чтобы половник, погруженный в большую миску с тестом, сам разлил его по подлетевшей поближе сковородке. Звякнул таймер, и она, сделав два пируэта, подскочила к духовке и, наклоняясь к дверце, останавливаясь на левой ноге, махнула правой ногой назад, как противовесом, вытягивая её вертикально вверх, отчего глаза его буквально вылезли на лоб. Достав из духовки горячий хлеб, она с одного шага сделала кабриоль в высоком прыжке и, приземлившись, поставила хлеб точно в центр стола. Всё это время она мурлыкала себе под нос какой-то вальс. Ещё несколько па от стола к ящику со столовыми приборами обратно ― и на столе появляются аккуратно разложенные вилки и ножи. Рядом она поставила большой заварочный чайник, от которого исходил необычайный аромат и несколько соусниц, перенесла на стол тарелку с оладьями, придирчиво оглядела композицию и крикнула, что есть мочи:  ― Поттер! Вставай, чёртов засоня! Кушать подано! ― она круто развернулась и, внезапно встретив его взгляд, перестала улыбаться и опустилась на пятки. ― Садись жрать, пожалуйста, ― добавила она хмуро и опасливо попятилась, когда он вместо того, чтобы сесть за стол, двинулся к ней. Он поймал её у самого кухонного стола и сразу же впился в губы поцелуем.  ― Уф! ― оттолкнула она его, когда он через пару минут ослабил объятья. ― Что это было, урод?  ― Ты слишком вёрткая, ― объяснил он. ― Я хотел укусить тебя за губу!  ― За губу? ― с сомнением спросила она, а потом её лицо озарила догадка: ― Точно! Это же очень больно! Я помню!  И она, притянув его к себе за шею, жадно набросилась на его с готовностью подставленные уста.  ― Слабачка! ― усмехнулся он, когда она усадила его за стол. ― Кто же так кусает?  ― Всё оттого, что ты всё время изворачивался и пытался укусить меня, ― буркнула она, возвращаясь к плите. ― Ешь давай!  ― А ты? ― спросил он.  ― Я быстро, не жди меня!  Он откинулся на стуле, сложив руки на груди, и стал наблюдать за тем, как она колдует у плиты. Она, ещё раз заглянув в кастрюльку, содержимое которой продолжала мешать оставленная в ней ложка, выключила плиту и заклинанием стала замораживать посудину. Постудив её пару минут, она ловко опрокинула кастрюльку в подставленную соусницу, заполняя последнюю вязкой массой золотистого цвета. Она поставила кастрюльку обратно на плиту, слизнула с пальца подобранную с краешка каплю и поставила соусницу к товаркам на стол.  ― Это что? ― поинтересовался он.  ― Персиковое варенье, ― ответила она. ― А это ― мандариновое и абрикосовое. К оладьям.  ― Можно? ― спросил он, ножом показывая на персиковое.  ― Нельзя, ― ответила она. ― Это ― вообще не тебе!  ― М-м! ― прокомментировал он, слизнув варенье с ножа. ― Отвратительно! Можно? ― показал он на дымящуюся буханку хлеба.  ― Я уже сказала, что нельзя, но ты же разве послушаешь? ― нахмурилась она.  Он взял хлебный нож и отрезал несколько кусков. Взяв один, он намазал его вареньем, поднёс ко рту, откусил и закатил глаза:  ― М-м! Тошнотворно!  Она украдкой удовлетворённо улыбнулась и тоже потянулась за хлебом.  ― Ты ведь не любишь чай? ― спросил он, берясь за чайник.  ― Как-нибудь перебьюсь, ― нахмурила она брови. Он кивнул и налил ей в кружку чая. ― Сахар? ― спросил он.  ― Белая смерть! ― категорично отрезала она, следя, как он накладывает ей сахар. ― Хватит! ― кивнула она после второй ложки.  ― Молока? ― поинтересовался он.  ― С удовольствием! ― обворожительно отозвалась она, помахав ему ресничками. Он поставил молоко на место, поскольку и сам не любил разбавлять чай. Он намазал ещё один кусок хлеба вареньем и предложил ей.  ― Крысёныш! ― недовольно сказала она, принимая угощение.  ― Необычный вкус! ― заметил он. ― Прямо наизнанку выворачивает.  ― Это меня мама научила, ― отвернулась она к заколоченному фанерой окну. ― Чистишь персики, добавляешь миндальную стружку, немного воды и варишь с сахаром...  ― А это? ― он помахал рукой в воздухе.  ― Что ― это? ― спросила она.  ― Когда я пришёл...  ― Поттер, ― покосилась она на него. ― Каждая нормальная девочка должна уметь танцевать.  ― Так то ― нормальная, ― прищурился он. ― Я потому и удивился. К тому же, с твоей кормой много не натанцуешь!  Она вскочила, шагнула к нему из-за стола, поставила ноги в третью позицию и приподнялась на цыпочки, оттянув короткие шортики в стороны так, чтобы ноги были видны полностью, и требовательно на него поглядела.  ― И ноги, ― добавил он. ― Короткие и кривые! Ужасно! Чудовищно!  Она, зардевшись, села обратно и смущённо потупилась.  ― Скажешь тоже, ― пробормотала она. ― Прямо таки короткие!  ― И толстые, как сосиски! ― кивнул он.  ― Как сиськи? ― не расслышала она.  ― А вот сисек у тебя, Паркинсон, нет! ― заключил он.  Она пожала плечами и взяла себе на тарелку пару оладьев. Потом она потянулась было за мандариновым вареньем и привстала, наклоняясь через стол. Он завороженно смотрел на полушария её грудей в вырезе футболки. Он вдруг понял, что она внимательно смотрит на него.  ― Что ты там ищешь, Поттер? ― ядовитым голосом спросила она.  ― Да прыщи твои, ― ответил он, близоруко щурясь. ― Да, тут без микроскопа не обойдёшься!  Она с победным видом уселась на место. Дальше они ели молча, изредка лишь прося подать то или иное с другого конца стола. Закончив, он встал, чтобы убрать со стола, по пути придавив её плечо, когда она тоже начала подниматься. Когда он помыл посуду и вытер руки, он услышал вопрос:  ― Ещё чай будешь?  Он обернулся. Напротив его стула стояла дымящаяся чашка с чаем. Она сидела с опущенной головой, и ему не было видно, как она в смятении кусает губу, а пальцы теребят край футболки. Он сел и взял чашку в руки. Она напряглась, выпрямляя спину.  ― Сахар положила? ― спросил он. Она кивнула, не отрывая от него взгляда. Он поднял кружку, не обратив внимания, как дёрнулась её рука. Он поднёс чашку ко рту, и тут она прыгнула на него через стол, словно отпущенная пружина, целясь в чашку у него в руках. Он вскочил, уронив стул, подался назад и зашипел, облившись кипятком из высоко поднятой чашки. Она так и осталась лежать посреди стола с протянутой вперёд рукой, бессильно опустив голову.  ― Чёрт тебя подери, идиотка, я из-за тебя ошпарился! Что опять пришло в твою тупую кочерыжку? Решила медленно сварить меня в горячем чае?  Она молча и по-прежнему не поднимая головы сползла обратно на свой стул.  ― А-а! ― догадался он. ― Ты, наконец, решила меня отравить, дурында? Это похвально! ― он сел и отхлебнул из чашки, а она, не в силах это видеть, закрыла лицо руками. ― Наконец-то, Паркинсон, ты решила показать, что и от тебя может быть толк, ― он отхлебнул ещё раз. ― Только я не понимаю, отчего ты решила под конец всё испортить? Как можно быть такой бездарной безвольной дурой? ― он взял ломтик хлеба, аккуратно намазал его вареньем, откусил и запил чаем. ― Знаешь, бросай ты всё это волшебство ― всё равно у тебя ничего не получается. Вот готовишь ты замечательно. Все эти варенья ― это что-то необычайное. Оладьи ― пальчики оближешь! А хлеба я такого вкусного вообще никогда не ел!  Она отвернулась от стола и, по-прежнему пряча лицо в ладонях, уткнулась ими в колени. Он покончил с бутербродом, отставил чашку и промакнул рот салфеткой.  ― Мне понравилось, как ты танцевала, Панси, ― от этих слов она вздрогнула, а он встал, обходя стол, и опустился перед ней на колени. ― Я вообще не думал, что ты такая... ― он замялся, подбирая слова, и погладил её по голове. Она вскинулась, отстраняясь, но он успел поймать её руки. ― Вот, к примеру, эти пальчики... Такие тонкие и нежные, ― он начал целовать её пальцы один за другим, а потом перешёл на ладони и на тыльную сторону. ― Как я раньше был таким слепцом? Как раньше не замечал? ― он поднял руку, чтобы коснуться её щеки, но она дёрнулась и увернулась. ― Ты ― замечательная и чудесная, Панси, ― губы её задрожали. ― Ты ― самая лучшая девушка на свете!  Она не выдержала и вырвала у него свои руки.  ― Прости! ― прошептала она, и по её щекам побежали слёзы. ― Прости! Прости! ― закричала она, плача.  ― Ну, что ты, ― он протянул руку, подбирая слезинки с её щеки. ― Я счастлив, Панси. Почему ты просишь прощения?  ― Из-за Амортенции! ― закричала она. ― Прости меня! Я дура! Прости!  Он поднялся на ноги, а она, рыдая, снова закрыла лицо руками.  ― Ну, конечно! ― усмехнулся он. ― Ты решила меня опоить Амортенцией! А зачем, ты подумала?  Она помотала головой:  ― Я хотела, чтобы ты мучился. Чтобы я могла играть с тобой, как с вещью...  ― И что? ― спросил он. ― Не смогла? ― он присел на корточки, заглядывая ей в глаза. ― Скажи мне, тебе не стыдно? А? Что бы сказали твои родители, если бы узнали, что ты не можешь сделать даже такой простой вещи? Что бы сказал Волдеморт?  ― Что ты знаешь о моих родителях? ― вздохнула она. ― Мама бы в первую очередь не одобрила такого. Уж лучше ядом, чем Амортенцией...  ― Что не отменяет того факта, Паркинсон, ― услышав свою фамилию, она вздрогнула и распахнула глаза, вытирая с лица слёзы, ― что ты ― никчёмная, бездарная недоучка, позор на головы родителей и альма-матер. Страшная, к тому же, как двести крокодилов!  ― Но... как? ― удивилась она.  ― Паркинсон, ну, сама подумай, разве не было бы логично тебе подсунуть мне Амортенцию? ― спросил он, вставая. ― Противоядие у меня с собой.  Она тоже встала и прижалась к нему.  ― Прости меня. Я тебя ненавижу!  ― Тупая курица, ― отозвался он, обняв её и погладив по голове.  ― Урод! ― буркнула она. ― Мерзавец!  ― Ну, что, присохла, что ли? ― спросил он её через пять минут тишины. ― Давай, проваливай! ― и он принялся разжимать руки, обвившие его.  ― А тебе, что, тяжело? ― радостно спросила она.  ― А хоть бы и так, ― ответил он.  ― Тяжело ― это хорошо, ― кивнула она.  ― Я одному удивляюсь, ― заметил он. ― Как ты так ходишь, что твои гигантские булки не заваливают тебя всё время назад? ― и он крепко сжал её ягодицы. Она взвизгнула, вырвалась и выбежала с кухни.  ― Поттер! Ну ты достал уже!  ― Вешается тут кто попало, ― пробурчал он, стряхивая с себя невидимую пыль.  ― Поттер, а что дальше? ― поинтересовалась она, высунувшись из-за дверного косяка.  ― Ты что имеешь в виду? ― не понял он.  ― Куда мы сегодня пойдём?  ― А, ты про это... ― сказал он. ― Иди-ка сюда...  ― Да сейчас! ― помотала она головой. ― Ты меня опять лапать будешь!  ― Перкинсон! ― всплеснул он руками. ― Твоих булок так много, что руки сами собой на них всё время натыкаются.  ― Ну, ладно, ― она нехотя зашла и бочком двинулась в кухонному столу, у которого и встала, прислонившись. Он отодвинул стул от стола и откинулся на нём, упираясь в край коленями. ― Что ты хотел сказать, червяк? ― спросила она.  ― Я тут маленько просчитался... ― начал он.  ― Маленько? ― хмыкнула она. ― Ну-ну, продолжай.  ― В общем, понимаешь, раньше в Пророке на предпоследней полосе печатались объявления...  ― А, ну да, ― вспомнила она, ― о разовых контрактах!  ― Да. И в день минимум три из них были запредельно опасными...  ― Да, Поттер, ― покачала она головой. ― И это был твой план? Всё, на что ты способен? Ну и ну!  ― Придумай лучше, ― предложил он. ― Яду ты мне подсыпать не захотела, Аваду Кедавра заслать не можешь... Кстати, как прошла твоя утренняя тренировка Авады? Ты ведь тренировалась, правда?  Она оторвалась от кухонного стола и в обход обеденного подошла к нему. С десяток секунд она изучающе глядела ему в глаза, а потом толкнула его в колено. Потеряв равновесие, он рефлекторно в ужасе выпучил глаза, а потом, смиренно закатив глаза, с грохотом завалился назад вместе со стулом, с размаху приложившись затылком об пол. Она подошла к нему и села вплотную, пододвигаясь и кладя его голову себе на колени.  ― Что, головка бо-бо? ― участливо спросила она, глядя, как он морщится при этом. ― А чему там болеть-то, Поттер? Там же кость!  ― Отвали, Паркинсон! ― с натугой прохрипел он. ― Ты спросила ― я ответил. Если тебе нет дела...  ― Конечно, нет дела, ― согласилась она. ― Даже идиоту ― заметь, я не сказала гриффиндорцу, поскольку гриффиндорцы настолько тупы, что идиоты по сравнению с ними сплошь гении... ― она запустила пальцы в его волосы и прикрыла глаза ― Так вот, даже идиоту понятно, что после Битвы при Хогвартсе Министерство будет зализывать раны...  ― То-то ты так быстро во всём разобралась, ― не упустил он возможности сказать колкость.  ― Мне на это хватило двух секунд, недоумок, ― ласково сказала она. ― А ты, небось, сообразил только когда увидел вчерашний номер, правильно? ― он кивнул, прикрывая глаза. ― Ой, шишка будет! ― обрадовалась она, нащупав бугор на затылке. ― Что делать-то будем?  Он пожал плечами:  ― Ждать, пока не...  ― Сидеть на попе ровно? ― переспросила она. ― Поттер, ты, видать, не понимаешь комичности всей ситуации.  ― Или её трагизма, ― согласился он.  ― Ну да. Я не знаю, как ты, а я, вообще-то, по-прежнему не считаю, что мне стоит жить.  ― Если неделя ожидания сможет это изменить, значит, не так-то тебе и хотелось!  ― А ты?  ― А я всё равно умру, ― он открыл глаза и посмотрел на неё. ― Я знаю, что мне здесь не место. Я вообще не должен был выжить... ― он поймал её руку и поднёс к губам: ― Мне противны твои прикосновения, Паркинсон!  ― Расскажи мне, Поттер! ― попросила она, снова начав гладить его.  ― Что тебе рассказать, страшилище?  ― Почему ты не должен был выжить?  ― Потому, Паркинсон, что я был седьмым крестражем Волдеморта.  Она вздрогнула, услышав имя Тёмного Лорда.  ― И что это значит? Я не понимаю.  ― Для того, чтобы убить Волдеморта, нужно было уничтожить все семь...  ― Гениально! ― воскликнула она.  ― Что? ― не понял он.  ― Тёмный Лорд убивает Чудо-Мальчика, а Дамблдор убивает Тёмного Лорда.  ― Да, ― скривился он. ― Если бы Дамблдора не погубила самонадеянность...  ― Когда он попался Драко и профессору Снейпу?  ― Паркинсон, ты всё-таки безнадёжная дура, ― усмехнулся он. ― И тот, и другой были ему на один укус... Дамблдор сам, по собственной жадности попал в ловушку и должен был умереть. Он попросил Снейпа убить его, чтобы Малфой не перешёл черту...  ― Драко давно перешёл черту, ― мрачно сообщила она. ― Только совсем не ту.  ― А ты и не заметила, ― выдал он кривую ухмылку.  ― Заметила, ― возразила она. ― Но отказывалась верить.  ― Скажи мне... Это, конечно, не моё дело...  ― Не твоё собачье дело, Поттер, ― уточнила она. ― Да, я была в него влюблена... Пока он не получил по роже от твоей грязнокровки...  ― Она ― не моя, ― скривился он.  ― Но ты хотел бы её трахнуть, не так ли?  Он пожал плечами:  ― Теперь это уже не важно.  ― С чего бы это?  ― Я уже мёртв, Паркинсон!  ― Правда? ― с наигранным удивлением спросила она, положила руку ему на грудь и повела ей вниз по животу. Он спокойно поймал её за запястье и вернул на голову. ― А как же эта... Рыжая...  ― Джинни?  ― Да мне по барабану, как её зовут. Она ведь на всё ради тебя готова, правда, Поттер? Из трусов выпрыгнуть...  Он безразлично пожал плечами.  ― Скажи, Паркинсон, а после того, как ты прозрела в отношении Малфоя...  ― Я тебе не скажу.  ― Ну, да и чёрт с ним, ― согласился он. ― Мне, в общем-то, без разницы.  ― Потом я влюбилась в Снейпа, ― тихо сказала она.  Он вдруг надул щёки и выпучил глаза. Приподнявшись на локтях, он сел, потом встал и в обход стола быстро-быстро направился на выход из кухни. Успокаивающе махнув в её сторону рукой, он плотно прикрыл дверь, потом она услышала, как закрылась дверь в спальню и хлопнула дверь туалета, а затем хлипкие стены затряслись от хохота. Пару минут она со злобной гримасой на лице продолжала сидеть на полу, выслушивая всё это, но когда он, судя по звукам, начал колотиться головой о стену, не переставая при этом ржать совершенно гомерическим хохотом, она вскочила, сжав кулаки, в бешенстве топнула ногой и устремилась в спальню.  ― Поттер! ― забарабанила она в дверь туалета. ― Выходи!  ― Сейчас! ― крикнул он в ответ и хрюкнул. ― Погоди!  ― Открывай немедленно, ублюдок! ― заорала она.  ― Да сейчас, подожди! ― отозвался он, перемежая слова сдавленными всхлипами. ― У меня живот заболел!  ― Сейчас ты выйдешь, у тебя и голова заболит! ― крикнула она и, вцепившись в ручку, стала её ожесточённо дёргать. ― Выходи, подлый трус!  Когда она дёрнула в очередной раз, дверь внезапно распахнулась и заехала ей в лоб. Она опрокинулась на пол, успев увидеть, как он с мокрым от слёз лицом выбегает из уборной.  ― Поттер! ― прошипела она. ― Куда, скотина?  Он выбежал в коридор и направился, судя по шагам, в соседнюю комнату. Она, кряхтя и потирая ушибленный лоб, встала и отправилась за ним. В комнате никого не оказалось. Не считая, конечно, сдавленного хихиканья, раздавшегося из-за ширмы. Она на цыпочках зашла с краю ширмы и, заглянув, со спины увидела, как он, потирая руки, выглядывает за другой край. Она двинулась было к нему, но плечом самую чуточку совсем неслышно задела ширму. Он почувствовал толчок и обернулся, она прыгнула на него, а он на ходу упёрся ладонью ей в лоб, другой рукой опрокидывая на неё ширму.  ― Стой, чертов слизняк! ― крикнула она, снова падая. ― Достань меня отсюда немедленно!  Совершенно для неё неожиданно ширма поднялась, а он поставил её так же, как было до этого.  ― Дай мне руку! ― потребовала она.  Он шагнул к ней и помог ей встать. Она сразу же попробовала заехать ему по уху, но он пригнулся, пропустил её руку мимо, толкнул дальше и ухватил её сзади одной рукой за плечи, а другой ― за талию. С минуту она пыталась брыкаться, стараясь пяткой попасть ему по ноге, он он оказался неожиданно ловок, и стукнуть его не удалось.  ― Пусти меня, урод! ― тяжело дыша, прошипела она.  ― Хорошо! ― согласился он, упёрся коленкой ей в зад и толкнул, одновременно отпустив. Просеменив пару метров вперёд под воздействием импульса, она остановилась, обернулась и, сдув с лица прядь волос, угрожающе спросила:  ― Ты что это, недоносок, только что сделал?  ― Не знаю, как у вас в Слизерине, а у нас в Гриффиндоре это называли дать пендаля, ― пояснил он.  ― Ах, так! ― она сделала два шага и прыгнула на него, метя когтями в лицо, но он опять пригнулся, подставляя ей свою спину, а потом разгибаясь, чтобы придать дополнительное ускорение. Перекатившись через него, она сделала кульбит и спиной плашмя шмякнулась на матрас. ― Ну, всё, Поттер! ― сказала она в потолок. ― Я не убью тебя! Нет! ― она перекатилась на живот и, встав на четвереньки, исподлобья посмотрела на него: ― Твои мучения растянутся на века, Поттер! ― она упёрлась в колено и встала, разгибаясь: ― Я тебя на себе женю и рожу тебе десяток детей. Девочек, Поттер. Девочек! О, мы устроим тебе сладкую жизнь!  ― Нет, Паркинсон, я этого не вынесу, ― заломил он руки. ― И что, ни одного мальчика?  ― Чёрта в ступе, а не мальчика! ― прорычала она.  ― И даже ни малюсенького такого? ― она помотала головой. ― Уж лучше сразу в терновый куст! ― он развернулся и убежал на кухню  ― Стой, ублюдок! ― крикнула она ему вслед.  На кухне он нашёлся по другую сторону стола.  ― Теперь ты попался, Поттер! ― пообещала она, намертво закрывая дверь заклинанием. ― Теперь ты от меня никуда не денешься! ― она попыталась обойти стол, но он двинулся в одном с ней направлении. Она развернулась, и он ― тоже.  ― Осторожнее, Паркинсон, ― предупредил он. ― Загнанный в угол зверь ― опасен!  ― Что ты мне сделаешь? ― презрительно спросила она и вдруг побежала вокруг стола, едва не застав его врасплох. Тем не менее, стол по-прежнему оставался между ними. ― Ты же не сможешь поднять на меня руку, ― высокомерно заявила она, упираясь руками в край стола.  ― Руку ― нет, ― согласился он, и тут она на него прыгнула прямо через стол.  Он отскочил было в сторону, но она уже проскользила грудью по столу и полетела на пол, и ему не оставалось ничего иного, как поймать её.  ― Поттер, гадёныш! ― завопила она. Он чуть не бросил, осознав, что держит её за груди, но потом лишь крепче стиснул руки, тиская. ― Пусти меня сейчас же!  ― Тебя не поймёшь, Паркинсон, то постой, то пусти, ― через силу произнёс он, заталкивая её обратно на стол. ― Ты бы уж определилась!  ― Сдохни, урод! ― крикнула она, снова махнув когтями мимо его щеки. Он, недолго думая, больно схватил её за волосы, собрав все в кулак, и стал обходить стол. Она тут же обеими руками ухватила его за запястье, пытаясь разогнуть пальцы по одному. Другой рукой он сжал её ягодицу и потащил к краю стола.  ― Пусти, сучёныш! ― завопила она.  Он, не обращая внимания ни на её вопли, ни на раздирающие его кожу ногти, опустил её ноги на землю и прижался к заду.  ― Как я тебе сказал, Паркинсон, ― прошептал он ей в ухо, за волосы притянув её голову к себе, ― руки я на тебя не подниму. Зато, ― добавил он и потёрся о неё тазом, ― у меня есть дружок, который, как ты заметила, от тебя просто торчит.  ― Поттер, я не хочу, ― взмолилась она, чувствуя, как его член через одежду трётся своим стволом между её ягодиц. ― Слышишь? Не делай этого.  ― Ты знаешь, что нужно сказать, Паркинсон. Ты хочешь сказать это слово?  Она смогла лишь немного качнуть головой.  ― Скажи, Паркинсон. Это изнасилование?  ― Нет, ― прошептала она. ― Это ― не это...  Он уткнул её щекой в стол и отпустил волосы, но тут же прижал книзу своим весом шею.  ― Поттер, я не хочу, ― повторила она.  Он отпустил шею, положил обе руки на талию и, плотно их сжав, двинул вверг до подмышек. Там от переместил их на лопатки и, сильно нажав основанием ладоней между лопаток, повел их вверх. Обхватив руками шею у основания, он с силой провёл большими пальцами вверх-вниз, заставляя её расслабиться и потечь в его руках. Потом он переместился на плечи, сминая их, словно лепя из глины, и она опустила голову, поднимая плечи, чтобы дать ему больше свободы действия. Он взял её за плечи и притянул к себе. Она повернула голову, подставляя ему губы. Он поцеловал её. Он обернула руки вокруг его головы, нетерпеливо выдохнула:  ― И всё равно ― я не хочу, ― и запустила язык ему в рот.  Он положил руки ей на живот, задрал футболку и сжал в ладонях грудки. Она вздохнула и опустила одну руку, гладя его спину в то время, как его рука скользнула ей в шорты.  ― Подонок! ― пробормотала она, а его пальцы нащупали ложбинку между плотными валиками её губок. Он достал пальцы из трусов и поднёс к её рту. Она, глядя ему в глаза, облизала их, и он снова сунул руку ей между ног. ― Мразь, ― сказала она, когда он, смочив промежность, нащупал клитор. Она запустила обе руки себе за спину, непослушными пальцами стягивая с него штаны. Он воспринял это, как сигнал, снова уложил её на стол и, прижав одной рукой, начал снимать с неё шортики. Она нетерпеливо задрыгалась, помогая ему, сама при этом, наконец, стянув его штаны до колен. Покончив со штанами, она сразу же начала водить членом себе между ног. Он ещё раз смочил её слюной пальцы и, отодвинув её руку, сам принялся смазывать её щель.  ― Поттер, чёрт тебя подери! ― застонала она, настойчиво притягивая член ко входу. ― Скорее уже! ― и тут же издала сдавленный писк, когда он погрузился в неё.  Второй рукой он сжал её ягодицу и начал медленно двигаться в ней. Она раскинула руки по столу, тяжело дыша. Он стал наращивать темп и размах, заставив её постанывать в такт движениям. Когда она начала стонать уже в голос, он, высвободив одну ногу из штанины, поставил её на стол рядом с нею и принялся с силой вбиваться. Она начала кричать, и он почувствовал, что её трясёт в судороге. Он с силой сделал последний толчок, упираясь в неё тазом, навалился и начал изливаться спермой.  ― А-а-а! ― кричала она, заглушая его сдавленный крик.  Тяжело дыша, они приходили в себя. Он попытался было выскользнуть, но она его сразу поймала за ягодицы:  ― Куд-да?  Тогда он поднял её колено на стол.  ― Давай осторожно, на раз-два-три, ― шепнул он ей. Они вместе, чтобы ненароком не расцепиться, заползли на стол и улеглись набок. Он прижал её к себе, лаская грудь и поглаживая бедро, а она сложила руки лодочкой под щекой.  ― Слушай, а с чего это всё началось? ― спросил он.  ― С того, что ты ― свинья! ― буркнула она.  ― В смысле? ― спросил он.  ― Ты надо мной посмеялся, ― со вздохом пояснила она.  ― Потому, что ты ― смешная, ― согласился он. ― Просто умора! Но, всё-таки?  ― Я тебе сказала, что после Малфоя влюбилась в Снейпа.  ― А, точно, ― кивнул он и стал целовать её шею. ― А он?  ― Ты точно дебил, Поттер, ― пробормотала она. ― Что может быть между профессором и ученицей. Может, после Хогвартса...  ― Это он тебе так сказал?  ― Идиот! ― закатила она глаза и покачала головой. ― Да он вообще ничего не знал.  ― Понятно, ― сказал он.  ― Что тебе понятно? ― подозрительно спросила она.  ― Мне понятно, что ты ему ничего не сказала.  ― Ну я же ― не дура! ― пояснила она.  ― Вот здесь ты ошибаешься! ― возразил он.  ― А что, мне нужно было ему признаться?  ― Да нет, я этого не говорил, ― пожал он плечами и стал покусывать мочку её уха.  ― Теперь это уже и не важно, ― потёрлась она о него щекой.  ― Потому, что он умер?  Она вздрогнула и замерла. Он тоже перестал двигаться.  ― Как? ― спросила она через пару минут.  ― Волди его убил из-за Бузинной палочки.  ― Какая... утрата, ― прошептала она, и на его руку упала слеза.  ― Он не стоит этого, Паркинсон, ― мягко сказал он.  ― Ты ― подонок, Поттер, ― прошептала она.  ― Он не был очень хорошим человеком, ― продолжил он, сильнее прижимая её к себе.  ― Он был самым преданным слугой Лорда, ― сказала она.  ― Он был пешкой Дамблдора, как и я, ― возразил он.  ― Он был разведчиком, ― продолжала упорствовать она.  ― Он был человеком Дамблдора, ― твёрдо сказал он. ― Он отдал мне свои воспоминания, чтобы я знал, что мне тоже нужно умереть. Он предал женщину, которую любил, и за это ненавидел её сына...  Она вздохнула:  ― И всё равно, ты ― урод, Поттер.  Он ничего не ответил, лишь поцеловал в шею, нежно тиская грудь вокруг соска.  Ещё минут пятнадцать они пролежали на столе, и он даже успел расслабленно задремать, а потом она начала отдирать от себя его руки, бормоча при этом:  ― Ты так в меня вцепился, козлина, будто имеешь на это право.  Она поднялась и села на краю стола.  ― Да не больно-то хотелось, ― вяло отмахнулся он, упёрся в её зад ногой и столкнул со стола, придавая ускорение. ― Ступай уже!  ― Поттер! ― взвизгнула она, но тут раздался звонок в дверь.  Он рывком поднялся, вопросительно глядя на неё. Она же испуганно втянула голову в плечи, сама не понимая, кого это принесло. Он покачал головой, спрыгнул со стола и принялся натягивать штаны. Она опустила футболку, задранную до плеч, подобрала свои шортики и, крутя голым задом, отправилась в соседнюю комнату, откуда сразу раздался шум воды. Он, не моргая, смотрел ей вслед. В дверь позвонили ещё раз. Он помотал головой, прогоняя наваждение, и пошёл посмотреть, кто там.  За дверью стоял грузный пожилой негр в цветастой накидке. В руке он держал тяжелый посох с рогатым набалдашником, а на плечах у него лежало толстое золотое кольцо диаметром сантиметров пятьдесят и шириной ― пять, согнутое так, чтобы прилегать к спине и груди. В кольце были просверлены отверстия, и на центральном висело вырезанное из камня сердце. В двух отверстиях по обе стороны от сердца висели золотые Луна и Солнце, а на них ― под сердцем ― концами висел Месяц, к середине которого снизу был подвешен коптский крест, всё ― из золота толщиной в полпальца. Справа от Луны висело вырезанное из камня лицо, а слева ― нечто, похожее на фаллос.  Он молча смотрел на старика, который, в свою очередь изучал его. Наконец, толстые губы негра дрогнули:  ― Ты есть была Белый Шаман?  ― Я есть быть делать мумбо-юмбо мало-мало, ― ответил он, уже знакомый с этим диалектом английского.  ― Чёрный Шаман беда был попала, ― покачал головой старик. ― Белый Шаман делай спасала.  ― И в чём проблема? ― спросил он, машинально поправив на носу отсутствующие очки. Негр ответил на совершенно чистом Сохо, что придало его словам особую жуть:  ― Нунду вернулся!Глава 7     С целью обезопасить будущее Волшебного Мира и предотвратить волнения и катастрофы Министерство определяет особый класс граждан, которые отныне именуются, как Падшие, куда причисляются следующие категории граждан, не имеющих возможности доказать своё участие в борьбе против Тёмного Лорда, также известного, как Сами-Знаете-Кто, и ПС:  1. Выпускники факультета Слизерин в школе магических искусств Хогвартс или студенты этого факультета, отучившиеся на нём на момент выхода этого указа не менее трёх полных учебных лет (т.е. школьники до 4-го факультета включительно).  2. Волшебники, не имеющие предков-магглов, предков-Героев, как минимум, до 5-го поколения включительно или родителей-Светлых.  3. Полукровки от браков с вейлами, гоблинами, великанами, оборотнями и вампирами в первом и втором поколении.  Падшие опознаются по Чёрной Метке, представляющей собой стилизованный череп чёрного цвета диаметром 5 сантиметров, который проявляется на предплечье Падшего, если провести поверх него волшебной палочкой.  В целях облегчения идентификации Падшие обязаны в любое время, кроме походных условий, носить мантии зелёного или коричневого цветов. Ношение Падшим мантии другого цвета признаётся административным правонарушением и наказывается штрафом. Ношение Светлым мантии Героя или Дважды Героя приравнивается к хулиганству и наказывается двумя месяцами пребывания в исправительном учреждении Азкабан.  Падшие частично поражаются в правах. Список запретов для Падших в будущем будет уточняться в сторону расширения. На данный момент Падшие не имеют права:  1. Покидать страну. В отдельных случаях, если Министерство сочтёт возможным, Падшему могут позволить временно покинуть страну, но только по принесении Непреложного Обета вернуться в кратчайшие сроки.  2. Занимать государственные должности.  3. Выбирать будущего супруга. Все помолвки, заключённые между Падшими, автоматически аннулируются. Незамужние Падшие могут быть в любой момент востребованы в супруги любым Героем, при этом отказ приравнивается к измене и карается Высшей Мерой наказания в виде Поцелуя Дементора, а согласие должно быть получено в течение двух недель. Брак между двумя Падшими может быть заключен только с согласия Министерства, но в таком случае Министерство пригласит или назначит Героя или Светлого для проведения обряда Первой Ночи. В случае уклонения от обряда, физического контакта между Падшими до проведения обряда или заключения брака без согласия Министерства нарушители наказываются десятью годами пребывания в исправительном учреждении Азкабан.  Браки граждан с вейлами, гоблинами, великанами, оборотнями и вампирами строжайше запрещены. Нарушители наказываются расторжением подобного брака и десятью годами пребывания в исправительном учреждении Азкабан.     

* * *

  Старый шаман сидел на кухне и с достоинством, не отпуская отставленного посоха, пил чай.  ― Нунду ― страшный зверь, ― рассказывал он, не делая более попыток перейти на жаргон гетто. ― Раз в десять лет приходит он из Намиб, принося Тьму на своих плечах. Его пища ― смерть. Как настоящий жнец, он выкашивает мой народ. Наши стрелы, наши ружья и наши шаманы бессильны. Шкура его крепка, и колдовство его не берёт...  ― А чем я могу помочь?  ― Ничем, ― негр безразлично оттопырил губу и выкатил глаза. ― Нунду сам уйдёт через десять дней. Если ты его отвлечёшь ― он успеет убить меньше.  ― Он меня убьёт? ― спросил он.  ― Конечно, ― всё так же безразлично ответил шаман и перевёл взгляд на неё. ― И тебя, и твою сфебе.  ― Не называй её так, старик, ― мягко посоветовал он. ― А не то я вырву твою печень и скормлю её шакалам.  Шаман ухмыльнулся:  ― Когда я увидел тебя и твою... ― негр покосился на неё, ― и твою женщину...  Услышав такое определение, она возмущённо фыркнула.  ― Как вы отшили этого... мампара... Мне сразу было ясно, что вы ― не жильцы. Так вы спасёте хоть сколько-то моих людей...  ― А вознаграждение? ― деловито осведомился он.  ― Мёртвым алмазы не нужны, ― оскалился шаман.  ― Я ещё пока живой, ― сказал он и постучал указательным пальцем по столу. Негр вздохнул и ударил набалдашником посоха о стол. Там, где он стукнул, в облачке дыма появился довольно большой рубин. Он поглядел на камень и щелчком отправил его в её сторону. Она ловко подхватила его и, зажав между большим и указательным пальцем, посмотрела на свет.  ― Пять тысяч, ― сообщила она со скучающим видом.  ― Пять? ― не поверил он. ― А сколько нам дали за того дракона, который даже никого не съел?  ― Не помню, ― зевнув, она прикрыла рот ладошкой, а потом катнула рубин обратно. ― То ли десять, то ли пятнадцать. Всех мелочей уже не упомнишь.  ― Дракона? ― переспросил шаман, от волнения переходя на диалект соплеменников. ― Твоя-твоя была убить дракон?  ― Не убить, ― вторя ей, зевнул он. ― Поймать. Убить-то совсем дёшево взяли бы, ― задумчиво произнёс он и повернулся к негру: ― А нунду нужно поймать или убить?  ― Убить, ― сказал шаман и снова стукнул посохом о стол, на котором вместо рубина появился сверкающий гранями голубоватый бриллиант около полутора сантиметров диаметром. Он снова подал камень ей.  ― А что там смотреть? ― спросила она, но тем не менее стала придирчиво осматривать бриллиант. ― Я и так вижу, что больше, чем на пятнадцать тысяч, он не тянет.  ― Интересно, ― пробормотал он, ― сколько сильных магов требуется для того, чтобы убить нунду?  ― Масимба! ― пробормотал негр, снова ударяя по столу. Рядом с первым бриллиантом появился второй такой же.  ― Слушай, ― словно что-то вспомнив, сказал он. ― А ты так ту серёжку и не нашла? Вот, закажи себе новые, ― он подвинул ей оба камня.  ― Ва масенде кабабо! ― закатил глаза шаман и стал отцеплять со своего наплечного обруча висящий на нём фаллос.  ― Двух камней уже достаточно, ― остановил он старика. ― Отдавать амулет совсем нет нужды.  ― А в Карру ты на своей палке полетишь? ― осведомился тот, снова переходя на Сохо.  ― Карру? Это что? ― переспросил он.  ― Карру ― это охотничьи угодья нунду, ― сказал шаман. ― Этот амулет всегда доставит тебя в последнюю точку, где он был активирован. Просто сожми его в кулаке и скажи амабеле, амабеле, амабеле, амабеле...  ― Погоди, старик, ― не понял он. ― Амабеле ― это же...  ― Сиськи! ― кивнул тот. Она покраснела.  ― Но при чём тут...  ― Сиськи? Ни при чём, ― ответил шаман. ― Мне просто нравится слово.  ― То есть, нет нужды ничего говорить? ― уточнил он.  ― Нет, ― подтвердил негр. ― Но, когда используешь Умтондо, ― он показал на амулет, ― один лишь Ункулункулу знает, что ты встретишь с той стороны. Вот я и прошу его послать мне...  ― Сиськи! ― понял он.  ― Да, Белый брат, сиськи! ― шаман встал и стукнул посохом в пол. ― Спасибо этому дому...  ― Погоди, старик! ― остановил он шамана. ― Как мне найти нунду?  Тот покачал головой:  ― Не ищи. Крикни в Карру его имя, и нунду сам найдёт тебя.  Он поднялся, чтобы проводить нежданного гостя. Когда он вернулся на кухню, она сидела, хмуро уставившись в забитое фанерой окно. На столе напротив того стула, на котором обычно сидел он, лежали оба бриллианта. Он хмыкнул и смахнул их в карман. Она совсем отвернулась. Он пожал плечами, встал и вышел. Она встрепенулась, лишь услышав, как хлопнула входная дверь. Она вскочила и устремилась было следом, но он уже ушёл. Закусив губу, она прислонилась к двери спиной, глядя перед собой.  ― А-а-а! ― заорала она, выплёскивая накатившую ярость, и несколько раз ударила пяткой в дверь. Немного успокоившись, она пошла на кухню, решив всё-таки его отравить каким-нибудь изысканным способом, но вариант фугу ей пришлось отвергнуть сразу ввиду отсутствия необходимого ингредиента.  Вернулся он не скоро ― часа через три, снова притащив с собой гору покупок. Она с трудом подавила в себе неожиданное желание вприпрыжку выбежать ему навстречу. Она как можно медленнее вышла в прихожую, лениво потягиваясь.  ― Ты, Поттер, еды натащил, словно роту солдат кормить собираешься...  ― Да брось ты, ― махнул он рукой. ― Во-первых, я, как ты и сама, наверное заметила, несколько...  ― Костляв, ― нашла она правильное слово.  ― Точно, костляв, ― согласился он. ― В общем, стоит начать нормально есть.  ― А во-вторых? ― спросила она.  ― А во-вторых? ― не понял он.  ― Ты сказал во-первых... ― пояснила она.  ― Это слишком личное, ― нахмурился он. Она тут же отвернулась и исчезла в кухне. Он поспешил за ней. Она как раз выключила огонь под очень вкусно пахнущей кастрюлькой. Он неслышно подкрался и шлёпнул её по заду. Она даже бровью не повела. Он снова замахнулся, но тут она обернулась, держа перед собой направленный на него нож и бесстрастно глядя ему в глаза. Он нервно улыбнулся и спрятал руку за спину, а она отвернулась к плите. Он шагнул к ней, обнял за талию и поцеловал в шею, но она его сразу оттолкнула.  ― Спасибо, ― сказала она.  ― За что? ― удивился он.  ― За то, что напомнил мне моё место, ― пояснила она.  ― Прости, ― сказал он.  ― Я ведь ― для того, чтобы меня трахать, ― продолжала рассуждать она, ― а не делиться личным.  ― Прости, ― повторил он.  ― Удивительно ещё, что ты меня целуешь во время сношения, ― она развернулась к нему, заглядывая в глаза. ― И, похоже, ценишь мой сервис очень дорого. Такие камни только элитным шлюхам дарят.  Он отпустил её и отодвинул от себя, держа за плечи.  ― А вот этого я не заслужил, Паркинсон, ― прошипел он. ― Чего угодно, но только не этого.  Она внутренне сжалась, увидев яростный огонь, пляшущий в его глазах, и подумала, что сейчас он её точно ударит. И если он её ударит, то всё будет кончено. Что именно всё ― она и сама толком не понимала, но и этого ей хватило, чтобы впасть в отчаяние. Она закрыла рот, из которого уже готова была вырваться очередная колкость, и принялась перебирать в голове способы выхода из безнадёжной ситуации. Прожигая её взглядом, он отпустил плечи и шагнул назад. Прежде чем она успела сообразить, что именно он делает, он с хлопком аппарировал, заставив весь дом, защита которого была решительно настроена против этого, задрожать, словно осиновый лист на ветру, и пойти радужными волнами.  Не двигаясь с места, она подождала ещё пять или десять минут в надежде на то, что он вернётся, посчитав, что достаточно проучил её, но его не было. В глазах защипало, но она, сжав кулаки, заключила с собой сделку, которая заключалась в том, что дать волю слезам можно и позже, а сейчас нужно заняться более важным делом. С сожалением вздохнув над кастрюлькой с горячим гуляшем, она наложила на него и стоящее рядом пюре сохраняющее заклинание, достала перо и пергамент и села думать, что написать.  Мест, куда он мог пойти, было не так уж и много. Семейство рыжих, грязнокровка и резиденция Блэков. Может, Хогвартс. Чёрт, слишком много вариантов и слишком мало времени. К тому же, от почти всех на версту разит неприятностями. Единственное, что она может попробовать ― навестить грязнокровку, уповая на то, что поблизости не окажется её рыжего трахальщика. И не называть её грязнокровкой. Она начала писать записку:     Милая подруга,  Я надеюсь, что ты позволишь мне тебя так называть?  Я жива и здорова, но по понятным соображениям вынуждена скрываться.  На данный момент, к сожалению, ситуация сложилась совершенно для меня безвыходным образом, и я отчаянно нуждаюсь в твоей помощи. Мне нужно срочно найти смелую девушку, свернувшую нос нашему бесстрашному лидеру, а сама я не могу сделать и шагу.  Если тебе доведётся что-нибудь узнать, не забудь меня.  Не сочти за дежурную вежливость ― как у тебя дела?  С благодарностью,  Твоя Потеряшка     Она отослала сову, оделась по-дорожному, накинула походный плащ и уселась ждать. Сова вернулась почти сразу ― и получаса не прошло.     Милая Потеряшка,  Я очень, очень рада, что ты нашлась. Надеюсь, что у тебя всё хорошо.  Я нашла адрес в Даунхэме, может, он тебе пригодится.  У нас, к сожалению, не всё так радужно. Точнее, даже очень плохо. Так просто в двух словах не рассказать, да и вряд ли ты чему-то сможешь помочь, но поддержка друга в такой ситуации просто бесценна. Буду рада тебя видеть, но и ты будь осторожна.  Всегда твоя подруга     Ей внезапно стало тепло от этих нескольких строк на пергаменте, а ещё она подумала, что Дафна наверняка сочтёт её намерение свести счёты с жизнью предательством, и ей стало стыдно. Она тряхнула головой, отгоняя не относящиеся к насущному делу мысли, вышла в прихожую и взяла метлу. Даунхэм ― это не очень далеко. Остаётся надеяться, что её внезапный визит будет воспринят благосклонно.  Дверь ей открыла вполне обычного вида маггловская женщина ― заурядная фигура, заурядная внешность ― как раз то, во что превратится грязнокровка лет через двадцать. Увидев метлу в её руке, миссис Грейнджер жестом пригласила её войти.  ― Здравствуйте, миссис Грейнджер, ― присела она в книксене.  ― Здравствуйте, мисс...  ― Питерс, миссис Грейнджер, ― снова поклонилась она.  ― Ой, мисс Питерс, мы как-то к таким политесам непривычны. Может, давайте по-простому?  ― С удовольствием, миссис Грейнджер.  ― Я сейчас позову дочь, ― сказала женщина. ― Вы ведь к ней пришли?  ― В каком-то смысле, ― согласилась она.  Женщина удалилась, а через минуту в прихожую ворвалась растрёпанная, как обычно, Гермиона. Увидев гостью, Грейнджер остановилась и стала настороженно её разглядывать. Стройная голубоглазая блондинка казалась ей чем-то знакомой, но чем ― распознать она не смогла.  ― Могу я спросить, кто вы и что вы делаете в моём доме? ― спросила Гермиона.  ― Я ищу Гарри, ― ответила она.  ― Гарри, ― хмыкнула Гермиона. ― Я вас не знаю.  ― И тем не менее, если вы знаете, как его найти...  ― Он пропал два дня назад, ― отрезала Гермиона. ― И никто не знает, где он был всё это время. Может, вы подскажете? ― саркастически усмехнулась она.  ― Может, и подскажу, ― ответила она, спокойно встретив взгляд Гермионы. ― Но сначала мне нужно его увидеть.  ― Хорошо, пойдёмте, ― кивнула ей Грейнджер и пошла по коридору, показывая дорогу. Они зашли в явно девичью комнату с кучей мягких игрушек, стены которой были заклеены плакатами с субтильными юношами с гитарами. На нешироком диванчике с какой-то толстой книжкой сидел он в своём нормальном обличье ― всклокоченные волосы, очки и шрам на лбу. Ей ещё подумалось, что про парик он ей ничего не сказал.  ― Гарри, ты знаешь эту девушку? ― спросила Гермиона.  Даже не глянув на неё, он отрицательно помотал головой. Грейнджер повернулась к ней и стала было набирать воздух в лёгкие, как он пояснил:  ― Мы всего два дня знакомы.  ― Два дня? ― переспросила Гермиона. ― Так вот, ты куда пропал, ― она прошла к диванчику и по-свойски уселась рядом с ним, положив голову ему на плечо. ― Может, вы уже и это делали? ― с недоверием спросила она с ударением на слове это.  Она уселась по другую сторону от него, тоже к нему прижавшись, сначала вызвав вопросительный взгляд Гермионы, обращённый на неё, а потом гневный ― на него.  ― Может, хотя бы познакомишь? ― с угрозой спросила Грейнджер.  ― Да я тебе про то и толкую, ― сказал он, перекидывая руку ей через плечо и пододвигая поближе, ― мы толком-то и не знакомы.  ― Гарри! ― крикнула Гермиона.  ― Что ― Гарри? ― спросил он. ― Уже скоро восемнадцать лет, как Гарри...  ― Перестань надо мной издеваться. Ты с ней спал?  ― Конечно, ― ответил он, словно это было нечто само собой разумеющееся. ― И не раз. Но секс, Герми ― не повод для знакомства.  ― Как это... Почему... ― пробормотала ошарашенная Гермиона, а потом спросила первое, что пришло ей на ум: ― А почему она тебя знает?  ― А меня все знают! ― беспечно заявил он.  ― Кто же не знает старика Поттера, ― прокомментировала она.  Гермиона смотрела на них с ужасом, а она вся похолодела от мысли, что он, оказывается, может принадлежать ей. А она, соответственно ― ему.  ― Меня зовут Перси Питерс, ― протянула она руку.  ― Думаешь, настал этот торжественный момент в наших отношениях, ― озадаченно потёр он лоб, ― когда мне стоит напрячься и запомнить таки твоё имя?  ― Да я не тебе представляюсь, а ей, ― показала она на Гермиону.  ― Очень приятно, ― рассеянно пожала та её руку. ― Гермиона. А давно вы с Гарри?  ― Всего два дня, ― пожала она плечами, ― но мы много успели. Ты не считал, дорогой? ― спросила она его.  ― Не то чтобы... По-моему, двадцать раз в первую ночь...  ― И то потому, что у меня с непривычки всё болело, ― не преминула вставить она. ― Но ничего, мы с лихвой компенсировали сегодня...  ― Как... Я ничего не понимаю... ― опять покраснела Гермиона. ― Двадцать раз за ночь? ― не поверила она.  ― Не, сегодня были все пятьдесят, ― небрежно обронила она.  ― Пятьдесят?!! Погодите! ― Гермиона вскочила и убежала из комнаты.  Она выпрямилась, жалобно на него глядя.  ― Поттер, ― начала она. Он снова притянул её к себе. ― Но я хочу тебе сказать...  ― Не нужно ничего говорить, ― проворчал он.  ― Но я...  ― Но ты ― здесь, ― перебил он её. ― И это ― всё, что мне нужно знать.  Вернулась Гермиона. Лицо её цветом было похоже на свёклу.  ― Вруны! ― закричала она. ― Мама сказала...  И тут Грейнджер увидела, что они просто давятся со смеху.  ― Так вы... Так это всё ― шутка? ― Гермиона сначала рассмеялась нервным смехом, а потом совсем отошла и присоединилась к их веселью. ― А я-то, дура, уши развесила... Пошла маму спросить! Про пятьдесят раз... Видели бы вы её лицо!  ― Да мы твоё видели, ― улыбнулся он.  ― Так это всё ― неправда? ― облегчённо выдохнула Гермиона.  ― Не всё, ― уже спокойно ответил он.  ― Не всё? ― грустно переспросила Грейнджер, снова усаживаясь рядом с ним.  ― Гарри ― мой единственный и на всю жизнь! ― зачем-то добавила она.  ― На всю! ― вздохнула Гермиона. ― Вот, мне бы так!  ― Кстати, о тебе... ― спохватился он. ― Как поживает мой дражайший друг Рональд?  ― Рон сделал со мной то же самое, что ты сделал с Джинни! ― нахмурилась Гермиона.  ― Не понял, ― растерялся он. ― И вы, что, даже ни разу...  ― Представь, нет, ― перебила Грейнджер. ― К счастью...  ― Не понял, ― пробормотал он. ― Вы же...  ― Что? Целовались пару раз? ― накинулась она на него. ― Я это делала, исключительно чтобы тебя позлить!  ― А я-то тут при чём? ― озадаченно спросил он.  ― Ну, Поттер, ты и тупой! ― с восхищением прошептала она.  ― Что ты там шепчешь? ― не расслышала Гермиона и продолжила: ― В общем, заперся наш друг в меблированных комнатах, куда ему по очереди приводят каких-то сомнительного вида девиц.  ― Герой! ― похвалил он.  ― Да будь оно неладно, это геройство! ― в сердцах сказала Гермиона. ― Ко мне уже какие-то хлыщи липнут... ― тут Грейнджер обратила внимание на вензель на её кофте: ― Пэ-Пэ!.. А ты знаешь, я где-то уже видела где-то эти инициалы...  ― Пэ-Пэ! ― презрительно сказал он. ― Это же Панси Паркинсон!  ― Точно! ― вспомнила Гермиона. ― Толстая корова Панси Паркинсон с лицом, как у мопса!  ― Толстая, значит, корова? ― переспросила она.  ― Точно, ― подтвердил он и перекинул руку ещё и через Гермиону, чтобы широко разведёнными показать: ― Корма ― во!!!  ― И лицо, получается, как у мопса? ― с нажимом в голосе спросила она.  ― Это Гарри придумал! ― с гордостью за друга сказала Гермиона.  ― Как у мопса, значит? ― начала она закипать. ― Как у мопса?!!  ― Вообще-то ― не очень похоже, ― согласилась Гермиона. ― Просто, она ― упёртая злобная дура.  ― Злобная дура? ― спросила она уже спокойнее, глядя на него.  ― Главная слизеринская... ― Гермиона по-заговорщицки наклонилась к ней и закончила: ― Подстилка!  ― Герми, ― недовольно встрепенулся он. ― Ты, что, свечку держала?  Гермиона недовольно нахмурилась:  ― А ты-то что её защищаешь?  Он вздохнул:  ― Ну вот, представь, я бы ударил её... По лицу.  ― Не выдумывай ерунды! ― отмахнулась Гермиона. ― Девочку ― ударил бы? Да ещё и по лицу?  ― То есть, она всё же девочка? ― поинтересовался он.  ― Да какая разница? ― не поняла Гермиона.  ― А подстилкой девочку называть хорошо? ― спросил он.  ― Ну, ладно, убедил, ― поджала губы Гермиона, а потом снова сменила тему: ― Ну, ты нашёл?  ― Да, что-то интересное попалось, ― ответил он, снова раскрывая лежащую на коленях книгу.  Она заглянула ему через плечо. Красочная иллюстрация изображала огромного зверя, явно из кошачьих, поскольку обводами и пластикой зверь напоминал именно кошку. Зверь не был массивным, как лев или тигр. Значительно превосходя их размерами, он выглядел поджарым и напоминал туго скрученную пружину. На картинке, подписанной Африканское сафари британских магов в 1871 году зверь отмахивался от пары десятков волшебников, посылающих в него Авада Кедавра. Если картинка не обманывала, зверь в холке был как минимум вдвое выше человека, а огромная пасть могла целиком его проглотить.  ― Зверь нунду идёт за своей добычей, не останавливаясь, пока не настигнет, ― начала читать Гермиона. ― Его пища ― жизнь. Он убивает в течение двенадцати недель, а потом уходит на десять лет. Его не берёт оружие и на него не действует магия. Преграды могут его задержать, но не могут остановить. Он нападает днём и при хорошей видимости. Он почти не двигается в тумане и пропадает в сумерках и ночью.  ― Последнее сафари, устроенное Министерством магии, состоялось в 1961 году, ― подхватил он. ― Из пятидесяти трех магов домой не вернулся ни один. Своими жизнями они задержали зверя на день, предотвратив убийство десятков тысяч зулусов. Единственный известный случай, когда участвовавший в сафари волшебник уцелел, произошёл в 1871 году. Тогда репортёр Пророка Найглус Менчетт спасся только благодаря тому, что внезапно налетевший туман укрыл его от зверя в последний, двенадцатый день охоты. Проведя десять лет в Мунго, он выздоровел достаточно, чтобы поведать миру об ужасе пустыни.  ― Существует поверье, что у нунду девяносто девять жизней, ― продолжила Гермиона. ― Это значит ― его нужно девяносто девять раз поразить заклинанием Авада Кедавра, ― она подняла на него свои глаза: ― То есть, через три года этот монстр снова появится и будет убивать? А мы ничего не сможем сделать? И сотни тысяч несчастных, если не миллионы, погибнут от его когтей и клыков?  ― Что поделаешь, ― пожал он плечами. ― Это ― естественный отбор. Кто-то всегда ест кого-то. И если никто пока не съел нунду ― не значит, что никто так и не съест.  ― Это ужасно, Гарри, ― покачала головой Гермиона. ― А самое ужасное, что ты можешь об этом так спокойно говорить.  ― Я, конечно, могу повозмущаться, ― парировал он, ― но что это изменит? Нунду всё равно придёт и всё равно возьмёт то, за чем пришёл.  ― Ну, не знаю, ― расстроенно пробормотала Гермиона. ― Неужто ничего нельзя сделать?  ― Я тоже не знаю, ― ответил он. ― Кстати, о вещах, о которых я могу спокойно говорить, ― он бросил на неё быстрый взгляд. ― Моим появлением здесь мы все обязаны небольшому недоразумению, которое у нас с Па... с Перси возникло по причине моей гастрономической невоздержанности. У меня к тебе просьба, как к другу ― можно я на полчасика отлучусь, а вы пока тихонько, по-девичьи поболтаете?  ― Да, конечно, ― растерялась Гермиона. ― Но что я могу рассказать?  ― Что хочешь, ― сказал он, аккуратно высвободил руки и встал. На выходе он поклонился миссис Грейнджер, которая при виде него зарделась и стала в смущении прятать руки. Он вышел и почти сразу аппарировал.  Когда он вернулся, Гермиона уже закончила рассказывать, и девушки молча сидели в разных углах диванчика. Она ― спокойно-отрешённо, а Гермиона при этом прямо-таки источала холод. Он встал в дверях, любуясь на это зрелище. То есть, он, конечно, знал, что она способна довести до бешенства любого, но чтобы вот так, не стараясь...  ― Ну, и какая собака вас покусала? ― спросил он.  ― Конкретно меня ― Перси, ― отозвалась Гермиона.  ― Ты хоть ранки-то обработала? ― с наигранной заботой спросил он. ― Она, вообще-то, заразная!  ― Дикая ― это точно. Сказала, что ты ― псих и лоботряс.  ― Хм, ― задумался он. ― А что ты мне все эти годы говорила?  Гермиона поджала губы. Она, слушая их разговор о ней, равнодушно разглядывала ногти на руках.  ― Пойдём, милая, ― позвал он её. Она даже ухом не повела. Он подошёл к ней и встал рядом. ― Пойдём, милая, ― повторил он. Она вдруг сообразила, что это он к ней обращается, подняла к нему лицо и подала руку. В дверях на выходе Гермиона придержала его за локоть:  ― И что ты в ней нашёл? ― спросила она тихо. ― Помимо, конечно, смазливой мордашки.  ― Сердцу не прикажешь, Гермиона, ― покачал он головой.  ― Я хотела сказать... ― замялась Грейнджер.  ― Ты умеешь готовить, Герми? ― спросил он. Та помотала головой. ― А вот Перси готовит ― пальчики оближешь! Путь к сердцу мужчины лежит через желудок! ― поднял он указательный палец. ― Ну, не переживай ты так, ― сказал он ласково. ― Я теперь ― в надёжных руках!  ― Пока, Гарри, ― сказала Гермиона. ― До свидания, Перси!  ― Пока, ― отозвался он.  ― До свидания! ― добавила она.  Они вышли в накатывающие на город сумерки.  ― Куда ты на этот раз ходил? ― спросила она. Он протянул ей новую Молнию:  ― Скорее всего, нам понадобится метла получше той, что у тебя сейчас.  Они вернулись к ней в квартиру, где она сразу чертыхнулась, чуть не споткнувшись о кучу покупок в прихожей. Они споро затащили всё это на кухню, а он выудил откуда-то коробку с орхидеей и вручил ей. Она сначала открыла рот, а потом нахмурилась:  ― Что это, Поттер? Ты ко мне подлизываешься, что ли?  ― Если тебе не нравится... ― пожал он плечами.  ― Это ужасно, ― сказала она, укрывая цветок в руках. ― Какая гадость!  ― Да, я рассчитывал тебя позлить, ― удовлетворённо кивнул он, а потом подошёл к плите и понюхал содержимое кастрюльки.  ― Ну что, травить меня будем? ― спросил он, глядя на неё голодными глазами.  ― А твоя грязнокровка тебя так и не покормила? ― непонимающе спросила она.  ― Да я бы и не стал, ― заявил он. ― Ты же старалась, лучшие яды подбирала...  ― Это правда, ― кивнула она.  Стол уже был накрыт, и ей оставалось лишь разложить еду по тарелкам. С тайным удовольствием она смотрела на энтузиазм, с которым он поглощает её стряпню.  ― Я предлагаю отбыть сегодня же, ― сказал он, когда последний кусочек хлеба, которым он смазывал с тарелки остатки соуса, исчез во рту. Она вздрогнула. Страшное чудовище, которое играючи уничтожило полсотни волшебников, вдруг надвинулось на неё и стало реальностью. Она почувствовала, как волосы шевелятся у неё на голове. Идея самоубийственной прогулки вдруг перестала казаться привлекательной. ― Впрочем, ― добавил он, увидев её смятение, ― я могу отправиться и один. Но тогда, ― он встретился с ней глазами, и она увидела в них что-то, похожее на грусть, ― тебе придётся вернуть мне слово, которое я дал тебе.  ― Нет, ― замотала она головой. ― Куда бы ты ни отправился, я ― с тобой!  Она вдруг услышала, как это звучит со стороны. Словно клятва, которую молодожёны дают у алтаря. Она поморщилась, а он усмехнулся, будто услышав её мысли.  Сборы были недолгими. Он быстро набил два рюкзака и навесил один на неё. Ей выдал новую Молнию, а сам взял в руку свою метлу и её старую.  ― Зачем нам три метлы? ― удивилась она.  ― Про запас, ― объяснил он. ― Будет грустно, если одна сломается.  Они вышли на улицу. Она ухватила его за предплечье, а он сжал в руке портальный ключ.  ― Сиськи? ― спросил он её.  ― Член, ― возразила она. ― Однозначно!  ― Сиськи, сиськи, сиськи, сиськи! ― забормотал он, изо всех сил сдавливая амулет в руке.  ― Член, член, член, член! ― вторила она ему.  Их затянуло в гигантскую воронку и куда-то понесло по радужной реке. Ещё мгновение ― и они выпали из портала на остывающий вечерний песок Карру.Глава 8     В целях обеспечения правопорядка и пресечения нарушений Министерство вводит обязательные цвета мантий для публичного ношения.  1. Герои обязаны носить мантии пурпурного цвета.  2. Светлые обязаны носить мантии бордового или тёмно-синего цветов с золотой каймой.  3. Члены Визенгамота обязаны носить мантии белого цвета с серыми звёздами и полумесяцами на них.  4. Сотрудникам Аврората назначаются форменные мантии оранжевого цвета.  5. Прочим сотрудникам Министерства назначаются форменные мантии темно-серого цвета металлик.  6. Прочие граждане имеют право на ношение мантий чёрного, белого, серого, светло-серого, желтого и красного цветов.  7. Падшие обязаны носить мантии зелёного или коричневого цветов.  8. Походные мантии имеют камуфляжную расцветку песчаного, травяного, болотного и снежного цветов в зависимости от обстоятельств. Ношение однотонных походных мантий запрещено.     

* * *

  На чистом африканском небе уже зажглись звёзды. Он смотрел на них с выражением разочарования на лице.  ― В чём дело? ― спросила она.  ― Да вот... ― посмотрел он на неё. ― Я надеялся, что мы успеем полетать вокруг и найти укрытие...  ― От непогоды? ― показала она на чистое небо.  ― Нет, от... ― он запнулся, успев поймать готовое слететь с языка слово. ― От зверя.  ― А ты, Поттер, иногда не столь уж туп, ― одобрительно заметила она. ― По крайней мере, догадался не звать его сразу, во тьме ночи.  ― Он ночью не охотится, ― возразил он.  ― Я бы не стала верить этой книжке на все сто, ― заметила она.  ― Я и не верю, ― ответил он и показал на скопление кустов неподалёку: ― Пойдём туда. Надеюсь, мы там найдём удобное место для ночлега.  Луна в первой четверти в субтропиках на ясном небе давала значительно больше света, чем полная ― в Англии. Как оказалось, кусты высотой в полтора человеческих роста образовывали собой неровный круг диаметром метров двадцать. Когда они дошли до зарослей, он, не найдя прохода, поднялся над ними на метле, чтобы посмотреть, нет ли в кустах проплешины, на которой они могли устроиться. Свободное место нашлось, но, к сожалению, не столь много, как было нужно. Он принялся расчищать площадку и когда срезал достаточно кустов, собрал их в кучу, которую Левиосой переправил к внешнему краю рощицы ― а попросту, забросил. Она тоже перелетела на очищенное пространство и принялась ему помогать равнять грунт на импровизированной площадке.  Он быстро набил колышки и поставил палатку, повесил тусклый огонёк, на пол постелил надувной матрас, быстро наполнил его воздухом и накрыл припасённой подстилкой. Сверху бросил пару спальных мешков и несколько подушек.  ― Поттер, ― с подозрением спросила она. ― Ты что это? Решил, что я с тобой в одной палатке буду спать?  ― Паркинсон, ― ответил он. ― Я сплю в палатке, а ты можешь спать где угодно.  ― Пф-ф! ― возмущённо фыркнула она, а потом обратила внимание на то, как он скрепляет спальники вместе, делая из них один большой. ― Ты зачем это сделал?  ― Да так, ― уклончиво сказал он. ― Была одна мысль.  ― У тебя, Поттер, только одна мысль в голове, ― заключила она. ― Больше, понятное дело, не помещается!  ― А зачем мне больше? ― недоумённо пожал он плечами, усаживаясь на подстилку у входа в палатку. Он опёрся на руки и запрокинул голову. ― Мне и так хорошо.  ― Ему, видите ли, хорошо, ― пробормотала она. ― А то, что Пансенька после его хорошо уже ходит с трудом, похоже, никого не волнует.  ― Ась? ― не расслышал он.  ― Ничего, ― ответила она и уселась рядом с ним. Сначала она повторила его позу, тоже глядя на звёзды, потом взглянула на него, развернулась и бесцеремонно примостила голову у него на коленях. Он бросил на неё быстрый взгляд и продолжил глядеть в небо.  ― Ты чего, Паркинсон? ― спросил он.  ― Мне так удобнее, ― ответила она, поудобнее устраивая свою голову и елозя затылком у него в паху.  ― А мне? ― спросил он.  ― А какая мне-то разница? ― удивилась она. ― Хотелось, конечно, чтобы ты немного помучился...  ― Я мучаюсь, Паркинсон, мучаюсь, ― поспешил он заверить её.  ― Вот, и мучайся! ― мстительно сказала она.  Он высвободил одну руку и провёл по её волосам. Потом, не глядя, откинул пряди с лица, осторожно провёл по подбородку, щеке, вдоль уха, по лбу и бровям, носу и кончиками пальцев коснулся губ. Ей вдруг показалось, что её сердце стучит так громко, что его уже слышит даже Зверь-Которого-Не-Следует-Звать. Она приоткрыла рот и цапнула его зубами за пальцы. Он не стал отдёргивать руку, а позволил ей легонько укусить ещё несколько раз. Потом она разжала зубы, и он осторожно вынул пальцы, снова проведя по её губам.  ― Фу, ― сказала она. ― У тебя пальцы слюнявые!  ― Я могу убрать, ― ответил он.  ― Просто вытри... ― он тут же послушался её, а она прошипела: ― Да не о кофту, дурень!  ― Тебе не нравится? ― спросил он, сжимая её грудь.  ― Очень больно! ― пожаловалась она.  Он удовлетворённо кивнул и стал расстёгивать пуговки на кофте. Коснувшись обжигающе горячей кожи, он почувствовал, как она вздрогнула от холода, и сначала сунул руку себе под мышку. Подумав, что отогрел её достаточно, он просунул руку ей за пазуху, проник под шёлк лифчика, ощущая, как её кожа под рукой покрывается мурашками, и осторожно взял в руки грудь, сосок которой сразу встрепенулся и доверчиво ткнулся ему в ладонь твёрдой горошиной.  Она почувствовала, что в макушку упёрлось что-то железобетонное.  ― Ну, ты нахал! ― срывающимся от возбуждения голосом сказала она. Он отпустил грудь и переключился на другую. Она попыталась отрешиться от происходящего.  ― Поттер, ты сейчас сделал такое лицо, будто о чём-то думаешь, ― заметила она. ― Ты где научился?  ― Думать? ― не понял он.  ― Нет, лицо делать, ― пояснила она, изо всех сил пытаясь не позволить голосу задрожать. ― Думать даже не пытайся ― для этого нужны мозги.  ― Я думал, Паркинсон, что всё могло бы быть иначе... ― задумчиво произнёс он, наклоняясь над ней.  ― Что именно? ― поинтересовалась она.  ― Ты бы не бегала, как собачка, за Малфоем... ― предположил он.  ― А ты бы не был таким тупым гриффиндорским занудой... ― саркастически усмехнулась она.  ― Я бы тебя пригласил на свидание... ― сказал он.  ― Чудо-Мальчик ― страшную толстую корову с лицом мопса? ― с сомнением спросила она.  ― Может, ты бы тогда оказалась не такой уж толстой, ― с надеждой в голосе сказал он. ― Может, даже и не такой страшной...  ― А я бы так сразу всё бросила и согласилась? ― усмехнулась она.  ― А я бы ночей не спал, ― не моргнув глазом, ответил он. ― Я бы цветы слал и серенады под окном пел.  ― Какое окно, тупица? ― засмеялась она, дрыгнув ногой. ― Слизерин же ― в подземелье!  ― А я бы прорыл, ― пообещал он.  ― И что бы ты сказал? ― нетерпеливо спросила она.  ― Что бы я сказал? ― он с видимым неудовольствием перестал мять её грудь, высвободил руку и обнял, приподнимая и притискивая к себе. ― Я бы тебя прижал к себе вот так, и поцеловал... ― она уже подставила ему губы и лишь прикрыла глаза, когда он сначала коснулся их поцелуем, а потом провёл языком. Её руки обвили его, не давая ему отпустить, и она приоткрыла рот, выпуская навстречу ему свой язык. Он с наслаждением захватил его губами, нежно посасывая и теребя своим языком, а потом они поменялись, и она впустила его язык в свой рот. ― Я бы сказал, ― продолжил он, оторвавшись, ― Панси, я тебя люблю!  ― Фу, какая гадость! ― тяжело дыша от нетерпения, сказала она, с сожалением провожая блестящими глазами его отдаляющиеся губы.  ― Да уж, не очень... ― согласился он, пристраивая руку на её коленке.  ― Продолжай... ― попросила она, чувствуя, как его ладонь, сжимая внутреннюю поверхность бедра, движется вверх  ― Так гадость же... ― поморщился он, останавливаясь.  ― Помучь меня, ― попросила она, нетерпеливо дрыгая ногой. ― Во мне проснулась склонность к мазохизму.  ― Что, только сейчас? ― удивился он, совсем убирая руку. ― Тогда, конечно, можно и помучить.  ― Поттер! ― чуть не крикнула она, но прикусила губу и повторила капризным тоном: ― Поттер!  Он посадил её рядом с собой и сказал, глядя в глаза:  ― Я бы сказал, что сияние твоих глаз затмевает солнце, и звёздное небо стыдливо завидует их красоте, ― он взял её руку и поцеловал. ― Что губы твои нежны, как лепестки розы, что стан твой строен...  ― Всё, хватит, ― отвела она взгляд, замахала на него рукой и картинно прикрыла рот, почувствовав, что ещё слово ― и броня треснет, а она снова заплачет. ― Меня сейчас стошнит.  ― Сама напросилась, ― сказал он, внимательно вглядываясь ей в лицо.  ― Мы завтра умрём, правда? ― глухо спросила она, глядя в сторону.  ― Я думаю, что мы, наконец-то, найдём то, что искали, ― кивнул он.  ― Мы умрём, Поттер? ― с нажимом переспросила она.  ― Да, Паркинсон, ― подтвердил он. ― Мы умрём.  Она повернула к нему залитое лунным светом лицо, и ему показалось, что уголки её глаз блестят чуть сильнее, чем нужно.  ― Я не хочу сегодня спать, Поттер, ― твёрдо сказала она. ― Ты...  Он кивнул и снова поцеловал её руку, которую так и не отпустил до этого момента. Она, не поднимаясь, перевернулась на четвереньки поползла в палатку. Он на секунду отвлёкся, чтобы убедиться, что поставленное перед палаткой волшебное полено греет в её сторону, и последовал за ней. В палатке по-прежнему горел неяркий светильник ― лишь чуть ярче луны снаружи. Когда он вошёл, то обнаружил, что она, забравшись в двуспальный мешок, в темпе раздевается, буквально забрасывая стены летящей во все стороны одеждой. Недолго думая, он начал скидывать куртку и штаны. Раздевшись догола, он замер, стоя возле неё на коленях. Она смотрела на него снизу, натянув на себя спальник чуть не до ушей.  ― Ну же! ― поторопила она. ― Что стоим, кого ждём? ― он в задумчивости помотал головой. ― Залезай уже в спальник, не тяни быка...  Одним движением он раскрыл молнию, подумал ещё и откинул с неё одеяло. Она тут же рефлекторно прикрылась руками.  ― Убери руки, Паркинсон! ― сердито сказал он. Она послушалась и отвела руки в стороны и выгнулась так, чтобы ему был виден каждый изгиб её тела. Он стоял и внимательно разглядывал её, лежащую перед ним.  ― Я тебе так омерзительна? ― довольно спросила она, хватаясь за его торчащий почти вертикально член.  ― Неделя кошмаров обеспечена, ― согласился он. Она повернулась набок и стала одной рукой перебирать в руке яйца, другой медленно водя по члену.  ― Я жду, Поттер, ― напомнила она. Он лег рядом с ней и крепко прижал, убирая в стороны её руки, застрявшие между ними. Одну руку он подсунул под неё, а другой ухватил за зад так, что указательный палец оказался между ягодиц, и это вызвало у неё довольное мычание. Он склонился губами к шее и начал целовать от самого изгиба вверх к уху, а она выгнула шею и откинула в сторону волосы, чтобы ему было удобно. От уха он вернулся к плечу, которое начал покусывать вперемешку с поцелуями. Она обняла рукой его голову и прикусила ухо. Он, словно что-то вспомнил, поднял к ней голову и впился в неё поцелуем. Она с пылом ответила, а он, прижимая её к себе, начал гладить её спину от шеи до ягодиц, особенно уделяя внимание её заду, обеими руками впиваясь в упругую плоть.  ― Ну же! ― с нетерпением повторила она. Он оторвался от неё и откинул на спину, приподнявшись над ней на локте и глядя в глаза. ― Чего ты ждёшь, гадёныш?  Он склонился к ней губами, целуя грудь. Он буквально покрывал её поцелуями, не оставляя ни сантиметра кожи без внимания. Когда он провёл языком вокруг соска, она со стоном выгнулась ему навстречу, руками прижимая к себе голову. Он ухватил сосок губами, втянул его в себя и принялся теребить языком, при этом крутя между пальцев другой.  ― А-ах! ― она непроизвольно задрала ногу, ударила пяткой о постель и откинула голову, облизывая пересохшие губы и водя руками по ежику на его голове и по плечам. Он тем временем взял в рот другой сосок, заставив её опять вскрикнуть. Потом он опустился вниз, сжимая в руках её талию и осыпая поцелуями плоский живот.  ― Поттер, ― пролепетала она, на короткий миг придя в сознание. ― Ты что задумал, Поттер?  Она приподняла голову, чтобы посмотреть, что он там делает. Он положил ладонь на лобок и большим пальцем нежно водил по волосикам между ног, при этом целуя мягкую кожу низа живота. Она плотно сдвинула коленки, и он переключился на её бедро, покрывая его поцелуями от коленки к паху. Немного не дойдя, он перешёл на другое бедро, проделывая то же самое. Потом он опять вернулся ближе к коленке и, протиснув голову между ножек, поцеловал внутреннюю сторону бедра. Она расслабилась, позволяя ему целовать, но обеими руками плотно прикрыла промежность.  ― Перестань сейчас же... ― пробормотала она. ― Нахал!  Он сполз ещё ниже, целуя бедро и, двигаясь вверх, протиснул торс между коленей. Дойдя до паха, он с наслаждением вдохнул ароматный запах её возбуждения и начал один за одним целовать пальчики, а потом переключился на другое бедро, осыпая внутреннюю сторону поцелуями. Он вернулся наверх и снова стал целовать пальчики.  ― Ну, Поттер! ― взмолилась она. Он просунул язык между её ладонью и ногой и провёл им там. Она вздохнула и сжала его плечи бедрами. Он провёл языком с другой стороны, осторожно, целуя, потянул на себя её руку, развернул к себе ладонью и стал целовать от кончиков пальцев по ладони, через запястье вдоль предплечья на плечо, потом на шею и ― нежно поцеловал в губы. Он почувствовал, что она вся дрожит. Он коснулся губами её подбородка, и она запрокинула голову, подставляя ему шею, которую он целовал до самой ложбинки между ключицами, а потом по груди и животу ― вниз.  ― Я не знаю, кем надо быть, чтобы выдержать эту пытку, ― прошептала она, убирая вторую руку и кладя ему на голову. Он опустился вниз, начав целовать лобок в том месте, где он переходит в бедро, потом ― с другой стороны, потом он просунул руки ей под попку, и она послушно приподняла её навстречу. Он сжал её ягодицы, языком проводя там, где губки расходятся на лобке, открывая капюшон клитора. Скользнул языком по клитору, потом вернулся, потеребил его играя. Она со стоном вздохнула. Он провёл языком дальше, нащупывая и расправляя малые губы и дошёл до горячей, истекающей соком щели. Он сам не смог сдержать блаженного стона, впервые попробовав её на вкус. Развернув язык лопаткой, он провёл снизу вверх до клитора, потом ещё раз и еще. Она застонала ещё громче, сообщая ему, что он ― на правильном пути.  Он, распробовав, вошёл во вкус, раз за разом погружая язык в узкое отверстие её влагалища. Она блаженно замычала начала двигать тазом ему навстречу точно так же, как делала, когда там был его член, своей страстью заводя его ещё сильнее. Она со стоном вжала его лицо в свою промежность, стараясь загнать его язык глубже в себя, а он при этом кончиком попытался пощекотать там внутри.  ― М-м-а! ― простонала она. Он снова начал водить языком по промежности, захватывая губами и обсасывая малые губки, а потом подобрался к клитору. Бусинка едва торчала из-под капюшона, и он сжал клитор губами, засосав его в рот, и там стал теребить языком. Тяжело дыша, она выгнулась ему навстречу и протяжно завыла в голос:  ― А-у-у!  Потом он отпустил капюшон и руками растянул губки вверх и в стороны так, что клитор оказался на самом краешке лобковой кости. Он принялся яростно теребить его языком, уже не обращая внимания на её вопли. По её животу прокатилась волна судороги и она, закинув ноги ему на плечи, плотно сжала голову бёдрами, руками вжимая в себя. Её скрутило в оргазме, и она закричала, извиваясь и дёргаясь. Он при этом пытался удержать свой язык на месте, доводя её до исступления. Наконец, её перестало бить, и она отвернулась набок, одновременно отпуская и настойчиво отталкивая его голову, хоть он и пытался продолжить. Он поднялся на четвереньки и навис над ней, целуя в шею. Она выпрямила нижнюю ногу, не глядя, ухватила его за член и потянула к себе, направляя.  Он придвинулся к ней, садясь на колени поверх её ноги, а она приставила член к щёлке и привычно поводила им по губкам, смазывая головку.  ― М-м-м! ― сказала она, явно обращаясь к члену. ― Бедный, мучили тебя, не пускали!  Он придвинулся ближе, и его головка с трудом вошла в неё, несмотря на обилие смазки. Она сразу тяжело задышала и отпустила член, но согнулась и другую руку снизу приложила к яйцам, нежно держа их в руках, пока он медленно набирал темп. Он заходил всё глубже и глубже, а она опустила голову на подушку и выпустила стон откуда-то из глубины груди, оттуда, куда, как ей казалось, доставал её член. Он неосторожно дёрнулся, войдя в неё слишком глубоко, и она разогнула верхнюю ногу, отталкиваясь от него.  ― Нежнее, убивец! ― зашипела она. Он остановился на секунду, но она тут же нетерпеливо защекотала его яйца, призывая продолжить. Сжав её ягодицу, а другой рукой притянув её ногу к груди, он стал забиваться в неё до предела, на каждом толчке животом упираясь в зад. Она запищала тонким голоском, и, услышав этот звук, он уже не смог далее сдерживаться и сам застонал, парой мощных движений вогнал в неё член до упора и стал кончать. Почувствовав это, она закричала и выгнулась. Он упал на неё, прижимая к себе, пока её било в судорогах.  Когда она, наконец, замерла, он стал целовать её плечо и шею.  ― Фу, ― прошептала она обессиленно. ― Отвернись от меня.  ― Почему? ― спросил он.  ― От тебя пахнет лесбиянками, ― пояснила она. ― Фу!  ― Откуда ты знаешь, как пахнет лесбиянками? ― подозрительно спросил он.  ― Ниоткуда, ― раздражённо ответила она. ― Просто мне кажется, что от них именно так и должно пахнуть. Ложись! ― похлопала она рукой по постели у себя за спиной  Он осторожно, чтобы не выскользнуть, улегся ей за спину, подложил руку под голову и обнял другой рукой талию. Она подтянула верх спальника и укрыла обоих. Ему отчего-то представились лесбиянки, пахнущие... как он сам пах сейчас. Не сдержав смех, он хрюкнул.  ― Представил? ― спросила она.  ― Угу, ― ответил он. ― Я могу умыться...  ― Не надо, ― сказала она и потёрлась щекой о его плечо.  ― Скажи мне, Паркинсон, ― спросил он, ― почему так получилось?  ― Что? ― не поняла она.  ― Почему мы с тобой трахаемся? ― пояснил он.  ― Потому что ты ― сексуальный маньяк, ― ответила она, ― а я пала жертвой твоего коварства.  ― Да это понятно, ― отмахнулся он. ― Хотя я бы расставил акценты немного по-другому...  ― Ну-ну, ― саркастически усмехнулась она.  ― Я не про то, ― продолжил он. ― Почему ты... со мной?..  ― Что ― с тобой?  ― Почему ты со мной это делаешь?  ― Трахаюсь? ― догадалась она. ― А с кем? ― озадаченно спросила она, разворачиваясь к нему и складывая руки у него на груди. ― Честно мне скажи, без утайки ― с кем бы ты хотел, чтобы я трахалась?  Он озадаченно открыл рот, а она протянула руки в поисках его члена.  ― Ф-фу-у-у! ― сказала она, брезгливо встряхнув рукой. ― Где это тебя черти носили? В чём это ты измазался?  ― Да по бабам шлялся! ― ответил он.  ― Но-но! ― сказала она, тиская стремительно набухающий член. ― Попрошу нашу девочку не обижать!  ― А мы и не обижаем, ― сказал он, опрокидывая её на спину и нависая над ней. ― Мы, наоборот, её очень любим.  ― Поттер, ты что это? ― спросила она, крепко держа сведённые вместе коленки, между которых он пытался просунуть свою.  ― Паркинсон, разведи ножки, ― попросил он.  ― С чего бы это? ― спросила она, наглаживая член.  ― Не дури, Паркинсон, ― с нажимом сказал он. ― Ноги, говорю, разводи!  ― Ни за что! ― хихикнула она, а ему, наконец-то, удалось протолкнуть колено между её бёдер, и он сразу же уместил туда и второе, после чего, преодолевая её сопротивление, таки улёгся между её ног.  ― Смог? ― спросила она. ― Победил слабую девочку?  ― Да уж, слабую, ― пробормотал он. ― Ты так его и будешь держать? ― поинтересовался он.  ― А если и так, то что? ― игриво спросила она.  ― Паркинсон, ― вкрадчивым тоном сказал он. ― Тогда я просто кончу тебе в руки.  ― Ну, ладно, ладно, ― сказала она и с неохотой отпустила член.  Он задвигал тазом, примеряясь, а потом подался вперёд. Она взвизгнула и резко дёрнула тазом отодвигаясь.  ― Это попа, Поттер! ― зашипела она.  ― Ну, подумаешь, промазал, ― пожал он плечами. ― С кем не бывает?  ― Фу, Поттер, плохой! ― сказала она, вздохнула и взяла член в руку, направляя в себя. Он осторожно двинул тазом, но она уже ждала его, и её щёлка была хорошо смазана. Она сделала глубокий вдох, почувствовав его в себе, и раскинула ноги в стороны, одновременно обнимая его. Он так и остался стоять на выпрямленных руках, глядя на выражение её лица при каждом толчке. Она приоткрывала рот и поднимала брови, словно говоря Ах!, и прикрывала при этом глаза. Он начал двигаться в стороны, будто вращаясь. Она отпустила руки, судорожно ухватившись за постель.  ― М-м-м! ― простонала она. Он начал двигаться быстрее, вызывая у неё стоны и аханье. Она подняла ноги, и он лег набок, придавливая собой её бедро. Немного подвигавшись, он перекинул свою верхнюю ногу через её, а она в свою очередь ― выпрямила. Он ещё немного придвинулся, а она повернулась к нему, подставляя губы. Он с готовностью впился в неё поцелуем, замедляя движения, а потом совсем остановился. Она обхватила руками его торс, вжимаясь в него.  ― Сейчас мы с тобой ― Поттерсон, ― шепнула она, прервав поцелуй. Эта мысль его возбудила, и он двинул тазом, ещё глубже загоняя член в её горячую щёлку. Она нетерпеливо закрутила задом, и он стал сначала медленно, а потом быстрее вбиваться в неё. Она застонала и закричала, когда он начал с силой заколачивать член, ударяя лобком о её лобок. Он почувствовал её оргазм и сначала удвоил темп, а потом, в момент кульминации, замер в ней, наслаждаясь узостью её дырочки.  ― Гадёныш! ― прошептала она. ― Оставил меня одну!  Он приподнялся и вынул из неё член, вызвав возглас разочарования. Пока она гадала, что он собирается делать, он откинул верх спальника, бесцеремонно перевернул её на живот, уселся сверху на её бедра и сразу вставил. Она чуть не задохнулась от неожиданности, а он, крепко держа её за талию, начал двигаться, сразу взяв высокий темп. Она быстро пришла в неистовство и, заткнув подушкой рот, издала протяжный вопль. Он сделал ещё несколько толчков и замер, кончая, а она присоединилась к нему, выгибаясь навстречу.  Когда возбуждение совсем прошло, она оттолкнула его на спину и забралась сверху между его ног, пристроив голову у него на груди. Некоторое время он гладил её голову, пока не провалился в сон без сновидений. Очнулся он оттого, что кто-то теребил член. Он приподнял голову и увидел, как она, лёжа на животе перпендикулярно ему, держит в руке его отросток и то проводит по нему язычком, словно слизывая мороженое, то захватывает его в рот и водит по нему губами взад-вперёд.  Почувствовав, что он шевелится, она повернулась в его сторону и, демонстративно облизав головку по кругу, недовольно пробурчала:  ― А, Поттер, проснулся! Тебя-то нам тут и не хватало! Спи давай!  Он изогнулся, протягивая руку к её ягодице. Она заурчала с членом во рту, когда он крепко сжал её попку, и начала активнее ласкать его ртом. Он сжимал её сильнее или слабее, давая ей знать о степени остроты своих ощущений, а она пыталась под них подстроиться. Она заглатывала головку целиком, крутя её языком во рту, засасывала её между языком и нёбом и рукой быстро двигала вверх-вниз по стволу. Пальцами он подтягивал кожу на её заду, пока не достал до волосиков в промежности.  ― Только не наглей, ― предупредила она, на секунду оторвавшись от своего занятия и снова погрузила головку в рот. Он нащупал щель между губками и осторожно продавил в неё палец. Хоть снаружи губки были сухие, но, оказавшись между ними, палец сразу погрузился в обильную смазку. Он покружил пальцем вокруг дырочки, смазывая промежность, и она, замерев с членов во рту, замычала. Он осторожно просунул палец в дырочку и пошевелил им там. Она выпустила член изо рта и, постанывая, положила голову ему на бедро, переполненная собственными ощущениями.  Он ввел палец на всю длину и стал им двигать взад-вперёд. Добившись от неё одобрительного мычания, он добавил к указательному пальцу средний, хотя они и поместились вместе с большим трудом. Она застонала громче и выгнула зад, предоставляя ему более удобный доступ. Он вынул пальцы и повёл ими вдоль промежности, нащупывая клитор. Едва он до него дотронулся, она захрипела и задёргалась, с силой сжимая рукой его член. Его пальцам стало горячо, и она буквально утопила его руку в своих соках.  Когда её перестало колотить, он осторожно начал ласкать пальцами бусинку клитора, не отрывая руки от промежности, и она опять застонала. Его большой палец случайно коснулся горячей щёлки, и она тут же закрутила задом, словно норовя его поймать. Он понял, чего она от него хочет и ввёл палец в неё, одновременно продолжая указательным тереть клитор.  ― А-а! ― вскрикнула она и интенсивно задвигала тазом, призывая его сменить темп. Он задвигал рукой быстрее, загоняя большой палец в неё по самую ладонь и удерживая указательный на разбухшем клиторе. Ей стон превратился в вой, а ещё через минуту он явно почувствовал, как её нутро содрогается, она резко свела ноги и сжала бёдра, укусила его за ногу, и на его ладонь прыснула струя горячей ароматной жидкости. Он попытался было выдернуть руку, но она плотно держала её между ног, получая дополнительную порцию удовольствия от его трепыханий.  Поскуливая, она сначала свернулась калачиком, а потом потянула к себе его торчащий член. Он осторожно высвободил руку, вызвав у неё новые судороги и встал над ней на четвереньки, слегка придавливая собой. Она сложила руки на груди и тихонько постанывала, прикрыв глаза. Он начал её целовать ― бок от талии, плечо, спину, потом шею и снова плечо. Она развернулась и прижалась к нему, обхватив шею двумя руками, и он ощутил, что её продолжает колотить. Потом она оттолкнула его и перекинула через него одну ногу, сразу взяв в плотный захват. Он опустился сверху и медленно и нежно вошёл в неё. Она снова притянула его к себе, и он почувствовал обжигающую влагу на своём плече.  ― Ты что? ― прошептал он ей в ушко, войдя в неё до упора.  ― Скажи мне, Поттер, ― попросила она. ― Сейчас скажи...  ― Панси, ― послушно отозвался он. ― Любимая!  Она судорожно всхлипнула:  ― Ненавижу тебя, подонок!  Они проснулись, когда солнце ещё не встало. Он снял с себя наваленные на него ноги и руки и осторожно выбрался из спального мешка. Воздух в палатке был по-прежнему тёплым. Он начал одеваться, и в этот момент она недовольно завозилась, рукой ища его под одеялом.  ― Поттер? ― приподнявшись на локте, она сонно моргала, не соображая, где она находится. ― Ты куда?  ― Вставать пора, ― сказал он. ― Зверь сам себя не убьёт.  ― М-м! ― согласилась она, откидываясь на подушку. Пока она потягивалась и зевала, он закончил одеваться и собрался наружу. ― Поттер! ― позвала она. ― Ты мои трусы не видел?  ― Нет, не видел, ― буркнул он.  Она вылезла из спальника и на четвереньках поползла к дальней от него стене. Он несколько секунд ошалело разглядывал её сверкающие ягодицы с проглядывающими между ними волосиками промежности, а потом, спохватившись, начал в темпе скидывать с себя одежду и, раздевшись, пополз за ней. Она в полудрёме двигалась вдоль стенки палатки, подбирая одежду, когда он поймал её за зад, и в промежность ткнулась набухшая головка члена. Она очнулась и подняла голову, глядя перед собой.  ― Что это, Поттер? ― подозрительно спросила она.  ― Утренний стояк! ― с гордым видом анонсировал он. ― Свежайший. Рекомендую!  ― Поттер, пусть твой стояк постоит где-нибудь в другом месте! ― попросила она и рванулась вперёд, пытаясь бросить его руки с бёдер, но он крепко держался, и она лишь потянула его за собой. Он запутался ногами в подушках и рухнул вперёд, роняя их обоих.  ― А-а-а! ― взвизгнула она оттого, что член рывком вошёл в неё почти на всю длину. Она барахталась под ним, придавленная его весом, но уползти не получалось. ― Поттер, коз-зёл! Вынь свою дубину немедленно, недоносок!  ― Теперь уже поздно, Паркинсон, ― философски заметил он, просовывая под неё руки и хватая за грудь. ― Да пусть погуляет, жалко тебе, что ли?  ― Подонок! Да я тебя сейчас... ― она снова дернулась, словно бабочка, пришпиленная иголкой.  ― Это тебе вырваться сначала надо, ― резонно заметил он. ― А тем временем, с твоего позволения ― я тебя... ― и он, сначала отведя таз, резко двинул им вперёд.  ― Урод! Ублюдок! Мразь! Гнида! ― крикнула она.  ― Я знаю, Паркинсон, ― согласился он, сделав ещё несколько движений. Она почувствовала, как внизу живота разгорается предательский жар и упёрлась в него рукой, регулируя ритм движений.  ― Помягче, пожалуйста, ― попросила она. ― Не все ещё проснулись!  Он впился зубами в её загривок, вызвав у неё шипение от сладкой боли, а потом начал целовать шею. Лаская одной рукой грудь, он просунул пальцы другой ей между ног, осторожно раздвигая губки. Средний палец нашёл клитор и начал его нежно тереть.  ― Смочи, ― прошептала она.  Она сильнее развела ножки, позволяя ему просунуть руку чуть дальше. Он провёл пальцами вдоль горячей промежности, достал до члена и снял с него на пальцы немного смазки, которую сразу же размазал по губкам вокруг щёлки. Двинул членом вперёд-назад и снова смочил пальцы её соками. Новую порцию он донёс до клитора и круговым движением смазал его.  ― А-ах! ― выдохнула она, когда его пальцы нащупали бусинку под капюшоном. Она уже интенсивно дёргала задом ему навстречу, чуть не подбрасывая его над собой, а он наслаждался ощущением крепких ягодиц, в которые упирался бёдрами, с силой загоняя в неё член до упора. ― А-ах! ― снова воскликнула она и застонала.  Он почувствовал, что конец близок, ускорился, вбиваясь в неё, и ощутив, что её сотрясает оргазм, поднял голову и заревел в голос, как олень во время гона. Она вопила, как резанная, и он чувствовал, как её влагалище, плотно сжав член, словно выдаивает его насухо. Он умиротворённо упал на неё, постанывая, и начал покусывать плечико.  ― Поттер, гадёныш, я тебя ненавижу! ― прошептала она, заворачивая голову, чтобы дотянуться губами. Он подставил ей шею, и она стала целовать его. ― Я тебе этого не прощу! ― прошептала она.  ― Запомни, Паркинсон, ― сказал он. ― Так будет каждый раз, когда ты будешь ходить на четвереньках, виляя попой! ― и он немного подвигал ещё торчащим членом.   ― Слезай давай, а то расплющишь! ― задёргала она задом.  ― Да ты и так плоская, чего там плющить-то? ― спросил он, вместе с ней поворачиваясь набок. Она прижала к себе его руки, постепенно остывая.  ― О, я твои трусы нашёл! ― радостно сказал он, вытаскивая руку и протягивая её к кучке белья.  ― Ой, спасибо тебе, ― с сарказмом в голосе сказала она. ― И как бы я без тебя справилась?  ― Тебя, Паркинсон, пока носом не ткнёшь...  Не глядя, она махнула рукой за спину, влепив ему пощёчину.  ― Давай уже собираться, ― вздохнула она, соскальзывая с его опавшего члена. ― Нельзя же весь день трахаться!  ― А кто нам запретит? ― резонно заметил он. Она села, растянула перед собой трусы, повертела их, скомкав, отложила в сторону и стала натягивать лифчик.  ― Правильно ты трусы не надела, ― одобрил он, внимательно следя за её манипуляциями. ― А то мало ли, что...  Она обернулась к нему, внимательно посмотрела на него, а потом изо всех сил стукнула кулаком в живот.  ― О-хо-хо! ― согнулся он, отворачиваясь набок. Потом дополз до своей одежды и принялся выискивать в ней трусы.  ― Поттер, ― подозрительно спросила она. ― А что это ты всё свою руку нюхаешь?  Он поднёс пальцы к носу, шумно вздохнул и блаженно застонал, закатив глаза. Она выпучила глаза и надула щёки.  ― Поттер! ― взвизгнула она и запустила в него подушкой. Схватив вторую, она начала колошматить его, а потом набросилась сама, и они, сцепившись, принялись кататься по палатке, рыча, шипя и кусаясь. В конце концов, она оказалась сверху, прижимая его руки к постели и щекоча его лицо волосами.  ― Я тебя ненавижу, урод, ― тихо сказала она, прикусив губу. Потом её лицо сделалось грустным, и она совсем тихо добавила: ― И где тебя всё это время черти носили?  Он положил руки ей на талию и начал мять ягодицы.  ― Чёртов ублюдок! ― сказала она, снова снимая лифчик. ― Я когда-нибудь оденусь?  Она наклонилась к его груди, пощекотав его набухшими сосками, просунула руку между ног и вставила в себя член. Потом она разогнулась, а он упёрся ладонями в её грудки, тиская их в ладонях. Она закинула руки за голову и закрыла глаза, словно кружась на нём в медленном танце.  ― Паркинсон, ― спросил он, глядя на блаженное выражение на её лице.  ― Чего тебе? ― спросила она, медленно танцуя на его члене.  ― А тогда, в лесу, ты кого себе представляла?  Она на несколько секунд замерла и удивлённо распахнула глаза, глядя на него, а потом снова зажмурилась и запрокинула голову, крутя задом.  ― Какой же ты всё-таки тупица, Поттер! ― томно простонала она.  Она первой вышла из палатки и сразу убежала в кустики позади неё. Когда он выбрался, она уже что-то колдовала у кучки хвороста. Он понял, что ему тоже нужно в кусты, и галопом туда направился. Он вернулся, подпрыгивая на ходу, чтобы застегнуть тугую молнию, а она уже трансфигурировала хворост в какое-то подобие корыта.  ― Ну и холодина! ― проскрежетал он зубами, умываясь. ― Чёртова Африка!  ― Зима же, ― кивнула она. ― Ночью градусов шесть было.  ― Бр-р-р! Тебе полить?  ― Я... сама, ― отмахнулась она и потащила корыто в палатку.  Он пожал плечами и стал вытираться полотенцем. Шесть ― не шесть, но градусов десять уже было, а скулы всё равно сводило от обливания водой на этом холоде. Из палатки доносился весёлый плеск воды. Ему стало интересно, и он полез внутрь. Когда он забрался и закрыл за собой входной клапан, то обнаружил, что она на корточках тщательно вытирает полотенцем между ног. Действо его заинтересовало, но он сразу отвлёкся на тазик, полный воды, от которой шёл пар. Он встал перед ним на колени и блаженно опустил окоченевшие руки в слегка мыльную тёплую воду.  ― А-а-а! ― выдохнул он, нежась в тепле. Она всё это время наблюдала за ним. Он наклонился, зачерпнул воды и погрузил лицо в ладони. ― Ка-а-айф! ― простонал он.  ― Целоваться ко мне потом не лезь, ― предупредила она, надевая трусы и натягивая тёплые рейтузы.  Он непонимающе посмотрел на неё, потом на её полотенце, потом снова на воду и улыбнулся.  ― Это лучше, чем лепесток розы или ломтик персика, ― подмигнул он ей и зачерпнул ещё воды, чтобы умыться. Она покраснела, закрыла руками лицо и пулей вылетела из палатки.  Когда он вышел за ней, она заставила его прополоскать корыто, налила туда свежей воды, подогрела её и заставила отмыться от следов предыдущего умывания. Настроение его стремительно улучшалось.  Он достал из рюкзака волшебным образом законсервированный термос с кофе, нарезанный батон и множество пакетиков с паштетами, колбасами, сырами и копчёностями и стал выкладывать всё это на складной походный столик. Она уселась рядом, осмотрела на всё это разнообразие и взяла его руку в свою. Он посмотрел на неё, а она жалобно улыбнулась, словно извиняясь. Он поцеловал пальчики и предложил ей нож для масла. Она вздохнула и стала намазывать паштет на булку.  Закончив завтракать, он стал убирать палатку ― скатал в компактные рулоны подушки и простыни, убрал спальники, сдул матрас, выдернул и убрал колышки и сложил палатку. Она тоже закончила и принялась ему помогать, пакуя провиант. Он безжалостно вытряхнул всё из рюкзаков и, разделив еду поровну, наделал бутербродов и убрал в рюкзаки.  ― Это на случай, если мы разделимся, ― пояснил он, поймав её взгляд. Потом они нацепили изрядно похудевшие рюкзаки, сели на мётлы и выбрались из кустов. Он выбрал небольшой пригорок, с которого открывался вид на голую землю до горизонта и оранжевый краешек солнца над горизонтом.  ― Красиво! ― завороженно прошептала она.  Он крепко сжал метлу в руке, набрал воздуха в лёгкие и закричал, что есть мочи:  ― Ну-у-унду-у-у! Ну-у-унду-у-у! Ну-у-унду-у-у!  Внезапно налетевший ветер унёс его слова и улетел было сам.  ― Что теперь? ― спросила она. Он пожал плечами. До них донёсся какой-то звук, словно комар жужжит, но он быстро прибавлял в громкости и превратился в ужасный, пробирающий до костей и оглушающий не то рык, не то вой, не то шипение. Вернулся ветер, ниоткуда бросив им в лицо огромный сотканный из воздуха фантом с оскаленной звериной пастью. Они не успели даже пригнуться, как фантом пронёсся сквозь них и рассеялся. Ветер снова исчез, будто и не было. Она почувствовала, что дрожит.  ― Мы умрём, Поттер, ― сказала она, вглядываясь за горизонт, откуда ветер принёс им рык.  ― Да, ― отозвался он, глядя туда же.  ― Мы сегодня умрём, ― повторила она, нащупывая его руку. ― Поттер, я... Мне нужно...  ― Я знаю, Паркинсон, ― мягко ответил он.  ― Ничего ты не знаешь, ― пробормотала она.  ― Знаю, ― помотал он головой.  ― Я... Понимаешь... ― она потупилась, не в силах подобрать слова.  ― Я знаю, Паркинсон, ― снова повторил он.  ― Я... Я тебя ненавижу, урод чёртов! ― наконец, решилась она и взглянула ему в лицо.  ― Я знаю, Паркинсон, ― сказал он.  ― А ты? ― взглянула она не него исподлобья. ― Ты... меня...  Он притянул её к себе и легонько коснулся её губ своими.  ― Ты мне омерзительна, ― сказал он, уткнувшись ей лоб в лоб. Её глаза засияли. Она высвободилась, поймала прыгнувшую в руки метлу и повернулась к нему:  ― Я готова, Поттер!  Он сел на метлу и взлетел. Они повисли бок о бок метрах в пятидесяти над землёй и стали ждать. Было неизвестно, с какой скоростью бежит зверь, и как далеко он. Они были готовы к тому, чтобы прождать весь день, но этого не случилось. Через каких-то пять минут вдали, у самого горизонта, показалась какая-то точка, которая быстро обернулась облаком пыли, и уже совсем скоро стало видно того самого зверя с картинки, который нёсся к ним. По его прикидкам, скорость была просто фантастическая ― с момента, как они его заметили, прошло от силы четыре минуты. Не добежав трехсот метров, зверь остановился и ленивым шагом, практически, вразвалочку пошёл к ним той самой вальяжной походкой, на которую способны одни лишь кошки.  Зверь был ещё больше, чем на картинке ― будучи четырёх метров в высоту, он легко бы зашиб слона щелчком одного когтя. Тугие, словно стальные канаты, мускулы грациозно перекатывались под гладкой чёрной шерстью. Голова у него была, как у наглого дворового кота ― она расширялась к огромной пасти, практически прямо над которой торчали треугольные уши. Позади на высоту восьми метров вздымался благодушно изогнутый пушистый хвост. Зверь остановился, не доходя до них двадцати метров, задрал голову, требовательно мяукнул и постучал когтем о землю.  ― Да сейчас! ― крикнул он в ответ. ― Поймай сначала!  Зверь присел, глядя на них, и стал покачивать задом и крутить хвостом.  ― Вверх! ― завопила она так, что у него в ушах зазвенело. Они одновременно задрали черенки вертикально, придавая мётлам максимальное ускорение. Зверь прыгнул, отпуская туго скрученные пружины мускулов, и стрелой взвился вверх. Они, не сговариваясь, разлетелись в разные стороны, с запредельной скоростью уходя из-под удара. В каких-то трёх метрах от него пролетел тридцатисантиметровый коготь на огромной лапе, отороченной мехом. Ошалевшее сознание отметило мелкие детали ― потёки чужой крови у основания когтей, подушечки лап нежно-розового цвета, дьявольская ухмылка зубастой пасти и не обещающий ничего, кроме быстрой смерти, взгляд красных глаз.  Они встретились на высоте двести метров ― было очевидно, что сто метров находятся в зоне досягаемости когтей. Она была цвета мела и вся тряслась от страха. Он ободряюще потрепал её по руке, хотя и сам был в состоянии ненамного лучшем.  ― С-страшно т-тебе? ― вымучено улыбнулась она, чуть не падая с метлы из-за дрожи.  ― Страшно, ― кивнул он.  ― И ч-что ты д-думаешь?  ― Думаю, как мы такое страшилище убивать будем, ― ответил он. ― Погоди здесь, я кое-что попробую.  Он отлетел в сторону и спикировал на нунду разгоняясь. На бреющем полёте он нёсся в сторону зверя, вытянув вперёд палочку. Тот обернулся и махнул в его сторону лапой, и время вдруг потекло непростительно медленно. Он закричал:  ― Авада Кедавра! ― и из палочки вырвался сноп зелёного пламени, лениво устремившийся к цели. Потом он, уходя от когтей, с бочкой заложил вираж, от которого потемнело в глазах, одновременно краем глаза разочарованно отметив, что от запущенной с десяти метров Авады нунду легко уклонился, просто шагнув в сторону. Тяжело дыша, он по большой дуге облетел зверя, а потом завис в полусотне метров от него. Нунду подобрал лапы, изготавливаясь к прыжку, и он стартовал, спасаясь от атаки. Зверь прыгнул, но он уже нёсся вдоль земли, петляя в стороны и разгоняясь, чтобы удрать от бросившегося в погоню нунду. Потом, узнав, что ему нужно, он начал постепенно заворачивать обратно, к тому месту, где в небе одиноко чернела точка.  ― Есть хорошая новость и есть плохая, ― сказал он, зависая рядом с ней. ― Хорошая ― в том, что Молния всё-таки уходит от него в горизонтальном полёте, причём, с хорошим запасом.  ― А плохая? ― спросила она.  ― Плохая ― в том, что от Авада Кедавра он легко уклоняется.  Она задумалась.  ― А если он погонится за мной, ― спросила она, ― ты сможешь к нему сзади пристроиться?  Он похолодел от этой мысли.  ― Думай быстрее, Поттер, ― поторопила она. ― Я всё равно с этой метлы скоро свалюсь.  О том, что они не смогут сидеть на метле вечно, он тоже как-то не подумал. Теперь выяснилось, что развязка может наступить ещё раньше, чем он думал.  ― Хорошо, ― сказал он. ― Ты видела, что я делал. Только не дожидайся, пока он прыгнет, а то мне ― конец...  ;Если он тебя убьёт... ― про себя добавил он.  Она странно посмотрела на него и опрокинулась в пике, одновременно уходя в сторону. Ему было видно, как она пролетела в каких-то тридцати метрах от нунду, а потом зверь прыгнул, но она ускорилась ещё до этого, как он её и просил, и тогда он ринулся в погоню за зверем. Некоторое время он летел над ним, поскольку в столбе пыли за хвостом нунду ему не было бы видно ничего, а потом, решившись, нырнул вниз, пристроился сзади и выкрикнул:  ― Авада Кедавра!  Зелёное пламя послушно сорвалось с палочки, словно он был Пожирателем Смерти со стажем, и врубилось в круп зверя.  ― Ма-а-ау! ― заорал тот голосом кота, застрявшего яйцами между досок забора, на полном скаку подпрыгнул в воздух, перевернулся и рухнул на землю, поднимая облако пыли. Он тут же развернулся и полетел прочь, изо всех сил надеясь, что она в этот момент делает то же самое ― и не напрасно. Прямо из облака на него прыгнул нунду и сразу понёсся за ним. Он долетел до точки, в которой они начинали, и завис, с тревогой оглядываясь по сторонам. Наконец, в небе показалась фигурка в развевающейся мантии. Он с облегчением вздохнул.  ― И вот так ― ещё девяносто восемь раз? ― спросила она, подлетев к нему. Он молча кивнул, не отрывая взгляда от беснующейся внизу кошки. ― Ну, тогда я ― пошла? ― спросила она и, не дожидаясь ответа, рванула вниз. В этот раз что-то пошло не так ― на неё, пролетевшую мимо, нунду даже не глянул, продолжая, гневно урча и колотя себя хвостом по бокам, ходить под ним взад-вперёд и периодически шипеть. Она ещё пару раз пролетела перед зверем, не вызвав никакой реакции. Тогда она, подлетев совсем близко, запулила в него заклинанием ― ему не было слышно, но по виду и эффекту это была Бомбарда Максима. На своё счастье и к его облегчению, она начала разгоняться до того, как произнесла заклинание, поскольку зверь моментально, без малейшей задержки прыгнул в её сторону. Дальше всё произошло так же, как и в первый раз ― догнал, запустил Авада Кедавра и рванул обратно.  Дело вроде пошло на лад. Несмотря на очевидную разумность нунду, его интеллект всё же имел ограничения, и раз за разом он попадал в одну и ту же ловушку ― она выстреливала Бомбардой, зверь гнался за ней, он выстреливал Авадой и сразу взлетал, теперь уже не тратя времени на возвращение на исходную позицию, и всё повторялось по-новой. Досчитав до семидесяти, он воспользовался Сонорусом, чтобы позвать её:  ― Паркинсон! Тащи сюда свою жирную задницу! Пора поесть!  Она прилетела через минуту и зависла рядом с ним. Он достал несколько бутербродов из её рюкзака, а она ― из его. Некоторое время они сосредоточенно жевали.  ― Поттер, ― сказала она, закончив с обедом. ― Мне нужно в туалет.  ― Что за проблема? ― спросил он. ― Отлети подальше да спустись на землю... Зверь всё равно ко мне сейчас привязан.  Она кивнула и улетела. Подождав, пока она скроется, он решил, что идея и вправду хорошая, расстегнул ширинку и вытащил наружу член.  ― Эй, нунду! ― крикнул он вниз. ― Водички хочешь?  Ему хотелось верить, что на зверя попало всё до единой капли, хотя, скорее всего, всё было унесено ветром. Её не было минут двадцать, и он снова начал волноваться, когда заметил её, несущуюся в километре мимо. Она было пролетела, но потом, заметив зверя, развернулась и направилась прямо к нему. Он ей издали кивнул, и она полетела вниз. Ещё двадцать девять. Если нет ― то они вернутся порталом в Лондон и продолжат завтра.  Получилось сделать лишь двадцать восемь. После этого зверь, обезумев, начал кататься по земле и бросаться на всё подряд, не давая ей ударить по себе заклинанием. Прыгнув в её сторону, нунду возвращался к нему, не давая послать Аваду в хвост. Похоже было на то, что перспектива потерять последнюю из девяноста девяти жизней сильно обострила мыслительные способности зверя. Несколько раз попытавшись атаковать и едва не попавшись, она, вся дрожа от нервного возбуждения, поднялась к нему.  ― И что теперь будем делать? ― спросила она.  ― Не знаю, ― задумчиво произнёс он. ― На тебя его не переключить. Аваду я могу сотворить хоть отсюда, но мне нужно, чтобы он относительно меня не двигался.  ― Погоди, ― сказала она. ― В той книге было написано, что он застывает в тумане...  ― Точно! ― обрадовался он. ― Теперь осталось только, во-первых, поверить всему, что там написано и, во-вторых, окружить его туманом... ― он задумался ― Но как?  ― Тупых гриффиндорцев, конечно же, Фумосу не обучали? ― саркастически спросила она.  ― Это же дым, а не туман, ― заспорил он.  ― Попробовать всё же стоит, ― сказала она.  ― Ну, хорошо, ― нехотя согласился он. ― Но всё же...  ;Будь осторожней, ― хотел сказать он. Она ответила, словно причитала его мысли:  ― Хорошо, ― и спикировала в отдалении от нунду. Там она начала создавать огромное облако дыма, раз за разом пользуясь Фумос Дуос. Наконец, он увидел, как она взлетела на высоту и подала ему знак. Он оценил, что она сама не стала загонять зверя в облако, а предпочла воспользоваться более безопасным методом, и медленно двинулся в сторону дыма. Зверь, по-прежнему беснуясь, начал двигаться за ним, лишь на секунду заколебавшись перед тем, как зайти в облако.  Он облетел дымовую завесу и начал снижаться. Она тут же спикировала ему наперерез.  ― Стой! ― сказала она с горящими от волнения глазами. Он застыл, и она подлетела к нему вплотную. Она молчала, а он ждал. ― Ты знаешь, что мы ничего не знаем, ― решилась она.  ― Да, ― согласился он.  ― И кто его знает, правда ли то, что в той книжке написано, ― продолжила она. Может, он там как раз тебя и ждёт...  ― Может, ― пожал он плечами.  ― Послушай... ― сказала она срывающимся голосом.  ― Я вернусь, ― перебил он её. ― Всё будет хорошо, ― она поникла, и он поднял её лицо за подбородок: ― Я тебе обещал, помнишь?  Она кивнула и отлетела в сторону, кружась вокруг него.  ― Помню, ― прошептала она.  Он по спирали пошёл вниз, направляясь к дальнему краю облака. Там он спешился и, запомнив направление, вошел в дымовую завесу. Ему где-то были слышны шаги зверя, но он не мог определить направление. Он решил довериться чутью нунду, который, он был уверен, двигается к нему. Он вытянул перед собой палочку и пошёл вперёд, осознавая, что видит едва ли дальше, чем её кончик. Время потеряло смысл, а он потерял счёт шагов. Туман обволакивал, словно ватой, и усыплял. Внезапно палочка ткнулась во что-то мягкое, и перед ним возникла огромная, с него самого, морда зверя. Усилием воли он вырвал себя из дремоты, отпрыгивая назад, и завопил:  ― Авада Кедавра!  Как раз в этот момент его сбило с ног ударом огромной лапы, и наступила темнота.Глава 9     В целях скорейшей ре-интеграции в общество, а также решения экономической и демографической проблем, возникших в результате Первой и Второй Войны, постояльцам исправительного учреждения "Азкабан" будут организованы ежедневные приватные встречи с гражданами противоположного пола, но не более трёх таких встреч в день.  В этих целях на территории тюрьмы будет организован пункт ре-интеграции с пятьюдесятью отдельными комнатами с необходимой обстановкой, ванной и туалетом. С целью исключить влияние дементоров на эмоции добровольцев пункт будет полностью от них изолирован.  Добровольцы из числа граждан, желающие внести свой вклад в общее дело, будут оплачивать небольшой взнос в десять галлеонов за каждое посещение пункта ре-интеграции. По желанию граждан постояльцы могут доставляться к месту ре-интеграции в комплектах, частично или полностью ограничивающих свободу движения.  Примечание: за применение к ограничивающим комплектам противоречащего духу ре-интеграции архаичного термина "кандалы" гражданам предстоит либо выплатить установленный Министерством штраф, либо ― при рецидивах ― временная прописка в исправительном учреждении "Азкабан".  Родившиеся в исправительном учреждении "Азкабан" будут направляться на воспитание в тщательно подобранные семьи альтернативно способных к магии, которых раньше было принято называть "магглы". По достижении срока, необходимого для поступления в школу магических искусств эти дети будут проверяться на наличие способностей к магии, на основании чего будет приниматься решение об их дальнейшем обучении.     

* * *

  Она завороженно следила за ним, как сначала снизился, а потом зашёл в облако дыма, даже не обернувшись в её сторону. Когда он скрылся, сердце вдруг уколола мысль, что это, возможно, был последний раз, когда она его видела. Не задумываясь, она спикировала туда, где он бросил свою метлу, слезла на землю и осторожно зашла за ним, сразу же потеряв ориентацию в пространстве. Уши как будто ватой заложило. По мере того, как она продвигалась внутрь облака, становилось темнее, но это не особо влияло на видимость ― уже пальцы на вытянутой руке она видела с трудом из-за плотной дымовой завесы. Она не знала, куда идёт ― ей лишь нужно было найти его. То, что где-то в этом же облаке бродит страшный зверь, способный просто раздавить её, нечаянно наступив, её в этот момент совершенно не волновало.  ― Поттер! ― позвала она. ― Поттер! Где ты, гадёныш?  Звук её голоса, как ей казалось, так и остановился на расстоянии вытянутой руки. Ей показалось, что она бродит в этом тумане уже вечность, но она каким-то образом знала, где он. Облако всколыхнулось, словно от удара, и она поспешила туда, куда её звало предчувствие. Уже совсем близко... Совсем рядом...  Она обо что-то запнулась и упала лицом в землю. Сев, она посмотрела, что это там такое, и ей сразу сделалось дурно. Она никогда не видела человеческих кишок, да ещё измазанных кровью, желчью и содержимым, к тому же так близко ― но она знала, что это ― именно кишки. Она почувствовала, что сейчас свалится в обморок и шлёпнула себя по щеке, по которой уже побежала первая слезинка. Здесь мог быть только один человек, и внутренности могли принадлежать только ему. Если она упадёт в обморок ― это значит конец. Конец всему, что было и могло бы быть. Конец жизни, мира и вселенной. Она должна спасти мир!  Она встала на четвереньки и, борясь с тошнотой, практически носом уткнувшись в размотанную по земле кишку, отправилась искать его. Кишка закончилась рваным краем, из которого вытекало содержимое. С трудом удержав рвотные позывы, она направилась обратно, молясь, чтобы хоть другой конец не оказался оторванным. Он обнаружился совсем недалеко. К её радости, он был ещё жив, хотя было похоже, что ненадолго. Он лежал на спине, руками удерживая то, что осталось от правого бока, ошмётками разбросанного вокруг. Давясь слезами, она подползла к нему и прикусила кулак, даже не зная, с чего начать. Она уже знала ― те зачатки целительства, что смогли вбить в них в школе, тут точно не помогут. И вообще ничто не поможет. Он не жилец, и она после этого ― тоже. В последнем она была уверена на сто процентов. К чёрту страх перед потерей вечной души, к чёрту всё! Она теперь знала, что сумеет выпустить Аваду. В себя.  Он приоткрыл глаза, увидел её лицо рядом со своим, и слабая улыбка тронула его губы. Он что-то сказал, и она наклонилась вперёд, чтобы расслышать.  ― Страшила... Опять... Ноешь... Рёва... Корова...  Услышав это, она не выдержала и разрыдалась. Он попытался было поднять руку, и она сама схватила её, прижимая окровавленную ладонь к своей щеке. Теперь у него получилось улыбнуться.  ― Там... ― прошептал он, и она поймала движение его глаз. ― Нунду... Печень. Кусок... С яйцо... Вложи... Презираю... Уродина...  Она отпустила его и, стащив с плеча рюкзак, принялась искать чудодейственную мазь. Найдя, она зачерпнула, сколько могла и стала наносить на все кровоточащие поверхности в его боку, до которых могла дотянуться. Дотронувшись до его слабо бьющегося сердца, она почувствовала волнение. Он поморщился от новой боли и что-то прошептал. Хоть она и смогла прочитать слово по губам, тем не менее, предпочла сказать себе, что не распознала ― иначе истерика точно бы её затопила.  Он потерял сознание, а она решительно встала и двинулась в указанном направлении. Зверь, по-прежнему ужасный и устрашающий, лежал на боку, бессильно оскалив пасть и вытаращив остекленевшие глаза. Благодаря урокам отца она примерно себе представляла, где у кошки может быть печень, и теперь искала её на теле огромного чудовища в дыму, который, похоже, начал рассеиваться. Вроде найдя, где заканчиваются рёбра, она потыкала ножом и вдруг осознала степень трагичности ситуации, в которой оказалась. Шкуру зверя нельзя было повредить.  ― Идиот! ― закричала она, пиная нунду. ― Убогий гриффиндорский тупица! Как я могу достать печень из трупа неуязвимого монстра? Скажи мне, козлина!  Ей захотелось сесть и разрыдаться. Она попробовала найти пупок, но потом вдруг осознала, что у зверя, рождённого неизвестно как, пупка может и не быть. Хотя, чудовищного размера член с огромными яйцами нашёлся ― может быть и пупок... Она добралась до пасти и, превозмогая страх, залезла внутрь. Ткнув ножом в нёбо, она, хоть и не без труда, смогла его поцарапать, заставив выступить капельки крови. Она поёжилась, заглянув в темноту прикрытого огромным языком горла и принялась ковырять мягкое подъязычье.  Еще через несколько минут она, к своему удивлению, смогла пробить кожу изнутри. Вдохновлённая успехом, она выбралась наружу и, найдя дырочку, продолжила вспарывать зверя, направляясь к печени. На всё это ушло около десяти минут. Дым почти рассеялся, и она обернулась в поисках него. Увидев, она подбежала к нему и с ужасом обнаружила, что он уже не дышит. Времени прошло пока ещё слишком мало, и она, не оставляя надежды, побежала обратно к зверю в поисках печени.  Она уже достаточно взрезала нунду, чтобы добраться до спасительного органа. Она распилила мышцы пресса и практически нырнула в зверя в поисках требуемого. Её руки наткнулись на что-то мягкое, и она начала сначала пилить такую же прочную оболочку, а потом легко, словно кусочек фуа-гра, отделила ломтик и выползла наружу, чертыхаясь и отплёвываясь. В окровавленной руке лежал явно кусочек печени даже немного большего размера, чем он попросил. Машинально отмахнувшись от уже десятой или двадцатой попытки организма хлопнуться в обморок, она на бегу сказала себе, что больше ― не меньше, и кашу маслом не испортишь. С размаха плюхнувшись рядом с ним на коленки, она приставила печень нунду к дыре в его боку.  ― А что дальше? ― закричала она. ― А? Что дальше, урод? Что я теперь буду делать?  Ей показалось... И она моргнула. Нет, не показалось. Вываленные кишки медленно, очень медленно втягивались на место. По земле, перекатываясь, к нему ползли ошмётки плоти и внутренностей. Она отпустила лекарство, убедившись, что печень нунду уже держится сама, и побежала собирать кусочки по округе, заодно сматывая его кишки. Она всё принесла и свалила в кучу на него, приготовившись ждать. Кусочки вставали на свои места, края огромной дыры постепенно сужались и, наконец, ничего не осталось ― ни шрама, ни пореза, ни крови ― ничего. Его бок сверкал чистой розовой кожей в огромной дыре в его одежде.  Он по-прежнему был мертвенно бледен и не дышал. Она попробовала пульс на шее, на руке и на груди. Не поверив, она приложила к нему ухо. Сердце не билось. Она села, взвалив его к себе на колени, и прижала к груди, обняв торс обеими руками. Всё напрасно. Все её метания, суета ― всё напрасно. Единственный человек, ради которого... Она уже не могла плакать ― слёзы были столь ничтожны... Собственные страдания тогда, в Запретном лесу, казались ей такими мелкими и надуманными. Теперь-то ей было понятно, что такое настоящее горе.  ― Нет, я не умру! ― упрямо крикнула она в небо. ― Теперь я ни за что не умру!  Ей захотелось сделать что-то... Что-то такое... Ради него... Как память... Она вспомнила, что совсем недавно он до отказа накачал её своей спермой. Она словно чувствовала, как эта сперма бултыхается в ней. Она была уверена ― в таком количестве хоть что-то, да выживет. Нужно обратиться к целительнице, может, удастся сохранить немного семени и снова ввести, когда действие таблеток от головной боли для девочек прекратится. Она зажмурилась и улыбнулась этой мысли, уткнувшись лицом ему в шею.  ― Слабачка! ― прошелестел ветер.  Она встрепенулась, ощутив его дуновение на своём ухе, и отстранилась, глядя на него. Криво улыбаясь, он приоткрыл глаза:  ― Ты... Всё-таки сделала это... Паркинсон!  ― Ты сволочь! ― заорала она на него, поняв, что именно в этот момент она впервые в жизни по-настоящему готова его убить. ― Мерзавец! Гадёныш!  ― Паркинсон... ― слабым голосом прошелестел он, и его рука поползла вверх. Она подхватила её и приложила к щеке, но он воспротивился: ― Нет.  ― Что ― нет? ― крикнула она. Он опустил руку ей под мантию и стал непослушными пальцами расстёгивать пуговицы. ― Что ты делаешь?  ― Ты знаешь, ― прошептал он. ― Я лежал... И одна мысль у меня была... Нет, две... ― она наклонила ухо, поскольку её приходилось напрягаться, чтобы услышать, что он говорит. ― Первая... Хех... Точнее, вторая... Что я не сдержал слово... А первая... ― он, наконец, просунул руку ей под блузку и начал отодвигать чашечку лифчика. ― Первая... ― его рука скользнула под лифчик, и он блаженно сжал грудь. ― Первая...  ― Что ― первая? ― нетерпеливо зарычала она.  ― Сиськи Паркинсон... ― ответил он.  ― Что ― сиськи?  ― Сиськи ― сиськи... ― пояснил он. ― Сиськи, сиськи, сиськи, сиськи... Сиськи Паркинсон...  ― Урод! ― буркнула она. ― Руки мыл?  ― Спасибо тебе... ― сказал он.  ― За что, козлина?  ― За то, что у тебя есть сиськи...  ― Не прыщи? ― недоверчиво спросила она.  ― Нет, ― едва заметно качнул он головой. ― Сиськи. Определённо, сиськи. Самые классные, обалденные, великолепные, прелестные, чарующие, волшебные и незабываемые сиськи на свете.  ― Недоносок, ― хлюпнула она носом.  ― Там... ― совсем слабым голосом сказал он и откинул голову, устав её держать.  ― Что ― там? ― снова заорала она, тряся его так, что голова его болталась. ― Ты, что, титьку мацнул ― и снова помирать?  ― Нет... ― сглотнув сухой ком в горле, сказал он. ― Много сил... Ушло...  ― Тебя покормить? ― всполошилась она. ― Погоди, я сейчас рюкзак...  ― Яйцо... Мне нужно яйцо...  ― Сейчас будет! ― она осторожно положила его на землю и побежала к оставленному у зверя рюкзаку. Лихорадочно его перерыв, она ничего не нашла. Чертыхнувшись, она заметалась в поисках второго. Второй нашёлся менее, чем через минуту с другой стороны от туши. В нём яиц тоже не оказалось.  ― Поттер, урод недоделанный! ― крикнула она, подскочив к нему. ― Где я тебе яйца возьму?  ― Нунду... ― прошелестел он.  ― Что ― нунду? ― склонилась она к нему ухом. ― Он, что ― несётся яйцами?  ― Носится... ― шепнул он.  ― Куда носится? ― не поняла она.  ― С яйцами... Носится... ― пояснил он.  Она представила, как нунду носится с яйцами, бережно их держа под крылом, помотала головой, отгоняя сюрреалистическую картинку крылатого нунду с орлиным носом и петушиными шпорами, а потом до неё дошло...  ― Тупица! ― взвизгнула она и со всего размаху залепила ему пощёчину. ― Я тут бегаю, как дура...  ― Яйцо... ― напомнил он.  ― Бегу! ― вприпрыжку помчалась она к зверю, кровожадно размахивая ножом. ― Сейчас, голубок, яйца-то мы тебе и отчекрыжим! ― злобно пообещала она нунду.  Отчекрыжить затянулось на долгих десять минут. Распороть-распилить шкуру через брюхо до гениталий, освободить от нескольких слоёв плёнки одно из яиц. Она даже не подумала вынуть его целиком, поскольку длиной каждое яйцо было с полметра и весило соответственно, и потому просто отрезала от верхушки кусок размером с хороший пудинг. Не обращая внимания на грязные руки, она принесла кусок ему, положила рядом на пергамент от бутербродов и взгромоздила его себе на колени, слегка приподняв. В рюкзаке нашёлся походный раскладной нож с вилкой. Она взяла пудинг в руки и отрезала кусочек.  ― Скушай, гадёныш, ― ласково попросила она, подсовывая ему порцию. Он открыл рот, и она протолкнула кусок яйца ему между зубов. Пока он жевал, ей было видно, как он на глазах розовеет и приобретает здоровый румянец. Она отрезала ему ещё кусочек. После третьего он сел, взял кусок у неё из рук и, проигнорировав нож с вилкой и, соответственно, хорошие застольные манеры, принялся рвать его зубами, спешно глотая и давясь.  ― Что, вкусно? ― не поверила она.  ― Гадость ужасная, ― скривился он. ― Но сила хлещет через край. Я в ней словно купаюсь. Ты должна съесть кусочек.  В этот момент она поняла, что наконец можно позволить себе хлопнуться в обморок. Она закатила было глаза, но тут же очнулась оттого, что щёку обожгло огнём. Она от возмущения раскрыла рот и так и осталась глядеть на него вытаращенными глазами, в буквальном смысле не находя слов от негодования.  ― Поттер, братец, ― пролепетала она. ― Ты, что, совсем края потерял?  Он протянул руку и погладил её по той же щеке, задумчиво её разглядывая.  ― Смотри-ка, ― сказал он. ― с первого раза очнулась.  ― Да как ты посмел... Индюк!  ― На, съешь кусочек! ― требовательно сказал он, игнорируя её возмущение.  ― Да чёрта с два я эту гадость есть буду, ― оттолкнула она его руку.  ― Съешь, говорю! ― рявкнул он. ― А то я с тобой до вечера трахаться не буду!  ― А я... ― растерялась она. ― А я с тобой до ночи трахаться не буду!  ― А я с тобой до самого утра трахаться не буду! ― пообещал он.  ― Недоумок! ― с укором сказала она. ― Ты сам-то веришь в то, что брешешь? Да у тебя голова лопнет до утра терпеть!  ― Не задавайся, идиотка! ― посоветовал он. ― Как-то до встречи с тобой терпел без проблем.  ― Хочешь сказать, у тебя тогда с головой всё в порядке было? ― поинтересовалась она.  ― Чёрт, а я-то всё думал, в чём дело-то?! ― озадаченно почесал он затылок.  ― Вот так-то! ― усмехнулась она. ― Знай наших!  ― Если съешь, целлюлита не будет, ― голосом змея-искусителя пообещал он.  ― У меня его и так не будет! ― огрызнулась она. ― Правда, что ли?  ― Правда! ― кивнул он. ― И сиськи никогда не отвиснут!  Она зажмурилась и раскрыла рот, а он осторожно положил в него кусочек. Она тут же цапнула его за пальцы. Он с улыбкой на неё смотрел, даже не пытаясь выдернуть руку из её зубов. Она раскрыла глаза, недовольно на него посмотрела и расцепила зубы, выпуская его пальцы, а потом прожевала и проглотила предложенное угощение.  ― С тобой, Поттер, неинтересно, ― с кислой миной сообщила она. ― Не пищишь, не вырываешься...  ― А-а-а! ― ломаным фальцетом завопил он.  ― Вот, уже лучше!  Он поднёс ей ещё кусочек, и она жалобно спросила:  ― Надо?  ― Надо! ― кивнул он.  Закончив есть, она вопросительно на него посмотрела, а потом сосредоточенно начала щупать себя за грудь.  ― Дай-ка, я помогу, ― галантно предложил он.  ― Помощничек нашёлся! ― пробормотала она, а он подтянул её к себе, прислонив спиной, и подсунул свои руки под её.  ― И как? ― спросила она. ― Не отвисли?  ― Кто ж им даст! ― самодовольно усмехнулся он, сжимая её грудки в ладонях. Она задрала голову и посмотрела ему в глаза. ― Видела бы ты со стороны. Вся перемазана чёрт знает в чём.  ― Так целоваться не будем? ― удивлённо спросила она.  Он наклонился к ней и поцеловал.  ― Фу! ― поморщилась она. ― Я, что ли, тоже во всём этом?  ― Ну да, ― он посмотрел на огромное красное солнце, коснувшееся краем горизонта. ― От рассвета до заката...  ― Что? ― удивилась она.  ― Убивали мы мерзкую тварь, ― пояснил он.  ― Уже становится холодновато, ― поёжилась она. ― Может, вернёмся уже?  ― В Лондон? ― спросил он.  ― У меня нет другого дома, ― тихо ответила она.  ― Слушай, я бы тебя пригласил... ― вдруг начал он.  ― Ох, оставь, ― оборвала она его. ― За твоим домом наверняка следят.  ― Именно, ― кивнул он. ― Прости!  Она протянула руку и больно щипнула его за бок.  ― Ай! ― вскрикнул он. ― А это за что?  ― Если ты, ублюдок, будешь говорить каждую минуту прости, то я расцарапаю твою мерзкую рожу! ― прошипела она, заглядывая ему в глаза. Он наклонился, поцеловал её и сказал:  ― Прости!  ― Что ты сказал, уродец, повтори! ― зарычала она. Он поцеловал её прямо в растянутые в оскале губы и снова сказал:  ― Прости!  ― Тебе жить надоело, отрыжка дромарога? ― спросила она. Он снова поцеловал её:  ― Прости!  ― Ах, так! ― вскричала она, вскакивая на ноги. Она толкнула его коленом, заваливая набок, и принялась щипать везде, где могла дотянуться. От щекотки он хохотал и повторял прости, прости, подзадоривая её. Потом она обессиленно рухнула на него.  ― Ненавижу тебя, сволочь, ― устало сказала она. ― Ты недостоин даже целовать землю, где ступала моя нога.  ― Но хоть ногу я могу поцеловать? ― тихо спросил он.  ― Посмотрим, ― ответила она, подумав. ― Сначала мне нужно помыться.  Она встала с него и пошла подбирать рюкзаки. Когда она вернулась, он по-прежнему лежал, только свернулся калачиком. Она села перед ним на корточки.  ― Поттер, ты чего? ― спросила она, пытаясь поймать взгляд его полуприкрытых глаз.  ― Отвали, страшилище, ― пробормотал он, с видимым усилием сглотнув.  ― Ты что? ― всполошилась она. ― Я тебе что-то повредила? Где болит? Скажи, Поттер, не молчи!  ― Оставь меня в покое, тупая корова, ― сказал он.  ― Я не понимаю, что случилось, ― пролепетала она.  ― Пошла в задницу, идиотка! ― прохрипел он и попытался двинуть рукой, чтобы её оттолкнуть. Она машинально ухватилась за его кисть и вдруг поняла, что может двигать ей совершенно без сопротивления. ― Отстань!  ― Поттер, ― спросила она. ― У тебя, что, опять сил нет?  ― Отвали, уродина! ― прошептал он.  Она вскочила на ноги и начала пинать землю рядом с ним, будто колотит его по рёбрам, поднимая облако красной пыли.  ― Эй-ей-ей-ей! Запомни этот день, недоносок! ― радостно кричала она. ― День, когда Гриффиндор бессильно валялся, глотая пыль, А Слизерин пинал его и плевал сверху! Тьфу! ― сделала она вид, что плюнула на него, и еще немного попинала.  ― Уйди, мегера, ― повторил он. Она перестала плясать и опустилась рядом с ним на колени. Глаза её радостно блестели.  ― Ты хоть подняться-то сможешь? ― спросила она.  ― Отвали уже, ― посоветовал он.  Она обхватила его за плечи и попробовала посадить. Это ей почти удалось, но он почти сразу сложился, как тряпичная кукла и выскользнул у неё из рук, снова упав. Она упрямо сдула прядь волос с лица и подлезла под него, перекинув через себя руку. Поднатужившись, она разогнулась, а потом в несколько этапов, кряхтя, встала, поднимая его. Ноги её дрожали от напряжения.  ― По... Поттер, ― повернулась она было к нему, но его рука выскользнула, и он, как столб, с размаха рухнул лицом в землю, выбив при этом небольшое облачко пыли. ― Вот тебе! ― крикнула она, нависнув над ним. ― Кто из нас теперь слабак? А?  Она снова встала на колени, переворачивая его на спину, и подолом юбки вытерла его лицо.  ― А может, Левикорпусом? ― подумала она вслух.  ― Дура, ― вяло отозвался он.  ― Дура ― не дура, а хоть идти сама могу, ― огрызнулась она.  ― Час расплаты близок, ― ответил он. ― Не завидую я тебе, когда ко мне силы вернутся.  ― Я запомню твоё обещание, Поттер, ― кивнула она.  ― Ты лучше ищи, куда прятаться будешь, ― усмехнулся он.  Она показала ему язык, из его рюкзака достала портальный ключ, потом немного подумала и из своего рюкзака достала конспект отца, который ухитрилась туда засунуть, пока он утром паковал рюкзаки. Сначала сверившись с оглавлением, она нашла нужную страницу и несколько раз повторила изображённое на ней заклинание, а затем направилась к туше зверя. Подойдя вплотную с нунду, она, водя палочкой, стала опутывать его полупрозрачной плёнкой. Завершив процедуру, она ещё раз взмахнула палочкой:  ― Репелло Магглетум!  Потом она, убрав конспект, подошла к нему и произнесла заклинание Левикорпуса. Он послушно взмыл в воздух и завис вверх ногами. Она хлопнула себя по лбу и опустила его на землю.  ― Именно, ― сказал он.  Она наклонилась к нему, взяла за руку и сжала в другой руке амулет, шепча при этом:  ― Член! Член! Член! Член!  Портал захватил их, понёс обратно в Лондон и выплюнул там в узком проходе на параллельную улицу, из которого они стартовали. Она снова подняла его Левикорпусом и потащила в сторону улицы.  ― Я бы и сама вспомнила, что Левикорпус отменяет портал, и ты мог остаться там... ― она вдруг, спохватившись, остановилась. ― Слу-ушай! А может, так и стоило сделать?  ― Ну, и сделала бы, ― закатил он глаза к земле. ― По улице ты меня тоже Левикорпусом нести будешь?  ― Хм, ― она подошла к углу и выглянула. Там паслась всё та же стайка подростков, только без вожака. Она со вздохом опустила его на землю. ― Как же я тебя дотащу-то? ― спросила она, над чем-то размышляя.  ― Прислони к стенке и взвали на спину, ― посоветовал он.  ― У меня есть идей получше, ― держа наготове палочку, она снова выглянула за угол. ― Эй, ребятки, ― позвала она, ― идите-ка сюда!  Аборигены дружно, как по команде, повернули головы в её сторону.  ― Типа, типа... ― начал один из них.  ― Опа! ― закончила она за него. ― Дуй сюда, дело есть.  Парнишка оглянулся на своих друзей. Большинство отвели глаза, а двое пожали плечами. Тогда абориген поманил их пальцем, и все трое с опаской подошли к ней.  ― Кто тут по-английски лучше всех говорит? ― спросила она.  ― Мозвожмо я, ― отозвался тощий дылда в очках. ― Моя школа ходить уже осмь лун.  ― Месяцев, ― машинально поправила она и показала на него, лежащего в проходе: ― Донесите до моей двери, пожалуйста. Дом двадцать два.  ― Э, а что нам есть быть иметь? ― допытывался тот.  Она схватила его рукой за футболку и потянула к себе, одновременно нагибая, чтобы не задирать при разговоре голову.  ― А ты за это есть быть иметь сегодня жить, ― пообещала она, злобно оскалившись.  ― Пацан, чисто конкретно! ― предупредил первый парнишка своего долговязого соплеменника.  ― Сразу бы сказаль, ― обнажил тот белоснежные зубы и пошёл к нему, что-то лопоча на своём языке и с опаской показывая на его бок, где в одежде на боку зияла огромная дыра. Длинный взял его за ноги, а его товарищи ― под плечи, они втроём бойко поволокли его к её двери и посадили у порога.  ― Типа, чиста, ― начал первый парнишка, переминаясь с ноги на ногу.  ― Свободны! ― скомандовала она, и аборигенов как ветром сдуло. Она открыла дверь и он упал вовнутрь, громыхнув затылком об пол. Кряхтя, она затащила его целиком ― так, чтобы его ноги не мешали ей закрыть дверь. Едва она щёлкнула замком и присела рядом с ним, как в дверь требовательно постучали. Судя по всему ― тростью с набалдашником. Она вскочила и снова начала возиться с защёлкой. На пороге стоял тот самый шаман в своём одеянии. Он почему-то посмотрел через её плечо и гневно закричал:  ― Обманщик! Лжец! Шарлатан!  Она обернулась. Он уже стоял позади, невозмутимо выслушивая брань старика.  ― Ты о чём? ― вежливо спросил он, когда тот умолк.  ― Как, о чём? ― возмутился шаман. ― Я тебе даже отдал два лучших бриллианта из своей коллекции, чтобы ты своей никчемной жизнью и жизнью своей с... ― он опасливо покосился на неё и исправился, ― ...женщины задержал зверя хоть ненадолго!  ― Я задержал! ― возразил он.  ― Покрутился рядом и сбежал? ― вскричал старик.  ― Не сбежал, ― пожал он плечами. ― Меня моя подруга приволокла.  Услышав это слово, она про себя поклялась отрезать мерзавцу либо язык, либо яйца.  ― Он тебя немного задел, и ты упал в обморок? ― заорал шаман.  ― Вроде того, ― согласился он. ― Не то, чтобы немного... Он мне полбока отхватил, ― он провёл пальцем окружность по дыре в одежде: ― Вот здесь ничего не было.  ― И кишки размотаны вокруг, ― с отвращением вспомнила она.  ― Ха-ха, шутник! ― начал брызгать слюной старик. ― От такой раны тебя, если легенды не врут, только печень нунду бы спасла...  Шаман осёкся, выпучив глаза. Он же протянул руку ладонью кверху, и она положила на неё портальный ключ. Он продолжил спокойно глядеть на шамана, пока тот не догадался взять амулет.  ― Ты хочешь сказать... ― пробормотал шаман.  ― Лучше один раз увидеть, ― кивнул он.  Потрясённый старик удалился, медленно перебирая ногами, и она снова закрыла дверь, накручивая себя на то, чтобы высказать этому негодяю всё... Она обернулась, но его в прихожей не оказалось. Сделав пару шагов, она заглянула на кухню и обнаружила, что он сидит за столом, держа в кулаках вилку и нож.  ― Подруга? ― зашипела она и, схватив его за шею, начала трясти, крича: ― Подруга?! Подруга?!! Я тебе сейчас такую подругу устрою!  ― Перестань, ― хрипел он в ответ. ― Прекрати!  Она его отпустила, а он, утирая пыльным кулаком слёзы с лица, перемазанного кровью, грязью и ещё чем-то, выдавил:  ― Щекотно же!  Она подошла к нему, наклонилась и заорала так, что он от неожиданности подскочил, выронив приборы, и шарахнулся к стенке:  ― А ну марш умываться, оборванец!  ― Уф, Паркинсон! ― с осуждением покачал он головой, придерживая сзади обеими руками. ― Теперь ещё и штаны придётся выбрасывать!  Она отвернулась, пряча лицо в ладони, а потом не удержалась и хрюкнула. Сообразив, что сама она не чище, она поспешила к умывальнику, стараясь вперёд него. Он уже был там, раздетый до трусов, и стоял у унитаза, весело журча. Она покраснела и выбежала обратно в коридор, пока он её не заметил.  ― Поттер! ― прошипела она себе под нос, ― А дверь закрывать?  Послушался звук смываемой воды, и он открыл кран в умывальнике. Она сунулась было снова, но теперь он стоял, свесившись над раковиной, и мыл член.  ― Чёртов урод! ― пробормотала она, почувствовав, как её бросает в жар, поколебалась в дверях и решилась-таки зайти. ― Помочь? ― спросила она.  Он было дёрнулся от неожиданности, а потом оценивающе на неё посмотрел.  ― Ты уверена, что сможешь поднять такую тяжесть, Паркинсон? ― и он помахал тяжестью.  Вместо ответа она сначала стянула рейтузы, а потом, глядя ему в глаза, под юбкой медленно сняла с себя трусы, покрутила их на указательном пальце и ловко отправила в корзину для грязного белья.  ― Шаманство! ― потрясённо констатировал он, глядя на торчащий колом член. ― Даже без рук!  Он наклонился над раковиной и начал энергично мылить лицо.  ― И, что ― и всё? ― ошарашенно спросила она.  ― Паркинсон, ― сказал он, отплёвываясь от мыла. ― Если ты не заметила, я в высоком темпе моюсь. Быстро-быстро. Ты не стой столбом, а тоже, что ли...  ― И где прикажешь мне умываться? ― раздражённо спросила она.  ― Да хоть на кухне, ― махнул он рукой.  ― Сам там умывайся! ― сердито сказала она. Он плеснул воды на глаза и, заставив её посторониться, вышел из умывальной, гордо рассекая своим тараном набегающие потоки воздуха. Она, даже не озаботившись закрыванием двери, сначала тоже воспользовалась унитазом, потом, скинув юбку, взгромоздилась на раковину в надежде, что подпирающий её шкафчик выдержит, и стала подмываться. Потом вытерлась и снова пустила воду, чтобы умыть лицо и руки. Как раз в тот момент, когда она намылилась, он подошёл к ней сзади и прижался обнимая.  ― Поттер, ― недовольно пробормотала она, млея от ощущения того, как его дубина укладывается в ложбинку между ягодиц. Он стал расстёгивать пуговки на её блузке. Она поочерёдно освободила руки, позволив ему сначала снять блузку, а потом лифчик. Потом ощутила его губы на спине.  ― Ты что там делаешь? ― спросила она.  ― Мурашек ловлю, ― ответил он между поцелуями.  ― Каких мурашек? ― удивилась она, пытаясь сосредоточиться на умывании.  ― Вот же, между лопаток ползут! ― сказал он, и она почувствовала, что каждый его поцелуй словно электризует кожу, и что хочет плюнуть на умывание...  ― Поттер, ― сказала она. ― Я так никогда не закончу мыться!  Он рыкнул и вцепился зубами в загривок. Почувствовав, как его руки, поглаживающие живот, поползли вверх, она поняла, что последний рубеж обороны сейчас будет сметён. Она плеснула в лицо воды и развернулась к нему лицом. Он вдруг отстранился, словно разглядывая её, коснулся щеки ладонью, заправил прядь волос за ухо, потом тыльной стороной пальцев провёл по груди, сжал пальцами талию, по спине поднялся вверх к шее и стал её массировать.  В ответ она прижалась к нему и повела ногтями по спине ― но не так, как сделала в их первую ночь, а мягко, балансируя на грани между болью и удовольствием. Он склонился к её уху, щекоча своим дыханием и подхватил её под ягодицы. Он хотел нести её на постель, но она неверно истолковала его намерения, и, закинув одну ногу ему на талию, стала двигать тазом, стараясь промежностью поймать его головку.  ― Ну, где же она, эта дубина, когда она нужна? ― пробормотала она, опуская руку позади себя и направляя член между лепестков малых губ. Она уже вся взмокла, поэтому член, встретив привычное сопротивление на входе, с чавканьем вошел в неё на две трети.  ― Му-а-а! ― застонала она, откидываясь назад на его шее.  Он облегчённо выдохнул и поднял второе её бедро. Она снова подтянулась к нему, плотно обхватывая и привставая, и он приподнял её, помогая ей не соскользнуть.  ― Вот же, артист! ― прошептала она, примеряясь к его губам. ― А валялся, будто и вправду сил не было.  ― Надо было мне раньше трусы показать, ― выдохнул он.  ― Я тебе их лучше не голову натяну, ― пообещала она, начиная на нём раскачиваться. Он вынес её в коридор и прислонил к стене.  ― Чтобы не вырвалась, ― пояснил он и дотянулся до её губ. Едва он это сделал, как понял, что уже не в силах сдерживаться, и поднял темп, с силой заколачивая в неё член до упора. Она замычала, бешено вращая языком у него во рту, а потом выгнулась, стукнувшись головой о стену, а он, последний раз двинув тазом вперёд, выгнулся ещё сильнее, чтобы глубже в неё войти. Она, перестав стонать, взяла его лицо в ладони и продолжила целовать, а он страстно поддержал её порыв, кусая и посасывая её губы. Обхватив её обеими руками, он понёс её в спальню, положил на кровать и лег на боку рядом. Она на секунду оторвалась и посмотрела на него так, что в груди у него защемило от невозможности, нереальности этого момента. Он снова потянулся к ней губами, но в этот момент раздался звонок в дверь.  Он вздохнул, поцеловал её ножку, выпутываясь из её захвата, и пошёл искать, что бы на себя накинуть. Когда он открыл дверь, за ней вновь оказался шаман, но на этот раз в сопровождении двух молодых негритянок. При виде него все трое сразу упали лбом в асфальт.  ― Позволишь ли ты нам войти, Великий Белый Воин? ― глухо спросил старик.  ― Да, конечно, ― ответил он ошарашенно, освобождая дорогу. Делегация на карачках заползла в прихожую. Поймав себя на том, что завороженно следит за двумя чёрными попками, затянутыми в короткие шортики, он поднял взгляд и увидел, как она с усмешкой наблюдает за ним. Она не стала искать, во что одеться, и просто завернулась в простыню, словно в тогу.  ― Поттер, Поттер, ― поцокала она языком, ― ну, ты и кобель! Не успел с одной закончить, как ещё парочку себе уже приглядел.  Он картинно вытаращил глаза на округлости гостий и высунул язык, задышав по-собачьи. Она хрюкнула, спрятав носик в кулак. Старик, не отрывая лба от пола, вытянул вверх руку с зажатым в ней портальным ключом. Он, подумав, опустился на колени рядом с шаманом и лег ухом на пол, чтобы видеть лицо старика. И, заодно, заглянуть в вырез блузок стоящих на коленях девушек.  ― Ты что делаешь, старик? ― спросил он. Тот опустил руку и стал внимательно разглядывать пол перед собой.  ― Я? Термитов ищу, ― откликнулся шаман.  ― И как? ― спросил он. ― Много накопал?  ― Ни одного! ― воскликнул старик. ― Хороший дом! А ты что делаешь, Великий Белый Воин?  ― Ты же не думал, что я буду спокойно смотреть, как передо мной по полу ползает старый уважаемый шаман, пытаясь поцеловать мои ноги? ― пояснил он.  ― Старая привычка. Я сначала упал, а потом уже об этом подумал, ― отозвался шаман. ― К тому же, ноги я целовать не собирался. Это не гигиенично.  ― Не проблема, ― сказал он. ― Я их совсем недавно помыл.  ― Правда? ― задумался старик. ― Заманчиво, чертовски заманчиво.  ― И всё же, ― напомнил он. ― Мне не нравится, когда мне кланяются.  ― Теперь я понял свою ошибку, ― согласился шаман.  ― Ну, что, встаём? ― предложил он.  ― Ты первый, ― быстро сказал старик.  ― Нет, ты, ― возразил он.  ― У меня на родине молодой воин всегда встаёт первым, ― пояснил шаман.  ― Да, но шаман при этом не пластается по полу, ― привёл он резонный довод.  ― Если они вместе пили, то ― пластается, ― усмехнулся старик.  ― Если они вместе пили, то шаман первым встанет, ― не согласился он. ― Молодой воин совсем пить не умеет, однако!  ― Ой, тяжело с тобой, Великий Белый Воин, ― вздохнул шаман. ― Давай, ты просто встанешь первым и подашь руку старому шаману.  Он прикинул, что это, пожалуй, будет достойным выходом из тупиковой ситуации, и поднялся, протягивая руку. Тот кряхтя встал.  ― А что с ними? ― спросил он, показывая на девушек, которые продолжали искать термитов, демонстрируя свои пятые точки.  ― А что с ними? ― удивился шаман. ― Пускай стоят. Смотри, какой прекрасный вид открывается.  ― Действительно, прекрасный, ― улыбнулся он, глядя ей в глаза. Она нахмурилась и показала язык.  ― Вот, возьми, ― старик протянул ему амулет. ― Умтондо твой по праву. У меня было мало времени, Великий Белый Воин, поэтому я успел только позвать двух своих самых красивых пра-пра-пра и ещё семь раз пра-внучек...  У него вылезли глаза на лоб. По самым скромным прикидкам, старику должно быть лет сто пятьдесят...  ― Зачем? ― спросил он.  ― Это большая честь, ― объяснил шаман. ― Если Великий Белый Воин, убивший нунду, возьмёт наших девушек, то духи подарят нашему племени удачу и процветание. Смотри, какие прекрасные задницы! Естественно, они ещё девственницы, несмотря на то, что им уже по пятнадцать... Если тебе не нужны такие старые, у меня ещё есть много правнучек... Таких красивых, что даже у нашего короля таких жён нет! Хочешь посмотреть на их сиськи?  ― Может, не надо? ― попросил он.  ― Надо! ― помотал головой шаман. ― Не хочешь моих внучек ― мы тебе покажем всех девушек нашего племени. Устроим смотрины ― девушки в одних лишь бусах и браслетах будут идти мимо, петь песни и танцевать, трясти сиськами и поднимать ноги... А тебя посадим на кресло в теньке. Сколько тебе надо ― столько и выберешь. Надо двадцать ― выберешь двадцать. Надо сто...  ― Куда мне столько? ― возмутился он. ― Мне вообще никого не надо!  ― Ты ещё молод, ― кивнул старик, ― и не хочешь жениться. Я это понимаю. Может, ты согласишься просто стать нашим гостем на некоторое время? Чтобы заполнить наших женщин своим семенем.  ― Семя моего мужчины полностью и безраздельно принадлежит мне, ― вдруг подала она голос. ― Твои внучки, конечно, хороши, но мой мужчина будет спать со мной, и только со мной.  ― Великий Белый Воин, победив нунду, получил часть его силы, ― медленно проговорил шаман. ― Одна женщина не в состоянии вобрать в себя всё его семя.  ― Даже если она тоже убивала нунду вместе со мной? ― спросил он и вовремя поймал старика, который после этих слов сделал ещё одну попытку бухнуться на колени.  ― Ты права, женщина, ― сказав шаман. ― Кто я такой, чтобы указывать Великим? Однако, ― повернулся старик к нему, показывая на девушек, ― Ингани и Нтокозо будут ждать. Теперь ты распоряжаешься их судьбой.  ― Тогда пусть они закончат школу и университет, ― сказал он. ― А потом пусть встретят хороших людей и выйдут за них замуж по большой любви.  ― Я буду рад проследить, чтобы воля Великого Белого Воина была исполнена, ― сказал старик.  ― Зови меня просто Гарри, ― попросил он.  ― Хорошо, просто Гарри, ― согласился старик.  ― Не просто Гарри, а Гарри! ― поправил он.  ― Агарри? ― не понял шаман.  ― Гарри! ― он начал уставать от этого разговора.  ― Гарри? ― спросил старик.  ― Да, Гарри! ― подтвердил он.  ― Ваши имена очень сложны, ― поджал губы шаман. ― То ли дело наши...  ― Какие ваши? ― спросил он.  ― Вот, моё, к примеру, ― сказал старик.  ― Что с ним? ― поинтересовался он.  ― Ничего, ― пожал плечами шаман. ― Оно простое. Гуррагча Жугдердемидийн.  ― Действительно, простое, ― согласился он. ― А что оно значит?  ― Оно значит я ― монгольский космонавт! ― рассмеялся старик.  ― Ты надо мной издеваешься? ― догадался он.  ― Немного, ― кивнул шаман. ― Сегодня ночью я хочу услышать звуки тамтама.  ― Зачем? ― не понял он.  ― Сегодня праздник у девчат... ― пояснил старик. ― Ты убил нунду.  ― И ты по этому поводу немного пьян? ― спросил он.  ― Да, ― сказал шаман. ― Что ты сделал с тушей?  ― Она тебе нужна? ― спросил он.  ― Да, ― кивнул старик. ― Она мне нужна. Я её у тебя выкуплю.  ― Да забирай так, ― отмахнулся он.  ― Так нельзя, ― объяснил шаман. ― Духи отвернутся от меня, если я не буду почтителен к Великому Белому Воину. Туша твоя по праву. Но я заплачу выкуп. Позволишь ли ты мне удалиться, Гарри?  ― Да, конечно, ― машинально пробормотал он.  Шаман, позвав девушек, попятился спиной вперёд к двери. Он успел раскрыть дверь перед ним, и с недоумением провожал взглядом правнучек, которые так и ползли на четвереньках. Добравшись до порога, они встали, по-прежнему склонив голову. Он закрыл дверь и перевёл дух, прислонившись к двери спиной. Она исподлобья смотрела на него, покусывая губу.  ― Семя твоего мужчины, говоришь... ― задумчиво произнёс он.  ― Единственного моего мужчины, Поттер, ― огрызнулась она. ― я тебе всё по этому поводу объяснила. Как бы ты ни был мне ненавистен, другого у меня не будет.  ― Это звучит по-настоящему трагично, ― он подошёл к ней и взял её рукой за шею, гладя большим пальцем по щеке. ― Это значит, что жизнь твоя действительно кончена. Ты мне отвратительна, и сама ненавидишь меня. Жаль, что мы сегодня не умерли...  ― Жаль, ― согласилась она, делая шаг к нему. ― А ты? Ты сможешь, если я... Если меня...  ― После того, как я до тебя дотронулся, я словно измазался в грязи, ― покачал он головой, притягивая её к себе за талию. ― Нет, Паркинсон, я не стану распространять эту заразу. Если тебя не станет, то я, конечно, буду вожделеть других женщин, но только издали. Во имя гуманизма.  ― Значит, мы обречены, Поттер? ― спросила она, пряча голову у него на груди.  ― Значит, обречены, ― подтвердил он, гладя её спину.  ― Я никогда не слышала ничего печальнее, ― кивнула она.  ― Будет только лучше, если мы умрём, ― добавил он.  ― Будет, ― согласилась она и подняла на него глаза. ― Я хочу принять ванну.  ― Может, поедим всё-таки? ― спросил он.  ― Действительно, ― она прислушалась. ― Это у меня бурчит в желудке или у тебя?  ― Скорее, у тебя, ― сказал он. ― Стенки моего уже давно слиплись, и бурчать там нечему.  Она высвободилась, взяла его за руки и повела на кухню. Отпустив его у стола, она пошла к плите, чтобы снять заклинание с приготовленной вчера еды и разложить её, но тут же почувствовала его руки, двигающиеся вверх по бёдрам и задирающие её тогу до талии. Он прижался ладонями к её ягодицам и принялся сжимать их. Её сразу бросило в жар, и она чуть не вывалила гуляш из половника прямо на плиту.  ― Поттер, ― сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. ― Так мы никогда не поедим.  ― А может, ну его? ― спросил он, дыша ей в ухо. Его руки начали кругами гладить ягодицы, и ей пришлось ухватиться за край кухонного стола, чтобы не упасть из-за того, что ноги сразу стали ватными.  ― Поттер! ― взмолилась она шёпотом. ― Я тебя ненавижу!  Он отпустил её зад и обвил руки вокруг талии. Она почувствовала, что сердечко немного успокоилось и перестало колотиться в предвкушении, как бешеное.  ― Чёртов ублюдок! ― облегчённо сказала она. ― Пусти, мне нужно на стол накрыть.  За ужином она глядела, как он в темпе заталкивает в себя еду, и на лице её блуждала улыбка, увидев которую, он даже вздрогнул от неожиданности. Когда он покончил со своей порцией, она, не спрашивая, положила ему добавки с горкой и снова села за стол, подперев подбородок рукой.  ― Что ты на меня так смотришь? ― спросил он, в очередной раз поймав её взгляд.  ― Всё жду, когда же ты подавишься, ― пояснила она. ― Сейчас доешь, и я тебе ещё положу.  Принеся ему вторую добавку, она вспомнила, что его вчерашние покупки по-прежнему остались не разобранными, кучей лежа в углу кухни, и она начала убирать их, наклоняясь, изгибаясь и не обращая никакого внимания на его завороженный взгляд, отслеживающий каждое её движение. Когда позже, расслабившись, она лежала в ванне, совершенно неожиданно перед ней появилось его довольное лицо.  ― Поттер! ― оторопело сказала она, пытаясь прикрыться. ― Ты, что, совсем края потерял? А ну-ка, брысь! Поттер! Ты что делаешь?  Не обращая внимание на её возмущение, он подошёл к ней и стал забираться в ванну.  ― Поттер! ― бесновалась она. ― Мерзкое тупое животное, ты сюда не поместишься! Здесь воды только на меня! Тебе вообще вредно мыться! Уйди отсюда, скотина!  Ванна была действительно не очень большая, и он не был уверен, не расплещется ли вода, поэтому он очень осторожно уселся лицом к ней. Вода поднялась почти до краёв, но она с непроницаемым лицом удалила излишки. В длину его ноги тоже не очень хорошо помещались, и в результате его стопы оказались у её боков. Ей, к ещё большему неудовольствию, пришлось поступить так же. Она прикрылась руками и свела коленки так, чтобы он не мог нагло на неё пялиться, а он лишь откинулся на спину и прикрыл глаза, делая все её усилия тщетными.  ― Перестань меня разглядывать, Поттер! ― недовольно сказала она и ткнула его носком в грудь.  Он приоткрыл один глаз, чтобы на неё поглядеть, а потом ухватил за ту самую ногу. Она попыталась вырваться, но от крепко держал и ухмылялся.  ;Щекотать будет! ― подумала она обречённо. Он поднял её ногу к лицу и поцеловал пальчик, потом ещё один.  ― Поттер, скотина! ― зашипела она.  ― Пацан сказал ― пацан сделал, ― пояснил он. ― Да ты сама мне разрешила!  Поцеловав по очереди пальцы, он неожиданно нажал на стопу большими пальцами и повёл ими вдоль, словно выжимая. Сначала она было попыталась отдёрнуть ногу от новизны ощущений, но потом, наоборот, совершенно расслабилась и тоже откинулась назад, сложив руки на бортики ванны, пока он разминал её уставшую за день ножку. Он закончил массаж и отпустил, а она сразу же подняла вторую и требовательно сунула ему в руки.  ― Поттер, а Поттер, ― вдруг заулыбалась она. ― А ты знаешь, что ты умер? Что у тебя остановилось сердце?  Он кивнул, не прекращая целовать ей пальчики.  ― А ты знаешь, что такое клиническая смерть? ― он опять кивнул. ― Что, если в мозг не поступает кислород, его клетки начинают умирать?  ― Знаю, ― пожал он плечами. ― И что?  ― А то, ― сказала она. ― Ты и раньше-то не слишком большого ума был, а теперь ― совсем тупой имбецил.  ― А! ― отмахнулся он. ― К чёрту мозги! А ты знаешь, что у олигофренов стояк крепче?  ― Куда уж крепче? ― пробормотала она себе под нос.  Чуть позже, когда он закончил мять её ножку, и она носком стопы играла с его стояком, а он просто сидел в воде, запрокинув голову, она спросила его:  ― Поттер, о чём ты сейчас думаешь?  ― О том, что вода остывает, ― лениво ответил он.  ― Не гони, я наложила на неё чары, чтобы оставалась горячая, ― нахмурилась она. Он вздохнул.  ― Я никогда в жизни не принимал ванну, ― нехотя признался он.  ― О, да ты ещё та свинья, Поттер, ― усмехнулась она.  ― Я не в том смысле, ― поморщился он.  ― Ты мне расскажи ещё про несчастное детство и кувшин с холодной водой для умываний, ― посоветовала она. Он ничего не ответил, и она с силой толкнула его ногой в грудь. ― Поттер, а почему ты не спросишь, о чём я думаю?  ― Да мне до лампочки, Паркинсон, ― ответил он, не раскрывая глаз. ― В твоей голове меня интересует только рот...  Она ещё раз пнула его:  ― В следующий раз, когда тебе захочется увидеть чей-то рот на своём члене, обратись к кому-нибудь из Уизли.  ― Да куда ты денешься, Паркинсон, ― усмехнулся он. ― Ты без моего леденца у себя за щекой и дня не проживёшь!  ― Я запомню, Поттер, ― пообещала она, а потом, перестав улыбаться, сказала: ― Знаешь, я подумала, как бы мной гордился папа, если бы видел сегодня...  ― Когда ты визжала подо мной, как мартовская кошка, утром в палатке? ― приоткрыл он один глаз. ― Или час назад, когда я пришпилил тебя к стене в коридоре?  ― Дурак! ― обиделась она. ― Конечно, нет. Мой папа от стыда бы удавился, узнав, что я не просто попала в компанию к гриффиндорцу, так ещё и...  ― Твоему старику стоило бы удавиться после того, как он убил всех этих людей, ― возразил он.  ― Да что ты знаешь?.. ― зашипела она.  ― То, что он был Пожирателем, а Пожиратели убивали людей, словно мусор, ― ответил он. ― Трахаться с гриффиндорцем не стыдно. Стыдно ― убивать беззащитных женщин и детей.  ― Кто убивал беззащитных женщин и детей? ― зло спросила она.  ― Да тот же Волди, ― сказал он. ― Убил моего отца, потом мою мать, которая пыталась меня защитить, а потом пытался убить и меня. Причём, неоднократно. Первый раз, напомню тебе ― в годовалом возрасте.  ― Это была война, ― сказала она. ― Война не бывает красивой.  ― Да? ― усмехнулся он. ― Скажи мне тогда, делали ли орденцы подобное.  ― Конечно, ― махнула она рукой. ― Ты знаешь, сколько человек в Первую Войну состояло в Ордене Феникса?  ― Двадцать... ― ответил он, не понимая, к чему она клонит.  ― А сколько было Пожирателей Смерти? ― спросила она.  ― Четыреста, ― сказал он. ― Мне Муди говорил.  ― Муди, ― содрогнулась она. ― Мясник Муди, если уж быть совсем точным. А сколько уцелело?  ― Я так понимаю, около десятка орденцев и около трёх десятков Пожирателей, ― растерянно сказал он.  ― При том что фениксовцы, как правило, входили в Орден семьями, ― добавила она, ― а Пожиратели оставляли семью дома.  ― И что с того? ― не понял он.  ― А то, что Пожирателей Смерти в большинстве случаев убивали со всей семьёй, ― сказала она. ― Чтобы, так сказать, искоренить дьявольское племя.  ― Это неправда, ― возмутился он. ― Ты мне хочешь сказать, что каждый член Ордена Феникса убил около пятидесяти человек?  ― Ты лучше задайся вопросом, как, ― посоветовала она. ― Это уже под конец Пожиратели взяли их тактику на вооружение, но борьба уже была проиграна...  ― Но как же... ― он выглядел совершенно ошарашенным. К такому выверту судьбы он готов не был. ― А мои родители... Сириус?  ― Сириус Блэк? ― переспросила она. ― Тот самый Сириус Блэк, который, по слухам, перетрахал всех гриффиндорок на пять лет старше и на пять лет младше? Не обойдя, конечно, своим вниманием Хаффлпафф и Рейвенкло? О, нет, я не думаю, что он кого-то убил, у него на это просто не было времени. Разве что, затрахал до смерти.  ― Мегера, ― прокомментировал он.  ― А твои родители... ― продолжила она. ― Те самые, что продолжали заниматься всем этим, даже несмотря на рождение ребёнка?.. Тоже мне, Бонни и Клайд нашлись...  ― Мои хоть начали, когда меня ещё не было, ― со злостью ответил он, ― а твой отец подставил свою жену и дочь.  ― И за это я не устаю его укорять, ― едва слышно согласилась она, отворачиваясь и смахивая слезу. ― Но убили его не из-за этого.  ― А из-за чего? ― с насмешкой спросил он. ― Наступил кому-то на больную мозоль?  ― На сегодня хватит, ― резко отозвалась она, поворачиваясь к нему. ― Ты не достоин моих откровений.  ― Э, нет, ― сказал он, отрываясь от стенки ванны, придвигаясь к ней. ― Так не пойдёт. Иди-ка сюда.  ― Отстань, ― раздраженно отмахнулась она от его протянутых к ней рук.  ― Давай, не упрямься, ― попросил он. ― А не то я снова скажу прости.  ― Чёртов шантажист, ― пробурчала она, тоже садясь и наклоняясь к нему.  Он прижал её к себе и стал гладить спину.  ― Расскажи мне, Паркинсон, ― попросил он. Она помотала головой. Он поцеловал её в шею за ухом. ― Панси...  ― Убью, ― вяло сказала она.  ― Пожалуйста, ― не отступал он.  ― Хорошо, ― она всхлипнула и положила голову ему на плечо. ― Мама тогда работала у папы к конторе. Как-то отец был на складе, а в контору пришёл он...  ― Кто?  Она помотала головой:  ― Нет, Поттер, нет... Он потребовал мзду...  ― Почему? ― не понял он. ― Как человек с улицы может потребовать мзду?  ― Может, ― пожала она плечами, ― если он ― чиновник либо надзирающий от мафии...  ― У нас есть мафия?  ― Мама ответила отказом, тогда он попытался... ― Он почувствовал, что она задрожала, и крепче прижал её к себе. ― Папа успел, и ничего непоправимого не случилось... в тот раз. Он не стал его убивать, хотя имел право. А тот потом сказал, что они ещё будут наказаны...  ― И твой отец попросил помощи у Пожирателей? ― спросил он.  ― Бизнес и так шёл плохо, ― кивнула она. ― Он обратился к Малфою...  ― Дальше можешь не рассказывать... ― погладил он её по голове.  ― Я как-то раньше не увязывала то, что у нас кончились деньги с моментом, когда папа начал общаться с Малфоем, ― она оторвалась и поглядела ему в глаза. ― Папа сидел в том углу, у стены. Он был скован Петрификус Тоталусом, и не мог ни закрыть глаз, ни отвести их. Он умер сам. От разрыва сердца. Маму я собирала по всей комнате. Я стараюсь не думать, что он с ней сделал до и во время того, как убивал...  ― Если ты мне не назовёшь имя, я выбью его из тебя, ― процедил он сквозь зубы.  ― Ты можешь помочь мне забыть на те пятнадцать секунд, что обычно проходят с момента, когда у тебя встаёт, до момента, когда ты кончаешь, ― сказала она, склонив голову набок.  Только сейчас он заметил, что она давно уже сжимает его член, держась за него, словно за якорь в бурю. Ноги её были скрещены у него за спиной, а он яйцами упирался в промежность. Он помотал головой:  ― Нет, не сейчас.  ― Я тебя убью, ― зашипела она. ― Что значит ― не сейчас?  ― Я не хочу, ― объяснил он.  ― Твой член утверждает обратное, ― прорычала она.  ― Если хочешь, можешь делать с ним всё, что тебе заблагорассудится, ― хмуро сказал он, расцепляя её захват. ― Я. Не. Хочу.  Он вылез из ванны, подхватил полотенце и, не оглядываясь, ушёл в спальню.  ― Чёртов импотент! ― крикнула она ему вслед. ― Ну, и ходи со своим штырём неудовлетворённый! ― она положила подбородок на колени, обхватив ноги, и добавила уже тихо: ― Урод!  Она вылезла из ванны, тщательно вытерлась, потом открыла ящик комода и некоторое время пыталась выбрать между фланелевой пижамой и прозрачной ночнушкой, потом закрыла ящик, собрала волосы в хвост и пошла за ним.  Он лежал на спине под одеялом, заложив руки за голову, и глядел в потолок. Она сначала хотела просто перелезть через него, отобрать одеяло и уснуть, уткнувшись в стену и свернувшись калачиком, но вместо этого она просто села рядом с ним, подогнув под себя одну ногу. Он всё так же смотрел в потолок, казалось, совсем не обратив на неё внимания. Тогда она развернулась, и упёрлась рукой рядом с его головой, нависнув над ним. Только когда она это сделала, она осознала, что в её присутствии член его снова вздыбился в пионерском салюте.  ― Поттер, это оскорбительно, ― сказала она, чувствуя, как её бросает в жар от его близости. ― К тому же, ты сам забрался ко мне в ванну...  Он положил руки ей на плечи и крепко сжал их массируя. Она почувствовала, что ей уже трудно сдерживаться, но он, похоже, был настроен её помучить.  ― Ты должна простить мне мою чувствительность, ― сказал он, садясь. ― Моё сердце разрывается...  ― И ты мне будешь рассказывать про разрывающееся сердце, ― зло пробормотала она.  ― Ты мне рассказываешь такие ужасные вещи и хочешь, чтобы мы после этого перепихнулись, как ни в чём не бывало, ― мягко упрекнул он её.  ― Да, хочу, ― посмотрела она ему в глаза. ― Для меня это ― единственный способ отвлечься от этого кошмара, который ты, ― она ткнула ему пальцем в грудь, ― вызвал из глубин моей памяти, от этого ужаса, который мне пришлось пережить...  ― Прости, ― сказал он.  ― Прости? ― закричала она. ― Это совсем не то, что мне от тебя сейчас нужно, чурбан!  Он обнял её, впиваясь поцелуем, а потом ей показалось, что всё идёт не так... Его прикосновения не были обжигающими ― он нежно касался её, и откуда-то из глубин поднимались волны тепла, в котором ей хотелось купаться и нежиться. Он подвинулся, укладывая её рядом с собой, и поцелуи его не были агрессивными, он мягко кусал её губы и нежно сплетался с ней языком, не пытаясь, как обычно, им её изнасиловать. Его руки почти невесомо скользили по её телу, и ей хотелось стонать от одних лишь этих касаний. Она не заметила даже, как его голова оказалась у неё в паху, лишь пошире раскрыла ноги, чтобы ему было удобнее. Он стоял рядом с ней на четвереньках, и она сначала взяла член в руку, блаженно разминая, а потом подползла под него, начав целовать и водить по члену языком.  Он же, сжимая в руках её ягодицы, теребил языком клитор, на что она отвечала приглушённым мычанием. Он поддел языком капюшон, нащупав бусинку, и это заставило её задрожать, двигая тазом навстречу его движениям. Она полностью погрузила в рот головку и крутила вокруг ней языком, вызвав у него благодарный вздох. Он втянул клитор между губ и стал двигать головой взад-вперёд, носом заходя в горячее нутро, и она, словно обезумев, стала двигать тазом, стараясь глубже на него насадиться. Он, почувствовав, что сейчас попросту утонет в её соках, оторвался и поднял голову, чтобы дать вытечь попавшей в нос смазке. Она вынула член изо рта и простонала:  ― Ну же, не останавливайся, ― после чего, снова поймав его, сомкнула на нём губы и тоже задвигала головой.  ― У-у-у! ― взвыл он и непроизвольно двинул тазом, отчего член, ворвавшись ей в рот до середины, чуть не задушил её. Она снова отвела его в сторону, закашлявшись, а он вернулся к её щёлке. Теперь он засунул язык настолько глубоко, насколько мог, и стал им там вращать. Она застонала и снова принялась двигать головой на члене. Он вынырнул и провёл языком от клитора до щелки и обратно, а потом, захватывая малые губки в рот, стал их посасывать. Она остановилась и освободила рот, чтобы издать протяжный стон выгибаясь. Он, продолжая ласкать языком промежность, ввёл два пальца в щёлку и быстро ими задвигал. Она дёрнулась, закричала, схватила было его за ягодицы, отпустила, и вцепившись в простынь, начала судорожно собирать её в кулаки, а он почувствовал, как пальцы его сжимает её мышцами. Её бедра сжались на его голове, и с новым её криком прямо ему в лицо ударила горячая ароматная струйка.  Он попытался отпрянуть, отфыркиваясь, но она крепко держала его бедрами, тяжело дыша и постанывая. Он снова дотронулся языком до её клитора, но она опустила ноги и свела их вместе. Тогда он продолжил целовать её лобок и бёдра, покусывая мягкие валики больших губок. Она выгнула таз так, чтобы, проникая языком между них, он мог дотягиваться до капюшона и снова начала облизывать и целовать его член. Он большими пальцами растянул губки вверх и в стороны так, чтобы клитор полностью оказался ему доступен, и начал теребить его языком, засасывая в рот и снова отпуская. Она с силой прижала его головку к нёбу языком и начала двигать головой взад-вперёд, при этом втягивая в себя воздух. Поняв, что конец близок и неминуем, он бешено завращал языком, оттягивая капюшон пальцами, и почувствовал, как она судорожно дёргает тазом в преддверии накатывающего оргазма, и под её стоны начал разряжаться ей в рот.  Она пару раз кашлянула, но член ни на секунду не выпустила. Он при этом, мыча от удовольствия, вылизывал промежность от её соков.  ― Фу, Поттер, ― вяло сказала она, тщательно обсасывая его обмякший член. ― Какая гадость!  ― Могла бы и не глотать, м-нм! ― сказал он не отрываясь.  ― Я же тебе сказала...  ― Я слышал, ― коротко заметил он.  ― И перестань это делать, ― попросила она. ― Или хотя бы не издавай таких звуков! Ты меня смущаешь.  ― Глупости, ― ответил он, плотнее сжимая её ягодицы.  ― Ну, Поттер! ― надула она губки. Он нехотя оторвался и встал над ней, разглядывая. ― Ты ― подлец, Поттер! ― пожаловалась она. ― Совратил невинную девушку...  Он развернулся и навис над ней.  ― Давай, мы сходим почистим зубы, ― вдруг предложил он.  ― Зачем это? ― игриво спросила она.  ― Не ложиться же спать с нечищенными зубами? ― сказал он.  ― Действительно, ― согласилась она. ― Неси!  Он нагнулся, чтобы она могла обхватить его руками и ногами, встал и понёс к умывальнику. Они быстро, как пожарные, провели гигиенические процедуры. Покончив с этим, она сначала вдруг замялась и вопросительно на него посмотрела, а потом махнула рукой и уселась на унитаз.  ― Что смотришь? ― спросила она. ― Выходи давай, ты мне мешаешь!  ― Да чёрта с два, ― ответил он. ― Можно подумать, я не знаю, что ты там собралась делать!  ― Поттер, брысь! ― крикнула она. Он пожал плечам и вышел, прислонившись к стене за дверью. ― И дверь закрой. И не подслушивай!  Он вздохнул, закатил глаза и спрятал уши в ладонях. Через минуту тонкая ладошка потянула его вовнутрь.  ― Хороший Поттер, ― сказала она, пуская воду. ― Мне ещё помыться нужно.  ― Мы же сюда за этим и пришли, ― не понял он.  ― Да не лицо! ― нетерпеливо сказала она.  ― А, понятно, ― кивнул он. ― Так садись на раковину и мойся, что за проблемы?  ― Обещай, что не будешь подглядывать! ― попросила она.  ― Да с разбегу! ― сказал он.  Она надула губки и залезла на раковину. Она раздвинула ноги и опёрлась на руки позади себя, склонив набок голову. Он проглотил обильно выступившую слюну и подошёл к ней, кладя руки ей на бёдра.  ― Паркинсон, на что ты меня толкаешь? ― охрипшим голосом спросил он, проводя носом по её щеке.  ― Хороший Поттер, ― повторила она, кусая его за ухо. ― Вот Поттеру награда.  Она слегка вздрогнула, когда он коснулся холодной после умывания рукой низа её живота, а он тем временем осторожно провёл рукой вдоль лобка и положил ладонь на её горячий пах. Она опять вздрогнула и прижалась к нему, обеими руками ухватив его за ягодицы. Он двинулся кубами по её щеке, и она сама повернула губы, встречая его поцелуй. В момент, когда их языки сплелись, он почувствовал неудобство оттого, что сразу вскочивший член упёрся снизу в край раковины. Он подался назад и позволил ему принять вертикальное положение, перебирая пальцами пышущую жаром мякоть её промежности.  ― Мы сюда мыться пришли, ― шёпотом напомнила она, на мгновение оторвавшись от его жадных губ. Он попробовал воду рукой и, решив, что температура вполне нормальная, сначала плеснул на неё пару раз, а потом просто подставил под кран сложенную лодочкой ладонь, буквально купая её. ― Молодец, теперь помыть, ― напомнила она. Он начал осторожно мыть все нежные бугорочки и складочки, другой рукой сжимая её грудь. Не прекращая поцелуя, она замычала он удовольствия. Он попытался было дотронуться до клитора, но она шепнула ему: ― Погоди, ещё рано, ― и он переключился на остальные нежные части.  Его палец скользнул в устье её щёлки, вызвав новый стон, и покружил там, между лепестков малых губок. Потом он зашел ещё чуть глубже, и ещё, а потом она сама с глухим мычанием подалась тазом навстречу. Он добавил к среднему пальцу ещё и безымянный, чувствуя, как его ладонь снова утопает в её смазке, и стал медленно двигать ими в разные стороны, приноравливаясь к движениям её таза. Она часто задышала и впилась когтями в его ягодицы, которые мяла всё это время, и он быстро задвигал рукой, отчего она, оторвавшись от него, в голос застонала и начала кричать:  ― А-а-а! А-а-а! ― её начало колотить у него в руках, а пальцы внутри неё начало сжимать судорожными волнами. ― А-а-а! ― закричала она, чуть его не оглушив, обливая его руку своими соками. Потом она, тяжело дыша, вцепилось в него, и он её обнял, чувствуя, как её раз за разом сотрясает. ― А-а-а! ― почти томно произнесла она, и вдруг он почувствовал, как ему на плечо и грудь падают горячие капли.  ― Паркинсон? ― встревожился он, ещё крепче к себе прижимая. ― Что такое, Па... Панси?  ― Придурок, ― всхлипнула она. ― Ты всё испортил, урод! ― и прежде, чем он успел впасть в панику, продолжила: ― Ты и твой член! И твои пальцы, ублюдок, будь они прокляты!  Рыдания сотрясали её, и он осторожно попытался вынуть из неё орудие преступления.  ― Куда, подонок? ― рыкнула она сквозь слёзы. ― Кто позволил?  Он постарался прижаться к ней всем телом и почувствовал на своём члене её руки, которые оттянули кожицу крайней плоти и медленно двигались вверх-вниз по стволу.  ― В общем, так, козёл, ― сказала она, шмыгая носом. ― Если ты прямо сейчас меня не трахнешь вот здесь, в этом туалете, то ты меня никогда больше не увидишь, понял? ― последние слова она уже практически прокричала ему в ухо. Он вынул-таки пальцы из неё, сдёрнул с жалобно клацнувшей раковины и толкнул к унитазу. Она, не раздумывая, опустила крышку, легла на неё грудью, не обратив внимания на холодное дерево, и ладонями оттянула ягодицы в стороны. Он встал рядом на колени и практически с ходу вставил.  ― А-а-а! ― завопила она, содрогаясь в экстазе от вошедшего в неё до самого упора члена. ― А-а-а!Глава 10  Он проснулся и некоторое время лежал, глядя в потолок и наслаждаясь бархатной кожей её попки под пальцами. Потом он повернулся к ней и погладил по спине.  ― М-м, ― потянулась она, поднимая голову, разлепила глаза, сфокусировала взор и отшатнулась, увидев его. ― Что, опять? ― затравленно спросила она.  ― Нет, ― погладил он её по голове. ― Утро уже, вставать пора.  ― Утро? Ха-ха. Ха-ха, ― нервно хихикнула она, перевернулась на спину и воздела руки к потолку: ― Хвала тебе, Мерлин, за утро! Ха-ха.  ― И, что, даже ни поцелуйчика? ― потянулся он к ней губами.  ― Поцелуйчика? ― переспросила она. ― Поцелуйчика? Я тебе сейчас покажу поцелуйчика!  Она развернулась к стене спиной, упёрлась в него ногами и с силой пихнула, так, что он с грохотом слетел на пол.  ― Животное! ― взвизгнула она. ― Мало тебе всё?! Убирайся, кобель недотраханный, видеть тебя не хочу! ― и она с силой запустила в него сначала одной подушкой, а потом ― другой.  Он, кряхтя, поднялся, задрал кверху член, словно с ним разговаривая:  ― Пойдём, братишка, нас тут не ценят! ― и потопал в туалет. Когда он вышел, она, нахохлившись сидела в центре кровати, завернувшись в одеяло. ― Паркинсон, ты тут так и будешь сидеть?  ― А что, мы куда-то торопимся? ― огрызнулась она. Он пожал плечами, натянул штаны и футболку и направился на кухню.  ― И хоть бы хны уроду, ― пробурчала она, слезая с кровати. ― Будто это не он меня тут драл всю ночь! ― она задумалась, на её лице появилась блаженная улыбка, она сладко потянулась и, прихрамывая, пошла в туалет.  За завтраком они почти не разговаривали. Он с удовольствием уминал поджаренные на сливочном масле тосты, намазывая их поочерёдно то французскими сырами, то французскими же паштетами, то отечественным повидлом, то русскими рыбьими яйцами, а она в притащенном им многообразии выискивала, чем ему ещё можно полакомиться, или, наоборот, отодвигала со словами тебе не понравится. Он было заподозрил, что то, что повкуснее, она отбирает себе, но попробовав, скривился и согласился ― действительно, не очень... Она встала, чтобы убрать со стола, но, когда он тоже приподнялся, чтобы ей помочь, она бросила на него гневный взгляд, усаживая обратно.  ― Что за муха тебя укусила? ― удивился он.  ― Это меня не муха укусила, ― прорычала она. ― Это меня Поттер затрахал до потери памяти!  ― Ну, и ладно, ― согласился он, откидываясь на стуле и складывая руки на груди. ― Твою жирную задницу мне и отсюда неплохо видно...  ― Жирную? ― зашипела она. ― Ах, ты, гадёныш, я тебе покажу ― жирную! ― она наклонилась, задирая юбку, и стянула с себя тонкие кружевные трусики. Помахав ими в воздухе, она бросила в него. ― Если натянешь на свои тощие мослы, то, значит, и вправду жирная.  ― А если не натяну? ― спросил он, растягивая узкую прозрачную полоску ткани перед собой.  ― А если не натянешь, то будешь просить прощения, ― мстительно пообещала она.  ― Принято! ― кивнул он и встал. Она с недоумением смотрела, как он скидывает с себя штаны, а потом непроизвольно отшатнулась, когда из трусов выпрыгнул член, который, как её казалось, плотоядно глядел на неё своим единственным глазом, похотливо потирая при этом яйцами. Он тем временем стал протискиваться в её трусики.  ― Порвёшь ― убью, ― пообещала она, когда кружевная ткань начала трещать у него на бёдрах. Подвигав взад-вперёд ногами, ему удалось всё-таки натянуть хрупкий предмет одежды. Яйца он разместил одно за другим ― иначе они никак не вмещались в узкую полоску ткани, а член заправил набок. Во все глаза она, как зачарованная, смотрела на красную головку, которая не поместилась и теперь выглядывала через верхний краешек.  ― Ты чего? ― спросил он, глядя, как она, облизываясь, словно кошка на колбасу, медленно подходит к нему.  ― Молчать! ― сказала она, опускаясь на колени и притягивая его к себе за ягодицы.  ― Что с тобой, Паркинсон? ― спросила она.  ― М-м, ― сказала она члену, улыбаясь. ― А кто это у нас такой модник ― и без охраны? ― она высунула язычок и лизнула головку, прижавшись ухом к животу. ― Ну, ну, давай знакомиться!  Она потеребила головку языком и взяла её между губок. В дверь позвонили. Она оторвалась и недовольно посмотрела на него:  ― Ты кого-то ждёшь?  ― Я? ― удивлённо спросил он. ― Ты о чём?  ― В дверь только что позвонили, ― пояснила она.  ― А, показалось, ― махнул он рукой. ― Продолжай, ― и он пригнул её голову обратно к члену.  Она вздохнула и оттолкнула его, поднимаясь.  ― Стой здесь и не двигайся! ― скомандовала она. ― Я сейчас дам пинка кому надо и вернусь. Не двигайся!  Она побежала к двери, намереваясь, как минимум, лишить незваного гостя зубов. На пороге стоял старый африканский шаман в сопровождении всё тех же девушек, только он был одет во вполне цивильную шёлковую двойку с цветастым галстуком, а девушки, наоборот, были в набедренных повязках их травы, босиком и в многочисленных бусах и ожерельях. Грудь под ожерельями, как она заметила, прикрыта не была, давая ей возможность оценить форму.  ― Никого нет дома! ― выпалила она и захлопнула дверь, но, обернувшись, стукнулась носом в его грудь.  ― Поттер! ― зашипела она. ― Тебе что было сказано? Стоять и не двигаться!  ― А поцеловать? ― жалобно вытянул он губы.  ― После твоего члена ― легко! ― согласилась она и подалась навстречу, и тут уже ему пришлось её отталкивать.  ― Вот, с ним и целуйся! ― скривился он.  В дверь снова позвонили. Она бросила короткий взгляд, чтобы удостовериться в наличии на нём штанов, и открыла. Шаман так и стоял, не сдвинувшись с места. Увидев его, он поклонился:  ― Приветствую тебя, Великий Белый Воин! ― старик придирчиво его осмотрел: ― Как я погляжу, сила нунду уже даёт о себе знать ― ты всю ночь до утра заполнял свою женщину семенем...  ― Откуда ты знаешь? ― спросил он поражённо.  ― Я всё слышал. Да что там, ― шаман махнул рукой на улицу, где играли дети и подростки, ― мы все всё слышали! Весь Пакэм! И очень за тебя болели! Кстати, у нас с шаманами спор вышел... Скажи мне, только по секрету, шесть или семь?  ― Вообще-то, одиннадцать, ― он стеснительно спрятал руки за спину и начал ковырять пол пальцем ноги.  ― Тринадцать! ― решительно поправила она.  ― Нет, те два раза, когда я дрочил, чтобы пар спустить, не считаются! ― пояснил он ей. ― Так что, одиннадцать.  ― А я ещё удивляюсь, почему мне есть не хочется, ― пробурчала она.  ― Ты по-прежнему считаешь, что способна справиться со зверем, что живёт в Великом Белом Воине? ― спросил старик. ― Мои внучки готовы тебя заменить...  ― Я вижу, ― сердито сказала она. ― Не волнуйся, я справлюсь!  ― Я принёс тебе выкуп, ― повернулся шаман к нему. ― Моё племя не спало ночь, чтобы его собрать.  ― Да не стоило... ― он осёкся, когда шаман сверкнул глазами. ― Я благодарен вам за усердие.  ― Похвала твоя станет более весомой, когда ты увидишь... Бесценный откуп ― под стать бесценному товару, ― сказал старик. Тут только они оба заметили, что рядом с девушками на дорожке стоят несколько коробок. Одна из них подхватила небольшой красочно отделанный сундучок эбенового дерева и поднесла, открывая. Внутри стояли десять светящихся жёлтым пузырьков. ― Это зелье сделано на основе выжимки поджелудочной железы нунду.  Он сглотнул. Он знал, что это такое. Точнее, в этой книжке, собравшей все слухи и легенды о нунду, говорилось об этом эликсире.  Вторая девушка поднесла ещё один сундучок.  ― Четыре метра тончайшего нижнего слоя шкуры нунду, ― прокомментировал шаман. ― Я тебе расскажу, что с этим делать.  Первая девушка вернулась с ещё одним сундучком.  ― Обе ключицы, ― сказал шаман, доставая две изящных костяных палочки. ― Обработаны и внутрь вставлены жилы дракона. Ты и твоя женщина должны первыми взять их в руки.  Подошла вторая девушка.  ― Несколько жил нунду, расслоённых на тонкие, в волос толщиной волокна, и книга, содержащая хранимую тысячелетиями память нашего народа о нунду, ― сказал шаман, стукнул посохом оземь, и к ним по воздуху подплыл большой сундук. ― Сорок килограммов печени и половина яйца. Могут храниться вечно. И вот ещё, ― он протянул ему небольшую шкатулку, в которой лежал предмет, похожий на Умтондо, только поперёк он имел сеть разноцветных колец с нанесёнными на них символами. ― Раз ты ― Воин, то тебе нужно средство перемещения получше старого высохшего члена грифона.  ― Спасибо тебе, шаман, ― сказал он. ― Твоя благодарность делает меня счастливым.  ― Если когда-нибудь ты решишь, что всего этого недостаточно... ― начал негр.  ― Этого достаточно, ― сказал он.  ― Если когда-нибудь ты решишь, что всего этого недостаточно, то тебе достаточно лишь сказать слово.  ― Спасибо, старик, ― поклонился он.  ― Скажи мне, достаточно ли я тебя задобрил? ― спросил шаман. ― Не будешь ли ты на меня гневаться?  ― И в мыслях не было, ― недоумённо ответил он.  ― Прости мне мою дерзость, Великий Белый Воин, ― сказал негр и склонился ему в пояс, над головой протягивая небольшой мешочек чёрного бархата.  ― Что это? ― спросил он, беря мешочек и изучая содержимое, состоящее из множества небольших голубоватых камешков, похожих на куски стекла.  ― Такому великому воину не стоит жить в Пакэме, ― сказал старик. ― Найди себе достойную хижину!  Гости ушли, а он застыл в дверях, завороженно провожая взглядом две пары крепких эбеновых ягодиц, едва прикрытых юбочками из травы, пока она не затащила его за ухо в дом.  ― Поттер, ― сказала она, ― никаких внучек, ты понял.  ― Я не понимаю, что ты кипятишься, ― ответил он. ― Мне они и даром не нужны.  ― Потому, что ты ― кобель, Поттер, ― вздохнула она.  В открытую дверь влетели две совы, бросили им в руки по письму и, с трудом развернувшись в тесном помещении, вылетели обратно. Он посмотрел на неё и зачем-то протянул ей свой конверт. Она пожала плечами и взамен протянула ему свой. Они дружно вскрыли письма, и она с ожиданием посмотрела на него.  ;Дорогая Потеряшка, ― продекламировал он. ― Времени осталось совсем мало. Если ты не поспешишь, мы с тобой разминёмся. Твоя Дафна.  ― Надо же, какое интимное послание, ― прокомментировал он. ― У вас с ней точно ничего такого...  ― Балбес, ― буркнула она. ― У Дафны проблемы. Судя по всему, она собирается уехать из страны.  ― Понятно, ― сказал он. ― Теперь ты.  Она пробежала глазами по его письму, хрюкнула, патетично отставила ногу и положила руку на лоб, держа записку в вытянутой руке.  ;Гарри, любимый мой, ну, куда же ты пропал? Мама постоянно о тебе спрашивает, а папа говорит, что джентльмен так бы не поступил! ― она оторвалась от чтения и подозрительно на него посмотрела: ― Я о чём-то не знаю, Поттер?  ― Скорее, я о чём-то не знаю, ― усмехнулся он. ― Ну и?  ― Давай встретимся, пятое, десятое, жду, люблю, ― зевнула она.  ― Значит, нужно идти, ― пожал он плечами.  ― Не терпится свою рыжую сучку увидеть? ― оскалилась она.  ― Надо ей сказать, чтобы не ждала, ― пояснил он.  ― Надо ― значит надо, ― согласилась она. ― Хотя, как по мне, так вовсе и необязательно.  Встреча была назначена в одном из небольших ресторанчиков Сохо. Он прибыл вовремя и теперь ждал за столиком, напряжённо глядя в окно. Джинни, опоздавшая на пятнадцать минут, увидела его ещё с улицы и радостно помахала ему рукой, но он, казалось, поглядел на неё со страданием и мукой. Она ускорила шаг, забежала в ресторан и сразу направилась к нему.  ― Гарри! ― воскликнула Джинни и попыталась обнять его, но он предупредительно отстранился, выставив перед собой руку. Выглядел он, на её взгляд неважно ― сам красный, как рак, лоб покрыт испариной, напряжённая спина и вцепившиеся в край стола руки. ― Гарри, что с тобой? ― спросила она. ― Тебе плохо?  Он сфокусировал на ней взгляд и с выдавил с придыханием:  ― Мне хорошо, малышка! Продолжай!  ― Гарри, ― поджала Джинни губки, ― ту куда-то исчез и никому не сказал. Мы же за тебя волнуемся.  ― Да! Да! ― скривился он, хлопая ладонью по столу в такт своим словам.  ― Это, в конце концов, бесчестно, ― продолжила Джинни. ― Папа даже сказал...  Он выгнулся и откинулся на спинку диванчика.  ― Нежнее, красавица! ― пробормотал он.  ― Это папа сказал, а не я, ― поспешила исправиться Джинни. ― Он сказал, что ошибся в тебе...  Он дёрнулся и зашипел, наклонившись к ней:  ― Я же сказал, нежнее!  ― Хм, ― вскинула носик Джинни. ― Для человека, который пропал невесть куда на четыре дня, ты слишком чувствителен...  ― Да! ― сияя глазами, согласился он. ― Да! Именно так!  ― Я не собираюсь вешаться на шею, ― недовольно заявила Джинни. ― Я просто хотела убедиться, что с тобой всё хорошо.  ― Хорошо! ― подтвердил он. ― Да, да, ещё! ― на этот раз он не только стучал по столешнице, но ещё и топал ногой. Джинни в недоумении отпрянула, а он выгнулся и издал глухой протяжный стон, вцепившись, что есть сил, в столешницу: ― Мо-о-о-а-а-а!  Потом он расслабился и закрыл глаза, тяжело дыша.  ― Спасибо, малышка, ― прохрипел он. ― Это было незабываемо!  Из-под стола, задрав свисающую до пола скатерть, показалась девичья ручка, которая требовательно защёлкала пальцами. Он, тяжело дыша и постанывая, схватил со стола корзинку с салфетками и сунул в неё. Ручка исчезла. Джинни, совершенно неприлично открыв рот, смотрела, как из-под стола на сиденье рядом с ним вылезает симпатичная голубоглазая блондинка, усаживается рядом с ним спиной к подоконнику и по-хозяйски кладёт ноги ему на колени.  ― Я всё вытерла? ― спросила она у Джинни, ещё раз промакивая уголки рта салфеткой.  ― На блузке ещё, ― машинально пролепетала та. Она посмотрела на грудь и, найдя указанное пятнышко, принялась, ругаясь, его оттирать. Он постепенно приходил в себя, его лицо приобретало совершенно благодушное выражение.  ― А, Джинни! ― улыбнулся он. ― Привет!  Джинни вскочила на ноги, возмущённо глядя на них обоих и мысленно желая себе провалиться под землю со стыда.  ― Так меня ещё никто не унижал! ― вскричала Уизли.  ― Те ли ещё твои годы, милочка, ― усмехнулась она, обвивая его шею и по-хозяйски прижимаясь к нему.  ― А вы, ― обернулась к ней Джинни. ― Как вы посмели раздавить то чистое, светлое чувство, которое нас соединяло? ― её лицо исказилось в плаче: ― Сегодня вы увели у меня жениха, а завтра кто-то уведёт у вас!  Зарыдав, Джинни бросилась вон. Он проводил взглядом её мечущуюся по улице фигурку, а потом спросил, не поворачиваясь к ней:  ― По-моему, это всё же через край, ты не находишь?  ― Ты всерьёз меня спрашиваешь? ― ехидно спросила она. ― Принцессу Слизерина, злобную стерву Паркинсон с лицом, как у мопса?  ― Ты мне ещё долго будешь это вспоминать? ― обречённо спросил он.  ― Всю мою, я надеюсь, короткую жизнь, ― решительно ответила она, а потом хмыкнула.  ― Ты что? ― спросил он.  ― Женишок! ― она прикрыла рот ладонью и весело хихикнула. ― Тили-тили-тесто...  ― Первый раз слышу, ― удивленно поднял он брови. ― Она себе там что-то нафантазировала, оповестила родных и друзей...  ― А пацаны-то и не в курсе, ― снова хихикнула она.  ― Слушай, ― сказал он, нахмурившись. ― Мы же не так договаривались.  ― Ну да, ― легкомысленно ответила она. ― Я так и хотела ― просто пересидеть под столом и вылезти в нужный момент.  ― И что же пошло не так? ― криво усмехнулся он.  ― Я вспомнила про свои трусики, которые ты забыл снять, ― застенчиво пожала она плечами, ― и решила проверить. Когда же оказалось, что ты и вправду забыл их снять, м-м! Я уже не могла удержаться, ― мечтательно облизнулась она. ― Кстати, о трусиках...  ― Что там ещё? ― спросил он.  ― Они на тебя так и не налезли, ― сообщила она.  ― Да вот же, я в них хожу! ― возмутился он.  ― А член так и не влез, ― сказала она.  ― И что? ― спросил он.  ― И то, ― ответила она. ― Ты проиграл.  ― Ну, хорошо, Паркинсон, ― буркнул он. ― Ты ― не толстожопая корова.  ― И всё? ― удивилась она. ― И это ― всё, что ты можешь сказать по существу? Умеешь же ты комплименты говорить. Неудивительно, что от тебя невеста сбежала!  ― Какая невеста? ― не понял он сначала. ― Ну ты, Паркинсон, зараза!  ― Лесть тебе не поможет, ― строгим голосом сказала она. ― Восхваляй мою попочку!  ― Ну, ладно, ― вздохнул он и протянул руку к её ягодице. Она переместила вес на другую, предоставляя его руке полную свободу действий. ― Хм. Начнём с букета...  ― Поттер! ― с угрозой в голосе сказала она.  ― Так, букет вычёркиваем, ― согласился он. ― Текстура. Нежная бархатная кожа подарит вашим пальцам незабываемые тактильные ощущения...  ― Чьим это ― вашим? ― подозрительно спросила она.  ― Это я как бы рекламирую, ― пояснил он. ― Превосходная форма в сочетании с идеальным размером заставит вас забыть о всех других попочках во вселенной...  ― Все, ― сказала она, с грустью вздохнув, ― я поняла. Тебе не нравится моя попочка.  ― Мне? ― переспросил он. ― Если помнишь, я её чуть не сожрал в буквальном смысле, когда в первый раз добрался.  ― Было очень больно! ― вспомнила она. ― Если бы я знала, что ты такой зверюга, я бы тебя к ней даже близко не подпустила.  Он вдруг сделался серьёзным.  ― И всё-таки, объясни мне, ― попросил он. ― Как так вышло...  ― Что? ― спросила она.  ― Как так вышло, что ты и я... ― замялся он.  ― Ну, мы попробовали, и нам понравилось, ― сказала она.  ― А почему мы... попробовали? ― глядя ей в глаза, серьёзно спросил он.  ― Ты мне не веришь, да? ― вздохнула она. ― Не веришь, что мне были обидны твои слова?  ― Чушь, ― сказал он. ― Не отдаваться же каждому злопыхателю?  ― Ну, ладно, ― насупилась она. ― Только пообещай, что не будешь смеяться.  ― Не могу ничего обещать, ― покачал он головой. ―— Ты же меня знаешь...  ― Действительно, глупо получилось, ― сказала она и прикусила губу. ― Вот, когда я тебе нос лечила, меня будто током ударило...  ― И ты поняла, что меня больше жизни хочешь? ― вставил он.  ― Дурак! ― сказала она. ― Нет, я поняла, что ты ― последний парень... мужчина, которого я в своей жизни увижу.  ― С чего бы это? ― не понял он.  ― Ну, мы же хотим умереть? ― пояснила она.  ― А, ну да, ― согласился он.  ― И я решила попробовать... ― закончила она.  ― Не, мне больше нравится версия о том, что, едва коснувшись меня, ты сразу потекла и бросилась на меня, как мартовская кошка, ― заявил он.  ― Ну, хорошо, ― согласилась она. ― Ты меня раскусил. Именно так всё и было. Я ― латентная нимфоманка, у которой при виде твоего роскошного тела и сексуально раздувшегося при переломе шнопака сорвало все тормоза, и она пошла на поводу у своего передка и ударилась во все тяжкие. Доволен?  ― Ну вот, ― довольно улыбнулся он. ― Мы и докопались до истины.  ― Твоя очередь, ― сказала она.  ― Что? ― растерялся он. ― А я-то тут при чём?  ― При том, ― сказала она. ― Колись давай.  ― Пока ты пинала меня ногами, я получил сотрясение мозга, оттуда и все проблемы, ― ответил он.  ― Враньё, ― сказала она. ― Для этого, как минимум, нужно мозг иметь.  ― Ну, ладно, ― вздохнул он. ― Когда ты... когда мы...  ― Короче, Поттер, ― поторопила она.  ― Я увидел перед собой нормальную девчонку, которую мне нравится целовать... ― потупив взор, сказал он.  ― Фу-у, Поттер! ― скривилась она, прикрыв рот ладошкой. ― Бэ-э! Где ты эти розовые сопли берёшь? Из дамских романов, которые хранит под подушкой твоя невеста?  ― Гадина, ― пожал он плечами. ― Я на самом деле пытался подсластить пилюлю...  ― Не не ту напал, Поттер, ― оскалилась она.  ― А правда, в общем-то, в том, что мне нравятся твои крики и стоны, когда мой таран рвёт тебя на куски, ― закончил он.  ― О, ты такой садист! ― прижалась она к нему. ― Я тебя боюсь!  Между тем, официантка принёсла ему заказанное каре ягнёнка с гарниром, а она заказала десерт.  ― Ты, что, сегодня есть не собираешься? ― спросил он.  ― Такими темпами, ― пояснила она, ― мне есть, похоже, вообще никогда не придётся.  ― Я уже чувствую себя кормящей матерью, ― покачал он головой и вонзил зубы в нежное мясо барашка.  ― Кстати, я хотел с тобой поговорить, ― вдруг вспомнил он, покончив с первым куском.  ― Потому, что мы наконец-то вместе одни, ― кивнула она.  ― Только не сердись, ― попросил он.  ― Интересное начало, ― сказала она. ― Ты меня, очевидно, собираешься хорошенько позлить.  ― Это про деньги и всё остальное... ― он замолк и вопросительно посмотрел на неё.  ― Поступай, как хочешь, ― махнула она рукой. ― Я уже поняла, что бороться с твоими представлениями о добре и зле невозможно.  ― Мы в этом деле вместе, ― пояснил он.  ― Я же сказала ― поступай, как знаешь...  ― И твоя доля ― такая же, как моя, ― сказал он.  ― Мне ― всё равно, ― подытожила она.  ― Тогда зайдём сегодня в Гринготтс, обменяем алмазы на звонкую монету и положим в твою ячейку, ― предложил он.  ― Ты ― как прыщ на заду, ― сердито сказала она. ― Я же со всем уже согласилась.  ― Ну, и ладно, ― кивнул он. ― Значит, договорились.  ― Не обольщайся, ― возразила она. ― Просто, тебе легче отдаться, чем объяснить, почему нельзя.  ― Это правда, ― подтвердил он. ― Впредь так и делай. Отдавайся и не спорь.  ― Поттер, ― прищурилась она, ― а тебя по яйцам давно не били?  ― Давно, ― кивнул он. ― И лучше не начинать. Это не в твоих интересах.  Он через окно заметил кого-то на улице и помрачнел.  ― Что? ― обернулась она, пытаясь понять, отчего его так перекосило. ― А, грязнокровка, ― улыбнулась она, наконец найдя, на кого он смотрел. ― Рыжая, видать, настучала. Надо было сразу рвать когти...  ― Поздно, ― коротко шепнул он. глядя на вошедшую Гермиону.  ― Привет, Гарри, ― ещё издали сказала та. ― Здравствуй, Перси.  ― И тебе не кашлять, ― чинно отозвалась она. ― Какими судьбами?  Гермиона положила на сиденье сумочку и уселась напротив них. В течение минуты никто не проронил ни слова ― она, обняв его, глядела на то, как он ест, он спокойно нарезал себе мясо, а Гермиона сверлила взглядом обоих.  ― Ну, ладно, ― наконец сдалась Грейнджер. ― Сорока на хвосте принесла, что вас видели здесь, вот я и решила проверить...  ― Соскучилась? ― участливо спросила она.  ― Да уж не по тебе, Перси, ― огрызнулась Гермиона.  ― Обидно, ― пожаловалась она. ― Никто-то по мне не скучает.  ― Что, и родители? ― не поверила Гермиона.  ― У Перси нет родителей, ― кратко сообщил он, посыпая рис шафраном и кладя сверху кусочек масла.  ― Прости, ― смутилась Гермиона.  ― Я же говорю ― никто, ― отмахнулась она.  ― А Гарри? ― спросила Гермиона.  ― Дорогой, ты скучаешь? ― спросила она. Он от неожиданности подавился и закашлялся, а она начала деловито колотить его по спине: ― Признавайся, скучаешь? Признавайся!  ― Я всё уже поняла, ― поторопила остановить её Гермиона. ― С тобой не заскучаешь, правильно? Не надо его так сильно колотить!  ― Да что ему станется, с его-то костями? ― поморщилась она и помахала в воздухе ручкой. ― Только кулаки расшибёшь!  ― Дай, подую, ― предложил он, хватая её ладошку.  ― Меня сейчас стошнит, ― заявила Гермиона.  ― Ты, случаем, не залетела? ― осведомилась она.  ― От кого? ― выпучила глаза Гермиона.  ― Ну, мало ли, ― пожала она плечами. ― Может, ветром надуло...  ― Вот же, зараза, язык у тебя... ― всплеснула руками Гермиона.  ― Дай, подую, ― предложил он.  ― Я ещё книжку нашла, ― сообщила Гермиона, вытаскивая из своей миниатюрной сумочки неведомо как уместившийся в ней фолиант.  ― Про нунду? ― спросил он, отставив пустую тарелку с четырьмя до блеска обглоданными рёбрышками и оттирая руки салфеткой.  ― Ага, ― кивнула Гермиона. ― Вот, посмотри.  Он взял в руки тяжёлую книгу и было раскрыл, но как раз в этот момент официантка принесла ей клубнику со сливками. Она, облизываясь, придвинула к себе десерт.  ― Мне, пожалуйста, то же самое, ― показала Гермиона пальчиком на угощение.  Он достал свою сумку, чтобы убрать туда принесённую подругой книгу, которая с трудом, но уместилась, отвернулся, чтобы убрать сумку. Поворачиваясь, он попал локтем на ложку, уже воткнутую в десерт, и ложка взлетела в воздух, отправляя содержимое точнёхонько в отворот блузки Гермионы... Он моргнул, отгоняя наваждение... Точнёхонько между двух выпуклостей, в ложбинку стекали взбитые сливки. Выпуклостей! От осознания того, что у Гермионы есть выпуклости, причём, совсем рядом ― под тонкой блузкой и лифчиком, то есть, практически ничем не прикрытые ― его бросило в жар. Она, с пристально глядя ему в лицо, отследила его взгляд и усмехнулась.  ― Ой! ― в панике сказала Гермиона и оттянула пока ещё не запятнанную блузку от груди, открывая ему ещё больше. Он почувствовал, что в штанах становится тесно.  ― Гарри, Гарри, ― с осуждением поцокала она языком, но на неё не обратили внимания. Гермиона выхватила из корзинки бумажную салфетку и положила её себе на грудь, а потом вскочила и побежала в сторону туалета. Он провожал её совершенно другим взглядом ― юбка очерчивала контуры круглых ягодиц, и туда можно было бы запустить руки, чтобы их стиснуть. Они никогда не думал о ягодицах Гермионы, но в этот момент никак не мог оторвать от них взгляда. Подумать только ― они спали вдвоём в одной палатке, и её ягодицы были рядом, под рукой... Можно было просто сжать их, а потом положить одну руку на грудь... И вдуть, наверное, тоже можно было...  Она поняла, что его срочно нужно отвлечь.  ― Поттер, у меня есть идея, ― сказала она, залезая под стол. ― Подай-ка мне десерт!  Гермиона стояла, склонившись над раковиной в туалетной комнате, глядела на себя в зеркало и в сотый раз задавала себе вопрос ― почему? Почему, встретив какую-то никому не известную вертихвостку, он всё бросил и всех забыл, проводя с той все дни неизвестно, чем занимаясь. Она вздохнула. Отчего ― неизвестно? Вполне известно. Но ― почему не с ней, Гермионой? Она ещё могла понять, когда он тогда в палатке, несмотря на все её ожидания, повёл себя, как джентльмен... А ведь она была готова выпрыгнуть из штанов при первом же намёке...  А теперь приходится смотреть, как эта... Перси ведёт себя, словно он ― её собственность, как будто она, Гермиона ― лишь досадная помеха, тень из прошлого. Она взяла себя ладонями под грудки и приподняла их. Вроде, всё на месте, и ноги не кривые, и задница отросла. Почему же ― она? Неужто ему и вправду нравятся блондинки? Кто же всё таки она такая ― эта Перси Питерс?  В дверь тихонько постучали.  ― Занято, ― сказала она, бросив быстрый взгляд на защёлку на дверной ручке.  ― Герми, это я, ― послышался его голос из-за двери. У неё перехватило дыхание.  ― Что тебе надо? ― спросила Гермиона.  ― Я хотел поговорить, ― ответил он. ― Ты там одна?  Она протянула руку к защёлке и заколебалась, а потом, решившись, нажала. Послышался щелчок, почти сразу дверная ручка повернулась, он быстро зашёл к ней и закрыл дверь позади себя. Щелкнул замок, и её бросило в жар при мысли о том, что они вдвоём заперлись в дамской уборной. Он стоял почти вплотную и улыбался своей так ею любимой открытой улыбкой, которая освещала самые потайные уголки её сердца.  ― Что ты хотел, Гарри, ― поджав губы, нарочито холодно спросила она, чтобы зазря не травить себя напрасной надеждой.  ― Ты так быстро убежала, ― сказал он, ― что я даже не успел извиниться.  ― Ты прощён, ― сказала она. ― Это всё?  ― Ты правда по мне соскучилась? ― спросил он.  ― Ты занят, Гарри, ― вздохнула она. ― Что толку с той тоски.  ― Я тоже по тебе скучаю, Герми, ― ласково сказал он.  ― Иди уже, Гарри, ― нахмурилась Гермиона.  ― Ты на меня сердишься, ― констатировал он.  ― Да, сержусь, ― неожиданно для себя разозлилась Гермиона. ― Я всегда была рядом с тобой, а теперь...  ― Я раньше только видел в тебе друга, ― потупился он в пол. ― Я не был готов...  ― Раньше? ― переспросила Гермиона, пытаясь поймать его взгляд.  ― Да, раньше, ― ответил он.  ― А теперь? ― требовательно спросила Гермиона. ― Теперь что изменилось?  ― А теперь я поймал себя на том, что пялился тебе вслед на твой зад, ― сказал он, с трудом уводя взгляд с её груди, точнее, с её сосков, острыми горошинами оттопыривающих рубашку. Она, похоже, сняла лифчик, поскольку тот оказался испачкан в сливках. Он сглотнул от вида колышущихся в каких-то сорока сантиметрах от его глаз грудок.  ― Гарри! ― Гермиона с силой ударила его кулаком по груди. ― Не говори мне таких слов?  ― Почему? ― удивился он. ― Это же правда.  ― Потому... ― Гермиона той же рукой провела по его могучей груди. Он, не двигаясь, смотрел на неё, и она вдруг почувствовала всю опасность его близости. Он терпеливо ждал, пока она решится, и не имел ни малейшего намерения её торопить. И он знал, чего хочет. Она судорожно вздохнула и подошла к нему вплотную, глядя снизу вверх. Он склонился к ней, и Гермиона верно поняла его жест, привстав на цыпочки и потянувшись к нему губами. Он коснулся их поцелуем, и она вдруг почувствовала, что у неё кружится голова. Миг ― и он держит её в своих объятьях, не давая упасть.  Она помотала головой, выравниваясь, но он не отпустил её, продолжая держать руки на её спине.  ― Гарри, ― прошептала она. Он снова коснулся губ Гермионы, теперь уже осторожно раздвигая их языком, кусая и посасывая. Она закинула руки ему на шею, подстраиваясь под его поцелуй и впуская его язык себе в рот. Он спустил руки вниз по её спине на юбку, вызвав возмущенное мычание. Однако, когда он начал гладить и легонько сжимать её ягодицы, Гермиона обо всём забыла, самозабвенно борясь с ним языками. Она снова фыркнула, когда он запустил руки её под юбку, тиская ягодицы через тонкую ткань трусов, но поцелуя не прервала. Её руки начали блуждать по его широкому торсу, по бугрящейся мышцами спине, по шарообразным бицепсам...  Он просунул руки ей под трусы, гладя голую кожу на заду и млея от новых ощущений ― он держал в руках булки Гермионы, той самой Гермионы, которая всегда была для него самым верным другом... с булками, с восхитительными упругими булками, а с другой стороны... Гермиона решительно отодвинула его руку, которая переместилась на её промежность. Тогда он начал расстёгивать её блузку, чтобы, наконец, выпустить на волю томящиеся там в ожидании его ласки грудки.  ― Нахал! ― выдохнула она, когда он, взяв её грудь в руку, начал массировать её круговыми движениями. Другую руку он положил ей на трусы спереди, и в этот раз она не так уже спешила её убрать. Она было отшатнулась, когда он расстегнул молнию на брюках, но он подбодрил её, снова ухватив за зад и прижав к себе. Гермиона уже могла чувствовать напряжение дубины в его штанах, но реальность оказалась для неё гораздо более шокирующей ― он, наконец, достал из штанов свою колбасу и сразу сунул ей в руку, и её глаза расширились от ужаса ― в живого человека это поместиться точно не могло.  ― Гарри, это что? ― в страхе спросила Гермиона.  ― Не бойся, малышка, я буду нежен, ― ласково прошептал он.  ― Я боюсь, Гарри, ― сказала она.  ― Мы можем перестать, ― обречённо согласился он. ― Но другого шанса нам не представится...  ― Так ты... ты меня потом бросишь? ― жалобно спросила Гермиона.  ― Увы, ― грустно кивнул он. ― Так надо!  Пока она, оторопев, обдумывала сказанное, он осторожно, чтобы не спугнуть, положил руку на её лобок и начал массировать его круговыми движениями, нащупывая пальцами мягкие губки. Другой рукой он выгнул её к себе, и пальцы скользнули по ткани трусов между её ножек. Он мял пальцами её горячую промежность, и полоска трусов под рукой постепенно становилась влажной. Нетерпеливо рыкнув ей в ухо, он развернул её лицом к раковине так, чтобы Гермиона упёрлась руками в шкафчик под ней, и задрал юбку.  ― Гарри, погоди, ― сказала она.  ― У нас мало времени, малышка, ― сказал он, и стянул её трусы до колен.  ― Гарри, может, не надо? ― попросила Гермиона, почувствовав, как его кол трётся о её ягодицы.  ― Надо, малышка, ― сказал он, сильнее наклонил её, пальцами раздвинул ягодицы у самого низа и приставил красную головку ко входу в её пещерку. ― Сейчас тебе будет немножко больно, а потом ― приятно, ― пообещал он и начал двигать тазом, продавливая в неё член.  ― Мне больно, ― взвизгнула Гермиона.  ― Потерпи, малышка, ещё немножко, ― пообещал он и, немного отведя таз, с силой вогнал в неё член, лишив её девственности.  ― Гарри! ― вскрикнула Гермиона, и он послушно замер, позволив ей привыкнуть к ощущению его гигантского члена внутри себя и наслаждаясь мыслью о том, что он, наконец, задул Гермионе. Она притянула его к себе: ― Продолжай, любимый!  Он медленно начал двигать в ней членом, и Гермиона ответила тихим стоном, но это уже не был стон боли. Она разогнулась и повернула к нему голову, подставляя губы, и он с готовностью встретил её язык у себя во рту. Его движения ускорились, и он начал глубже и сильнее вбиваться в неё, и Гермиона с готовностью приняла в себя его член на всю длину. Он почувствовал, что её начинает сотрясать крупная дрожь, крепче её прижал, и с такой силой вошел в неё, что Гермиона протяжно застонала, а он, прикрыв глаза, стал мощно и обильно в неё кончать, заполняя своей спермой до отказа.  Раздался громкий стук, и до него донесся её голос:  ― Поттер! Поттер, чёртов урод!Глава 11  Он открыл глаза. Из-под стола доносилось её шипение, а потом она протянула ему посуду с десертом. Он поставил десерт на стол и снова прикрыл глаза   Гермиона тяжело дышала, жмурясь с блаженной улыбкой. Он вынул из неё член, достал из кармана платок и вытер платком кровь. Гермиона поняла, что он сейчас уйдёт навсегда, и ухватилась за его мускулистое плечо, чтобы задержать его хоть на секунду. Он наклонился к ней и поцеловал в губы.  ― Это было волшебно! ― прошептала Гермиона.  ― Прощай, малышка, ― сказал он и вышел.   ― Поттер! ― снова прошипела она. ― Что это было? Салфетку давай!  ― Ты про что? ― спросил он, подавая ей корзинку.  ― Я чуть не захлебнулась только что, ― пробормотала она, выбираясь на сиденье и потирая макушку. ― От неожиданности даже о стол стукнулась! А оно прёт и прёт! В общем, десерт теперь обильно полит особым пикантным соусом. Посмотри, на волосы не попало?  Он чувствовал непонятное ему беспокойство, словно что-то пошло не так, но сформулировать пока не мог. Лишь чувство тревоги ― и всё.  ― Нет, вроде, ― ответил он.  ― Ты так и будешь с торчащим наружу членом сидеть? ― спросила она.  Вот оно, наверное. Член нужно в штаны заправить. Оглядевшись, не следит ли кто, он сунул руки под скатерть, убрал член и застегнул ширинку. Чувство тревоги не прошло.  ― Только я собралась приступить к своему десерту, ― объясняла она, ― только слизала первую порцию сливок, как вдруг... Ты что это? ― снова спросила она. ― И пяти минут не прошло.  ― Гермиона... ― вдруг вырвалось у него, и он наконец понял, где он попал.  ― Что ― Гермиона? ― спросила она, подозрительно его разглядывая.  ― Мало времени, ― попытался он увильнуть. ― Я боялся, что она придёт и тоже нас застукает...  ― Поттер! ― сказала она тоном, не предвещавшим ничего хорошего. ― Посмотри-ка на меня, скотина! ― он сделал вид, что разглядывает лепнину на потолке, и она рыкнула на него: ― В глаза смотреть!  Он повернулся и посмотрел на неё. Она несколько секунд вглядывалась в него, что-то там вычитывая, а потом её лицо исказилось:  ― Ах, ты, подонок! ― она закрыла лицо ладонями, сняла с него ноги и отвернулась к окну. В воздухе повисло напряжённое молчание.  Появилась Гермиона и встала у столика, с недоумением разглядывая их обоих. Она по-прежнему сидела, закрыв лицо руками, а он виновато разглядывал узор на скатерти.  ― Что, голубки, ― усаживаясь напротив них, мстительно сказала Гермиона, ― уже поцапались? Не недолго горячей любви хватило?  Она оторвала руки от лица, и они, почти синхронно повернувшись, с отвращение посмотрели друг на друга.  ― Выдели бы вы сейчас себя, ― продолжала наслаждаться ситуацией Гермиона. ― Такое ощущение, что твоя зазноба сейчас тебе глаза выцарапает.  Она снова закрыла лицо руками.  ― Ну, ладно, ― сдалась Гермиона. ― Хоть ты мне и не нравишься, но я не могу видеть, как Гарри мучается. Что у вас произошло?  ― Ничего, ― пожал он плечами. Она злобно хмыкнула.  ― Ну, как ― ничего? ― спросила Гермиона. ― Я же вижу, что что-то произошло.  ― Пока ты там носик пудрила, этот урод... ― глухо сказала она.  ― Не называй его так! ― шёпотом крикнула на неё Гермиона. Она оторвала руки от лица и с теми же мстительными интонациями, что и Грейнджер минутой ранее, с нажимом произнесла:  ― Пока ты, Гермиона, там носик пудрила, этот козёл вовсю мечтал, как он тебе вдувает.  ― Что значит ― вдувает? ― не поняла Гермиона.  Она подняла полусогнутые руки и покачала ими в характерном жесте. Гермиона покачала головой, снова не уловив смысла.  ― Вставляет, нагибает, пердолит, дерёт, топчет, ― начала перечислять она. ― Ну, хоть трахает тебе понятно?  Гермиона покраснела и посмотрела на него.  ― Гарри? ― спросила она. Он, не поднимая глаз, виновато вздохнул.  Гермиона поставила локти на стол и уткнулась лицом в ладони. Молчание за столом стало ещё более напряжённым, и тем более неожиданным оказался прозвучавший в тишине всхлип. Он удивлённо вскинул голову и посмотрел на неё, она встретила его взгляд и покачала головой, а потом кивнула в сторону Гермионы.  ― Подумаешь, ― снова всхлипнула та, ― мечтал он, подумать только. Я, может, каждый день мечтаю... ― не отрывая руки от лица, другой Гермиона пододвинула к себе десерт и, прежде, чем он успел её остановить, зачерпнула ложкой вместе с клубникой и отправила в рот. Они вытаращили глаза, глядя на это зрелище, а потом он сердито посмотрел на неё и толкнул локтем в бок. Она толкнула его в ответ и закрыла лицо рукой, чтобы никто не видел растянутый до ушей рот.  ― Что ты наделала, дура! ― тихонько прошипел он.  ― Кто же знал, что эта идиотка станет есть мой десерт? ― шёпотом возмутилась она. ― Мой, между прочим, десерт! Мой!  ― Каждый день себе представляю, как он мне... вдувает, как ты сказала, ― продолжала лить слёзы Гермиона. ― Нагибает и вставляет, а потом пердолит, дерёт и топчет. Заваливает на кровать и сдирает трусы, ― она снова шмыгнула носом. ― Трахает, одним словом!  ― Нашла бы ты уже себе парня, Гермиона, ― мягко посоветовала она.  ― Да я нашла! ― всхлипнула Гермиона. ― А ты у меня его увела.  ― Это не я увела, ― хмыкнула она, наблюдая, как та вычищает ложечкой сливки со дна посуды. ― Ты бы ещё три года издали наблюдала. Не я ― так его присвоила бы рыжая Уизли или ещё кто-нибудь, а ты бы так и лила слёзы, проклиная судьбу. А теперь он ― мой.  ― Твой-то твой, да, видишь, мечтает, как бы мне вдуть, ― Гермиона достала платочек и промакнула глаза. ― Прости, я у тебя весь десерт съела. Но это ничего ― ты же проглотила моего парня, ― она задумалась. ― Однако, какой интересный вкус! Надо как-нибудь снова сюда зайти...  ― Главное, чтобы повар был в хорошем настроении, ― пробормотала она себе под нос.  ― И официантка протянула руку помощи, ― добавил он.  ― И рот, ― кивнула она.  ― Вот, ― поджала губы Гермиона, ― и повидались, ― она встала, наклонилась к нему и совершенно неожиданно впилась ему в губы. Он попытался было отпрянуть, вытаращив глаза, но Гермиона крепко держала его голову. Она при этом внимательно смотрела со стороны, словно рефери, пристально следящий за вошедшими в клинч боксёрами. Гермиона оторвалась от него. ― До встречи, Гарри, ― сказала она. ― Пока, Перси, ― развернулась и пошла на выход.  Он судорожно дёрнул рукой, скривив губы.  ― Терпи, Поттер, ― сказала она. ― Если ты сейчас начнёшь утираться и отплёвываться, то она тебя никогда не простит. В конце концов, это ― всего лишь, твоя сперма. У меня её полный рот, ― она на него внимательно посмотрела. ― Ты можешь меня поцеловать... Если, конечно, хочешь.  ― Ты ― дура, ― усмехнулся он.  ― Как хочешь, ― пожала она плечами и собралась отвернуться.  ― Не в том смысле дура, ― сказал он, обнимая её за плечи. ― Дура, если спрашиваешь, ― он притянул её к себе и чмокнул в губы: ― Так я прощён?  ― О, нет, ― улыбнулась она. ― Тебе ещё долго придётся доказывать...  ― Ночей спать не буду! ― тряхнул он головой. ― Клянусь!  ― После сегодняшней ночи я даже не знаю, плакать мне или смеяться, ― заметила она.  ― Смеяться, конечно, ― сказал он.  ― Ага, нервным смехом, ― кивнула она. ― Я уж грешным делом подумала, что конец котёнку пришёл...  ― Тебе, что ли? ― спросил он.  ― Ага, ― согласилась она. ― Не думала, что из всех способов убить меня ты выберешь именно этот, ― она покачала головой, а потоп прыснула в кулачок.  ― Что? ― спросил он.  ― Ты, Поттер, конечно, козёл, и преизрядный, но сегодня оно того стоило, ― и она хихикнула. ― Надо же ― какой интересный вкус! Хотя, если подумать, эта сперма ей и предназначалась, не так ли? ― увидев, как он помрачнел, она спросила: ― А что это ты пригорюнился? Грязнокровку свою пожалел?  ― Нет, себя, ― выдавил он сквозь зубы. ― Вспомнил про твои слова, что ты меня на себе женишь и долго и счастливо будешь выедать мне мозг чайной ложечкой.  Она встала на колени, нависнув над ним и примеряясь к его губам. Он запрокинул голову, обняв её за зад, и улыбнулся.  ― Всё в твоих руках, Поттер, ― прошептала она, целуя его. ― Нет человека ― нет проблемы. Убей меня... ― он судорожно прижал её к себе и впился в губы поцелуем. Она с трудом оторвалась и, тяжело дыша, закончила: ― Убей меня, и тебе нечего будет бояться.  ― Дурочка, ― погладил он её, заглядывая в глаза.  ― Знаешь, Поттер, ― прижалась она к нему лбом, ― бывают моменты, когда ты понимаешь, что дальше всё будет только хуже, и не хочется жить...  ― Знаю, ― серьёзно ответил он. ― И бывают моменты, когда кажется, что лучше уже быть не может, и возникает соблазн навсегда это оставить так, умерев.  ― Да, ― сказал она, потёршись носом о нос. ― Именно так.  ― Поверь мне, Паркинсон, ― прошептал он. ― Будет ещё лучше.  ― Тебе легко говорить, ты-то будешь бесконечно счастлив с выеденным мозгом, ― улыбнулась она и снова потянулась к нему губами.  Они зашли в банк, где сначала он долго торговался с гоблинами по поводу горсточки камней в бархатном мешочке. Придя, наконец, к соглашению, он отдал им алмазы, получив взамен две крупных кучки золота. Потом она решила, что было бы правильно забрать то, что осталось в наследство от родителей. Обнаруженные в сейфе несколько тысяч галлеонов привели её в полуобморочное состояние. Сопровождавший их сотрудник Гринготтса тактично отошёл в сторону, когда он поймал её и прижал к себе.  ― Что же это такое? ― шептала она, заливая слезами ему плечо. ― Как так можно? Самим жить, фактически, в нищете, а в банке хранить целых четыре тысячи?  ― Твой отец предполагал, что они могут умереть, ― тихо сказал он. ― Эти деньги были оставлены тебе, чтобы ты могла прожить самостоятельно.  Она отстранилась и поглядела ему в глаза.  ― Я тебя ненавижу, ублюдок!  ― Ты тошнотворна, ― отозвался он, прижимая её и гладя по голове.  Он сделал знак гоблину, и тот закатил в сейф тележку с её долей от продажи камней, к которой он добавил тяжёлый мешочек за ловлю дракона.  ― Я теперь состоятельная дама, ― хмыкнула она.  ― Даже более, чем, ― согласился он. ― От женихов отбоя не будет.  Она открыла было рот, чтобы сказать ему про женихов, но решила отложить на потом. Среди оставленных в сейфе вещей она выловила что-то, похожее на толстую книгу заклинаний и убрала себе в сумку. Они навестили его сейф, и там на её взгляд оказалось пусто ― несколько предметов явно сентиментального характера и небольшая кучка галлеонов. По её прикидкам, на второе мая она, не ведая об этом, была всё же несколько богаче, чем он. Покончив с делами, они вышли из банка на улицу.  ― Гарри! ― послышался красивый глубокий бас. ― Наконец-то!  Он обернулся. Неподалёку стоял Кингсли Шаклболт в сопровождении пятерых авроров. Одет он был в странного вида голубую мантию и такую же шапочку.  ― Кингсли! ― воскликнул он. ― Я так рад тебя видеть!  Шаклболт пошёл ему навстречу, распахнув объятья, и он, шагнув к тому, обнял его в ответ.  ― Куда же ты пропал, Гарри? ― спросил Кингсли, выпуская его. ― Вся волшебная Англия сбилась с ног в поисках своего Героя.  ― Я был... занят, Кингсли, ― ответил он.  ― Интересно, чем же? ― хотя у Шаклболта и не было такого же шизанутого глаза, как у Муди, но сейчас ему казалось, что глаза того просвечивают его, как на рентгене.  ― Пустите сейчас же! ― раздался её возмущённый вопль.  Он обернулся к ней и увидел, как она вырывается из хватки двух авроров, выкручивающих ей руки. Он шагнул ей на помощь, доставая палочку:  ― Отпустите её немедленно!  ― А ты кто такой? ― с угрозой в голосе спросил один из авроров, отпуская её и наставляя палочку на него. ― Тоже в Азкабан хочешь?  ― Отпустить! ― коротко сказал Кингсли, и руки второго аврора разжались. ― Убери палочку, идиот! ― сказал он второму. ― Гарри, это кто? Ты её знаешь?  ― Да, ― кивнул он. ― Мы вместе.  ― А, понятно, ― согласился Кингсли. ― Твоя поклонница, значит... Ну, что ж, дело молодое. Ты только сильно к ней не привязывайся...  ― Это моя невеста, ― заявил он, сам не понимая зачем. Ему было ясно видно, как её корёжит от слов поклонница и не привязывайся.  Кингсли снял с плеч мантию и заботливо накинул ему на плечи. Все авроры, как по команде, тут же поклонились. С небольшой задержкой то же сделали прохожие в пределах видимости.  ― Тебе лучше всё-таки это носить, ― сказал Шаклболт. ― Хотя, я вполне могу понять, если ты не в курсе... А насчёт невесты... Ты же понимаешь, Гарри, что ты теперь во многом принадлежишь Англии?  ― Принадлежу? ― спросил он.  ― Да. И поэтому ты не можешь просто так взять и жениться, ― сказал Кингсли.  ― Почему? ― не понял он.  ― Откуда она? ― Шаклболт пристально посмотрел на неё. ― Я вас никогда не видел, мисс...  ― Питерс, ― присела она в книксене. ― Я училась во Франции.  ;Не ври, идиотка! ― захотелось крикнуть ему.  ― Правда? ― спросил Кингсли и подошёл к ней вплотную. ― Я люблю французских шлюх, ― тихо сказал он, неожиданно перейдя на французский. ― Она так смешно давятся, когда я протискиваю свой толстый чёрный член им в горло. Ты уже хочешь мой толстый чёрный член, шлюшка? Я засажу тебе его по самые гланды, так что кончик будет торчать у тебя между зубов, и буду вертеть на нём, как куропатку над огнём. Я разорву твою мягкую белую жопку на две половинки, и ты будешь умолять меня засаживать глубже и глубже. Я залью твою матку спермой, и твой живот разбухнет от моих негритят, а дынями можно будет накормить маленькую деревню...  Размеренную тишину улицы разорвал резкий, как щелчок кнута, звук пощёчины. Кингсли, широко улыбаясь, держал её за запястья и уворачивался от взмахов ногами, а она пыталась дотянуться до него хоть чем-нибудь  ― Кингсли, ― угрожающе сказал он, направив на того палочку. ― Что происходит? Немедленно отпусти её!  ― Я бы рад... Гарри, ― со смехом произнёс тот, увернувшись от ещё одного пинка, ― но она же меня на клочки порвёт!  Он подошёл к ней и обвил рукой её талию.  ― Успокойся, любимая, ― попросил он. ― Пожалуйста.  Почувствовав его руку, она сразу обмякла и расслабилась.  ― Хорошая девочка, ― одобрил Кингсли, отпуская её руки.  ― Что ты ей сказал? ― спросил он.  ― Несколько скабрезностей, ― пожал плечами Кингсли и поднял вверх указательный палец. ― Постоянная бдительность, помнишь?  ― Помню, ― мрачно сказал он, задвигая её себе за спину.  ― Ну, у меня дела, ― сообщил Шаклболт. ― Вынужден откланяться. Я всерьёз рассчитываю, что, когда твоё новое приключение кончится, ты ко мне зайдёшь и мы поговорим.  ― Я так и сделаю, ― сказал он.  ― Невеста? ― прошипела она ему в ухо, провожая взглядом пятёрку авроров, окружившую Шаклболта. ― Любимая?  ― А нечего надо мной издеваться было, ― пожал он плечами. ― Ты мне лучше скажи, что ты на него так накинулась?  ― А нечего надо мной издеваться было, ― откликнулась она.  ― Понятно, ― протянул он.  ― Какая у тебя мантия хорошенькая, ― не преминула подколоть она.  ― Закрой пасть, дура, ― посоветовал он.  Первое, что им не понравилось при подходе к дому Гринграссов ― у ворот сторожили авроры в своих кричаще-ярких трико. К счастью, сам вход был скрыт от ворот живописным садом, но не было никакой гарантии, что в саду тоже нет блюстителей порядка, но попробовать стоило. Другой несомненной удачей было то, что дверь в чугунных воротах была распахнута.  ― Да уж, задала мне Дафна задачку, ― тихо сказала она ему на ухо. ― Что же такое у них тут творится?  ― А Гринграссы, что, были замешаны... ― спросил он.  ― Нет, напротив, мистер Гринграсс отказался участвовать, ― отозвалась она. ― А потом его убили два года назад...  ― Чёрт! ― выругался он.  ― Дафна тогда была, словно в трансе, ― сказала она. ― Обе они были. Министерство, естественно, объявило, что это были Пожиратели...  ― Чёрт подери! ― повторил он.  ― Именно, ― согласилась она. ― И что делать будем? Она сказала, что время неотвратимо утекает...  ― Прижмись ко мне поплотнее, ― попросил он, доставая мантию-невидимку. ― Надеюсь, нас не заметят...  Они успешно просочились в калитку мимо усердно бдящих авроров и попали в сад. Дорожка была усыпана каменной крошкой, и он повёл её по траве, чтобы производить меньше шума. Сад был ухоженным и полным цветов, и он чувствовал, как она тянет его назад, чтобы он не шёл так быстро и позволил ей всё разглядеть. Он обернулся, чтобы посмотреть, видно ли их с улицы. Убедившись, что кусты и деревья уже отгородили их о авроров, он снял мантию и убрал её в сумку. Надаренную Кингсли голубую он снял раньше.  ― Давай, присядем, ― показал он на скамейку в увитой розами арке.  ― Зачем это? ― с подозрением спросила она.  ― Вдруг занозу себе в зад загонишь, ― пояснил он. ― Или о шип уколешься. Мне будет смешно.  ― Принято, ― согласилась она, усаживаясь. Он сел рядом и некоторое время они сидели молча, разглядывая сад и небольшой двухэтажный каменный особняк. ― Красиво, ― сказала она.  ― Да, ― кивнул он.  ― Если ты меня отсюда сейчас не уведёшь, то я останусь здесь жить, ― заявила она.  ― Оставайся, ― пожал он плечами. ― Кто я такой, чтобы мешать единению человека с природой?  ― Действительно, кто ты такой? ― раздался девичий голос.  Они вздрогнули и синхронно повернулись на звук. В пяти метрах от них, направив на них палочку, стояла юная светловолосая девушка. Он её сразу узнал, поскольку неоднократно видел вместе с Дафной в школе. Астория Гринграсс собственной персоной. Она ещё не расцвела, как её сестра, но надежды уже подавала.  ― Как ты думаешь, есть шанс? ― спросил он её на ушко.  ― Эй, ты, стриженый, ― строго сказала Астория. ― Больше двух ― говори вслух.  ― Шанс всегда есть, ― произнесла она задумчиво.  ― И ты... блондинка... Что ты там ему сказала? ― спросила Астория.  ― Мы обсуждаем наши шансы на то, что ты в нас запустишь Авадой, ― пояснил он.  ― Вообще-то, мы в гости, ― сказала она, протягивая ему руку. Он встал и потянул её за собой.  ― Мы гостей не ждём, ― заявила Астория, загораживая им дорогу.  ― Дафна ждёт, ― пояснила она.  ― Может, всё-таки представитесь? ― попросила Астория.  ― Не на улице же! ― возмутилась она. ― Передай Дафне, что пришла её Потеряшка.  ― Так и сказать ― Потеряшка? ― подозрительно спросила Астория.  ― Да, так и скажи, ― улыбнулась она.  Астория вприпрыжку отправилась по дорожке к дому, и они пошли за ней. Только она занесла руку, чтобы постучать в дверь, как та распахнулась, и на пороге показалась Дафна. Увидев двух незнакомых людей, она сначала было отшатнулась, а потом, внимательно всмотревшись ей в лицо, заулыбалась:  ― Па... Потеряшка! Это ты, что ли?  ― Точно, я, ― подтвердила она.  ― Привет! ― радостно сказала она, приглашая в дом.  ― Привет! ― ответила она.  ― Ой, я так рада тебя видеть... ― оказавшись внутри, Дафна совершенно для неё неожиданно обняла её, а потом, отстранившись, начала тормошить так, что она совершенно дурацким образом заулыбалась. ― Да ещё в таком неожиданном образе.  ― Да уж, мы теперь с тобой на сестёр похожи, ― ответила она и повернулась к нему. ― Милый, правда, похожи?  Он повернулся и невольно залюбовался этим зрелищем ― они и правду выглядели, как сёстры, а Дафну в школе считали красавицей...  ― Милый? ― с улыбкой спросила Дафна  ― Да, милый, ― улыбнулась она в ответ. ― Кстати, познакомься... ― она поймала его предостерегающий взгляд и поправилась: ― Слушай, давай он пока без имени побудет? Он у меня помешан на своём инкогнито...  ― Ну, хорошо... ― согласилась Дафна. ― И всё же ― милый?  ― Да, тут такая история случилась... ― замялась она.  ― Панси, не могу поверить, что ты, наконец-то, нашла себе достойного молодого человека, ― воскликнула Дафна.  ― Да, нашла... ― пожала она плечами. ― В каком-то смысле...  ― А он ― вполне даже ничего, ― оценила Дафна.  ― Правда? Тебе нравится? ― подозрительно спросила она она.  ― Успокойся, ― рассмеялась Дафна. ― Не настолько, чтобы броситься его у тебя отбивать. Хотя...  ― Что ― хотя? — переспросила она.  ― Если бы это была не ты, то я бы обязательно отбила, ― сообщила Дафна. ― Он ― очень даже ничего...  ― Тише ты ― услышит! ― зашикала она на неё.  ― Ну, и что? ― удивилась Дафна.  ― Увидишь, ― туманно пообещала она. ― И вообще ― поменьше внимания привлекай!  ― Да ладно! ― отмахнулась Дафна. ― Он выглядит приличным человеком...  ― Это он только выглядит приличным... ― пробормотала она.  ― В каком смысле? ― не поняла Дафна.  ― В таком... ― покраснела она. Дафна задумалась, глядя на её лицо цвета свеклы, и всё поняла:  ― Так вы?..  ― Да, ― перебила она её.  ― До замужества? ― ахнула Дафна.  ― Да, до замужества, ― с вызовом ответила она.  ― И... как? ― заговорщицки спросила Дафна.  ― Ты всерьёз ожидаешь, что я вот так возьму и поделюсь с тобой сокровенным и настолько личным, что об этом не знает и никогда не узнает никто, кроме жителей квартала, в котором находится мой дом? ― спросила она, вытаращив глаза.  ― Не понимаю... ― покраснела Дафна и прикрыла рот ладошкой. ― Вы, что, и на улице тоже?..  ― Нет, конечно, за кого ты меня принимаешь, ― оскорбилась она. ― Просто... стены в доме недостаточно толстые...  ― И?.. ― сначала не сообразила Дафна, а потом, когда до неё дошло, покраснела ещё больше. ― А-а, понятно! ― сказала она, пряча глаза. ― И, всё-таки, я так за тебя счастлива.  ― Видишь, у меня всё в порядке, ― развела она руками.  ― Да уж, даже более, чем... ― согласилась Дафна.  ― Теперь ты рассказывай! ― вспомнила она.  ― Что именно? ― спросила Дафна.  ― Ты упомянула какие-то неприятности... ― намекнула она.  ― Да пустяки, ничего особенного... ― вздохнула Дафна.  ― Что значит ― ничего особенного? ― не поняла она.  ― Я хочу сказать, что этот момент рано или поздно настаёт в жизни любой девушки... ― выразительно поджала губы Дафна.  ― Я не понимаю ― ты, что, девственность потеряла? ― удивилась она.  ― А-ха-ха! ― замахала руками Дафна. ― Ты, Панси, похоже, только об этом теперь и думаешь... ― она погрустнела и продолжила: ― Нет, пока нет, но по идее всё этим и закончится, конечно же...  ― Ты замуж выходишь? ― догадалась она.  ― Похоже, да... ― развела руками Дафна.  ― И это... это плохо, да? ― осторожно спросила она.  ― Да уж, мало приятного, ― вздохнула Дафна.  ― Тебя насильно выдают? ― повысила она голос, и он незаметно пододвинулся ближе к ним, чтобы слышать, о чём они говорят.  ― Я бы сказала, насильно берут... ― раздражённо уточнила Дафна  ― Я опять не понимаю! ― растерялась она.  ― Малфой изъявил желание взять меня в жёны, ― поведала Дафна.  ― Не понимаю... ― пробормотала она. ― Драко? Серьёзно?  ― О, нет, не Драко... ― усмехнулась Дафна. ― Драко потребовал Асторию...  ― Что значит ― потребовал? ― оторопела она.  ― То и значит ― потребовал, ― отрезала Дафна. ― Сделал предложение, от которого мы не можем отказаться.  ― А какой Малфой? ― опомнилась она. ― У нас, что ещё какие-то Малфои есть?  ― Есть, конечно, ― сказала Дафна. ― Его отец, к примеру.  ― Люциус? ― вытаращила она глаза. ― Так у него же жена есть. От которой, собственно, и сын.  ― Ну, и что? ― спросила Дафна.  ― Как ― ну и что? ― не поняла она. ― Она, что, умерла?  ― Нет, не умерла, ― ответила Дафна. ― Министерство магии выступило с разъяснением, что в наших законах нигде нет ограничения на количество жён. И тут же выпустило закон, ограничивающий число мужей ― одним...  ― То есть... ― ахнула она. ― Старушка ему надоела? Чёртов педофил!  ― Панси! ― нахмурилась Дафна.  ― Что ― Панси! ― прорычала она. ― И ты, что, с этим согласна?  ― А кто меня спрашивает? ― спросила Дафна.  ― Что значит ― кто? ― начала она снова повышать голос. ― Сказала нет ― и всё!!!  ― Панси, ты, похоже, и вправду по-настоящему счастлива, ― вздохнула Дафна. ― Ты, что, газет совсем не читаешь?  ― Читаю, но... ― замялась она.  ― Вот это ты читала? ― протянула ей Дафна номер Пророка, датированный четвёртым мая.  Она взяла газету в руки и бегло прошлась по первой полосе и открыла вторую. Потом, вытаращив глаза, начала читать, ахая и прикрывая распахивающийся от удивления рот.  ― Что это? ― воскликнула она. ― Что это?!! ― спросила она, тряся газетой перед носом устало отмахивающейся Дафны. ― Да они там вообще с ума посходили?  ― Что такое? ― встревоженно спросил он.  ― Милый, почитай вот это, пожалуйста, ― сунула она ему в руки газету и встала рядом, сжимая кулаки и гневно раздувая ноздри.  ― Это газета, ― сообщил он. ― Я её позавчера читал.  ― На второй странице, милый! ― подсказала она.  С первых же абзацев он схватился за голову:  ― Что? ― закричал он. ― Что такое? Они там чокнулись, что ли?!! ― он подошёл к стене и начал биться об неё головой. ― Они бы ещё цветовую дифференциацию штанов ввели!!!  ― Я уверена, что и до этого дойдёт, молодой человек! ― сказала светловолосая женщина в тёмном платье, которая, привлечённая шумом, зашла в гостиную, где они разговаривали.  ― Простите, мадам... ― опустил он голову.  ― Я ― мать вот этой юной леди, ― показала женщина на Дафну. Сходство было несомненным ― и так же очевидно было, откуда Дафна берёт свою красоту.  ― Миссис Гринграсс... ― поклонился он.  ― С кем имею честь? ― спросила миссис Гринграсс.  ― Панси называет его милый, мама, ― подсказала Дафна.  ― Ты хочешь сказать, что я тоже должна называть его милый? ― спросила миссис Гринграсс.  ― Простите, мадам... ― вставил он.  ― Миссис Гринграсс...  ― Миссис Гринграсс, я бы предпочёл сохранить своё имя в секрете... ― снова поклонился он.  ― Хорошо, мистер... ― миссис Гринграсс придирчиво его осмотрела. ― Мерлин, какое удивительное сходство!  ― Сходство? ― занервничал он.  ― Ну, конечно! ― улыбнулась миссис Гринграсс. ― Я сразу, как вас увидела, подумала, что вы как две капли воды похожи на одного молодого человека, который в своё время... ― она вдруг замялась.  ― Который ― что? ― переспросил он.  ― Ой, не обращайте внимания, ― махнули миссис Гринграсс рукой. ― Это всего лишь девичьи сплетни, которые, как я уверена, ни имеют к вашему отцу никакого отношения.  ― Я не очень хорошо знал отца, так что хотелось бы послушать, ― попросил он.  ― Вы ― мой гость, и я не могу тревожить вас подобными намёками, ― покачала головой миссис Гринграсс.  ― Любая память об отце мне дорога, ― продолжал настаивать он.  ― Я, право, не знаю, ― замялась миссис Гринграсс. ― Известно ли вам такое выражение, как лис в курятнике? ― он кивнул. ― Так вот, школьные годы вашего отца можно охарактеризовать именно таким способом.  ― В каком смысле? ― поинтересовался он.  ― Если уж вас интересуют сплетни, то они таковы, что ваш отец не обошёл своим вниманием ни одну студентку Гриффиндора на пять лет младше себя и пять лет старше, ― покачала головой миссис Гринграсс, ― и при этом неплохо погулял в Хаффлпаффе и Рейвенкло.  Он покраснел и начал хватать ртом воздух:  ― Вы в этом уверены? ― спросил он.  ― Как я могу быть уверена в правдивости слухов? ― удивилась миссис Гринграсс. ― Конечно, нет. Только на девяность пять ― девяность семь процентов...  ― Я не про это, ― с трудом выговорил он. ― Вы уверены, что говорите о моём отце?  ― Конечно! ― подтвердила миссис Гринграсс. ― Конечно, он любил длинные волосы, и цвет глаз у него был другой, но, говорю же вам ― я сразу узнала его в вас, как только увидела.  ― Сириус! ― прошипел он. ― Соб-бака! Пёс шелудивый! ― он поглядел не неё, вспоминая её слова вчера вечером. Она, осознав, что именно только что сказала миссис Гринграсс, тоже обмерла в ужасе.  ― Что я говорю! ― закрыла лицо руками миссис Гринграсс. ― Это глупости, глупости! Мне стоило бы подумать...  ― Прошу прощения, ― сказал он и вышел в коридор, откуда почти сразу послышались гулкие звуки, словно кто-то колотил о стену котлом для варки зельев.  ― Ну вот, псих вернулся! ― удовлетворённо пробормотала она про себя. ― А я-то думала, куда он запропал? Теперь ещё лоботряса найти...  Миссис Гринграсс, заламывая руки, мерила шагами гостиную, она нервно перечитывала министерские указы в газете, а Дафна с недоумением прислушивалась к шуму из коридора. В гостиную прибежала Астория:  ― Мам, а что, мы решили ремонт в доме сделать? ― поинтересовалась она.  ― Нет, дорогая, ― машинально ответила миссис Гринграсс. ― Что тебя навело...  ― А зачем тогда наш гость стену в коридоре ломает? ― спросила Астория.  Она подошла к двери и выглянула.  ― Милый, прекрати истерику, ― спокойно предложила она. ― Тут у людей настоящие проблемы, а то, чем ты мучаешься ― это просто игрушки.  ― Игрушки? ― послышался его голос. ― Игрушки? То, что мой... Сириус поиграл в старый добрый сунь-вынь с моей матерью ― это игрушки, по-твоему?  ― Я просто уверена, что ей было очень, очень хорошо, ― попыталась успокоить его она.  ― Замолчи! ― крикнул он и снова начал биться головой о стену. Она посмотрела на миссис Гринграсс и покачала головой:  ― Надо сказать, я и сама-то в шоке...  ― Мне стоило об этом подумать, ― сказала белая, как мел миссис Гринграсс. ― Уже когда я увидела юношу, как две капли воды похожего на Блэка, при этом точно зная, что никаких официальных детей у него нет...  ― Ничего страшного, ― сказал он, заходя обратно в гостиную. ― Подумаешь, узнал, что мой отец ― не отец, а рогоносец, а настоящий папочка, может быть, обрюхатил между делом половину Лондона... ― он замолк, поскольку ему в голову пришла свежая мысль, и стал пристально разглядывать девушек. Все присутствующие дамы, включая миссис Гринграсс, начали стремительно краснеть.  ― Прежде, чем вы позволите себе какую-нибудь несуразность, мистер... ― начала миссис Гринграсс.  ― Да что уж там, там меня и зовите, ― махнул он рукой. ― Блэк, как и предполагаемого отца.  ― Так вот, мистер Блэк, ― кивнула миссис Гринграсс, ― позволю себе напомнить, что я, как и покойная миссис Паркинсон ― слизеринки, и никаких Сириусов Блэков даже близко бы к себе не подпустили...  ― Я прошу прощения, ― поклонился он. ― Вы меня выбили из колеи...  ― И псих вернулся, ― пробормотала она.  ― Но я в какой-то степени благодарен вам, ― продолжил он.  ― Я не вижу, за что, ― начала оправдываться миссис Гринграсс.  ― Как я вам сказал, любая крупинка информации о моём отце... ― пояснил он. ― А вы мне сейчас дали так много, что я даже не знаю, плакать или радоваться.  ― По крайней мере, понятно, откуда у нас кобелиные гены, ― буркнула она себе под нос. ― Нунду, сила нунду!.. Сириус Блэк и безо всякого нунду справлялся...  ― Тем не менее, Панси, ― улыбнулся он ей столь многообещающей улыбкой, что она сразу вспомнила утреннее недомогание, ― права. Моя радость узнавания собственного отца ― ничто по сравнению с вашими проблемами.  ― Мистер Блэк только добрался до изданного позавчера указа, мама, ― пояснила Дафна.  ― Ах... Хм... ― растерялась она. ― А вы, простите, молодой человек, тоже к Падшим приписаны?  ― Совсем нет, ― ответила за него она.  ― Ну, что ж, ваше негодование похвально, но ничто при этом не отменяет нашего положения, ― поджала губы миссис Гринграсс.  ― Вы об этом так спокойно говорите... ― упрекнул он.  ― А что мне остаётся делать? ― спросила миссис Гринграсс. ― Биться головой о стену? Если бы это могло чему-нибудь помочь, я бы делала это сутками, не переставая!  ― ...Словно это не вашу дочь требует в жёны лживое похотливое ничтожество, ― закончил он.  ― А вы наглец, молодой человек! ― рассердилась миссис Гринграсс. ― Вы оскорбляете меня моём же доме! Был бы жив мой муж, он бы заставил вас за эти слова ответить!  ― А у вас палочка, конечно, уже отсохла? ― завёлся он. ― Именно это вы должны были сказать Малфою, а не Во что прикажете завернуть!  Миссис Гринграсс трясущимися от гнева руками достала палочку и направила на него. Он спокойно ступил вперёд:  ― Да, да, ― тихо сказал он. ― Это правильно. Может, вам хоть ненамного станет легче.  ― Да как вы смеете? ― так же тихо сказала миссис Гринграсс, опуская палочку. ― Я сегодня поймала свою младшую дочь, когда она пыталась украсть яд из лаборатории... Для них обеих. Вы не подумайте, я спокойно об этом говорю, потому, что понимаю ― нам всем осталось недолго. Мои дочери не пойдут безропотно навстречу своей судьбе, а я отправлюсь вслед за ними...  ― Да... ― начал было он.  ― Милый! Милый! Заткнись! ― посоветовала она.  ― Панси! Кого ты мне привела? ― наконец, подала голос Дафна. От того, каким тоном она это произнесла, в комнате, казалось, стало на десяток градусов холоднее.  ― Кого? ― переспросила она. ― Вот, каждый раз с ним так, сколько его помню. Как не его дело ― так обязательно нужно нос сунуть, ― и добавила себе под нос: ― Или что другое.  ― Что значит ― не моё? ― возмутился он.  ― Это значит, мистер Блэк, что вы уж точно ничему помочь не можете, а зря воздух сотрясать мы и сами можем, ― пояснила миссис Гринграсс.  ― Я могу... ― возразил он. ― Я могу убить Малфоя.  ― Ну, допустим, мистер Блэк, у вас получится пройти двадцать человек охраны и убить Малфоя... ― сказала миссис Гринграсс.  ― Обоих Малфоев, мама! ― напомнила Астория.  ― Да, обоих Малфоев, ― согласилась миссис Гринграсс. ― Не будем забывать про Асторию. А что завтра? Завтра заявится такой же Герой...  ― Такой же?! ― не понял он, а потом заорал, переходя на фальцет. ― Герой?!! Малфой?!! Герой?!!  ― Всё, конец стенке! ― покачала головой Дафна.  ― Милый, угомонись, ― посоветовала она. ― Конечно, Малфой ― Герой. Если не он ― то кто?  ― Но ― как? ― от возмущения он уже не находил слов.  ― За особые заслуги перед Министерством, за несгибаемую волю в деле борьбы с Тёмным Лордом, за особый вклад в победу... ― раскрыла ему газету на третьей полосе миссис Гринграсс. ― Скорее всего, поделился частью наворованного с нужными людьми... Министр наш новый буквально вчера переехал в новый роскошный особняк в Сохо.  ― Ненавижу тварь! ― процедил он сквозь зубы.  ― Кого? Министра? ― не поняла миссис Гринграсс.  ― Малфоя, ― пояснил он. ― А кто у нас новый министр?  ― Кингсли Шаклбот, он раньше Авроратом заведовал, ― пояснила миссис Гринграсс.  Увидев выражение его лица, она нашла единственное, что его могло в данный момент успокоить ― обняла и при всех поцеловала. Миссис Гринграсс сразу отвернулась, а сёстры, широко раскрыв глаза, смотрели на то, как они целуются. Он оторвался от неё и положил её голову себе на плечо, вдыхая запах её волос.  ― Спасибо, ― шепнул он ей. ― У меня сейчас голова взорвётся. Я всё-таки убью Малфоя.  ― Не стоит мараться, мистер Блэк, ― сказала Дафна. ― Нас это, как я сказала, не спасёт. Если мы не дадим положительного ответа на их притязания, нас приговорят к поцелую дементора или, чего хуже, посадят в Азкабан.  ― С каких это пор Азкабан хуже, дорогая Дафна? ― не понял он.  ― Вы всё-таки не дочитали до конца, милый мистер Блэк, ― грустно улыбнулась Дафна.  Она развернулась к подруге, вновь беря у неё газету и показала ему. Он начал читать, шевеля губами.  ― Это ― что? ― вдруг закричал он, заставив её отпрянуть. ― Это ― что, я вас спрашиваю? Это как называется?!!  ― Можете представить себе нашу реакцию, ― усмехнулась миссис Гринграсс.  ― Это называется бордель, сексуальное рабство и изнасилования, ― пояснила Дафна.  ― Простите, ― растерянно сказал он.  ― За что, мистер Блэк? ― спросила миссис Гринграсс. ― Вы-то ни в чём не виноваты!  ― Я их всех поубиваю! ― вдруг снова заорал он. ― От этого чёртова Министерства камня на камне не оставлю! Малфоев лично придушу!  Он выбежал в коридор и снова начал колотиться головой о стену.  ― Вам пора идти, Панси, ― сообщила Дафна. ― Мне самой стоит больших усилий не впасть в истерику...  ― Если я его сейчас выведу на улицу, то он накинется на авроров, что дежурят у входа, и прикончит их, ― прикусила она губу. ― Ты же видишь, он совсем рехнулся от прочитанного. Я его уже успокоить не смогу.  ― Ты не против, если я попробую? ― спросила Дафна.  ― Делай, что хочешь, ― кивнула она.  ― Что хочу? ― хитро переспросила Дафна.  ― Заодно посмотрим, как у вас обоих обстоит дело с тормозами, ― согласилась она.  Дафна вышла в коридор и подошла к нему, наблюдая, как он, тихонько чертыхаясь между ударами, методично колотит лбом в стену.  ― Права Паркинсон, ― донеслось до Гринграсс его бормотание. ― Безмозглый тупица. Тебя поимели, как щенка. Все поимели. Вот оно, за что ты боролся с сияющими глазами. Идиот. Дебил. Дурак. Балбес.  ― Мистер Блэк, ― позвала Дафна его, встав совсем рядом. ― Мистер Блэк!  Он перестал колотиться головой, тяжко вздохнул и повернулся к ней. Первое, что Дафна заметила ― что он всё-таки рассадил себе голову, а потом подумала, что удивительно, до чего у него крепкая черепушка.  ― Да, мисс Гринграсс, ― неожиданно спокойным тоном спросил он.  ― Вы могли бы меня звать Дафна, ― предложила Гринграсс.  ― Принято, ― согласился он. ― А вы тогда зовите меня Милый.  ― Вы по-прежнему не скажете мне своё имя? ― удивилась Дафна.  ― Моё имя ― Гарольд, и я его не очень люблю, ― сообщил он. ― Вы же не называете свою подругу Персефоной?  ― Хорошо... милый, ― медленно кивнула Дафна. ― Мы можем перейти на ты?  ― Вы думаете, мы достаточно знакомы? ― спросил он.  ― Я думаю, что это, пожалуй, всё, что нам осталось он знакомства, ― грустно сказала Дафна.  ― Почему? ― отказался поверить он в её намёк.  ― Потому, ― ответила Дафна. ― Нам нужно дать ответ в течение трёх дней. Это всё отведённое мне время. Я ещё попытаюсь уговорить Асторию не последовать за мной... ― она замолчала, отвернувшись в сторону. Он спокойно ждал. ― У меня к тебе ещё одна просьба.  ― Что будет угодно, ― склонил он голову.  ― Ты хорошо целуешься? ― спросила Дафна.  ― Я никогда не целовался с собой, ― признался он. ― Может, лучше спросить Панси?  ― Хорошо он целуется, хорошо, ― заверила она, уже незаметно подойдя к ним. ― Милый, я не уверена, что Дафна решится сама тебя попросить, но ей очень хотелось бы, чтобы ты её поцеловал. Если, конечно, такая просьба не звучит слишком...  ― Звучит, ― согласился он и шагнул к Дафне, осторожно кладя руки ей на талию. ― С другой стороны, если хорошенько подумать, то ― Блэк я или не Блэк?Глава 12  Выйдя от Гринграссов, он собрался было аппарировать, но она придержала его за руку.  ― Если ты не против, давай немного прогуляемся.  Немного ― это час-полтора пешей прогулки. Он удивлённо поднял брови:  ― Что это ты?..  Она молча взглянула на него, не ответив. Они снова прошли под мантией-невидимкой мимо авроров ― ношение положенной ему дважды геройской он сразу исключил ― и вышли на параллельную улицу. Шёл небольшой дождь, но он отскакивал от них под воздействием заклинания. Некоторое время они шли, не разговаривая, а потом она вдруг подняла левую руку ладонью кверху, замедлила шаги и остановилась. Он с удивлением глядел на её ладонь, а потом осторожно, словно боясь ошибиться, положил сверху свою. Она тут же крепко сжала её, опуская, но он остановил её и обнял, прижимая, так и не отпустив сцепленных рук.  ― Ты что это, козлина? ― спросила она, с вызовом глядя ему в глаза. Он наклонился и поцеловал её.  ― Ты знаешь, накатило, ― объяснил он. ― Ты идёшь рядом такая...  ― Какая? ― требовательно спросила она.  ― Такая... ― он беспомощно поднял глаза к серому небу, словно прося помощи, а потом снова опустил к ней. ― Уродливая. Знаешь, Паркинсон, ты ― самая уродливая тёлка на свете. Самая злобная и отвратительная.  ― Тёлка? ― хмыкнула она.  ― Ну да, ― подтвердил он. ― Тёлка. Баба, в смысле. С дойками.  ― С дойками? ― возмутилась она. ― Это у кого ты дойки нашёл?  ― Ну, не прыщи же, ― пояснил он. ― Помнишь, мы это уже выяснили.  ― Это ты мои хорошенькие аккуратненькие... ― задохнулась она.  ― Дойки, ― подсказал он.  ― Таким ужасным словом? ― закончила она.  ― Слов из песни не выкинешь, Паркинсон, ― пояснил он, отпуская её, и потянул за собой. Она шла сзади, немного упираясь, позволяя себя практически волочь, как непослушного ребёнка. ― Мне, что, тебя до самого Пакэма так тащить? ― обернулся он к ней. Она встала, исподлобья на него глядя, продолжая крепко держать его за руку. ― Что? ― спросил он.  ― Сегодня я испытала новое чувство, Поттер, ― сказала она.  ― Лопнул прыщ на заднице? ― спросил он. ― Поздравляю!  ― Я серьёзно, ― заявила она требовательным тоном.  ― Твои чувства никого не волнуют, ― сказал он, глядя ей в глаза. ― Всё, что волнует ― сиськи, задница и прелести между ног.  ― И всё? ― спросила она, от изумления открыв рот.  ― Точно, про рот забыл, ― вспомнил он, взглянув на неё. ― Когда он молчит и на моём члене.  ― Сегодня на твоём члене, похоже, будет только твой рот, ― зло сказала она. ― Не забудь всё проглотить, как хороший мальчик!  Она вырвала свою руку и пошла вперёд по улице. Он, глядя ей вслед, пожал плечами, а потом свернул в сторону и пошёл по перпендикулярной. Клокоча от злобы, она прошла пару десятков метров и, не слыша его шагов, обернулась, чтобы посмотреть, отчего он за ней не идёт. Не увидев его на улице, она сорвалась с места туда, где видела его последний раз и, заглянув за угол, увидела его удаляющуюся спину. Она остановилась, глядя ему вслед. Он обернулся, прошёл несколько шагов спиной вперёд и остановился. Она ждала. Он демонстративно, чтобы она видела, сделал шаг к ней и остановился. Она тоже сделала шаг. Он медленно пошёл, и она тоже зашагала ему навстречу. Они встретились где-то посередине.  ― Я прошёл меньше, ― с кривой ухмылкой сказал он, остановившись вплотную к ней, так, что их лица ― запрокинутое её и опущенное его ― оказались совсем рядом. ― Ты проиграла.  ― Просто на твоих коротеньких кривульках далеко не уйдёшь, ― отозвалась она. ― Пожалела я тебя, убогого.  ― Будет ещё меня моя соска жалеть, ― возразил он.  ― Вот, значит, кто я тебе, ― ахнула она. ― Соска?  ― А кто? ― вдруг стал он совершенно серьёзным. ― Кто ты мне, Паркинсон?  Она опустила голову и отвела глаза в сторону. Ей бы самой хотелось, чтобы он дал ей ответ на этот вопрос. Более того, она точно знала, что примет его суждение, как бы дико оно для неё не звучало.  ― Может, всё-таки грелка? ― спросила она, с сомнением на него поглядев.  ― Пусть будет грелка, ― благодушно согласился он. ― Моя постель ещё никогда не была такой тёплой.  ― Моя тоже, ― сказала она, вновь протягивая ему руку. Он ухватился за неё и поднёс к губам. ― Ты ― скотина, Поттер, ― со вздохом добавила она.  Сначала он хотел пойти на набережную, но моросящий вперемешку с просветами солнца дождик навёл его на мысль, что на набережной может оказаться не совсем уютно.  ― Ты знаешь, что Пакэм в другой стороне? ― спросила она.  ― Я в курсе, ― ответил он, заворачивая в большой сквер, в котором приметил заведение общепита со столиками под зонтиками и вкусно дымящим мангалом.  ― Ты голоден? ― спросила она. ― Мы могли бы остаться на чай у Гринграссов.  ― Я всегда голоден, ― сказал он, усаживая её за столик и подзывая официанта с меню. ― И ― нет, мы не могли остаться у Гринграссов. Мы и так злоупотребили их гостеприимством.  ― Тебе стоило всё-таки поцеловать Дафну, ― пробурчала она. ― Может, тебя бы ещё и завтраком накормили.  ― У меня уже есть грелка в постель, ― отозвался он, раскрывая меню. ― К тому же, готовая поглотить всю производимую мною сперму. Зачем мне ещё одна?  ― Резонно, ― сказала она, вытаскивая ноги из туфель и укладывая ему на колени. Он машинально опустил руку под стол, и она прикрыла от удовольствия глаза, когда он стал мять пальчики один за одним. Она хихикнула.  ― Что? ― подозрительно посмотрел он на неё.  ― Как она от тебя ломанулась! ― снова хихикнула она.  ― Дикая какая-то, ― хмыкнул он. ― Никакого представления о правилах хорошего тона!  ― Ну, ещё бы! ― она надула щёки и низким голосом начала его передразнивать: ― Дорогая Дафна, позволь тебя поцеловать. Правда, у меня рот полон собственной спермы, так что, если почувствуешь необычный вкус... Дафна, ну куда же ты? Куда? А поцеловать?  ― Во-во, ― строго сказал он. ― А что бы было, расскажи мы ей всю историю?  ― Я думаю, она бы сломалась на том месте, где ты кончил мне в рот, представляя, как трахаешь свою грязнокровку, ― напомнила она. В воздухе повисла неловкая пауза. Пришёл официант, и он заказал кофе, чая и шашлык. Она попросила чай и салат.  ― Там вторая ножка есть, ― напомнила она, и он переключился на пальцы другой ноги. ― Скажи мне честно, ― спросила она, ― ты её хочешь?  ― Как ты себе это представляешь? ― удивился он. ― Я превращусь в пуделька и буду дёргаться, прижавшись к твоей ноге, пока не кончу?  Она сначала было не поняла, про что он говорит, а потом звонко расхохоталась, представив себе эту сцену.  ― Тише ты, ― поморщился он. ― У меня от твоего лошадиного ржания мигрень начинается.  ― Я не про ногу, Поттер, ― со смехом сказала она. ― Я про грязнокровку.  ― Про Гермиону? ― переспросил он. ― Нет, не хочу.  ― Тогда почему же... ― начала она и умолкла на полуслове.  ― Сегодня я впервые в жизни увидел, что у неё есть булки, ― со вздохом сказал он.  ― Булки? ― переспросила она.  ― Булки, ― кивнул он. ― И сиськи... У Гермионы есть сиськи...  ― А раньше ты не замечал? ― спросила она.  ― Дурак! ― пожал он плечами. ― Занимался какой-то ерундой. Какими-то Волдемортами, ― она привычно вздрогнула, услышав имя Тёмного Лорда, ― спасением какого-то мира... Как будто этот мир просил его спасать. Да пошло оно!  ― Сиськи лучше? ― спросила она. Он посмотрел на неё, как на идиотку. ― Понятно. То есть, теперь, когда ты дорвался до сисек, спасать ты уже никого не будешь?  ― Не-а, ― помотал он головой. ― У меня свой путь.  ― И какой же? ― спросила она.  ― Сегодня вечером трахать тебя, пока ты не запросишь пощады... ― сказал он.  ― Не дождёшься! ― с вызовом сказала она.  ― Все вы так говорите, ― он снова пожал плечами. ― ...А утром найти себе и тебе очередное смертельно опасное приключение, ― закончил он.  ― А как же несправедливость? ― продолжала она пытать. ― Тебя разве не трогает то, что сейчас творится в магическом мире?  ― Не-а, ― снова сказал он. Официант принёс заказ, и он сделал паузу, пока тот расставлял тарелки и чашки. ― Всё, Паркинсон, просто.  ― Просто? ― удивилась она.  ― Да, просто, ― кивнул он, закинул в рот отрезанный кусок мяса и замолчал, пережёвывая. ― Сколько сейчас так называемых Героев?  ― Я не знаю, ― ответила она. ― Тридцать? Сорок?  ― Не менее сотни, ― поправил он. ― А то и больше. Люди все кристально, как предполагается, чистой совести. Многие ― мои друзья. И что? Кто-то возмущается? Гермиону больше волнуют её влажные мечты, в которых я залезаю к ней в трусы, чем какой-то там указ Министерства, делающий часть нашего мира фактически рабами. Джинни, заметь, тоже. Рон, насколько я понял по рассказам Гермионы, уже вовсю пользуется своим положением...  ― Я поняла, ― сказала она. ― Можешь не продолжать.  ― Я и не собирался, ― пожал он плечами. ― Меня возмутили не указы, понимаешь?  ― А твои друзья, ― сказала она.  ― Да, ― кивнул он. ― Мяса хочешь? Очень вкусно, кстати.  ― Не откажусь, ― сказала она, и он положил ей пару кусочков. ― А Дафна?  ― А при чём тут Дафна? ― не понял он.  ― При том, что она умрёт, ― пояснила она.  ― Её семь лет учили держать палочку в руках, ― тихо сказал он. ― Как и её мать. Астория уже должна была пройти курс защиты от тёмных искусств. Вместо того, чтобы пойти и разворошить это осиное гнездо, как минимум, дорого продав свои жизни, они играют, кто скорее найдёт спрятанный в шкафу с ингредиентами пузырёк с ядом... Как я могу им помочь?  ― Не каждый способен убить другого, ― так же тихо ответила она. ― Даже если тот другой ― негодяй.  ― Тебе-то это известно лучше всех, правда, Бездарная Волшебница? ― участливо спросил он. Она закрыла глаза и с усилием выдохнула через плотно сжатые зубы.  ― Ты знаешь, я хотела с тобой поделиться, что бы я сказала человеку, которого бы полюбила на всю жизнь... ― произнесла она.  ― Мне это не интересно, идиотка, ― вяло отмахнулся он.  ― Не такого тупого козла, как ты, ― пояснила она. ― Я бы ему сказала... Я бы ему сказала...  ― Не тупи, Паркинсон, ― посоветовал он. ― Ещё не заики мне не хватало...  ― Я бы ему сказала, ― медленно промолвила она. ― Сказала бы... Мой любимый, мой единственный... Как хорошо, что ты нашёл меня в этом лесу... Зажёг огонь в моём сердце... Каждый миг с тобой ― нега для меня и пытка оттого, что мы с тобой не можем слиться ещё плотнее. Когда ты отпускаешь мою руку, моя душа плачет, словно мы расстаёмся навек. Когда ты трогаешь меня, моё сердце бьётся, словно птица в клетке, моля меня выпустить его к тебе. Я живу только тобой и только для тебя, долгожданный мой...  Он с силой впечатал салфетку в стол так, что посуда зазвенела, и на них обернулось несколько посетителей из-за соседних столиков.  ― Меня сейчас стошнит! ― прошипел он, отодвигая от себя тарелку. ― Весь аппетит мне испортила, дура! ― он поглядел на слабую улыбку на её устах и усмехнулся: ― Ну, что, довольна, страшилище?  ― Ага, ― кивнула она, пододвигая к себе его тарелку. ― А мясо ― действительно вкусное! А ты, раз у тебя руки освободились, займись там моими ножками!  Далее он молча потягивал свой кофе с мрачным выражением на лице, пока она доедала за него шашлык. Она заказала на десерт тирамису и, когда его принесли, обулась и, обойдя стол, стала протискиваться к нему на колени.  ― Куда лезешь, корова? ― недовольно спросил он.  ― Давай, Поттер, двигайся, ― скомандовала она. Он подвинул стул, чтобы она могла влезть, и она уселась к нему лицом, опираясь спиной на стол. Подхватив ложечку и вазу с десертом, она принялась его кормить, сюсюкая и вытирая размазанный ею же крем с его лица.  ― Ну, давай, маленький, ещё ложечку, ― приговаривала она, сама раскрывала рот, показывая, как нужно сделать и захлопывала его вместе с ним, заталкивая слишком много и снова мажа его в креме. ― Вот, умничек! ― она доставала салфетку и вытирала ему лицо. ― Так, а теперь ложечку за маму! ― и он снова послушно раскрывал рот ― не съесть ложечку за маму не было никакой возможности. Тирамису кончился, и она нашла принесённую с кофе маленькую шоколадку.  ― Шоколад будешь? ― спросила она и, не дожидаясь ответа, развернула шоколадку и зажала её между зубов. ― Вувеф! ― уверенно сказала она, наклоняясь к нему. Он откусил торчащий кусочек и приник к ней губами. Она ответила на поцелуй, спешно глотая шоколад, чтобы освободить язык.  ― Поттер, ― спросила она, отрываясь, ― а что это за палка упирается мне между ног?  ― А, это мой друг, ― сказал он. ― У вас с ним свидание сегодня вечером.  ― А раньше нельзя? ― нетерпеливо спросила она.  ― Муффлиато, ― сказал он, взмахнув палочкой. ― Репелло Магглетум!  ― Ты что задумал? ― с восторженным ужасом в голосе спросила она.  ― Я, надо сказать, тоже уже весь извёлся, ― пояснил он.  ― Поттер! Ты совсем с ума сошёл! ― притворно упрекнула она его, расстёгивая ширинку и доставая из трусов член.  Едва тот выпрыгнул наружу, она с едва слышным стоном запрокинула голову, обеими руками наглаживая и тиская его. Он положил руки ей на бёдра и двинул вверх, задирая юбку.  ― Что я делаю? ― глядя на него безумными глазами, прошептала она. ― Среди бела дня в самом центре Лондона!  Он переместил руки ей на зад и начал мять ягодицы, а потом потянул вниз трусы. Она приподнялась, чтобы помочь ему, и он стянул её бельё до середины бёдер. Она на секунду выпустила член, пропуская трусы над ним, а потом сразу загнула его ко входу в щёлку, с блаженным мычанием водя там головкой. Головка скользила легко, и он понял, что она вся взмокла, пока его кормила. Он нетерпеливо дёрнул тазом, и она снова привстала, вставляя в себя член.  ― А-а-а! ― застонала она, когда головка с трудом скользнула внутрь, и вцепилась зубами ему в плечо. Он, не расстёгивая, просунул руку ей под рубашку, под лифчик и осторожно взял грудь в руку, зажимая сосок между большим и указательным пальцем, а другую положил на её ягодицу, сжимая её, что есть сил. Она немного подвигала тазом, привыкая, и толчками начала насаживаться на него, издавая всё громкие стоны.  ― А! А-а! А-а-а! ― кричала она, загоняя член в себя всё глубже. Когда она полностью его в себя вобрала, она выгнулась, издав протяжный стон, и он почувствовал, что её щёлка судорожно сокращается на члене. ― А-а-а! ― закричала она и упала ему на шею, тяжело дыша. Он продолжил ласкать её грудь, катая между пальцев затвердевший сосок. Другой рукой он стал гладить её бедро, нежно сжимая, а губами захватил мочку уха и начал теребит её языком.  ― Поттер, ― пробормотала она. ― Нас точно никто не слышал?  ― Тш-ш! ― прошептал она ей на ухо.  Она стала медленно вращать задом, при этом пытаясь мышцами сдавить член. Он положил обе ладони ей на талию, сжимая в руках, а потом сдвинул руку на ту грудь, что ранее осталась без внимания.  ― Поттер, они тебе нравятся? ― едва слышно простонала она, упираясь в него лбом.  ― Больше жизни, ― ответил он.  ― Жизнь ты не очень-то ценишь, ― напомнила она.  ― Больше всего на свете, ― поправился он.  ― Они ― твои, Поттер, ― сказала она, начиная двигаться интенсивнее. Теперь она опускалась на него, выгибала таз и напрягала мышцы, а потом начинала подниматься, и у него создавалось ощущение, словно она его таким образом доит. Она снова тяжело задышала, взвизгивая в моменты, когда неосторожно опускалась на него слишком глубоко, а потом начала орать благим матом. Его член сжало так, что у него в глазах потемнело, а она продолжала прыгать на нём, безумно крича и царапаясь. Не выдержав, он громко застонал, и она сразу же присоединилась к нему, вытягивая бьющую в неё сперму до самой последней капли.  ― О-о-о! ― простонала она, лёжа у него на плече, когда он неосторожно пошевелился. ― По-о-оттер! Скоти-и-ина! Ты меня чуть на разорва-а-ал!  ― Это ― только начало, ― пообещал он ей на ухо. ― Вот, доберёмся до дома...  ― До какого дома? ― встрепенулась она, выпрямляясь, и снова охнула, поскольку его член и не подумал опадать посте кульминации, и сейчас снова рывком вошёл в неё на всю длину. ― А-а-а! ― прошептала она. ― По-о-оттер!  ― До моего, ― пояснил он. ― Кингсли нас уже всё равно видел...  Она его уже не слушала, снова начав медленно двигать тазом. Он поднапрягся, вместе с ней поднялся со стула и уложил её на свободное от посуда пространство на столе. Пока он её кантовал, она вздыхала и охала. Он положил её ноги себе на плечи и поставил свою на стол, нависая над ней. Она нетерпеливо притянула его к себе руками, и он стал двигаться ― сначала медленно и осторожно, а потом всё размашистей и сильнее, заставляя её крутиться, кричать и стонать. Вдруг она крепко схватила его за торс, останавливая, и он послушно замер.  ― А всё равно ― не запрошу, ― сказала она, глядя на него почти пьяными глазами. Он мощно двинул тазом, ещё и ещё, вбивая в неё член до упора, и она, выгнувшись, закричала, царапая ему кожу на руках. Он почувствовал, что кончает, и замер в ней, толчками выплёскивая сперму. Она раскинула руки в стороны, чудом не разбив чайную чашку и томно простонала: ― О, Мерлин, до чего я дошла?!!  ― Сколько раз? ― заботливо спросил он.  ― Что ― сколько раз? ― не поняла она.  ― Дошла ― сколько раз? ― поинтересовался он.  ― Дурак! ― оттолкнула она его ногой. Он взял со стола несколько бумажных салфеток, чтобы вытереть член прежде, чем убрать его в штаны, при этом не отрывая взгляда от её промежности. Махнув ногой, она рывком села и тоже стала вытираться. ― Мне срочно нужно в душ! ― заявила она, осознав всю тщетность своих усилий.  ― Погоди, ― кивнул он и полез в сумку, где у него были маггловские бумажки. Прикинув, сколько нужно заплатить, он положил на стол пару из них. Она уже натянула трусы и вскочила со стола, крутя при этом задом, поскольку в мокрых трусах ей было неудобно. Он подхватил её сумку тоже, крепко притиснул её к себе и аппарировал.  ― Это что? ― удивлённо спросила она, глядя на расходящиеся перед ней дома, между которыми появился ещё один. ― Куда ты меня затащил?  ― Гриммо, двенадцать, ― ответил он. ― Дом.  ― Твой дом? ― уточнила она.  ― Дом, ― повторил он.  ― И там есть душ? ― с недоверием спросила она.  ― Это Айлингтон, ― сказал он, ― а не Пакэм.  ― Ну, хорошо, ― с сомнением протянула она. ― Попробуем.  Он потянул её за руку по ступенькам, открыл дверь и впустил внутрь. Она оглядывалась по сторонам с интересом, а он ― с грустью. Когда из воздуха с хлопком вывалился домовой, она взвизгнула от неожиданности и спряталась у него за спиной.  ― Хозяин, ― надменно произнёс тот.  ― Кричер, ― кивнул он. ― Как ты?  ― Да ничего, копчу небо помаленьку, ― ответил эльф. ― Я волновался, хозяин!  ― Прости, Кричер, ― склонил он голову. ― Так получилось.  ― Я рад, хозяин, ― сказал домовой. ― Ты вернулся. Теперь всё наладится.  ― Я бы на это не рассчитывал, ― усмехнулся он.  ― Если хозяин жив, то остальное будет в порядке, ― задрал нос Кричер.  Он обошёл эльфа, направляясь к лестнице. Ей было видно, как в портрете, самом ближнем ко входу, появилась дама с хищным лицом и открыла было рот, чтобы начать его распекать, но так и застыла, удивлённо на него глядя.  ― Ре... Регулус? ― спросила дама в портрете, не веря своим глазам. Он молча помотал головой. ― Сириус? ― снова спросила дама, на этот раз уже поджав губы.  ― Нет, бабушка, ― вздохнул он. ― Это я, Гарри.  ― Гарри?!! ― завизжала дама. ― Гарри Поттер?!! Чёртов полукровка, у которого ещё и хватило наглости называть меня бабушкой?!!  Дама вдруг озадаченно умолкла, глядя на него, а потом расхохоталась демоническим смехом:  ― Ай, да Сириус, ай, да пострел! Успел, значит, наставить рога этому оленю!  ― Не надо! ― мягко попросил он.  ― Что ― не надо? ― злобно спросила дама. ― Это не меняет того факта, что ты ― полукровка, внучек! ― и она снова завопила. ― А я ненавижу полукровок!!!  От ужасающего шума она зажала уши ладонями. Дама перестала кричать, наконец-то обратив на неё внимание.  ― Кого это ты притащил, внучек? ― спросила она. ― Ещё одна самка маггла?  Она оправилась, насколько ей позволяли слипающиеся ноги, и присела в неуклюжем книксене:  ― Персефона Паркинсон, мадам!  ― Паркинсон? ― спросила дама. ― Не очень-то ты похожа, те двое оба были брюнетами...  ― Душ ― там, ― вклинился он, показывая ей дорогу.  ― Я тогда пойду? ― спросила она. ― А то у меня уже носки промокли...  ― Да, давай, ― махнул он рукой.  Она засеменила в указанном направлении, а он, дождавшись, пока она закроет за собой дверь, снова обратился к Вальпургии Блэк:  ― Я хотел завесить ваш портрет, с вашего позволения, разумеется.  ― Это зачем ещё? ― подозрительно спросила дама.  ― Для вашего же спокойствия, ― заверил он. ― И ещё... Если услышите какие-то непонятные звуки...  ― И это теперь называется слизеринка? ― спросила Вальпургия, начав закипать. ― Ещё даже не вышла замуж, а уже занимается развратом с каким-то полукровкой?  ― Мы скоро поженимся, бабушка, ― пообещал он.  ― И не называй меня бабушкой! ― закричала Вальпургия.  ― Как скажете, бабушка, ― сказал он.  ― Это правда, хозяин? ― спросил возникший рядом с плотным одеялом в руках Кричер.  ― Судя по всему, да, ― ответил он. ― Кстати, бабушка, ― сказал он, закрепив один угол одеяла на картине, ― чуть не забыл. Я опять убил Волдеморта.  Не обращая внимания на вопли Вальпургии, он замотал портрет в одеяло и прислушался. Было, конечно, слышно, но совсем тихо.  ― Она там не задохнётся? ― с тревогой спросил Кричер.  ― Ты что, Кричер, она же портрет, ― удивился он. ― Как она задохнётся, если она не дышит?  Когда она вышла из душа, одетая в халат китайского шёлка персикового цвета, в коридоре было тихо. Она усмехнулась, увидев замотанный одеялом портрет, от которого доносилось невнятное бормотание, зашла на кухню с большим столом, снова прошла прихожую и оказалась в просторной гостиной с камином, перед которым на полу лежала явно тёплая шкура какого-то крупного зверя, большими витражными окнами и заставленной книгами стеной. Он сидел на кожаном диване и разглядывал альбом с колдографиями. Едва она вошла, он сразу поднял голову, и она готова была поклясться, что на какой-то миг на его лице промелькнуло выражение радости, но тут же исчезло, сменившись его обычной презрительной гримасой. Судя по шёлковому халату, он тоже нашёл время помыться.  ― Успела осмотреться? ― спросил он. ― И как тебе?  ― Если ты рассчитывал произвести на меня впечатление... ― начала она.  ― Ну, ну, ― усмехнулся он и встал. ― Пойдём, я покажу тебе фронт работ.  ― Каких работ? ― спросила она.  ― Ты же ― грелка, ― напомнил он ей. ― Давай, вверх по лестнице! ― и, чтобы придать ей решительности, он шлёпнул её по обтянутому шёлком заду.  ― Что ты себе... ― обернулась она к нему, шипя, но, увидев восторженное выражение у него на лице, лишь хмыкнула, развернулась и пошла на второй этаж.  Лестница привела её к коридору, в который с обеих сторон выходили двери.  ― И куда? ― спросила она.  ― Куда понравится, ― ответил он.  Она открывала одну дверь за другой и проходила мимо. Там были спальни ― разных цветов и стилей ― которые она придирчиво рассматривала, запоминая. Открыв четвёртую дверь, она остановилась. Там была светлая комната ― хотя, можно было её даже назвать залой ― с пятиметровыми потолками, большим окном во всю стену, завешенным тюлевыми занавесками, и дверью на балкон, за которым виднелся сад, пусть немного запущенный, но всё же очаровательный. Посреди залы стояла просторная кровать ― на ней легко можно было играть в пятнашки. Комод и трюмо у стены, пара стульев и ещё одна шкура на полу. Она вопросительно поглядела на него, а он в ответ пожал плечами.  Она зашла, медленно обходя комнату вдоль стены, которой она касалась кончиками пальцев. Сделав круг, она остановилась перед кроватью, положила на неё руку, пробуя на ощупь, и тут же почувствовала толчок в спину, который завалил её ничком. Она сразу перевернулась на спину и поползла от него к центру, одновременно распуская пояс. Полы халата разошлись, демонстрируя ему полное отсутствие одежды под ним. Одним движением он сбросил свой халат и забрался на кровать вслед за ней. Она призывно на него смотрела, и он навалился на неё сверху, обнимая. Она провела когтями по его спине, а он стал целовать её плечи, двигаясь к шее. Она запрокинула голову, подставляя кожу под его поцелуи, а потом повернулась, встречая его губы своими.  Их языки сплелись, и она замычала, когда он провёл руками вдоль её спины и крепко ухватили за ягодицы. Она сразу же обвила его ногами, высвобождая руки из халата, но он не торопился, исследуя руками её тело, которое призывно изгибалось им навстречу. С её губ он перешёл на лицо, нос, щёки и подбородок, награждая каждый миллиметр её кожи поцелуем. Она сначала запрокинула голову в экстазе, а потом притянула его к себе, отвечая ему тем же самым ― целуя везде, куда может дотянуться. Он переключился на её шею и плечи, целуя и покусывая, и она снова со стоном откинулась на кровать, руками взъерошивая его волосы и царапая когтями спину. Пару раз она сладко зашипела, когда он укусил её слишком сильно, и начала кусать в ответ.  Он перекатился на бок, позволяя ей перехватить инициативу, и она этим воспользовалась, толкнув его на спину, чтобы самой уже начать целовать его торс. Так же, как она до этого, он замер, предоставив ей действовать, и запустил руку ей в волосы. Её поцелуи начали спускаться вниз по животу, и он остановил её, снова притягивая к себе и находя её губы. Она сразу же запустила язык ему в рот, и он начал посасывать его и губы. Он снова перевернулся, укладывая её на лопатки, взял её груди в руки и приник к одной из них поцелуем. Сначала он целовал по кругу вокруг соска, затем начал водить языком по сужающейся спирали. Она прикусила губу от нетерпения, а он стал теребить сосок языком, затягивая его в рот. Он с силой втянул в себя сосок, вращая вокруг него языком, и она издала тонкий стон, потом ещё один и ещё. Она снова сжала его бёдрами и начала призывно тереться лобком о его живот, но он не торопился заканчивать с её грудью, а лишь выпустил изо рта сосок и тут же поймал языком другой.  ― М-а-а! ― выдохнула она, продолжая извиваться.  Он протянул ей одну руку, и она принялась сосать и облизывать его пальцы, изредка позволяя себе их покусывать, а он тем временем спустился на её живот, лаская его языком и губами.  ― Я сейчас сойду с ума, ― прошептала она, когда он начал целовать её кудрявый лобок, приподнимая ладонями зад. ― Что ты со мной делаешь?  Его язык опустился в ложбинку между губок, осторожно трогая капюшон клитора и сам клитор. Она затихла, словно боясь его спугнуть. Так же нежно он провёл языком вдоль промежности, раздвигая малые губки. Она услышала, как он с наслаждением вдыхает воздух носом, при этом вылизывая истекающую соком щёлку. Он спустился к самому устью и ввёл в неё язык до упора, вжавшись в неё лицом. Когда он начала там вращать языком, она не выдержала, обхватила его голову руками и с силой вдавила в себя, пытаясь загнать его ещё глубже. Он вывернулся, чтобы вдохнуть, и снова погрузил в неё язык.  Она застонала, а он стал облизывать и обсасывать малые губки и вокруг них, постепенно двигаясь наверх. Она замерла в ожидании, вцепившись в одеяло, и он наконец-то добрался до клитора, на этот раз уже с силой надавливая языком. Она помогла ему рукой, растянув губки в стороны и наверх так, что из-под капюшона показалась розовая бусинка и он, всосав клитор между губ, стал теребить его языком. Она застонала, изгибая таз навстречу движениям его языка, и ещё сильнее потекла. Он смочил два пальца в её соках и ввёл в щёлку, сразу начав ими там двигать. Это привело её в совершеннейшее неистовство, она начала кричать и с дикой скоростью крутить задом, а потом его пальцы сжало, а на руку брызнула струя пахучей жидкости.  Он замер, поскольку она судорожно стиснула бёдра, зажав его голову, а потом повернулась набок, скуля и постанывая. Потом она отпустила его и потянула к себе, раздвигая ноги, и он с готовностью вошёл в неё, вызвав протяжный крик. Он навис над ней на вытянутых руках, двигая тазом, как поршнем, с силой загоняя в неё свой член, и она почти тут же снова стала кончать, обхватив его руками и ногами и изо всех сил сжимая, что и его сразу привело к кульминации, он вошёл в неё до упора, выгнулся и закричал, выплёскивая сперму.  Она, постанывая, притянула его к себе, и он, подогнув руки, лёг на неё, удерживая вес на локтях. Она продолжала гладить его спину и ягодицы и трепать его волосы. Еще через несколько минут она со смехом пожаловалась:  ― С виду ― сплошные кости, но до чего же тяжёлый!  Он приподнялся, позволяя её вздохнуть, и снова придавил её.  ― Слезай, раздавишь! ― с натугой сказала она.  Он снова приподнялся, нависая на ней и стал разглядывать её лицо.  ― Что? ― спросила она. ― Потерял что-то?  ― Как я раньше не замечал, ― сказал он, жадно скользя по ней взглядом, ― до чего же ты уродливая!  ― Сам же признался, ― ответила она. ― Спасал мир, и не до сисек было.  Он склонил голову и поцеловал её в лоб, в висок и двинулся вниз по щеке. Она извернулась и подставила ему губы.  ― Ф-фу-у-у! ― сказала она, когда он оторвался. ― Ну и запах.  Она оттолкнула его, и он лёг рядом, глядя ей в глаза. Она положила щёку ему на плечо и тоже стала разглядывать его, чему-то при этом улыбаясь так заразительно, что он поневоле тоже ей улыбнулся.  ― Холодно, ― шепнула она, зябко к нему прижимаясь.  Он подтянул край одеяла, на котором они лежали, и укрыл обоих. Она спрятала лицо у него на груди, и через несколько минут он по её дыханию понял, что она спит.Глава 13  Проснувшись, она некоторое время глядела в темноту, пытаясь сообразить, где находится. Большое пустое пространство вокруг пугало, а в темноте и тишине мерещились страшилища. Она поняла, что чего-то недостаёт, и раскинула в стороны руки и ноги в поисках пропажи. Его не было. Она перекатилась и наткнулась рукой на халат, в котором пришла. Нащупав в кармане палочку, она зажгла неяркий Люмос и зажмурилась, давая глазам привыкнуть к свету.  В темноте спальня, в которую она сегодня зашла, выглядела огромной и пугающей, и ей подумалось, что стоит над кроватью сделать какой-нибудь балдахин для уюта, а потом, поймав себя на этой мысли, разозлилась.  ;Что, планы уже строишь, Панси? ― спросила она себя.  Его в комнате не было. Однако, уходя, он задвинул плотные гардины, и не было ясно, темнота за окном или нет. Прислушавшись к внутренним ощущениям, она решила, что всё-таки темнота, но ещё вечер, а не ночь. Она завернулась в халат и слезла с кровати, снова поймав себя на мысли, что предпочла бы, чтобы он, если даже и не провожал бы её попку сейчас жадным взглядом, то хотя бы уютно сопел на подушке. Прямо в спальне нашлась и дверь в ванную, общую для двух комнат. Зайдя в неё, она зачем-то щёлкнула замком на второй двери, а потом залезла под тёплый душ, благодаря судьбу за то, что на свете есть Айлингтон.  Коридор и лестница были освещены неярким светом. Она попыталась вспомнить название того мха, из сока которого делалась специальная краска, которая светила в темноте, но ей не удалось. Плюнув на свою забывчивость, она тихо спустилась по лестнице и замерла, заглянув за угол.  Он сидел по-турецки на шкуре у камина, так, что ей он был виден в профиль. Время от времени он откусывал от одного из разложенных на стоящей рядом тарелке бутербродов, точнее, тостов, намазанных сыром и ещё чем-то, что она не могла разглядеть, и запивал это чаем из большой ― где-то на пол-литра ― кружки. Рядом с ним лежал какой-то альбом с колдографиями, и ещё один лежал на коленях. Он разглядывал картинки, некоторые трогал или любовно поглаживал, и ей была видна радостная улыбка на его губах. Она узнала этот альбом ― он без спроса взял его в её сумке!  Он вынул из альбома одну колдографию и с минуту держал перед собой, улыбаясь той счастливой девчонке, которой она была год назад. Прошлым летом она вернулась из школы, и родители были ещё живы, и она была счастлива... Он зачем-то приложил колдографию к груди и обнял обеими руками, а потом аккуратно вложил в тот, другой альбом, что лежал рядом с ним. Она спряталась за угол и прислонилась спиной к стене, пытаясь унять дрожь в коленках и стучащее набатом в уши сердце. Ноги таки подогнулись, она съехала по стене вниз и, положив подбородок на колени, принялась пальцами тереть виски. Меньше всего ей хотелось думать о том, что с ней происходит, и что всё это значит.  Она встала на четвереньки и тихонько поползла вверх по лестнице. Там она почувствовала, что силы к ней вернулись, и она может встать. Дойдя до двери в спальню, она, громко щёлкнув замком, открыла её и с шумом захлопнула, после чего, топая чуть сильнее, чем обычно, по коридору дошла до лестницы и спустилась вниз.  ― Поттер, ты где? ― крикнула она ещё с середины лестницы, чтобы уж наверняка.  Выйдя в гостиную, она поняла, что старалась напрасно, и он не воспользовался шансом спрятать альбом обратно и сделать вид, что ничего не произошло. Её альбом по-прежнему лежал у него на коленях.  ― Чаю хочешь? ― спросил он, когда она к нему подошла.  ― А если хочу? ― нахмурилась она.  ― Кухню сама найдёшь? ― поинтересовался он.  Скрипнув зубами, она развернулась, чтобы пойти на кухню, и чувствуя, что он её опять начинает бесить. Он поймал её за руку и потянул вниз. Она уселась так же, как он, и принялась сверлить его взглядом.  ― Вот, ― сказал он, подавая ей такую же кружку, как у него, и провёл над ней палочкой, снимая консервирующие чары, ― тебя ждала. Две ложки сахара и без молока. Как ты любишь.  ― Откуда тебе, идиоту, знать, как я люблю, ― недовольно пробормотала она. ― Поттер, ты, что, меня тут ждал?  ― Не ждал, а знал, ― поднял он вверх указательный палец. ― А это ― две большие разницы, как говорят у нас в Суррее.  ― Что значит ― знал? ― хмыкнула она.  ― Знал ― значит, знал, ― пояснил он. ― Зря, что ли, я грыз Хрустальный Шар Предсказания на уроках профессора Трелони?  ― Не зря, ― согласилась она. ― Бредить и нести околесицу ты научился.  ― Брускетта? ― пододвинул он ей тарелку.  Теперь она смогла, наконец, разглядеть поджаренные хлебцы с кусочком мягкого сыра на каждом, политые оливковым маслом и присыпанные мелко нашинкованными помидорами и луком. Она взяла один и откусила.  ― Мевин, какая гавофть! ― сказала она, толком не прожевав.  ― Купил книжку с рецептами, ― кивнул он, ― и решил попробовать. Вот, ещё...  Он показал на лежащие на тарелке кусочки мяса странной формы. Она взяла один и откусила. Брызнул сок, и ей пришлось подставить снизу другую ладошку. Он с непроницаемым лицом подал ей салфетку.  ― Что это? ― спросила она.  ― Ломтики дыни, завёрнутые в кусочки прошутто, ― пояснил он.  ― В кусочки чего? ― переспросила она.  ― Пармской ветчины, ― сказал он.  ― Отвратительно, ― сказала она, откусывая ещё раз. ― Чудовищно!  ― Если тебе так не нравится... ― пожал он плечами, отбирая тарелку.  ― Но-но! ― сказала она, забирая её обратно. ― Буду мучиться!  ― Может, не стоит? ― с сомнением произнёс он, протягивая руку.  ― Мальчик, тебе чего? ― сказала она, отодвигая от него блюдо. ― У тебя был шанс, теперь гуляй!  ― До чего же ты злобная тварь! ― сказал он, поднимаясь, и поцеловал её в лоб.  ― Иди-иди, ― напутствовала она его, беря с тарелки брускетту и откусывая кусочек. ― Здесь тебе не обломится!  Он ушёл на кухню и начал греметь посудой. Потом оттуда послышалось шипение масла на сковородке и потянуло вкусными запахами. Она с сожалением поглядела на тарелку, еда на которой подозрительно быстро кончилась, и приготовилась ждать, пуская слюнки. Он появился с большой тарелкой в руках, на которой было что-то горячее, но, как она ни тянула голову, разглядеть всё равно не смогла. Он уселся перед ней, и её взору предстала яичница из четырёх яиц с жареными колбасками, сладким перцем и луком, а с краю тарелки были навалены свежепожаренные тосты. Он поставил блюдо между ними.  ― Ну-с, что у нас там? ― спросила она, вытягивая шею.  Он молча протянул ей вилку, а сам оторвал кусочек от тоста и макнул в желток. Следующие несколько минут они усердно уничтожали ужин.  ― Лучше б не ела, ― разочарованно сказала она, наблюдая, как он последним кусочком тоста вымазывает остатки сока с тарелки.  ― Мне бы больше досталось, ― кивнул он.  Появившийся Кричер забрал грязную посуду.  ― Поттер, а что это ты тут делал, когда я пришла? ― спросила она, прищурившись.  ― Разглядывал твои колдографии, ― ответил он, потянувшись за альбомом. ― А одну даже упёр.  ― Зачем? ― спросила она.  ― Я её с собой буду носить, ― пояснил он. ― Если на меня нападёт страшный зверь, я ему просто покажу твою картинку, и он сразу окочурится.  ― Я тоже хочу, ― сказала она, когда он открыл альбом.  Он развёл руки в стороны, а она уселась к нему боком между ног, упираясь спиной в его поднятое колено. Он дал ей альбом и обнял за плечи, и она стала разглядывать фотографии, вполголоса комментируя:  ― Вот, я только родилась... А здесь мне год... А это я с мамой... ― она взглянула на него: ― Что скажешь?  ― Твоя мама была очень красивая, ― ответил он.  ― А я? ― спросила она.  ― Раньше ты была прехорошенькая, ― ответил он. ― А потом с тобой что-то произошло. Может, заболела чем-то?  Она кулачком стукнула его в лоб:  ― Балбес! ― и продолжила: ― А здесь мы с мамой и папой ― все втроём. И мне ― три годика.  ― Просто удивительно, ― пробормотал он. ― У таких красивых родителей выросла такая страшная дочь.  ― Дурак! ― обиделась она. ― А вот... ― она замолкла, разглядывая колдографию, на которой чему-то радостно смеялась.  ― Ужас, ― вздохнул он. ― Только привидений пугать!  ― Ты же только что сказал, что у меня мама красивая, ― заметила она.  ― Ну да, я про маму твою говорил, а не про тебя, ― ответил он.  ― А это и есть моя мама, ― рассмеялась она.  Он отклонился, чтобы дотянуться до своего альбома, и достал оттуда утащенную ранее колдографию. Он взял картинки с нею и её матерью в руки и стал разглядывать, держа их рядом. Она грустно вздохнула, и он, крепко прижав её, поцеловал в щёку.  ― Ты знаешь, ― сказал он, ― это колдограмму я тоже возьму...  ― Не уж, хватит тебе и одной, ― заявила она, отбирая картинку с матерью. Она с тоской поглядела на неё, а потом вдруг спросила: ― Скажи, тебе Дафна не понравилась?  ― Что за дурацкий вопрос, ― раздражённо сказал он.  ― Она красивая? ― продолжала она допытываться.  ― Красивая, только отстань, ― сказал он.  ― А почему ты её не поцеловал? ― спросила она.  ― Всё, достала, ― сказал он и оттолкнул её, чтобы встать. Она отпустила альбом и обеими руками обхватила его шею, не желая его отпускать. ― Ну, что ты ко мне привязалась?  ― Потому, что мне это важно, ― ответила она и спрятала лицо у него на шее.  ― Во-первых, мне-то до лампочки, что там тебе важно, ― заявил он, и она начата тихонько целовать его в шею нед ключицей. ― А во-вторых, я не понимаю, отчего.  Она рукой начала гладить его затылок и шею, вынуждая его продолжить.  ― Ты бы стала целоваться неизвестно с кем, если бы я тебя попросил? ― поинтересовался он. Она, не прекращая поцелуев, помотала головой. ― Меня сильнее всего раздражает, что ты мне отказываешь в таком же праве.  Она оторвалась от него и заглянула ему в глаза:  ― Но ты же сегодня мечтал о своей грязно... ― под его взглядом она осеклась и поправилась: ― О Грейнджер. И даже позволил ей себя поцеловать.  ― Не мечтал, ― поморщился он, ― а фантазировал.  ― Я не понимаю, в чём разница, ― вздохнула она, снова прячась у него не шее. ― Я дура, да?  ― Как раз в этом нет сомнений, ― кивнул он. ― Что касается фантазий... Разница в том, что фантазия так и останется фантазией, а мечта должна воплотиться...  ― Это всё ― словоблудие, ― заметила она. ― Меня не тянет фантазировать подобным образом...  ― И поэтому ты считаешь, что я не могу быть одно-... ― он остановился, чтобы не открыть случайно ящик Пандоры.  ― Я просто пытаюсь понять, ― объяснила она.  ― Не с твоим же одноклеточным умишком, ― сказал он.  ― У меня хоть одна клетка есть, а у тебя в черепушке эхо живёт, ― парировала она и нахмурилась. ― Я сегодня испытала новое чувство...  ― Я же тебе уже сказал, что твои чувства меня не волнуют, ― перебил он её.  ― Знаешь, нечто похожее на жадность... ― продолжила она, не обратив внимания на его реплику. ― Словно кто-то покушается на то, что моё... Было очень неприятно...  ― И ты решила посыпать рану солью, предложив меня Дафне? ― удивился он.  ― Мне было интересно, почувствую ли я то же самое... ― пояснила она.  ― Если тебе интересно, ― проговорил он, ― то главной причиной, по которой я прогнал Дафну, было то, что я не был уверен, что сдержусь...  ― В каком смысле? ― оторвалась она от него, распахивая карие глаза.  ― В самом прямом, ― поморщился он. ― Я её как увидел в этом летнем платьице, меня как в жар бросило...  ― И ты начал фантазировать? ― прищурилась она.  ― Я, что, дурак...  ― Да!  ― ...Позволять себе такие фантазии в незнакомой компании? ― сказал он. ― Да мне бы потом член было не спрятать! Просто...  ― Просто?  ― Просто у неё, оказывается, всё есть... ― сказал он.  ― Всё? ― не поняла она.  ― И спереди, и сзади, и ноги стройные... ― признался он.  ― То есть, она тебе нравится, ― подытожила она. ― Видишь, сказать правду было не так уж и трудно...  ― Сверху у неё под платьем ничего не было, и я всё ловил момент, когда она наклонится, ― продолжил он. ― А ещё Астория...  ― Что Астория? ― с подозрением спросила она.  ― Жаль, что она мелкая, ― вздохнул он. ― Платье у неё всё-таки коротковато было...  ― Да ладно, лишь немного выше колен... ― отмахнулась она.  ― Не скажи, ― покачал она головой. ―— Фантазия-то играет...  ― Ты мне ещё скажи, что, когда пришла миссис Гринграсс... ― недоверчиво сказала она.  ― ...Я просто не мог оторвать от неё взгляда, ― выпалил он.  ― И всё время пялился в потолок, ― хмыкнула она.  ― Да у меня член начал твердеть, ― сказал он. ― А у них на потолке эти дурацкие картинки с голыми бабами!  ― Ну ты, Поттер, и кобель! ― задумчиво сказала она.  ― А потом она мне сказала, что я как две капли воды похож на того самого гуляку, который бросался на всё, что шевелится, ― зло сказал он.  ― И ты сам понял, что и вправду ― кобель, ― закончила она.  Он взял свой альбом и положил ей на колени. Она раскрыла его и начала листать.  ― Но здесь же нет тебя, ― недоумённо сказала она.  ― Зато здесь есть папа... ― он запнулся. ― То есть, Джеймс. И Сириус. Вот, ты скажи мне...  Она стала разглядывать колдографии, так же, как он до этого, проводя пальцами по картинкам.  ― Вы с Джеймсом, безусловно, похожи, ― наконец, сказала она. ― У тебя такая же улыбка и мимика. Если на тебя надеть такие же очки и сделать такую же причёску, то вообще не отличишь...  ― Люди ― обезьяны, ― хмуро сказал он. ― Я могу бессознательно копировать выражение его лица. В конце концов, именно его я видел рядом в течение первого года жизни. Да и потом...  Она взяла его руку в свою и крепко сжала.  ― Я должна тебя огорчить, Поттер, ― тихо сказала она.  ― Да ладно, я и сам вижу, ― буркнул он.  ― В этом есть плюс, ― заметила она.  ― Я пока вижу только минусы, ― покачал он головой. ― Мой отец был ловеласом, а моя мама изменила с ним своему мужу...  ― Плюс ― в том, что ты знал его и провёл с ним целый год, ― заметила она.  ― И я бесконечно благодарен судьбе за это, ― сказал он. ― Безотносительно того, крёстный он мне или... Послушай... Тебе не стоит ревновать меня.  ― Ты тупой, Поттер? ― спросила она. ― Какая ревность?  ― Мне всё равно, как ты это называешь, ― оскалился он. ― Я не стану мечтать о том, чтобы со мной в одной постели оказался кто-то, кроме тебя.  ― Ты что мне пытаешься сказать, урод? ― набычилась она.  ― Я хочу сказать, что у меня есть отличная грелка, и никто мне её не сможет заменить, ― сказал он.  Она поцеловала его в губы, а потом, глядя в глаза, опустила с колен халат, оголяя бёдра. Он медлил, и она раздвинула их, притянула его руку и положила себе между ног. Он сжал её промежность ладонью и начал мять, а она откинула голову назад, прикрыв глаза, снова позволяя своим мечтам превратить жизнь в сказку.  ― Это кто ещё чья грелка, ― блаженно протянула она, когда его пальцы скользнули во влажное тепло между наружными губками.  Осознание того, что она уже ждала его ласк, возбудило его, и она почувствовала, как ей в бок упёрлась твёрдая дубина его члена. Она сунула руку ему под халат и ухватилась за член, блаженно постанывая. Он нащупал щёлку, погрузил в неё самый кончик пальца, словно дразня, и начали им там крутить, раздвигая малые губки и размазывая по ним новую порцию соков. Она непроизвольно подаваясь тазом навстречу его руке, и палец погрузился глубже. Она повернулась к нему и прижалась, обняв, и спрятала лицо у него на шее.  Он вынул палец и, добавив ещё один, стал водить ими в промежности, обильно смазывая всё её соками. Тяжело задышав, она стала целовать его шею, при этом снимая с плеч халат. Он второй рукой сделал то же самое и прижал её к себе, сжимая в руке её ягодицу, а она обвила рукой его торс. Она глухо застонала, когда он, наконец, погрузил в неё оба пальца и начал ими двигать ― сначала медленно и осторожно, а потом быстрее. При этом он захватил губами её подставленное ушко, кусая мочку и проводя языком по раковине. Его пальцы уже двигались совсем быстро, так, что ладонь каждый раз упиралась в её промежность. Она скребла ему спину и кусала плечо, ка дикая кошка, и он почувствовал, что его пальцами становится тесно, и щёлка сжимает их, пульсируя. Она застонала, вжавшись лицом в его шею, плотно сжала ножки, не давая ему пошевелиться, и его руку залило горячей жидкостью.  Она повисла на нём, по-прежнему удерживая бёдрами его руку, положила голову на плечо и тихонько целовала шею. Когда он сместил руку с её зада на спину и прижал её к себе так, что ей стало невозможно дышать, она, судорожно выдохнув, тоже крепко его обняла. Он стал целовать ей шею, и она подняла голову, потянувшись навстречу его губам. Страстно впившись в него поцелуем, она словно пыталась утолить охватившую её жажду, захватив его язык и посасывая его. Потом она толкнула его, заваливая спиной на тёплый мех шкуры, и, наконец, разомкнула бёдра, чтобы выпустить его пальцы. Она нависла над ним, глядя ему в глаза и двигая рукой вдоль члена, который так всё время и держала.  Он протянул руку, цепляясь пальцами за её бедро. Она повернула таз, и он потянул ещё ближе. Она развернулась поперёк него и вопросительно поглядела. Он взялся за зад обеими руками и потянул на себя. Догадавшись, чего он хочет, она развернулась, подставив ему попку, а он поднял голову и стал облизывать её ягодицы и промежность. Она застонала, опустив голову, а потом обратила внимание на член, который так и не отпустила, и провела по нему языком. Пока он облизывал её щёлку и малые губки, она играла с головкой, то водя по ней языком, то затягивая между губ, сильно втягивая воздух, что заставляло его издавать глухие стоны. Иногда она покусывала ствол, и он извивался, глухо мыча.  Он запустил язык глубоко в щёлку и начал двигать им взад-вперёд, она замычала, насаживаясь головой на член, и стала двигать задом навстречу его языку.  ― Ф-хм! ― вырвалось у него в тот момент, когда он, казалось, вознамерился выпить всю смазку, вытекшую из неё.  ― А-ах! ― ответила она и снова захватила член в рот.  Он вынул из неё язык и стал спускаться вниз, туда, где призывно блестела горошинка клитора. Он поймал его между губ, вращая языком по спирали, и начал теребить, с силой надавливая. Она снова задвигала задом так, чтобы его нос оказался в щёлке, а сама, всосав в себя головку, стала крутить вокруг неё языком, при этом рукой интенсивно двигая вверх-вниз по стволу, который она крепко сжимала. Её стоны становились всё громче и протяжнее, и он почувствовал, что она близка к кульминации. Он сделал глубокий вдох и удвоил темп, с которым водил языком по клитору, а она, на секунду выпустив член изо рта, выгнулась, практически усаживаясь на его лицо с неистовым воплем, и тут же поймала снова поймала его головку, из которой ей в нёбо выстрелила струя спермы. Кончая, она залила его лицо соками, и он, вырвавшись, чтобы вдохнуть, начал отфыркиваться от заполнившей нос жидкости.  Она упала на него, держа головку во рту и продолжая водить по ней языком, слизывая последние капельки спермы. Он подтянулся на ней, и она ещё немного раздвинула ноги, чтобы ему не приходилось тянуться вверх. Он нежно облизывал весь её пах, стараясь быть особенно осторожным с чувствительными местами ― пару раз он задел языком размякший клитор, и она вздрогнула от этого прикосновения. Он целовал её бёдра и сжимал ягодицы, а она пальчиками щекотала яйца, водя по губам опавшим членом.  Минут пять они продолжали ласкать друг друга, и его член снова начал набухать.  ― Ну, здравствуй, здравствуй, ― игриво сказала она, вынув головку из рта. ― Давненько не виделись!  Держа член в руке, она приподнялась, вырвав у него вздох разочарования от разлуки с любимым лакомством, развернулась к нему лицом и встала на одно колено, дав ему возможность полюбоваться прекрасной картиной её алой щёлки в обрамлении тёмных кучерявых волосиков, по которой она, с улыбкой на него глядя, водила головкой члена. Как завороженный он смотрел, как она утопила в себя член и судорожно вздохнула. Он потянул на себя её бёдра, и она опустила второе колено, позволяя члену зайти на половину длины. Она села ему на ноги и отклонилась назад, опираясь ладонями на его голени. Медленно крутя тазом вокруг члена, она призывно смотрела ему в глаза, прикусив губу.  Он сел, прижав её к себе, а она высвободила колени и обвила ноги вокруг него. Он взял её грудь в руку, лаская, и потянулся к её губам, но она, хихикнув, увернулась.  ― Я же только что целовалась с твоим членом! ― со смехом сказала она, прячась у него на груди.  Он поймал её лицо в ладони и поднял к себе:  ― К чёрту. Я хочу тебя целовать.  ― От тебя девочками пахнет! ― с улыбкой пожаловалась она и зажмурилась, плотно сомкнув кубы.  Он начал целовать её щёки и лоб, нос и опущенные веки, и потом осторожно коснулся губ. Она вытянула свои навстречу, чмокнув его. Он снова поцеловал её, и она обвив руками его шею, страстно ответила, гладя его спину и затылок. Он ухватил её за ягодицы, потянув на себя, и она с силой впечаталась в него лобком, охнув от того, как глубоко в неё вошёл член. Слившись с ним в поцелуе, она стала медленно крутить задом, который он при этом тискал с ладонях. Он предоставил ей вести, и она не торопилась, наслаждаясь близостью и его руками, блуждающими по изгибам её тела. Несмотря на то, что она не спешила, очень быстро он почувствовал, как её щёлка сжимается на его члене. Бешено вращая языком у него во рту, она крепко к нему прижалась, сжимая бедрами, и замычала, подёргивая тазом.  Тяжело дыша, она некоторое время сидела, замерев и положив голову ему на плечо, а потом ткнула кулаком его в грудь и прошипела:  ― Опять сачкуешь, гадёныш?  Она откинулась назад, держась за его шею, и снова начала двигаться, только теперь она соскальзывала с члена почти на всю длину и рывком насаживалась обратно. Он помогал ей, с силой притягивая за талию и двигая тазом навстречу. Она запрокинула голову, уже не сдерживая себя, и закричала:  ― А-а-а! А-а-а!  У него в глазах померкло, он издал сдавленный рык и замер, до упора вонзившись в неё. Она почувствовала, как он выплёскивает в неё сперму, и на неё тут же накатила новая волна оргазма, скручивая тело судорогой. Он притянул её к себе, пока она вопила, давая наружу выход своим эмоциям. Её крики постепенно перешли в стоны, потом ― в тихие вздохи, и она глубоко вдохнула, восстанавливая дыхание.  ― Ну вот, теперь-то лучше, ― победно усмехнулась она. Он гладил её по спине, целуя в шею, и чувствовал, как она дрожит под его пальцами. ― Ой, ― вздохнула она, ― что-то я притомилась.  ― Ну, давай немного поспим, ― предложил он.  ― Что ты имеешь в виду, говоря немного? ― насторожилась она.  ― Я просто хотел сказать, что вовсе не обязательно спать всю ночь, ― пояснил он.  ― А что ты предлагаешь делать? ― сузила она глаза.  ― Разные есть варианты, ― уклончиво сказал он.  ― Говори уж прямо, ― прорычала она, ― что нам нужно до утра трахаться!  ― Ну, раз уж ты сама предложила, ― улыбнулся он, ― разве я стану отказывать даме, да ещё и в такой двусмысленной ситуации?  ― Поттер, гнида, я сейчас тебя закопаю! ― она с рычанием впилась зубами в его плечо.  ― Ай-ай-ай! ― завопил он и ответил ей тем же, заваливая на шкуру. Она извернулась и укусила его за спину, а он поймал её голову в захват и свободной рукой растрепал её волосы.  ― Ах, ты, скотина! ― выдохнула она, пытаясь стряхнуть волосы с лица, а он тем временем опрокинул её ничком и лёг сверху, придавив грудью бёдра.  ― Поттер, ты что это там удумал? ― обернулась она к нему, наконец-то найдя резинку и стянув волосы в конский хвост.  ― Да вот, проголодался, ― сказал он и укусил её за ягодицу в самом верху, где начинается ложбинка.  ― Поттер, а-ш-ш! ― зашипела она, жмурясь от удовольствия. ― Моих булочек тебе захотелось?  ― Сла-а-аденьких! ― уточнил он, кусая другую ягодицу.  ― Немедленно прекрати! ― скомандовала она и уткнулась лицом в ладони.  ― Слушаю и повинуюсь! ― ответил он, продолжая её кусать.  Потом он лёг на спину, а она забралась сверху ― он раздвинул ноги, и она улеглась животом на член, так, что голова её оказалась на его груди. Он подтянул поближе одеяло, укрыл её сверху и погасил свет, при этом гладя её голову и почесывая спину между лопаток. Некоторое время она издавала блаженное мурлыканье, а потом затихла, и дыхание её стало мерным и ровным. Он продолжал гладить её, закрыв глаза.  Сон не шёл, поскольку голова буквально пухла от мыслей, которые до этого успешно удавалось отгонять прочь, и он закрыл глаза, сосредоточившись на своих переживаниях. Слишком много открытий принёс сегодняшний день, и то, что Сириус, по всей видимости, действительно был его отцом, оказалось не самым важным. То есть, конечно, возникла проблема, стоит ли называть отцом Джеймса Поттера, который, безусловно, был с ним в самое важное для него время, но совершенно не оставил следа в памяти, или всё-таки Сириуса, с которым он реально общался и получал столь необходимое тепло родного человека.  В сущности, это даже не совсем важно ― нет ни того, ни того, он опять совершенно один... С этой мыслью он почесал у неё за ушком и буквально почувствовал, как она улыбается во сне. Ему совершенно не хотелось осуждать маму. Он искренне надеялся, что она не жалела о своём поступке. Вот что интересно, так это то, действительно ли слизеринские девушки более привержены семейным традициям, чем гриффиндорские? Мысли перетекли на слизеринских девушек... И слизеринских дам...  Дафну он раньше видел только в школе, и, понятное дело, она не вызвала у него никакого интереса. Во-первых, конечно, из-за того, что он действительно занимался в школе полнейшей ерундой. Уже одно то, что он, вместо того, чтобы встречаться с девушками, следил за Малфоем и Снейпом, было совершенно возмутительно с его нынешней точки зрения. Не говоря уж о потерянном зря времени с Гермионой наедине в палатке в лесу... Во-вторых, Дафна в школе, похоже, старалась, чтобы её внешность не очень бросалась в глаза. Впрочем, как он теперь понял, она тоже так делала ― если уж она действительно раньше выглядела для него пусть не уродливой, но некрасивой уж точно.  Вне школы Дафна оказалась диво, как хороша. Самая толика макияжа, совершенно другая причёска, белокурые локоны, мило обрамляющие её лицо, летнее платье, подчёркивающее фигуру, высокая грудь лишь немногим больше, чем у неё, которая в какой-то момент, когда Дафна беспечно наклонилась, мелькнула в декольте розовым соском... Он не был в тот момент уверен, что она не сделала этого специально, поскольку она поймала его завороженный взгляд и спокойно разогнулась, мило покраснев.  Потом с неприятным удивлением он обнаружил себя тайком наблюдающим за обеими сёстрами Гринграсс ― и за младшей тоже, чувствуя себя не в силах оторваться. Астории не хватало взрослости сестры, но она с лихвой компенсировала темпераментом и задором, и была просто до невозможности мила. Он поймал себя на том, что отслеживает каждое движение Астории, только что не заглядывая ей в рот. Потом Астория исчезла, оставив в нём лёгкую грусть, и он продолжил совершенно таким же образом пялиться на Дафну ― до тех пор, пока в гостиной не появилась её мать.  Миссис Гринграсс в буквальном смысле потрясла его ― она была красива, легка и грациозна. Видно было, что переживания последних дней тяжкой ношей легли ей на плечи, но она всё равно выглядела скорее старшей сестрой Дафны, но точно уж не матерью. Собственно, это и было его первой догадкой, когда он увидел миссис Гринграсс. Едва она зашла и заговорила, он сразу почувствовал, что в штанах стало тесно, и был вынужден вскочить и отойти к окну, а потом и вовсе выйти в коридор ― несмотря на охватившую его ярость, член продолжал набухать, и ему пришлось буквально спасаться бегством. Насколько чувствительных ударов головой о штукатурку, вроде бы, привели к тому, что член начал опадать, то в этот момент мимо пробежала Астория со своими стройными ножками, и он снова начал биться головой о стену. Когда она вышла, чтобы позвать его, он был близок к тому, чтобы наброситься на неё прямо в коридоре и до сих пор не мог понять, как сдержался...  И после всего этого она предложила ему поцеловать Дафну. Ей, видите ли, хотелось проверить, насколько сильно она будет его при этом ревновать! Экспериментаторша чёртова! Естественно, член в штанах сразу встрепенулся, когда белокурая бестия нервно облизнула свои коралловые губки, призывно глядя на него своими чистыми, как небо, и бездонными, как океанская бездна, глазами. Интересно, стала ли бы эта идиотка ревновать, если бы он прямо при ней стянул с Дафны трусы?  Он осторожно, чтобы её не разбудить, перевернулся, укладывая на шкуру и поплотнее укрыл одеялом, подоткнув со всех сторон. Она сладко зачмокала во сне, и он снова почувствовал, как она улыбается. Он встал, принял душ, оделся, ещё раз убедился, что она крепко спит, и вышел из дома. Идти, собственно, было всего десять минут, и он предпочёл пешую прогулку по ночному Лондону мгновенной трансгрессии или полёту на метле до места. Дойдя до угла, за которым находился пункт его назначения, он накинул мантию-невидимку и завернул.  Авроров у входа не было, и ворота были закрыты, но он чувствовал ловушку. Он вспомнил охранное заклинание у Амбридж в кабинете и решил, что лучше перестраховаться. Он сел на метлу и осторожно, чтобы с него не сдуло мантию-невидимку, поднялся вертикально вверх и взлетел над крышей соседнего дома, потом по воздуху пересёк ограду и пролетел над садом.  В особняке, несмотря на то, что было уже за полночь, тускло светились два окна ― гардины всё-таки пропускали немного света, даже будучи полностью закрытыми. Он не знал, чья эта комната, но решил всё-таки попытать счастья. Зависнув вровень с подоконником, он тихонько постучал в раму, чтобы не зазвенело стекло. Несколько секунд ничего не происходило, а потом приоткрылась гардина, и туда высунулась женская головка, приставившая к глазам ладонь в попытке что-нибудь разглядеть. Он понял, что ей со света ничего не видно, сдёрнул с себя мантию и зажёг Люмос, который осветил ему лицо. Хозяйка комнаты кивнула и открыла оконную защёлку, впуская его внутрь. Он стал на подоконник, уцепился за раму и, взяв метлу в руку, шагнул в комнату.  Внутри он с любопытством огляделся. Ничего примечательного, обычная девичья спальня ― розовые обои и постель, подушки в форме сердечек, многочисленные куклы и даже небольшой замок с принцессой и огнедышащим драконом. Он, в сущности, так себе и представлял...  ― И чем же я обязана твоему появлению, милый Гарольд? ― язвительно спросила Дафна. ― Да ещё и таким неординарным способом? А ты в курсе, что у нас в доме и двери есть.  ― Во первых, любезная Дафна, я тебя уже просил не называть меня Гарольдом, ответил он. ― Во-вторых, естественно, в курсе, я же днём как раз ими и пользовался. А в третьих... ― он поглядел Дафне прямо в глаза. ― Ты ведь меня ждала?  ― А ты ― наглец! ― улыбнулась Дафна. ― Самоуверенный наглый, беспринципный и бестактный тип!  ― Не стоит так сразу, ― потупился он. ― Ты меня своими комплиментами совсем смутила!  ― Так зачем ты пришёл, милый? ― тихо повторила Дафна.  Он искоса посмотрел на неё и сделал шаг вперёд:  ― Я очень сожалею о случившемся, ― сказал он.  ― О чём? ― спросила Дафна. ― Ничего не было...  ― Именно об этом я и сожалею, ― сказал он, делая ещё один шаг совсем вплотную к ней. ― Я был груб и сделал глупость...  ― И от этого тебе не спится? ― догадалась Дафна.  ― И от этого, ― кивнул он, кладя руки ей на талию. Едва он это сделал, ему сразу передался её трепет. Она буквально дрожала от его прикосновения, внешне оставаясь совершенно невозмутимой.  ― И ты предлагаешь мне тебя простить и позволить сделать то, на что ты не решился сегодня днём? ― спросила Дафна.  ― И это тоже, ― кивнул он, опустил руки и, перебирая пальцами, начал поднимать подол её ночнушки.  ― А ты ― наглец! ― серьёзно глядя ему в глаза, сказала Дафна.  ― Я ― Блэк! ― согласился он.  Ночнушка кончилась, и его руки оказались на нежной коже её бёдер. Он провёл ладонями вверх и ухватил её за ягодицы, оказавшиеся мягкими и упругими.  ― А ты ― наглец! ― прошептала Дафна, пододвигаясь совсем вплотную, подняв к нему лицо.  Стиснув её попку, он приподнял её на цыпочки и впился в губы поцелуем. Её рот оказался плотно закрыт, и он начал водить по её губам языком, пытаясь их раздвинуть. Когда Дафна их расслабила, он втянул нижнюю между своих губ и стал её посасывать. Она нерешительно подняла руки и обняла его за шею. Он переключился на верхнюю губу, и потом стал водить между ними языком. Дафна робко высунула свой язычок, и он лизнул его. Она отстранилась и спрятала голову у него на груди. Он поднял руки выше, на её талию, сжимая её в ладонях, а потом, прежде, чем Дафна успела возмутиться, одним движением задрал ночнушку, сняв через голову.  ― Ай! ― взвизгнула Дафна и заметалась, пытаясь одновременно прижаться к нему сильнее и сбежать под спасительное одеяло. Второй вариант ей нравился меньше, поскольку означал, что он будет на неё смотреть, пока она будет убегать.  Прижимая Дафну к себе, он силой разомкнул её руки и вынул их из рукавов.  ― Немедленно прекрати! ― прошипела она. ― Что ты себе позволяешь? Что ты задумал? Я кричать буду!  ― Скажи мне одно слово, и я уйду, ― предложил он, отбрасывая ночнушку в сторону. Дафна тут же отхватила руками его торс, прижимаясь ещё сильнее. Он начал расстёгивать рубашку.  ― Я думала, ты просто придёшь поговорить, ― пожаловалась Дафна.  ― Я могу прийти и поговорить, ― сказал он, освободившись от рубашки, и начал гладить руками покрывающуюся мурашками кожу на её спине. ― А потом ещё прийти и поговорить, а потом ещё, ― он просунул ладони под резинку её трусов, сжав голые ягодицы под ними. ― Если мы будем говорить и говорить, мы никогда не дойдём до самого важного, ― мягко посетовал он.  ― Но я не могу так сразу... ― взмолилась Дафна.  ― У нас нет времени, дорогая, ― сказал он и спустил с неё трусы до середины бёдер.  ― Прекрати сейчас же! ― сердито сказала Дафна.  Он поднял руки и попытался шагнуть назад, но Дафна крепко в него вцепилась, не пуская.  ― Ну, тогда отпусти меня, ― предложил он.  ― Погоди, ― выдохнула Дафна.  Он разомкнул её руки, присел и стянул с неё трусы до самого пола. Она машинально приподняла ногу, высвобождаясь, а он встал и толкнул её спиной на кровать. Дафна сразу забралась на неё и свернулась калачиком, а он расстегнул штаны и снял их, продемонстрировав ей торчащий наготове член. Глаза её округлились.  ― Я не так себе это представляла! ― проговорила Дафна, с ужасом глядя на член.  ― А как? ― спросил он, укладываясь на постель рядом с ней.  ― Не знаю, ― покачала она головой. ― Не так!  ― Расслабься, ― посоветовал он, гладя её плечо и бедро. ― Всё будет хорошо.  ― Потуши, пожалуйста, свет! ― взмолилась Дафна. ― А то я стесняюсь!  В темноте он обнял её и стал целовать и гладить. Когда он попробовал дотянуться губами до её груди, Дафна замотала головой, протестующе мыча, и начала вырываться.  ― Ну, что такое? ― спросил он.  ― Не надо, ― попросила Дафна. ― Пожалуйста, не надо!  ― Может, хотя бы разогнёшься? ― спросил он.  ― Зачем? ― прошептала Дафна.  ― Затем, ― сказал он.  Дафна снова замотала головой:  ― Нет, я стесняюсь!  Он почувствовал, что звереет.  ― Хорошо, ― сказал он. ― Давай сделаем так... Я лягу на живот и спрячу руки, а ты просто сделаешь мне массаж, хорошо?  ― Я попробую, ― согласилась Дафна. ― Только я не знаю, как делать массаж...  ― Просто пальцами и ладонями меси мышцы, как тесто, ― предложил он. ― Так уже будет неплохо.  ― Давай, ― согласилась Дафна. ― Только ты руки тоже убери!  Он перевернулся на живот, вытянув руки вдоль тела, а ладони спрятал под бёдра.  ― Ты можешь накрыть мне голову одеялом и включить свет, ― предложил он.  ― Только если ты обещаешь не подглядывать, ― сказала Дафна.  ― Обещаю, ― подтвердил он.  Она его послушала ― набросила край одеяла ему на голову и зажгла Люмос. Потом он почувствовал, что Дафна встала на колени рядом с ним и нерешительно коснулась спины.  ― Не забудь про ноги, шею и ягодицы, ― сказал он.  ― Что? ― переспросила Дафна.  ― Не забудь про ноги, шею и ягодицы, ― повторил он громче.  ― Какое великодушие! ― восторженно сказала Дафна. Она провела по спине руками и пожаловалась: ― Да тут и мышц-то нет, одни кости.  ― Мышцы есть, я просто болел много, ― сказал он.  ― Что? ― не расслышала Дафна.  ― Достало! ― сказал он громче. Она сняла с него одеяло, заставив зажмуриться от хлынувшего в глаза света.  ― Помни, ты обещал не подглядывать, ― сказала Дафна, осторожно щипая его спину.  ― Я постараюсь, ― ответил он.  ― Что значит ― постараюсь? ― спросила Дафна.  ― Ты... красивая, ― сказал он. ― Особенно ― без одежды.  Дафна убрала руки и замолчала, а его спины коснулись волосы. Он поглядел на неё краем глаза ― она сидела, обхватив себя руками и склонившись к коленям.  ― Ты что? ― спросил он.  ― Ты меня смущаешь, ― объяснила Дафна. ― Я стесняюсь.  ― Была бы страшная ― тогда бы стеснялась, ― заявил он.  ― Ты подглядываешь? ― подозрительно спросила Дафна.  ― Нет-нет, ― заверил он её. ― Продолжай!  Дафна снова стала водить по нему руками, гладить и пощипывать.  ― Можешь укусить, если хочешь, ― предложил он.  Дафна склонилась, и он почувствовал её зубки на спине.  ― Мне нравится! ― заявила она и снова укусила его. ― Ты знаешь, в этом что-то есть!  ― Ещё целовать можно, ― подсказал он.  Дафна послушалась и стала перемежать укусы с поцелуями. Она стояла над ним на четвереньках, щекоча волосами, и иногда он чувствовал, как в него твёрдыми сосками упираются её грудки.  ― Мне можно перевернуться? ― спросил он.  ― Погоди, свет потушу, ― ответила Дафна.  ― Ты всё ещё стесняешься? ― спросил он.  ― Уже не так, ― сказала она. ― Финита!  Свет погас, и он перевернулся. Дафна легла рядом, дрожа всем телом и вытянув руки по швам. Он лёг на живот рядом с ней под углом, так, чтобы не касаться её тела и навис над её головой. Он поцеловал её в щёку, а потом нашёл губы. Она опять их напрягла, вытягивая трубочкой.  ― Дафна, ― спросил он шёпотом.  ― Ась? ― отозвалась Дафна.  ― Ты, что, даже ни с кем не целовалась? ― спросил он.  ― Здорово, правда? ― ответила Дафна.  ― Тебе хоть нравится? ― спросил он.  ― Да, ― сказала Дафна. ― А тебе?  ― Расслабь губы, дорогая, ― попросил он.  Дафна послушалась, и он стал посасывать её губы по очереди. Постепенно она стала отвечать, робко захватывая его губы между своими. Он несколько раз провёл по ним языком, и Дафна высунула свой язычок ему навстречу. Когда он оторвался на секунду, она спросила:  ― Милый, это и есть французский поцелуй?  ― Нет, ― ответил он, ― это первый шаг к нему.  ― А как будет французский? ― спросила Дафна.  ― Засунь свой язык целиком мне в рот, а я попробую его вытолкнуть обратно, ― объяснил он.  ― Какая гадость! ― сказала Дафна.  ― Ты попробуй, ― попросил он и потянулся к ней.  Ещё через несколько минут он снова поднял голову.  ― Хочу ещё! ― заявила Дафна. ― Мне так понравилось.  Он протянул руку и положил ей на живот, заставив её вздрогнуть и напрячься.  ― Что это? ― спросила Дафна.  ― Я хочу тебя обнять, дорогая, ― сказал он.  ― Я... Я... Попробуй, ― тихо сказала Дафна, закрываясь руками.  Он подсунул под ней руку и придвинулся вплотную, другой обнимая за талию.  ― Дафна, ― сказал он, ― никто не смотрит. Прижмись ко мне.  Дафна развела руки в стороны, и он осторожно лёг сверху.  ― Что это такое: ― запаниковала она, почувствовав твёрдый член на животе. ― Вот эта штука, что это такое.  ― Это ― нефритовый жезл любви, ― со смехом ответил он.  ― Не... нефритовый что? ― пролепетала Дафна.  ― Когда он входит в пещеру наслаждений... ― добавил он.  ― Это... это туда, что ли? ― в панике прошептала Дафна.  ― Да, ― подтвердил он.  ― Я так не согласна! ― горячо зашептала Дафна. ― Я не знала, что так...  ― Ну, я пошёл, ― сказал он, поднимаясь на руках.  ― Стой! ― Дафна решительно обхватила его и прижалась. ― Я... Стой! Погоди...  Он опустился, придавливая её своим весом и замер, наслаждаясь ощущением её тела. Дафна нерешительно провела руками по его спине, и он снова поцеловал её. Он просунул под себя руку и сжал мякоть её груди, и Дафна протестующе замычала, но он впился в её губы, не давая ей вымолвить ни слова. Дафна расслабилась, позволив ему ласкать её, и он приподнялся, надавливая коленом ей между бёдер.  ― Нет-нет, ― зашептала Дафна, вырвав свои губы. ― Что ты делаешь?  ― Раздвинь ножки, дорогая, ― попросил он, целуя её шею. ― Ну, скорее же, я уже весь извёлся.  ― Зачем? ― запаниковала Дафна.  ― Так нужно, ― объяснил он, ― иначе ничего не получится.  Дафна со вздохом расслабилась, и он протиснулся между её ног.  ― Сейчас, ― сказал он. ― Сейчас...  Дафна снова вздрогнула и попыталась свести ноги вместе, когда ей в промежность упёрся член. От волнения он никак не мог попасть, куда надо, и она запищала, когда он попытался надавить.  ― Ми... милый! ― возмущённо прошептала Дафна. ― Нежнее!  ― Ты... направь, ― попросил он, приподнимаясь, чтобы она могла просунуть руку.  ― Что? ― спросила Дафна.  ― То! ― ответил он.  ― Куда? ― спросила Дафна.  ― Туда! ― сказал он.  ― Куда, я спрашиваю? ― зашипела Дафна.  ― Ты, что, не знаешь? ― возмутился он.  ― Откуда? ― не поняла Дафна.  ― Оттуда! ― сказал он. ― Это же твоя... пещера наслаждений.  ― И что? ― спросила Дафна.  ― Ты же должна знать! ― сказал он.  ― А я не знаю! ― зашипела Дафна.  ― Ты, что, никогда не интересовалась? ― спросил он. ― Не мылась... там?  ― Мылась, конечно, за кого ты меня принимаешь? ― прошипела Дафна. ― Но не интересовалась. Понимаешь, помылась ― и всё! Точка! Помы...  Он заткнул ей рот поцелуем.  ― Прости, дорогая, ― сказал он, оторвавшись, ― я всё понял.  Он снова поцеловал её, выдавил слюны на пальцы и ещё приподнялся, чтобы смочить головку. Потом он поднёс член к её промежности и стал там водить головкой, раздвигая губки.  ― Мне страшно, милый! ― пролепетала Дафна, снова начиная дрожать.  Он опять поцеловал её и приставил головку к щёлке, надавив на тонкую преграду.  ― Ой, ― сказала Дафна. ― Ой!  ― Потерпи немного, ― сказал он, немного надавил, подался назад, снова надавил и снова подался назад. На очередном толчке он почувствовал, как что-то лопнуло, и член вошёл чуть глубже.  ― Ах! Аш-ша! ― зашипела Дафна.  Он остановился, снова её целуя, чтобы позволить ей привыкнуть. Потом он начал осторожно двигать тазом взад-вперёд, всё глубже входя в неё. Дафна вцепилась в его бока, притягивая к себе, а он опустился на неё, чтобы подсунуть вторую руку, крепко сжал её ягодицу и начал двигаться быстрее. Дафна глубоко вздохнула и с лёгким стоном выпустила воздух. Он не решался набрать высокий темп, и продолжал раз за разом осторожно, почти нежно входить в неё, постепенно погружая член на всю длину. Дафна постанывала всё чаще, и через некоторое время он понял, что сейчас кончит. Он ещё немного ускорился, вошёл в неё до упора и замер, кончая. Дафна почувствовала изливающуюся сперму и опять застонала, судорожно его к себе прижимая и гладя его голову.Глава 14.  Она зашевелилась на нём, вырывая его из дремоты, в которую его завели собственные фантазии. Оно и понятно ― член, возбуждённый его фантазией, торчал, как королевский стрелок у Букингемского дворца. Сладко причмокивая, она попыталась лечь поудобнее, но получилось, как в сказке. В той, где принцесса отказалась спать на маленькой горошине, спрятанной под двадцатью перинами. Он усмехнулся, подумав, чтоб бедняжку из старой сказки наверняка ожидает шок при столкновении с семейной жизнью в первую же брачную ночь. Может быть, даже огромный шок.  ― Поттер, ― сказала она сонно, захватывая член в руку, ― где гулял?  ― Нигде, ― несколько быстрее, чем следовало, ответил он. ― Нигде! Здесь лежал, тебе головку чесал...  ― А почему от тебя чужими девками пахнет? ― спросила она. Он в панике понюхал свою ладонь, и она звонко расхохоталась. ― Ну, ты даёшь, Поттер! ― сказала она. ― На минуту одного оставить нельзя!  ― Да здесь я лежал! ― сердито буркнул он. ― Ты же на мне спала!  ― Ох, и хорошо спала! ― мечтательно произнесла она, а потом со злостью закончила: ― Пока не проснулась на противотанковом надолбе!  ― Это просто утренний стояк, ― поспешил заверить он. ― Это всегда так бывает.  ― Где моя чёртова палочка? ― спросила она, слезла с него и поползла искать. ― Люмос!  Зажёгся свет, и стали видны настенные часы.  ― Два часа ночи, Поттер, ― сказала она. ― Какой-такой утренний стояк?  ― Вот, такой, ― пальцем показал он. ― Кому, конечно, ночь, а по мне так вполне утро! Стояк врать не станет!  ― Поттер, ― устало спросила она, заворачиваясь в халат, ― тебе опять снилось, как ты трахаешь свою грязнокровку?  ― Нет, ― твёрдо ответил он. ― Нет.  ― Нет? ― спросила она. ― Ты её не трахал, а просто дал ей на зуб?  ― Фу, какая грубость, ― поморщился он.  ― Ну, пусть будет сунул за щеку, ― поправилась она. ― Так лучше?  ― Да нет же, ― сказал он.  ― Ты опять ей задул в туалете? ― не отставала она. ― Только на этот раз где-нибудь на вокзале...  ― Не то и не так, ― сказал он. ― Ни одно из твоих предположений не попало даже близко.  ― Ну, и ладно, ― вдруг миролюбиво согласилась она, встала с пола и пошла в душ.  Под глухой шум воды он задремал и уже не обратил внимания, когда вода выключилась. Потом раздался едва слышный щелчок, и он рывком сел, моментально избавляясь от остатков дремоты.  ― Кричер, ― тихо позвал он.  ― Да, хозяин, ― ответил появившийся с хлопком домовой.  ― Где мисс Паркинсон, Кричер? ― спросил он.  ― Вышла, ― лаконично ответил тот.  Он рывком вскочил, натянул штаны и футболку и побежал наружу, хватая по пути метлу.  ― Мисс Паркинсон ушла без метлы, ― сказал вдогонку Кричер.  И точно, пришла-то она без метлы, а чуланчик может открыть только он или Кричер... Он оставил метлу и босиком выскочил на холодный тротуар, глядя по сторонам, ища её. На улице, однако, было пустынно. Была вероятность, что она смогла аппарировать, но он подумал, что сначала стоит поискать ближе... Он замер, прислушиваясь. Отчего-то его потянуло влево, и он побежал, доверившись своей интуиции. Он пролетел один квартал, потом ещё один, потом пробежал мимо небольшого сквера, остановился и вернулся. Фонари были только на улице, а между деревьев ему почти ничего не было видно, и он практически на ощупь шёл по мелким острым камешкам гравийной дорожки, шипя и чертыхаясь на каждом шагу.  Он нашёл её на скамейке в глубине парка. Её лица ему не было видно, и он просто уселся на скамейку рядом с ней. Через пять минут тишины он понял, что сидеть в парке босиком и в футболке в девять градусов ― не очень хорошая идея. Он вскочил, чтобы попрыгать, но опять вспомнил, что гравийная дорожка колет ему ноги, упал на землю и начал отжиматься. Отжимания, как ни странно, пошли легко. На пятидесяти он подумал, что ей может показаться, что он перед ней выпендривается, и он сел обратно на скамейку. Через пять минут снова стало холодно.  ― Послушай, Паркинсон, если тебе так неприятен факт того, что у меня есть фантазии... ― начал он.  ― Мне неприятно, когда ты мне врёшь, ― огрызнулась она. ― И если ты думаешь, что я здесь сидела и ждала, когда ты за мной прибежишь, то можешь убираться ко всем чертям!  ― Нет, я подумал, что ты не знаешь дороги, ― тихо сказал он.  ― Не знаю дороги из дерьмового Айлингтона? ― усмехнулась она. ― Да я эти улочки ещё во младенчестве исходила вдоль и поперёк...  ― Вернись, пожалуйста, ― попросил он.  ― Рассказывай, ― предложила она. ― Что ты там себе представлял?  ― Я фантазировал, но это было не о Гермионе, ― сказал он.  ― Если ты думаешь, что я собираюсь вытягивать из тебя каждое слово, то лучше тебе просто пойти в задницу, ― заметила она, отворачиваясь.  ― Я представлял, что я был с Дафной, ― сказал он.  ― Понятно, ― задумчиво протянула она, поднялась и потянула его за руку: ― Пойдём!  ― Куда? ― спросил он.  ― Туда... Хотя... Постой... Повернись-ка спиной, ― он послушался, и она забралась ему на закорки. Он подтянул её за бёдра повыше, а потом сцепил под ней руки, придерживая под зад. ― Хм... ― оценила она. ― Тоже неплохо!  Её мелкая пакость оказалась не такой уж и мелкой ― теперь гравий с удвоенной силой впивался ему в подошвы.  ― Смотри, на стекло не наступи, ― с преувеличенной заботой произнесла она.  ― Я постараюсь, ― пообещал он сквозь стиснутые зубы.  По асфальту ему идти было легче, и она сразу это почувствовала.  ― Стой! ― скомандовала она.  Он отпустил её, и она подошла к нему спереди, обнимая за шею. Он подумал было, что она хочет целоваться, но она лишь недоумённо отпрянула.  ― Ты что это, Поттер? ― спросила она. ― Неси давай!  Он поднял её на руки и понёс. Сначала он думал, что не утащит её и на десяток метров, но отчего-то она оказалась очень лёгкой, и он нёс её, словно это была не взрослая девушка, а подушка из пуха. Через десять минут он уже поднимался по ступенькам дома на Гриммо.  ― Я пока не знаю, где именно, но у меня такое ощущение, что ты жульничал, ― сказала она, спускаясь на пол.  Она разулась и пошла вверх по лестнице, расстёгивая молнию на юбке. Через несколько ступенек юбка упала, и она стала расстёгивать блузку. Он, раскрыв рот, смотрел ей вслед. Стянув блузку, она просто отпустила её на ступеньку, выгнулась и завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Далее в несколько шагов она сняла трусы, развернулась и, оттянув их на большом пальце, выстрелила в его сторону. Потом она развернулась и скрылась в коридоре, оставив его одного в прихожей.  ― Поттер, не тормози! ― послышался её голос.  Он потряс головой, приводя себя в сознание, и начал подниматься вслед за ней. Она лежала в кровати под одеялом, повернувшись в нему лицом. Он обошёл с другой стороны и забрался ей за спину. Просунул руку ей под шею, а другой притянул к себе и засунул ладонь между её бёдер.  ― Без вольностей там, ― пробормотала она, когда он начал мять внутреннюю сторону её бедра. ― Я тебя ещё не простила.  ― А я и не просил прощения, ― сказал он, утыкаясь носом ей в шею.  ― Тем более, ― заметила она.  Он вздохнул и поцеловал её плечо.  ― Я не хочу, чтобы ты думал о посторонних девках, когда ты со мной, ― прервала она молчание.  ― Значит, групповуха отменяется? ― решил он уточнить.  Она сначала фыркнула, и ему почудилось, что она рыдает, но оказалось, что это ― тихий смех.  ― На групповуху можешь позвать своих приятелей Уизли и Финнигана, ― предложила она. ― Без меня, естественно. Уверена, что вам троим найдётся, что сказать друг дружке...  ― А Малфоя, значит, нельзя? ― задумчиво спросил он.  ― Почему ― нельзя? ― хихикнула она. ― Какая же мальчишеская групповуха ― и без Малфоя? Будет вам украшение стола...  ― Он нам станцует, ― продолжил он. ― На столе. Раздеваясь под медленную музыку...  Она опять хихикнула.  ― Что? ― спросил он.  ― Представила себе Малфоя в стрингах и с конским хвостом, ― пояснила она.  ― С причёской? ― не понял он.  ― Нет, ― опять хихикнула она. ― Есть такая затычка...  ― Фу-у-у! ― скривился он. ― Какая пошлость! А на вид ― такая хорошая девочка!  ― Правда? ― она оживилась и развернулась к нему, заглядывая в глаза. ― А на этом месте ― поподробнее!  ― Я хотел сказать ― страшненькая, конечно, ― поспешил исправиться он. ― Не без изюминки, конечно, но ― страшненькая...  ― А что там за изюминка? ― разочарованно отвернулась она.  Он вытащил руку из захвата её бёдер и положил на попку, поглаживая и массируя.  ― Это, что, намёк на изюминку? ― спросила она.  ― Понимай, как хочешь, ― ответил он.  ― Секса не будет, ― объявила она.  ― И не надо, ― согласился он, с силой сжимая её ягодицу и снова отпуская.  Через несколько минут он услышал, что она дышит неровно, глубоко вдыхая и с усилием выпуская воздух. Потом она громко чертыхнулась и просунула руку за спину, хватаясь за член.  ― Ну ты, Поттер, гадёныш! ― упрекнула она его, сжимая детородный орган.  ― Я всего лишь большой поклонник твоей попочки, ― возразил он, осыпая поцелуями её подставленную шею.  ― Скотина ты, а не поклонник, ― прошипела она, направляя член между ягодиц. ― Сказала же ― секса не будет! Так нет же, ему обязательно надо начать меня за зад хватать!  Она извернулась, чтобы дотянуться до его губ, а он двинул тазом, загоняя член в её щёлку, и она изогнулась, разрывая поцелуй.  ― Поттер, скоти-и-ина! ― простонала она, изгибаясь и отклоняясь от него, чтобы плотнее прижаться задом.  Она упёрлась руками в кровать и стала с силой поддавать ему навстречу тазом каждый раз, как он входил в неё. Стеная и крича, она ускорила темп и силу, с которой насаживалась на него, и очень быстро он почувствовал, что она близка к финалу. Он перевернул её на живот, навалился сверху, придавив её, и стал мощно забивать в неё член, заставив буквально орать в экстазе. Он остановился и заорал сам, чувствуя, как содрогается член, заполняя её спермой, а потом расслабился, опускаясь. Она тяжело дышала, постанывая, и целовала его в щёку.  ― Гад ты, Поттер, ― обессиленно прошептала она.  ― Почему? ― спросил он.  ― Тебе нужно было показать мне, да? ― сказала она.  ― Что? ― не понял он.  ― Что ты, идиот, можешь делать со своей грелкой что хочешь и когда хочешь! ― прошипела она.  Он резко подскочил, выдёргивая член, что вызвало у неё разочарованный стон, и рывком перевернул её на спину. Он ей хотел что-то сказать, но смог лишь ловить ртом воздух от возмущения. Потом ярость в его глазах померкла, и он просто опустился на кровать рядом с ней. Всё ещё ожидая, что он набросится на неё с криками или упрёками, она наблюдала, как он натягивает на них обоих одеяло и откидывается на подушку. Он погасил свет. Некоторое время она тихо лежала рядом, слушая его возмущённое дыхание ― с удивлением осознавая, что уже разбирается в оттенках того, как он дышит ― а затем не выдержала, развернулась и положила голову ему на грудь.  Он затих на минуту, а потом его рука осторожно легла ей на голову и начала почёсывать кожу под волосами.  ― Поттер, ― подала она голос, поняв, что шаткое перемирие установлено.  ― Что, ― отозвался он.  ― Расскажи мне, ― попросила она.  ― Что, Паркинсон? ― скользнуло раздражение в его голосе.  ― Как это было? ― спросила она.  ― Что? ― снова не понял он.  ― Как это было у тебя... с Дафной? ― пояснила она.  ― У меня с Дафной ничего не было, ― буркнул он. ― И не может быть.  ― Да погоди, ― сказала она. ― Я про то, как ты себе представлял.  ― Ты дура, Паркинсон, ― зевнул он. ― Ты мне только что сказала не думать о чужих девках, когда ты рядом.  ― Я тебе разрешаю, ― сказала она, выводя коготком узоры на его животе. ― Мне хочется знать, что там щёлкает в твоей дурной башне.  Он замолчал, и она тем ухом, что лежало о него на груди, слышала, как на него накатывают приступы злости, и он начинает глубоко дышать, чтобы их унять. Она подняла голову и стала целовать его грудь, пытаясь ему помочь унять бешенство. Это помогло ― довольно скоро он задышал спокойнее.  ― Я не знаю, зачем тебе это, Паркинсон, ― вдруг сказал он, когда она уже подумала, что он вовсе не станет развивать тему.  ― Мне любопытно, ― сказала она. ― Что тут удивительного.  ― В любопытстве ― ничего, ― усмехнулся он. ― Ну, ладно... Я тебе хочу сразу сказать, что это ― плод воображения, поэтому логики не ищи.  ― Искать у тебя логику, Поттер ― занятие безнадёжное, ― заметила она. ― Я уже давно сдалась.  ― В общем... ― начал он. ― Я представил, как ты заснула, а я встал, принял душ и пошёл туда. Ворота были закрыты, и я перелетел ограду на метле. На втором окне горело окно, и я в него постучал.  ― И это волшебным образом оказалось окно Дафны, ― с иронией в голосе сказала она.  ― Я до последнего момента не знал, ― признался он.  ― То есть... ― от удивления она чуть не потеряла дар речи. ― То есть... Ты выбирал, кого ты желаешь увидеть... Представить...  ― Ну да, ― согласился он.  ― То есть, ты хотел бы, как ты говоришь, пофантазировать о том, как ты и миссис Гринграсс... ― изумилась она  ― А что? ― спросил он. ― Ты же её видела. Она даже очень и очень ничего...  ― Геронтофил! ― заявила она.  ― Какой?.. ― возмутился он. ― Она же выглядит лет на двадцать. Может, на двадцать два!  ― Она старше меня ― значит, старушка, ― отрезала она.  ― Ну, ладно, старушка, так старушка, ― сдался он. ― Значит, я геронтофил и педофил в одном лице.  ― То есть, ты хочешь сказать, что на Асторию у тебя тоже стоит? ― спросила она.  ― Слушай, ты меня просила рассказать... ― растерялся он.  ― Продолжай, ― согласилась она.  ― Я постучал, и Дафна открыла, ― вернулся он к повествованию. ― Я зашёл, и она меня спросила, что я здесь делаю. Я сказал, что она сама знает, сорвал с неё ночную рубашку и трусы и бросил на кровать.  ― Трусы? ― уточнила она.  ― Нет, Дафну, ― пояснил он.  ― Зверь! ― отметила она, пробуя языком головку его постепенно набухающего члена.  ― А потом я сам снял штаны, и тут она по-настоящему испугалась... ― сказал он.  Она хихикнула, откатилась на спину и стала в голос хохотать, дрыгая в воздухе ногами, а он повернулся на бок и подпёр щёку рукой, любуясь. Отсмеявшись, она утёрла выступившие слёзы и, хихикая, снова взялась за его член.  ― Да-а-а, ― сказала она. ― Тут кто угодно бы испугался. Такой-то штукой в живого человека тыкать!  ― Она меня попросила выключить свет и сказала, что стесняется, ― улыбаясь, продолжил он. ― Тогда я лёг на живот и предложил ей сделать мне массаж...  ― Полный сервис, ― ехидно вставила она. ― Ты её имеешь, а она тебе ещё и массаж делает!  ― Потом она легла на спину, я раздвинул ей ноги... ― сказал он, укладывая её на лопатки и забираясь сверху.  ― И как вдул ей, так, что у неё глаза на лоб вылезли, ― предположила она.  ― Идиотка, ― сказал он, пристраиваясь ей между ног. ― Я приставил член...  ― И тут она взмолилась ― будь нежен, милый, ибо девственница я непорочная! ― со смехом сказала она, членом водя в промежности.  ― А я сказал ― не кручинься же, девица красная, лишу я тебя чести твоей девичьей, и да не достанется она Малфою супостату! ― с пафосом закончил он и впился ей в губы поцелуем.  ― И что? ― прошептала она, подавшись бёдрами ему навстречу, нанизывая тугую щёлку на его член. ― Лишил? ― член с трудом скользнул внутрь, и она запрокинула голову, застонав: ― А-у-у!  ― Конечно, ― ответил он, осыпая поцелуями её лицо, и начал двигать тазом. ― Там делов-то ― чпок, и готово! Нам, норманнам ― что трахаться, что воевать ― лишь бы кровь текла!  Она притянула его за шею и запустила язык ему в рот, активно двигая бёдрами. Он стал наращивать темп, подстраиваясь под её движения, и очень быстро дошёл до точки. Она забилась в экстазе, голося, как мартовская кошка, и сдавливая внутри себя его брызжущий спермой член. Выдавив последние капли, он упал сверху и нашёл её горячие губы.  ― Ну, а потом? ― спросила она, остывая. ― Что потом?  ― Потом мы долго лежали в обнимку, ― ответил он. ― А после того я рубашкой вытер её...  ― Зачем? ― удивлённо спросила она.  ― Коллекцию собирать буду, ― объяснил он. ― Одна, вон, в шкафу висит под консервацией.  ― Дурак! ― покраснела она. ― Выкинь!  ― Дудки! ― ответил он. ― Ты мне сказала ― хранить, вот я и храню!  ― Дурак! ― прошептала она. ― Я же в тот момент совсем соображать не могла... У меня тогда капитально крышу сорвало.  ― Отчего? ― спросил он.  ― Я тебе когда-нибудь... ― шепнула она. ― Не сейчас, хорошо?  ― Хорошо, ― он снова её поцеловал, и она почувствовала, как обмякший было внутри неё член снова набухает.  ― Поттер, ты развратник, ― простонала она. ― Ты только что кончил после того, как рассказал мне, как соблазнил Дафну.  ― Ну, ты-то от меня не отстала, ― заметил он, начиная медленно двигать в ней членом. Она судорожно вздохнула и обвила его бёдра ногами, сильнее в себя вжимая...  В какой-то момент она проснулась от ощущения того, что его рядом нет. Ругая его последними словами, она с трудом выползла из кровати и вспомнила, что халат вчера оставила в ванной внизу. Она заглянула в уборную при спальной, и ― о, чудо! ― халат нашёлся там, заботливо повешенный кем-то на плечики. Она рассудила, что, раз уж всё равно оказалась здесь, то почему бы этим не воспользоваться? Сделав все дела и приняв душ, она спустилась вниз, охая на каждом шаге. Его она нашла на кухне, где он с задумчивым видом пил кофе, закусывая круассаном с ветчиной и сыром. Он был одет по-походному, а у выхода стояла его метла.  ― Поттер, что происходит? ― подозрительно спросила она.  ― Завтрак, ― помахал он в воздухе куском выпечки. ― Будешь?  ― Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю, ― с угрозой в голосе сказала она. ― Не увиливай!  ― Я не хотел тебя будить, ― пожал он плечами.  ― И по этому поводу решил умотать один? ― спросила она, уперев руки в боки и раздувая ноздри. ― Без меня?!  Он сделал ещё глоток кофе и спросил:  ― Есть будешь?  ― Я ещё не голодна, ― ответила она.  Он встал, подошёл к ней и провёл рукой по её щеке, запуская пальцы под волосы.  ― Знаешь, ― сказал он, ― ты с утра особенно... ― он посмотрел на неё так, что ей захотелось самой запрыгнуть ему на руки. ― Ты такая страшная... У меня голова кругом идёт. И мысли путаются, ― смущённо добавил он.  Она пододвинулась вплотную к нему, а он просунул вторую руку в разрез халата, нащупал голую кожу ягодицы и начал её мять.  ― Ну ты, козёл, ― процедила она, глядя ему в глаза и чувствуя, как его прикосновения разжигают у неё жар в груди, ― если я не хочу есть, это ещё не значит, что меня нужно уложить меня грудью на обеденный стол и задрать сзади халат.  Не отпуская ягодицы, он обошёл её сзади и толкнул коленом пониже спины, так, что она опёрлась в столешницу. Тиская её зад, он положил руку её на затылок и пригнул к столу.  ― Когда меня будет интересовать мнение моей грелки, я повешусь, ― прошептал он и оголил её ягодицы.  ― Поттер, не делай этого, не доставай член из штанов! ― прошипела она, пытаясь нащупать его ширинку.  Он сместился в сторону, и она, дотянувшись до молнии, извлекла на свет его дубинку, немного потискала и стала расстёгивать ремень. Его рука тем временем скользнула между ягодиц, пальцы раздвинули губки, и он стал мять между ними, размазывая соки по всей промежности. Она заскулила, прикусив губу, и начала надраивать член рукой.  ― Поттер, ― взмолилась она, ― только не суй его в меня, только не... А-а-а!  Он раздвинул пальцами щёлку, отодвинулся, отбирая у неё член, и с размаху загнал его на всю длину, с силой ударив тазом ей в ягодицы. Она выпучила глаза и надула щёки, пытаясь уползти, царапая когтями столешницу, но он крепко держал её за бёдра, немного отпуская её, а потом снова с силой насаживая на член.  ― А-а-а! ― заголосила она. ― А-а-а!  Он сбавил темп и начал освобождать её руки от уже бесполезного халата. Свернул его, а потом, намотав её волосы на руку, потянул на себя, оторвал от стола и подложил ей под грудь свёрнутый халат.  ― Поттер! ― прошипела она.  Он просунул под неё руки и поднял, прижимая к себе и сжимая груди в ладонях. Она повернула голову, подставляя ему губы.  ― Паркинсон, ― тихонько сказал он ей на ухо, медленно вращая в ней членом.  ― Поттер! ― шёпотом отозвалась она, обнимая его за шею. ― Поттер!  Он снова положил её на стол, выпутался из спущенных штанов и поставил одну ногу рядом с ней. Она уже требовательно тянула его на себя обеими руками, и он не заставил себя ждать ― придавливая к столу её таз и шею, он стал размашистыми движениями заколачивать в неё член, заставляя её издавать всё более и более громкие вопли. Наконец, когда она перешла на непрерывный крик, он почувствовал, что кончает, и замер, с силой загнав в неё член по самые яйца. Она взвыла, продолжая тянуть его на себя, и отдалась на волю оргазма, мышцами щёлки выжимая его член досуха. Он опустил ногу и улёгся на неё, целуя шею и плечи.  ― Я думала, что ослепла, ― прошептала она, распластавшись по столу.  ― Я схожу с ума, ― признался он, кусая её загривок.  Когда она почувствовала, что член опал, заёрзала задом, выпуская его, и он приподнялся над ней на руках.  ― А может, никуда не пойдём? ― жалобно спросила она.  ― Вот, поэтому я и не хотел тебя будить, ― сказал он. ― Что нам теперь делать?  ― Пусти меня, скотина, ― потребовала она. Он отпустил её, и она, прикрывшись халатом, побежала в ванную. Глядя на её прыгающие ягодицы, он сделал шаг вслед, но опять запутался в штанах и с грохотом рухнул. С минуту он полежал, потирая ушибленный лоб, а потом встал и со словами:  ― Видать, не судьба! ― стал натягивать штаны обратно.  Потом он вспомнил кое-что и пошёл к портрету Вальпургии Блэк. Он размотал одеяло, которое повесил вчера, и отошёл на метр.  ― Доброе утро, бабушка! ― сказал он.  ― Доброе? ― оскалилась старушка. ― Доброе?!! А ещё тоньше одеяла в доме не нашлось? Или ты за все эти годы твоего бесполезного пребывания в Хогвартсе так и не выучил заклинание Муффлиато? Что это за концерт ты устроил сегодня?  ― Мы тут с Панси... ― застенчиво начал он.  ― С Панси? ― закричала Вальпургия. ― С Панси?!! А мне показалось, что ты нагнал табун диких кошек, которые вопили здесь всё ночь!!!  ― Не всю, ― возразил он. ― Часа три мы проспали... в общей сложности.  ― Мерлин! ― закатила глаза Вальпургия. ― Я попала в какой-то вертеп! Послушай меня... внучек. У Кричера есть ещё один мой портрет. Он тебе покажет одну из комнат для пыток под домом. Повесь портрет там и активируй, тогда я смогу убегать от всего этого. Повесь портрет между дыбой и жаровней... ― она мечтательно закатила глаза, ― Столько приятных воспоминаний!  ― Хорошо, бабушка, ― поклонился он.  ― А пока замотай меня поплотнее, ― поджала губы Вальпургия. ― Я не желаю всё это слышать!  ― Поттер! ― послышался её голос ― Ты где? ― она нашла его как раз в тот момент, когда он подоткнул последний угол одеяла под портрет. ― Что это ты тут делаешь, а?  Он разогнулся, похлопав ладонями, чтобы сбить пыль, и оглядел её с ног до головы. Она, очевидно, опять приняла душ, нанесла боевую окраску и оделась по-походному.  ― Мы куда-то собирались? ― спросила она.  ― Я тебя хочу, ― с удивлением сказал он.  ― Что, опять? ― ошарашенно спросила она.  ― Я и не переставал, ― пожал он плечами. Они вышли в прихожую и стали обуваться. ― Я бы тебя сейчас прислонил к стенке, ― рассказывал он, ― стянул бы трусы, взял одну ногу на локоть...  Закончив застёгивать туфли, она разогнулась, подошла к вешалке, и дёрнула за крюк, проверяя на прочность. Повернулась спиной к стене и обеими руками повисла. Он с любопытством за этим наблюдал, и она требовательно нахмурилась. Он встал и подошёл к ней, кладя руки на талию.  ― В душ больше не пойду, ― тихо предупредила она.  ― К чёрту душ, ― согласился он, задирая на ней юбку.  К полудню они, наконец, смогли выйти из дома. Добраться сразу по месту назначения не получилось из-за расплывчатости описания. Продираясь сквозь кусты, она громко ругалась.  ― Перестань ныть, Паркинсон! ― устало сказал он.  ― Если бы ты меня не трахал всё утро и всю ночь и весь вечер и... ― огрызнулась она.  ― Хватит, я понял, ― перебил он её. ― Ну, в какой-то момент мне удалось остановиться...  ― Это когда ты дрочил, как школьник, подглядывая за мной в душе? ― спросила она.  ― Нечего было подглядывать, как я подглядываю, ― ответил он и заулыбался своим воспоминаниям.  ― Урод! ― сказала она, правильно прочитав выражение на его лице.  ― Идиотка, ― парировал он.  ― Ну, ладно, чёрт с тобой, маньяк спермотоксикозный, ― махнула она рукой. ― Ты мне так и не рассказал, где мы и зачем.  ― Ах, да! ― спохватился он. ― Мы сейчас то ли на юге Германии, то ли на севере Швейцарии...  ― То есть ты не знаешь, ― скептически усмехнулась она.  ― Я? ― возмутился он. ― Я ― не знаю?!! Ну, хорошо, я не знаю. Мне дали только ориентир, по которому я мог аппарировать от ближайшего портала.  ― Кто дал? ― поинтересовалась она.  ― Кингсли Шаклболт, ― ответил он.  Она остановилась, словно налетела на невидимую стену.  ― Кто? ― не поверила она. ― Кто, ты сказал?!!  ― Шаклболт, ― повторил он. ― Ну, помнишь, тот загорелый крендель, который за особняк в центре Лондона издаёт все эти дурацкие указы, и которому ты хотела выцарапать глаза?  ― Я-то помню, прекрасно помню, ― процедила она. ― А ты сам помнишь?  ― Я, Паркинсон, вообще ничего не забываю, ― сказал он. ― Вот, например, помню, как ты требовала меня Волдеморту выдать...  ― Я... ― растерялась она. ― Я...  ― Да ладно, не бери в голову, ― махнул он рукой и пошёл дальше. ― То, что Кингсли оказался крысой, всего лишь означает, что у нас есть реальный шанс...  ― Шанс на что? ― спросила она.  ― Умереть, конечно, ― недоумённо ответил он. ― А что ты подумала?  ― Умереть? ― она снова остановилась.  Он тоже встал и развернулся к ней, сложив руки на груди.  ― Я тебя никуда не тяну, Паркинсон, ― сказал он. ― Если ты переменила своё мнение...  ― Я пойду туда же, куда пойдёшь ты, ― упрямо возразила она, стиснув зубы.  ― Ну, пойдём, ― согласился он. ― Так вот, Кингсли прислал мне вчера записку, в которой поведал мне о проблеме, решить которую взяло на себя Министерство ещё два года назад, но ввиду нагромождения печальных событий руки так и не дошли. Причём, заметил он, и сейчас не дойдут, поскольку послать полторы дюжины квалифицированных волшебников он сейчас не сможет. А тут продолжают гибнуть вполне реальные люди, пусть даже и альтернативно способные к магии...  ― Кто? ― не поняла она.  ― Магглы, ― пояснил он. ― В той же газетёнке было написано, что наши кузены именно так зовут своих магглов.  ― То есть, белое уже не белое, ― кивнула она.  ― Ага, а черное ― не чёрное, ― подхватил он. ― Чёрное ― это альтернативное белое, а белое ― альтернативное чёрное.  ― Чего только идиоты не выдумают, ― вздохнула она.  ― Им можно, ― махнул он рукой. ― В общем, я неплохо поторговался, отсылая ему обратно записки с предложениями, и теперь всего лишь за пятнадцать тысяч нас трепетно ждёт болотный слизень.  ― Болотный слизень? ― переспросила она. ― Ты ничего не попутал?  ― Нет, ― безапелляционным тоном он, снова поворачиваясь к ней и продолжая идти спиной вперёд. ― Кингсли написал, что они вырастают до двух метров в длину и полуметра в диаметре. Звучит не очень грозно ― не понимаю, отчего его просто кто-нибудь не зашиб из рогатки.  ― Ну, тогда это не он, ― тихо сказала она, показывая ему за спину.  Он обернулся и в страхе отшатнулся, пятясь к ней. Это, конечно, был слизень, но совсем не тот, что ему обещал Шаклболт. Этот был какой-то... разожравшийся, что ли? Сейчас он лежал смирно ― то ли не видел их, то ли отдыхал, переваривая очередного проглоченного слона ― но длиной он был метров двенадцати и, как минимум, трёх в высоту. Со стороны хвоста он просто сходился сточенным конусом, как носовой обтекатель топливного бака американского шаттла, а спереди закруглялся, как сигара. Посреди сигарного конца было какое-то подобие лица ― маленький носик высотой с полметра, такой же маленький безгубый ротик под ним, где-то на середине носика по обе стороны была первая пара глазок размером с сервировочное блюдо, чуть дальше в сторону ― вторая, поменьше, потом третья и так далее. За последним глазиком, который диаметром был не больше пяти сантиметров, располагались два эльфийских ушка длиной около метра.  ;Летает он на них, что ли? ― подумалось ему.  Под ушками чуть вперёд по корпусу торчала маленькая ручка с настоящими пальчиками. Маленькая ― то есть, размером с человеческую. С другой стороны толстого туловища ровно посередине между землёй и верхней точкой бесполезна висела ножка. Сам слизняк был типично слизнякового цвета ― белёсо-коричневого.  Пятясь, он наткнулся на неё и остановился.  ― С ноги моей слезь, тупица! ― громко прошипела она.  Слизняк вздрогнул всем телом, глазки, до этого скромно прикрытые веками с опущенными ресницами, поочерёдно начали открываться, словно порты на старинном паруснике, и чудище проскрежетало:  ― О, а это вы удачно зашли! ― и начало к ним разворачиваться лицом. Он, ни слова не говоря, схватил её за руку и побежал, утягивая её за собой. Она бежала за ним, ничуть не отставая, но при этом отчего-то смеялась.  ― Ты что? ― спросил он, не оборачиваясь.  ― Ой, не могу! ― давилась она. ― Светлый эльф, подсевший на гамбургеры! А, кстати, почему он с нами по-английски разговаривает?  От неожиданности он споткнулся и упал, заваливая её за собой. Они оказались на пологом бережку лесного озера. Из негустой рощи, ломая кусты, вслед за ними вывалился болотный слизень, радостно потирающий ручки.  ― Ну, куда же вы убежали, друзья мои? ― проскрипел слизень. ― А я только собрался вас на обед пригласить.  Он вскочил на ноги, заслоняя её собой, и вытянул перед собой палочку.  ― Ой, мальчик, ― проскрежетал слизень. ― А ты знаешь, что сабелька-то у тебя ― из дерева?!!  Она тоже поднялась и попыталась было шагнуть вперёд, но он твёрдой рукой задвинул её себе за спину. Тогда она, обняв его за талию, вытянула вперёд правую руку рядом с его.  ― И что будем делать? ― спросила она вполголоса.  ― Ну, давайте же уже будем кушать! ― сказал слизень и двинулся к ним.  ― Ступефай! ― крикнул он. Заклинание красным лучом врезалось в морду слизня и отскочило, лишь заставив его поморщиться. ― Редукто! ― крикнул он. Снова никакого эффекта. ― Бомбарда! Сектумсемпра! ― последнее заклинание пробило шкуру чудовища, заставив того затормозить. ― Сектумсемпра! Сектумсемпра! ― продолжал он полосовать уродливое лицо, стараясь попасть в глаза.  ― Сектумсемпра! ― крикнула она, пытаясь повторить, но с первого раза у ней не получилось. ― Сектумсемпра! Сектумсемпра! Сектумсемпра! Сектумсемпра!  На седьмой раз у неё, наконец, сорвалось с палочки заклинание, прорубив глубокую борозду.  ― А-а-а! ― завопил слизень, одновременно пытаясь отвернуться и закрыть глаза своими ручками.  Он держал его на месте хлёсткими ударами по глазам, а она продолжала лупить туда, где постепенно образовывался всё более крупный пропил вдоль желеобразной тушки. Слизень замер и перестал вертеться, и тогда он стал её помогать, ударяя в то же место, и вот монстр вдруг с чавканьем развалился на дымящиеся половинки, буквально взорвавшись изнутри целым озером отвратительной слизи, которая потоком хлынула к их ногам. Она тут же запрыгнула ему на спину, спасаясь от этой гадости, а он лишь, морщась, переступал ногами, с грустью думая о том, что ботинки ― замечательные крепкие ботинки, которые он нашёл среди вещей Сириуса ― похоже, придётся выкинуть.  Из горки всё ещё трясущихся останков чудовища вдруг всплыла в воздух голубая полупрозрачная сфера диаметром сантиметров сорок, укутанная бегущими по её поверхности молниями.  ― Паркинсон, ― сказал он. ― Мне это не нравится.  ― А в чём дело? ― спросила она.  Прежде, чем он успел ответить, от сферы в землю ударили молнию, и текущая по земле слизь сразу покрылась светящейся паутинкой. Его выгнуло и затрясло, а от него электричество перекинулось и на неё, и она тоже забилась, судорожно вцепившись в него. Сознание их померкло, и они уже не видели, как под ними взорвалась земля...  Он очнулся в воде, куда погрузился с головой, и вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Рядом с ним кто-то захлёбывался и в панике молотил руками по поверхности озера. Ботинки и одежда немилосердно тянули на дно. Незадачливый товарищ булькнул и скрылся под водой, и он сразу нырнул, успев ухватить за косу, в которую были заплетены волосы.  Он с трудом вытащил утопающего на поверхность, но девушка ― а это оказалась какая-то светловолосая девица ― чуть не утопила и его, вцепившись, как клещ. Он откуда-то знал, что стоит делать в таких случаях, и сразу развернул её к себе спиной, ухватил под мышки и поплыл к видневшейся совсем недалеко ― метрах в пятидесяти ― полоске земли, не обращая внимание на бульканье и гневные неразборчивые вопли спасаемой девицы. Страшно мешала одежда и ботинки, но снять одежду не было никакой возможности, а про ботинки каким-то уголком сознания он помнил, что они чем-то очень ему важны, может, даже более важны, чем собственная жизнь. Стиснув зубы и задыхаясь, он из последних сил грёб к земле.  В какой-то момент он чуть не утонул, поскольку ему показалось, что уже сможет достать ногами дно, опустил их и погрузился в воду с головой, макнув и свою ношу. Он в панике вынырнул и тут же получил новую дозу оскорблений ― а это были, как он наконец-то понял, именно оскорбления. Казалось, прошла целая вечность, когда он ткнулся в берег. Он встал, подскользнулся на илистом дне, от чего девица снова с головой ушла под воду, вытащил, наконец, её на берег и без сил упал рядом, истратив последний остаток энергии на то, чтобы убедиться, что она тяжело дышит рядом.  Когда мандраж после заплыва с отягощением прошёл, в нём взыграло любопытство, и он сначала украдкой посмотрел на неё, а потом, осмелев, стал разглядывать уже открыто. Волосы её подсохли и действительно оказались светлыми, но ближе к корням они были совсем тёмными, даже не каштановыми, а ещё темнее, и он подумал, что она не всегда была блондинкой. Красивые карие глаза служили тому дополнительным напоминанием. Она была симпатична, но совсем красавицей её трудно было назвать. В какой-то момент он понял, что она смотрит прямо ему в глаза. Он улыбнулся, а она с трудом оторвалась от земли и начала подниматься. Он приготовился выслушать от ней благодарность за спасение, сказать, что просто сделал то, что каждый сделал бы на его месте, а потом возможно даже получить награду в виде поцелуя в щёку, но она, привстав на колени, с размаху влепила ему пощёчину.  ― Ай! ― крикнул он, вскакивая и отходя на пару шагов от этой психопатки. ― Ты что делаешь?  ― А нечего было меня лапать! ― крикнула она.  ― Да я... ― возмутился ― Да ты...  Он отвернулся и стал отжимать полы странного вида накидки, потом сдался, снял её и выжал целиком. Судя по звукам, она за его спиной занималась примерно тем же. Он огляделся по сторонам. Кусочек суши, на котором они высадились, на поверку оказался довольно большим ― около сотни метров в поперечнике ― островом, усеянным кустами и деревьями, посреди какого-то озера. Ближайший берег виднелся всего в паре сотен метров. Ему было интересно, как он здесь оказался, и как сюда попала эта девица, и что они вместе делали в воде между двух полосок земли. Кстати, о девице...  ― Послушай... ― подала она голос.  ― Что? ― обернулся он.  Она сидела на коленях, крутя в руках мокрый подол юбки. Лицо её было белым, как мел, а губы посинели.  ― Прости... ― сказала она, смущаясь. ― Я знаю, что ты меня спас... Просто я испугалась до смерти. Я совсем не умею плавать. Спасибо тебе.  Он подошёл и опустился рядом с ней на колени.  ― Я совсем не имел в виду ничего такого... ― сказал он.  ― Я знаю, ― перебила она. ― Просто...  ― Я никого ещё не спасал, ― признался он. ― Но помню, что читал, что тонущего человека нужно держать со спины, иначе он утопит и тебя.  ― Спасибо, что не оставил меня там, ― она кивнула на воду.  Он уселся, стянул ботинки и перевернул их, выливая остатки воды, после чего начал стягивать носки.  ― Т-ты что д-делаешь? ― спросила она, наблюдая за его действиями. Он заметил, что она уже ощутимо начала дрожать от холода.  ― Вода в озере холодная, ― пояснил он. ― Я хочу раздеться и высушить одежду на солнце.  ― Р-раздеться? ― с тревогой спросила она.  ― Только до трусов, ― улыбнулся он. ― Трусы и так высохнут.  Она смущённо отвернулась.  ― Послушай, ― сказал он, ― я могу пойти на другой конец острова, а ты здесь...  ― Н-не н-надо, ― она непроизвольно схватила его за руку. ― Я п-просто р-разденусь в к-кустах.  ― Тебе нужно поторопиться, ― мягко сказал он.  Она встала и, как и обещала, пошла в сторону кустов, а он стянул с себя рубашку и штаны, чтобы отжать и их тоже. Потом он разложил мокрую одежду на солнце, рассчитывая, что за полчаса или час всё должно высохнуть. Из ближайших кустов доносилось шуршание и звуки возни.  ― Послушай, ― позвал он, почувствовав неловкость от того, что так и не удосужился спросить её имя. ― Сударыня!  ― Ч-что? ― отозвалась она. ― С-сударь? К-кстати, к-как т-тебя з-зовут? ― задала она вопрос, который уже начал мучить его.  ― Я не знаю, ― ответил он. ― А тебя? ― она не ответила, и он понял, что она тоже не знает. Откуда-то в памяти всплыло имя, и он озвучил его раньше, чем успел поймать себя за язык: ― Панси!  ― Ч-что ― П-панси? ― не поняла она.  ― Если ты не помнишь, то я мог бы тебя называть Панси? ― сказал он.  ― Это ж-же н-не имя, а д-дразнилка к-какая-то, ― отозвалась она. ― П-почему?  ― Не знаю, ― сказал он. ― Единственное, что всплыло у меня в голове.  ― Н-не г-густо, ― заметила она. ― Л-ладно, з-зови меня д-д-д... З-зови меня Д-джейн.  ― А я тогда, что ли, Джо? ― удивился он.  ― С-скорее, Д-джон, ― поправила она. ― Или Д-джим.  ― Пусть будет Джим, ― согласился он. ― Ты всё ещё мёрзнешь?  ― Д-да, ― ответила она. ― Н-никак н-не с-согреться!  ― Я бы мог тебе помочь, ― предложил он вполголоса, надеясь, что она его не расслышит.  ― Н-не п-подходи к-ко мне, ― предупредила она. ― Я т-тут б-без од-дежды!  Он покраснел и сделал шаг назад.  ― Послушай... Джейн, ― сказал он. ― Я обещаю, что даже глаза закрою, но тебе срочно нужно согреться, иначе ты заболеешь...  Она с минуту молчала, и до него доносилось лишь шуршание.  ― Сядь на траву и закрой глаза! ― попросила она.  Он послушался и уселся по-турецки. Из кустов послышался шум, а потом она уселась ему на колени, прижимаясь боком, и обернулась его руками. Тело её было холодным, как у настоящей утопленницы, она, дрожа, ещё и стучала зубами от холода, и он сразу крепко прижал её к себе, стараясь скорее согреть.  ― Т-ты ч-что? ― спросила она. ― З-задушить меня р-решил?  ― Ты попробуй вырваться, ― посоветовал он. ― Так тебе быстрее станет тепло.  Она послушала его совета и несколько минут пыхтела, пытаясь разорвать кольцо его рук, и довольно скоро бледность её щёк сменилась румянцем.  ― Мне уже теплее, ― шепнула она. ― Спасибо!  ― Чушь! ― отмахнулся он. ― Тебе ещё греться и греться!  Она открыла рот, желая что-то сказать, а потом закрыла и положила голову ему на плечо.  ― Спасибо тебе, ― сказала она.  ― За что? ― спросил он.  ― За то, что ты обо мне заботишься, ― ответила она. ―За то, что не подглядывал.  ― Ты, что, голая? ― забеспокоился он.  ― Нет, в нижнем белье, ― тут она взвизгнула и чуть не подпрыгнула, но он крепко держал её, не пуская. ― Ай! Что это?!! Что это за штука?  Он покраснел и заёрзал, отодвигая от неё подальше испугавшее её содержимое трусов.  ― Это не важно, ― поспешно ответил он. ― Тебе нечего бояться, обещаю. Я тебя не обижу, поверь!  ― Я верю, ― прошептала она, серьёзно глядя ему в глаза. ― Ты меня не обидишь.  Её губы тоже оттаяли и налились красным, и она совершенно непроизвольно очень соблазнительно провела по ним язычком, и ему нестерпимо захотелось её поцеловать. Он поднял голову к небу, пытаясь сгладить неловкость момента нарочитым равнодушием, но, когда она вновь посмотрел на неё, она всё так же сидела, призывно глядя ему в глаза. В горле вдруг пересохло, и он непроизвольно сглотнул.  ― Я хочу... ― пробормотал он. ― Можно я...  ― Я всё ещё не поблагодарила моего рыцаря за спасение, ― лукаво улыбнулась она. Он склонился к ней, и она зажмурилась, маняще разомкнув губы. Он ткнулся в неё носом, она хихикнула, он отпрянул, ещё раз примерился и осторожно приложился к её губам. Когда он разомкнул поцелуй, она сначала потупилась, а потом отвернулась, уткнувшись себе в плечо. Он почувствовал, что краснеет, и решил тоже оглядеться по сторонам. Она первой решилась прервать неловкую паузу и завозилась, мягко раздвигая его руки, обвившие её спину и колени:  ― Там уже, наверное, всё высохло, ты как думаешь? ― она повернулась к нему, заглядывая в глаза.  Он понял, что ему предоставляют шанс сказать веское мужское слово.  ― Я думаю, что стоит проверить, ― важно сказал он.  Она высвободилась и встала, совершенно не обратив внимания на то, что он при этом не закрыл глаз. Он следил, как она, изящно ступая, двигалась в сторону кустов, как завороженный, не в силах отвернуться от её гибкой фигурки и стройных ножек. Чего он не мог понять ― это что она делала в этой, очевидно, глуши, в столь вызывающем и красивом белье, и втайне желал, чтобы она повернулась и продемонстрировала себя со всех сторон. Она скрылась в кустах, и он, вздохнув, пошёл собирать свою одежду.  Ботинки так и остались мокрыми, поэтому он засунул просохшие носки в карманы, оставив ботинки на траве, и улыбнулся, когда она уже одетая вышла из кустов, держа в руках туфельки. Смущённо ему улыбаясь в ответ, она подошла и встала, за спиной держась правой рукой за локоть левой. Она ухитрилась как-то расплести мокрую косу, причесать и собрать волосы, которые, словно гало, обрамляли её лицо. Он залюбовался, не в силах произнести ни слова. Она почувствовала его внимание, и смущенно потупила взор.  ― Ну, перестань уже так на меня глядеть, ― сказала она.  ― А как мне на тебя глядеть? ― спросил он.  ― Я не знаю, ― ответила она, а потом перевела тему: ― Давай, сходим на разведку!  ― Давай, ― улыбнулся он.  Чем больше он на неё глядел, тем сильнее, он чувствовал, растягивается его рот, делая выражение его лица совершенно дурацки-неприличным. Она протянула ему ладошку, и он взял её в свою руку.  ― А твои ботинки? ― спросила она.  ― Мы сюда ещё вернёмся, ― улыбнулся он.  ― Ну, раз так... ― согласилась она и поставила свои туфли рядом.  Они пошли вдоль берега вокруг острова. Он никуда не торопился, поскольку рассчитывал на долгую прогулку, в течении которой её маленькая ладошка будет покоиться у него в руке, а она будет идти рядом, взглядом своих карих глаза заставляя его сердце замирать от восторга.  ― Что? ― спросила она, в очередной раз поймав его взгляд.  ― Не знаю, ― признался он. ― У меня в голове ни одной разумной мысли.  ― Я вижу, ― улыбнулась она. ― Тебя совсем не интересует ситуация, в которой мы оказались?  ― Я думал об этом, ― уклончиво сказал он.  ― И что? ― лучась любопытством, она прижалась к его плечу, и он задохнулся от восторга.  ― Это всё ерунда и мои фантазии, ― смущённо отмахнулся он.  ― Мне интересно, ― запрыгала она, не отпуская его руку.  ― Ну, ладно, ― сказал он, ― только не смейся, пожалуйста. И вообще, это всё так...  ― Ну, пожалуйста, ― умоляюще поглядела она на него. Сердце пропустило удар.  ― Я подумал, мы же с тобой откуда-то взялись? ― спросил он, утягивая её дальше вдоль берега.  ― Конечно, ― серьёзно подтвердила она. ― Сначала мы родились, потом, наверное, учились в школе... ― она неуверенно замолкла, пытаясь вспомнить хоть что-то.  ― Мы с тобой, вроде как, говорим по английски, ― предположил он.  ― В этом нет никакого сомнения, ― согласилась она.  ― Значит, мы из Англии, ― продолжил он  ― А вот это ― под вопросом, ― покачала она головой.  ― Я ещё помню такую штуку, как акцент, ― добавил он.  Она задумалась.  ― Точно, ― сказала она. ― У тебя акцент предместий Лондона. Юго-запад, я думаю.  ― Именно, ― обрадовался он. ― А у тебя чистый лондонский.  ― Значит, мы оба из Лондона? ― подытожила она.  ― Именно, ― кивнул он. ― Так вот, я думаю, что нас в одном и том же месте похитили инопланетяне, стёрли нам память и бросили в реку рядом с необитаемым островом, чтобы я тебя спас, и мы влюбились друг в друга с первого взгляда, и так далее...  ― Что ― так далее? ― остановилась она, подозрительно глядя на него.  ― Ну, там, глупости всякие, ― он покраснел и отвернулся.  Её звонкий смех разнёсся по окрестностям. Он покраснел ещё сильнее, ругая собственную болтливость. Она осеклась, увидев выражение его лица, и снова повисла у него на плече.  ― Ну, Джим, не дуйся, ― сказала она. ― Мне очень понравилась твоя фантазия.  ― Фантазия? ― спросил он с вызовом.  Она отпустила его плечо и продолжила прогулку. Он шёл рядом, держа её руку. Внезапно она остановилась и обняла его шею, притягивая к себе. Он недоумённо поднял брови, и она, опустив глаза, прошептала:  ― Не всё ― фантазия, знаешь ли, ― а потом прикрыла глаза и потянулась к нему губами.  Они сделали ещё несколько кругов по берегу, периодически останавливаясь, чтобы найти губы друг друга. Он шептал ей, какая она удивительная, а она смущённо отвечала, что единственное, чего она желает ― чтобы он никогда не отпускал её руку. В очередной раз дойдя до того места, где была разложена его мантия, она зевнула, прикрыв рот ладошкой.  ― Джим, что-то я устала, ― призналась она.  ― От меня? ― не понял он.  ― Да нет же, глупый! ― погладила она его по щеке. ― Просто, у меня такое ощущение, что я не спала уже несколько дней.  ― Тогда, может, тебе стоит отдохнуть? ― предложил он и кивнул на свою мантию: ― Поспи, а я рядом посторожу.  ― Если бы ты лёг рядом и обнял меня... ― попросила она.  ― Нет ничего не свете, чего бы я желал более, ― обрадовался он.  Они улеглись лицом друг к другу, она примостила головку на его плечо, а он прикрыл её мантией от солнца так, чтобы видеть её глаза. Она зажмурилась и вытянула губы, и он чмокнул её, пожелав приятного сна. Она укрылась второй его рукой и очень быстро заснула. Он продолжал смотреть на неё, любуясь её безмятежным лицом, думая о том, какое же редкое совпадение свело их, по-видимому, навсегда, а потом совсем незаметно для себя тоже провалился в объятья сна.  Когда он проснулся, его взгляд упёрся в её глаза в двадцати сантиметрах. Она хмуро смотрела на него.  ― Проснулся? ― спросила она каким-то угрожающим тоном.  ― Проснулся, ― ответил он с вызовом. ― Давно ты?..  ― Минут пять, ― сказала она и кивнула на него самого. ― Любуюсь вот...  ― Паркинсон? ― осторожно поинтересовался он.  Не ответив, она молча повернулась на спину, и он сделал то же самое. Несколько минут он молча глядели в предзакатное небо.  ― Ты всё помнишь? ― вдруг спросила она.  ― Какая гадость, ― сказал он.  ― Отвратительно, ― согласилась она.  ― Любовь с первого взгляда! ― фыркнул он. ― Надо же!  ― Розовые сопли для романтических идиоток, ― заметила она.  ― И идиотов, ― подтвердил он.  Они снова замолкли. Она пыталась не думать о своей ладошке, которую Джим пообещал не отпускать ни за что, а он лихорадочно искал разумное объяснение тому, что из всех имён в своём бессознательном состоянии он вспомнил именно Панси.  ― О чём ты думаешь? ― спросила она, повернув к нему голову.  ― О том, что мы с тобой попали, ― ответил он.  ― Может, ещё не всё потеряно? ― спросила она.  ― Клин клином вышибают, ― вспомнил он.  ― Мы ведь ненавидим друг друга, правда? ― решила уточнить она.  ― Ты за себя говори, ― возразил он. ― Мне ты отвратительна, и я тебя презираю.  ― Тогда что лежим? Какого-то особого сигнала ждём? ― изогнула она бровь.  Он с силой оттолкнул её так, что она прокатилась по траве:  ― Что ты прицепилась ко мне, мерзкая тварь?Глава 15  Она сразу вскочила на ноги и, приблизившись к нему, ухватила за стопу и начала её поворачивать в сторону, заставляя его перевернуться на живот. Она загнула его стопу к ягодице и уселась на неё сверху, выгибая.  ― Кого ты назвал тварью, гадёныш? ― крикнула она. ― Я тебя, урода, сейчас закопаю!  ― Ой, как страшно! ― сказал он.  Она вскочила на колени ему на спину и начала прыгать, выдавливая из него кряхтение и стоны, не забывая при этом колотить кулаками по плечам и рукам, которыми он сразу прикрыл голову.  ― Ну, что, съел, козявка! ― проорала она. ― Нут у тебя приёмов против Панси Паркинсон!  ― От козявки и слышу, ― пробормотал он.  Он попытался приподняться, и она, просунув руку ему под шею, начала его душить, оттягивая голову на себя. Он перевернулся, заваливая её на спину, а она продолжала тянуть его, удерживая в захвате. Ногами она обхватила его талию, чтобы он не пытался её сбросить. Ему удалось ухватить её за голову, он перекатился на живот, поднялся и согнулся, перекидывая её через себя. Она в полёте извернулась и приземлилась, как кошка, на четыре точки.  ― Ну, вот, и приём нашёлся, ― прокомментировал он.  ― Ах, вот ты как! ― крикнула она, прыгнула на него, уцепилась за шею обеими руками, упираясь одной ногой ему в живот, и начала падать на спину. Он потерял равновесие и повалился на неё, а она перекатилась на спину и ногой подбросила его в воздух, закидывая через голову. Он кулем шмякнулся на землю и замотал головой, приходя в себя. Она встала, подошла к нему, взяла за ноги и перевернула на спину. Привычным движением она расстегнула его штаны, а потом начала тянуть за штанины, стягивая их. Когда она уже сняла одну штанину и наполовину сняла вторую, он приподнялся и схватил её за руку, бросив на землю рядом с собой. Она снова перекатилась и вскочила на ноги, сразу же начав обходить его по кругу. Он, путаясь в штанах, встал и задрыгал ногой, чтобы освободить вторую ногу.  ― Что же ты, Поттер, штаны потерял? ― ехидно спросила она, примеряясь, как бы его зацепить.  ― Тебя увидел и выпрыгнул, ― пояснил он.  ― От страха, что ли? ― спросила она.  ― Ну, ты ― страшная, ― согласился он.  Она прыгнула на него, снова пытаясь схватить за шею, но он был готов и, пропустив её руки мимо, бросил её на траву.  ― Кха! ― поперхнулась она, шмякнувшись спиной. ― Поттер, гадёныш, ты что творишь?  ― A la guerre comme a la guerre! ― издевательски выкрикнул он, усаживаясь на неё сверху.  Схватив её за запястья, он прижал их одной рукой к земле над её головой и начал расстёгивать пуговицы на её блузке.  ― Прекрати, козёл! ― крикнула она, брыкаясь и пытаясь коленями попасть ему по спине.  ― Хочешь, могу просто порвать, ― предложил он  ― Отпусти меня сейчас же! ― крикнула она, когда он потянул блузку с плеч.  ― Ну, потерпи немножко, тебе же даже не больно! ― упрекнул он.  Когда блузка оказалась собрана на запястьях, он положил руку на её грудку и начал тискать.  ― Отпусти меня, подонок! ― снова завопила она. ― Что ты творишь, мерзавец?!  ― Что творю, что творю, ― проворчал он. ― Немного массажа ещё никому не повредило, ― и он сжал другую грудь, засунув ладонь под лифчик.  ― Урод, слизняк, козёл! ― кричала она. ― Дай же мне только до тебя добраться!  ― Это тебе, Паркинсон, сначала до меня добраться надо! ― заметил он, перевернул её на живот и стянул её руки за спиной.  ― Вот, теперь можно и отпустить, ― довольно кивнул он. Юбка её задралась и, когда она начала, барахтаясь, вставать, он не удержался и звонко шлёпнул её по выпяченному заду так, что у неё из глаз брызнули слёзы.  ― Девочек нельзя бить, Поттер! ― выпалила она.  ― Какая ты к чёрту девочка, Паркинсон? ― усмехнулся он, помогая ей подняться.  ― А кто же ещё? ― прыгая на месте от боли, спросила она.  ― Женщина, Паркинсон, женщина! ― с нажимом сказал он. ― Ты, что, не помнишь, как я тебя чпокнул? ― и он недвусмысленно подвигал тазом взад-вперёд.  ― Гнида мерзопакостная! ― разозлилась она, пытаясь высвободить руки от пут. ― Да если бы я твой желеобразный отросток постоянно в руках не держала, ты бы им даже комара убить не смог!  ― Во рту ты его держала, Паркинсон, во рту! ― издевательски рассмеялся он.  ― А что делать, если у тебя иначе не стоит? ― крикнула она, подскакивая к нему вплотную.  ― За мою эрекцию не переживай, мегера, ― посоветовал он, повернул её к себе спиной, поднял край юбки и шлёпнул по другой ягодице.  ― У-у-у, гад! ― завопила она, снова запрыгав. ― Да я тебя...  ― Что, слабачка, приёмчики-то кончились? ― засмеялся он.  Она снова подскочила к нему и от души двинула коленом в пах. Он согнулся и выпучил глаза и щёки, обеими руками держась за яйца.  ― А ты поприседай, Поттер, ― заботливо сказала она, подпрыгнула на месте и в полёте пропустила связанные запястья под ногами. ― Глядишь, поможет!  Она стала зубами расковыривать узел, стягивающий её руки.  ― Дура, это же единственный комплект! ― простонал он, сидя на карачках. ― Запасного нет!  ― Ничего, у меня здесь трёхдневный запас, ― похлопала она себя по животу, стянув блузку с рук. ― Не боись, продержимся!  Она села на колени рядом с ним и стала расстёгивать его рубашку. Он, будучи полностью поглощён своими страданиями, даже не пытался сопротивляться. Когда она высвобождала его руки, он потерял равновесие и качнулся, угрожая завалиться, она обняла его, удерживая, и лизнула в щёку и в лоб. После того, как она закончила снимать рубашку, он ещё несколько минут провёл в приседе, а потом, охая, начал разгибаться. Недолго думая, она подошла к нему и с силой пихнула, заваливая на спину. Потом, обойдя вокруг, встала на колени и уселась ему на грудь лицом к потерпевшему органу.  ― Бедный, мучит тебя злобная Пансенька! ― засюсюкала она, запуская руку в трусы и осторожно беря член в руку.  ― Злобная гарпенька! ― простонал он, ещё толком не отойдя от боли, хотя её прикосновения были приятны.  ― А ты там заткнись, ― посоветовала она, усаживаясь ему на лицо.  Он успел глубоко вдохнуть перед тем, как его нос и рот упёрлись в полоску трусов и оказались плотно зажаты между ягодиц, но не растерялся и сразу начал прикусывать губами её промежность через трусы.  ― Что это ты там делаешь? ― подозрительно спросила она, поёрзала на его лице, сдвинула трусы в сторону, оголяя пах, и ещё подвигала задом, покрывая всё его лицо смазкой.  Он ухитрился опять вдохнуть прежде, чем она села так, что его нос полностью погрузился в горячую щёлку. Он стал лизать её и покусывать губки, и она замерла, медленно крутя задом, что помимо прочего ещё и позволяло ему время от времени сделать вдох. Он лишь мимоходом пробегал языком по клитору, больше внимания уделяя вылизыванию промежности и покусыванию губок. Он погружался в её щёлку то носом, раскачивая при этом головой, то языком, лизал дырочку изнутри, проводил языком по малым губкам, захватывая их в рот, посасывая и облизывая их. В какой-то момент она активно задвигала задом, пытаясь клитором поймать его язык, и издала протяжный стон, когда он, наконец, сжал капюшон между губ, нащупал под ним клитор и начал теребить его. Не прошло и минуты, как её начало колотить в оргазме, и она выпрямилась, всем своим весом усаживаясь не его лицо и елозя по нему промежностью.  Когда её перестало трясти, она упала на него, не в силах пошевелиться, и он решил этим воспользоваться. Он столкнул её набок, высвобождаясь, уложил грудью на траву, сначала подложив её блузку, и пропустил руки под её плечи, загибая голову к земле.  ― Ты что делаешь, гадёныш? ― выло попыталась возмутиться она, одновременно отплёвываясь от пучка травы во рту.  ― Спокойно, Паркинсон, ― ответил он, укладываясь сверху.  Почувствовав, как член тыкается ей между ягодиц, она сразу взбодрилась.  ― А ну, отпусти, козёл! ― крикнула она, барахтаясь и пытаясь высвободиться от захвата. ― Ну, всё, Поттер, тебе не жить!  ― Не дёргайся, ― посоветовал он, ― а то промахнусь!  Она попыталась крепко стиснуть бёдра, не пуская его, но он носками зацепился за её голени и рывком развёл ноги в стороны. Ещё немного потыкавшись, он нащупал головкой щёлку и надавил, начав вводить.  ― Поттер, скоти-и-ина! ― простонала она, когда он начал методично забивать член все глубже и глубже. ― А-а-а! А-а-а! А-а-а!  Он отпустил её руки, по-прежнему прижимая голову к земле, и улёгся на неё, а она немного прогнулась ему навстречу и начала поддавать задом при каждом его движении. Он с силой входил в неё, будто пытаясь пришпилить её к земле, словно бабочку, но, очевидно, ему это не удавалось, поскольку она, стеная и визжа, продолжала крутить задом. Она забилась, руками цепляясь за траву и выдирая её целыми клочьями, и протяжно закричала, пугая устроившихся было на ночлег птиц. Он остановился, сильнее к ней прижимаясь, а потом, когда её перестало трясти, расслабился и упал сверху.  Через некоторое время она пошевелилась, пытаясь столкнуть его с себя.  ― Слезай, подонок! ― прошипела она. ― На войне так не делают!  ― Ещё как делают! ― усмехнулся он, сползая с неё на траву. ― А как же три дня на разграбление?  ― Мерзавец! ― зарычала она. ― Я тебе не приз за взятие крепости штурмом.  ― На приз ты действительно не тянешь, ― задумчиво произнёс он.  ― Ах, не тяну? ― вскинулась она. С трудом встав, она навалилась на него коленом и, перевернув на живот, стала барабанить по спине кулачками. ― Да тебе, тупой гриффиндорский баран, такой замечательной девушки, как я, вообще в жизни не светит! ― она слезла с него и вздохнула: ― Мне нужно помыться!  Она поправила трусы и юбку и пошла к воде, не слыша, как он семенит за ней на четвереньках. Когда она уже почти подошла к линии берега, он вскочил и обеими руками повис на её юбке, стягивая её вниз. Юбка опутала её лодыжки, а трусы оказались на середине бёдер, и она, сверкнув напоследок голым задом в лучах стоящего прямо над горизонтом солнца, рухнула в озеро. Он зажмурился, пытаясь сохранить в памяти эпическую картину, а она, оказавшись в воде, сразу же в панике начала кричать и молотить руками.  ― Идиот! ― визжала она. ― Вытащи меня отсюда, козёл чёртов, ублюдок недоделанный, мокрица, боггартово дерьмо! Я же плавать не умею, чтоб тебе василиска встретить!  Он откинулся на локоть и положил ногу за ногу, с улыбкой наблюдая, как она орёт и барахтается, и наслаждаясь видом её крепкой попки, торчащей из воды. Когда он понял, что она уже по-настоящему впадает в истерику, он позвал её:  ― Паркинсон! ― она визжала так громко, что у ней не было никакой возможности его услышать. ― Паркинсон!!!  ― Что, урод? ― крикнула она. ― Вытащи меня уже!  ― Паркинсон, ты на пузе лежишь на дне, ― сказал он.  Она остановилась и, наконец, осознала своё положение. Носками она колотила и вовсе по земле, плечи её лишь до середины были погружены в воду, а спина так и вовсе была сухая. В панику её ввергло то, что она при падении плюхнулась лицом и подумала, что с головой окунулась в воду.  ― Сволочь, ― констатировала она, поднимаясь на четвереньки и сдрыгивая с ног бесполезную юбку, с удовлетворением при этом фиксируя его вывалившийся язык и выпученные глаза. Она встала и, крутя задом, зашла в воду по колено. ― Отвернись, Поттер, я помыться хочу.  ― Что это я буду отворачиваться? ― удивился он.  ― Идиот, ― сказал она и, оттянув трусы вперёд, чтобы не замочить, стала мыться, тщетно пытаясь удалить последствия недавнего взятия крепости штурмом. Он продолжал наблюдать за процессом. ― Тупица. Извращенец. Маньяк. Педофил, ― доносилось до него.  ― Э, почему педофил-то? ― возмутился он.  ― Потому, что мне ещё восемнадцати нет, ― не оборачиваясь, пробормотала она.  ― Мне, между прочим, тоже нет, ― напомнил он.  ― Одно другому не мешает, ― возразила она. ― Если молоденьких любишь ― значит, педофил.  ― Ну, ты даёшь, Паркинсон! ― восхитился он железобетонной логикой.  Она, покачивая задом, натянула трусы и стала выходить на берег, когда её внимание привлекло что-то, плавающее в воде у берега.  ― Смотри-ка, ― сказала она, нагибаясь за находкой, ― палочки!  Она подняла обе волшебных палочки, которые каким-то чудом прибило к островку, и стала внимательно их рассматривать, пытаясь определить, какая чья.  ― Этот чёртов шаман сделал их совершенно одинаковыми! ― пожаловалась она. ― Вот, какая теперь из них моя?  ― На твоей я у самого основания нацарапал ТЖ, ― сказал он.  ― ТЖ? ― спросила она, внимательно разглядывая палочки с торца.  ― Толстая ж... задница, ― кивнул он.  ― Ах, ты гадёныш! ― воскликнула она, направляя на него палочку. ― Никакого ТЖ, конечно, нет, но вот аббревиатуру Гриффиндорский Придурок я нашла!  Она бросила ему вторую палочку. Он схватил её, поворачивая в её сторону, но явно не успевал, поскольку она уже начала движение.  ― Левикорпус! ― воскликнула она.  ― Оркидэус! ― сказал он, запоздав лишь на долю секунды. С цветами в руке он повис в воздухе вниз головой. Управляя палочкой, она подвела его к себе.  ― О, цветочки! ― сказала она. ― А что это ты?  ― Хотел по ягодицам тебе нашлёпать, ― признался он, подавая её букет. ― Видать, не сложилось!  Она взяла цветы, подошла к нему вплотную и, обхватив его голову, поцеловала в губы. Он протянул свои навстречу, и она разомкнула уста, пропуская его язык себе в рот. Было необычно целоваться в таком положении. Они захватили губы друг друга, посасывая и водя по ним языком, а потом сплелись языками в напряжённой борьбе. Она отпрянула, чтобы отдышаться, и теперь он притянул её к себе, впиваясь поцелуем.  Через несколько минут она отстранилась, вытирая губы тыльной стороной ладони, и махнула палочкой, отправляя его в озеро.  ― За тобой должок, гадёныш! ― со смехом сказала она ему вслед и отпустила его метрах в пятидесяти от берега.  Подняв фонтан брызг, он бултыхнулся в воду, а потом вдруг совершенно неожиданно оказался рядом, рассекая воду, как заправский глиссер. Она от удивления открыла рот.  ― Это как? ― спросила она.  ― Агваментос, ― лаконично прокомментировал он. ― В качестве реактивной тяги, если тебе это о чём-то говорит.  Он высушил себя струёй тёплого воздуха и оценивающе посмотрел на неё, плотоядно облизываясь.  ― Отвали, урод, ― с угрозой сказала она, делая шаг назад.  ― Кто-то напросился на хорошую порку, ― сказал он, двигаясь за ней.  ― Я буду защищаться! ― предупредила она, разворачиваясь и направляясь в сторону от него быстрым шагом.  ― Так даже интереснее, ― согласился он, вприпрыжку догоняя её.  Она взвизгнула и начала улепётывать, сверкая ягодицами, и он понёсся за ней. Она сначала думала скрыться от него в кустах, но они показались её совершенно непроходимыми, поэтому она просто побежала вдоль берега, с оглушительным визгом уворачиваясь, когда он приближался, пытаясь её схватить. Проделав несколько кругов по острову, она в очередной раз добежала до места их первоначальной высадки, обессиленно опустилась на колени и закрыла ягодицы руками и цветами, которые так и носила с собой всё это время.  ― Не надо меня по попе лупить, ― жалобно попросила она и сделала большие-пребольшие умоляющие глаза. ― Я больше не буду.  ― Конечно, будешь, ― медленно подходя к ней, сказал он. ― Ты же змея, у тебя натура такая!  ― Ну, не надо! ― снова попросила она, переступая коленками, чтобы отвернуть от него зад. ― Больно же!  ― Конечно, больно, ― согласился он. ― Иначе ― никакого воспитательного эффекта!  Он подошёл к ней, аккуратно собрал её размётанные по плечам волосы в хвост и намотал на руку. Глаза её округлились.  ― Ты что это собрался делать? ― с ужасом спросила она, когда он спустил трусы на бёдра, и оттуда выпрыгнул набухающий член. Он взял член в руку и шлёпнул её по щеке.  ― Давай, рот открывай, ― скомандовал он, натягивая её волосы.  ― А если не открою? ― спросила она с прищуром.  ― Тогда я сам, ― сказал он.  Плотно сомкнув губы, она серьёзно смотрела на него, а потом её щеки надулись, и она выпучила глаза. Он отпустил член и закрыл лицо рукой. Она хрюкнула. Его плечи начали трястись. Она звонко расхохоталась в голос. Он, не отпуская её волос, стоял рядом и молча рыдал от смеха.  ― Ой, не могу, ― кричала она, даже забыв про необходимость прикрывать ягодицы, ― он сам! Ой, держите меня семеро! Так себе и представляю, как он ― сам!  Он снова взял член в руку, с улыбкой глядя на неё. Во время очередного приступа хохота он прицелился и ловко протолкнул головку ей в рот.  ― Хм-пф! ― возмутилась она и попыталась вырваться, но он крепко держал её за волосы. ― Фоффев, фас отфуфу! ― и в подкрепление своих слов слегка сжала член зубками.  ― Откусывай, ― пожал он плечами. ― Тебе же хуже. В следующий раз нечего за щёку взять будет.  Она нахмурилась и снова прикусила.  ― Ну давай же, Паркинсон, отведай моего леденца, ― ласково сказал он и нагнулся.  Его рука отодвинула чашечку лифчика в сторону и сжала её грудь. Она со вздохом опустила цветы и палочку на траву, взяла член в руку, а другой стала ласкать яйца. Он отпустил её волосы и запустил в них пальцы, чтобы чесать кожу под ними. Она блаженно зажмурилась и с силой всосала головку, заставив его запрокинуть голову и издать то ли вой, то ли громкий стон, эхо которого понеслось над притихшим перед закатом озером. Она при этом усердно двигала рукой вдоль ствола, сжимая его, а во рту крутила языком, теребя головку. Он захрипел, сжал её голову руками, и ей в рот прыснула первая порция спермы. Она при этом продолжала буквально высасывать семя из него, словно выжимая руками последние капли из члена и яиц.  Когда он закончил извергаться, она выпустила головку изо рта и стала облизывать ствол, с вызовом глядя в его пьяные глаза. Потом она обняла его колени и толкнула головой, и он совершенно без сопротивления упал на траву, раскинув руки. Она проползла между его ног, держась за член, а потом встала над его головой. Он приподнялся и уцепился за её трусы, которые от этого затрещали, грозя порваться.  ― Поттер! ― зарычала она, обеими руками пытаясь удержать на себе полоску ткани.  Он дотянулся второй рукой, и она отпустила, поняв, что борьба проиграна. Он стянул их совсем и отбросил в сторону. Она медленно опустилась на колени над его лицом.  ― За это ты будешь наказан, ― строго сказала она.  ― Моим любимым лакомством? ― предположил он.  ― Это ― наказание, Поттер! ― повторила она грозно. ― Лижи давай!  ― Конечно, ― согласился он, подтягивая её ближе. Она села ему на грудь и немного приподняла зад, подавшись вперёд. При этом её корпус откинулся назад, она упёрлась рукой рядом с его талией, а другой ухватила его за шею, чтобы ему было легче держать голову. Он подхватил её под зад, прижимаясь губами к горячей промежности, и начал вылизывать её.  ― М-м-м! ― сказала она с придыханием, начиная непроизвольно крутить задом навстречу его языку. Он тщательно облизал наружные губки, изредка отплёвываясь от попавших в рот волосиков, а потом провёл языком по ароматной щели между ними. Она едва слышно застонала, когда он стал облизывать малые губки и просовывать язык в щелку, крутя им там. Он облизал большой палец и ввёл его до упора, лаская заднюю стенку влагалища.  ― Ох, а-а-а! ― не сдержавшись, застонала она в голос.  Он, наконец, добрался до клитора и стал сосать его, нежно массируя во рту языком. Потом он высвободил вторую руку и вытащил её из-под её ноги, что позволило ему дотянуться до лобка. Положив ладонь ей на живот, он большим пальцем оттянул кожу рядом с капюшоном в сторону и вверх, заставляя клитор выпятиться на лобке. Тогда он принялся уже интенсивно теребить его языком, выдавливая из неё всё новые и новые стоны. Она яростно закрутила тазом, и он, почувствовав, что её щёлка начинает сжиматься на том пальце, которым он в ней крутил, сместил другой палец на клитор, уже с нажимом возбуждая его, а языком продолжил крутить по промежности рядом и вокруг.  ― А-а-а! А-а-а! А-а-а! ― закричала она, пытаясь одновременно насадиться ему на один палец и ещё сильнее прижаться к другому. Она с силой стиснула бёдра, согнувшись вперёд, и на него полились её соки.  ― Поттер, сволочь, я тебя ненавижу, ― прошептала она, совсем низко склонившись к нему и ухватив его голову в руки. ― Слышишь, гад?  Он кивнул, ощущая, что от пережитого его член готов лопнуть.  ― Слезай! ― сказал он.  Она правильно поняла, что ему нужно, даже не глядя на торчащий отросток, и просто встала рядом с ним на четвереньки. При виде её выпяченной попки он не удержался от соблазна и снова приник языком к промежности.  ― Ну же, не томи, ― прошептала она умоляюще. Он напоследок укусил её за зад и пристроился сзади. ― Давай же, скорее! ― простонала она.  Член, как всегда, вошёл с трудом, несмотря на обилие смазки. В несколько движений он вошёл в неё по самые яйца и замер, наслаждаясь ощущениями. Она подогнула руки, опускаясь на землю, а потом практически распласталась, широко расставив колени в стороны. Держась за её бёдра, он поднялся с колен на корточки, тоже раздвинув ноги, и начал раскачиваться, медленно вынимая из неё член почти на всю длину ― так, чтобы оставался лишь кончик головки ― и потом с силой забивая его обратно.  ― А-а! А-а-а! А-а-а!!! ― вопила она, пропахивая когтями в земле глубокие борозды. ― А-а-а!  Он продолжал размеренно двигаться, постепенно ускоряя темп. Потом он опёрся на её спину, прижимая к земле, что немного изменило угол, под которым член врывался в неё, и совсем ускорился, словно пытаясь разорвать её надвое. Её крики давно перешли в ультразвук, и вот он замер, погрузившись в неё до упора и чувствуя, как толчками выплёскивается из него сперма, а её щёлка судорожно сокращается, выдаивая его.  Они улеглись на его мантию. Он обнял её со спины, прикрыв краем мантии, и обернул руками. Она положила голову ему на плечо.  ― Поттер, что мы делаем? ― спросила она.  ― На закат любуемся, ― ответил он, кивнув в сторону едва торчащего над горизонтом краешка солнечного диска.  ― Я не про это, Поттер, ― вздохнула она, ерзая в его объятьях, чтобы плотнее прильнуть к нему. ― Что мы делаем?  ― И ты, умная слизеринская девочка, всерьёз спрашиваешь об этом главного гриффиндорского тупицу? ― поинтересовался он.  Она взяла его руку, поднесла ко рту, поцеловала и положила на мантию поверх своей груди, которую он тут же несильно сжал.  ― А мне, Поттер, больше некого спрашивать, ― прошептала она едва слышно, но он всё равно услышал. ― Только ты ― на всём свете...  Солнце село, и в сумерках они начали одеваться. Она на четвереньках ползала по траве, что-то ища.  ― Поттер, гадёныш, куда ты закинул мои трусы? ― спросила она и поймала его взгляд, направленный на её зад. ― Поттер, маньяк, я ничего такого в виду не имела! ― заявила она, но он продолжал неотрывно смотреть на её круглую попку. ― Ну, раз уж ты так настаиваешь... ― игриво сказала она.  Она потянула юбку вверх, заворачивая на спину, а он тут же вскочил, одним движением скинув брюки, и шагнул к ней.  ― Только ты мне потом трусы найдёшь, ― предупредила она.  Из-за разницы во времени в Лондоне они оказались, когда там ещё не стемнело. Он протянул ей руку, и они пошли от Сохо в Айлингтон пешком. Говорить им не хотелось, поскольку оба оказались погружены в свои мысли.  ― Поттер, ― вдруг сказала она с упрёком, остановившись у знакомого парка, ― а трусы-то мои ты так и не нашёл!  ― Почему ― не нашёл? ― спросил он, вытаскивая из кармана её бельё и помахивая им в воздухе. ― Очень даже нашёл!  ― Отдай, подонок, ― сквозь зубы сказала она, пытаясь дотянуться до трусов, которыми он размахивал в воздухе, как флагом.  Прохожие, завидев, как она прыгает вокруг него, издали расходились в стороны, обтекая их. Сжалившись он отдал её собственность. Она растерянно подержала трусы в руках, пытаясь сообразить, куда их пристроить, а потом вновь отдала ему.  ― Мне их всё равно девать некуда! ― пояснила она с хмурым видом  ― Так надень, ― предложил он.  ― Ты, Поттер, совсем ку-ку, ― покрутила она пальцем у виска, показывая глазами на заполненный людьми тротуар. ― И дурак к тому же.  ― Не хочешь перекусить? ― спросил он, показав в сторону столиков.  ― Нет, я лучше дома, ― машинально пробормотала она.  Он повлёк её дальше. Пройдя пару сотен шагов, он недоверчиво переспросил:  ― Дома?  ― Не придирайся к словам, урод! ― выпалила она чуть ли не одновременно с ним. Когда они прошли ещё столько же, она недовольно пробурчала:  ― Я могу вообще в Пакэм отправиться!  Он резко притянул её к себе и обнял, притягивая её голову к плечу. Она было напряглась, а потом сама прижалась к нему, обхватывая руками, судорожно вздохнула и прошептала:  ― Ненавижу, козёл!  Отчего-то он остался очень расстроен из-за того, что по дороге им не попалось ни грабителей, ни хулиганов, с которыми он мог бы браво расправиться, поигрывая бицепсами... Или постукивая костями. Ей же до смерти хотелось, чтобы на них наткнулась какая-нибудь из этих гриффиндорских куриц ― или, на худой конец, хаффлпаффских ― которые должны бы были... Она посмотрела на него и украдкой покрутила свои крашеные волосы... Должны были просто пройти мимо, не обратив внимания ни на коротко стриженного парня без шрама на лбу очков, ни на светловолосую девицу рядом с ним.  Добравшись до Гриммо, он первым делом отправил Шаклболту сову с докладом о выполнении задания. Вернувшаяся птица принесла из Гринготтса сообщение о том, что его счёт в банке пополнился пятнадцатью тысячами. Глядя на листок, он задумался, держа его перед собой, и не услышал, как она подошла. Она обхватила его плечо руками и прислонила к нему голову. Он вздохнул.  ― Что, Поттер? ― спросила она.  Он молча поглядел на неё, отложил листок в сторону и сел на диван. Она, так и не отпустив его плеча, забралась рядом с ним и сложила ножки ему на колени.  ― Расскажи мне, ― попросила она, обвивая руками его шею.  Он хмуро на неё посмотрел.  ― Я не уверен, что тебе это интересно, и что тебя это касается, ― заметил он.  ― Я ты мне расскажи, и тогда я сама решу, интересно ли мне это и касается ли меня, ― зловещим голосом предложила она, в ярости раздувая ноздри.  Он потянул её голову к себе. Пару секунд она гневно сопротивлялась, а потом сдалась и прислонилась к его груди. Немного подумав, она вытянула ноги в другую сторону, а на ему колени положила голову. Он сразу не догадался, что нужно делать, и она, взяв его руку, пару раз провела себе по макушке. Он улыбнулся и, склонившись, поцеловал её в кончик носа, а потом начал чесать ей голову, как она настаивала.  ― Давай уже, рассказывай, ― повторила она и закрыла глаза.  ― Ты, наверное, знаешь, что за победу в турнире волшебников на третьем курсе я получил тысячу галлеонов? ― начал он.  Она распахнула глаза, изумлённо посмотрела на него, и снова закрыла.  ― Ну, теперь в любом случае знаешь, ― усмехнулся он. ― Так вот, мне тогда было горько и противно, и я отдал их Фреду и Джорджу, чтобы она открыли магазин.  ― Уизли? ― уточнила она.  ― Да.  ― А отчего горько и противно? ― спросила она.  ― Ты вправду сейчас или прикидываешься? ― спросил она удивлённо.  ― Да я вообще ни сном, ни духом, ― сказала она. ― Что там такое произошло?  Он закатил глаза к потолку и покачал головой.  ― На последнем этапе турнира в центре лабиринта был помещён кубок, ― стал рассказывать он. ― Кто до него первым дотронется, тот и победитель. Мы с Седриком Диггори...  ― Это то, что ещё погиб потом, ― вспомнила она.  ― Да не потом, а тогда же и погиб... ― раздражённо сказал он. ― Мы одновременно дотронулись. Оказалось, что кубок был подменён портальным ключом, и я перенёсся туда, где должен был возродиться Волдеморт. Седрика убили, а мне удалось выжить...  ― И ты подумал, что не заслужил быть победителем? ― спросила она.  ― Я подумал, что эти деньги будут жечь мне руки, ― ответил он.  ― И сейчас ты подумал, не стоит ли дать им ещё пятнадцать тысяч? ― спросила она.  ― Нет, я просто вспомнил этот эпизод и вспомнил про них, ― вздохнул он.  ― И? ― подбодрила она. ― Это же не повод для грусти.  ― Представляешь, как от человека отрезают половину, ― сказал он. ― Был целый, и вдруг ― раз! ― и осталась половина.  ― Фу, ― сказала она брезгливо. ― Это ж сколько крови!  ― Я фигурально, ― сказал он и затих.  ― Поттер, ― дёрнула она его за штанину.  ― Фред и Джордж были одним целым, ― сказал он. ― Невозможно было представить Фреда без Джорджа и Джорджа без Фреда...  ― Кто-то из них погиб? ― догадалась она.  ― Да, ― ответил он. ― Фред. А я, свинья, даже не появился, чтобы проводить его...  ― Прости, ― прошептала она.  Он снова наклонился и поцеловал её.  ― Это не твоя вина, ― сказал он. ― Я вполне осознанно обрубил все концы. Это просто грусть, Паркинсон.  ― Теперь ты понимаешь, что я чувствовала, когда... ― начала было она и замолкла.  ― Паркинсон, ― попросил он. ― Открой глаза и посмотри на меня.  Она послушалась. Глядя ей в глаза, он медленно проговорил.  ― Ты знаешь, какой бы свиньёй я ни был, если бы я тогда знал... Я бы первый подошёл к тебе и принёс соболезнования. И предложил бы помощь, какая была в моих силах. Даже несмотря на то, что ты была толстой коровой Паркинсон.  ― Тебе легко сейчас говорить, ― буркнула она.  ― Поэтому я и хотел, чтобы ты видела мои глаза, ― сказал он. ― Я так бы и сделал. И, хоть сейчас и поздно, и некстати, Паркинсон... ― он замялся от неловкости момента. ― Прими мои соболезнования. Я скорблю о твоей утрате.  ― Козёл! ― буркнула она и отвернулась на бок.  Несмотря на её старания, ему было видно, как она вытирает с щёк влагу. Он наклонился и поцеловал её в шею.  ― Знаешь, Поттер, ― сказала она, судорожно вздохнув, ― это больше, чем мне сказал кто бы то ни было из них, ― она прикусила губу. ― Теперь я чувствую себя...  ― Это не важно, ― сказал он, сразу поняв, о чём она.  ― Просто, мне до тебя совсем дела не было, ― пояснила она. ― Ну, знаешь, когда Сириус...  ― Зато мне до всех было дело, ― саркастически усмехнулся он.  ― Как бы то ни было, но в результате поимели нас обоих, ― заключила она.  ― Как бы то ни было, но в результате я поимел тебя, ― напомнил он.  ― Как бы то ни было, но в результате я поимела тебя, ― возразила она.  ― Ну, хорошо, ― согласился он. ― В результате мы поимели друг друга. Так хорошо?  ― Принято, ― кивнула она. ― Слушай, у меня голова какая-то грязная...  ― Ничуть, ― попытался возразить он.  ― Надо её помыть, ― кивнула она, вскочила и схватила его за руку, поднимая.  ― Твоя голова ― ты и мой, ― возмутился он.  ― Поттер, будешь сопротивляться ― я применю тяжёлую артиллерию, ― пообещала она.  ― Да применяй, ― откинулся он на диване и с независимым видом скрестил руки на груди.  ― По площадям, Поттер, ― напомнила она.  ― Бла-бла-бла, ― изобразил он рукой квакающего утёнка. ― Меньше слов, больше дела.  Она, вытанцовывая, пошла в сторону лестницы. Почти дойдя до угла, она, скрестив ноги, сделала глубокий наклон, коснувшись грудью коленей и одновременно взметнув юбку вверх, разогнулась и исчезла. С лестницы послышался лёгкий топот её ног, а него отвалилась челюсть. Достав из кармана её трусы, он надел их себе на голову, поднялся и отправился её искать.  Нашёл он её в ванной при большой спальне. Уже раздевшись, она наливала воду в большую фаянсовую ванну, которая, казалось, могла легко вместить четверых. Он скинул одежду, подошёл к ней и прижался к её ягодицам, обнимая за живот.  ― Я собираюсь принять ванну, ― сказала она, не оборачиваясь. ― Ты со мной?  ― Конечно, ― сказал он.  ― Только без глупостей, ― предупредила она, выливая под струю воды флакончик пенного раствора.  ― О, нет, я буду делать только умные вещи, ― заверил он её.  ― Да, прости, забыла, с кем разговариваю, ― усмехнулась она.  Он залез в ванну, и она уселась между его ног, прислонившись спиной. Вода на его вкус была чуточку горячее, чем нужно, но очень быстро его разморило. Она расслабленно лежала головой у него на плече, изредка плеская водой и нагоняя на себя пену. Он просто сложил руки у неё на животе и действительно делал только умную вещь ― то есть, лежал совершенно без движения.  ― Чем будем завтра заниматься? ― спросила она.  ― Трахаться, ― пожал он плечами.  ― А превозмогать? ― спросила она.  ― Пока нечего, ― ответил он. ― Сегодня, видишь, удачно Кингсли подвернулся...  Он почувствовал, как при упоминании нового министра она едва заметно напряглась.  ― Слушай, хочешь, я ему морду набью в следующий раз? ― спросил он. ― Что он тебе такое сказал?  ― Не бери в голову, ― ответила она. ― Это совершенно не важно.  ― Ну, я же чувствую...  ― Оставь это, Поттер, ― резко сказала она. Он замолк и прикрыл глаза. Она погладила его по ноге. ― Прости, я не хотела... Помой мне голову, ладно?  Она привстала, а он согнул колени и свёл вместе ноги, составляя импровизированную подставку для её головы. Она прислонилась к его ногам и откинула назад голову, укладывая её ему на колени. Он выдавил на её мокрые волосы немного шампуня и начал намыливать голову, сильно надавливая кончиками пальцев на её кожу.  ― М-м-м, кайф! ― сказала она и сразу потеряла счёт времени. Когда он начал смывать шампунь, ей показалось, что прошла лишь одна секунда. ― Что, и это ― всё? ― обиженно спросила она.  ― Сорок пять минут прошло, Паркинсон, ― усмехнулся он.  ― Ну, и что? ― сладко потянулась она. ― Трудно тебе, что ли?  ― Ты не забывай, что у тебя ещё много не помытых частей, ― напомнил он. ― Можно, конечно, всё время уделить твоей голове...  ― Я поняла, Поттер, ― сказала она. ― Это ― заговор. Против меня и моей несчастной не помытой головушки, которая только было нашла своё счастье в жизни, как её сразу окатили холодным душем реальности...  ― Неправда, ― возразил он. ― Душ очень даже тёплый.  ― Ну, хорошо, ― она повернулась к нему, чтобы он видел её надутые губки, ― давай свой тёплый душ!  Она снова запрокинула голову, и он продолжил полоскать её волосы.  ― Что ты там про не помытые части тела говорил? ― спросила она. ― Вот, спинку рекомендую! ― и она согнулась вперёд, представляя ему фронт работ.  Он намылил мочалку и сначала стал мыть плечи и руки, где мог достать, бока... Потом, с силой нажимая, стал тереть между лопаток. Кожа там сразу покраснела.  ― Аш-ш-ш! ― зашипела она, и он приостановился. ― Продолжай, что встал? Аш-ш-ш!  Когда он вдоволь натёр ей спину, она поднялась на ноги и поставила одну рядом с ним на бортик ванны.  ― Вот, ещё ножки есть, ― пояснила она. Поскольку его внимание было занято совсем другим, она пощёлкала пальцами у него перед носом. ― Эй, на борту! Ножки, говорю!  Он тоже стал и притянул её к себе. Она сначала оттолкнула его в недоумении, но он сразу начал водить по ней мочалкой, покрывая слоем пены. Потом он убрал мочалку, и его руки скользнули ей на ягодицы, а потом и между ними, тщательно моя всё, что ни попадётся.  ― Эй, поосторожнее, ― предупредила она. ― Там у меня ― запретная зона.  ― Некоторым даже нравится, ― пожал он плечами.  ― Что? ― не поняла она.  ― Анал, ― пояснил он.  ― Это ― что? ― спросила она.  ― Это когда в попку, ― ответил он.  ― Мне тоже, ― вдруг сказала она. ― Ты знаешь, я об этом иногда даже мечтаю...  ― Правда, что ли? ― выкатил он глаза в изумлении.  ― Ну да, ― кивнула она. ― Знаешь, есть такая штука ― надевается вместо трусов, и из неё резиновый член торчит...  ― Страпон, ― машинально подсказал он, уже поняв, куда она клонит.  ― Ага, наверное, ― согласилась она. ― Я иногда мечтаю, просто в красках представляю, как я тебя нагибаю грудью об стол и вставляю...  ― Сильно мечтаешь? ― спросил он.  ― Даже кушать не могу, ― кивнула она.  ― Дура, ― резюмировал он.  ― В общем, Поттер, если хочешь анала, как ты говоришь ― будет тебе анал, ― сказала она с угрозой в голосе. ― Но мою попку мы трогать не будем, понял?  ― Да я и не собирался, ― совсем скуксился он. ― Просто пошутить хотел.  ― Вот, над собой и шути, ― посоветовала она. ― Шутник, боггарт тебя задери. А я-то думала, что ты от своих гомсяческих привычек уже избавился.  ― Паркинсон, ― попросил он.  ― Правильно говорят, что гомосятина не лечится, ― не унималась она.  ― Ну, всё, хватит, ― он с силой бросил мочалку о воду и сделал шаг из ванны.  ― Стоять! ― сказала она, хватая его за руку.  Поскольку они оба были в мыле, рука легко выскользнула, и он поставил на пол вторую ногу. Она упёрлась руками в край ванны, разочарованно глядя ему вслед, и села обратно в воду. Он подхватил с полки полотенце и, не оглядываясь, вышел. Она решилась и выпрыгнула вслед за ним. Догнав его на выходе из спальни, она обхватила его, вцепившись, как клещ.  ― Ну, всё, всё, ― сказала она, повисая на нём. ― Я всё поняла и осознала.  ― Что ты осознала? ― с подозрением спросил он.  ― Что ты стесняешься своей ориентации, ― со вздохом сказала она. ― Где-то там в глубине души ты ― гомик, но упоминание об этом ранит твою душу.  ― Вот так, значит? ― спросил он.  ― Вот, значит, так, ― кивнула она, ещё крепче к нему прижимаясь и зажмуриваясь, как при прыжке в пропасть.  ― А знаешь, ― вдруг сказал он. ― Говорят, признание проблемы ― первый шаг к её решению.  ― И что? ― насторожилась она.  ― И ― ничего, ― он поднял её и поволок к кровати. ― Ты права, я и вправду гомик. И мне постоянно хочется кого-то трахнуть в задницу.  ― Поттер! ― сказала она, поняв, к чему это сейчас приведёт. ― Поставь меня на пол!  Он бросил её на кровать и придавил сверху.  ― А поскольку парни мне, понятное дело, не нравятся, несмотря на мою нетрадиционную ориентацию, то остаёшься ты, Паркинсон, ― закончил он, переворачивая её на живот.  ― Поттер, скотина! ― завизжала она. ― Перестань сейчас же!  Он наклонился к её уху и тихо сказал:  ― Я просто уверен, что сначала будет больно, но зато потом будет очень, очень приятно. Это я тебе как гомик со стажем говорю! Так что раздвинь булки пошире и расслабься!  ― Поттер, не делай этого, ― завопила она, когда он раздвинул её ягодицы и приставил смоченную слюной головку к заду. ― Поттер, если ты это сделаешь, то между нами всё кончено! Поттер!!!  ― Идиотка, ― сказал он, слезая с неё. ― А что, между нами что-то было? Ты ничего не путаешь?  Он поднял с пола одежду и вышел, а она, рыдая, укрыла голову подушкой.Глава 16  Ночью она проснулась от полёта и последовавшего удара. Она сразу в страхе свернулась в комочек, шипя от боли, не сразу при этом осознав, что лежит на полу. Залезая обратно на кровать, она поняла, что свалилась ― во сне бессознательно искала его, пока не доползла до края кровати. И ещё в этот момент она видела, как блеснули его глаза в темноте коридора ― он тоже услышал шум и пришёл? Или это он Левиосой скинул её с кровати и теперь, смеясь про себя, наслаждался эффектом? Она помотала головой, отгоняя дурацкие мысли, а потом с минуту вглядывалась в дверной проём, пытаясь его увидеть. Потом она отвернулась и укрылась одеялом, чувствуя, как её всю колотит от бешенства. Почему она должна терпеть выходки этого ублюдка, который вместо того, чтобы, как минимум, гладить её по спинке, бросил одну мёрзнуть под толстым пуховым одеялом? За кого он вообще себя принимает? Первым делом с утра нужно указать ему на его место! Недоносок чёртов! Потом кровь постепенно перестала колотить ей в виски, и она незаметно для себя уснула.  Когда она проснулась утром, то обнаружила себя в очень неудобной позе ― голова уже свесилась с кровати, и сама она скоро снова совершила бы полёт навстречу полу. Она перевернулась на спину и некоторое время смотрела в потолок, разглядывая неровности побелки. Впервые с ночи, предшествовавшей нападению Тёмного Лорда на Хогвартся, она наконец смогла выспаться, но это её совсем не радовало. Судя по всему, за окном было раннее утро, поскольку на соседних деревьях громко чирикали какие-то птахи. Вздохнув, она вылезла из постели и пошла умываться.  Перед тем, как спуститься вниз, она придирчиво оглядела себя в зеркало. На губы нанесён особый колдовской воск ― чтобы блестели так, что глаз нельзя оторвать. Ресницы лишь слегка покрыты тушью, а тени вокруг глаз, наоборот, пришлось замазывать. Щёки оставлены, как есть, чтобы румянец на щеках моментально проступал в нужный момент. Пышные волосы небрежно прихвачены сзади в хвост, в работе над которым она провела едва ли не двадцать минут, и обрамляют лицо как бы нечаянно выбивающимися вьющимися прядями. Грудь вызывающе рвётся наружу из-под обтягивающей футболки с небольшим вырезом, снизу ― короткие сатиновые шортики.  Его она нашла внизу, в гостиной. Он сидел на диване ― точнее, почти лежал, поскольку при этом он почти полностью сполз вниз ― и дремал, укрыв лицо книжкой. Она достала палочку и шепнула:  ― Авада Кедавра! ― ничего не произошло. ― Авада Кедавра! Авада Кедавра! ― ещё несколько раз повторила она с тем же результатом. Палочка, сделанная из ключицы нунду, ей всё равно не помогла.  Она горестно вздохнула и пошла на кухню поискать, чем бы позавтракать. С продуктами у него было не очень ― видать, всё, что было, они успели умять в последние два дня. Она достала из сумки кошелёк с золотом и позвала домового.  ― Что желаете, мисс Паркинсон? ― спросил Кричер, выходя из тумбы кухонного стола и закрывая за собой дверцу.  ― Кричер, я бы хотела приготовить завтрак, ― сказала она. ― Мне нужно, чтобы ты обновил запас провизии.  ― Список, ― протянул руку домовой.  Она нашла пергамент и карандаш и уселась составлять список продуктов. Когда она закончила и протянула листок Кричеру, тот внимательно пробежал по нему глазами и сказал:  ― Два галлеона, ― и снова протянул руку.  Она выдала ему две монеты, и он опять залез в кухонный стол. Через пару минут он появился и начал вытягивать из стола то, что оказалось огромной горой всякой снеди и деликатесов.  ― Кричер, ты не видел кулинарную книгу, с которой ходил хозяин? ― спросила она.  ― Видел, ― важно кивнул домовой.  ― Найти мне её, ― сказала она немного раздражённо из-за того, что тот проигнорировал её вопрос.  ― Пожалуйста, ― протянул Кричер ей книгу, почти моментально оказавшуюся в его руке.  Она сразу же схватила её и уселась за стол листать, совершенно не обращая внимания на крутящегося под ногами домового. Отметив нужные страницы, она надела передник и приступила к готовке. Поставила вариться картошку и яйца, замесила тесто и заклинанием заставила его подняться, зажарила креветки и почистила грибы, остудила яйца и потёрла, тесто уложила в формы и поставила в духовку, креветки покрошила, смешала с тёртым яйцом, мелко порезанным сладким перцем и зелёным луком, добавила укропа и петрушки, положила тёртого сыра и пару ложек майонеза, перемешала и начала раскладывать в очищенные шляпки грибов. Потом замешала тесто и поставила запекаться во вторую духовку. Управившись с тестом, приготовила начинку ― взбила яйца, смешала со сливками и сыром и приправила, порезала ветчину и оставила до готовности. Порезала ножки грибов и поставила жарить на сковородке, одновременно приступив к нарезке сыров и колбасок. Жареные грибы она добавила к ветчине, все вместе замешала в начинку, достала из духовки запёкшуюся форму, вылила в неё смесь и снова поставила в духовку, на этот раз ― вместе с выложенными на отдельном подносе грибами. Слила варёную картошку и очистила от кожуры, порезала тонкими ломтиками и стала обжаривать в масле до появления золотистой корочки, складывая готовую в блюдо с наложенными чарами поддержания температуры. Вскипятила воду и заварила чай, достала посуду и столовые приборы, расставила чашки и разложила салфетки. Вынула из духовки булочки, одну порезала и сложила всё в корзину, укрыв полотенцем и наложив чары. Достала готовую запеканку по-лорански и грибы и выложила их на отдельные блюда. В запеканку воткнула лопатку и ещё раз наложила чары ― на запеканку и на грибы. Села на секунду и прикрыла глаза, мысленно утирая пот со лба.  Когда она зашла в гостиную, он по-прежнему спал, лишь только развернулся вдоль дивана и лёг нормально. Книга успела перекочевать с его лица на грудь. Она остановилась, в нерешительности кусая губу. Его лицо было таким спокойным, таким умиротворённым, что ей совершенно не хотелось его будить. Она достала палочку.  ― Авада Кедавра! ― прошептала она, рисуя в воздухе узор заклинания. ― Авада Кедавра! Авада Кедавра!  Он вздрогнул во сне и с силой хлопнул себя по лицу, будто пытаясь убить комара или муху. Книга соскользнула с груди и шлёпнулась на ковёр. Он подскочил и сел, хмуро оглядываясь.  ― Я приготовила завтрак, ― сказала она.  ― Поздравляю, ― скривился он и потянулся за книжкой.  ― Пойдём есть, ― предложила она.  ― А если я не хочу? ― поинтересовался он.  ― Пожалуйста! ― попросила она. ― Я хочу, но без тебя не буду.  ― Пойдём, ― пожал он плечами и встал с дивана.  Она развернулась и пошла вперёд. Там она села возле угла по длинной стороне стола, а ему предложила место во главе. Потом она потянулась положить себе поесть и от удивления раскрыла рот. Усевшись за стол, он внимательно осмотрел всё приготовленное, удовлетворённо хлопнул в ладоши, потирая руки, а потом положил себе всего понемножку так, что на большой тарелке совсем не осталось места. Почти сразу он начал уплетать это всё за обе щёки, правда, оставаясь при этом в рамках приличий. Когда в течение буквально пары минут тарелка опустела, и он потянулся за добавкой, она поняла, что имеет шанс остаться голодной, и сама принялась себе накладывать всё, до чего смогла дотянуться.  Он спокойно переждал, пока она положит себе еды, а потом добавил себе ещё порцию и стал есть уже значительно спокойнее. Ещё минут через десять, когда из всего, что она приготовила, на столе осталось лишь полторы ещё горячих булочки, которые он лениво доедал с маслом и вареньем, запивая чаем, она не выдержала:  ― Поттер, скажи что-нибудь!  ― Что-нибудь, ― без задержки отозвался он.  Она поджала губы. Шутка была дурацкая, но как всегда, эффективная. Она протянула руку, чтобы дотронуться до его кисти, но он убрал руку и спрятал её под стол, причём она могла поклясться, что он сделал это совершенно не глядя на неё. Нахмурившись, она некоторое время смотрела на свою чашку, из которой поднимался пар.  ― Помнишь, ― медленно произнесла она, ― позавчера ты меня спросил...  ― Паркинсон, ― перебил он её. ― Я сейчас слишком сыт, чтобы напрягаться и делать вид, что мне интересен твой щебет, так что сделай милость и не загружай меня своими совершенно ненужными мне рассказами.  Она побагровела от ярости и, не найдя, что сказать, просто сквозь зубы зашипела, как кошка. Он оторвался от чая и посмотрел, наконец, прямо на неё.  ― Я тебе уже несколько раз повторил прямым текстом, а ты отчего-то не желаешь мне верить, Паркинсон. Мне. От. Тебя. Ничего. Не. Нужно, ― проговорил он по слогам. ― С единственным важным делом ты справиться не можешь по причине полнейшей бездарности.  ― Ты мне обещал, ― тихо сказала она, пытаясь справиться с клокочущим в груди бешенством. ― Ты мне обещал, что не умрёшь раньше меня.  ― Ну это же глупость, Паркинсон, ― хмыкнул он, глотнув чая. ― Раньше ты боялась, что над тобой надругаются, так это можно исправить. Если опасность для тебя исчезнет, то моё обещание не имеет смысла.  ― Позволь мне судить о том, имеет или не имеет, ― процедила она сквозь плотно сжатые зубы.  ― Джентльмен я или нет? ― осклабился он. ― Я поведу себя, как настоящий хозяин своего слова...  ― Я это уже слышала, ― прошипела она. ― Меня от тебя тошнит.  ― Меня от тебя ― тоже, ― согласился он. ― Ты же не хочешь сказать, что всё дело ― в твоей стряпне?  Она вскочила и выбежала с кухни, закрыв руками лицо. Он пожал плечами и продолжил пить чай. Она появилась минут через десять в прихожей, одетая и в очках.  ― Я иду к Дафне, ― сообщила она. ― Сегодня ― последний день.  Он встал и тоже пошёл на выход. В прихожей он натянул ботинки и накинул чёрную кожаную куртку. Она выразительно посмотрела на него и скосила глаза вниз, где он обнаружил туфли, стоящие отдельно от её ног. Он встал на колени и взял одну в руку. Она подняла ножку и вытянула носок, и он подставил туфлю, надевая на неё. Застегнул ремешок, она опустила ногу и подняла вторую.  Закончив с обуванием, он распахнул наружную дверь и пропустил её вперёд. Они вышли и пошли в направлении дома Гринграссов. Вдохновившись успехом своей маленькой уловки с обувью, она осторожно взяла его за руку, рассчитывая, что он не станет отдёргивать руку посреди улицы. В общем-то, так и произошло, но он своей руки не сжал, и она всю дорогу шла за ним, судорожно вцепившись в ладонь, чтобы не отпустить. Дойдя до нужного угла, они осторожно выглянули. Ворота были открыты, и перед ними всё так же дежурили два аврора ― будто узниц сторожили. Хотя, в сущности, так оно и было.  Он прижал её к себе и накинул сверху мантию-невидимку. Она вдруг почувствовала, что голова её кружится и, пошатнувшись, крепко в него вцепилась. Он обнял её плотнее, удерживая на весу, и они двинулись к воротам. Слабость на удивление быстро прошла. Они минули авроров и через сад добрались до крыльца. Он снял мантию и постучал. Дверь открыла Астория ― бледная, с кругами под глазами.  ― Тори? ― напряжённо спросила она, готовясь к худшему.  ― О, нет, пока ещё никто не умер, ― правильно поняла вопрос Астория. ― Очень хорошо, что вы пришли, ― продолжила Тори, ведя их по коридору. ― Все дома, в которых есть школьницы со Слизерина, сейчас как в осаде. Ну, то есть ― почти все. Дурнушек всё равно никто не берёт, ― они дошли до гостиной, и Астория пропустила их вперёд себя, но он мягко взял младшую Гринграсс под локоть, настаивая пройти последним. ― Вот уж не думала, что у нас столько Героев, да ещё и настолько спешащих жениться!  ― Дафна, ― воскликнула она, бросаясь к подруге, которая бледностью своей уже напоминала живой труп.  ― Панси, ― отозвалась та, заключая её в объятья. ― Я так рада, что ты пришла!  ― Разве я могла оставить тебя? ― с обидой сказала она, прижимая её к себе.  ― Нас все оставили, ― пожаловалась Дафна. ― Каждый теперь сам за себя. Одна ты пришла попрощаться.  ― Как ― попрощаться? ― ужаснулась она. ― Как?..  ― Ты же не думаешь, что я выйду за Малфоя? ― всхлипнула Дафна. ― Или что Астория выйдет? Лучше умереть!  ― Не говори так, ― скривилась она, и по её щекам покатились слёзы.  Подруги ещё крепче обнялись, и он почувствовал, как в глазах неприятно защипало. Он поспешно отошёл к окну, чтобы не слышать их бессвязного общения, и невидящим взглядом уставился на расцветающий за окном сад. Послышалось шуршание, и кто-то встал рядом с ним.  ― Астория, ― сказал он, избегая смотреть на стоящую рядом девушку.  ― Блэк, ― ответила та. К такому имени он ещё не привык. Он дёрнулся от неожиданности, и это от неё не укрылось. ― Интересно, как же тебя звали до того, как Перри обратила внимание на сходство?  ― Перри? ― спросил он, с преувеличенным вниманием разглядывая кусты сирени.  ― Она не любит, когда мы при посторонних называем её мамой, ― пояснила Астория.  ― Да, она на удивление молодо выглядит, ― согласился он.  ― Дафна тебе не нравится? ― вдруг поинтересовалась Астория.  ― Нравится ― не нравится... ― сухо ответил он. ― Это же ещё не повод целовать всех подряд.  ― А я? ― спросила Астория.  Он оторвался от ботанических изысканий и удивлённо на неё посмотрел. Губы его тронула слабая улыбка.  ― Ты прекрасна, ― кивнул он. ― Дафна ― восхитительна. Миссис Гринграсс ― очаровательна. Если я тебя поцелую, это будет нечестно по отношению к тебе и по отношению...  Он снова отвернулся в сад ― как раз в дальнем углу метрах в семидесяти нашёлся какой-то редкий цветок необычного окраса, который наверняка представлял огромный научный интерес.  ― К Панси? ― спросила Астория. Он молча кивнул. ― Ты её любишь?  От неожиданности он поперхнулся и закашлялся.  ― Есть вопросы, ― наконец, выдавил он из себя, ― на которые до времени не стоит давать ответа даже себе.  Что-то дотронулось до его плеча, и он удивлённо обнаружил, что Астория подвинулась совсем близко, слегка его касаясь. Он осторожно поднял руку вверх, и та прижалась к нему, а он опустил руку ей на плечи. К его удивлению, Астория блаженно зажмурилась, что было совсем уж неожиданно наблюдать на её мертвенно-бледном лице.  ― Оказывается, это так приятно, ― только что не промурлыкала Астория, ― когда тебя обнимает кто-то сильный и нежный.  ― Я тебе не верю, ― помотал он головой. ― Я вам обеим не верю.  ― Что ты имеешь в виду? ― удивилась Астория.  ― Вашу показушность, ― пояснил он. ― Я не верю, что Дафна ни с кем не целовалась, как не верю, что тебя никто не обнимал.  ― Предрассудки, ― пояснила Астория. ― Это всё ― из-за предрассудков.  ― Из-за каких? ― не понял он.  ― Из-за человеческих, ― пояснила Астория. ― Если девушка учится на Слизерине, то она ― табу для всех остальных. Мы ― змеи. Холодные, скользкие бездушные змеи.  ― На Слизерине тоже есть молодые люди, ― пожал он плечами.  ― Вот, не поверишь, ― ответила Астория. ― Слизеринские юноши мне самой не интересны. Там в последнее время что не вурдалаки, то упыри...  ― Я уверен, что ты ещё встретишь своего единственного, ― негромко сказал он.  ― За сегодня я могу встретить только тебя, ― сказала Астория. ― Что бы ты сказал, если бы я призналась тебе в любви?  ― Я?.. ― потерял он дар речи. ― Я?.. Но ведь ты мне не признаешься? ― с надеждой спросил он.  ― Мне терять нечего, ― заметила Астория. ― Завтра я умру. Может, наберусь смелости и признаюсь.  ― Не надо! ― в панике взмолился он. Астория надула губки, и он попытался исправиться: ― Не надо завтра умирать! И вообще... ― он растерянно оглянулся в поисках защиты. ― Панси, ― позвал он. ― Дафна! Я хотел кое-что предложить.  Он отпустил Асторию, и подошёл с подругам. Ему отчего-то не понравилось выражение, которое от прочитал в её глазах. Было похоже, что всё время, пока он утешал Асторию, она за ним внимательно следила.  ― Дафна, совершенно не нужно никому умирать, ― сказал он. ― Нет безвыходных ситуаций. ― Дафна скептически скривилась, и он, схватив старшую Гринграсс за руку, сказал со всей горячностью, на которую был способен: ― Я помогу вам всем, клянусь!  ― Прости, дорогая, ― глядя ему в глаза, сказала она. ― Я совсем забыла об одной маленькой детали, маленькой подробности из биографии моего милого Блэка.  Он прищурился, не зная, что она выкинет в следующую минуту.  ― Ну же, Панси, не томи, ― попросила Дафна, тоже глядя на него.  Подошла Астория и взяла сестру под руку. Она тоже протянула руку, хватая его локоть и пододвигаясь к нему, по-прежнему не сводя с него взгляда. В глазах её плясали чёртики, очень-очень злые чёртики, которые явно готовили ему какую-то пакость.  ― Видишь ли, Дафна, мой милый принимал активное участие в Битве при Хогвартсе, ― сказала она, улыбаясь одними губами. В глазах её при этом сияло мстительное предвкушение.  ― И почему он не в Азкабане? ― встревожилась Дафна. ― Я слышала, что никто не ушёл, арестовали всех, ― глаза её расширились и Дафна в ужасе посмотрела на неё: ― Панси, ты что, привела мне в дом Пожирателя?  ― О, нет, совсем наоборот, ― усмехнулась она. ― Видишь ли, милый сражался не за Тёмного Лорда, а против...  ― Против? ― нахмурилась Дафна. ― Какая чушь! Я его там не помню!  ― Зато я помню, как ты волокла на себе свою подругу... ― вставил он.  ― Трейси, ― машинально подсказала Дафна.  ― Кстати, как она? ― поинтересовался он.  ― Жить будет, ― отмахнулась Дафна. ― Может, даже счастливо. Постой-ка, значит, ты ― Герой?  Она аккуратно закатала его рукав ровно до середины предплечья, с таким расчётом, чтобы вторая звезда осталась скрытой, и провела палочкой.  ― Ну и ну! ― зачарованно протянули сёстры, увидев Звезду Героя на его руке.  ― Я только не понимаю, почему ты ― не Герой, ― сказал он.  ― Потому же, почему Малфой ― Герой, ― пожала плечами Дафна.  ― Это не важно, ― перебила она. ― Я же тебе говорила, что он скоро умрёт? Милый ― Герой, который скоро умрёт, и он на тебе женится. И на Астории. И при этом он даже до вас не дотронется, представляешь? И все от вас отстанут. Правда, милый? ― заглянула она ему в глаза.  Он глядел на неё, пытаясь сообразить, что ему делать дальше. Первой мыслью было просто упасть на спину и задержать дыхание, притворившись мёртвым. Может, тогда про него просто забудут. Максимум ― попинают ногами, чтобы удостовериться, что он действительно мёртв. Следующей ― что, может, стоит положить её поперёк колена, задрать юбку и хорошенько подрумянить ягодицы.  ― Это правда? ― с надеждой спросила Дафна. ― Ты это сделаешь ради нас?  Он аккуратно высвободил локоть от её захвата и шагнул вперёд, резко притягивая Дафну к себе за талию так, что та в испуге отклонилась, упёршись руками ему в грудь.  ― Ну, конечно, дорогая, милая Дафна, я на тебе женюсь, ― низким голосом сказал он, оторвал от себя руку старшей Гринграсс и приложил пальчики к губам. ― С радостью! Только вот насчёт того, что я до тебя не дотронусь... Должен тебе признаться, ― он продолжал склоняться к Дафне, а та ― от него отталкиваться, и в итоге он удерживал Дафну почти горизонтально на локте, нависая и продолжая поцелуями двигаться вверх по предплечью. ― Должен тебе признаться, что с того момента, как я тебя увидел, меня одолевают безумные, скверные мысли, Дафна. Мне хочется тебя совратить, погубить! Я только и мечтаю о том, как ты окажешься в моей постели, и о том, что я буду с тобой вытворять... Поэтому, едва мы поженимся, я тебя закину на плечо, отнесу в спальню, брошу на широкую кровать, сорву с тебя всю одежду и с рычанием наброшусь, словно лев, которому три года не давали мяса...  Дафна сначала с непониманием и даже с ужасом слушала его страстную речь, всё сильнее впадая в панику, а потом шок вдруг прошёл, и к ней вернулась способность соображать.  ― Правда, милый Блэк? ― спросила Дафна, улыбаясь. ― Ты сделаешь со мной всё это? Я могу на это рассчитывать?  ― О, да, ― заверил он, преданно пожирая глазами вырез платья. ― Как только мы поженимся, так сразу оно и начнётся.  ― Пусти меня, ― вдруг строго сказала Дафна.  Он поставил старшую Гринграсс на ноги и убрал руки, спокойно глядя в голубые глаза.  ― Языком чесать каждый горазд, ― сказала Дафна.  ― Ты совсем с ума сошёл, ― сказала она, дёргая его за рукав. Он обернулся, схватил её руку в свою и снова повернулся к Дафне.  ― Отчего же ― чесать? ― спросил он. ― Так всё и будет.  ― Расскажи мне, ― попросила Дафна.  ― Сначала будет медовый месяц, ― начал он.  ― Сначала? ― уточнила Дафна.  ― После того, как мы поженимся, ― пояснил он. ― Это пора стихии и безумств. Но потом... Каждую ночь я буду доставлять тебя на вершину наслаждения. Моя страсть к тебе не будет знать препятствий...  ― Ну, положим, будет, ― остановила его Дафна.  ― Не будет! ― заспорил было он, но тут она она снова дернула его за рукав и что-то зашипела ему на ухо под насмешливыми взглядами сестёр. ― Хорошо, я понял, ― краснея, сказал он и снова повернулся к Дафне: ― ...Естественно, исключая те самые дни месяца, когда нельзя... Но когда можно ― мы будем заниматься любовью, пока ты не достигнешь... ― он остановился, поняв, что его уже совсем занесло.  ― Каждый день ― это тоже перебор, ― заметила Дафна. ― Не забывай про Асторию и остальных...  ― Остальных? ― возмутился он, а потом смирился с тем, что роль придётся отыгрывать до конца. ― Хорошо. Минимум, семь раз в месяц я буду к тебе приходить, и мы с тобой будем заниматься дикой необузданной любовью до тех пор, пока ты будешь в состоянии реагировать на мои ласки.  ― Договорились, ― кивнула Дафна и подначила, протягивая руку: ― Непреложный обет?  ― Непреложный обет, ― согласился он, подавая свою. ― Но только когда мы поженимся и когда закончится медовый месяц.  Астория взяла их сомкнутые руки в свою, и их кисти окутались сияющим жгутом, скрепляющим клятву.  ― А я... ― внезапно севшим голосом сказала Дафна. ― Я буду в твоей постели минимум семь раз с месяц и буду требовать, чтобы ты со мной всё это делал...  ― Когда мы поженимся, ― напомнил он.  ― И когда закончится медовый месяц, ― согласилась Дафна и поглядела на сестру, которая кусала рядом губы. ― Ты про Асторию не забыл?  ― Нет, ― помотал он головой. ― Всё сказанное выше относится и к ней.  ― Милый, ― снова дёрнула она его за рукав. Всё это время она ошарашенно следила за его общением с Дафной, даже не обращая внимания на то, что последние несколько минут он не отпускает её руки. ― Милый, может, ты мне объяснишь, что происходит? ― с угрозой сказала она.  ― Мы с моей невестой обсуждаем подробности наших интимных отношений, ― ответил он, поворачиваясь к ней.  ― Невестами, ― напомнила Дафна из-за его плеча, глазами показывая на Асторию.  ― Милый, ― ласково повторила она, набрала побольше воздуха и оглушительно завопила: ― Какого чёрта?!!  ― Какого чёрта? ― задохнулся он от негодования ― Это ты меня спрашиваешь?!!  ― А кого мне спрашивать? ― закричала она в ответ, буквально наседая на него.  ― Что за шум, а драки нет? ― послышался новый голос.  Она только-только набрала побольше воздуха, чтобы снова закричать на него, но так и застыла с выпученными глазами и надутыми щеками.  ― Миссис Гринграсс, ― повернул он голову. ― Рад вас видеть.  ― Взаимно, мистер Блэк. Здравствуй, Панси, ― обратилась миссис Гринграсс к ней, кипящей, как паровой котёл.  ― Здравствуйте, Перри, ― процедила она сквозь зубы, выпуская воздух из лёгких.  ― Мам... Перри, ты знаешь, не врали злые языки, ― задумчиво произнесла Астория. ― Весь мир и вправду театр.  ― Что же такого занимательного случилось на этот раз, дорогая? ― поинтересовалась миссис Гринграсс.  ― Панси предложила своему милому жениться на мне и Астории, ― пояснила Дафна.  ― Я, наверное, что-то пропустила, ― сокрушённо покачала головой миссис Гринграсс.  ― Понимаешь, милый Блэк должен умереть, ― дополнила Дафна.  ― Какой ужас! ― прижала ладони к щекам миссис Гринграсс, глядя на него. ― Почему? Что такое?  ― Редкое заболевание, ― вклинилась она в разговор и злобно процедила себе под нос: ― На всю голову...  ― Это очень грустно слышать, мистер Блэк, ― сказала миссис Гринграсс. ― Вы ещё так много могли бы успеть...  ― Точнее, так многих... ― пробубнила она.  ― Панси, прости, дорогая, что ты там сказала? ― спросила Дафна.  ― Ничего особо интересного, ― отмахнулась она.  ― То есть, мистер Блэк женился бы на вас... ― продолжила миссис Гринграсс.  ― И оставил бы нас вдовами, ― закончила Астория.  ― Замечательно! ― воскликнула миссис Гринграсс, но потом опомнилась и покачала головой. ― То есть я хотела сказать ― ужасно! Чудовищно! Но я всё равно не понимаю, как это поможет с Малфоями.  ― Видишь ли, Перри, ― улыбнулась Дафна, ― оказывается, милый Блэк ― Герой.  ― Правда? ― миссис Гринграсс с недоверием посмотрела на него. ― Настоящий Герой?  ― Конечно, настоящий, ― сказала Астория. ― Панси показала нам его Звезду Героя!  ― Так, это уже интересно, ― протянула миссис Гринграсс. ― А чему Панси возмущается?  ― Милый Блэк заявил, что с момента свадьбы до своей смерти намерен полностью востребовать супружеский долг, ― сказала Дафна.  ― Зачем? ― не поняла миссис Гринграсс.  В воздухе повисла неловкая пауза. Все присутствующие в комнате, кроме Перри, начали краснеть. Сообразив, что сказала, миссис Гринграсс начала краснеть тоже.  ― Мне кажется, что милый Блэк был возмущён лёгкостью, с которой Панси решила его женить, ― заявила Дафна. ― Он сам, вроде как, в отношении нас никаких планов не вынашивал.  ― Почему? ― опять удивилась миссис Гринграсс. ― Вам не нравятся мои дочери?  Он открыл рот и снова его закрыл, тараща глаза на Перри.  ― Поспешу вас заверить, мистер Блэк, что мои дочери ― весьма завидная партия, ― строго сказала миссис Гринграсс. ― В приданое каждой согласно завещанию моего мужа отходит треть состояния.  ― Мне это не интересно, ― прошипел он.  ― Приданое каждой составит... ― и миссис Гринграсс назвала сумму. ― Почему, вы думаете, Малфой так настойчив? Он только что крупно потратился, покупая себе статус и неприкосновенность, и ему срочно нужно возместить убытки. Именно поэтому в Министерстве закрыли глаза на то, что Дафна участвовала в Битве при Хогвартсе...  Он выслушал всё это с каменным лицом.  ― Простите, миссис Гринграсс... ― начал он.  ― Я думаю, что, если уж мы собираемся породниться, то могли бы общаться менее формально, вы не находите? ― оборвала его миссис Гринграсс. ― Зовите меня Перри, и пожалуйста, на ты.  ― С удовольствием, Перри, ― механически ответил он. ― Тогда и ты зови меня просто Блэк, ― он опомнился и вернулся к тому, что начал говорить минутой ранее. ― Прости, Перри, мне нужно на минутку выйти...  ― Да, пожалуйста, ― кивнула миссис Гринграсс.  Он вышел из гостиной, аккуратно прикрыл за собой дверь, и через несколько секунд послышались глухие удары о стену. Дафна показала миссис Гринграсс большой палец.  Она до этого момента стояла, то краснея, то бледнея, не в силах вымолвить ни слова.  ― Это всё очень плохо, ― наконец, смогла произнести она слабым голосом.  ― Что ты имеешь в виду, Панси? ― спросила Дафна.  ― Всё пошло совершенно не так... ― ответила она.  ― Как ты хотела? ― уточнила Дафна.  ― Да, не так как я хотела, ― согласилась она. ― События совершенно вышли из-под контроля.  ― Что ты имеешь в виду? ― с озабоченным видом спросила миссис Гринграсс.  ― Сейчас он закончит ломать стену, ― пояснила она, ― и вернётся. И тогда нам всем не поздоровится. Мне не поздоровится. В итоге всё достанется мне. Я боюсь.  ― Ты же не хочешь сказать, что он может тебя обидеть? ― недоумённо спросила миссис Гринграсс.  ― О, нет, всё будет значительно хуже, ― помотала она головой. ― Если дело закончится поркой, то можно считать, что я легко отделалась.  ― Поркой? ― гневно спросила Дафна. ― Ты серьёзно? Он тебя бьёт?  ― Вот увидишь, ― покачала она головой. ― Он там что-то замышляет. Мне страшно.  ― Мы с тобой, не волнуйся, ― взяла её за руку миссис Гринграсс.  ― Без толку... ― она хотела ещё что-то сказать, но в дверь осторожно постучали.  ― Заходи, ― пригласила его Дафна.  Он приоткрыл дверь и просунул в щель голову, оглядел всех дам и улыбнулся.  ― Это конец, ― побледнела она, прячась за миссис Гринграсс.  ― Девушки! ― радостно сказал он. ― А это я дверь ломаю!  ― Мы очень рады, что ты снова решил составить нам компанию, ― учтиво кивнула миссис Гринграсс.  ― А уж я-то как рад, ― сказал он, заходя в гостиную.  Он подошёл к миссис Гринграсс и взял ту за руку, попутно бросив довольный взгляд на неё. Она задрожала и сделала шаг назад.  ― Перри, ― сказал он, держа руку миссис Гринграсс в своих ладонях. ― Я подумал над твоими словами...  ― Мне очень приятно, что они смогли достигнуть твоих ушей, ― улыбнулась миссис Гринграсс.  ― Ты знаешь, приданое и вправду замечательное, ― кивнул он, поглаживая руку Перри. Увидев это, Дафна озадаченно переглянулась с нею и напряглась, вытянув шею. ― Я немного подумал... Посчитал... Видишь ли, я, конечно, не силён в математике ― каюсь, есть у меня один-единственный недостаток ― но осталось у меня смутное ощущение, что целое ― это немного больше, чем две трети.  ― Я позволю себе предположить, что твоя наблюдательность посрамила бы не одного великого учёного, ― отозвалась миссис Гринграсс. ― Но всё же ― к чему ты клонишь?  ― Я хотел сказать, что если уж я женюсь на Дафне и Гринграсс, то я женюсь и на Перри, ― пояснил он.  Миссис Гринграсс ошарашенно замерла после его слов.  ― Во даёт! ― восхищённо пробормотала Астория. ― На ходу подмётки рвёт!  ― А я предупреждала! ― процедила она сквозь зубы.  Дафна, как и миссис Гринграсс, оставалась безмолвной с той лишь разницей, что удержать челюсть не сумела и стояла с открытым ртом.  ― Ну, конечно, если никто не заинтересован в спасении Дафны и Астории... ― пожал он плечами.  ― Погоди, что ты такое говоришь? ― опомнилась, наконец, миссис Гринграсс.  ― Ты меня спросила, нравятся ли мне твои... младшие сёстры, ― пояснил он. ― Я забыл при этом упомянуть, что и ты мне нравишься.  Миссис Гринграсс снова замерла, потеряв дар речи.  ― Кто-нибудь, убейте меня! ― взмолилась она, закрывая лицо руками.  ― И тебя не смущает разница в возрасте? ― поинтересовалась миссис Гринграсс, быстро оправившись от очередного удара.  ― Меня ― ничуть, ― заявил он. ― Согласись, уже через пару лет мы будем выглядеть ровесниками, а потом я вообще буду казаться старше.  ― Это слишком неожиданно. Мне нужно подумать, ― тихо сказала миссис Гринграсс, пошатнулась и нетвёрдой походкой направляясь к дивану.  Он, как галантный кавалер, довёл Перри и помог сесть. После того, как девушки разместились в соседних креслах, он присел на диван рядом, по-прежнему не отпуская руки миссис Гринграсс.  ― Если я женюсь на Дафне и Астории, то моё первое условие ― ты тоже выходишь за меня, ― твёрдо сказал он.  Миссис Гринграсс беспомощно подняла на него свои глаза и тихо сказала:  ― Если ты ставишь вопрос таким образом, то у меня не остаётся вариантов. Я согласна.  ― Настоящий Блэк! ― восторженно произнесла Астория.  ― Настоящий Блэк поматросил бы и бросил, а не звал бы замуж, ― с укором сказала Дафна.  ― А второе условие? ― спросила миссис Гринграсс.  ― А второе? ― нахмурился он, вспоминая. ― Ах, да, второе!  Он вскочил, быстрым шагом отошёл к окну и остановился там, глядя на сад. Потом вернулся и встал рядом с ней.  ― Моё второе условие ― Панси отдаст мне свою руку и сердце, а взамен возьмёт моё имя, ― решительно сказал он, глядя на неё.  ― Что? ― не поверила она своим ушам. ― Что ты сказал?  ― Я сказал, что, если ты хочешь спасти свою подругу, то ты должна выйти за меня замуж, ― сказал он.  ― Ни. За. Что, ― тихо сказала она. ― Ни за что и никогда.  ― Ну, попытаться стоило, ― вздохнул он и развёл руками. ― Дафна, Астория, Перри, ― поклонился он. ― Было, конечно, весело, но мне сказали, что тут все собираются умереть, а я так не люблю всю эту драму. Траур. Похороны, ― он зябко повёл плечами. ― Я, пожалуй, откланяюсь...  ― Стой! ― она вскочила и схватила его за рукав. ― Что ты себе позволяешь? Ты это всё специально задумал?  ― Если ты хочешь спасти свою подругу, то тебе тоже нужно чем-то пожертвовать, ― вполголоса сказал он. ― И я не считаюсь. К тому же, ты сейчас даже не можешь одна выйти на улицу без опасения быть схваченной, ― он взял её за плечи и развернул к себе, пытаясь поймать её взгляд. ― Посмотри на меня. Посмотри. Если тебя поймают с твоей Чёрной Меткой, то ты знаешь, что будет. Азкабан ― это хуже смерти, Панси, ты это прекрасно понимаешь, и тебе даже не позволят убить себя при задержании. Позволь мне защитить тебя и позволь спасти Дафну с Асторией, ― он опустился на колено, достал из кармана небольшую коробочку чёрного бархата и подал ей. ― Выходи за меня, Панси.  Она машинально открыла коробочку и обнаружила там изящное обручальное колечко с огромным бриллиантом.  ― Шесть карат! ― шепнула Дафна сестре.  ― Я сейчас разрыдаюсь, ― ответила Астория.  ― А он, кажется, неплохо подготовился, ― заметила миссис Гринграсс.  ― Перри, ― произнесла она, неотрывно глядя ему в глаза, ― нельзя ли нам воспользоваться кабинетом мистера Гринграсса? У нас с милым накопилось несколько вопросов, требующих немедленного разъяснения.  ― Да, пожалуйста, ― пожала плечами миссис Гринграсс.  Она сунула коробочку обратно ему в руку и решительно устремилась в кабинет, который был отделён от гостиной тяжёлой парой крепких дубовых дверей. Он со вздохом встал, извинился перед дамами и последовал за ней. Дверь закрылась, и из-за неё послышались звуки беседы, причём, общались явно на повышенных тонах. Астория вздрогнула, когда послышались крики и звуки борьбы, потом что-то разбилось с ужасным шумом.  ― Китайская ваза, ― гневно отметила Дафна. ― Папина любимая!  ― Вторая ничего не стоит без пары, ― грустно произнесла миссис Гринграсс.  Словно в подтверждение её слов, послышался звук, с которым разбилась ещё одна ваза. Крики вдруг сменились стонами. Миссис Гринграсс покраснела и закрыла лицо руками.  ― Он её мучает! ― возмутилась Дафна, вскакивая. ― Нужно пойти помочь.  ― Нет, ― остановила её миссис Гринграсс, тоже вставая и прикрывая лицо рукой. Ещё что-то разбилось, потом упало, и что-то начало мерно скрипеть. ― Пойдёмте отсюда... Завидовать будем в другом месте.  Они направились наверх, в спальню Дафны, которая была достаточно просторной, чтобы они могли там усесться в кресла и на диванчик и ждать, с испугом и непониманием вслушиваясь в разносящиеся по дому звуки, которых, по крайней мере, на памяти миссис Гринграсс, в нём никогда не раздавалось. Дом, казалось, жил своей жизнью совершенно независимо от них. Кабинет внизу, похоже, подвергся разграблению варварами Атиллы ― там периодически что-то с ужасающим грохотом падало, ломалось, разбивалось, потом начинался мерный, всё ускоряющийся стук или скрипение, завершавшееся душераздирающими воплями, словно мимо кошачьего питомника пронесли бидон с валерьянкой, и торжествующим трубным криком неандертальца, поймавшего в ловушку мамонта.  ― Мам, зачем ты согласилась? ― с укором спросила Дафна, вжимая голову в плечи от очередного удара в стену этажом ниже. ― Зачем ты сказала, что выйдешь за него?  ― Во-первых, моя дорогая, мне было бы ужасно приятно потешить себя иллюзией и признать, что Блэк прав, ― ответила миссис Гринграсс. ― Я, как и любая женщина, хочу обмануть время и представить, что я всего лишь твоя старшая сестра.  ― Но я не могу так сразу взять и забыть, что ты ― моя... ― горячо воскликнула Дафна, но миссис Гринграсс её перебила:  ― Старшая сестра. Просто думай об этом только в таком ключе ― и постепенно ты привыкнешь.  ― Но быть замужем за одним человеком с моей... ― сказала Дафна.  ― Старшей сестрой, ― снова не дала ей закончить миссис Гринграсс. ― Вон, Астория не особо переживает, что ей придётся делить его с тобой.  ― Просто она ещё всего не понимает, ― недовольно заметила Дафна.  ― Не знаю, что тут понимать, ― пожала плечами Астория. ― Мама-то уже всё просчитала, одна ты какие-то планы строишь.  ― Что просчитала? ― не поняла Дафна.  ― А то, ― назидательным тоном стала рассказывать Астория. ― Панси хотела устроить ему пакость, и сама попалась в свою же ловушку.  ― Пакость? ― не поняла Дафна. ― Зачем?  ― Они поругались, ― объяснила Астория. ― Ты не заметила? Друг на друга не смотрят, в гостиной сразу разошлись по разным углам...  ― Она просто меня утешала... ― растерялась Дафна.  ― Он бы остался рядом, чтобы утешать её, ― заявила Астория. ― Говорю тебе ― поругались... И вот, она решила над ним поиздеваться...  ― Да что ты понимаешь! ― рассердилась Дафна. ― Она за нас по-настоящему переживает!  ― Ага, и готова поделиться своим парнем? ― спросила Астория. ― Да сейчас! Так вот, он как-то понял, что именно она делает, понял, как это может помочь его планам, и сам начал издеваться над вами обеими...  ― Что значит ― издеваться? ― возмутилась Дафна. ― Он дал Непреложный Обет!  ― Который ничего не стоит, ― отмахнулась Астория. ― Потом пришла ма... самая старшая сестрёнка и, не разобравшись толком, включилась в интригу...  ― И он тут же вовлёк в это меня, ― кивнула миссис Гринграсс.  ― И когда все уже совсем было поверили, нанёс таки свой удар, ― закончила Астория.  ― Ничего не понимаю, ― пожаловалась Дафна. ― Какой удар?  ― У них любовь, ― пояснила миссис Гринграсс. ― Но просто так Панси не согласилась бы взять и выйти за него. Скорее всего, они в итоге просто убили бы друг друга...  ― Да они прямо сейчас друг друга убивают! ― воскликнула Дафна, отряхиваясь от сыплющейся с потолка штукатурки.  ― О, нет, они уже давным-давно помирились, ― улыбнулась миссис Гринграсс.  ― Это они так мирятся?!! ― крикнула Дафна. ― Как же они тогда ссорятся?!!  ― Ты утром видела, как они ссорятся, ― сказала Астория. ― Тихо, спокойно, друг с другом не разговаривают. А сейчас они, насколько я понимаю, делают то, что он тебе обещал, и даже немного больше...  Дафна замерла с открытым ртом.  ― То есть, ― вымолвила она, ― всё это он мне наплёл лишь для того, чтобы ей колечко на палец надеть?  ― Наконец-то! ― всплеснула руками Астория и грустно улыбнулась. ― Так что, как ты понимаешь, жениться он на нас не собирается.  ― Именно это я тебе и хотела сказать, ― поддакнула миссис Гринграсс.  ― То есть, несмотря на весь это цирк, завтра всё равно произойдёт то, что завтра произойдёт, ― подытожила Астория.  ― Нет, ― помотала головой Дафна. ― Нет! Не знаю, что случится, но я видела его глаза. Он сказал мне, что спасёт нас.  ― Он сегодня много чего наговорил, ― усмехнулась Астория.  ― Тори, ну сама подумай, кем нужно быть, чтобы влюбиться в Панси? ― спросила Дафна.  ― На всю голову больным, наверное, ― предположила Астория.  ― Тише, ― прервала их миссис Гринграсс. ― Кажется, закончилось.  И правда, в доме вдруг установилась такая тишина, что ушам стало больно.  ― Пойдёт тогда скорее, узнаем, кто победил, ― вскочила Астория.  ― Погоди, ― остановила её миссис Гринграсс. ― Они ещё не одеты.  Сёстры дружно покраснели.  Через десять минут все трое спустились в гостиную и расселись там в ожидании. Очень скоро дверь кабинета приоткрылась, и из-за неё высунулась её аккуратно причёсанная головка. Она огляделась по сторонам, увидела ожидающую их публику и снова исчезла в кабинете. Ещё через минуту дверь опять распахнулась, и на этот раз она за руку вытащила за собой его. На руке её переливалось всеми цветами радуги кольцо с бриллиантом. Миссис Гринграсс поморщилась, глядя на их лица:  ― Вы бы хоть по лимону, что ли, съели!  Он смущённо уставился в пол.  ― Перри, прости, мы ничего такого не хотели.. ― начал он.  ― Ничего страшного и не произошло, ― сказала миссис Гринграсс.  ― Мы там две фарфоровую вазу разбили, ― пояснила она.  ― Две, ― поправил он. ― И окно.  ― И стол сломали, ― дополнила она.  ― Ну, только одну ножку, ― поспешил он успокоить. ― Зато вот люстра...  ― Что ― люстра? ― слабым голосом осведомилась миссис Гринграсс.  ― Вдребезги, ― решительно сказала она.  ― Шкаф тоже не выдержал, ― усмехнулся он.  ― Зато кресло крепкое, ― похвалила она.  ― Да, и подоконник, ― согласился он. ― Подоконник очень рекомендую ― широкий, крепкий... Но вот люстра...  ― Со шкафом всё-таки нехорошо получилось, ― вздохнула она.  ― Так, хватит! ― остановила их миссис Гринграсс, потирая виски пальцами. ― Вазы, конечно, жалко, но в кабинете давно было пора ремонт делать.  ― Перри, я всё оплачу, ― взмолился он. ― Только не переживай.  ― Да к чёрту, ― махнула рукой миссис Гринграсс.  ― Нам нужен свидетель, ― сказала она. ― Милый привёл убедительные доказательства, почему я должна поступиться своей свободой.  ― Да, спор у вас вышел жаркий, ― согласилась миссис Гринграсс. ― Вы хотели бы это сделать прямо сейчас?  ― Да, такого было условие, которое мы обсуждали последние полчаса, ― кивнула она.  ― Возьмитесь за руки, ― сказал миссис Гринграсс, вставая. ― Это как Непреложный Обет. Помимо того, что каждый из вас берёт в супруги другого, говорить ничего не нужно, но импровизации приветствуются.  Он протянул ей руку и обхватил предплечье. Миссис Гринграсс положила свою ладонь поверх их сцепленных рук.  ― Готова? ― спроси он её.  ― Да уж не готовее тебя, ― ответила она, то краснея, то бледнея. ― Сама не знаю, как ты меня уговорил.  ― У меня есть способы, ― улыбнулся он.  ― Так, давайте, вы эти способы потом обсудите, ― шикнула миссис Гринграсс.  ― Прости, Перри, ― смутился он. ― Я тогда приступаю? ― получив кивок от обеих, он начал: ― Я, Гарольд Джеймс Поттер, беру тебя, Персефону Аиду Паркинсон...  ― Что-что он только что сказал? ― спросила Дафна, не веря своим ушам.  ― Сказал, что Панси в жёны берёт, ― охотно прокомментировала Астория.  ― Да нет, раньше! ― раздражённо сказала Дафна.  ― Сказал, что любую уговорит, ― продолжила издеваться Астория.  ― Но ― как? ― не слыша её, спросила Дафна.  ― Говорит, есть у него методы, ― пожала плечами Астория.  ― Как? ― не унималась Дафна. ― Панси и Поттер? Поттер и Панси?  ― Мы же же уже договорились, что жених Панси должен быть больной на всю голову, ― напомнила Астория.  ― Не верю! ― протянула Дафна.  ― Можете поцеловать друг друга, ― напомнила миссис Гринграсс, убирая руку. ― Церемония закончена, теперь вы ― законные супруги.  Он осторожно, будто в первый раз, коснулся её губ.  ― Чего тебе? ― подозрительно спросила она.  ― Покажи-ка мне свою руку, ― сказал он.  Взяв её за запястье, он закатал рукав локтя до блузки и провёл палочкой. На предплечье появились две маленькие звезды.  ― Сработало! ― с восторгом сказал он. ― Сработало!  ― Вас можно поздравить? ― спросила Дафна, подходя и беря их обоих под локоть. ― Панси, я была бы очень за тебя рада...  ― В чём дело? ― насторожилась она. ― Почему была бы?  ― Понимаешь, оказалось, что моя подруга меня обманывает, ― пожаловалась Дафна. ― Привела ко мне в дом не пойми, кого...  ― Мне... ― она нахмурилась, взглянула на него и склонилась к уху Дафны. ― Мне было стыдно, что я заявилась в такой компании.  ― Правда? ― удивилась Дафна. ― Настолько стыдно, что того же самого безымянного молодца ты предложила мне в женихи? ― Дафна повернулась к нему, обжигая взглядом: ― Насколько я понимаю, на мне ты жениться не собираешься, как там тебя... Милый, он же Блэк, он же Гарольд...  ― Просто Гарри, ― покачал он головой. ― Прости, Дафна...  ― О, нет, я всё понимаю, ― со злостью в голосе сказала Дафна. ― Ты просто воспользовался моей кажущейся наивностью и доверчивостью...  ― Поттер, что за чёрт? ― прошипела она в тон подруге. ― Ты мне сказал, что не женишься на Дафне, пока я не выйду за тебя, ― она замерла, вытаращив глаза, в тот момент, когда поняла смысл сказанного. ― Так ты меня поимел? ― процедила она. ― Так что ли получается?  ― Ну, и поимел тоже, ― согласился он. ― Я обещал, что избавлю Дафну с Асторией от Малфоя, и я это сделаю, ― он выпрямился, отцепляя от себя их руки. ― Я обещал, что тебе больше не придётся никого бояться ― и я это сделал. На руке у тебя знак, с которым тебя уже никто не тронет. Что касается Дафны и Астории... Завтра утром я буду здесь, когда Малфой придёт требовать то, что ему не принадлежит. Вам нечего бояться, пока я жив.  ― Боггартово дерьмо! ― сказала она. ― Знала я, что выползет наружу этот гриффиндорский душок!  ― Пока ты жив... ― пролепетала Дафна.  ― Всё, мне нужна передышка, ― пожаловалась она. ― Перри, ты не угостишь меня чем-нибудь таким...  ― Да, дорогая, ― ответила миссис Гринграсс. ― Херес или порт?  ― Да мне всё равно, хоть огневиски, ― махнула она рукой, следуя за миссис Гринграсс к бару.  ― Гарри! ― позвала Дафна, приоткрывая дверь кабинета.  Он прошёл в полностью разгромленное помещение.  ― У вас каждый раз так? ― с ужасом спросила Дафна, глядя на следы нашествия варваров.  ― Нет, ― ухмыльнулся он. ― Просто, мы вчера поссорились...  ― Понятно, ― кивнула Дафна. ― Я хотела поговорить о том, что ты меня обманул.  ― Я не со зла, ― развёл он руками. ― Я вообще-то хороший...  ― А получилось очень зло, ― упрекнула Дафна.  ― Я не могу на тебе жениться, ― вздохнул он.  ― Я знаю, ― сказала Дафна. ― У тебя есть Панси.  ― Но я могу тебя поцеловать, ― подсказал он. ― Если это хоть как-то искупит...  ― Не надо, ― помотала Дафна головой. ― Это будет для меня пыткой.  ― Прости, ― сказал он.  Дафна двинулась к выходу, и он последовал за ней. Уже почти у дверей она вдруг обернулась и повисла у него на шее. Он бережно приподнял её за талию и коснулся губ.  ― Ты что там с Дафной делал? ― спросила она, когда они, покинув особняк Гринграссов, свернули на другую улочку, и он убрал мантию.  ― Целовался, ― коротко ответил он.  ― Спасибо, ― сказала она.  Он удивлённо на неё посмотрел:  ― Ты уверена?  ― Да, конечно, ― кивнула она. ― Если уж жениться не стал.  ― А ты бы хотела, чтобы я делил постель с кем-нибудь ещё? ― поинтересовался он. ― Даже если оставить моё мнение по этому поводу в стороне.  Она замолкла и задумалась. Он взял её за руку и подвёл к краю тротуара, перед этим сделав какое-то движение палочкой. Она оторвалась от своих мыслей лишь в тот момент, когда перед ней появились ступеньки. Она подняла голову и стала разглядывать большую карету, заставленную цветами и запряжённую парой лошадей.  ― Мистер Поттер? ― приподнял свой цилиндр кучер во фраке.  ― Да, и миссис Поттер тоже, ― сказал он, помогая ей взобраться в карету, что было не так уж просто сделать в пышном свадебном платье со шлейфом, которое неведомо как на ней оказалось.  ― Миссис Поттер? ― прошипела она. ― Уже за одно это тебя стоило убить! И как на мне оказалось это платье?  ― Ну, дорогая миссис Поттер, ― улыбнулся он, проворачивая кинжал в её ране, ― волшебник я, в конце концов, или маггл какой-то?Глава 17  Он сел рядом с ней, поправляя шейной платок, который шёл в комплекте к его свадебному сюртуку. Кучер тронул поводья, и карета поехала. Она зло смотрела в сторону, отдёргивая руку каждый раз, как он пытался взять её.  ― Ну, Паркинсон, ― взмолился он, ― ну что ты такая сердитая? Сегодня ― самый счастливый день в... ― она метнула на него яростный взгляд, и он поправился: ― В жизни каждой девушки, вот! В жизни каждой девушки!  ― Счастливый? ― прорычала она. ― Счастливый?!! По твоему, выйти замуж за тупого никчемного гриффиндорца ― это счастливый день?  ― Ну, если ты так ставишь вопрос... ― озадаченно почесал он макушку. ― А с другой стороны ― прикинь, нашёлся идиот, который тебя замуж взял. Я просто уверен, что ни хаффлпаффец, ни рейвекловец, ни тем более слизеринец такой ошибки не сделал бы. Так что моя тупость в данном случае сыграла тебе на руку...  ― Урод! ― вцепилась она обеими руками ему в горло и принялась душить.  ― Па-а-аркинсон! ― прохрипел он, выпучив глаза и кашляя от смеха. ― Щекотно же, Па-а-аркинсон!  ― Ненавижу козла! ― отпустила она его горло и отвернулась с мрачным видом.  ― Ну, Паркинсон, ― позвал он её, обхватывая сзади. ― Ну, не дуйся, жёнушка моя ненаглядная.  ― Жёнушка? ― взвизгнула она, схватила ближайший букет и огрела его по голове. ― Я тебе сейчас покажу женушка!  Он с тоской проводил слетевший с головы цилиндр, перевязанный свадебным бантом.  ― Ну вот, не успели пожениться, а семейные скандалы ― тут как тут, ― пожаловался он, взмахнул палочкой и водрузил на место вернувшийся ему в руку головной убор.  Она села ровно и сдула с лица вырвавшиеся на свободу пряди волос.  ― Потому, что ты мерзавец! Какого чёрта, Поттер? ― спросила она бесцветным голосом. ― И раз уж ты сам всё это затеял, мог бы хоть чуточку соответствовать образу!  ― Ты что, Паркинсон, хочешь, чтобы я весь вечер изображал из себя влюблённого идиота, преданно глядел тебе в глаза, целовал плечико и носил на руках? ― скривился он. ― Фу-у-у! Меня начинает мутить при одной лишь мысли обо всей этой дури.  ― Тебя послушать, так смысл имеет только брачный обряд по-неандертальски, ― покачала она головой.  ― Да, дубиной по башке, намотать волосы на руку и отволочь в пещеру, стуча свободным кулаком себя в грудь и оглушительно крича моё! ― радостно закивал он, снова чуть не уронив цилиндр. ― Чтобы все джунгли завидовали!  ― Никакого, заметь, сопротивления со стороны невесты! ― пожала она плечами.  ― А если очнётся ― можно ещё раз приложить... ― радостно закивал он. ― Дубина ― очень полезный в хозяйстве предмет! По большому счёту, Паркинсон, ты должна быть мне благодарна.  ― За то, что ты мало того, что шантажом вынудил меня выйти за тебя замуж, так ещё и обманул, не выполнив того, ради чего я поддалась на шантаж? ― поинтересовалась она.  ― Сама напросилась, ― нахмурился он. ― Хотела меня продать, как племенного жеребца.  ― Видела я, как у тебя штаны топорщатся при виде этих кобылок... ― усмехнулась она. ― И слюна течёт. А уж если кто к тебе грудью наклонится... Твоя грязно... Грейнджер с таким вниманием никогда лекции не слушала, как ты пялился в вырез платья Дафны. Да ты их уже, небось, мысленно всех покрыл, и не по одному разу.  ― Я же тебе пообещал, что при тебе не буду давать волю своей фантазии, ― возмутился он. ― Я и сам уже не рад, что вспылил. Мне просто хотелось уязвить тебя побольнее.  ― Что, хочешь всё отмотать? ― покачала она головой. ― Не выйдет, дружок, я тебя тоже под конец прищучила.  ― С этой древней клятвой? ― поднял он брови. ― А ты в курсе, что, если я двину кони, то ты тоже сразу же умрёшь?  Она на секунду замерла, пытаясь понять, шутит ли он, или и вправду так всё получилось, а потом махнула рукой:  ― Вот видишь, всё к лучшему. Ты же хотел, чтобы я не волновалась за свою безопасность...  ― Да уж, волнений у меня действительно поубавилось, ― с ядовитым сарказмов в голосе сказал он и сокрушённо добавил: ― Это же надо ― вместо того, чтобы, как все люди, жениться на нормальной, хорошей девушке, я такую змею себе нашёл. И сам добровольно произнёс слова клятвы, ― он озабоченно похлопал по карманам, а потом спросил у неё: ― У тебя яда с собой какого-нибудь нет? Или может, хотя бы укусишь?  Едва услышав просьбу укусить, она откинула фату с лица, навалилась на него и впилась в губы поцелуем, фыркнув, когда заметила, как судорожно он пытается снова удержать на голове свой дурацкий цилиндр. Кучер, переставший слышать ругань позади себя, обернулся было, увидел, чем они заняты, и с довольным видом вернулся к управлению повозкой. Он попробовал найти её ягодицы, но воздушная ткань платья в несколько слоёв создавала ощущение подушки, и он потянул платье вверх, чтобы достать под ним.  ― Ты что делаешь, урод? ― спросила она, отрываясь от него и снова усаживаясь. ― Ты меня, что, прямо на улице лапать собрался? А ну, отвали!  ― Подумаешь, какая нежная нашлась! ― с усмешкой протянул он.  ― А вот нежная! ― надулась она. ― А ты опять со своими хваталками лезешь!  Тут она вдруг обратила внимание на то, что карета уже некоторое время никуда не движется.  ― Я только хватаю, что моё по праву, ― высокомерно заявил он.  ― По какому-такому праву? ― вскинулась она.  ― Да по такому, ― сказал он, ещё сильнее задирая нос. ― По праву мужа и господина.  ― Господина? ― она побелела от ярости, и руки её задрожали. ― Господина?!!  ― Да, миссис Поттер, ― через губу промолвил он. ― Господина!  ― Миссис Поттер? ― она уже прошла ту точку, когда могла себя сдерживать, и сейчас её руки пытались нащупать что-нибудь, хоть отдалённо напоминающее орудие убийства.  ― Миссис Поттер, ― сказал он спокойно, глядя прямо ей в глаза, а потом вдруг показал ей язык и стал дразниться: ― Миссис Поттер! Миссис Поттер! Миссис Поттер!  Она вскочила с очередным букетом в руках, и шипя, как змея, начала его им дубасить, как веником.  ― Ой! ― закричал он. ― Помогите, люди добрые! Убивают! ― он дёрнул кучера за ливрею и взмолился: ― Ну, что, не видите, что ли ― убивают!  Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверь, на которой он уже практически лежал, и он кубарем вывалился наружу. Пока он на четвереньках полз по асфальту вдогонку своему цилиндру, кучер подал ей руку, и она, приподняв роскошную юбку, осторожно спустилась на асфальт, чтобы изящной ножкой в туфельке на каблуке дать ему пендаля. Приданное ускорение его расшевелило, он вскочил на ноги и рванул в сторону огромных стеклянных дверей, на ходу сунув в руки предупредительно распахнувшему дверь швейцару в ливрее смятую бумажку, добытую из кармана. Она сделала было пару шагов, а потом, плюнув, стала стягивать с ног туфельки, которые мешали ей бежать.  Драгоценные секунды были потеряны и когда она, пылая от гнева, ворвалась в роскошно обставленный холл, то успела лишь мельком увидеть его сюртук, мелькнувший за закрывающимися хромированными дверьми. Она побежала к ним и стала искать, как открыть, но двери были гладкими и совершенно без ручек. Нади ними волшебным образом менялись цифры, что-то считая. В нескольких метрах она заметила конторку, с другой стороны которой стояла красивая девушка, которая улыбалась, глядя на неё.  ― Мисс... ― спросила девушка. ― Миссис? Могу я вам помочь?  ― Помочь? ― она закусила губу. ― Да, помочь... ― Она показала на двери, над которыми уже горела одинокая буква П. ― Вот он... Вы видели его?  ― Кого, мисс... Миссис? ― спросила девушка.  ― Вот его, ― снова показала она на двери. ― Он только что скрылся там...  ― Простите, мисс... Миссис, я не имею права давать информацию о постояльцах посторонним, ― сообщила девушка, извиняясь.  ― Постояльцах? ― удивилась было она, а потом махнула рукой. ― Я не посторонняя, мисс...  ― Кендра, мисс... Миссис, ― подсказала девушка, и только тут она обратила внимание, что у той на небольшой табличке на груди красовалось именно это имя.  ― Кендра, видите ли, мистер Поттер и я, как бы это сказать... ― ей ужасно не хотелось по своей воле произносить это вслух, но выхода не было. ― В общем, мы немного... Женаты, понимаете ли?  ― Так вы ― миссис Поттер? ― ослепительно улыбнулась Кендра и замерла в ожидании.  ― Миссис Поттер? ― она чуть не подавилась этим именем и в ужасе прикрыла рукой рот, мысленно прощаясь с панси Паркинсон. ― Да, я ― миссис Поттер, ― обречённо призналась она, понимая, что подписывает себе смертный приговор.  ― Миссис Поттер! ― восторженно произнесла Кендра, заставив её вздрогнуть. ― Что же вы сразу не сказали? Поздравляю, миссис Поттер! Вы совершенно очаровательны, миссис Поттер! Миссис Поттер, мистер Поттер снял наш королевский пентхауз, ― Кендра достала какую-то брошюру и сунула ей в руки: ― Вот, обратите внимания, два этажа, пятьсот квадратных метров, три спальни, причём в основной ― к слову, площадью сто пятьдесят квадратных метров ― даже имеется встроенная в пол джакузи. Миссис Поттер, у вас такой день, а мистер Поттер ещё не заказал шампанского...  ;Если эта идиотка ещё раз назовет меня миссис Поттер, то я разнесу их вертеп ко всем чертям!  Родители в её присутствии иногда пили шампанское, и для неё этот напиток был символом какого-то радостного праздника, в который превращалась её жизнь, когда она возвращалась домой, и её окружали заботой и лаской. Сегодняшний же день оказался ни с чем не сравнимой пыткой, и меньше всего ей хотелось что-то праздновать.  ― Шампанского? ― задумалась она. ― Да, пожалуй. Чего-нибудь послаще...  ― У нас прекрасный выбор итальянских шипучих вин, миссис Поттер, ― предложила Кендра.  ― Чего-нибудь не очень крепкого, ― сказала она, разглядывая, хорошо ли заточены ноготки, которыми она хотела исполосовать лицо изводящей её дуры.  ― Будет сделано, миссис Поттер, ― улыбнулась Кендра, зачем-то щёлкая пальцами по какой-то непонятной доске на её столе, напоминавшей открученную и пишущей машинки клавиатуру. ― Через три минуты будет в вашем номере, миссис Поттер.  ― Наш номер? ― переспросила она. ― Я не знаю, где это.  ― Да, пожалуйста, миссис Поттер, я сейчас попрошу Сэмми, и он проводит вас в ваш номер, а пока вот ваш ключ на всякий случай, ― и Кендра сунула ей в руки пластиковую карточку. И это ― ключ? ― Сэмми, пожалуйста, проводи миссис Поттер в королевский пентхауз! Приятного вам отдыха в нашем отеле, миссис Поттер!  К ней подошёл высокий молодой негр в такой же ливрее, как та, что была на парне, открывшем ей дверь.  ― Прошу, пожалуйста, сюда, миссис Поттер, ― сказал Сэмми, поведя рукой в сторону дверей, за которыми исчез он.  ;Они надо мной издеваются, ― подумала она, чувствуя, как с каждым разом, как её называли этим именем, ей всё труднее становится держать себя в руках.  Она подошла к дверям. Последовав за ней, Сэмми нажал на блестящую кнопку рядом с дверьми, и на кнопке загорелся красный огонёк. Раздался какой-то шелест, а потом словно колокольчик зазвенел, и двери раздвинулись в стороны.  ― Пожалуйста, сюда, миссис Поттер, ― сделал приглашающий жест в небольшую ― максимум, десять квадратных метров комнату с зеркалами по всем стенам.  Она посмотрела на здоровенного парня, который предлагал ей уединиться в этой комнатке и замотала головой:  ― Чёрта с два я сюда зайду, ― пробормотала она сквозь зубы.  ― Не волнуйтесь, миссис Поттер, ― ослепительно улыбаясь, сказала Кендра, вдруг оказавшаяся рядом с ней. ― Я провожу вас, миссис Поттер, а Сэмми останется здесь.  Кипя от негодования ― её пугливость обошлась ей в целых два лишних миссис Поттер ― она зашла в комнатку. Кендра тоже ступила вовнутрь и нажала на одну из кнопочек рядом с дверью, на которые она до этого не обратила внимания. Двери закрылись, а потом её почти незаметно толкнуло в ноги, словно эта комнатка куда-то собиралась улететь. В страхе она схватилась за стену.  ― Вам плохо, миссис Поттер? ― с заботой на лице спросила Кендра. Она помотала головой. ― Ой, я так вам завидую, миссис Поттер! Вы такая красивая и вам так идёт это платье! Я думаю, что мистер Поттер ― самый счастливый человек на свете, не правда ли, миссис Поттер!  ― Да, наверное, ― сказала она, наконец обратив внимание на себя в зеркале. ― Такое сокровище ему досталось!  Удивительно, как ему это удалось, но наряд, который он трансфигурировал ей на ходу, был безупречен ― узкий корсет платья переходил в роскошную многослойную юбку, которая должна была стлаться позади на пару метров. Белые кружевные перчатки до оголённых плеч. Наконец, фата, которую она, толком не зная, что с ней делать, просто откинула назад. А вот бриллианты в ожерелье и в серёжках были настоящими... Ей до смерти захотелось кого-нибудь отдубасить по наглой роже со шрамом на лбу.  На мгновение ей показалось, что пол комнатки уходит у неё из-под ног, и она побледнела от страха. Зазвенел колокольчик, и двери раскрылись, но за ними больше не было того холла, в который она зашла поначалу, а вместо холла был не очень длинный глухой коридорчик, заканчивавшийся массивными дверями нормального вида с ручками, но без замков. На одной из ручек висела табличка Не беспокоить!, а на другой ― его шейной платок. Перед дверью мялся тщедушный мужичонка в белых штанах и рубашке, белом фартуке и белом колпаке на голове. По виду ― типичный маляр вроде тех, что иногда появлялись в их доме в Мальборо, когда маме хотелось сменить цвет штукатурки. Перед мужичком стоял столик на колёсиках, на столике стояло зачем-то ведёрко, из которого торчало горлышко бутылки. Помимо того, на столике было какое-то накрытое куполообразной металлической крышкой блюдо и ещё несколько небольших тарелочек тоже с крышечками. А где же краска и валик?  ― Пожалуйста, миссис Поттер, ― сделала приглашающий жест Кендра. ― Мистер Поттер, очевидно, не желает нашего присутствия в номере, поэтому, миссис Поттер, могу ли я вас попросить закатить столик вовнутрь?  ― Конечно, ― машинально кивнула она. ― А с чего вы взяли, что мистер Поттер не желает?..  ― Мистер Поттер повесил предупреждающий знак, ― показала рукой Кендра. ― Кроме того, рядом он поместил традиционный в студенческой среде сигнал.  ― Понятно, ― сказала она.  Мужичонка тем временем с хлопком открыл бутылку и сноровисто разлил напиток в два узких бокала.  ― Вот, пожалуйста, миссис Поттер, ― приоткрыл он крышку на блюде, ― рагу барашка. Устрицы, миссис Поттер, ― поднял он крышку над одной из тарелок и выразительно подвигал бровями, словно тошнотворный вид сырых ракушек должен был ей что-то сказать. ― Горячие круассаны, миссис Поттер. Сырно-мясная нарезка, миссис Поттер. Фуа-гра и повидло, миссис Поттер. Пожалуйста, миссис Поттер.  Ей показалось, что она уже способна задушить мужичонку голыми руками. Создавалось такое ощущение, что он специально подговорил всех этих людей, чтобы они тыкали ей в лицо фатальностью её ошибки, и она в результате угодила бы в Азкабан... в Азкабанский бордель за убийство.  ― Прошу вас... ― начала было она.  ― Пожалуйста, ваш ключ, миссис Поттер, ― улыбаясь, нанесла ещё один сокрушительный удар Кендра.  Она на автомате протянула той карточку, и Кендра поднесла её к прорези в двери. Что-то щёлкнуло, и рядом загорелся зелёный огонёк. Мужичонка сразу повернулся к двери спиной, а Кендра, открывая дверь, словно укрылась за ней, продолжая удерживать створку открытой.  ― Пожалуйста, миссис Поттер, ― отдала она карточку. ― Приятного вам отдыха, миссис Поттер.  Она толкнула столик вовнутрь, придумывая, какую изощрённую месть она подготовит несносному мучителю. Дверь закрылась, и она, наконец, смогла оглядеться. Огромная комната была освещена оранжевым светом садящегося солнца, лучи которого беспрепятственно пронизывали всё пространство, поскольку противоположной стены не было ― точнее, она была целиком сделана из стекла, представляя собой огромное окно. За этим окном, как на ладони, был виден весь город ― Темза, мосты, дворцы и парки ― словно она летела над ним на метле. Завороженная красотой зрелища, она медленно ступала вперёд, где-то по пути обронив букет и туфли, которые до тех пор так и оставались в её руках, и остановилась, лишь упёршись лбом в стекло.  Она не слышала, как он подошёл ― просто почувствовала его присутствие и приближение. Неслышно ступая, он остановился рядом, но не сделал попытки даже дотронуться до неё, не решаясь вспугнуть её восторг. Вдоволь насмотревшись, она со вздохом поняла, что весь боевой задор утерян, и ей больше не хочется убивать.  ― Поттер, ― сказала она, глядя на отсвечивающий в водах реки закат.  ― Паркинсон, ― отозвался он. ― Что нового? Как делишки?  ― Что нового? ― переспросила она. ― Миссис Поттер.  ― Миссис Поттер? ― не понял он.  ― Миссис Поттер, ― повторила она. И ещё, и ещё, постепенно переходя на крик: ― Миссис Поттер! Миссис Поттер! Миссис Поттер!!! Что нового, говоришь? Ублюдочное имя, на которое я теперь должна отзываться! Ублюдочная карета с ублюдочным кучером, вот что нового! Ублюдочные цветы, ублюдочные туфли, ублюдочное платье! Ублюдочное рагу барашка и ублюдочные устрицы!  Вся кипя от гнева, она обернулась к нему и замерла от от неожиданности ― на нем, кроме его дурацкого цилиндра и ― отчего-то ― галстука-бабочки, ничего не было. Пока она пыталась продраться сквозь гротескность его гардероба, он наклонился, подбирая подол её платья.  ― Да мне самому это ублюдочное платье надоело, ― сказал он и потянул край платья в стороны. Затрещала ткань.  ― Нет! ― крикнула она, и он изумлённо застыл. ― Нет, ― повторила она, забирая юбку из его рук. ― Пожалуйста, не надо.  ― Почему? ― удивился он. ― Оно же тебе не нравится.  ― Потому, что... Потому... ― она лихорадочно пыталась придумать причину, по которой он не должен рвать её свадебный наряд на кусочки. ― Я первая застолбила, ― наконец, нашлась она. ― Оно настолько мерзкое, что я поклялась, что сама его уничтожу. Так что ― оно моё!  ― Годится, ― кивнул он и подошёл к ней вплотную.  Его нелепый вид отчего-то возбуждал её до безумия, и она уже пожалела, что не дала ему порвать платье ― так бы была вполне резонная причина тоже очень быстро остаться без одежды. Он обнял её, и её охватил жар, но он лишь стал расстёгивать пуговицы корсета на спине, одновременно склонившись к её уху.  ― Я, вообще-то, рад, что мне удалось тебя помучить, ― тихонько сказал он, волнительно скользя пальцами по её спине. ― Мне бы не хотелось, чтобы ты приняла это замужество на свой счёт. Ты же понимаешь, что с такой, как ты, даже крайние обстоятельства не заставили бы меня связать свою жизнь...  ― Короче, Поттер! ― прошипела она, тоже обхватывая его, чтобы начать легонько царапать его спину и плечи.  ― Если бы ты не была такой дурой, Паркинсон, то этого бы не произошло, ― вздохнул он. ― Я как раз собирался сказать, что я могу просто прийти и дать бой любому, кто посягнёт на свободу Дафны и Астории.  ― Ой ли, ― скептически протянула она, положив руки на его ягодицы и начав их сжимать.  ― Хочешь ― верь, хочешь ― не верь, ― пожал он плечами. Она высунула язычок и провела им от основания шеи до уха. ― А потом ты меня разозлила, придумав мою женитьбу на сёстрах Гринграсс, и я решил как следует на тебе отыграться.  ― Ну, ты по пути много на ком отыгрался, ― заметила она, на секунду выпустив мочку его уха изо рта.  ― Ты про Перри? ― спросил он, раздвигая сзади половинки корсета и стягивая платье вниз.  ― Это было иезуитское коварство, ― заметила она, снова водя языком по его шее и подбородку, ― предложить матери стать женой мужа дочерей. Салазар был бы в восторге. Но и Дафну ты неплохо приложил. Она чуть в обморок не упала, когда ты ей рассказывал, с каким упоением ты её будешь драть каждую ночь, а потом ещё и будешь проделывать то же самое с Перри...  ― И с Асторией. Да, я заметил, ― самодовольно усмехнулся он, стягивая её трусы на бёдра. Она ими задёргала, и последняя деталь одежды упала к её ногам. ― Но самая замечательная шутка вышла с тобой, ― не снимая с неё фаты, он расплёл тугой узел волос на затылке, вытянул их и намотал на руку. ― Видела бы ты своё лицо! Как ты думаешь, что сказал бы Салазар?  Он потянул её за волосы, толкая в сторону стеклянной стены с видом на город. Споткнувшись о платье, она просеменила несколько шагов, зашипев, когда он не дал потерять равновесие, ещё сильнее потянув за волосы, и впечаталась в стекло, от прохлады которого соски сразу съёжились и затвердели, а по телу побежали мурашки. Он притиснул её сзади и раздвинул ягодицы членом. Только сейчас, почувствовав, как легко головка движется между губок истекающей соками промежности, она осознала, как ждала этого момента. Она еле слышно застонала, распластавшись по стеклу, а он подвёл головку ко входу в щёлку и остановился, вынудив её нетерпеливо задрыгать задом.  ― Скажи мне, Паркинсон, ― прошептал он, игнорируя её сдавленные понукания, ― какое бы ты имя предпочла моему? Миссис Малфой? Миссис Нотт? Я уж, так и быть, не стану упоминать миссис Гойл по соображениям гуманности. Скажи мне, Паркинсон.  ― Нет, ― выдавила она, молясь лишь, чтобы он прекратил эту пытку скорее. ― Нет, нет и нет. И не Снейп, и никто другой.  ― Может, какой-нибудь улыбчивый и верный парень с Хаффлпаффа? Или умный задрот с Рейвенкло? ― продолжал допытываться он.  ― К чёрту, ― уже будучи на грани помешательства, пролепетала она. ― К чёрту всех!  ― Значит, миссис Поттер? ― спросил он, слегка погрузив головку.  ― Значит, миссис Поттер, ― сказала она и зажмурилась в предвкушении.  Он двинул бёдрами, подался назад и ещё раз мощно двинул, ударившись животом о её ягодицы и даже немного подбросив вверх. Она закричала и заскребла ногтями по стеклу. Слегка отставив ноги назад, он стал с силой заколачивать в неё член, отчего она кричала почти непрерывно. Кончая, он замер и сжал её в объятьях, поднимая в воздух, как ей показалось, практически на одном лишь члене. Она завопила, бесполезно царапая стекло, а потом затихла и повернула к нему голову, ища его губы.  ― Хорошее асти, ― похвалил он, поставив бокал на невысокий столик между шезлонгами, на которых они лежали. После того, как они оторвались от стекла с видом на город, они ещё немного выпустили пар на белоснежном кожаном диване, зашли в душ, где провели ещё полчаса, и наконец добрались до столика с едой. Проверив содержимое тарелочек и блюда, он предложил устроить трапезу на большом балконе, который располагался за углом стеклянной стены. Собственно, не очень широкий балкон со стеклянной загородкой целиком опоясывал верхний этаж, как выяснилось, гостиницы, в которую он её так ловко заманил, но в этом месте он превращался в огромную веранду с небольшим бассейном на ней, шезлонгами и столиками. Он настоял на том, что одеваться не стоит, и она осталась, как была ― в белых чулках с подвязками на середине бедра, фате и бриллиантах ― не шее, в ушах, на запястьях и на пальце. Особенно он настаивал на том, что ей не стоит надевать трусов. Сам он по-прежнему щеголял в своей бабочке, но хотя бы снял дурацкий цилиндр.  Вечером уже стало прохладно, но он каким-то образом сделал, чтобы вокруг них было тепло. Она уже почувствовала, что наелась, и теперь лишь отпивала из своего бокала вино, которое было лёгким и сладким ― как раз то, чего ей хотелось. Одновременно она разглядывала кольцо на пальце, и в её голове крутились мрачные мысли. Он действительно провёл её ― совершенно наглым и циничным образом ― но не так, как он утверждал, и кольцо вместе с остальными украшениями являлось первым этому свидетельством.  Он заготовил кольцо заранее и носил его с собой. Ожерелье с серёжками и браслетами он тоже где-то припас ― никакая магия не способна была трансфигурировать бриллианты, за то они и ценились среди волшебников, к тому же, в серёжках красовались те самые два булыжника, что он сразу предложил ей, получив в качестве аванса за авантюру с нунду. Платье, чулки, фата и перчатки, которые он наколдовал, когда она даже глазом моргнуть не успела... Она прекрасно знала, что такому недоучке, как он, нужно было долго тренироваться, чтобы не просто воспроизвести всё это, но и сделать по-настоящему вечное изделие, которое не превратится в тыкву, едва пробьёт полночь. Чёртов недоумок даже умудрился трансфигурировать трусы ― а этому-то он где научился? Старуху Макгоннал моментально бы уволили, если бы кто-то узнал, что она учит школьников такому... И то, что он так легко обратил её попытку над ним поиздеваться в шанс для воплощения своего плана... Именно это и было наиболее сильным ударом по её самолюбию.  Она заметила, что он вопросительно смотрит на неё. Видать, она опять забыла держать лицо, и её мысли выползли на всеобщее обозрение.  ― Чего тебе? ― недовольно спросила она.  ― Скажи мне, Паркинсон, о чём ты сейчас думаешь? ― поинтересовался он.  ― С каких это пор тебя это волнует? ― огрызнулась она.  ― Меня и не волнует, ― подтвердил он. ― Я просто хотел поддержать разговор.  ― Баш на баш, ― отрезала она.  ― Идёт, ― согласился он. ― Твой условие?  ― Ты забудешь и никогда не будешь вспоминать, что я тогда сказала, ― произнесла она и отвернулась.  ― Ты про то, как ты предложила сдать меня Волдеморту? ― уточнил он.  ― Да, ― кивнула она, глядя в сторону, и с удивлением обнаружила, что даже перестала дышать в ожидании ответа.  ― Я не понимаю, отчего это тебе так важно... ― сказал он.  ― Мне не важно, ― быстро вставила она. ― Мне совершенно наплевать.  ― ...Но я уже не помню, что именно я должен был забыть, ― закончил он.  ― И не будешь вспоминать? ― добавила она.  ― Как я могу вспоминать то, что я уже полностью, окончательно и бесповоротно забыл? ― раздражённо воскликнул он. ― Теперь ты. Я задал вопрос.  ― Я думала... ― она заколебалась, не зная, как сформулировать свои ощущения. ― Вся последняя неделя прошла, как в тумане... Словно мне снится сон...  ― Кошмар, ― предположил он.  ― Естественно, кошмар, ― недовольно отозвалась она, ― в нём же есть ты!.. И чем дальше, тем сильнее мне кажется, что моё время вышло, и сейчас я проснусь... Снова там же, в Запретном Лесу, где ты улёгся поспать на брёвнышке... А потом ты тоже проснёшься, и каждый пойдёт своей дорогой...  Дальше она говорить не смогла, ей мешал ком в горле. Он каким-то образом вдруг оказался на её шезлонге, оторвал от спинки и прижал к себе, гладя по голове.  ― Не волнуйся, Паркинсон, ― шепнул он ей. ― Это не сон, поверь мне. Это хуже, гораздо хуже. Это ад, где тебе уготована полная мучений жизнь. Я буду с тобой до твоего последнего вздоха, каждый миг делая твоё существование невыносимым. И поверь мне, главная твоя боль ещё впереди. Я дьявольски изобретателен по части издевательств над тобой.  ― Спасибо, скотина, ― сказала она. ― Я обещаю отвечать тебе тем же, выплёскивая на тебя всё свою ненависть и весь свой яд.  ― У меня есть план, Паркинсон, ― заявил он.  ― Какой? ― с подозрением спросила она.  ― План отвести душу по-настоящему, ― пояснил он.  ― Как именно? ― не поняла она.  ― Всё просто, Паркинсон, ― сказал он, отстранился и, пристально глядя ей в глаза, нежно проговорил: ― Любимая!  Она почувствовала, как сердце пропустило удар.  ― Я поняла, ― поражённо прошептала она. ― Ты предлагаешь притвориться парой влюблённых идиотов...  ― ...И целый вечер приносить друг другу страдания, сосюкая, нежничая и воркуя, ― кивнул он.  ― И даже, ― она в ужасе раскрыла рот, ― занимаясь любовью!!!  Его лицо исказила гримаса, словно при больном зубе.  ― Да, Паркинсон, именно! ― сказал он. ― Перестанем трахаться и будем делать это, ― он сморщился ещё сильнее.  ― Заниматься любовью, ― повторила она, и его перекосило ещё сильнее ― Принято... Гарри!  Он замолчал , глядя в сторону, словно о чём-то думая.  ― Ты сейчас красива, как никогда! ― вдруг выдал он. ― Если бы я не был без ума от тебя раньше, то сейчас бы точно влюбился в тебя без памяти.  Глаза её вспыхнули огнём, и она зарделась от удовольствия.  ― Артист! ― выдохнула она и поощрительно погладила его макушку. ― Талант! Это было чудовищно! Если бы на моём месте была какая-нибудь наивная дурочка, то она после твое тирады уже выпрыгивала из трусов...  ― Да, циничная умница Паркинсон в этом смысле неплохо подготовилась, ― он окинул её бесстыдным взглядом, и она к своему изумлению вдруг поняла, что ей отчаянно хочется прикрыть ладошками пах и грудь, ― и выпрыгнула из трусов заранее.  ― Положим, трусы ты сам с меня сорвал, ― уточнила она, чувствуя, что краснеет. ― Зови меня Панси, пожалуйста. И помни, что до утра я ― не Паркинсон.  ― Замётано... Панси, ― опять сморщился он. ― Но ― только до утра!  ― До девяти утра, ― подтвердила она. ― Дольше я вряд ли выдержу!  Он поднялся с шезлонга, наклонился, и она взвизгнула от неожиданности, когда он легко поднял её в воздух.  ― Ты что это... Гарри? ― подозрительно спросила она, обвивая руками его шею..  ― Я же должен носить тебя на руках? ― спросил он.  ― Я чувствую себя ужасно, ― пожаловалась она. ― Словно дурацкая принцесса в тупой детской сказке.  ― Да, ты ― моя принцесса, ― подтвердил он.  Она изобразила на лице страдание, одновременно подтягиваясь на его шее. Он склонил к ней голову и поцеловал.  ― Так ещё хуже, ― кивнула она. ― У влюблённой идиотки создалось бы ощущение, что она для тебя какая-то особенная и неповторимая.  ― Единственная, ― согласился он. ― Ненаглядная.  ― Ужас какой-то, ― осуждающе покачала она головой.  Она молча склонила голову ему на плечо и уткнулась носом в шею. Лавируя между шезлонгами, он понёс её вовнутрь. Основная спальня отделялась от большого зала сдвижной стеной, которая сейчас как раз была убрана, превращая весь номер в единое пространство. То, что Кендра назвала джакузи, на самом деле было искусно выполненным кусочком пляжа ― он дугой максимальной шириной около пяти метров расходился в стороны и вглубь, а дальняя стенка, возле которой глубина достигала полуметра, и боковые были выложена камнем. Песок выходил на сушу, постепенно возвышаясь, оставляя при этом достаточно пространства, чтобы можно было удобно устроиться вдвоём. Огромная кровать начиналась буквально в паре метров от песка.  Он зашёл в джакузи по щиколотку, опустил её в воду на мягкий песок и лёг рядом, опираясь на локоть. Она обхватила руками колени и примостила на них щёку, глядя на него.  ― Мне ещё никогда в жизни не было так плохо, ― тихо сказала она. ― Я тебя ненавижу.  Он протянул руку и стянул с неё фату. Она осторожно расстегнула ожерелье и сняла серёжки. Он помог ей расстаться с браслетами, и она принялась скатывать намокшие чулки. Он развязал свой галстук и откинул в сторону, а потом опрокинул её на спину, укладывая рядом с собой. Она подумала было, что так ей будет неудобно целоваться, но он достал откуда-то скатанное в рулон полотенце, которое подложил ей под голову. Она потянулась к нему губами, одновременно слегка раздвигая ноги, чтобы его руке было удобно.  Стеклянная стена была и в спальне ― только выходила она на ту самую веранду с шезлонгами и бассейном. Каким-то образом они оба упустили необходимость использования гардин, и проснулась она оттого, что в глаза ей был солнечный свет. Она раскрыла их и сразу зажмурилась, отворачиваясь, а потом перекатилась на другой бок, заползая на него ногой. Член сразу как-то сам-собой приветливо ткнулся в руку и начал набухать. Она сразу почувствовала жар в груди.  ― Поттер, ― позвала она.  ― М-м, ― ответил он, не просыпаясь.  ― Поттер, чёртов ублюдок! ― начала она его тормошить.  ― А куда делся любимый? ― пробормотал он.  ― Отправился ко всем чертям вместе с Панси, ― прорычала она.  ― М-м, ― согласился он.  ― Поттер! ― снова дёрнула она его за член и склонилась, пытаясь взять его в рот.  Челюсть, болевшая в скулах, отказалась открываться, и тогда она попыталась высунуть язык, чтобы хотя бы лизнуть, но язык тоже болел. Чёртов придурок сначала в порыве страсти до крови прокусил ей губу, и пока он зализывал рану, она успела кончить. Потом он не удержался и укусил за язык, которым она вертела у него во рту, отчего она провела пятнадцать минут, плача от боли.  ― Ну, Поттер, ― повторила она, чувствуя, как жар становится совсем нестерпимым. ― Я опять хочу!  Он опрокинул её на спину до того, как проснулся, навалился и тоже зажмурился от рассветного солнца, бьющего в глаза.  ― Что за чёрт? ― пробормотал он, прикрывая глаза рукой. ― А который час?  ― Полшестого, ― сообщила она, поскольку уже успела посмотреть на часы.  ― Погоди, ― он таки проснулся и удивлённо на неё посмотрел. ― Мы же только час назад заснули, и то потому, что ты ушла в глухой отказ.  Продолжая сжимать рукой член, другой она погладила его грудь и обхватила его бёдра ногой.  ― У меня всё жутко болит, ― прошептала она, ― но мне ужасно хочется, Поттер! И я даже в рот его взять не могу! Я уже подумала, может, воспользоваться бальзамом нунду... Настоящим бальзамом нунду.  ― А что, это идея, ― усмехнулся он. ― Согласно собственным убеждениям, в первую брачную ночь ты должна быть девушкой.  ― Чёрт, об этом я не подумала, ― покраснев, сказала она. ― И потом снова эта морока...  ― Нет, ты не подумай превратно, я готов опять лишить тебя девственности в любой момент, ― геройски выпятил он подбородок.  ― Перестань уже! ― нахмурилась она, став цвета варёного рака. ― Я же сказала, что не подумала!  ― Можно засунуть его между сиськами, ― подумав, предложил он. ― Под мышку, можно трахать стопы...  ― Нет, это всё не то! ― помотала она головой. ― С грудью ты тоже переусердствовал. Представляешь, я уже даже почти готова, чтобы ты меня трахнул в задницу.  ― Ну, это не ко мне, ― сказал он, отталкивая её, и отвернулся, прикрываясь сверху подушкой.  ― Ну, Поттер, ― простонала она, забираясь сверху на него. ― Не злись, я не имела ничего такого в виду, я просто хотела, чтобы ты понял, как мне сейчас хочется, ― она отобрала у него подушку и откинула в сторону. ― Ну, Поттер, придумай что-нибудь!  Он повернулся и обнял её, укладывая рядом.  ― Чего бы ты хотела? ― спросил он.  ― Я не знаю, Поттер, ― взмолилась она. ― Я просто ужасно хочу, чтобы ты меня довёл до... В общем, чтобы мне было хорошо. Ну, пожалуйста! Ещё разочек!  Он задумался.  ― Хорошо, ― сказал он. ― Можно попробовать, но я не уверен, что получится.  ― Что угодно, ― согласилась она.  Он встал и набросил на неё одеяло, сам надел халат и перешёл в зал. Там она слышала, как он с кем-то разговаривает, а потом ещё через несколько минут послышался негромкий стук в дверь. Она в панике сразу принялась поплотнее укутываться одеялом, не зная, кого там черти принести. Появилась какая-то женщина, которая принесла свёрнутый в рулон плотный матрас. Женщина поздоровалась с ней и раскатала матрас на полу, и ей стало видно, что в матрасе проделана странная дырка как раз там, где должна покоиться голова. Женщина передала ему небольшую книжку и ящичек с непонятными плошками и бутылочками. Она заинтересованно вытянула голову. Женщина ещё что-то сказала ему и ушла.  Он скинул халат, сел рядом с ней на кровать и стал листать книжку, при этом почёсывая ей голову, а она сразу же завладела его членом и снова проверила, не поместится ли он в рот. Не получилось ― челюсти по-прежнему отказывались раскрываться. Минут десять он читал, а потом захлопнул книжку и слез с кровати. С сожалением она проводила взглядом член, который он снова у неё отобрал.  ― Ложись сюда, ― скомандовал он.  ― Что это будет, Поттер? ― спросила она.  ― Я надеюсь, что тебе будет приятно, ― улыбнулся он. ― А там посмотрим.  Она послушно легла, вытянув руки вдоль тела. Он встал перед ней на колени, достал из ящичка среднего размера миску, поставил её рядом и начал наполнять какой-то тягучей ароматной жидкостью из глиняной бутылки.  ― Это что? ― какое-то масло, пожал он плечами, отставил бутылку, щедро зачерпнул обеими ладонями и выплеснул ей на живот.  Она внутренне напряглась, ожидая неприятных ощущений, но масло оказалось тёплым и совсем не раздражало её. Он замер, разглядывая её.  ― Что? ― спросила она.  ― Я думаю, что всё-таки девяти утра ещё нет, ― ответил он.  ― И что? ― не поняла она.  ― Ты безумно красивая, ― сказал он.  ― Мерзавец, ― отвернулась она в сторону, пряча от него глаза, в которых было написано совсем не то, что бы она хотела позволить ему прочитать.  Он стал водить руками по её телу, размазывая масло, а потом начал её массировать, сверяясь с книжкой. Начал он снизу, от стоп ― тщательно помял каждый пальчик, после чего начал водить снизу по своду стопы большими пальцами рук, сжимая её ножки. Она почти сразу прикрыла глаза и отдалась ощущениям ― это было нечто совершенно новое, чего она никогда не испытывала. Он не торопился ― только на стопы у него ушло пятнадцать минут. Потом он переключился на голени, в которых, как она с удивлением отметила, тоже есть мышцы тоже отчаянно нуждающиеся в том, чтобы их как следует помяли. Когда он перешёл на бёдра, она почувствовала, что жар желания снова охватил её целиком.  Он уверенно мял мышцы от коленок вверх, а она при этом мечтала, чтобы это никогда не заканчивалось. Потом он осторожно потянул её ножки в стороны, и она хотела возмутиться и напомнить, что там у неё всё болит, но он всего лишь начал массировать их внутреннюю сторону, чередуя массаж с поглаживанием, и она поняла, что до желанной награды ей осталось совсем немного. Масло приятно пахло и грело кожу. Он переключился на её живот и бока, заставив её окунуться в море неги, но по мере того, как он поднимался к груди, в ней снова просыпалось беспокойство, не сделает ли он ей больно, нечаянно дотронувшись до её потёртых нежных частей.  Он пропустил грудь и сразу перешёл на плечи, а потом ― на шею, вызвав у неё разочарование игнорированием её прелестей. А потом оказалось, что массаж кистей, запястий и предплечий ― это очень приятно. Он клал каждую руку себе на колени и долго разминал пальчики, ладошку и двигался выше, при этом позволяя ей ненавязчиво, как бы украдкой коснуться члена, вызывая у ней внутренний восторг.  Она чуть не вздрогнула от неожиданности, когда он положил руки на её грудки ― она уже смирилась, что их он своим вниманием всё-таки обойдёт. Он стал осторожно мять из круговыми движениями, периодически просто сжимая, как он это обычно делал, только не так сильно, и держась подальше от истерзанных сосков. Она застонала, выгибаясь навстречу его рукам. Он оставил одну руку на груди, а другую снова переместил её бедро ― на внутреннюю поверхность ― и стал мять, одновременно лаская грудь.  ― М-ха! ― выдохнула она, почувствовав, что сейчас её сознание улетит далеко отсюда. Он двигал руку вверх по бедру, пока не остановился буквально в сантиметре от промежности, тиская и поглаживая ногу. Она застонала ещё громче, он встал, не теряя контакта, и переместился по другую сторону от неё, чтобы переключиться на другое бедро. Она тяжело задышала, когда он продолжил, а потом издала громкий протяжный стон, с силой сжала колени и свернулась калачиком, переворачиваясь набок и тяжело дыша. Он придвинулся к ней, обнимая коленями её зад так, что член упёрся в ягодицу, и она сквозь беспамятство подумала, что она готова наплевать на боль, пусть только он сейчас в неё войдёт.  Она тяжело дышала, а он продолжал её гладить.  ― Скоти-и-ина, ― прошептала она, постепенно отходя.  Он распрямил её ноги, повернул на живот, уткнув лицом в ту самую дырку в матрасе, и стал усердно поливать её маслом. Она снова расслабилась и приготовилась утонуть в море неги. Он начал с икр, двигаясь вверх, потом долго массировал бёдра сзади и мял её ягодицы. Она снова застонала. Потом он сел на неё сверху, чтобы плотно заняться спиной, и она совсем потеряла связь с реальностью. Он пальцами разминал, словно тесто, каждую мышцу вдоль позвоночника, между лопаток и вокруг плеч.  ― А-а! ― глухо простонала она, когда он перешёл на её шею.  Потом он вернулся к ягодицам и стал их ласкать немного по другому, одновременно тиская бёдра изнутри, и очень быстро она начала стонать в голос, всё громче и громче. Он продолжал свои ласки, но в какой-то момент она издала разочарованный вздох ― ей чего-то не хватало.  ― Поттер, ― простонала она.  ― Что? ― спросил он.  ― Мне нужен твой член, Поттер, прямо сейчас, ― сказала она.  ― Но как же... ― воспротивился он.  ― Боль ― до лампочки, Поттер! ― застонала она. ― Мне нужен твой член. По самые помидоры!  Он снова встал над ней на колени, а она выгнула таз, подставляя ему щёлку. Он достал ещё одну бутылочку и оросил из неё головку и промежность.  ― Скорее, ― задёргала она задом. ― Не томи, гад!  Он приставил головку и провёл вверх-вниз, смачивая губки, а потом двумя движениями загнал его по самые яйца. Она выгнулась, крича одновременно от боли и наслаждения. Он почувствовал, как член сжимает, словно в тисках, и в темпе задвигал тазом, чтобы успеть её догнать, каждый раз вбивая член до самого упора, а потом тоже захрипел, кончая, и повалился на неё, придавливая своим весом.Глава 18  Он проснулся оттого, что едва слышно звонил телефон, который он вчера предусмотрительно накрыл подушкой. Осторожно, чтобы не разбудить, он снял с себя её ногу, с сожалением погладив по бедру, повернул на спину и вытащил из-под неё руку. Потом он поцеловал в щёку и пошёл снимать трубку. Это была дежурная по регистратуре, которую он попросил разбудить его в половине девятого. То есть, час он поспал, но и этого было достаточно. Он снова прошёл в спальню и так несколько минут стоял, глядя, как она спит, а потом пошёл в душ.  Она пришла за ним минут через пять ― с закрытыми глазами она тыкалась в стенки, ещё и смешно ковыляя, как утка. Он поймал её в объятья и притянул к себе.  ― О, тёпленькая, ― довольно кивнула она, складывая руки и голову у него на груди, явно собираясь ещё прикорнуть.  Он погладил её по спине, по которой бежали струйки воды, и вздохнул.  ― М-м? ― спросила она.  ― Мне не хочется тебя отпускать, ― сказал он.  ― Не отпускай, ― помотала она головой.  ― У меня в десять встреча, ― пояснил он. ― Не хотелось бы опаздывать.  Она распахнула глаза, немного отстранилась и с силой ударила кулачком по его груди.  ― Ты что, гад, без меня собрался? ― зашипела она.  ― Ты же еле ходишь, ― улыбнулся он.  ― Это не важно, ― сказала она. ― Я с тобой!  ― Ты мыться будешь? ― переменил он тему.  ― Буду, ― мрачно кивнула она. ― А то от меня несёт, как от мартовской кошки.  ― Кстати!.. ― вспомнил он. ― Я же про завтрак забыл.  ― Да про всё забыл, ― пробурчала она. ― Про меня, про завтрак...  Он с силой прижал её к себе.  ― Я быстренько позвоню и вернусь, ― сказал он, отпуская её.  ― Иди, ― коротко кивнула она. ― Я пока помою... всё.  ― Удачи тебе в этом нелёгком труде, ― хохотнул он и пошёл звонить горничной.  Когда он вернулся, она уже закончила и стояла под душем, упёршись руками в стену. Он подошёл, взял мочалку и мыло и стал мыть ей спину, ягодицы и ноги. Когда он дошёл до щиколоток, она развернулась лицом к нему, боязливо прикрывая руками грудь.  ― Ну, что ты волнуешься, ― упрекнул он её. ― Не трону я твои потёртости. Кстати...  ― Да? ― спросила она. ― Что?  ― Вот тогда, в первый раз... ― начал он. ― Когда мы с тобой в первый раз...  ― Я поняла, Поттер, ― сказала она.  ― Почему у тебя тогда ничего не болело? ― спросил он.  ― У меня специальное зелье было с собой. Для первого раза, ― сказала она и замолкла, закрыв рот рукой.  ― Погоди-ка, ― помотал он головой, и ей стало явно слышно, как в голове у него со скрипом начинают поворачиваться плохо смазанные проржавевшие шестерёнки.  ― Заткнись, Поттер, ― попросила она.  ― То есть, ты с собой постоянно носила специальное зелье на тот случай, что тебя трахнут, ― он встал и выпрямился, глядя на неё сверху вниз. ― Так, что ли?  ― Будь проклят мой язык! ― прошипела она, отводя глаза в сторону.  ― То есть, ты ждала и надеялась, что тебя трахнут, ― продолжил он. ― Я правильно говорю?  ― А я говорю ― заткнись, ― сказала она сквозь зубы.  ― А поскольку мы знаем, по кому ты тогда сохла, то вывод ― ты мечтала отдаться Снейпу, ― заключил он, хватая её плечи и начиная её трясти. ― Ты мечтала, чтобы этот индюк тебя трахнул, так, что ли?  ― Перестань, прошу тебя, ― попросила она.  ― То есть, ты представляла, как он своими сальными... ― он не выдержал, оттолкнул её и вышел.  Она вприпрыжку понеслась за ним с максимальной скоростью, которую могла развить, хромая на ходу.  ― Продолжай, гадёныш, ― крикнула она вслед ему. ― Что же ты остановился? Что ты хотел сказать? Как он своими сальными руками лезет мне под юбку, как лапает, как заваливает на парту, и я с готовностью сдираю с себя трусы? Да, ты это мне хотел сказать?  Он быстро одевался, даже не удостоив её взглядом. Она подскочила к нему и начала так же его трясти, как он ― её за минуту до этого.  ― Да, Поттер, именно так всё и было, ― крикнула она ему в лицо. ― Да, я просто текла, когда он был рядом и мечтала он нём, когда он был где-то в другом месте. Но он мёртв, слышишь, мёртв! А я ― здесь, с тобой. И я рада, что я именно здесь. Ты меня слышишь, урод? И я счастлива, что с ним у меня ничего никогда, понимаешь? Потому, что тогда бы не было тебя! И мне тогдашние мои мечты кажутся не менее отвратительными и мерзкими, понимаешь?  Под конец она уже рыдала, прижатая к его груди. Он дотянулся до простыни, лежащей на кровати, и завернул её.  ― Я... ― начал он. ― Я...  ― Не оправдывайся, Поттер, ― всхлипывая попросила она. ― Ты прав, мне самой мерзко и гадко вспоминать, какие тупые мысли тогда бродили в моей глупой голове.  ― Прости меня, ― сказал он.  От часы на стене раздался негромкий мелодичный звон. Она отстранилась и стала краем простыни промакивать глаза.  ― Но-но, ― сказала она, отталкивая его руки. ― Уже девять. Время розовых соплей вышло.  ― Мы прекрасно уложились, ― кивнул он и заботливо поинтересовался: ― Тебе пинка дать, чтобы ты до ванной быстрее добралась, или лучше всё-таки самому принести оттуда полотенце.  ― Я бы сама тебе пинка дала... ― сочувственно посмотрела она на него.  ― Если бы не жестокий перетрах сегодня ночью, ― согласился он. ― Ладно, принесу, не сломаюсь.  ― Иди, иди, ― напутствовала она его.  Вернувшись с двумя полотенцами, он набросил одно ей на голову, а другим начал вытирать тело. Ещё он принёс ей склянку с бальзамом нунду, и она, морщась, стала наносить его на губы и язык. Закончив, она с сомнением посмотрела на него.  ― Поттер, отвернись, ― скомандовала она.  ― Что, решила-таки снова в девушку превратиться? ― осклабился он и подергал бёдрами, держа себя за пах: ― Даю слово, что твоя девственность и двух минут не продержится. Вот, на этой кровати я тебя и чпокну! Опять.  ― Вот дурак-то! ― прошипела она. ― Чпокнет он, поглядите! Нет, я только снаружи помажу, тупица!  ― Ну, ладно, ― согласился он. ― Жаль, конечно. Я бы тебя чпокнул...  ― И принеси-ка мне мою палочку, ― сказала она, намазав все больные места. ― Компостер недоделанный.  Он удивлённо на неё посмотрел:  ― Ты, случаем, ничего не забыла, Паркинсон?  ― Я? ― она задумалась. ― Что я забыла?  ― Волшебное слово, Паркинсон, ― пояснил он.  ― Волшебное слово? ― переспросила она. ― Авада Кедавра? ― он помотал головой. ― Круцио? Империо? Сонорус? А, вспомнила! ― она притянула его поближе и гаркнула ему на ухо: ― Бегом!  ― Акцио чёртова палочка, чтоб тебе пусто было, идиотка! ― пробормотал он, заткнув пальцем оглохшее ухо.  Она выхватила свою палочку из его руки и пользуясь ею, стала сушить и укладывать волосы. Он улёгся на постель, глядя на неё.  ― Что, делать нечего? ― поинтересовалась она, заметив, как у него в штанах от её невольного представления торчит член. ― Давай, одевай меня, ― тут она увидела на стуле рядом полный комплект своей одежды. ― Ой, а это откуда? ― удивилась она.  ― Я вчера ночью в Пакэм наведался, ― пояснил он.  ― Лучше бы утешить пришёл, сволочь! ― пробормотала она совсем неслышно.  Он надел на неё трусы и лифчик, будоража своими прикосновениями, которые отнюдь не были случайными ― наоборот, он практически не отрывал от неё рук ― а потом, взяв в руки колготки, вопросительно посмотрел.  ― Нет, жарко не будет, ― предвосхитила она его вопрос, но он лишь помотал головой. ― Скатать нужно, ― догадалась она. ― Видел, как я вчера чулки снимала?  Когда он застегнул последнюю пуговицу на её блузке, она критически оглядела себя в зеркале и покачала головой:  ― Хорошо, что мне не приходится каждый день одеваться с твоей помощью.  ― Не нравится ― у самой руки есть, ― огрызнулся он.  ― Да, интересно будет посмотреть в глаза этому ублюдку, ― вдруг сказала она.  Он сразу понял, о ком идёт речь.  ― Что ты там рассчитываешь найти? ― спросил он. ― В глазах этого недоделка?  ― Досаду, ― ответила она. ― Зависть. Злость.  ― У него всегда такое выражение, если только он не смотрится в зеркало, ― заметил он.  ― Да, ты прав, ― согласилась она. ― Может, ревность?  ― Кого к кому? ― не понял он.  ― Ну, как же, ― развела она руками. ― У меня такой парень, а у него...  ― Ничего, он себе тоже парня найдёт, ― успокоил он её и склонил головя, разглядывая: ― А тебя он даже не узнает.  Она снова посмотрела на себя в зеркало, крутя на пальце пшеничного цвета волосы.  ― Может, снова покраситься? ― предложила она.  ― Во-первых, много чести крысёнышу ― ради него краситься, ― сказал он. ― Во-вторых, у нас нет времени, ― он поглядел на часы. ― Пять минут на еду осталось.  Завтрак им уже доставили, они снова уселись на веранде снаружи и довольно быстро уничтожили всё, что им принесли.  ― Ну, пойдём? ― предложил он.  В лифте он ей объяснил, что это такое, и с трудом удержал от того, чтобы она не начала нажимать все кнопки подряд, проверяя, как выглядят разные этажи. Внизу он отдал уже другой девушке несколько разноцветных бумажек, и несколько минут после этого пытался ей объяснить, что такое бумажные деньги. Они вышли на улицу, опять сели в карету, хоть и не столь нарядную, как вчера, и двинулись в сторону дома Гринграссов.  ― А в третьих? ― вдруг спросила она и сразу пояснила: ― Какая третья причина, чтобы мне не краситься?  ― Тебе блондинкой больше идёт, ― сказал он. ― Меньше вопросов при общении возникает.  Она раскрыла было рот, чтобы ответить... и просто промолчала. Он наблюдал за этой борьбой со снисходительной усмешкой.  ― Тебе Дафна больше нравится, ― сообщила она ему.  ― Конечно! ― незамедлительно откликнулся он. ― Она такая вообще хорошенькая!..  ― А женился ты отчего-то не мне, ― с усмешкой сказала она.  ― Ну да, ― согласился он. ― Я же ― Герой, причём Дважды. Мне без трудностей в жизни никак нельзя. Любовь ― в гамаке, жениться ― на крокодиле...  ― Ну и шёл бы к своей Дафне, ― зло сказала она. ― Уверена, у неё в саду и гамак есть.  ― Нет, ― покачал она головой. ― Так не пойдёт. Буду вожделеть её издали. Ночью у окна буду подглядывать, как она переодевается, дрочить на фотографию, воровать трусы и тайком нюхать.  ― Фу, дурак! ― рассмеялась она, толкая его в плечо. ― А ещё будешь воровать трусы Перри и Астории!  ― Да! ― закатил он мечтательно глаза. ― Вот это жизнь настанет! Слушай, мы же сейчас у них будем...  ― И что? ― хмыкнула она. ― Предлагаешь мне пройтись по их комодам и притащить тебе нижнего белья в коллекцию?  ― Ну да, а что такого? ― нахмурился он. ― Только что-нибудь поинтимнее, без фланелевых панталон!  Только сейчас она обратила внимание на вздыбившийся в его штанах член.  ― Я погляжу, Поттер, что разговоры о трусах сестёр Гринграсс тебя не на шутку возбудили, ― со смехом сказала она, как бы невзначай кладя руку ему на пах.  ― Отстань, идиотка, мы уже приехали, ― он вырвался и достал две аккуратно сложенных мантии ― голубую со звёздами на ней и синюю с золотой каймой. Синюю он подал ей, а сам надел голубую. После этого он вылез из кареты, протянул кучеру бумажку и подал ей руку, помогая спуститься.  ― Прятаться, я так понимаю, мы не будем? ― с тревогой спросила она.  ― Нет, ― помотал он головой. ― Больше нет смысла.  Когда до ворот, у которых, как и в прошлые их визиты, дежурили авроры, оставалось тридцать метров, она дернула его за рукав, останавливая.  ― Поттер, постой, ― она заглянула ему в глаза и потупилась, кусая губу.  ― Я стою, ― тихо сказал он.  ― Я прошу тебя, Поттер, ― сказала она.  ― Не идти дальше? ― спросил он. ― Я не могу. Я должен.  ― Я знаю, ― кивнула она и снова подняла на него свои глаза. ― Я не про это. Пожалуйста, возьми Дафну за себя...  ― Опять ты... ― раздраженно процедил он сквозь зубы. ― Ну, сколько можно? Пошутили про трусы ― и хватит! Не нужна она мне!  ― Ты не понимаешь, ― она ухватила его за отвороты мантии и только что не повисла. ― Я не хочу, чтобы ты выступал против...  ― Против Малфоя? ― хмыкнул он.  ― Нет, против министра, ― торопливо зашептала она. ― И против авроров. Это люди, тренированные в схватках. Они не колеблются, применяя боевые заклинания, и их будет больше. Пожалуйста! Я согласна терпеть рядом Дафну, согласна делить тебя с ней, только...  ― Так и скажи, Паркинсон, что боишься сама умереть, если меня убьют, ― надменно сказал он.  ― Это не шутки! ― крикнула она на всю улицу, проигнорировав его оскорбление, и авроры повернулись в их сторону. Увидев его мантию, оба почтительно поклонились.  ― Что меня больше всего злит, Паркинсон, так это твои рассуждения о том, как ты никогда не будешь с другим мужчиной, ― спокойно сказал он. ― Ты так гордишься своими убеждениями, так их выпячиваешь... И при этом полностью отказываешь мне в праве иметь такие же.  ― Я не... ― начала она, но он её перебил.  ― Я тебе предлагаю сделку, Паркинсон, ― сказал он. ― Ты с кем-нибудь переспишь, и тогда я женюсь на Дафне. И на всех остальных, кто идёт к ней паровозом.  ― Да ты... ― она покраснела от возмущения. ― Да ты...  Она всё-таки не удержалась и закатила ему звонкую пощёчину, снова привлекая внимание авроров.  ― Чёртов подонок! ― закричала она. ― Как ты мне можешь такое предлагать?! Да я лучше умру...  ― Я тоже, ― тихо сказал он.  ― Что ты сказал?! ― переспросила она, продолжая заглушать глоткой шум города.  ― Я сказал, что я тоже лучше умру, ― повторил он.  ― Какой же ты гад! ― так же тихо повторила она.  Он прижал её к себе, и аккуратно утёр ей слёзы.  ― Ты со мной, Паркинсон? ― спросил он.  ― Ты ещё и тупой придурок, ― вздохнула она.  Он взял её за руку, и они прошли через ворота. Авроры дружески ему кивнули. Он откуда-то помнил их лица, но назвать имён не смог бы даже под пыткой. Собственно, это и не было важно ― всё равно максимум через полчаса они окажутся по разные стороны баррикад, и вполне возможно, что один из этих улыбчивых парней его и убьёт. Уже за оградой она отчего-то начала оглядываться по сторонам.  ― Ты что? ― спросил он.  ― Много у нас времени? ― деловито осведомилась она.  ― Ещё минут десять в запасе есть, ― ответил он, не понимая, куда она клонит.  Она сразу же потащила его с дорожки в кусты.  ― Ты что, маньячка? ― возопил он.  Она несколько раз широко раскрыла-закрыла рот, скорчила на лице гримасу и высунула язык.  ― Вот, ― сообщила она, вернув на лицо обычное выражение, ― я меня всё зажило.  ― И там? ― поинтересовался он.  ― Нет, ― сказала она, опускаясь перед ним на колени и расстёгивая ширинку. ― Там всё болит.  ― Я, кажется, видела Гарри, ― сообщила Дафна, которая ещё полчаса назад заняла наблюдательную позицию у окна и всё это время простояла неподвижно, как статуя, глядя на петляющую по саду дорожку.  Миссис Гринграсс отложила вышивание, встала с дивана и подошла к ней, кладя руку на плечо.  ― Ждёшь своего рыцаря? ― с грустью спросила Перри.  ― Да, ― коротко ответила Дафна.  ― Ты же знаешь, что он принадлежит Панси, ― мягко сказала миссис Гринграсс.  ― И ты не устаёшь мне об этом напоминать, ― отмахнулась Дафна.  ― Я тебя уверяю, твоё увлечение быстро пройдёт, ― усмехнулась миссис Гринграсс, ― и ты поймёшь, что вокруг много интересных мальчиков.  ― Как бы ещё ты это поняла, ― пробормотала Астория себе под нос.  ― Прости, дорогая? ― миссис Гринграсс сделала вид, что не расслышала.  ― Аська просто вспомнила, как ты вчера просидела весь вечер, мечтательно глядя на дверь кабинета и периодически при этом краснея, ― язвительно пояснила Дафна.  ― А Дафна вчера вечером зубы не чистила, чтобы поцелуй ненароком не смыть, ― наябедничала Астория.  ― Дорогая, ― повернулась к ней Дафна. ― А кто остаток дня рвал ромашки и шептал любит ― не любит?  ― Да это я чисто теоретически, ― быстро нашлась Астория.  ― Понимаешь, ― снова обратилась миссис Гринграсс к Дафне, ― ты просто увидела у подруги игрушку, которая тебе понравилась.  ― Нам всем понравилась, ― снова пробормотала Астория.  ― Сама подумай, ты семь лет ходила рядом с этим мальчиком...  ― Мы все ходили, ― вставила Астория.  ― И не обращала на него внимания, ― продолжила миссис Гринграсс.  ― Никто не обра... ― снова начала Астория, но осеклась под взглядом миссис Гринграсс.  ― Ты не понимаешь, ма... Перри! ― запальчиво возразила Дафна. ― Это же совсем не он, не тот, что был в школе! Это совсем другой человек!  ― Присмотрись к нему повнимательнее, и ты увидишь, что он... ― начала миссис Гринграсс, но Дафна её перебила, с трудом удерживаясь, чтобы не захлопать в ладоши:  ― Вот он... Они. Видишь, идут! Я же знала, что его видела!  ― Может, пойдём поздороваемся? ― предложила Астория, которая тут же оказалась рядом, вытягивая шею, чтобы лучше было видно.  ― Наденьте свои походные мантии, ― сказала миссис Гринграсс, что-то для себя решив.  Двое в мантиях пурпурного цвета прошли в ворота особняка, коротко кивнув дежурным аврорам. Они уверенно двинулись в сад, направляясь ко входу в дом. Дорожка сделала очередной изгиб, и они остановились. Тот, что пониже, машинально занял позицию позади своего товарища. Высокий же с презрительной миной на лице разглядывал неожиданную преграду ― молодого человека в мантии лазурного цвета, расшитой золотыми звёздами и полумесяцами, направившего на него свою палочку, и стоящую рядом с ним девушку в тёмно-синей мантии, отороченной золотом.  ― Папа, кто это? ― взвизгнул тот, что пониже.  ― Ну, ну, не стоит паниковать, Драко, ― покровительственно ответил Люциус Малфой. ― Будем рассуждать логически, ― предложил он и задумался. ― На вас голубая мантия. Такую мантию могут носить только два человека, ― наконец, напыщенно заявил мистер Малфой. ― Но вы недостаточно загорелы, чтобы быть министром. С другой стороны, вы совсем не опасаетесь последствий её незаконного ношения, значит, вы ― не самозванец... А вы изменились, мистер Поттер. Вас даже и не узнать.  ― Браво, мистер Малфой, ― усмехнулся он, пошлёпав двумя пальцами левой руки по запястью правой. ― Вы уложились в каких-то пять минут. Не вспотели, случаем?  ― Поттер! ― прошипел тот, что пониже, выглядывая из-за мистер Малфоя. ― Ты не знаешь, с кем связался...  ― О, Малфой! ― почти искренне обрадовался он. ― Храбр, как всегда! Дай-ка я сам догадаюсь ― у твоего отца такие знакомства в Министерстве, что сейчас мне не поздоровится, я правильно понял.  ― Сам министр... ― взвизгнул Драко Малфой, но отец на него шикнул.  ― Итак, мистер Поттер, ― сказал мистер Малфой, снова задвигая сына за спину. ― Всем нам, безусловно, было приятно снова встретиться, и даже немного вспомнить славное прошлое, но всё-таки время не терпит отлагательств.  ― Потерпит, ― пожал он плечами.  ― Мистер Поттер, ― нахмурился Люциус Малфой. ― Мне не хотелось бы прибегать к угрозам...  ― Не стоит, ― согласился он. ― Тем более, что все они бессмысленны. Однако, я могу предложить вам сделку, мистер Малфой.  ― Вряд ли меня это заинтересует, учитывая необычайную стеснённость вашей семьи в средствах, но я готов выслушать из уважения к вашему подвигу и всему, что вы сделали для магической Англии, ― слегка склонил голову Люциус Малфой. Драко, наконец, оторвался от него и пятясь стал удаляться в сторону ворот.  ― Зачем ты его отпустил? ― тихонько спросила она. ― Он же сейчас приведёт авроров.  ― Пускай, ― вполголоса ответил он, не сводя с Малфоя палочки. ― Чем больше народу, тем веселее.  ― Вы меня не представили своей очаровательной спутнице, ― попенял ему Люциус.  ― Поверьте, мистер Малфой, вы не нуждаетесь в представлениях, ― усмехнулся он. ― Слава о вашем подвиге гремит по всей магической Англии.  ― Ну, тогда давайте послушаем ваше предложение, мистер Поттер, ― предложил Малфой, сузив глаза.  ― Как я уже сказал, я хотел предложить вам сделку ― вы просто уйдёте и навсегда забудете о семействе Гринграсс, ― сказал он.  ― Ваше предложение звучало бы значительно интереснее, мистер Поттер, если бы вы также озвучили, что вы предлагаете взамен, ― холодно произнёс Люциус.  Сзади них послышались шаги. Она обернулась и молча поприветствовала Дафну, Асторию и миссис Гринграсс, которые присоединились к ним, расположившись чуть сзади, но так, чтобы они не перекрывали им обзор.  ― Моя дорогая невеста, ― вычурно поклонился Малфой в сторону Дафны, не обращая внимания на ещё три направленные на него палочки. ― Как мило, что вы решили присоединиться к нашей милой беседе.  ― Вы невнимательно меня слушали, мистер Малфой, ― с упрёком сказал он. ― Я предложил вам просто уйти. Это и было моим ― причём, весьма великодушным ― вкладом в нашу сделку.  Со сторону ворот послышался топот многих ног, и позади Люциуса появился Драко в компании четырёх авроров. Он машинально отметил, что уже видел их всех, и имя их вожака ему даже известно.  ― Это действительно было бы великодушное предложение, ― согласился Малфой. ― Вся сложность состоит в том, мистер Поттер, что ваши фантазии имеют свойство далеко опережать возможности.  ― Напомнить вам про указ Министерства, Поттер? ― спросил тот самый аврор, которого он узнал ― невысокий седой крепыш с короткой стрижкой. ― Или вы освободите дорогу?  ― Нет, Долиш, не освобожу, ― помотал он головой. ― А у вас опять новый хозяин?  ― Я служу Англии, Поттер, ― устало сказал Долиш.  ― Интересно, Англия уже забыла, как вы служили Волдеморту, когда он захватил Министерство? ― осведомился он.  ― Кто-то должен ловить преступников во все времена, ― хмуро сказал Долиш. ― Ты отойдёшь, наконец, в сторону, или нам стоит упечь твою подружку в Азкабан?  ― Так, вы все! ― крикнул он, чувствуя, что последний выпад аврора вывел его из себя. ― Кто дёрнется первым, тот умрёт, даю слово.  ― Гастингс, ― сказал Долиш, не поворачивая головы. ― Общий сбор. Жизнь аврора в опасности.  ― Экспекто Патронус! ― воскликнул молодой аврор позади Долиша, посылая Патронуса в сторону Министерства.  ― У тебя ещё есть время, Поттер, ― ощерился Долиш, услышав поблизости хлопок аппарации. ― Забирай свою сучку и не мешай людям работать.  Из кустов показалась группа магов, с другой стороны ― тоже. Астория от удивления раскрыла рот, когда увидела, что все они ― в мантиях пурпурного цвета. Улыбка постепенно начала сползать с лица Долиша, когда все они дружно направили палочки на Малфоев и окружавших их авроров. Люциус Малфой, и так бледный от рождения, стал белее мела. Драко снова спрятался за спину отца.  ― Гарри, ― спросила Гермиона, бочком подбираясь к нему, не сводя при этом глаз с Малфоев, ― что мы тут делаем?  ― Именно это я у тебя и хотел спросить, ― ответил он ей. ― Что вы все тут делаете?  ― Перси сказала, что тебя будут убивать, ― пояснила Гермиона.  ― Перси? ― он оглянулся на неё, и она подняла глаза к небу, любуясь облаками. ― Когда это она успела?  ― Да вчера после полдника, ― ответила Гермиона. ― Прислала сову с запиской, что сегодня в десять ты снова вляпаешься в приключения.  ― Перси! ― прошипел он, глядя на неё.  Она в ответ лишь пожала плечами.  Стали раздаваться ещё хлопки аппарирующих волшебников, а со стороны улицы послышался топот ног. Начали прибывать авроры, за которыми послал Долиш. Оранжевая толпа взяла в кольцо группу в пурпурных мантиях.  ― Перси, это была плохая идея, ― хмуро сказал он. ― Всех моих друзей сейчас попросту поубивают. Или, ещё хуже, отправят в Азкабан.  ― Долиш, в чем дело? ― спросил кряжистый аврор с иссечёнными шрамами лицом.  ― Взять этих под стражу, ― скомандовал Долиш. ― Всех, поднявших палочку на аврора ― разоружить и в Азкабан. Дважды Героя с почестями отпустить.  ― Ты кто такой? ― спросил аврор.  ― Начальник аврората и твой босс, ― холодно пояснил Долиш. ― Выполнять.  Аврор снял с себя мантию, надел её обратной ― пурпурной ― стороной наружу и направил палочку на своего начальника.  ― Поттер, ― кивнул аврор через плечо.  ― Макинтайр, ― ответил он.  По оранжевой толпе прошла волна. Авроры снимали мантии и надевали их другой стороной наружу. Не все мантии оказались пурпурными ― некоторые были синими и бордовыми, но все перекрасившиеся дружно направляли палочки на своих товарищей, оставшихся в оранжевом. Через несколько минут напряжённой тишины стало очевидно, что в обеих группах оказалось примерно поровну волшебников.  ― Я всех предупреждаю, ― раздался голос Долиша. ― Те авроры, кто немедленно не приведёт форму в соответствие с уставом, будут подвергнуты наказанию за дезертирство.  ― Ты кто такой? ― повторил Макинтайр.  ― Начальник аврората и твой босс, ― повторил Долиш.  ― Где ты был в момент Битвы за Хогвартс, босс? ― спросил Макинтайр.  ― Исполнял свой долг, ― ответил Долиш.  ― А подробнее? ― поинтересовался Макинтайр.  ― Отлавливал смутьянов из организации под названием Орден Феникса, ― сквозь зубы выдавил Долиш.  ― Именем закона объявляю тебя пособником Пожирателей Смерти, ― сказал Макинтайр. ― Ты отправляешься в исправительное учреждение Азкабан до рассмотрения твоего дела Визенгамотом. Сдать палочку!  На начальника ароров оказались направлены палочки всех авроров поблизости, в том числе ― и тех, что в оранжевом. Долиш поднял руки и уронил палочку на землю. Двое в пурпурных мантиях подошли, зафиксировали руки арестанта за спиной и дисаппарировали.  ― Теперь вы... ― сказал Макинтайр, показав на Малфоев.  ― Постойте! ― из толпы вышла женщина в пурпурной мантии, подошла к нему и заглянула в глаза. ― Постойте, ― повторила она тихо. ― Мы будем в полном расчёте.  ― Макинтайр, погодите, ― сказал он. ― Мне нужно отдать долги.  ― Хорошо, ― сказал Макинтайр и крикнул: ― всем обратно в аврорат и на свои посты! Нечего тут делать!  ― Непреложный обет, ― сказал он, поворачиваясь обратно к женщине.  ― Хорошо, ― быстро согласилась та, словно боясь, что он передумает.  ― Нарцисса, что происходит? ― возмутился Люциус Малфой. ― Что за чушь ты несёшь, что за Непреложный Обет?  ― Мама, ты связалась с грязнокровками? ― практически выплюнул в сторону Нарциссы младший Малфой.  Миссис Малфой подошла вплотную к мужу и посмотрела ему в глаза:  ― Ах, да, я же забыла, ты у нас талантливый интриган и конспиратор. Ты знаешь ― ещё не поздно, авроры ещё не все покинули это место, и я могу поведать правду о том, где именно ты был и что именно ты делал во время Битвы за Хогвартс, ― она перевела взгляд на Драко и добавила: ― И что именно делал ты, она снова обернулась к нему: ― Вы желаете принять Обет, мистер Поттер?  ― Вряд ли кто из нас захочет касаться любого из мистеров Малфоев, ― сказал он, поёжившись от омерзения. ― Поэтому придётся вам между собой разобраться.  ― Давай сюда руку, муженёк, ― протянула свою миссис Малфой. ― С этой минуты у тебя начинается совершенно новая жизнь ― полное послушание с твоей стороны... Драко, ты будешь свидетелем.  Нарцисса Малфой диктовала Люциусу правила его поведения, а тот с бледным лицом повторял за ней. Он внимательно слушал, чтобы убедиться, что миссис Малфой ничего не пропустила. Стандартный набор ― не убий, не укради, на возжелай... Вроде, всё нужное перечислила. Наконец, руки Малфоев окутались сияющим жгутом ― Непреложный Обет был дан. Миссис Малфой взяла муже под локоть, и они пошли в сторону ворот.. Драко Малфой поспешно обогнал родителей, семеня перед ними. Кто-то дёрнул его за рукав. Он повернулся и увидел перед собой Дафну.  ― Ты думаешь, нас теперь оставят в покое? ― скептически спросила Дафна. ― Я же тебе сказала ― не Малфой, так кто-то другой заявит свои права.  ― Погоди, ― сказал он, поворачиваясь к остальным. ― Друзья, я хотел вам всем задать один вопрос.  ― Что ты хотел, Гарри, ― спросила стоящая поблизости Анджелина.  ― Я хотел узнать, воспользовался ли кто-то из вас правом Героя потребовать себе любую девушку из так называемых Падших? ― спросил он. ― Ответьте мне, пожалуйста, только честно.  ― Я ни одной девушки не потребовала, ― с улыбкой подняла руки Джонсон.  Наступила тишина, а потом кто-то начал протискиваться вперёд.  ― Оливер? ― удивился он, увидев своего бывшего капитана. ― Ты что тут делаешь?  Оливер вытащил за собой из толпы миниатюрную чёрноволосую девчушку в бордовом плаще.  ― Я хотел сказать, что я воспользовался, ― признался Оливер Вуд и обернулся к остальным. ― Простите меня, но я воспользовался этим правом и заявил свои претензии на Лили Мун, которая училась на Слизерине.  ― Это не считается, ― заявила Дафна. ― Лили встречается с Оливером уже полтора года несмотря на то, что она была обещана какому-то старому хрычу.  ― Мы с Олли решили, что это ― наш шанс, ― восторженно затараторила Лили Мун, ― и сразу поженились. Это было так здорово!  Оливер нежно обнял Лили, и она вся расцвела.  ― Больше никто? ― спросил он, немного подождал ответа, а потом снова повернулся к Дафне: ― Послушай, я надеюсь, что закон отменят. Да и вернуть тебе то, что причитается по праву, тоже не мешало бы... Оливер, не мог бы ты подарить Дафне свою мантию?  Вуд не заставил себя долго уговаривать, стянул с себя мантию и накинул на плечи Дафне, которая сияющими глазами смотрела на него.  ― Я уверен, что не далее, как завтра тебе и Трейси присвоят звание Героя, и ты сможешь выйти замуж за человека, которого любишь, ― подбодрил он её.  ― Ты мне этого желаешь? ― спросила Дафна.  ― Да, всем сердцем, ― кивнул он.  Она лишь усмехнулась, следя за из разговором и наблюдая, как он с присущей ему трогательной наивностью все глубже загоняет себя в ловушку Дафны. Кто-то толкнул её под локоть, и она обнаружила рядом с собой Луну Лавгуд.  ― А я тебя знаю, ― серьёзно сказала Луна.  ― Правда? ― навострила ушки стоящая рядом Гермиона. ― Я-то думала, что Перси ― новенькая!  ― А я тебя тоже знаю, ― заявил подошедший Невилл, раньше всех заметивший кольцо на её пальце. ― Только не понимаю, как Гарри смог себе позволить такой булыжник?  ― Булыжник? ― ревниво спросила Гермиона, хватая её за руку. Глаза Грейнджер сузились. ― Так вы... Так ты...  ― Миссис Гарри Поттер, ― кивнула Луна, пристально глядя ей в глаза.  ― Послушай, Грейнджер, ― сказала она, не отрывая от Луны взгляда. ― Я тебе должна что-то рассказать...  Луна согласно кивнула и отвернулась.  ― Что, Перси, ― прорычала Гермиона. ― Что ещё ты мне можешь сказать? У вас есть дети? Какую ещё новость ту мне можешь выдать?  ― Ну, к примеру, что волосы у меня тёмные, ― сообщила она.  ― Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, ― огрызнулась Гермиона. ― Ты их покрасила несколько дней назад, и у корней уже отрасли волосы твоего естественного цвета...  ― А ещё у меня контактные линзы на глазах, а по-настоящему глаза у меня зелёные, ― добавила она.  ― Хм, ― задумалась Гермиона. ― И что?  ― Понимаешь, Грейнджер, это со светлыми волосами и с линзами я такая... ― сказала она, помахав в воздухе рукой.  ― Стройная и хорошенькая, ― бесстрастно вставила Луна, повернувшись на секунду.  ― Именно, ― согласилась она. ― Но сними я линзы и покрась волосы обратно ― я бы сразу превратилась в толстую... жирную... жирню-у-ущую корову...  ― С лицом мопса, ― добавил он, появляясь из-за её плеча.  ― Па... ― открыла рот от возмущения Гермиона, тыча в неё пальцем. ― Па...  ― Миссис Поттер, ― присела она в книксене.  ― Па... ― Гермиона, наконец, справилась с собой и закрыла рот обеими руками, продолжая в ужасе таращить глаза.  ― Послушай, Гермиона, ― примирительно сказал он. ― Я не могу тебе это всё объяснить в двух словах, но... Ты помнишь, зачем мы к тебе домой приходили?  ― Узнать про... ― начала Гермиона.  ― Именно, ― перебил он. ― А на следующий день мы его прикончили. Вдвоём.  Глаза Гермионы совсем выкатились из орбит.  ― Вы? ― переспросила она. ― Вдвоём? Прикончили?  ― Просто подумай об этом, ― попросил он. ― Многие вещи совершенно неожиданно выглядят не так, как раньше.  ― И лишь Малфой никогда не изменится, ― хихикнула она. ― Снова за спину папочки спрятался.  ― Гарри, привет! ― грустно сказал Джордж, которого Анджелина чуть не насильно подтащила к компании. ― Я очень рад тебя видеть...  ;Живым, он хотел сказать ― живым! ― подумал он и, не думая, заключил Джорджа в объятья. В какой-то момент ему показалось, что тот всхлипнул, но оказалось, что это был лишь сдавленный смешок.  ― Что, пригрел змею на груди? ― с печальной улыбкой спросил Джордж, отстраняясь.  ― Ты не поверишь, брат... ― сказал он. ― А кстати, о брате...  ― Ты не поверишь, брат... ― вернул ему Джордж его слова, ― они с Джинни поцапались из-за тебя.  ― Я не желаю это слушать, ― пробормотал он, закрывая лицо рукой.  ― Да не в том смысле, ― смеясь, сказала Анджелина. ― Джинни сказала, что видеть тебя больше не желает, а Рон настаивал, что вы с ней созданы друг для друга, и что она должна бороться за свой счастье. Слово за слово ― и Рон со Ступефаем вылетает в окно, успев напоследок развернуть ей коленки задом наперёд. И представляешь, сидим мы на кухне, мимо окна с рёвом пролетает Рон, а потом, плача, прискакивает Джинни с ногами, как у кузнечика.  ― Ну и ну, ― вытаращил он глаза. ― И что?  ― И ― всё, обоих в Мундо, ― грустно закончил Джордж.  ― Понятно, ― сказал он.  ― Гарри, ― угрожающим тоном сказала Гермиона, ― можно тебя на пару слов?  ― Здесь все свои, ― развёл он руками.  ― И даже... ― Гермиона скосила на неё глаза.  ― Меня теперь зовут толстая корова Поттер, ― подсказала она, улыбаясь уголками губ. ― Не Паркинсон. Поттер!  ― И даже толстая корова Поттер? ― сдвинув брови, повторила за ней Гермиона, а потом не удержалась и прыснула в кулачок.  ― А что тут вообще творилось? ― спросил Невилл.  ― Люциус Малфой потребовал меня в жёны, а Асторию ― в жёны Драко, ― пояснила Дафна. ― А то их аристократическое лордство поиздержалось на взятках.  ― А у вас богатое приданое? ― спросил Невилл. Дафна кивнула. ― А я как раз поиздержался, ― сокрушённо сказал Невилл, почёсывая макушку.  Все рассмеялись, а он, подхватив её под руку, потянул на выход, пока никто не видит.  ― Гарри! ― позвала его Перри, устремившись за ними вдогонку. ― Останьтесь оба на обед. Пожалуйста!  Они обернулись и посмотрели друг на друга, она слегка потянула его в направлении миссис Гринграсс, и он ей кивнул в ответ.  ― Первый раз за последние несколько дней смогла вздохнуть спокойно, ― пожаловалась Перри, подхватывая его под локоть с другой стороны от неё. ― Спасибо тебе!  ― А мне-то за что? ― удивился он. ― Если бы Панси не дала знать Гермионе и если бы та не собрала друзей...  ― Если бы авроры не отнеслись к тебе с большим почтением, чем к собственному начальнику... ― добавила миссис Гринграсс.  ― Я думаю, всем нам сегодня крупно повезло, ― кивнул он, сжимая её ладошку в своей.  Когда они зашли в дом, миссис Гринграсс убежала хлопотать по поводу обеда, а она вдруг развернула его к себе и толкнула в стену. Он остановился, и она прижалась к нему, упираясь лбом в грудь. Он обнял её, чувствуя, как она вся дрожит.  ― Паркинсон? ― спросил он тихонько.  ― Угу, ― ответила она.  ― Тебе холодно? ― поинтересовался он.  ― Нет, ― сказала она. ― Мне страшно... Было... И до сих пор колотит.  ― Я с тобой, ― шепнул он.  ― Мне было страшно за тебя, ― пояснила она. Он вздохнул и поцеловал её макушку. ― Мне по-прежнему страшно, Поттер.  ― Всё кончилось, Паркинсон, ― сказал он.  ― Нет, ― помотала она головой. ― У меня плохое предчувствие, и... И я устала.  ― Давай, вернёмся в гостиницу, ― предложил он. ― Или сразу домой?  ― Нет, ― снова не согласилась она. ― Перри хотела отпраздновать... Дафна и Астория живы, а она уже приготовилась...  ― Ну, пойдём в гостиную, и там ты присядешь, ― предложил он.  Она вцепилась ему в локоть, даже и не пытаясь скрывать внезапно охватившую её слабость. Он заметил, что она снова ковыляет, словно ей больно идти. В гостиной он усадил её на диван и сел рядом, но она разулась, легла, свернувшись калачиком, и положила ему голову на колени. Он стал гладить её волосы, и она затихла.  Из коридора послышались лёгкие танцующие шаги, и появилась Дафна, которая, судя по распахнутому рту, хотела что-то сказать, но сразу приложила к губам ладошку, едва бросила на неё взгляд.  ― Что? ― спросил он.  Дафна выразительно показала на неё пальцем и приложила к губам палец. Он наклонился и заглянул ей в лицо. Она спала. Дафна подошла и села рядом.  ― Ма... Перри зовёт к столу, ― прошептала Дафна. ― Я пыталась позвать остальных... Твоих друзей... Но они сказали, что дальше, я цитирую ― в этом серпентарии ― ты должен разбираться сам... Что бы это ни значило.  ― Я буду с Панси, ― шёпотом ответил он.  ― Можно отнести её ко мне в спальню, ― предложила Дафна. ― На кровати ей будет удобнее...  ― Я всё равно буду с Панси, ― сказал он.  ― Я иного и не предполагала, ― кивнула Дафна и встала, доставая палочку.  ― Не надо, ― помотал он головой. ― Я сам.  Он осторожно приподнял её голову, чтобы встать, а потом взял её на руки и легко поднял.  ― Веди, ― прошептал он.  Он вышел за Дафной в коридор, а потом стал подниматься по лестнице, где та, убедившись, что он идёт следом, начала усиленно крутить задом. Он усмехнулся, когда понял, что забыл дышать, неотрывно наблюдая за прыгающими перед глазами полушариями попки Дафны, и попутно отругал себя за лёгкость, с которой та поймала его на эту наживку. Поднявшись на второй этаж, Дафна распахнула створки дверей, зашла и приглашающим жестом окинула комнату, мечтательно прошептав:  ― Ну вот, ты и в моей спальне!..  Он прошёл к кровати и уложил её сверху. Дафна достала из комода плед и подала ему, и он заботливо укутал её ноги. Не просыпаясь, она ухватила его за руку и притянула к себе. Дафна ему кивнула, и он, тоже разувшись, забрался с ногами на кровать, уселся по-турецки и снова водрузил её голову к себе на колени.  ― Так и будешь сидеть? ― шёпотом спросила Дафна.  ― Так и буду сидеть, ― улыбнулся он.  ― Можно, я рядом?  ― Конечно, ― кивнул он. ― Это твоя комната, ты ― хозяйка.  ― А можно, я позову и их? ― спросила Дафна. ― Или ты тоже хочешь вздремнуть?  ― Зови, ― согласился он.  Она недовольно зачмокала губами, взяла его руку и положила себе на ухо. Дафна достала палочку и направила на неё, колдуя заклинание:  ― Муффлиато!  ― Хорошая мысль, ― сказал он. ― Как я сразу не догадался?  Дафна рассмеялась и вышла, а через несколько минут вернулась с сестрой и миссис Гринграсс в сопровождении домового, который волок за собой большую корзину для пикника. Миссис Гринграсс левитировала от стены ближе к кровати небольшой столик, на котором домовой начал расставлять принесённые блюда. Дафна уселась рядом с ним и стала ему помогать есть, поскольку до столика ему всё равно было не достать.  ― Скажи, Гарри, ― спросила Астория, когда все перешли к чаю, от которого он отказался из-за боязни нечаянно облить её, ― а как получилось, что вы с Панси... вместе? Ведь она хотела тебя сдать Волдеморту.  ― Во-первых, лично я ничего такого не помню, ― улыбнулся он, поправив прядь волос, сбившуюся ей на лицо. ― А как получилось... Шёл я по лесу, шёл, никого не трогал... И тут появилась Панси и сломала мне нос...  ― Так просто? ― зачарованно спросила Астория.  ― Так просто, ― согласился он.  ― Это так естественно с её стороны! ― заметила Астория.  ― Гарри, ― попросила Дафна, ― а можно, я тоже тебе нос сломаю?  Он похлопал Дафну по руке:  ― Мой нос уже сломан Панси.  ― Ты ведь сейчас не про нос говорил? ― жалобно спросила Дафна.  Он помотал головой, а потом посмотрел на миссис Гринграсс.  ― Перри, я хотел вас всех просить помочь мне в одном деле, ― сказал он. ― Если можно, конечно...  ― Для тебя ― что угодно, Гарри, ― ответила миссис Гринграсс, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом и не скатиться в пошлое томное придыхание.  ― Давайте, я сначала расскажу, в чём мне нужна помощь, а потом уже ты мне дашь ответ, ― предложил он.  ― Давай уже рассказывай, не томи, ― нетерпеливо поторопила его Астория.  Он обсудил с ними свой план, а потом Дафна, Астория и Перри убрали посуду и столовые приборы и оставили их одних. Он лёг набок так, чтобы её не разбудить, прижался лицом к её попке и тоже задремал. Проснулся он оттого, что она зашевелилась и начала крутить головой, пытаясь понять, где находится. Он протянул руку и взял её пальчики, а она в ответ сжала его ладонь.  ― Ты... Как я здесь оказалась? ― спросила она сонным голосом. ― Ты меня приволок?  ― Да, за ногу тащил по ступенькам, ― подтвердил он.  ― Дурак, у меня теперь голова болит! ― надулась она. ― Где мы? Который час? И вообще, что происходит?  ― Дорогая, ― сказал он проникновенно, ― у меня для тебя есть важная новость.  ― Какая? ― насупилась она.  ― Я должен тебе сказать... ― он сделал театральную паузу, ― у нас будет ребёнок, дорогая!  С минуту она ошарашенно пыталась переварить сказанное, а потом рывком подскочила и начала на нём прыгать, мутузя кулачками.  ― Дурак! ― кричала она. ― И шутки у тебя дурацкие! Какой ребёнок, урод?! Что ты мелешь?!  Он сначала со смехом отбивался, а потом поймал и притянул к себе, переворачиваясь и прижимая к кровати своим весом. Она впилась в его губы поцелуем, а потом оттолкнула, когда он под юбкой залез ей в трусы и начал мять ягодицу:  ― Нет, Поттер, фу!  ― Почему? ― удивился он. ― Дафна мне так строит глазки, и я не удивлюсь, если узнаю, что она мечтает о сексе на этой самой кровати.  ― Её сексе с тобой, Поттер, ― упрекнула она его и насупилась: ― Ты ведь себе ничего такого не позволил, пока я спала, а, Поттер?  ― Не понимаю, ― улыбнулся он. ― То ты меня толкаешь на брак с ней, зная, что я дал Непреложный Обет её трахать до потери сознания, то ты ревнуешь... ― и он снова потянулся к ней губами.  ― Я сказала ― фу, Поттер! ― зарычала она. ― У меня всё болит, так что ― ничего тебе не обломится!  ― Ну, ладно, ― согласился он, ― пойду тогда Дафну искать!  ― Вот, уро-о-од! ― застонала она, запрокинув голову.  ― Мы здесь уже загостились, Паркинсон, ― сказал он. ― Куда пойдём?  ― Если куда и пойдём, то туда, где ты не будешь пытаться залезть мне в трусы! ― прошипела она.  ― Паркинсон, торжественно тебе клянусь, куда мы с тобой ни пойдём, я всё равно буду пытаться залезть тебе в трусы, ― со смехом сказал он.  ― Правда? ― расцвела она в улыбке.  ― Правда, ― заулыбался он в ответ.  ― Пошёл к чёрту, урод! ― закричала она, сталкивая его ногами с кровати. ― Хотя ― нет, погоди... Отвернись!  Он послушно отвернулся в окно, слушая шуршание одежды за спиной.  ― Всё! ― бодро сказала она.  Он повернулся, и она запулила в него трусами, как из рогатки. Поймав их, он растянул перед собой и начал разглядывать с блаженной улыбкой на лице.  ― Что смотришь? ― спросила она. ― Назвался груздем ― залезай... в трусы.  Он привычно натянул трусы на голову:  ― Так хорошо?  ― Очаровательно, ― мрачно ответила она. ― Главное ― одеваться по погоде.  ― Погоди-ка, Паркинсон, ― вдруг сообразил он. ― Ты, что, сейчас без трусов?  ― Да, ― спокойно сказала она. ― А что? Тебя это возбуждает?  Она спрыгнула с кровати и приподняла юбку спереди, продемонстрировав ему волосики в паху, просвечивающие под полупрозрачными колготками. Потом она двинулась в сторону от него, уронила палочку и обернулась через плечо, чтобы поглядеть ему в глаза.  ― Упс! ― сказала она и на прямых ногах наклонилась за палочкой, попутно взметнув сзади юбку себе на спину.  Он судорожно сглотнул и схватился за штаны, в которых рвался в бой налившийся кровью член. Она разогнулась, победно взглянула на него, подошла к двери и закрыла задвижку.  ― Похоже, и вправду возбуждает! ― констатировала она, подходя к нему и толкая спиной на кровать.  Миссис Гринграсс и обеих мисс Гринграсс они нашли в гостиной, где те в тишине делали вид, что вышивали. Точнее, Астория плела венок из ромашек, Дафна разглядывала сад в окне, а миссис Гринграсс сидела неподвижно и глядела на дверь кабинета. Ему стало неудобно за вчерашний разгром, и он дал себе слово обязательно помочь с восстановлением. Когда завершит более важные дела, естественно. Они пришли, казалось, совсем неслышно, поскольку все трое дружно обернулись лишь после того, как он, постояв на пороге с минуту, предупредительно кашлянул в кулак.  ― О, Гарри! ― обрадовалась миссис Гринграсс и сразу нахмурилась: ― Что это у тебя с гардеробом?  Он оглядел себя и в ужасе заметил, что она не только не застегнула его ширинку, как должна была, но и вытащила через неё рубашку, которая теперь белым пятном торчала из тёмных штанов. Он в панике развернулся, по дороге заметив на её лице мстительную улыбку.  ― О, простите, ― пробормотал он, заталкивая рубашку обратно и застёгивая молнию. ― Панси так счастлива, так счастлива, что не устаёт хвастаться своим счастьем перед окружающими.  Когда он повернулся, лица Дафны и миссис Гринграсс постепенно наливались красным цветом. Она опять зло на него смотрела.  ― А что происходит? ― спросила Астория, крутя головой по сторонам. ― Опять я чего-то не понимаю?  ― Потом... Когда-нибудь... ― сквозь зубы процедила миссис Гринграсс. ― Когда-нибудь ты всё узнаешь.  ― Мы хотели попрощаться, ― сообщил он. ― Спасибо за гостеприимство, но нам пора... Мы же ещё даже не придумали, куда отправимся на медовый месяц.  Она выпучила глаза, поперхнулась и закашлялась. Он заботливо стукнул её по спине, а она, отскочив от него, предостерегающе помахала ему пальцем и продолжила давиться, не желая, чтобы он ей ещё помог. Представительницы семейства Гринграсс встали и по очереди подошли к ним, чтобы попрощаться  ― До свидания, Гарри, ― сказала миссис Гринграсс, поцеловав его в щёку, ― До свидания, Панси!  ― Пока, Потеряшка, ― обняла её Дафна и повисла на нём, плотно прижимаясь грудью и целясь поцелуем в губы.  ― Пока, Дафна, ― сказал он, со смехом уворачиваясь и подставляя щёку.  ― Гарри, ― подошла к нему Астория и строго протянула руку.  Он притянул младшую Гринграсс к себе и тоже поцеловал в щёку.  ― Тори, ― сурово сказал он ей, когда отпустил, и склонил голову.  Когда они медленно шли по направлению к дому на Гриммо, она вдруг о чём-то вспомнила и дёрнула его за руку, останавливая.  ― У меня для тебя есть подарок, ― сообщила она.  ― Интересно, ― сказал он.  ― Протяни руку и закрой глаза, ― скомандовала она.  Он послушался, и она, достав из кармана комочек ткани, положила ему на руку. Не раскрывая глаз, он сжал кулак, поднёс к носу и с шумом втянул в себя воздух.  ― Перри, ― сказал он.  Она нахмурилась.  ― Протяни другую! ― скомандовала она.  Она положила ему на ладонь ещё один комочек ткани, и он повторил свои действия.  ― Астория! ― вынес он свой вердикт, раскрыл глаза и обиженно надул губы: ― А где же Дафна?  ― Вот тебе твоя Дафна! ― прошипела она, вкладывая ему в руки ещё кусочек ткани.  Он радостно собрал их в одну руку и понёс было к носу.  ― Не-е-ет! ― завопила она и повисла на его руке, не пуская.  Он хихикая и раздувая ноздри, продолжал тянуть нос к застывшему от него в полуметре кулаку.  ― Ну, что ты за гад такой? ― возмутилась она. ― Почему каждый раз, как я пытаюсь над тобой подшутить, ты полностью переворачиваешь всё с ног на голову и смеёшься надо мной?  Он подхватил её второй рукой, поднимая выше и удерживая под ягодицы так, что она внезапно оказалась выше него.  ― Ну, ладно, ― сказала она, внимательно его сверху разглядывая, ― сейчас я не буду тебя убивать. Буду, но не сейчас, ― добавила она. ― Тебе понравился мой подарок?  ― Полная коллекция трусов от Гринграсс, ― мечтательно протянул он. ― Ты самая заботливая жена на свете!.  ― А вот тетерь я тебя точно убью! ― сообщила она, с рычанием впиваясь зубами ему в ухо.  Они дошли до дома и поднялись на крыльцо.  ― Поттер, что-то мне нехорошо, ― сказала она.  ― Что такое? ― обернулся он, озабоченно нахмурив брови.  ― Не знаю, ― помахала она рукой себе на лицо. ― Что-то дышать тяжело.  ― Пойдём, приляжешь, ― потянул он её вовнутрь.  ― Нет, там душно, ― засопротивлялась она, выскальзывая из его рук.  ― Тогда прогуляемся, ― предложил он.  ― Нет, я тут... на ступеньках посижу, ― сказала она, разворачиваясь.  ― Я тебе сейчас стул вынесу, ― пообещал он и зашёл в дом.  Горло скрутило спазмом, словно на него накинули удавку, и из глаз брызнули слёзы. Она снова развернулась. Дверь, которую он лишь прикрыл, медленно поворачивалась в петлях, распахиваясь и показывая ей полумрак пустой прихожей. Она сделала шаг вперёд, приложила руку к горлу и сглотнула. Дышать стало немного легче. Так и держа руку у горла, она зашла внутрь, сделала ещё пару шагов.  ― По... К-ха, к-ха! ― закашлялась она и ещё раз проглотила комок в горле.  Дверь захлопнулась позади неё, и она резко крутанулась на каблуках. Прикрываясь им, как щитом, у стены стоял министр Шаклболт собственной персоной, и в руках он держал две короткие деревянные рукоятки, к которым была приделана проволока для разрезания сыра. Проволока была внахлёст накинута вокруг его шеи, и Кингсли, разводя руки в стороны, натягивал её так сильно, что в одном месте она врезалась совсем глубоко, и под ней проступила капелька крови. Несмотря на патовую ситуацию, он ей бесшабашно улыбался.  ;Страшила! ― казалось, произнесли его побелевшие губы.  Она немедленно выхватила палочку и направила на Кингсли. Тот сразу убрал свою голову, спрятавшись за ним, что было весьма непросто, учитывая разницу в габаритах. Изображение в глазах стало размытым, и ей пришлось вытереть их полой мантии.  ― Ну, ну, ― насмешливо проговорил Шаклболт. ― Будь хорошей девочкой, опусти палочку!Глава 19  Она посмотрела на него.  ;Нет! ― сказали его губы. ― Даже не думай!  ― Ну, давай же, ― подстегнул её Шаклболт. ― Мне совсем не хочется его убивать. Всё дело, понимаешь ли, в уроке...  Она снова коснулась шеи и обнаружила что-то липкое. С удивлением подняв пальцы к глазам, она увидела собственную кровь ― она проступила в том же самом месте, где текла у него. Шея болела, как будто её обвивала натянутая стальная проволока.  ― Вам не стоило встревать в это дело с Гринграссами, ― сказал Шаклболт. ― И вообще не стоило ни во что встревать. Вы, детки, даже не представляете, какие деньги тут замешаны. Нет, Гринграссы ― это копейки на чай Малфою, чтобы не ныл целыми днями, как его сыночек, а вот Азкабан...  Она заметила, что он горестно прикрыл глаза. Ей было понятно, отчего ― ещё одно предательство. Ещё только сегодня ему казалось, что добро ― в том виде, как он его понимал ― всё-таки победило, и вот теперь ― такое нелепое окончание удачно начавшегося дня.  ― Вы просто не представляете, какая это была бы золотая жила, ― продолжил Шаклболт. ― И как бы повысилась гражданская ответственность в обществе ― молодые и привлекательные ведьмы просто вынуждены бы были вести себя безупречно, чтобы не попасть в Азкабан по доносу соседа-извращенца...  Она поглядела в чёрные глаза улыбающегося Кингсли. Это были не глаза, а настоящие ворота мрака. Её передёрнуло от омерзения.  ― Так вот, детишки, урок... ― продолжил Шаклболт. ― Жизнь ― это предательство, кровь и грязь. Мне кажется, что вам стоит это понять. Ты, красавица, сейчас просто положишь палочку на пол, и тогда я обещаю, что всё, что я буду с тобой вытворять, я буду делать без применения ножа.  Он побледнел от гнева и дёрнулся, и ещё в одном месте по его шее потекла кровь.  ― Не волнуйся, Гарри, я не убью её, а просто попользуюсь, ― усмехнулся Шаклболт. ― Это просто небольшой урок. Может, ей даже понравится. Если бы её родители не оказались такими упрямыми глупцами, то тоже остались бы живы... Положи палочку, красавица, и я, когда закончу с тобой, даже преподнесу тебе небольшой сувенир, доставшийся мне в наследство от твоей мамочки...  Она почувствовала, что её стошнит. Раньше она не боялась крови ― до того вечера, когда ей пришлось соскребать плоть мамы по клочкам со стен и пола. Она знает, какой у него есть сувенир.  ― Я неплохо отдохнул душой с твоей матерью, ― признался Шаклболт, ― и я сохранил часть её себе на память ― то, что доставило мне больше всего удовольствия.  Он смотрел в сторону от неё и часто-часто моргал, но слёзы все равно потекли из его глаз. Ей же плакать не хотелось ― она лихорадочно соображала, что ей делать. Наверняка, у Кингсли есть ещё какой-то козырь в кармане, и он не стал бы подставляться просто так...  ― Отпусти его и отойди в сторону, ― приказала она.  ― С чего бы это? ― улыбнулся Шаклболт. ― Почему бы тогда мне просто его не убить?  ― Потому, что он ― мой! ― сдвинула она брови. ― Я не желаю давать тебе шанса.  ― О, конечно! Я знаю, что он ― твой, тем поучительнее будет мой урок, ― сказал Шаклболт.  ― Если желаешь преподать урок, можешь его трахнуть, ― зло сказала она. ― Но ты его не убьёшь.  ― Мне стоит только развести руки в стороны, ― сообщил Шаклболт. ― И его голова запрыгает к твоим ногам.  ― Если б ты знал, на что я пошла, ― процедила она сквозь зубы. ― Чем мне пришлось поступиться и что сделать, чтобы добиться этого... В какие нечистоты я себя втоптала... Чтобы он влюбился в меня, стал боготворить... Чтобы, когда настанет его смертный час, не какая-то ненавистная ему слизеринка направила на него палочку, а его единственная и ненаглядная... Этот тупой похотливый козёл мне вчера так и сказал, наивный ублюдок. Как мне мерзки его прикосновения, его поцелуи, его грязный отросток во мне... ― она снова усмехнулась и поглядела на Кингсли: ― Ты думаешь, что можешь преподать мне какой-то урок, Шаклболт? Да мне сейчас хоть полк солдат оттрахать ― и то я не буду себя чувствовать такой же раздавленной и униженной, как чувствовала себя каждый раз, сношаясь с этим ничтожеством. Но я добилась своего ― погляди на его лицо! Погляди, погляди! Видишь, он плачет от горя! Ничтожный слизняк! Он знает, насколько был мне мерзок и отвратителен, что я лгала ему и притворялась... Что та, ради которой он был готов умереть, сейчас сама его и прикончит! Пришло время тебе подохнуть, крысёныш! ― она взмахнула палочкой: ― Авада Кедавра!  Идеально прекрасный сноп зелёного пламени ударил в стену там, где только что торчала голова Шаклболта, и выбил из неё изрядный кусок. Ни его, ни Кингсли там больше не было. Не успела она испугаться или растеряться, как они оба с хлопком появились в нескольких метрах от того места, где исчезли.  ― Ты, что, совсем с катушек съехала?! ― закричал Кингсли. ― Ты что делаешь, идиотка?!!  ― Я убью этого вонючего кобеля! ― безумно вращая глазами, закричала она. ― Авада Кедавра!  Зелёная молния просвистела через то место, где только что стоял Шаклболт, укрывшийся за его спиной, и выбила окно на кухне. Через секунду они появились ― опять в новом месте.  ― Стой, я отпущу его, ― взмолился Кингсли.  ― Поздно! ― азартно крикнула она. ― Я дала тебе шанс! Авада Кедавра!  Заклинание с грохотом ударило в перила лестницы, разворотив их. Шаклболт проявился на новом месте, перекинул свою удавку через его шею, освобождая, и дал пинка так, что он кубарем полетел через прихожую.  ― Авада Кедавра! ― крикнула она, круша столик у стены.  В ожидании появления Кингсли она краем глаза взглянула на него ― он помотал шеей, проверяя, всё ли в порядке, и достал палочку.  ― Авада Кедавра! ― крикнула она, посылая новую молнию, как только Шаклболт опять проявился, причём, направляя на неё палочку. Тот снова исчез, и она приготовилась. ― Авада Кедавра! ― и снова ожидание. ― Авада Кедавра! ― Шаклболт опять пропал. ― Авада Ке...  ― Сектумсемпра! ― крикнул он чуть раньше, чем Кингсли появился, и красная молния, ударив тому в шею как раз в момент появления, полностью снесла голову с плеч. Голова подпрыгнула и покатилась, разбрызгивая в стороны кровь, а из неуклюже покачивающегося тела в потолок брызнул фонтан крови. Следующий удар сердца выбросил фонтанчик поменьше, потом ещё меньше, тело зашаталось и рухнуло, продолжая плескать кровью. Он, проследив за этой агонией, откинулся на спину и затих, глядя в потолок. Она бросилась к нему, упала на пол и прижалась головой к его груди. Он закашлялся, и она озабоченно нависла над ним, приподнявшись на руках. Он с довольной улыбкой смотрел на неё.  ― Я рад, Паркинсон, что ты наконец-то призналась в своих мучениях, ― сказал он. ― Я и надеяться не мог, что всё так замечательно! ― он поднял голову и погладил её по щеке, и она схватила его руку, прижимаясь к ней. ― Мне тоже есть, в чём признаться. Моя жизнь стала сплошным кошмаром, как только в ней появилась ты. Тебе ни к чему меня убивать ― я и так в аду.  Он сел, обнял её и поцеловал, прижимая к себе.  ― Поттер, ― сказала она, оторвавшись и уткнувшись ему в плечо. ― Я больше не хочу.  ― Чего не хочешь? ― спросил он. ― Секса?  ― Секса я хочу, но ещё пару дней не смогу, ― вздохнула она. ― Нет, я больше не хочу умирать.  Он отстранился и взглянул ей в глаза.  ― Объясни! ― потребовал он.  ― Мне раньше не было, ради чего жить, ― сказала она. ― Поэтому я хотела умереть. Теперь мне умирать не хочется.  Слабая улыбка тронула его губы.  ― Слабачка! ― презрительно протянул он. ― Я так и знал, что ты ни на что не годишься!  ― Это ты мне так мстишь за то, что я говорила... этому? ― она кивнула в сторону трупа в нескольких шагах от них. ― Поэтому?  ― Завтра утром, точнее, ночью, я отправляюсь... Отправляюсь, ― медленно произнёс он. ― Ты, конечно, оставайся!  ― Я не хочу! ― прошептала она. ― Когда ты меня, наконец, услышишь? Не хочу, чтобы ты умер!  ― К счастью, у тебя нет права что-то за меня решать, ― усмехнулся он.  ― Ты... ― возмутилась она. ― Ты... ― он вскочила на ноги и проговорила, чётко отделяя слова друг от друга: ― Раз так, то сделка, Поттер!  ― Рассказывай! ― пожал он плечами.  ― Завтра я отправлюсь с тобой на эту последнюю самоубийственную миссию, ― сказала она.  ― Последнюю? ― переспросил он.  ― Да, последнюю! ― прорычала она. ― И после этого мы с тобой навсегда расстанемся!  ― Навсегда? ― снова переспросил он.  ― Да, навсегда! ― крикнула она, чувствуя, что слёзы уже готовы брызнуть из глаз.  ― Я предлагаю тебе другую сделку, ― сказал он. ― Ты отправляешься со мной, и в том случае, если вдруг мы выживем, я дам тебе право решить за меня, с кем мне быть. Согласна?  ― Иди в задницу, урод! ― злобно бросила она и отошла от него к лестнице. ― Я буду спать в той же комнате, где спала вчера, а ты... Мне всё равно, где ты будешь спать. Можешь хоть к Дафне отправляться, хоть к Перри, хоть к своей грязнокровке!  Она быстро затопала ножками, поднимаясь наверх, а он обессиленно откинулся на спину, с облегчением выдохнув. Его бросало то в жар, то в холод, и он не мог понять, в чём дело. Скорее всего, Шаклболт всё-таки успел его отравить чем-то, но вот чем? Хуже всего было то, что его нестерпимо тянуло тоже приложить её Сектумсемпрой, пока она была рядом. Примерно так же два года назад какая-то внутренняя злоба повелевала ему убить Дамблдора ― вот и сейчас что-то грызло его изнутри, и с большим трудом ему удалось услать её подальше, пока безумие целиком не завладело им.  Слабость немного отступила, и ему удалось сесть.  ― Кричер? ― тихо позвал он.  ― Отличное попадание, хозяин, ― отозвался домовой, бесшумно проявляясь из воздуха. ― Голову срезало, как на гильотине.  ― Спасибо, Кричер, ― поблагодарил она за комплимент. ― Мы тут устроили небольшой разгром...  ― Не волнуйтесь, хозяин, я всё уберу, ― сказал Кричер.  ― Найди тот портальный ключ в Африку и оттащи туда труп, ― ткнул он пальцем в сторону тела Шаклболта.  ― Зачем? ― удивился Кричер. ― Я сделаю так, что он просто исчезнет.  ― Только не забудь сначала вытащить у него всё из карманов, ― остановил он домового, который уже было направил на труп свой палец. ― Там может оказаться что-нибудь полезное.  ― Слушаюсь, хозяин! ― ответил домовой.  ― И перестань называть меня хозяин, ― попросил он.  ― Может, позже, ― заявил домовой. ― Каждый раз, как я говорю хозяин, меня переполняет гордость, что я снова служу Блэку.  ― Я Поттер, ― устало выдохнул он.  ― Как скажете, хозяин, ― поклонился домовой.  Он сидел и ждал, пока Кричер выуживал из складок одежды всякие предметы магического и не очень магического характера, потом удивился, когда тот начал сдирать заляпанный кровью костюм из шёлковых штанов и рубашки ― домовой моментально дал объяснение, что одежда министра тоже оказалась артефактом ― ещё несколько минут наблюдал, как исчезают с пола следы разгрома. Кричер исчез, и в пустой и чистой прихожей лишь сильно изуродованные её Авадами стены оставались свидетельством недавней схватки.  Он засунул палочку в носок, опустил штанину, перевернулся на четвереньки, осторожно подогнул под себя ноги и встал, покачиваясь. Можно, конечно, было и дальше идти на четвереньках ― но на звук его, ползущего по ступенькам, непременно выбежит она, и тогда ему снова придётся бороться со своим бешенством, и он не знал, кто выйдет победителем в этой борьбе. Медленно он начал восхождение. Кружилась голова и стучало в виски сердце. Немного помогали перила, на которые у него получилось переместить часть веса, тем самым разгрузив подгибающиеся на каждом шаге ноги.  Дойдя до последней ступеньки, он замер. Дверь в хозяйскую спальню была открыта, и он понимал, что она там сидит на кровати, смотрит на дверь сидит и ждёт его появления. Он осторожно сделал шаг, по-прежнему держась за стену и надеясь, что успеет дойти до ближайшей спальни раньше, чем она выскочит в коридор. Не успел.  ― Поттер? ― спросила она, появляясь в дверях.  Он порадовался тому, что успел оторвать руку от стены ― если она подумает, что ему нужна помощь, и подойдёт, то зверь внутри него её сразу прикончит. Да что там ― он уже начал рычать, завидев свою добычу.  ― Паркинсон, ― отозвался он и спокойно подошёл к ближайшей двери. ― Ты передумала? Хочешь ко мне в постельку, Паркинсон? Не можешь без меня и пяти минут прожить?  Он с трудом заставил себя оторваться от жилки, которая билась у неё на шейке. Такой тонкой, такой хрупкой... Его пальцы легко раздавят это нежное горло и перетрут позвонки в муку...  ― Ты ещё не передумал, Поттер? ― скривилась она.  ― Отчего, Паркинсон? ― спросил он. ― Всё идёт по плану.  ― Ну, тогда и ты катись... ― в сердцах сказала она. ― По плану...  Она зашла в комнату и захлопнула за собой дверь, а он, отворив дверь в свою спальню, тут же сомкнул зубы на её торце, сжимая челюсти с такой силой, что несчастное дерево начало жалобно трещать. Безумная ярость постепенно отступала.  ― Хозяин, вы голодны? ― послышался участливый голос Кричера.  Он скосил глаза на домового, который жалобно прижал к голове уши от сознания собственной нерадивости, вследствие которой хозяин уже начинает от голода на мебель бросаться, и выплюнул дверь.  ― Нет, Кричер, это я от радости возвращения в родные пенаты, ― успокоил он домового. ― Ты иди, я спать буду.  Кричер исчез, и он опять пошатнулся, поскольку последние остатки сил были потрачены на то, чтобы бодро выглядеть перед нею и домовым. На подгибающихся ногах он сделал шаг к кровати, и тут перед ним, надвигаясь на него, раскрылась чёрная клубящаяся пасть какого-то портала. Его засосало вовнутрь и потащило по извилистой воронке, чувствительно прикладывая о края. В очередной раз он ударился головой, в которой словно взорвалось маленькое солнце, а потом всё погрузилось во мрак.  Очнувшись в темноте, он рывком сел, пытаясь понять, куда его занесло. Похлопал себя по карманам в поисках палочки, но бесполезно ― похоже, он её обронил на последнем шаге по ту сторону портала.  ;Идиот! ― хлопнул он себя по лбу, вспомнив, что засунул палочку в носок, и потянул вверх штанину. Нет, в носке её тоже не оказалось.  Ему привиделся тонкий лучик света ― точнее, не света, а чуть более освещённого пространства, и он встал, чтобы посмотреть что это такое. По пути он расшиб палец о какую-то подставку для ног, а его цель в результате оказалась участком стены на краю гардин, где последние были не совсем плотно задвинуты, позволяя свету просочиться вовнутрь. Он выглянул за занавеску ― за окном была ночь, но он узнал этот сад. Тут же он понял, что, если уберёт гардину в сторону, то узнает и эту комнату. Так оно и вышло. Хоть света было мало, и он видел не предметы, а лишь их очертания, но он сразу узнал ― именно в эту комнату он принёс её днём, и вот рядом кровать, а на кровати...  Дафна спала, разметав по постели руки и ноги, струящиеся волосы покрывали подушку. Он подошёл, любуясь этой картиной, точнее, тем, что дорисовывало его воображение к силуэту в полумраке, а потом сел рядом на краешек кровати. Дафна тут же очнулась и приподнялась над подушкой. Увидев его силуэт, она шарахнулась прочь:  ― Кто здесь?  ― Гарри, ― ответил он. ― Это я, Гарри!  ― Гарри? ― переспросила Дафна. ― Погоди, дай мне минуту.  Она села, согнула ноги, упираясь лбом в колени, и начала тереть глаза.  ― Гарри? ― повторила Дафна, по-прежнему не веря. ― Ты как здесь оказался?  ― Я не знаю, ― пожал он плечами. ― Скорее всего, я каким-то образом активировал универсальный портальный ключ.  ― Универсальный? ― хмыкнула Дафна. ― Двигайся сюда.  ― Зачем? ― задал он дурацкий вопрос.  Дафна откинула одеяло, подтянула вверх ночную рубашку и сняла её через голову. Он почувствовал, как его бросило в жар, а члену моментально стало тесно в штанах. Дафна поднялась на кровати на коленях и пододвинулась к нему, проведя голой грудью по лицу. Он вскочил с кровати и начал в темпе скидывать с себя одежду и разбрасывать во все стороны, чувствуя, что просто должен на неё накинуться, иначе его яйца взорвутся от напряжения. Вернувшись к Дафне, он сразу притянул её к себе за зад и впился в губы поцелуем, а потом опрокинул на спину, падая сверху и прижимая своим весом к кровати. Её тело буквально пылало в его руках, и он осознал, что медлить более невозможно. Он и так уже лежал между ножек Дафны, поэтому просто приподнялся, взял член в руку, поводил головкой вдоль промежности, обильно смачивая соками, а потом приставил к устью щёлки.  ― Сейчас будет больно, ― предупредил он, на секунду оторвавшись от её сладких губ, ― зато потом будет приятно.  Дафна в ответ отчего-то хихикнула. Он надавил и член, не встретил сопротивления, погрузился наполовину, он ещё раз двинул тазом, загоняя член до упора, и Дафна, откинув голову назад, издала тягучий низкий стон. Он замер.  ― Мне уже приятно, ― прошептала девушка. ― Не останавливайся!  ― Погоди, ― пробормотал он, не совсем понимая, что только что произошло. ― Ты же мне говорила... У тебя, что, кто-то был?  ― Конечно, ― хихикнула она. ― Мой муж.  Муж? Какой муж? Малфой что ли всё-таки добрался? И тут понимание обрушилось на него со всей мощью горной лавины. От осознания того, что он только что по самые яйца задвинул Перри, думая, что залез в постель к Дафне, последние предохранители слетели, он изогнулся, ещё сильнее надавив членом, и со стоном кончил. Перри прижала его голову к груди, гладя и что-то нашёптывая.  ― Ты, что, ошибся спальней? ― спросила Перри.  ― Нет, ― помотал он головой и поцеловал в губы. ― Это как раз та спальня, в которой я сейчас хочу быть.  ― Но при этом ты кончил, когда понял, что под тобой ― я, ― заключила Перри.  ― Да, это оказалось на редкость возбуждающая мысль, ― согласился он, снова её целуя. ― У меня вообще все мысли о тебе ― на редкость возбуждающие.  ― Вешаешь лапшу на нежные беззащитные ушки, ― пожаловалась Перри.  ― Нет-нет, всё ― правда, ― замотал он головой.  Поцеловав её ещё раз, он переменил положение ― сел у Перри между ног и притянул к себе, тоже усаживая. Перри сразу обняла его, водя руками по его спине, а он стал мять ягодицы и ласкать грудь, осыпая поцелуями её шею и плечи. Член снова затвердел, и он его вставил ей в щёлку. Перри сначала опешила, а потом прижалась к нему, пробормотав:  ― Надо же, как интересно!  Он медленно задвигался, сжимая ягодицы Перри в такт и заставляя её тоже двигаться. Её горячее дыхание обжигало ему ухо, и Перри тихонько постанывала. Он подогнул ей ноги, и Перри, поняв намёк правильно, приподнялась на коленях и начала интенсивно насаживаться на него, продолжая тихо стонать. Тональность издаваемых Перри звуков постепенно менялась в сторону повышения. Он приподнял её и снова уложил, а потом перевернул на живот.  ― Нет, погоди, ― прошептала Перри, но его член уже зашёл в неё до упора, а он упёрся животом ей в ягодицы. Он лёг на неё, прижимая сверху, подсунул руки под грудь и стал размашисто заколачивать член. Перри выгнула зад кверху, всё так же постанывая, а потом вдруг выдохнула и обмякла. Он сделал ещё пару движений и замер, кончая. Перри под ним тяжело дышала. Он стал целовать ей плечи и шею.  ― Гарри, ― блаженно прошептала старшая Гринграсс, протянув руку за спину и гладя его волосы. ― Спасибо, милый!  Перри извернулась, вынудив его соскользнуть и лечь рядом, и повернулась к нему, укладываясь на бок и закидывая на него ногу. Он немедленно положил сверху руку и начал гладить стройное бедро.  ― Спасибо, ― сказала Перри. ― Это было чудесно.  ― Ты восхитительна, ― сказал он, целуя её в нос.  ― Мне, наверное, не стоит говорить тебе... ― начала Перри.  ― Нет, ― покачал он головой, ― ещё рано.  ― Послушай, ты не виноват перед Панси, ― сказала Перри. ― Это я виновата. Когда на тебя бросается голая женщина, трудно устоять...  ― Когда твоя девушка на протяжении нескольких дней уговаривает тебя обзавестись ещё несколькими, ― усмехнулся он, ― вот тогда трудно устоять.  ― Правда? ― обрадовалась Перри. ― Ты что-то решил?  ― Теперь мне трудно будет дать задний ход, ― покачал он головой, сжимая её ягодицу.  ― Совсем не обязательно быть джентльменом, ― не согласилась Перри. ― Я не стану тебя винить, если ты передумаешь. Может, оно и к лучшему, что ты ошибся спальней... Я тебе всё равно благодарна за то, что произошло.  ― С первого дня, как я тебя увидел, я мечтал об этом, ― он провёл рукой вдоль её тела, вызвав мурашки. ― Теперь я буду просто бредить. Нет, мне трудно будет дать задний ход.  Он ещё раз поцеловал её и начал подниматься. Перри поймала его за руку:  ― Уже уходишь?  ― Мне нужно, ― ответил он. ― Мне ещё вернуться к Панси и всё ей рассказать.  Перри встала за ним, взяла его лицо в руки и приникла к его губам долгим влажным поцелуем. Пока он одевался, она забралась под одеяло и оттуда следила за ним. Он быстро оделся, поцеловал её и пошёл к окну.  ― Гарри! ― громким шёпотом сказала Перри. ― Не надо, выйди через дом!  Он развернулся, ещё раз поцеловал её, проходя мимо кровати, и вышел в коридор. Там оказалось чуть светлее, чем в комнате, и можно было спокойно передвигаться, не боясь на что-нибудь наткнуться. Из-за угла в коридоре слышались мерные шлепки. Он дошёл и заглянул. Там были двое домовых. Домовой мужского пола уложил женщину-домовую грудью на низкий стул и, судя по всему, занимался с ней сексом. Почуяв его взгляд, домовой обернулся и взглянул ему в глаза.  Эльф вытянул палец в пол и выпустил короткую белую молнию. Дом содрогнулся, и от места, в которое ударила молния, по полу и стенам пошли концентрические круги. Он услышал за спиной скрип и обернулся. Стул забрался на мягкий пуфик для ног и недвусмысленно на этом пуфике дёргался. Вытаращив глаза, он снова повернулся к домовым, но там никого не было, зато стоявшие в закутке журнальный столик и трюмо начали совокупляться.  Он понял, что начинает сходить с ума, и ворвался в спальню, из которой только что вышел. Там платяной шкаф со скрежетом дёргался на кровати, скрип которой больше походил на стоны. Кто-то потрогал его за плечо. Не успел он обернуться, как ему на шею запрыгнула голая Астория, сразу впившись ему в губы поцелуями. Он попытался снять её с себя, но руки каким-то образом сами оказывались на её выпуклостях, и он почувствовал, что вопреки его шоковому состоянию и ужасу член сам собой принимает боевое положение. Наконец, ему удалось стряхнуть Асторию, и он выбежал в коридор, чуть не наступив на целый клубок спаривающихся мышей.  Когда он добрался до лестницы, то оказалось, что путь вниз отрезан ― расставленные внизу гипсовые статуи греческих богов устроили оргию, не разбирая уже, какого пола партнёр, и он испугался оказаться насильно вовлечённым в это действо. Он побежал вверх по лестнице и оказался у окошка на крышу. Снизу приближался какой-то скрип и стук, и он вылез в окно, сочтя, что на крыше будет в безопасности.  В лунном свете ему стало видно, что крыша была укрыта ковром шевелящихся фигур с крыльями, клыками и когтями. Расставленные по краю крыши горгульи, которыми он любовался днём из сада, все ожили и устроили свальный грех, пристраиваясь попеременно то к одному из товарищей, то к другому. Всё это происходило в полнейшей тишине, и лишь лязг камня о камень говорил ему, что это не плод его воображения. Он подбежал к краю крыши и глянул вниз. Было высоко ― семь или восемь метров, и ноги при падении он сломал бы с гарантией. Он перевесился через край крыши, нашел водосточную трубу, развернулся ногами вниз и начал сползать, молясь, чтобы жестяная конструкция выдержала.  В четырёх метрах от земли труба оторвалась, и он с воплем упал в колючий куст, который на поверку оказался терновником. Стеная от боли, весь покрытый собственной кровью он поковылял в сторону ворот. На его пути неожиданно оказался пруд. Ещё днём пруда не было, а теперь вот он появился. В пруду кто-то плавал, напевая песенку. Он подошёл ближе и вгляделся.  ― Дафна? ― удивился он.  Это действительно была Дафна ― он хорошо мог видеть её лицо.  ― Гарри, ― воскликнула Дафна и поплыла к берегу. Она стала выходить из воды, и он обнаружил, что на ней совсем ничего нет. По изгибам её тела скатывались блестевшие в лунном свете капельки воды, обычно пышные волосы были распущены по плечам, и на белой коже призывно темнели треугольник волос в паху и соски на высокой груди. Она была столь прекрасна, что член снова затвердел и просился на вольные хлеба.  ― Дафна! ― улыбнулся он ей, протягивая руки.  Она расцвела как цветок ― из за её спины в стороны показались гигантские лепестки и потянулись к нему. Он вдруг понял, что это не лепестки, а словно щупальца огромного спрута, который напал на бедную девушку сзади.  ― Дафна! ― в ужасе закричал он.  Дафна улыбнулась, протянула к нему руки, и руки тоже превратились в щупальца, сразу вцепившиеся в него и потащившие к девушке.  ― Гарри! ― радостно сказала Дафна, и он закричал, окунаясь в клубок усеянных присосками гигантских конечностей...  Она ворочалась с боку на бок, не в силах заснуть. Из головы всё никак не шло его ослиное упрямство, граничащее с безумием. Какого чёрта он упёрся рогом и настоял продолжать самоубийственные миссии? Она же почти ему сказала... Почти. Она огорчённо вздохнула. Иногда он был таким понятным, таким открытым, а иногда словно покрывался бронёй, агрессивно останавливая все её попытки прочитать, что у него на уме. Может, просто пойти и сказать ему? Чёртов гриффиндорец!  Ей вдруг послышался стон из коридора. Она вскочила и подбежала к двери. Стон повторился. Она раскрыла дверь и вышла. Дверь той спальни, в которой он должен был быть, была раскрыта нараспашку, и в коридор оттуда лился тусклый свет лампы. Она подошла к двери и сразу бросилась к нему, увидев, что он лежит на полу, головой впечатавшись в ножку кровати. Она с трудом перевернула его и обнаружила, что он весь покрыт потом и прерывисто дышит. Его явно лихорадило. Она растерялась, не зная, что делать.  ― Поттер! ― начала она его трясти. ― Поттер!  Его голова повернулась набок, и она с ужасом увидела жирную чёрную полосу, пересекающую его шею как раз там, где покойный Шаклболт захлестнул на ней свою удавку. Она дотронулась до полосы, и обожглась, словно опустила пальцы к котёл с кипящим зельем.  ― Люмос Дуос! ― скомандовала она, зажигая над ним яркий свет.  Теперь ей стало явно видно, что полоса ― не чёрная, а зелёная. Собственно, вся его шея уже позеленела, и изумрудно-зелёный цвет сгущался в чёрный там, где кожи коснулась отравленная проволока, и там же от кожи словно шёл зелёный дымок ― она нисколько не сомневалась, что это испарялся яд, отравляя всё вокруг. Она горько усмехнулась ― даже если бы она сложила палочку и сделала то, чего хотел Шаклболт, всё равно проклятая лживая тварь не собиралась оставлять их в живых. Пусть теперь горит в аду!  Однако, она совершенно не могла сообразить, что делать дальше ― она не была специалистом по ядам, и её знания ограничивались лишь школьным курсом ― к тому же, сильно урезанным событиями последних двух лет. Проклятые Пожиратели! Поймав себя на этой мысли, она удивилась ― никогда ещё она не думала о соратниках отца и, в общем-то, своих товарищах в таком ключе. Тем не менее, нужно было что-то делать.  Она бегом спустилась вниз и засунула голову в камин.  ― Перри! ― позвала она. ― Дафна! Астория! Сонорус! Перри! Дафна! Астория!  Перед ней возникла Дафна.  ― Панси? ― встревоженно спросила Дафна. ― Что случилось? Что-то случилось? Зачем ты кричишь?  ― Гарри стало немного дурно, и мне нужна Перри, ― ответила она.  ― Да, да, сейчас позову! ― и Дафна исчезла.  Её место заняла Астория:  ― С Гарри всё в порядке? ― спросила Тори. ― Мы можем помочь?  ― Позже, дорогая, ― ответила она. ― Сейчас мне нужна Перри.  Наконец, появилась сама миссис Гринграсс, сходу поинтересовавшись:  ― Привет, Панси. Что мне может понадобиться?  ― Справочник по ядам, может быть... ― ответила она.  Дафна и Астория в ужасе закрыли рты ладошками, а миссис Гринграсс просто постучала себя пальцем по голове:  ― Всё здесь, Панси.  ― Адрес ― Гриммо, 12, ― сообщила она, выбираясь из камина, и почти сразу оттуда же вышла миссис Гринграсс.  ― Девочек я оставила дома, ― сообщила Перри. ― Ни к чему им лишний раз волноваться. Где он?  ― Наверху, ― сказала она. ― Пойдём!  Они поднялись на второй этаж и зашли в комнату. Она снова зажгла люмос, и они обе опустились рядом с ним на колени. Миссис Гринграсс минуту или две, не отрываясь, словно загипнотизированная, смотрела на чёрно-зелёную полосу на его шее.  ― Перри? ― подала она голос. ― Перри?  Миссис Гринграсс посмотрела на неё и отвернулась, но она успела заметить, как у той в уголках глаз блеснули слёзы.  ― Перри? ― начала она тормошить миссис Гринграсс. ― Что это, Перри?  Та не отозвалась, но плечи её дрогнули, словно она собиралась расплакаться. Она вдруг почувствовала, что её переполняет безграничная злоба. С ним что-то случилось, а эта клуша позволяет себе её игнорировать! Она бросилась через него на миссис Гринграсс, заваливая на спину, и сдавила руками шею.  ― Либо ты мне сейчас же ответишь, либо, клянусь, я тебя придушу? ― кричала она.  ― Петрификус! ― тихо сказала миссис Гринграсс, которая успела достать палочку и взмахнуть ею. Она застыла, и миссис Гринграсс аккуратно уложила её на пол рядом с собой, вытирая кружевным носовым платком слёзы.  ― Это называется проклятье чёрного колдуна, ― глухо сказала Перри, садясь рядом с нею. ― Оттого, что накладывать его умеют только африканские шаманы. Сначала приступы злости и немотивированной агрессии, галлюцинации, потом это переходит в бешенство, сопровождающееся слабостью и бредовыми видениями, потом человек полностью теряет себя и через несколько часов умирает. Противозаклятье отсутствует. Проклятье передаётся, если коснуться кожи проклятого. Вследствие агрессии проклятого проклятье может по цепочке передаться миллионам человек, выкашивая под ноль небольшие страны. Целители всегда надевают перчатки перед тем, как осматривать больного, и никогда не душат друг друга голыми руками.  Её охватил ужас. Так вот, отчего она бросилась на миссис Гринграсс ― оказывается, она сама обречена. Мало того, теперь и Перри тоже умрёт ― и всё из-за неё.  ― Может, это и к лучшему, что он ударился головой, ― показала миссис Гринграсс на кровавую ссадину у него на макушке. ― Иначе он бы уже загрыз нас. Он на тебя не бросался?  Она покачала глазами в стороны.  ― Финита, ― грустно сказа миссис Гринграсс.  ― Он меня... ― задыхаясь, сказала она, ― он меня... Он меня обидел, и я ушла...  ― Обидел, говоришь? ― усмехнулась миссис Гринграсс. ― Избавился он от тебя, чтобы не обидеть по-настоящему, ― Перри вздохнула: ― И где ты такое сокровище откопала? ― миссис Гринграсс встала и направилась на выход: ― Я попрощаюсь с Дафной и Асторией и вернусь, пока меня не охватило безумие.  ― Я... Ты... ― хотела спросить она, но не решилась.  ― Не переживай, ― кивнула миссис Гринграсс. ― Ты не знала и проклятии и не ведала, что творишь.  ― Прости, ― сказала она. Перри кивнула и вышла.  Она встала с пола, чувствуя слабость и головокружение. Так вот, почему он так долго шёл по лестнице! Ему было плохо, а она, как дура, сидела и дулась на него... Будь прокляты эти африканские шаманы! Она спустилась вниз, пошатываясь достала из чуланчика метлу и рассмеялась, глядя на неё. Она с трудом стоит на ногах, о какой метле может идти речь? Она вышла на улицу, припоминая, как правильно аппарировать. То, что она никогда этого не делала, совершенно не важно ― она так и так умрёт. Совершенно неожиданно заклинание сработало, и она перенеслась.  На улице было пусто, лишь несколько подростков в отдалении, сидя на скамеечках, о чём-то гоготали.  ― Левикорпус! ― скомандовала она и повела палочкой, словно удочкой вытягивая рыбину из воды.  Перед ней оказалась физиономия визжащего от испуга подростка.  ― Молчать! ― крикнула она, хлёстко отвесив ему оплеуху.  Подросток завопил ещё громче, и она ещё несколько раз его ударила. Из носа парнишки потекла кровь, но он всё-таки замолк.  ― А теперь скажи мне, кусок человеческого дерьма, где мне найти чёрного шамана?  ― Типа... ― снова завопил парнишка. ― Типа...  ― Опа! ― торжествующе крикнула она, опять его стукнув. ― Что глаза таращишь? Сказать не можешь ― пальцем ткни!  ― Вена ланья, сфебе, ― заголосил подросток, и она снова закатила ему затрещину.  ― Я тебе сейчас зенки на задницу натяну, падаль! ― крикнула она и показала на землю неподалёку: ― Бомбарда!  Громыхнула и в воздух взлетела земля, словно от снаряда из пушки. Парнишка заверещал и, плача, стал показывать пальцем в сторону подходящего к ней статного негра лет тридцати в шаманской одежде. Она злобно сдула с лица прядь волос и наставила на шамана палочку. Тот с достоинством встал на колени и приложил лоб к земле:  ― Здравствуй, Великая Белая Воительница, Безраздельная Владелица Семени Великого Белого Воина!  ― Здравствуй, шаман, ― ответила она, раздувая ноздри и с трудом борясь с желанием начать колотить того ногами. ― Мне нужен старый шаман. Ты знаешь, где он?  ― Перед тобой, о Великая Белая... ― начал свою песню негр.  ― Зови меня Панси! ― выкрикнула она. ― Ты знаешь, что такое проклятье чёрного колдуна, шаман?  Тот разогнулся и встал, с удивлением глядя на неё, точнее, вглядываясь в её лицо, освещённое стоящим неподалёку фонарём. Потом он шагнул вперёд и неуловимо быстрым движением ткнул её большим пальцем в лоб. Прикосновение шамана оказалось обжигающе холодным, а потом тот же самый холод ― точнее, прохлада ― стал волнами распространяться по всему её телу. Она почувствовала, что её уже не тянет всех убить, но ноги по-прежнему дрожат.  ― У чёрных колдунов есть много проклятий, ― сказал негр. ― И я примерно знаю, какое охватило тебя. Судя по всему, ни ты, ни Великий Белый Воин не воспользовались тем, что я отдал в качестве платы, а зря. Экстракт селезёнки нунду защитил бы вас.  ― Мы всё сложили в банк, ― обречённо сказала она.  ― У тебя осталось несколько часов, ― кивнул шаман.  ― У него ― того меньше, ― прошептала она, но он услышал.  Шаман вдруг пошёл волнами и растворился в воздухе, но появился снова раньше, чем она успела впасть в панику и протянул ей два сияющих золотом флакона.  ― Прими это, Великая... Панси, ― сократил обращение негр. ― Выпей один немедленно, другой влей ему в рот. Пей же! ― рявкнул он  Напуганная его тоном, она беспрекословно вскрыла флакон и одним махом опрокинула себе в рот, даже не задумываясь, стоит ли доверять незнакомому выходцу из Африки на улице ночью в центре Пакэма. Ей сразу стало тепло, дрожь прошла, и она почувствовала, как возвращаются силы.  ― Спасибо, шаман, ― подала она голос. ― Могу ли я просить...  ― Нет, ― решительно ответил негр. ― Ты можешь требовать и повелевать.  ― Я прошу, дай мне ещё один такой же, ― сказала она. ― Я успела заразить подругу...  Шаман снова расплылся в воздухе и появившись, протянул ей ещё один пузырёк.  ― Как я сказал Великому... Гарри, ― произнёс негр, ― если выкуп покажется недостаточным ― он всегда может потребовать своё. Наших коз, наших женщин...  ― Мне не нужны ваши козы и ваши женщины, ― улыбнулась она. ― Я обязательно верну.  ― Если ты вернёшь, обещаю, я целый месяц буду есть дерьмо носорога, ― с каменным лицом изрёк шаман.  ― Это у вас такой деликатес? ― простодушно поинтересовалась она.  ― Нет, это у нас такое дерьмо носорога, ― пояснил негр.  ― У меня ещё одна просьба, ― прошептала она.  ― Повелевай, ― решительно кивнул шаман.  ― Мне нужно вернуться к нему, ― сказала она. ― Адрес ― Гриммо, 12.  ― Прощай, Великая Белая Воительница, Безраздельная Владелица Семени Великого Белого Воина, ― сказал негр, нажимая ей на лоб большим пальцем.  Он снова расплылся, только на этот раз вместе со всем Пакэмом, а потом из ниоткуда перед ней возникло крыльцо дома. Она быстро взбежала ко входной двери, ворвалась в прихожую и поскакала через три ступеньки вверх по лестнице.  Миссис Гринграсс уже была там. Перри переместила его бессознательное тело на кровать, легла рядом, примостив голову ему на грудь, и прижала к груди его руку, периодически поднося к губам. Когда она вошла, миссис Гринграсс вскинулась с горящими огнём глазами. Перри направила было на неё палочку, но потом с видимым усилием опустила её и отбросила в угол ― от себя подальше. Она подошла и уселась рядом на кровать, протягивая миссис Гринграсс один из флаконов. Та, ни говоря ни слова, разжала ему зубы, влила содержимое флакона ему в рот и откинулась на спину, вытирая слёзы.  ― Прощай, ― прошептала миссис Гринграсс.  ― Перри, ― сказала она, ― никаких Прощай! У меня ещё один есть. Скорее!  Миссис Гринграсс удивленно поднялась, приняла от неё открытый флакон со снадобьем, и заколебалась.  ― Я уже выпила, ― призналась она. ― Иначе я не смогла бы сюда добраться.  Миссис Гринграсс проглотила зелье и снова легла.  ― Как я тебе завидую, ― сказала Перри, глядя в потолок. ― Как я вам обоим завидую. Подумать только ― ты ради него умчалась неизвестно куда и принесла легенду... За один такой флакон какой-нибудь добрый волшебник легко уничтожил бы полмира...  ― А ты его, не задумываясь, отдала моему... ― сказала она, пристально глядя миссис Гринграсс в глаза.  ― Ну да, ― пожала та плечами, ― я же ― не добрый волшебник. К тому же, пока тебя не было, я успела обо всём подумать... Я знала, что ты что-нибудь принесёшь, чтобы ему помочь, и предвидела, что на всех может не хватить... Скажи мне, Панси, я дура, да?  ― Только в том случае, если быть достойнее любого доброго волшебника ― это признак дурости, ― ответила она.  ― Ну, ладно, ― сказала Перри, ― пора его в чувство приводить.  Миссис Гринграсс села, склонилась над ним и стала водить палочкой рядом с ушибом на его голове. Кровь постепенно исчезла, и рана стала затягиваться. Он завозился, приходя в себя, заморгал глазами и, наконец раскрыл их. Увидев над собой лицо миссис Гринграсс, он прошептал:  ― Перри! ― притянул за шею и впился в губы поцелуем, другой рукой сжимая грудь через платье.  Миссис Гинграсс почти сразу вырвалась и оттолкнула его от себя, вся красная от смущения. Он удивлённо раскрыл рот, поднял голову и, наконец, увидел её. Тогда он откинулся назад и покраснел, глядя в потолок.  ― Так, я пошла, ― пролепетала миссис Гринграсс. ― Заходите к нам, пожалуйста, как будет время!  ― Обязательно, ― кивнула она, не сводя с него глаз.  Перри вышла, а она подошла к кровати и села рядом с ним.  ― Кобель, ― хмыкнула она. ― Только при смерти валялся, но как получше стало ― вцепился в первые же попавшиеся сиськи! А что бы было, найди она свои трусы у тебя в кармане?  ― Пришлось бы жениться, ― согласился он. ― Слушай, мне просто привиделось...  ― Что ты забрался к ней в трусы? ― поинтересовалась она.  ― Скорее, в постель, ― пробормотал он.  ― И трахнул, ― поняла она.  ― Как будто после того, как я забрался к ней в постель, у меня были варианты, ― пожал он плечами. ― Как я здесь оказался? Что вообще произошло?  ― Тебя отравил Шаклболт, чтоб его черти сожрали, ― сказала она.  ― Ты прости, что я на тебя накинулся, ― выдохнул он.  ― Твоё проклятье перекинулось на меня, когда я до тебя дотронулась, ― усмехнулась она. ― Так что, я прекрасно понимаю, что с тобой творилось.  Он протянул руку и коснулся её лица, и она сама прижалась щекой к его ладони.  ― Ты опять меня спасла, ― сказал он.  ― Как ты говоришь, я просто заботилась о своей шкуре, Поттер, ― покачала она головой. ― Если бы ты отбросил коньки, то я бы за тобой...  ― Ласты склеила, ― кивнул он.  ― Да уж, дала бы я дуба, ― протянула она.  ― Сыграла бы в ящик, ― подтвердил он.  ― Окочурилась, ― согласилась она. ― Теперь ты себя нормально чувствуешь?  ― Более-менее, ― развёл он руками.  ― Ты помнишь, что я тебе сказала после того, как ты убил этого урода? ― спросила она.  Он сел и притянул её к себе так, чтобы чувствовать её дыхание на своём лице.  ― Паркинсон, ― сказал он. ― Просто дай мне руку и закрой глаза.  ― Не слишком ли ты от меня многого требуешь? ― спросила она.  ― Нет, ― покачал он головой. ― В самый раз. Я бы не требовал, если бы ты не сказала этих слов.  ― Понятно, ― согласилась она. ― Но трахаться мы всё равно сегодня не будем.  ― Мне будет тяжело, но я справлюсь, ― вздохнул он, поднял руку и сжал её грудь.  ― И спать будем голыми, ― добавила она, проводя рукой вверх по его бедру и кладя её на пах.  ― Мне не нравится спать в трусах, когда рядом ― ты, ― признался он, захватывая в губы мочку её уха.  ― Но трахаться не будем, ― снова сказала она, вставая на колени и снимая трусы.  ― Ну, мы же договорились, ― сказал он, стягивая с неё блузку.  ― Просто лежать рядом и обниматься, ― уточнила она, задирая на нём футболку.  ― И никакого секса, ― прошептал он, сдвигая в сторону лифчик и захватывая губами сосок.  ― Никакого! ― согласилась она, расстёгивая его ширинку.  Он проснулся оттого, что Кричер, стоя рядом с кроватью, тормошил его за плечо.  ― Что, уже пора? ― шёпотом спросил он.  ― Четыре часа, хозяин, ― сообщил домовой.  ― Хорошо, спасибо, ― кивнул он.  Он лежал на боку, обняв её со спины. Когда Кричер ушёл, он стал целовать её шею рядом с ухом.  ― М-м, Поттер, ― она протянула руку, сильнее прижимая к себе голову.  ― Уже четыре, ― сообщил он.  ― У-у, я спать хочу! ― захныкала она. ― Мы же только легли!  ― Ну, так спи, ― сказал он, пытаясь вытащить из-под неё руку.  ― Погоди, ― остановила она его и заёрзала, разворачиваясь к нему лицом. ― Скажи, это будет очень опасно? ― спросила она, уткнувшись в него носом.  ― С этим никогда не угадаешь, ― пожал он плечами. ― Я думал, что дракон нас прикончит, а с болотным слизнем выйдет прогулка по живописным местам...  ― У нас ведь есть ещё немного времени? ― спросила она, трогая член, который сразу начал подниматься.  ― Ну, если ты так ставишь вопрос... ― он притянул её к себе, сжимая в руке ягодицу, и поцеловал.  Времени, как оказалось, совсем немного ― в пять он в панике вытащил её из постели, за семь минут они ухитрились собраться, и в пять десять были готовы в прихожей.  ― Ты помнишь, что я тебе вчера сказал? ― спросил он.  ― Что у тебя теперь полная коллекция трусов Гринграсс? ― догадалась она.  ― Парням расскажу ― будут завидовать, ― усмехнулся он. ― Я завяжу тебе глаза, и ты не снимешь повязки, пока я тебе не скажу.  Она молча повернулась спиной, а он, наложив ей на глаза кусок плотной материи, завязал его на затылке, развернул к себе и поцеловал. Она судорожно схватила его за руку, словно боялась, что он исчезнет. Он подвёл её к камину, что-то прошептал и бросил в камин порошок. Она шагнула вслед за ним, не зная, куда её сейчас занесёт. Они вышли, он потянул её за собой, открыл дверь и вывел на воздух. Они спустились на несколько ступенек, дальше она сначала почувствовала под ногами дорожку, а потом ― ухоженную траву. Налетевший ветерок повеял свежестью.  Он поднял её на руки ― зачем? Чтобы перенести через какую-то преграду? Она почувствовала, как он усаживает её на какую-то нестабильную поверхность ― она немного раскачивалась, и он удерживал её на месте. Сидеть было мягко, но по ощущениям она поняла, что это просто толстый плед, укрывающий деревянную скамейку. Он сел рядом, обнял и крепко прижал к себе, а потом одним движением распустил узел на её затылке.  Как зачарованная, она смотрела на светлую полоску неба над тёмными водами озера. Миг ― и между озером и небом появилась тонкая красная линия и бликами побежала к ней по воде. Линия ширилась и разгоралась и делалась толще, одновременно заставляя безоблачное небо светлеть. Она менялась цветом от красного к оранжевому, и вот уже целый полукруг полыхал над водой, три четверти, семь восьмых... Напоследок поцеловав воду, солнце отделилось от неё и двинулось вверх, разгоняя утренний сумрак и туман. Он толкнулся ногой от земли, и только сейчас она заметила, что они давно уже раскачиваются на деревянной качели у озера.  ― Ты... ― сказала она, не отрывая глаз от солнечной дорожки на поверхности озера. ― Ты... Ты гад! Я по-настоящему тебя ненавижу!  ― Панси, ― сказал он ласково.  Она повернулась к нему, раздувая от ярости ноздри.  ― Не называй меня Панси, урод! ― прорычала она. ― Ради какого-то дурацкого сюрприза...  ― Ну хоть сюрприз-то удался? ― спросил он.  ― Да к чёрту сюрприз, идиот! ― закричала она. ― Я же могла потерять тебя! Мне и сейчас хочется послать тебя ко всем чертям!  ― Постой, ― остановил он её, закрывая ладонью рот. ― Погоди, ты сказала потерять, правда?  ― Тебе послышалось, ― замотала она головой. ― Это вообще была не я!  ― Слово ― не воробей, Панси, ― рассмеялся он. ― Скажи мне!  ― Нет уж. Поттер... Гарри, ― нахмурилась она.. ― Теперь ― твоя очередь. Я и так на два срока наговорила.  ― Ничего, сядем вместе, ― отмахнулся он.  ― Поттер! ― воскликнула она.  ― Послушай, ― сказал он, крепче её прижимая. ― Конкретные перцы вроде меня никаких таких розовых нежностей не произносят, понимаешь? Пацаны не поймут.  ― Интересно, ― прищурилась она, ― а что именно говорят конкретные перцы?  ― Ну, что-то вроде а чё, классная тёлка! ― пожал он плечами. ― Или клёвые сиськи, братан!  ― Вот, братану и скажешь, какие у него клёвые сиськи! ― рассердилась она и отвернулась.  ― Панси, ― уткнулся он носом ей в ухо.  ― Чего тебе? ― хмуро спросила она.  ― Тебе сюрприз понравился? ― спросил он тихонько.  ― А ты сам-то как думаешь? ― поинтересовалась она.  ― Панси, ― снова позвал он.  ― Ну, что ещё, ― недовольно спросила она.  ― Я тебя люблю, милая, ― сказа он ей на ухо.  Она так резко развернулась, что чудом головой снова не сломала ему нос, и с размаха впилась в губы...