"Империя. Пандемия"

ЦИКЛ "ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА"

КНИГА ВТОРАЯ

"ИМПЕРИЯ. ПАНДЕМИЯ"

Посвящается моей семье.

Спасибо всем коллегам и читателям.

Отдельная благодарность Виталию Сергееву.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТЫ — [ГРИФ ТАЙНЫ]

ГЛАВА I. АМЕРИКАНКА

"...Миша, любимый мой, как мне не хватает тебя. Как жаль, что всё то, что описывают наши писатели-фантасты, всё, что [гриф тайны], все эти необыкновенные средства связи, электронно-вычислительные машины, роботы, космонавты и [гриф тайны], а также все прочие чудеса, существуют пока лишь [гриф тайны], и мы не можем сейчас говорить между собой и видеть друг друга, как в [гриф тайны]. Но я верю, что все это станет реальностью в совсем скором будущем, поскольку ты — [гриф тайны].

Знай, что я и наши дети очень любим тебя. Саша и Вика целуют тебя в носик и машут тебе ручками.

Целую и я.

Твоя Маша.

Остров Христа, 4 октября 1918 года" *

* Личная переписка ЕИВиВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА и ЕИВ Государыни Императрицы Марии Викторовны. Публикуется с Высочайшего дозволения ЕИВиВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА на основании "Закона об истечении срока давности для секретных документов, охраняемых грифом "Государственная тайна особой важности". Императорская Московская библиотека МИХАИЛА ВЕЛИКОГО, 4 октября 1993 года. **

** Примечание. На текст, изъятый цензурой, гриф "Государственная тайна особой важности" продлен еще на 75 лет до 4 октября 2068 года.

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. ГДЕ-ТО СЕВЕРНЕЕ НОВОГО ИЛИОНА. 4 октября 1918 года.

— Дамы и господа, граждане и товарищи! Поезд дальше не идет!

Пассажиры обеспокоенно-возмущенно зашумели, но бравый поручик в офицерской маске "от Натали" поднял руку, призывая к тишине.

Наконец, когда нервная тишина была установлена, офицер громко сообщил по-русски:

— По приказу Ее Императорского Высочества Местоблюстительницы Императорского Престола Ромеи Великой Княгини Ольги Александровны, в провинции Троада введено особое эпидемиологическое положение. В Новом Илионе и ряде мест округи отмечены очаги заражения "американкой". Въезд и выезд из провинции Троада закрыт. Введен всеобщий карантин. Согласно статьи 15-й Правил о местностях, объявленных на особом эпидемиологическом положении, а также на основании статьи 21-й Положения об управлении войсками в условиях особого эпидемиологического периода, на дорогах установлены блокпосты, вокруг очагов заражения выставлено оцепление. Любые попытки покинуть район карантина будут решительно пресекаться, вплоть до применения оружия. Пассажиры, имеющие постоянную регистрацию на территории провинции Троада, после прохождения установленного законом карантина, смогут проследовать к месту своего проживания, остальные пассажиры сейчас будут возвращены этим же поездом обратно к пункту отправления.

Иван Никитин даже присвистнул. Да, уж, не было печали! Похоже, накрылась его командировка медным тазом, и в Новый Илион ему не попасть! Неужели ситуация настолько ухудшилась за столь короткое время?

Впрочем, все это сейчас не имеет никакого значения. А значение имеет только тот факт, что он застрял в этом вагоне прямо на границе между Вифинией и Троадой.

Поручик, меж тем, продолжал:

— Еще раз напоминаю, что, если кто-то чувствует в себе симптомы болезни, тому необходимо вызвать к себе доктора или фельдшера из бригады скорой помощи Императорской Службы Спасения. Вся необходимая и возможная помощь будет вам оказана по вашему месту жительства или пребывания. Помните о том, что скученность и толпы, в том числе и в приемных отделениях больниц, являются одними из основных мест заражения. Избегайте любых толп, а, тем более, базаров, вокзалов и прочих мест, где можно легко поймать заразу.

Офицер обвел притихший вагон своим отеческим взором и весело подвел итог своей проникновенной речи:

— И, вообще, сидите дома, господа!

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ. 4 октября 1918 года.

Пропахший хлоркой трамвай словно сам выталкивал своих пассажиров быстрее сделать шаг на улицу, дабы побыстрее вдохнуть свежий, еще не так испорченный дезинфекцией, сырой октябрьский воздух. Скорее, скорее, мимо плаката "Плевок — смерть!", мимо хмуро глядящего поверх маски недружелюбного кондуктора. Поскорее-поскорее, вон отсюда! Поручни, ступеньки, а вот и мостовая...

— Поберегись, православные-е-е!!!

Одуревший от хлорки Владимир Григорьевич непроизвольно отпрянул назад, в хлорную же атмосферу трамвая.

Мимо него прогромыхала подвода, груженная каким-то строительным грузом, опасно торчащим во все стороны.

Шухов чертыхнулся. Наплодила земля русская дураков! Мало того, что тот дурак сам в маске, так еще и на морду кобылы своей маску напялил! Вот же идиот! Где только лямки для маски взял! Несутся не пойми куда и зачем, словно все еще в своей деревне голодраной!

Понаехали!

Бормоча и чертыхаясь, Владимир Григорьевич все же сошел на грешную землю и поспешил к тротуару, опасаясь новой встречи с какой-нибудь, управляемой таким же дураком, кобылой, а то и с целым грузовиком, коих в Новой Москве уже развелось предостаточно.

А трамвай, тем временем, звеня и лязгая, двинулся с места и отправился в очередной рейс из Москвы новой в Москву старую. Шухов хмуро проводил взглядом вагон, в котором давешний кондуктор опять весьма щедро брызгал дезинфекцию по своему салону.

— Душегуб!

Припечатав вдогонку ирода-кондуктора, Владимир Григорьевич и думать о нем забыл, оглядываясь по сторонам и примечая все изменения, которые произошли за ту неделю, которую он здесь не был.

Да, Москва строилась. Строилась бурно и неостановимо. Особенно Новая Москва. Возводимые новые районы резко контрастировали с патриархальной суетой старого центра.

И тут до Владимира Григорьевича дошел парадоксальный символизм пришедшей в голову фразы. Да, уж, именно "патриархальная суета", именно так, милостивые государи! За прошедшие с момента воцарения Михаила Второго полтора года, Москва, — старая добрая Москва, исчезла безвозвратно. На смену размеренности, степенности и всей той купеческой вальяжности, вдруг пришло бурное движение, обновление и то, что принято сейчас именовать Освобождением. И, пусть до полного Освобождения еще очень далеко, но сам дух перемен надежно поселился на улицах Первопрестольной. Как, впрочем, и на улицах всей России. И Ромеи, конечно же.

И разве можно было подумать полтора года назад о том, что Россия выиграет в Великой войне? Да, что там выиграет, а станет одной из самых влиятельных держав мира? Завоюет Проливы, расширится до самого Средиземного моря, почти что до самого Иерусалима, и создаст могущественный альянс держав — Новоримский Союз, где будет играть главную роль? Нет, воля ваша, но о таком полтора года назад и подумать было немыслимо!

Тогда, в феврале 1917-го, Шухову, как и многим просвещенным людям, казалось, что дни монархии в России сочтены, и что революция уже практически свершилась, сбросив Династию Романовых на свалку истории. Но, Династия оказалась гибче, чем могло показаться снизу, и на самую вершину, на трон, взошел брат прежнего Царя Николая — Михаил.

Который и изменил все вокруг. И которому благодарные (и не очень) подданные навешивали всякие эпитеты — от верноподданнических и льстивых, до самых, что ни на есть, хулительных, за которые грозила самая натуральная каторга на двадцать пять лет и отнюдь не в Крыму. Сам же Шухов называл (но исключительно в мыслях!) нового Царя не иначе, как "Потрясателем основ". Правителем, который перевернул все с ног на голову. А, может, и наоборот.

Это одному Богу известно.

В общем, пострадали многие. Особенно всякого рода крупные землевладельцы. Да, и, говорят, что и среди высшей аристократии многие недовольны. И не только там. И не только в России.

Впрочем, самому Владимиру Григорьевичу было грех жаловаться. С восшествием на Престол нового Царя изменилось не только все вокруг, но и отношение власти к нему лично. На него посыпались очень жирные заказы на различного рода ажурные конструкции в разных городах России и Ромеи, главными из которых, разумеется, были башни его собственной конструкции, которые ныне возводились в Москве, Константинополе, Красноярске, Владивостоке и в русском квартале Иерусалима. И пусть не все из этих башен были такими высокими, как на Воробьёвых горах, но каждая из них была важна для Империи и для могущественнейшего Министерства информации, возглавляемого еще более могущественным графом Сувориным, имя которого многие боялись произнести ближе к ночи. Да и днем тоже.

И все башни строились быстро, не имели проблем ни с материалами, ни с рабочими руками, ни с финансированием. Особенно споро строилась башня в Константинополе, и он, посетив давеча столицу Ромеи, даже поразился тому объему работ, который был выполнен.

Вот что значит "Государев заказ".

Отдышавшись, Владимир Григорьевич, пошел дальше по сколоченному из грубых досок тротуару, направляясь прямо к своей цели, видимой издали.

Да, не заметить ее было трудно. Близящийся к завершению шпиль трехсотпятидесятиметровой башни подпирал собой само небо и прятался сейчас в низких октябрьских облаках. Где-то там, за облаками, работают сейчас его люди, продолжая монтаж одного из самых эпических сооружений столицы Империи.

И торопиться у них были причины, поскольку надвигалась зима и все, что они не успеют сделать, придется отложить до весны. Москва — это вам не Константинополь! Тут на морозе не слишком-то поработаешь с металлом!

Впрочем, по плану они и так должны были ввести башню в строй уже весной, но Шухов торопился сделать как можно больший задел еще осенью. Мало ли как оно там будет весной. Время-то какое неспокойное! Даже с работниками могут быть проблемы, если верить газетам и тому, что они пишут о ситуации в Америке и бурлящей гражданской войной Мексике. Да, и в Европе, как пишут, черт знает, что происходит. Так что есть резон поторопиться.

Хотя, в данный момент, рабочих рук в Москве, конечно же, хватало. Стройки Новой Москвы привлекали к себе большое количество обитателей деревень со всех окрестных губерний. Невзирая на объявленную Михаилом Вторым земельную реформу, исход из деревни не только не уменьшился, но и всерьез увеличился, и вся эта масса подалась либо в большие города, либо на стройки имперского значения, либо прямо в Ромею Обетованную. Во всяком случае, именно так ее именовали многие. И не только в крестьянской среде.

К тому же многие были откровенно напуганы возможной перспективой введения более радикальных ограничений в связи с пандемией. Поговаривали даже о полном запрете на передвижение, который может последовать вслед за уже введенными мерами по поголовной регистрации постоянного места проживания и введенными санитарными паспортами, без которых передвигаться, а, тем более, устроиться на работу, было уже весьма и весьма затруднительно.

Вот и валили толпами в Москву все те, кто не мог рассчитывать прокормить семью со своего участка, те, кто не имел особых дел в деревне до весны, равно как и те, кто решился наконец попробовать начать свою жизнь заново, постаравшись устроиться как-то в городе, а затем и переправить сюда свое семейство.

Вот и суетились сейчас вокруг Шухова подобные искатели лучшей доли. В том числе такие, как тот сегодняшний идиот, который напялил на свою кобылу марлевую маску. Впрочем, Владимиру Григорьевичу уже приходилось видеть в масках не только кобыл, но и, прости Господи, котов.

Шухов невольно бросил взгляд туда, куда укатил давешний возница. Но, конечно же, того уж и след простыл. Только суета сует вокруг, да бродящие туда-сюда вчерашние крестьяне.

И, что примечательно, все в марлевых масках! Впрочем, будь их воля, то большинство из них, конечно же, и не подумало бы столь полезную в хозяйстве вещь марать, пачкая ее о свое немытое рыло. Но на стройках Москвы с этим было строго и специальные инспекторы Императорской Службы Спасения, при содействии городовых и даже филеров, внимательно следили не только за исправным ношением марлевых масок, но и, под угрозой крупных штрафов и увольнения, заставляли каждые четыре часа грязные маски сдавать, а вместо них получать чистые.

Конечно, тут надо отдать должное властям и конкретно ИСС — каждый работник на стройках Новой Москвы получил так же и по четыре маски на каждого члена своей семьи. Более того, Департамент профилактики ИСС при поддержке Министерства информации графа Суворина, неустанно разъяснял опасность пандемии "американки", равно как и необходимость мер, по профилактике сыпного и брюшного тифа, оспы, малярии, дизентерии и холеры. А, уж, полные страшилок газеты и плакаты, в которых очень ярко и ужасно описывалось положение в Европе и, особенно, в Северной Америке, никак не позволяли отнестись к вопросу легкомысленно.

Во всяком случае, трамваи, извозчиков, вокзалы, рынки, театры и даже кинотеатры дезинфицировали со всей строгостью. И от "американки", и от блох, и от вшей, и от прочей холеры. А, уж, прививки от оспы вообще массово делали по всей России и Ромее. Во всяком случае, в Москве, Константинополе и других крупных городах они были сделаны практически поголовно.

— Полегче, сударь!

Шухов встрепенулся, столкнувшись с кем-то. С КЕМ-ТО!

— Прошу простить, госпожи офицерессы!

Видная дама в подполковничьей авиационной форме лишь усмехнулась.

— Пустое, сударь. Просто будьте осторожнее, ведь столкнуться вы можете не только с милыми барышнями.

— Еще раз нижайше прошу прощения, сударыни! Разрешите отрекомендоваться, Шухов Владимир Григорьевич, инженер.

Подполковник удивленно подняла брови:

— Шухов? А, прошу простить мой интерес, милостивый государь, не тот ли вы Шухов, который строит вот эту башню?

Польщенный инженер кивнул.

— Точно так, ваше высокоблаородие. Позвольте, в свою очередь, осведомиться, с кем имею честь?

Светские улыбки в ответ.

— Баронесса Любовь Галанчикова.

— Баронесса Ольга Мостовская.

Шухов изумленно воскликнул:

— Позвольте, это же вы летаете в знаменитом женском авиаполке?!

Кивки. Подполковник, усмехнувшись, добавила:

— Истинная правда, Владимир Григорьевич. Эти легендарные летуньи — это мы. Что ж, разрешите тогда отрекомендоваться по всей форме и нам. Подполковник баронесса Любовь Александровна Галанчикова, командир Лейб-Гвардии женского Императрицы Марии дальнебомбардировочного полка "Ангелы Богородицы". Позвольте вам так же представить моего бортстрелка — подпоручика баронессу Ольгу Кирилловну Мостовскую.